НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ

Лидия одна, в красном шлафрокѣ, с ногами обутыми в горностаевые туфли лежит на болъшом диванѣ и курит сигару. — Подлѣнеянастолѣстоитъбутылка вина.

Милый дикарь... мой Теверино... да, я не шутя люблю его и всему свету скажу, что я люблю его. — Помню, как Масловской подвел мне его на этом бале и шутя просил, чтобы я не влюбилась в него; а я влюбилась, и влюбилась страстно, потому что нельзя не влюбиться... этот грузинской костюм, который так идет к нему, это южное страстное лицо, эти чудные волосы.... Нет, я не могу пробыть нынче вечер без него, и я должна ему сказать, как я люблю его. Я всегда прямо говорила: «люблю», тем людям, которых любила, потому что горжусь этим чувством, а этого дикого Князька надо обнять и поцеловать при всех, чтобы он понял мою любовь и высказал бы свою; и я сделаю это. — Слава Богу, я уже давно стою выше суеверий толпы. — (Приподнимается к столу, подвигает себе чернильницу и портфель и пишет.) Любезный и милый Князь....... я жду вас нынче вечером.... (Звонит.) Я жду вас нынче вечером.... надеюсь, что и в Грузии... исполняют просьбы женщин... (Входит слуга.) Подожди.... (Пишет молча.) Нет, он не поймет, послать за ним лучше мужа. (Обращаясь к слуге.) Где Дмитрий Сергеич?

Слуга.

Отдыхать изволят.

Лидия.

Разбуди и позови сюда поскорее.

Слуга.

Слушаю-с. (Уходит.)

Лидия (разрывает начатую записку и пьет глоток вина и задумывается.)

Нет... и он любит меня, я это чувствую..... (Опять задумывается и улыбается.) Здесь нынче вечером и мы одни... может быть, минута истинного счастья. Одно — несносный дядя помешает опять, приедет с своими допотопными нежностями... (Входит Щурин, встряхиваясь, чтобы совершенно очнуться; Лидия, не глядя на него, протягивает ему руку.) Здраствуйте, мой друг, что вы поделывали?

Щурин (садится на креслоподлѣнея).

Отдыхал. Вы меня звали, Лили?

Лидия.

Щурин, окажите мне услугу?

Щурин.

Все, что хотите, Лили.

Лидия.

Вы знаете, где живет Князь Чивчивчидзе?

Щурин.

Этот хорошенькой, Лили? не знаю. —

Лидия.

Ну, вы сыщете его, поезжайте только сейчас и скажите ему, что я непременно хочу его видеть у себя нынче вечером. Послушайте, Щурин, будьте милы как всегда, кажется, я редко прошу вас о чем нибудь и оставляю вас совершенно свободным. Поезжайте.

Щурин.

Пожалуйста, не сердитесь, Лили, за то, что я вам скажу. Я тоже редко вам говорю что нибудь. Я слишком уважаю вас и ценю вашу искренность; но, шер Лили, не зовите его нынче; вы знаете почему. —

Лидия.

Нет не знаю.

Щурин.

Кажется, мы в 10 лет узнали друг друга, вы видели, что я никогда, ниразу не позволил себе ревновать вас. Поверьте, я понимаю также, как вы, в наш век всю смешную, безчестную сторону ревности: я знаю, что любовь должна быть свободна, и что искренность благороднее всего. Но Лили, машер, я теперь не для себя прошу, чтобы вы не звали нынче Грузинского Князя и вообще были бы осторожнее с ним. Было б ы слишком смешно и глупо, ежели бы я ревновал вас, как мальчик, я прошу этого для вас: вы знаете, ваш дядя человек не нынешнего века, не так смотрит на это, как я.......

Лидия.

Ах, Бог мой! какой вы смешной, Щурин! да кто же велел дяде влюбиться в меня.

Щурин.

Ну, разумеется...

Лидия.

A мне то чтож делать? Сначала меня забавляла его стариковская страсть, а теперь уж мне давно это скучно. Кто ему мешает любитьменя как друга, как племянницу, но ревность, просьбы, нежности... Я не могу и не хочу для кого бы то ни было стеснять себя.

Щурин.

Лили, вы еще совершенный ребенок... Подумайте, как много сделал для нас этот человек и как много может для нас сделать и сделает, ежели вы сами не восстановите его. Вы не хотите знать наших средств, a ведь ежели бы не он, нам бы давно было жить нечем. С своей страстью к вам, подумайте, как много он еще может сделать для нас. Положим, что эта страсть смешна и тяжела для вас, но вы должны поддерживать ее, подумайте об этом — у вас дети, Лили.

Лидия< (с досадой).>

Вы всегда правы.

Щурин.

Да чтож делать? —

Лидия.

Я знаю, что вы правы, но мне чтож делать? Вы меня знаете, я не могу притворяться и скрывать свои чувства. (С жаром.) Я люблю Князя! Как никогда никого не любила. Я для него готова отдать все — детей, все в мире. И вы хотите, чтобы этим святым, высоким чувством я жертвовала для ваших денежных рассчетов. (С гордостью.) Нет, Щурин, еще вы меня не знаете и не хотите понять!

Щурин (спокойно).

Лили, я вас знаю, я вас ценю, 10 лет наших дружеских отношений могли бы вас убедить в этом, но будьте благоразумны, мой друг. — Вот уж З года я с удовольствием вижу ваши отношения с Масловским и знаю, что он наш лучший друг. Теперь в нынешнюю зиму вы увлеклись этим героем Полковником, я тоже ничего не говорил, потому что вы как всегда были искренни и честны в вашем увлечении, и оно никому не мешало; но теперь вы вспомните, чем вы обязаны вашему дяде, что̀ мы можем еще ожидать от него. Нам надо беречь его; а вы так неосторожно при нем кокетничаете с этим Князем. Я видел третьего дня, как дядя переменился в лице и тотчас уехал, когда вы вдруг напали на Олиньку и увели Князя в цветочную и заперли двери. Будьте осторожнее, ежели не для меня, то для себя и для ваших детей, вот все, о чем я прошу вас, будьте благоразумны.

