ПРЕДИСЛОВИЕ К «СЕВАСТОПОЛЬСКИМ ВОСПОМИНАНИЯМ АРТИЛЛЕРИЙСКОГО ОФИЦЕРА» А. И. ЕРШОВА.
31 октября 1857 г. Толстой записывает в Дневнике: «Прочел... Севастополь Ершова — хорошо».
Запись касалась статьи: «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера» Е. Р. Ш-ова, тетради шестая и седьмая, помещенной в «Библиотеке для чтения» 1857 г., ноябрь, стр. 1—56. (Первые пять тетрадей этих воспоминаний были напечатаны в «Библиотеке для чтения» за 1856 и 1857 гг.). В следующем 1858 г. воспоминания эти вышли отдельным изданием под заглавием: «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера». Сочинение Е. Р. Ш-ова. В семи тетрадях. Спб., с посвящением А. В. Дружинину.
Проходит тридцать лет, и 12 января 1889 г. Толстой записывает в Дневнике: «Ершов с книгой». Запись указывает на то, что в этот день у Толстого был автор «Севастопольских воспоминаний» А. И. Ершов463 Андрей Иванович Ершов (1834—1907) — участник Севастопольской обороны. В 1858 г. вышел в отставку и поселился в Петербурге. Одно время заведывал метахромотипией; уезжал за границу, где участвовал в походах Гарибальди на Рим; позднее жил литературным трудом и частными уроками. и просил его написать предисловие к новому изданию у А. С. Суворина его книги. Толстой принимается за перечитывание книги Ершова, о чем свидетельствует запись в Дневнике 13 января: «Читал Ершова», и другая того же числа: «Дома докончил Ершова».
На другой день, 14 января Толстой уже записывает: «Хочу писать предисловие Ершову». Более поздняя запись того же числа говорит: «Писал очень усердно. Но слабо. И не выйдет так».
Итак, первая редакция предисловия к книге Ершова была написана 14 января 1889 г. Однако Толстой остался недоволен написанным, что видно из записи Дневника 16 января: «Хотел писать предисловие, но, обдумав, решил, что надо бросить написанное и писать другое».
Но Толстой не сразу принимается за новую редакцию статьи.
30 января А. С. Суворин пишет Толстому следующее письмо: «Лев Николаевич, я обращаюсь к вам с большой просьбой такого рода. Не знаете ли вы, где г. Ершов, автор «Севастопольских воспоминаний»? Я взялся напечатать его книжку, а он говорил мне, что вы обещали дать ему
предисловие к ней. Возвращаясь около двух недель тому назад из Москвы, я встретил его на железной дороге. Он тоже ехал в Петербург и говорил, что у вас предисловие почти окончено. С того времени я не видал его, он не заходил ни ко мне, ни в типографию, и не присылал своего адреса. Между тем книга окончена набором и стоит без движения, а часть ее отпечатана. Будьте добры, Лев Николаевич, уведомить меня, где автор и будет ли ваше предисловие или нет?» (АТ).
Толстой отвечает Суворину 31 января 1889 г.: «Об Ершове ничего не знаю. Предисловие к его книге я написал было, но оно не годится; желаю переделать или написать вновь и поскорее прислать вам».464 «Письма русских писателей к А. С. Суворину». Подготовил к печати проф. Д. И. Абрамович, изд. Государственной публичной библиотеки в Ленинграде. Л. 1927, стр. 180.
Около того же времени Толстой получил письмо от П. И. Бирюкова, который писал: «Был у меня Ершов и очень просил, когда буду писать вам, напомнить о предисловии к его книге. По тому, что он рассказывал, мне кажется, у вас должно выйти очень хорошо. А вы долго не сидите над ним, а поскорее кончайте» (АТ). Толстой отвечает П. И. Бирюкову 5 февраля: «Предисловие Ершову надеюсь, что напишу».
