* [КНЯЗЬ ФЕДОР ЩЕТИНИН.]

№ 1.

Война кончилась. Войска стояли на юге России. — Командующим войсками был назначен известный своим счастьем и успехом по службе князь Федор Мещеринов. Ему было 34 года, а он уж был Генерал-лейтенант, Генерал Адъютант и Командующий войсками, из некоторого приличия только перед старыми полными генералами не названный Главнокомандующим. —

Как у всякого человека, быстро идущего вперед по избранной дороге, [у князя] были враги и были страстные поклонники. Но враги ничего не могли сказать против Мещеринова, кроме того, что он молод и, хотя умен, но не так302 Не зачеркнуто: как умен и образован как можно бы желать в его положении; но никогда Мещеринов не поставил себя в такое положение, где бы заметен был недостаток ума или образования. Для того, что он делал, было всегда у него достаточно ума и образования.

Говорили, что он ушел так далеко, благодаря своему искательству в властных людях; но никто не мог сказать, чтобы искательство его было не благородно. Он любил сильных мира сего, и его любили. И он не виноват был, что его дружбы были в этом сильном кругу. В унижении себя перед кем либо никто не мог уличить его. Говорили, что он любил веселье и женщин; но он сам первый говорил это. Говорили, что он умел показывать лицом товар своих заслуг, что была театральность в его действиях; но он сам говорил, что он любит303 пышность величие, и он никогда не мог быть смешен для большой массы; а если были люди, находившие смешное в его величии, то их смех был слишком тонкий, чтоб сообщаться массам и казался смехом зависти. Страстные поклонники говорили, что он был великий человек, очевидно призванный к великому. Но все — те, которые так или иначе думали, должны были соглашаться в том, что человек этот независимо от своих свойств, как янтарь независимо от своих свойств, имел еще какую-то помимочную силу, очевидно сообщавшуюся всем людям, приходившим с ним в сношение. —

Войска — вся масса оживлялась, узнавая, что он приезжает или назначается начальником, наружность, лицо, голос его, звук его имени действовал возбудительно. Молодые офицеры, солдаты с особенным удовольствием делали ему честь, когда он с красивым конвоем впереди и сзади коляски проезжал по улицам. Когда он говорил в толпе начальствующих, окружающие прислушивались к его голосу и приписывали значение каждому его слову. Когда его неподвижное красивое лицо вдруг изменялось в улыбку, улыбка эта сообщалась невольно. Когда офицеры и солдаты, проходя мимо дворца, который он занимал, видели съезд карет, свет в окнах и звук музыки, они с удовольствием без малейшей зависти думали о том, что наш Князь веселится. Его везде, где он начальствовал, называли наш Князь.

Утренние доклады кончились. Два Генерала и адъютант с портфелем, излишне раскланиваясь в дверях, ушли наконец. Князь посидел, облокотив лоб на руку. В голове его происходила всегда занимавшая несколько времени перемена, как в органе валов. Все утро у Князя не было мысли кроме дела. Теперь же вал дела работы вынулся и заменился другим, валом удовольствия. Князь встал, заложив руки назад и выглянул в приемную. С Адъютантом сидел Никитин. Никитин, служащий у Князя же по гражданской части, игрок, светский, умный, бойкий, все знающий, услужливый человек с неясным прошедшим, но человек высшего круга. Его то и нужно было Князю.

— А, Никитин! — Он подозвал его к себе, подал два пальца руки. — Ну что дела?

Горбоносое, тонкое лицо Никитина, сангвиническое, но худое, с мелкими жилками, как и всегда выражало веселую, энергическую насмешку над всем, с чем он имел дело.

— Дела безделья, Князь? — сказал он, пожимая два пальца также весело и просто, как, если бы ему с поклоном были протянуты обе руки. — Дела вот как. Завтра у вас репетиция. M-me Синивин-Зюлейка и делает костюм. Она будет прелестна. Иванов Арабом.

