СОБЕСЕДНИКИ.

Религиозные искания Толстого особенно усилились к зиме 1877—1878 гг. Об этом можно судить по его переписке со Страховым, к которому Толстой в эти годы особенно часто обращался с просьбой о книгах, относящихся к вопросам, касающимся истории религий. К сожалению, не все письма Толстого сохранились, однако об их содержании можно судить по сохранившимся ответам Страхова. 12 декабря 1877 г. последний пишет Толстому: «Вопросы о религии, которые вы задали мне, давно уже занимают меня. Я сам искал книг, излагающих это дело философски и исторически — и признаюсь, до сих пор мало нашел». Однако он указывает несколько книг по истории религии, которые могли бы заинтересовать Толстого, именно на книги Эмиля Бюрнуфа, Макса Мюллера и Арх. Хрисанфа («Религии древнего мира»). Несколько дней спустя (27 декабря) Страхов писал Толстому: «То, что вы пишете об необъяснимых основах, божественных, держащих нас в своей власти, без которых не было бы никакого знания и существования — я конечно признаю вполне». 20 января 1878 г. Страхов писал: «Ваши мысли об искании веры, которое так часто встречается, очень меня занимают. Сегодня еще я просматривал 4 тома Шеллинга: Philosophie der Mythologie и Philosophie der Offenbarung — конечно, последняя грандиозная попытка этого рода».1315 ПС, стр. 136 и 142. Сам же Толстой, отвечая Страхову на вопрос об искании веры, писал ему 28 января 1878 г.: «Я об этом начал писать и написал довольно много, но теперь оставил, увлекшись другими занятиями... Разум мне ничего не говорит и не может сказать на три вопроса, которые легко выразить одним: что я такое? Ответ на эти вопросы дает мне в глубине сознания какое-то чувство. Те ответы, которые мне дает это чувство, смутны, неясны, невыразимы словами (орудием мысли). Но я не один искал и ищу ответов на эти вопросы. Всё жившее человечество в каждой душе мучимо было теми же вопросами и получало те же смутные ответы в своей душе. Миллиарды смутных ответов однозначущих дали определенность ответам. Ответы эти — религия. На взгляд разума ответы бессмысленны. Бессмысленны даже по тому одному, что они выражены словом, но они всетаки одни отвечают на вопросы сердца. Как выражение, как форма, они бессмысленны, но как содержание они одни истинны... На эти вопросы с тех пор, как существует род человеческий, отвечают люди не словом, орудием разума, частью проявления жизни, а всею жизнью, действиями, из которых слово есть одна только часть. Все те верования, которые я имею и вы и весь народ, основаны не на словах и рассуждениях, а на ряде действий, жизней людей, непосредственно (как зевота) влияющих одни на другую, начиная от жизней Авраамов, Моисеев, Христов, святых отцов, их *** образов жизней, но внешними даже действиями — коленопреклонениями, постом, соблюдением дней и т. п. Во всей массе бесчисленных действий этих людей, почему-то известные действия выделялись и составляли одно целое предание, служащее единственным ответом на вопросы сердца. И потому для меня в этом предании не только нет ничего бессмысленного, но я даже и не понимаю, как к этим явлениям прилагать проверку смысленного и бессмысленного. Одна проверка, которой я подвергаю и всегда буду подвергать эти предания, это то, согласны ли даваемые ответы с смутным одиночным ответом, начертанным у меня в глубине сознания».1316 ПС, стр. 145—146.

Эти вопросы о значении религии — веры в это время особенно интересовали Толстого и он задумал изложить их в диалогической форме, для чего он своему философскому этюду дал заглавие: «Собеседники», В этом произведении должны были выступать разные лица, с разными взглядами и убеждениями, в форме беседы или спора, причем на этом диспуте одни из участников должны были выступать с точки зрения философии и религии, другие — возражать с точки зрения науки. Начало работы Толстого над этим произведением можно установить довольно точно, благодаря записи С. А. Толстой, сделанной ею 26 декабря 1877 г. в ее «тетради для разных справок»: «Неделю тому назад он *** т. е. Л. Н. Толстой начал писать в большой переплетенной книге какое-то религиозно-философское сочинение. Я еще не читала, но сегодня он сказал брату Степе: «Вот то, что я пишу в большой книге, составляет мою цель доказать несомненную необходимость религии».1317 «Дневник С. А. Толстой» М. 1928, стр. 40. Очевидно, сохранившийся отрывок этого задуманного Толстым философского сочинения вырван был из этой самой «большой переплетенной книги», о которой упоминает в своих записках гр. С. А. Толстая.