10 февраля Толстой вновь принимается за статью, о чем говорит запись в Дневнике этого дня: «Сел за работу. Написал предисловие начерно».
Затем опять следует перерыв, и только 18 февраля Толстой опять записывает: «Несмотря на то, что мало спал, поправил все предисловие. Предисловие разрастается». О работе над предисловием говорят еще записи Дневника от 22 февраля 1889 г.: «Предисловие поправлял», и от 11 марта: «Вчера писал предисловие порядочно». Толстой не был доволен написанным, что видно из записи 14 марта 1889 г.: «Прочел вчера свое предисловие Суворину. Оно совсем не хорошо».
После этого ни в письмах, ни в Дневниках нет никаких упоминаний о работе над этой статьей.
Итак, дневниковые записи позволяют установить следующие последовательные даты работы Толстого над предисловием к «Севастопольским воспоминаниям артиллерийского офицера» А. И. Ершова: первая редакция была написана 14 января 1889 г.; вторая — 10 февраля; третья — 18 и 22 февраля; четвертая и последняя — 10 марта.
Сохранились следующие рукописи «Предисловия к «Севастопольским воспоминаниям» А. И. Ершова»:
1. Первая редакция. 5 лл. 4°, исписанных целиком рукою автора с обеих сторон. Между 2 и 3 лл. (после слов: «обходить это, упоминая только в общих чертах» и перед словами: «Мальчик из военно-учебного заведения».. в автографе не хватает некоторого количества листов. Первый л. рукописи хранится в АТБ (п. 67), остальные — в ГТМ (АЧ 104. 27; инв. № 1370.)
В виду того, что первая редакция была совершенно переработана автором, и следующая редакция была почти целиком написана вновь, помещаем первую редакцию полностью в вариантах. Недостающие листы восполняем по рукописи № 2.
2. Копия с первого автографа, сделанная М. Л. Толстой, с исправлениями и вставками автора. 11 лл., исписанных с обеих сторон, из которых
4 лл. — почтового размера, а остальные — 4°. Хранится, как и рукописи №№ 3 и 4, в АТ (п. 67). Перечитывая копию, Толстой произвел совершенную переработку всего текста: из 10 страниц 8 были зачеркнуты целиком, 2—значительно переработаны, и лишь первая страница в большей своей части была оставлена в прежнем виде. Взамен зачеркнутого Толстой написал новый текст на 4 лл. почтового размера и новый конец статьи на 5 страницах.
В самом начале статьи, проводя аналогию между тем, что описывает в своей книге Ершов, и своим собственным душевным состоянием на войне, Толстой говорит:
Я испытал это состояние уже не мальчиком — а когда мне было 24 года, и испытал его на Кавказе не при таких страшных условиях, при которых довелось испытать его Ершову, и потому мог больше сознавать его.
Место это тут же вычеркивается.
Особенно тщательно вырисовывает автор образ молодого, только что кончившего курс офицера, отправляющегося в Севастополь. Он придает ему черты нарочитой молодцеватости, заставляя его думать про себя:
«Где вы, девки, где вы, бабы, вот он я».
Вычеркнув это восклицание, автор через несколько строк вычеркивает и следующее большое описание:
Мальчик 20 лет, только что вылупившийся из корпуса в только что обновленный новенький офицерский мундирчик, мальчик, не могущий собрать рот от удовольствия при виде делающих ему честь солдат, только что восхитивший своих домашних — мать, кузин сестру и её знакомую девушку своим воинственным видом и разговорами и пробивающимися усиками, мальчик, еще только притворяющийся большим, но в сущности дитя, которому так естественна еще как ребенку ласка матери, что он боится её и хочет
(Фраза осталась неоконченной.)