—Ну, Иванов по мне хоть Самоедом. Так зовите их завтра обедать ко мне. Нынче у меня официальный. Если хотите, приезжайте.

— Благодарю, Князь, если позволите, не приеду.

— Все карты.

— И карты, и нежная страсть...

Князь улыбнулся и попросил Адъютанта велеть подавать коляску.

Он ехал к начальнику города и к женщине, которая ему уже надоела. Сининская была та женщина, самая блестящая в городе, которую он выбрал, но которая, странно ему казалось, выбрала не его, но одного женатого Полковника Ком Командира Князя Семена Щетинина, одного из тех дюжинных героев последней войны, который из отставки поступил на службу и что то там в глубине армии делал, хлопотал, и добились той маленькой военной репутации, которая так дорого стоит и так мало дает. —

Князь Мещеринов не признавался себе — это было бы унизительно, — но он ненавидел Щетинина за эту женщину и теперь с помощью Никитина, знавшего весь свет и все умеющего, добивался того, чтобы у Сининской занять место Щетинина. —

Князь знал Щетинина, как своего подчиненного, но никогда не любил его. В Щетинине было что-то неясное и жестокое, для Князя Щетинин был из того же круга, как и Мещеринов, был также военный и также честолюбив; но во всем есть оттенки: Щетинин был дальше от Князя, чем его Адъютант Ефремов из мелких дворян именно потому, что Щетинин мог думать, что он имеет теже честолюбивые помыслы, как и Князь и в особенности потому, что Щетинин мог думать, что он тогоже круга, как и Князь, тут и была огромная разница. Может быть, что Щ Щетинины б были древняя фамилия, может быть, они были хорошей породы. Это надо было исследовать, то же, что Мещ Мещериновым дала Екат Екатерина 40 тысяч десятин и что с тех пор они друзья двора, это несомненно, и положение другое. Князь не позвол позволил бы себе сказать, что он не лю любит Щетинина, это б было б бы низко; но 2 нед недели т тому н назад , он подпис подписал бумагу, подсун подсунул назн назначение Щ Щетинину бр бригадным , и был рад этому. Если бы он дал себе тр труд поду подумать чему он рад, он нашел бы, что он р рад т тому , что Щ Щетинин заслуж заслужил др другого , но ему да дали (зная, что ему приятно), и он подписал. —

Он оделся и вышел садиться. Князю доложили о Щетинине.

— Зачем не вовремя? — но благод благодаря этому чувству, чтобы быть благород благородным , он принял.

№ 2.

Князь Федор Щетинин.

Уже прошло 2 года с тех пор, как Князь Федор Щетинин оставил свой дом, семью и тихую, занятую жизнь и не для честолюбия, не для выгоды, не для славы, бросил все и поступил опять в военную службу тем же чином подполковника, которым он вышел. Он поступил тогда на службу только потому, что, прочтя в газетах о том, какие оскорбительные условия были предложены ве России, он почувствовал себя оскорбленным, ничего не мог делать, думать; и, когда приехал в Москву из деревни и увидал друзей и знакомых и почувствовал, что то чувство оскорбления было не в нем одном, а во всей России, он понял, что ему нельзя жить по прежнему, вернулся домой, объявил своей жене решение поступить в военную службу, перенес слезы, отчаянье, угрозы семьи, подал прошение и уехал на войну; прошло два года, война уж кончилась. Имя Федора Щетинина знало все войско, знала и Россия, когда читала дневник войны и уж начинала забывать его. Федор Щетинин был Генерал маиор с золотою саблей и тремя чинами,304 После слова: чинами, не зачеркнуто: полученными за отлич Владимиром с мечем и звездой, которым он не гордился, и георгием за взятие батареи, которым он гордился. Война уж кончилась 6 месяцев, и большинство людей, вступивших на службу как Щетинин только для войны, повышли в отставку, но он оставался на службе и даже не побывал дома. Он был начальником305 штаба корпуса бригады в войсках, стоявших в одном из южных городов еще на границе. Командующий войсками был сильный по богатству, знатности, придворным связям — Князь Михайла Острожский. Штаб войск находился в прелестном южном городе.

