* III.
ВАРИАНТ ИЗ РУКОПИСИ № 8.

ЯВЛЕНІЕ 4.

Л[юбочка]. Что вы так долго не ехали? Мне так скучно было. Алексей Павлович мне так надоел без вас. Что вы делали? Все книги пишете? Вы хоть пока жених не пишите. Потом я сама буду с вами писать.

В Венеровский . Что делал? Размышлял кое о чем. Касательно вас и нашей будущей жизни. И вот (вынимает портрет и отдает).

Л. Ах, какая гадость! Совсем не хорош.

В. Вам Алексей Павлович надоел, a мне ваша родственница прискучила значительно, хе-хе! — и я думаю, в том же роде.

Л. Неправда ли, она очень скучная. Все говорят, что она так умна, а по мне она прескучная и завистливая. Она меня ненавидит теперь.....

В. Что делать-с?! что делать-с?! Не всем одна доля на земле. Надо мириться с судьбой, а она этого не умеет, хе-хе! Хотелось бы и статьи писать, и нравиться, а видно этого нельзя. —

Л. Она все говорит, что я недоразвита, что я не свободна; я все хотела спросить, вы развитой человек, уж такой, что развитее всех, — правда ли это? Нужно мне развиваться?

В. Я хотел давно поговорить с вами об этом, Любовь Ивановна. Я об этом и думал нынче. Даже кое что набросал на бумагу. Вот изволите видеть: очень многия, и Катерина Матвеевна в том числе, злоупотребляют понятием свободы женщины. Эти маленькие умишки схватят поверхность, а глубины не видят. Все это справедливо, что одно из главных призваний нашего века это освобождение женщины из варварского рабства, в котором она подавляется. Это так.

Л. Это Катинька мне толковала, да в чем же рабство? Что ж, вот я захотела, выйду за вас замуж, не захотела — не выйду. Может быть в том рабство, что нельзя за двух мужей выйти? Это я часто думала.

В. Да вот так то-с в устах толпы и компрометируется великая доктрина эманципации женщин. Она не в том, совсем не в том. Свобода женщины должна заключаться в том, чтобы работать наравне с всяким мыслящим существом, быть независимой, не быть вечно на помочах отца, а потом мужа.

Л. Да это еще хуже. Какая же это свобода, коли нужно работать! Нам довольно любить мужей. Да вот как мамаша детей все рожала, — когда же ей работать, разве работать? (Смотрит на портрет.) Ах, какой гадкой! На какого то писаря вон тут похож. — Ну, так в чем же свобода? —

В. Да-с, вам трудно выяснить мою мысль. Но я постараюсь выразить ее конкретнее.

Л. Как вы сказали: конкретнее? Вот когда я буду за вами замужем, вы меня по больше таких слов научите. Катинька много знает. Когда к вам соберутся ваши умные приятели... Ведь будут собираться, а я буду им чай разливать — так я запомню побольше таких слов и буду все говорить. Ну, говорите, что вы хотели. —

В. Да, я хочу примером вам сказать, в чем состоит истинная свобода женщины. Представьте себе нашу будущую жизнь. Будь я один из тех отсталых господ, которые царствуют в нашем обществе, или из верхоглядов либералов, я бы женившись на вас полагал бы, что я приобретаю права на вашу личность и даже на ваше имущество. Я бы так устроил свою жизнь, что вы бы зависели от меня, я бы зависел от вас. Мы бы не могли двинуться, не оскорбляя один другого. Например, в мелочах — обыкновенно муж с женой живут вместе, в одной комнате спят, вместе едят, имеют один экипаж, один дом. Ежели я, например, болен, вам противно видеть больную фигуру, но вы обязаны быть тут, у меня или у вас желчный пузырь не выливает свое содержание в желудок — мы должны быть вместе и страдать, ссориться. Или я хочу деньги свои употребить на покупку книг, а вы, положим, на покупку хоть...

Л. Ну, хоть брильянтов, я понимаю, или черного бархатного платья. Я неприменно сделаю себе бархатное черное платье.