3. Копия с предыдущей рукописи, сделанная Татьяной Львовной и Софьей Андреевной Толстыми. 8 лл. 4°, исписанных с обеих сторон, и 1 л. заключения, собственноручно написанный автором. На всем протяжении рукописи, кроме первой страницы, оставшейся нетронутой, много исправлений и дополнений Толстого. Особенное внимание автор уделяет той части статьи, в которой срывается маска с так называемого «героизма» на войне, с того, что называется «военными подвигами». Большие куски вычеркиваются, чтобы уступить место еще более сильному выражению той же мысли. Так, после изложения тех сомнений молодого офицера, которые должны были в конце концов разрушить его патриотическое самообольщение, вычеркивается:
Так говорила сначала совесть юноше, но он опять один. Хотя все думают то же, но все скрывают и все больше и больше подогревают восхваления геройству, и юноши попадаются на этот следующий обман и вступают во второе ужасное нравственное состояние. Выбор, стоящий перед юношей, такой: прямо признаться, что он дурак дураком попался
в страшный обман и впродолжении семи месяцев делал скверное дело, которое он вперед никогда не будет делать и никому не советует делать.
Далее автор характеризует то второе, ужасное, по его словам, нравственное состояние, при котором возвратившийся с войны юноша, под влиянием всеобщего восхваления, признает ту роль героя, которую ему приписывают, и старается «сам перед собой скрыть то, что он очень хорошо знает и описать и себе и другим свое участие в войне не как постыдное пребывание в подлой и глупой ловушке, а как что-то неопределенно геройское». Далее вычеркивается:
И вот является описание осады. Я испытал и то и другое состояние и знаю их. Второе хуже первого. Надо описать, как я как дурак попался и как слабый человек, подчиняясь воле и обману других, не смотря на самые страшные опасности, пребывал в этом состоянии, но описать это надо так, как будто я не был уловлен обманом, а проводил это время на войне в тех ужасных занятиях, в которых я проводил его, по своему собственному желанию, по высшим и всем понятным соображениям.
Давая общую характеристику такого рода сочинений, к какому он относил «Севастопольские воспоминания» Ершова, автор вычеркивает из этой характеристики следующую фразу:
Умалчивается и обходится самый первый и существенный вопрос, который представляется человеку при чтении того, что описывается: предполагается этот вопрось решенным в известном смысле.
Вместо слов: «этот вопрос решенным в известном смысле», на полях автор делает следующую вставку, которую, однако, тут же и зачеркивает:
что та истина, простая, ясная истина, которая всем известна, не есть вся истина, а есть еще другая, которая часто противоположна с первой, но что это ничего не меняет и что есть очень простое решение, примиряющее обе истины, и что решение это всем известно.
Наконец, перерабатывается заключение статьи. Целиком вычеркивается прежнее заключение, в котором автор проводил аналогию между «Севастопольскими воспоминаниями» Ершова и своими «Севастопольскими рассказами», а также давал характеристику прежним военно-историческим сочинениям:
Таково мое описание Севастополя и таково же описание Ершова. Эти описания отличаются от тех наивных, уже выведшихся у нас из употребления со времен Михайловского-Данилевского465
Александр Иванович Михайловский-Данилевский (1790—1848) — генерал-лейтенант, военный писатель, автор книг: «Описание Отечественной войны 1812 года» (1839), «Описание войны 1813 года» (1840), «Описание Турецкой войны 1806—1812 годов» (1843), «Описание первой войны императора Александра с Наполеоном 1805 года» (1843) и др. Толстой пользовался сочинениями Михайловского-Данилевского как материалом для «Войны и мира».
и Богдановича,466
Модест Иванович Богданович (1805—1882) — генерал-лейтенант, военный писатель, автор сочинений: «История отечественной войны 1812 года» (1859—1860), «История войны 1813 года» (1862—1863 гг.), «История царствования императора Александра I и Россия в его время» (1869—1871), «Восточная война 1853—1856 годов» (1876) и др. Толстой пользовался сочинениями Богдановича при создании «Войны и мира».