Острожский, молодой красавец, сильный по связям, холостяк, богач, независимый начальник края, жил Царем в маленьком и прелестном южном городке, окружив себя блестящей военной самовластной роскошью, и жизнь для главных лиц войска, особенно после трудов, лишений и опасностей войны, была для молодых военных волшебно обворожительная.

Красивейшия женщины края, под разными предлогами, столпились в городке, и жизнь города была ряд гуляний, балов, музыки, мызы обеды, все это с военным блеском, военно веселой беспечностью и военной самовластностью.

Было время уборки винограда. Солнце только что ало поднялось из за гор, и застанные ими и застанныя ей отрывки не то облак, не то тумана тревожно носились в голубом небе, не зная куда деться: наверх ли уйти? лечь ли, прицепиться на землю? или бежать за одно всем туда, к молочной полосе308 После слова: полосе в подлиннике: за залегшей за морем на западе. А солнце обливало где блестящим лаком росу и зелень и чуть крапинами чернеющия от сырости росы дороги, виноградники, где крыши домов и разводило свои блестящия дорожки по морю, рябившемуся рябившееся от легкого ветра. Городок шумел уж городскими звуками. Князь Федор Щетинин в военном сюртуке и с георгием в петлице, в военной фуражке, тем неверным [?], но молодецким шагом, которым ходят только военные, [шел] мимо решетки сада к большому дому, в котором была его квартира.310 Руки его сцепились назади за широкой спиной. Не доходя до дома, он остановился, как будто движенье ходьбы нарушало тот трудный ход мысли, которым была занята его голова. Он постоял, поднял голову, вздохнул, крякнул и, подняв голову, пошел скорее и решительнее. Когда он завернул на свой двор, и деньщик кучер, мывший коляску, и адъютант, стоявший на крыльце, увидали его, лицо Князя Федора приняло то обычное красивое выражение твердости и таившейся за ней веселой доброты, которое привыкли его подчиненные видеть неизменным в траншеях и на парадах, только с той разницей, что311 Не зачеркнуто: в под огнем преобладало выражение твердости, а на парадах, обедах и балах преобладало выражение веселой доброты. — Теперь было больше твердости и даже строгости. Князь Федор знал, что и кучер, и деньщик, и адъютант особенно, знали, откуда он шел, знали, что он шел от любовницы, у которой провел ночь, и это заставляло его строже смотреть на них.

— Здравствуйте, Василий Игнатьич. — Он сказал адъютанту. — Что нового? Пойдемте.

Он провел в кабинет.

— Сейчас я приду. — Пошел в спальню. Умылся, переоделся и вышел оттуда свежий, как утро. —

Адъютант подал бумаги и заметил, что та бумага, которая должна была неприятно подействовать, не обратила его виимания.

— Князь просит вас самих приехать, — сказал Адъютант. (Князь означал Князя Острожского.) —

— Да я пойду к нему; ну что наши обозные, — и князь Федор перевел разговор на другое.

Когда Адъютант ушел, Князь Федор сел за кофе и взял было книгу. Но деньщик прннес письма. Пробежав 4 письма, Князь Федор открыл 3-е и стал читать. Это было письмо от жены. Она писала:

Милый друг!312 Против слов: Милый друг! кончая: Князь покажет, на полях написано: Кн. зовет на обед и там объяснен

Я пишу тебе последний раз. Я не могу и не хочу больше этого выносить.

Князь покажет,313 Против слов: Милый друг! кончая: Князь покажет, на полях написано: Кн. зовет на обед и там объяснен чего я могу ждать. И чтоже314 Против слов: что же кончая: Но могла бы на полях написано: К. Ѳ. видел как она писала это письмо, как брос к стол скажут все? Я неспособен. Карьера моя погибла, если я приму это. Вы это знаете. Но могла бы315 Против слов: что же кончая: Но могла бы на полях написано: К. Ѳ. видел как она писала это письмо, как брос к стол быть ошибка, случайность. Я знаю, что это не случайно. Мерзости смотра. Я вижу план оскорбления.