В. Нет, это, я надеюсь, вы не будете покупать, а, положим, вы хотите работать швейной машиной и приобрести такую. Ежели средства и сама жизнь общая, сейчас возникают столкновения. Вот видите. А умная свобода, в супружестве например, устраивает жизнь иначе. —

Л. Да коли любишь, так и больного люблю, и проматайте все деньги, и сердитесь, я все любить буду. —

В. Нет, Любовь Ивановна. Это так только кажется. Это старый и бессильный аргумент. Любовь это слово только. Так я говорю, мы устроим нашу жизнь так, чтобы вы жили сами по себе, имели свою работу независимо от моей, имели бы свое помещение, все свое, и я также, и чтоб я не мог стеснять вашу, а вы мою свободу. Ежели мы хотим, мы можем соединиться: а наскучило нам, мы можем разойтись не стесняя один другого. Потом жизнь наша не должна быть омрачена никакими предразсудками. Ежели бы вы вдруг нашли, или я бы нашел, что нам тяжело жить вместе, мы должны иметь право разойтись без упреков, без желчи. Все это ново, но это просто. —

Л. У вас своя будет комната, а у меня своя комната и потом гостиная? —

В. Да, нейтральная комната, в которой мы будем сходиться.

Л. Я очень люблю, когда новое. Никто так не делал. Ведь никто так не делал? Я вас люблю именно за то, что вы непохожи на других людей.

В. Мы поедем зa границу. Вы понимаете, что я желаю поскорее удалить вас от влияний неполезных. —

Л. Нет, вот что мы сделаем. Давайте так. Один месяц будем жить по вашему, a один месяц по моему. —

В. Ну, какже по вашему то-с?

Л. Мы поедем в Москву, наймем дом, самый хороший. Все комнаты будут общия — все вместе. Я сделаю себе одно черное бархатное и одно белое кашемировое платье. Утром мы поедем кататься, потом поедем обедать к тетиньке. Потом я надену черное бархатное платье. Все говорят, что мне будет очень идти тяжелое все, и поедем в театр в бэнуар. Потом я надену другое платье и поедем на бал, а потом приедем домой и я вам все буду рассказывать. — И я сделаю так, что вам будет ужасно весело. Все, и наряжаться, и все, я только буду для вас. Потому что, ежели я уж полюблю, так уж так полюблю, что все забуду кроме вас. И мамаша такая была, и я на нее очень похожа. — Посмотрите, как будет хорошо. Мои месяцы будут лучше. Вот вы увидите, как я вас полюблю, а вы не верите в любовь. Вы поверите.

В. А вы полюбите меня таким образом? —

Л. Коли вы будете милый — полюблю. Я никого еще не любила, только одного, да это не считается. Чтож, будете по моему жить?

В. (улыбаясь берет за руку и в нерешительности поцеловать). Да желательно бы и так жить, да... первое — средства, второе — принципы...

Л. Не говорите глупые слова. (Подносит ему свою руку к г убам и жмет его за лицо.) — Это все пустяки.

В. Миленькая.... (Хочет обнять.)

Л. Не говорите миленькая, это так нехорошо, противно, такое слово глупое!

В. Отчего ж вам неприятно? — ну, прелестненькая.

Л. Не умею растолковать. Нехорошо, неловко. Миленькая...

гадко отчего то. Вы не умеете ласкать.... (улыбаясь) ну, да я вас выучу... Вы неловки как то... я не умею сказать.

В. О, как обворожительна! Вот эстетическое наслаждение!.. Что я вру... вот глупо.... ну да... Так вам не нравится портрет, — а оригинал?

Л. Лучше, только надо его учить. Я вас выучу.

В. Учите — мил... что я глупости говорю! (встает) пройдемтесь по саду.

Л. Пойдемте. (Уходят.)

Бекл. Скверное дело совсем. Родительница гомерическая дурища, ну да и родитель хорош. —

В. По крайней мере боится и подличает. Я это одно ценю в нем. А слышал, благословлять что то выдумал. Я не пойду, глупо. —

Бекл. Чтож делать, брат, надо будет и это проделать. Ведь я тебе говорю, это все равно, что к разбойникам бы ты попал, разве ты затруднялся бы в средствах для того, чтобы достигнуть цели. — Что за уроды! Что зa отпечаток помещичества! а дочь мила, ничего. —

Л. (выходит). Как весело. Пойдемте, Анатолий Дмитриевич, нас благословлять будут (весело). Пойдемте же. —

В. Да не лучше ли оставить, Любовь Ивановна, противна мне эта комедия. Вы знаете мои убеждения. —

Л. Ну, ну, ну, не рассуждать. Теперь мой месяц. — (В дверь к Студенту и Петруше.) Петя, иди скорее, мамаша велела. Очень нужно.

ЯВЛЕНИЕ 9.

(Те же, входит Студент и Петруша, жуя, за ними К. М.)

Петя. Ну, зачем? —

Л. Иди, пожалуйста, узнаешь. Ну, ну, Анатолий Дмитриевич, не размышлять, идите. (Все уходят в гостиную. Остаются Ст. и Кат. Мат.).