Рукопись «Собеседники», автограф Толстого, заключает в себе 7 листов, написанных на бумаге, вырванной из переплета конторской книги крупного формата (26 1/ 2 × 33 1/ 2 сант.); первый лист взят из форзаца этой книги. Бумага различного качества, плотности и цвета: лл. 2, 4 и 6 — бумага желтовато-грязного цвета, очень плотная и глазированная; листы 1, 3, 5 и 7 — бумага белая, менее плотная и шероховатая; фабричного клейма и водяных знаков нет. Листы исписаны с обеих сторон, за исключением 1-го листа, в котором текст начинается с оборота и оканчивается на середине 7-го листа об. Лист 1-й (форзац) и 2-й, а также лл. 4, 5 и 6 склеены вместе, причем в 5-й лист вклеена бумага другого качества и цвета, чем в остальных. С правой стороны листа оставлены довольно большие поля (около 1/ 3 страницы), за исключением 1-го листа, у которого вместо полей оставлены с левой стороны листа небольшие отступы, для вставок и дополнений. Текст писан чернилами различного цвета и качества: лл. 1—5 писаны большей частью рыжеватыми, бледными чернилами, местами очень выцветшими; лл. 6 и 7 писаны темными чернилами. В разных местах текст написан разными почерками, с помарками, вставками и изменениями, вписанными между строк и на полях; особенно много вставок на лл. 1 об. и 2; эти вставки сделаны в некоторых местах таким мелким и сжатым почерком, что не поддаются прочтению. Начиная от л. 2 об. и до конца л. 7 текст написан крупным размашистым и четким почерком; в нем гораздо меньше помарок и вставок, чем в первых двух страницах (за исключением л. 4 об. и л. 5), причем вставки большей частью сделаны на полях.

Непосредственно после заглавия в тексте следует длинный список лиц, имена которых характеризуют их миросозерцание и вместе с тем дают общее представление о содержании задуманного произведения. Первыми в этом списке выступают представители идеалистического миросозерцания: Фет, Страхов, Шопенгауер, Кант и др.; в качестве представителей позитивного знания указаны Вирхов, Дюбуа-Реймон, Тиндаль и Милль; в качестве носителя христианского вероучения выставлен Хомяков. Однако все эти лица не включены в число «собеседников»: они только выражают собой те основные точки зрения, из которых исходят диспутирующие между собой «собеседники», выступающие у автора под произвольно взятыми псевдонимами: Стальников, Юнович и др. Наконец, в число «собеседников» Толстой включил и самого себя в лице Ивана Ильича («Я»). — За списком лиц в рукописи следует «ход беседы», в которой, по мысли автора, должны выступить отдельные собеседники, со своими различными взглядами и идеалами. Весь первый лист рукописи представляет собой беглый конспект, сделанный автором наспех, для памяти, в немногих словах; поэтому многие фразы этого конспекта недописаны или вовсе пропущены, вследствие чего общий смысл речи того или другого «собеседника» местами представляется мало понятным.

Широко задуманная Толстым диалогическая форма «собеседования», повидимому, оказалась для него мало подходящей и, после первого же приступа, он оставил ее и вернулся к этой работе только год спустя (лист 2). Однако на этот раз форма изложения «беседы» изменилась и из диалога были исключены все личные имена: вместо них автор внес только условные буквы К и И, причем и эти условные означения в тексте не были строго выдержаны. Впрочем, Толстой скоро убедился в неудобстве для него принятой им диалогической формы, даже и в этом измененном виде, и в самом тексте внес следующую запись: «Хотел прямо в форме беседы высказать пришедшую мне нынче мысль и запутался». Поэтому в дальнейшем он продолжал свою задуманную работу уже от собственного лица, в обычной форме философского рассуждения.

Начало работы Толстого не датировано им, но оно легко устанавливается из указанной выше заметки гр. Софии Андреевны; продолжение же работы точно датировано самим автором: 20 декабря от слов: «Вера есть то знание...»; 21 декабря от слов: «Каждому вероятно не раз случалось...»; 22 декабря от слов: «Другая причина несогласия...»; 23 декабря от слов: «Рассмотрим данный пример...»

Задуманная работа не была автором доведена до конца, и он оборвал ее на словах: «... вследствие чего он начинает спрашивать».

Рукопись хранится в ГТМ (АЧ) в Москве.

Отрывок печатается впервые.

ПРИМЕЧАНИЯ.

... Фет — Фет уже в начале 1870-х годов заинтересовался философскими вопросами и в особенности увлекся Шопенгауером, настолько, что решил перевести на русский язык его главное философское произведение: «Мир, как воля и представление». Толстой очень сочувствовал этому, так как и сам чрезвычайно высоко ценил Шопенгауера, как мыслителя, и называл его «гениальнейшим из людей» (см. письмо к Фету от 30 августа 1869 г.). Поэтому, когда Толстой задумал написать философский этюд в диалогической форме, он в числе предполагаемых собеседников внес в первую очередь Фета.