— Вы можете видеть, что вам угодно, я не виноват.

— Позвольте, Князь. Я договорю прежде. Я бы молчалъ, но причина не въ службѣ, внѣ ея совсѣмъ видна. И это низко.

— Какая причина, вероятно ревность к Г-же Гранди. — Улыбка высоты.

— Да, она. Вы думаете со мной (сила тонкой мысли не выражена вдруг) действовать тем же путем. С какой то высоты мнимой делать просто ничтожность, простотьничтожность давая чувствовать, что что то есть высокое. Я знаю, что ничего нет. Вся высота есть придворн придворная , и это просто низко.

Собака показала силу энергии.

— Вон сію минуту вон, — я говорю.

— Я все сказал, прощайте. —

Назначается: Генерал Маиор Князь Федор Щетинин 1-й командиром 2-й пехотной бригады. Полковник и флигель-адъютант Невировский — начальником штаба при войсках 2-й армии. —

Когда Князь Федор Щетинин прочел <в приказах> эти слова, широкое, красивое, бледное лицо его317 побагровело, раздвоенная жила налилась на белом красивом лбу, брови надвинулись вдруг изменилось, и он, схватив судорожно костыль, поднял, упираясь< на палку> свое большое тело и стал, хромая, ходить по комнате.318 Против зачеркнутых слов: жила налилась кончая: по комнате. — на полях написано: каз казалось , ч что б было важ важное в в э этих с словах , когда к князь Ф Федор Щ Щетинин п прочел их. ( Оч Очень б было в важно п. а. и п) он о пер [уд]? —

Он долго ходил, то останавливаясь и опираясь задом на костыль с гладкой слоновой ручкой, надвигая шапкой брови над выпуклыми, блестящими, остановившимися глазами и большим безименным пальцом левой руки загибая в рот курчавый душистый ус, и кусал его, то, пожимая широкими сутуловатыми плечами и стараясь нарочно улыбнуться; но привычная твердая улыбка, так тепло и мягко освещавшая его еще молодое военное лицо, только мелькала, как молния, и лицо выражало горе, злобу и отчаяние.

И он опять начинал ходить, хромая и кусая усы. Он остановился, подошел к большому письменному столу, на котором вокруг большой, изящно вылитой бронзовой чернильницы с орлом, распустившим бронзовые крылья, расставлены, разложены были ценные изящные принадлежности письма, 3 портрета и две сафьянные с золотым обрезом книжечки. Он взял одну, расстегнул застежку и стал читать. Костыль его упал, загремел, и он вздрогнул, как нервная женщина. В книжке он читал свои же мысли, записанные им его крупным своим особенным, но четким почерком. —

Он перелистовал. Ему попались словa: «если неприятельская цепь занимает»......, — не то. Дальше было:319 Любовь женщины есть слабость «женщина простит все, но не равнодушие, тогда»..., — не то. «Мы думаем знать, тогда как орудия знания даны нам не полные».. И это было не то, но его заняла самая мысль, написанная им и забытая. Он читал дальше: «Пример круг. Мы знаем лучше всего, ребенок простолюдин; а то, что составляет его сущность, невыразимо». Да, — сказал он, вспомнив, и ему стало приятно, и лицо успокоилось. Он поднял костыль. Перевернул дальше и нашел то, что искал. Было написано: «спокойствие, — calme»... и дальше: «Помни три вещи: 1) Жизнь есть тот день и час, который ты живешь. Волнение погубило этот час и ты сделал невозвратимую величайшую потерю».

— Да чтож, если я не могу быть покоен. Чтоб быть покойным, я должен высказать ему все.

«2-е, — читал он дальше. — Посмотри на то, что тебя мучит так, как будто это не с тобой, а с другим случилось». — Вздор. Не могу.