тем, что они не режут ушей
фальшью, а говорят что-то похожее на правду; но они не правдивы по существу, они скрывают главное, заслоняя его побочным. Описания эти поучительны только как психологический матерьял.
Вместо этого заключения Толстой дает следующее:
Нет тут никакой фатальности, есть одно невежество дикости. Дикость поступков на войне и хитрость дикаря во время мира при суждениях о войне.
Не удовлетворяясь и этим заключением, Толстой зачеркивает и его и дает новое:
Пора нам знать, что разрешения этого нет, и фатальности нет никакой, и что в войне нет и не может быть ничего иного, кроме проявления самых низких животных свойств человека и что
Не доканчивая мысль, автор вычеркивает ее и пишет заключение заново, исписывая сначала прямыми, a затем косыми строчками все поля и свободный низ обратной страницы восьмого листа рукописи, и на отдельном листе записывает свой разговор с юнкером, рассказывавшим про Скобелева, и этим заканчивает статью.
4. Копия с предыдущей рукописи, сделанная рукою С. А. Толстой. 16 лл. 4, исписанных с одной стороны. Только листы 2 и 15 совершенно не тронуты автором; все остальные более или менее значительно исправлены и переработаны. Из вычеркнутых мест предыдущей редакции отмечаем следующие:
а) Описывая душевное состояние прибывшего в Севастополь молодого офицера, оглядывающегося на свою только что оставленную мирную жизнь, Толстой вычеркивает фразу: «жизнь была полна радостей» и заменяет ее следующим образным выражением:
Жизнь не переставая пела ему какую то радостную и торжественную песнь.
Затем вычеркивает и это и пишет взамен следующие простые слова: «все это может быть было и мелочно, и смешно, и тщеславно, но все это было невинно и потому мило».
Вслед за этим вычеркивается еще следующее место:
И вот он в Севастополе, где уже видел и раненых, и воза трупов; в Севастополе, где вся жизнь съежилась, сжалась и свелась к одному — к усилиям скрыть свой страх перед страданиями и смертью.
И вот с этим наполняющим душу страхом выказать свой страх он всякую минуту ожидает того, что его пошлют туда, на бастионы.
б) Из общей характеристики книги Ершова вычеркивается:
И вот начинается то второе ужасное нравственное состояниe,
при котором юноша старается сам перед собой скрыть то, что он очень хорошо знает, и описать и себе и другим свое участие в войне не как постыдное пребывание в подлой и глупой ловушке, а как что то неопределенно геройское.
Делается то, что в болыпинстве случаев делается во всех тех писаниях, которые для скрытия от людей истины наполняют мир.
Предполагается, что тот самый основной вопрос, который первый представляется при обсуждении или описании какого либо предмета, вопрос о том, почему произошло то, что произошло, и зачем я делал то, что я делал, вопрос этот предполагается решенным и решение это всем известным, и делается вид, что то самое противоречие, разрешение которого и составляет весь интерес предмета, вовсе и не существует, что про это противоречие совестно даже говорить, что это известно всем образованным людям.
в) Говоря об отношении защитников Севастополя к войне, автор касается и общего отношения к войне людей нашего времени:
Нельзя найти самых диких людей, которые бы стали воевать только вследствие своей национальной ненависти. Могли еще воевать люди, когда они страстно желали для своего блага цели, достигаемой войной, но этого не могло быть в Ахал-Теке,467 Ахал-Теке — оазис к северу от гор Копет-Даг, населенный текинцами. Был занят русскими войсками под начальством генерала Скобелева в 1881 г. ни в Болгарии,468 Разумелась Русско-турецкая война 1877—1878 гг., официальной целью которой выставлялось освобождение болгар из-под власти турок. ни даже у Немцев, завоевывающих Рейн,469 Рейн служит границей, отделяющей Эльзас-Лотарингию от Бадена. Эльзас-Лотарингия была присоединена к Германии после Франко-прусской войны 1870—1871 гг. тем менее это могло быть у нас, убивавших Англичан и Французов для того, чтобы ключи от храма носились бы в другом кармане.
