НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ

<Это было поздней весной. Евгений Иртенев220 Во внутренних ломаных скобках — первый слой зачеркнутого. <Евгений Иваныч, как его звали мужики и бабы, как молодого барина>, был в отпуск из своей Петербургской департаментской службы и, живя в деревне, с большим рвением занимался хозяйством. Ему было 26 лет и, несмотря на пенсне, которое он носил, он был сильный, свежий малый, с сильно развитыми гимнастикой мускулами и неиспорченным здоровьем, два года тому назад кончивший кандидатом курс в университете. <Он <охотно> исполнял желание матери, ему надоела петербургская жизнь, а у него смутно шевелилась мысль выдти в отставку, жениться и остаться в деревне. Но только остаться не так, как теперь, занимаясь хозяйством под руководством ничего не понимающей в хозяйстве и всего боящейся матери, независимо, в своем отдельном имении, где бы он мог устроиться, как он хочет. Их было два брата и сестра. Брат служил в гвардии и был не хозяин, а сестра была выделена и замужем.>

Он только что разделился с братом (брат служил в гвардии), и ему досталось 800 десятин прекрасного чернозема с усадьбой, и тут то он хозяйничал, как всегда хозяйничают все новички, с закупанием машин, с нововведениями и с смутным представлением, что как то случилось так, что до него все делали не то, а что он то вот и покажет.

Впрочем, все это он делал в меру, потому что был истинно скромный, добродушный и честный молодой человек. Все, кто знали, любили его, и у матери он был признанным любимцем, так что мать, у которой было свое именье в 30 верстах от сына, по старой памяти жила с ним, и сын с матерью прекрасно ладили.>

<И Евгеній Ивановичъ съ одобренія матери рѣшилъ выдти въ отставку и остаться совсѣмъ въ деревнѣ и служить по земству. Зимой въ этомъ году должны были быть выборы. <И такого молодаго земца, вѣроятно, выберутъ въ Непремѣнные Члены, либо въ Мировые Судьи. А онъ пойдетъ и туда и сюда. Только бы жить въ деревнѣ и хозяйничать. Мать особенно одобряла этотъ планъ еще и потому, что она надѣялась женить Геню.> Марья Павловна, мать Евгенія, была счастлива тѣмъ, что жила съ любимымъ сыномъ, но многое въ ея жизни, кромѣ неугасаемаго горя по мужу, было ей тяжело. И тяжелѣе всего, хотя она и не признавала этаго, была относительная бѣдность ихъ жизни. И она отъискала средство избавленія, средство, совпадавшее съ желаніемъ ея сердца. Средство это было женитьба сына. У нея уже была прекрасная дѣвушка на примѣтѣ, 18-тилѣтняя хорошенькая институтка, только что выпущенная, и 80 тысячъ приданаго — единственная дочь. Дѣвушка эта съ родителями жила въ 30 верстахъ отъ нихъ. Кромѣ того, Марья Павловна намекнула Евгенію на то, что она однаго теперь желаетъ — это его женитьбы. Онъ сказалъ, что онъ не только не прочь жениться, но очень желаетъ этаго, потому что не любитъ и боится неправильной жизни.

— Да, да, жениться тебе нужно, дружок, — сказала Марья Павловна, — чем скорее, тем лучше. И я за тебя боюсь. В деревне холостому молодому человеку нехорошо, — прибавила она значительно. Евгению показалось, что мать что-нибудь слышала. В деревне ведь скрыть ничего нельзя, а у Марьи Павловны, как у всех помещиц, была своя тайная полиция, доносившая все, чтò делалось и могло ее интересовать. Евгений понял, на чтó она намекала. «Ну чтó ж делать, — подумал он, — если и знает. Кажется, я веду себя так, что ничего против меня сказать нельзя». Он думал так, потому что он действительно старался вести себя как можно скромнее.