«3-е. Подобное тому, что тебя мучит теперь, было с тобой прежде. Но вспомни теперь о том, что в прошедшем так мучало тебя и ты»... — Он не дочитал. Он попытался вспомнить худшие минуты из своей жизни: отношения с отцом, смерть матери, раздор, бывший с женой. Все это было ничто в сравнении с этим. Тут есть виновник. Один — о н. Он положил книгу. Сложил свои большия с сильными, длинными пальцами руки перед грудью, наклонил голову, прочел «Отче наш» и пожал пуговку звонку. Когда вошел генеральский красавец деньщик, лицо Князя Федора приняло обычное выражение твердой320 кротости мягкости.

— Никита, одеваться пожалуйста. Мундир. И коляску.

Через полчаса он ехал по городу, гремя по мостовой на паре рысаков к дому ком командующего д. войсками. Это был тот он, который был всему виной.

Молодые офицеры весело делали честь своему любимому герою последней войны. Да и у Князя Федора было одно из тех лиц, которое весело встретить юноше, весело, что эта юная фигура ответит им поклоном.

Кучер осадил, часовые у крыльца заторопились, сделали фрунт, откинув ружья, и Федор Щетинин, отвечая рукой, с палкой вышеле из коляски.

— Дома Князь?

— Пожалуйте.

Дом был дворец. Пройдя галлереей, Князь Федор вошел в кабинет; высокий, но ниже его Генерал в широком сертуке с георгием на шее, встал и, приветливо улыбаясь, обратил свое красное, в душистых бакенбардах окаймленное лицо к входившему. Привлекательное, мягкое, благородное и осторожное было в этом лице, которое было бы очень просто, если бы не обстановка роскоши и власти. Что то было напоминающее добрую, учтивую, выхоленную и благородной породы собаку. Лицо и фигура входившего напоминали321 волка или породистаго коня волка с его длинными голенями, широким лбом и умными на выкате глазами.

Как только эти два человека увидали друг друга, во взглядах их произошла борьба. Начальник очевидно хотел, чтобы отношения были те же, как всегда, ласковые, приличные. Князь Федор хотел решительного объяснения и выхода из этих отношений. Одну минуту на его лице отразилась улыбка начальника; но вдруг лицо вытянулось, нахмурилось, нижняя губа дрогнула и стала искать левый ус.

— Очень рад вас видеть, князь, — сказал Начальник, медленно опускаясь в кресло и вытянутой рукой берясь за край стола, как будто для того, чтобы придержаться, садясь, и потом подать ее.

— Князь, я прочел приказы и приехал сказать вам...

Князь322 После слова: Князь в подлиннике: кончик пальцами как бы ощупывал кончики бакенбард и приподнял брови с спокойным удивлением.

—... Сказать вам, что я не того ожидал и, что — губа дрогнула — хотя официально я не имею никакого права ничего требовать, но что мера неофициальных гадостей, которые мне делаются, — переполнена и что я считаю своим долгом высказать это все тому, кто их делает.

— Вы разумеете меня, Князь, — с нахмуренными бровями, не сердитым, но таким, как будто он говорил: «сердиться и оскорбляться я не могу, но должен показать, что я не позволяю».

— Вас! — Волк вдруг оскалился.

— Я знаю, что есть мир официальный, в котором все правы, я про него говорить не хочу, но есть другой мир частных людей, и я говорю не с ком командующим Во Войсками , а с князем П. Б. и я вам в этоме качестве говорю, что вы поступили со мной не честно.

— В качестве Начальника вашего я должен отдать вас под суд, судом но в качестве П. Б. я прошу вас удалиться и прислать мне извинение, — сказалось само собою, он не думал, но как птица-соловей поет по соловьиному, так он нечаянно говорил, как главнокомандующий.

— Но не прежде, чем я выскажу все, что я имею сказать.