Толстой вычеркивает всё это место и основную мысль его излагает в нескольких строках, откидывая отклонения об Ахал-Теке, немцах и пр. и сводя все рассуждения к автору разбираемого сочинения.
г) На следующей странице рукописи, после упоминания о том, что в книге Ершова «делаются краткие намеки на любовь к царю, к отечеству», Толстой вычеркивает следующее предложение:
Но только намеки именно потому, что если бы это высказывать прямо и ясно, то ложь этого была бы слишком очевидна.
Эта резкая формулировка заменяется смягченной фразой, вызванной отчасти, быть может, и цензурными соображениями:
Чувствуется, что это только отговорка дань условиям, в которых находится автор.
д) Из дальнейшего разоблачения патриотических сочинений о войне, восхваляющих самопожертвование военных, автором вычеркивается следующее поставленное в скобки предложение:
(не говорится о том, что нет свободной жертвы, а принудительная,
что нет повода к жертве и что нет жертвы, а есть взаимное убийство).
е) Наконец, из заключения статьи исключается следующий большой кусок:
И вот являются эти, исполненные неясности, подразумеваний, мнимых сожалений перед жестокостью войны и сознания её необходимости, патриотических намеков и умолчаний, легких и шуточных картинок, долженствующих составлять контраст с значительностью самого дела — описания. Делаются даже намеки на сострадание (это верх ловкости и смелости) к убитым, на недоумение перед жестокостью войны, но опять не договаривается и подразумевается, что разрешение противоречия между свойственным человеку состраданием и разумностью и христианством, не позволяющим убивать, да еще без причины, братьев, и организованным убийством слишком просто и известно каждому. И что тут есть некоторая поэтическая фатальность.
И молодые поколения читают и воспитываются в этом лицемерии, и плоды этого лицемерия — ужасны. И до чего довело людей фарисейство, до какого извращения понятий!
Вся эта характеристика известного рода сочинений о войне, прежде всего относящаяся к той книге А. И. Ершова, предисловием к которой должна была служить статья, автором вычеркивается, и мысль, заключенная в этих словах, излагается в значительно смягченном виде, без упоминания о «лицемерии» и «фарисействе».
Заключение статьи оставлено то же — рассказ юнкера о том, как Скобелев под Геок-Тепе перепоил солдат, чтобы они перерезали мирное население. Автор только к словам: «Вот где ужас войны!» приписывает еще: «Какие милионы работников Красного Креста залечат те раны, которые кишат в этом слове, произведении целого воспитания», подписывает свою фамилию и ставит дату: «10
Этим днем, повидимому, работа над статьей закончилась.
В следующем 1890 году Толстой, повидимому, думал вновь взяться за предисловие к книге Ершова. В январе этого года Мар. Льв. Толстая писала сестре Татьяне Львовне, находившейся в то время в Москве: «Пойди пожалуйста в дом
Неизвестно почему: потому ли, что Толстой остался недоволен своей статьей, или потому, что она вышла нецензурна, или, быть может, статья затерялась, но написанное Толстым предисловие в печати в то время не появилось, и книга Ершова вышла без него под следующим заглавием: «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера». Сочинение А. И. Ершова (Е. Р. Ш-ова). В семи тетрадях, изд. второе А. С. Суворина. Спб. 1891. Статья Толстого появилась впервые лишь в 1902 г. в издании «Свободного слова» (Christchurch, Hants, England) в брошюре под заглавием: Л. Н. Толстой, «Против войны», где
статья занимает страницы 1—8. В России впервые в — «Сочинениях графа Л. Н. Толстого», изд. двенадцатое, ч. семнадцатая, М. 1911.