О Страхове и его отношениях к Толстому и об их общих философских интересах см. выше стр. 716.

Стрем... — условная фамилия; последние буквы не разобраны.

Вирхов — основатель так назыв. целлюлярной (клеточной) патологии, создавшей ему мировую известность. По своим взглядам Вирхов стоял на строго-научной точке зрения и был убежденным противником метафизических и умозрительных теорий.

Дюбуа-Реймон кроме научных трудов в области физики и физиологии, написал также несколько философских статей, переведенных на русский язык: «О границах познания природы» (1872), «Семь мировых загадок» (1876) и др. Во время своего второго заграничного путешествия Толстой посетил одну из его лекций в Берлинском университете (см. запись дневника от 12 июня 1860 г.).

Тиндаль — английский физик и писатель, его популярные лекции по физике пользовались большим успехом; некоторые из них были переведены и на русский язык, напр.: «Тепло, как вид движения» (1867), «Шесть лекций о звуке» (1875) и др.

Милль в переписке Толстого с Страховым нередко поминается, как один из наиболее видных представителей современной позитивной философии (см. например, письма от 25 декабря 1875 г., 12 октября 1876 г., 28 сентября 1878 г. и др.).

Маликов Александр Константинович (1841—1904) — публицист, автор книг: «Край без будущего» и «На задворках фабрики». В молодости он вращался в кругу революционной молодежи и был сослан в Архангельскую губ. Позднее он увлекся религиозными исканиями, которые привели к созданию особой «религии богочеловечества». Два года Маликов прожил в Америке, в основанной им земледельческой коммуне. Вернувшись в Россию летом 1877 г., он посетил Толстого, который в письме к Страхову от 3 января 1878 г. писал, что «познакомился с тремя лучшими представителями социалистов». В задуманной в это время статье «Собеседники» Маликов должен был выступать в качестве сторонника позитивизма и точной науки, под условной фамилией Майкова; подобные замены фамилий нередко употреблялись Толстым для того, чтобы замаскировать действительные имена выведенных им лиц (Исленьев — Иславин, Волконский — Болконский и т. п.).

Бибиков Алексей Алексеевич (ум. 1914 г.) несколько лет провел в ссылке; возвратившись на родину, он познакомился в Орле с Маликовым и сблизился с ним, так что считался сторонником его учения о «богочеловечестве». Впрочем, по своим взглядам Бибиков всегда был убежденным материалистом и позитивистом. Толстой хотел изобразить его в «Собеседниках» под условной фамилией Стальникова.

«Архимандрит». — Из числа высших лиц духовного звания Толстой в это время был знаком с архимандритом Ювеналием (Половцевым), бывшим в молодости гвардейским офицером, а в 1870-х годах настоятелем Оптиной пустыни (Калужской губ.). В августе 1877 г. Толстой посетил Оптину пустынь и при этом побывал у архим. Ювеналия и беседовал с ним.

Хомяков оставил целый ряд писаний богословского содержания; среди этих сочинений наиболее оригинальным почиталось его учение о церкви, которое, повидимому, должно было найти свое отражение в речах одного из предполагаемых «собеседников», в лице Юновича (см. ниже).

Урусов — старый знакомый Толстого, с которым он состоял в переписке; в 1870-х годах в их письмах нередко затрагивались религиозные вопросы, которыми Урусов очень интересовался (см., например, письма от 21 февраля 1876 г. и 30 мая 1878 г.).

Юнович — под этой условной фамилией Толстой, повидимому, хотел вывести философа П. Д. Юркевича (1827—1874), профессора Киевской духовной академии и Московского университета, который по своим философским взглядам примыкал к метафизической школе и неоднократно выступал в своих статьях против материализма и позитивизма.

Пимен — монах Оптиной пустыни, очень понравившийся Толстому, который сам рассказывал своему биографу Бирюкову о комическом эпизоде, случившемся во время беседы его с архим. Ювеналием в Оптиной пустыни: «Во время обычных в таких случаях разговоров, отец Пимен, один из старцев пустыни, присутствовавший на этом приеме, преспокойно, сидя на кресле, уснул. Сознавая пустоту разговора, Лев Николаевич позавидовал о. Пимену, избравшему «благую часть». Впоследствии, Лев Николаевич не раз вспоминал это обличительное равнодушие о. Пимена и приводит его в пример кроткого обличения мирской суеты».1318 Б, II, стр. 211. Этот эпизод упоминается и в конспекте «Собеседников».

« Субботники» — русская религиозная секта, с представителями которой Толстой встречался в Самарской губ., во время своих приездов в 1870-х годах. Субботники усвоили себе еврейское вероучение: отрицали божественность Христа, чтили Ветхий завет, как главную основу религиозного учения, и праздновали субботу (отчего секта эта и получила свое наименование).

Мы собираем cookies для улучшения работы сайта.