Кн. Б. стоял, и рука его стучала нервно по столу, лицо выражало высоту, до которой нельзя достать. —

— Я был в отставке, когда началась война, я поступил не для честолюбия, а потому, что долг каждого человека был жертвовать собой. Как я служил, знает вся армия и государь, и товарищи, и начальники — не вы, который приех приехал после. — Я бы сказале: свидетели моей службы — 5 чинов, золотая сабля, георгий и 3 раны, если бы не знал, что чины и ордена дают не по заслугам, а раны — случай, и что я только требовал по статуту георгия, получил его, когда я заслужил его 3 раза; но правда это не к делу (отвечая на его движенье). Дело в том, что на службе в мирное время теперь, когда все что сидело, спрятавши под х хвост [?] голову, — служба возможна только на [войне]. Я отдался весь службе. Я призван на то. Я все принесу в жертву. (Еще злобнее, дрожит губа именно потому, что чувствует это не к делу.) Я имею права на повышение. И это первый случай.

Это было после войны. Нервность и радость после страдания. — Могли спорить, что лучше б было , так и спор спорили те, у кого рукой и ногой меньше, те знали, что хорошо было. — Восторг и блеск юношей: кабаки и соответственно им жизнь.

Назначается: Генерал Маиор Князь Федор Щетинин 1-й командиром 3-й бригады, Полковник Невировский — начальником штаба при войсках 2-й армии. —

Слова эти для всех читающих газеты имели или интерес объявления о продаже новой помады, или интерес новости подобной тому, что Австрийский министр проехал в Прагу, или для знакомых Щетинина и Невировского и прежних и будущих их подчиненных самое большее тот интерес, который заставляет сказать: «А! вот как он». Но для одного человека из десятка тысяч прочитавших эти слова, для Князя Федора Щетинина, слова эти имели то, всегда странное для постороннего зрителя значение нескольких слов, которые вдруг в человеке здоровом, спокойном, счастливом, занятом, зажигает внутренний огонь, неудержимо палящий человека и лишающий его и спокойствия и труда и счастья!

Когда Князь Федор Щетинин прочел эти слова, он был не один. У него сидели за завтраком его приятель Носков, член комиссии, ревизовавш ревизовавшей провиантское ведомство, и адъютант, принесший почту. Адъютант знал, что его Князь (Щетинин) ожидал назначения начальника Штаба, знал, как и знала вся армия, что он был достоен, знал, что это известие огорчит, но, несмотря на то, что Щетинин все силы воли употребил, чтобы скрыть свое впечатление, Адъютант не ожидал такого действия. Знакомое Адъютанту твердое красивое лицо вдруг задрожало внизу, багровая краска покрыла все лицо, до выпуклости кости на глазах, жила на виске налилась, и раненная рука дернулась. — Он поднял голову.

— Носков — сказал он поб [?] — прочти, я назначен к командиром б баталиона .

Он прочел.

—... А Неверовский начальником штаба. —

— Я ждал этого, и ты знаешь, отчего? Не дожидаясь. — Она. —

— Ну хорошо. К Какой ад. Так прикажи раздать324 Со слова: раздать кончая: Ну как ты? на полях слева написано: Это он — черный эфиоп. Мать мужика — нежная старушка, отец — пьяница. Нежность мужика к Щетинину, высота, на которую его ставить, и нет упрека за муки. в приказ, а отчет я просмотр просмотрю , да казначея попроси. — Он отдал приказание и остался один с Носковым.

Это было после войны. Тогда

Отец женился на бабе.

Именье расстроилось.

Жена спуталась с учит учителем . одна дочь

Служебная карьера села.

Юношу забидели.

Брат чудак поссорил с стар старшим .

Сестра заброшена (куча детей).327 К слову: детей у Толстого сноска: 1 брат дел делатель Барятинской. Сестра за делателем. Женат на Барятин. Барят. и брат. Другой брат делает. Третий брат ученый.

Брат поэт под судом проиграл328 К слову: проиграл. у Толстого сноска: обыграл, человек жизни сослан.

Сашу у сирены.329 К слову: сирены у Толстого сноска: Сирена отказала Барят Барятинскому . Барят. повредил, зато по службе. — (Начало в мин. satiété)