НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ

1886—1889

Все мы люди, прожившие жизнь, проживаем одно и тоже: вступаем в жизнь детьми чистыми, невинными, любящими Бога и людей; все мы хотим больше больше всего одного: сделать в жизни такое хорошее дело, чтобы все уважали, благодарили и любили нас.

И всѣ мы проходимъ черезъ однѣ и тѣ же испытанія. Чѣмъ больше мы живемъ, тѣмъ больше мы теряемъ чистоту и невинность, тѣмъ больше забываемъ наше желаніе сдѣлать что-нибудь хорошее въ жизни, тѣмъ болѣе завязаемъ въ соблазнахъ, тѣмъ больше узнаемъ людей, дѣлающихъ дурное и пользующихся уваженіемъ и благодарностью и какъ будто любовью людей. И въ душѣ нашей возникаетъ сомнѣніе: точно ли хорошо то истинно хорошее, котораго съ дѣтства проситъ наша душа и не слѣдуетъ ли удовлетвориться тѣмъ, что считается хорошимъ большинствомъ людей, то, за что благодарятъ и какъ будто любятъ людей. То хорошее, которое требуетъ душа, какъ будто никому не нужно и, хотя, правда, никто не осуждаетъ его —надъ нимъ (для молодого человѣка) дѣлаютъ худшее, надъ нимъ смѣются; то же, что дѣлаютъ дурные люди, за что уважаютъ и благодарны и какъ будто любятъ людей, не то, что хвалятъ, а одобряютъ, признаютъ должнымъ. И начинается борьба. И борьба эта всегда, хоть на короткое время, но всегда склоняется въ пользу требованія міра. Человѣкъ заглушаетъ въ себѣ то хорошее, которое требовала его душа и начинаетъ посредствомъ дурного добывать себѣ уваженіе, благодарность и подобіе любви людей. Но рано или поздно истинныя, дѣтскія, невинныя требованія добра берутъ свое, человѣкъ останавливается на пути соблазновъ и хочетъ отдаться тому, что требуетъ душа, но на дорогѣ стоятъ соблазны, съ которыми онъ уже связалъ себя, которымъ подчинилъ себя и всѣ люди, участвовавшie въ его ложной жизни —и человѣкъ начинаетъ каяться и осуждать свои заблужденія и заблужденія тѣхъ людей, которые раздѣляли ихъ, участвовали въ нихъ.

Так это бывает со всеми людьми без исключения, в этом вся жизнь человеческая. Различие между людьми только в том, что один очунается в молодости, другой в зрелых летах, третий в старости, четвертый на одре смерти.

Но в жизни всякого человека и сильного и слабого, и большого и малого, неминуемо есть детская чистота, соблазн и покаяние. Каждому человеку в этой жизни приходится отстать от берега чистоты и коротко ли, долго ли переплыть через реку соблазнов и выбраться на другой берег спасения истинной жизни. Со всеми это было и будет. Это же самое и было с Гоголем за несколько лет до его смерти.

Внутреннее событие это —освобождение от соблазна и зла, покаяние в нем, стремление к возвращению на путь добра и признание своих грехов и указание того пути, которым человек избавляется от них, есть нетолько неизбежное, но и самое важное событие в жизни человека — есть рождение к истинной жизни. Это кроме того всегда самое, не только для человека, который переживает его, но и для всех окружающих, самое радостное событие. Так оно было всегда и для всех. Почему же для Гоголя это было радостным событием только для него, как он говорит это, но это представилось и до сих пор представляется людям, знавшим Гоголя (а знала Гоголя вся читающая Россия) самым печальным, неприятным и даже оскорбительным событием.

Сорок лет уже лежит под спудом тот Гоголь, каким он стал после возрождения, и все то, что он сказал людям об этом своем возрождении сорок лет в печати, в историях литератур, в разговорах с кафедр483 Гоголь известен и ценим только тот, от к которого он сам отказывается, и неизвестен тот, к которым он сам признал себя. Гоголь, павший написал свою переписку с друзьями, и исповедь этого Гоголя не нужно знать. Гоголь есть только тот, к который нам нравится, к который забавляет нас. Он отрекся от этого Гоголя, стало быть он сумашедший. представляется людям, как бред сумашедшего.