Мы печатаем статью по подлинным рукописям автора, исправляя некоторые неточности и восстанавливая пропуски, имевшиеся в той копии, с которой производилось издание «Свободного слова». Исправляем также неверную дату, под которой была напечатана статья. Толстой подписал статью сокращенной датой: «10 М. 89», причем под буквой «М» следует, как это ясно из дневниковой записи, разуметь март 1889 г.; переписчик же, очевидно, расшифровал «М» как «май», и статья появилась в издании «Свободного слова» с неверной датой 10 мая 1889 г.
Примечания.
Стр. 524, строки 26—28. «Одно словечко... пожалуйста, повесьте». Имеется в виду факт, рассказанный в «Русской старине» 1888, ноябрь, в записках известного художника Василия Васильевича Верещагина (1848—1904), озаглавленных: «Воспоминания художника Вас. Вас. Верещагина. Набег на Адрианополь в 1877 году». Здесь Толстой на страницах 466—468 прочитал: «Привели к Струкову470 Александр Петрович Струков (1840—1911) — в 1877 г. генерал-майор свиты, впоследствии генерал-адъютант и генерал от кавалерии. двух албанцев, отчаянных разбойников, по уверению болгар, вырезывавших младенцев из утроб матерей. Генерал приказал связать их покрепче, и драгуны, поставивши ребят спинами вместе, стянули локтями так, что они совсем побагровели и двинуться потом не могли... Я просил Струкова повесить их, но он не согласился, сказал, что не любит расстреливать и вешать в военное время и не возьмет этих двух молодцов на свою совесть, а передаст их Скобелеву, пускай тот делает, что хочет.
— «Хорошо, — отвечал я, — попрошу Михаила Дмитриевича: от него задержки, вероятно, не будет.
— «Что это вы, Василий Васильевич, сделались таким кровожадным? — заметил Струков. — Я не знал этого за вами.
«Тогда я признался, что еще не видел повешения и очень интересуюсь этою процедурою.
«Скобелев приехал к вечеру... Я попросил Скобелева повесить помянутых двух разбойников; он ответил: «Это можно» и, призвавши командира стрелкового батальона, полковника К., приказал нарядить полевой суд над обоими схваченными албанцами и прибавил:
— «Да пожалуйста, чтобы их повесить.
— «Слушаю, ваше превосходительство, — был ответ.
«И я считал, что дело мое в шляпе, то есть что до выхода нашего из Адрианополя я еще увижу эту экзекуцию и после передам ее на полотне. Не тут-то было: незадолго перед уходом, найдя обоих приятелей всё в том же незавидном положении и осведомившись: «Разве их не будут казнить?» — я получил в ответ: «Нет». Узнавши о назначении полевого суда, С-в просил Михаила Дмитриевича, для него, не убивать этих двух кавалеров, и очень вероятно, что они и по сию пору здравствуют и похваляют милосердие русского начальства».
Сmp. 524, строки 36— 37. «Великий инквизитор» — V глава пятой книги первой части романа Достоевского «Братья Карамазовы».
Стр. 524, строка 46. Геок-Тепе — название трех селений в Ахал-Текинском уезде Закаспийской области; под этим именем известно также укрепление, построенное текинцами для обороны этих селений против русских. Укрепление было взято русскими войсками под начальством генерала Скобелева 12 января 1881 г.
Стр. 524, строка 46. Михаил Дмитриевич Скобелев (1843—1882) — генерал-адъютант, участник Хивинской экспедиции 1873 г., Кокандской 1875—1876 гг., Русско-турецкой войны 1877—1878 гг., где получил большую известность, благодаря ряду удачных дел, Текинской экспедиции 1881 г. Толстой чувствовал сильнейшую антипатию к личности и деятельности «белого генерала», как звали Скобелева, и отказался с ним познакомиться, когда это предлагал ему Д. Д. Оболенский (Кн. Д. Д. Оболенский, «Отрывки» — «Международный толстовский альманах», составленный П. Сергеенко, изд. «Книга». М. 1909, стр. 244).