Всех учат тому, что Гоголь был велик, когда он писал свои повести, как Тарас Бульба, в которой восхваляются военные подвиги — убийство, и когда писал ревизора, в котором осмеиваются все без исключения люди целого города, но что Гоголь, пишущий о том, что ему открыло учение Христа, есть падший, сумашедший Гоголь. Гоголь для нашей публики есть только тот, который забавляет нас. Гоголь же тот, который отрекается от своих ошибок и кается в них, того Гоголя мы не хотим знать и называем его сумашедшим. Отчего случилось такое необыкновенное дело?

Мне кажется, что это случилось вот от чего: Когда молодой человек долгое время ведет разгульную жизнь, хотя бы и не порочную, но праздную, рассеянную, роскошную и себялюбивую, и потом опоминается, оставляет прежния привычки и товарищей, то товарищи его прежнего веселья огорчаются сначала, потом обижаются и, не понимая тех причин, по которым товарищ их оставил их, и сердясь на него зa это оставление, как бы осуждающее их, стараются уверить себя, что подлые причины заставили их товарища оставить их. Так это бывает со всяким человеком: оставляя прежних сотоварищей, человек, нравственно пошедший дальше, оскорбляет их. Но при всех такого рода положениях, человек, нравственно поднявшийся и оставивший прежних сотоварищей, вступает в круг других людей, тех, до которых он поднялся, и одобрение этих людей поддерживаешь его и заглушает ропот тех людей, которых он оставил.

Так это бывает вообще в жизни и на долгих промежутках времени, но часто в известном круге и в известные периоды времени такое огромное большинство людей известного круга так повально стоит на низшей степени нравственности, что человек, поднявшийся выше, долго, иногда всю жизнь свою [не] находит той поддержки и одобрения людей высшего сознания, к которым он пристал, и умирает среди всеобщего осмеяния и поругания за то, что он посмел освободиться от зла, в котором он жил, и признаться в том, что он не хочет уже сам служить ему, и что еще обиднее кажется, любя братьев своих, посмеет другим указать то зло, в котором они находятся. Таково всегдашнее свойство движения человека к истине. Приближаясь к Богу, челоьек сердцем приближается и к людям, но умом, взглядом отдаляется от них, возбуждаешь в них негодование, презрение, озлобление. Это презрение и озлобление известных людей даже всегда служит признаком приближения к Богу: это презрение и озлобление людей, прежних сотоварищей, есть как бы то испытание истинности духовного подъёма человека. Гонение от людей должно быть. Должно быть затем, что только тот человек, который находит в себе силы исполнять волю Бога, несмотря на эти гонения, не обманываешь себя, a действительно любит Бога и людей. Так это должно быть, и так оно для всех людей; но иногда, или от того, что велико то движение вперед, которое совершил человек, или от того, что очень нравственно темны те люди, среди которых жил человек, озлобление прежних сотоварищей бывает очень сильно, и тяжело переносить его. Так это было для Гоголя: для него соединились обе причины — и тот шаг, который он сделал вперед был велик, и главное — те люди, среди которых он жил, его прежние сотоварищи, стояли и еще долго после его смерти, да и теперь стоять на том низком нравственном уровне, с которого сорок лет тому назад поднялся Гоголь.

«Как на низком нравственном уровне? Белинский на низком нравственном уровне?»—слышу я крик толпы. Белинский первый осудил Переписку и сказал: Проповедник кнута, апостол невежества и мракобесия, панегирист татарских нравов и т. п. Б Белинский сказал: «По вашему русский народ самый религиозный в мире: —ложь. В Русском народе много суеверий, но нет и следа религиозности. Русский народ скорее можно похвалить за его образцовый индифирентизм в деле веры; у него слишком много для этого здравого смысла, ясности и положительности в уме; вот этим то может быть огромность исторических судеб его в мире»...