Лидия.

Я вам сказала, что я люблю, так не могу я быть благоразумной, — особенно, когда я вижу эту Ольгу, вашу племянницу, которую вы Бог знает зачем выписали сюда, которая кокетничает с Князем. — Это еще больше разжигает мою страсть, я наделаю глупостей, а вы хотите, чтоб я была благоразумна. И зачем вы выписали сюда эту Ольгу? Опять какое нибудь благоразумие? Отошлите ее назад.

Щурин.

И точно, опять этаго требуетъ благоразуміе. Какъмнѣэто ни больно, но я второй разъ долженъ противорѣчить вамъ, Лили. — Олинька добрая дѣвушка, правда провинціялка, отсталая, но онамнѣближайшая родня, она сирота, и главное, ежели бы неея3 тысячивъгодъ, явасъувѣряю, чтонамъбыужънельзя было больше оставатьсявъМосквѣ.

Лидия.

Ну прекрасно, все прекрасно и правда, но поезжайте к Князю и привезите его. Я только об одном прошу вас...

Щурин (дѣлает строгую угрожающую мину).

Лили..... (Входит Масловской).

Те же и Масловской.

Щурин (не вставая подает ему руку).

Bonjour, cher. Хоть вы помогите мне уговорить эту взбалмошную головку: может быть, вы будете убедительнее меня. —

Лидия (протягивая руку, которую Масловской цѣлуетъ, садясь уеяногъна диванѣ).

Нет, он лучше понимает меня и сделает то, об чем я его прошу. Он любит и следовательно великодушен, а не благоразумен. (Презрительно выговаривает последнее слово.)

Масловской.

Все сделаю, особенно нынче (глядя на нее нѣжно) когда вы так прелестны........ (Она жмет ему руку.) A ведь вы проиграли пари — Кулешенко действительно193 влюблен в Ольгу, я его выпытал... носит накладку — я узнал. Наверно. (Понижая голос.) Так я имею право поцеловать вашу ножку...

Щурин (встает и отходит к попугаю).

Попка! попочка! попочка! Уа!...

Лидия (улыбаясь).

Да, но прежде вы должны исполнить еще мою просьбу; поезжайте сейчас, найдите где хотите Князя Чивчивчидзе и привезите егоко мне, непременно нынче вечером. Непременно, слышите! Я хочу этого.

Масловской.

А вы все еще влюблены в него?...

Лидия.

Нет, Масловской! Я не влюблена, — влюблена — это как-то глупо, банально, и не люблю его так, как вас; но это что-то и больше, и меньше. Я уверена, знаю вперед, что через три дня этот дикарь-ребенок надоест мне, и я буду опять нераздельно ваша, но теперь я до такой степени страстно люблю и желаю его, что я кажется умру, ежели не увижу его. Вчера его не было, и я вечером приняла опиуму и, Боже мой, как я наслаждалась! и вот у меня уже опять готова пастилька на нынче, ежели он не приедет. — Я знаю, что вы сделаете это для меня, вы мой лучший друг и вы так нежны, что в состоянии понять все оттенки женского чувства.

Масловской (во все времяеямонологасънѣжной улыбкойглядѣвшійна нее).

Я вас понимаю, Лиди, да, но не забывайте, что всегда и все я сделаю, что могу сделать для вашего счастия, но что иногда это для меня тяжелая жертва. Я всего отдал себя вам и навсегда, не требуя от вас ничего, а с благодарностью принимая то, что вы мне даете. Вы мне дали свою дружбу, дали право говорить вам о своей любви, и я счастлив; но в душе я все таки желал бы всегда иметь вас всю, и вашу дружбу, и ваши увлеченья. Разве я не страдал, когда я привел к вам Кулешенко, (иронически) этого Севастопольского героя, нажившего себе там билет в 10,000; но все ваши увлечения, даже ваши ошибки священны для меня. Я не стал вас разочаровывать. Вы разочаровались сами, но за то хоть недолго, но вы были счастливы, а я радовался и страдал, глядя на ваше счастье. Теперь тоже я рад, что посредством этого прелестного дикого ребенка я могу вам доставить счастье, но не спрашивайте меня, что̀ здесь. (Указывает на сердце.) Ежели бы я смел ревновать вас, то я бы ревновал вас не к этим минутным порывам, которые только больше возбуждают мою любовь и после которых вы еще прелестнее возвращаетесь ко мне; но я бы ревновал вас к вашему старику, дядичке, как вы его называете, который всякую минуту выказывает какое-то право на вас, которому вы как будто даете это право, Вот кого я ненавижу. Вы помните, что 28 Мая, когда я в первый раз полюбил вас, я купил это кольцо с ядом и сказал вам, что ежели когда-нибудь я перестану быть для вас чем нибудь, мне нечего будет делать на этом свете..... И ваши отношения с этим стариком часто заставляют меня поглядыватьна это кольцо. Ежели бы не я, а он стал для вас необходимым другом, я бы ни минуты не задумался... (Делает вид, что проглатывает кольцо.)

Лидия (жмет ему руку).

Шер ами!............ Так вы привезете его нынче?

Масловской (вставая).

(Сейчас!) (Делая головой знак согласия. Обращаясь к Щу р ину.) Дмитрий Сергеич! я просил одного Гна Господина , чтобы он попросил о вашем деле в Совете — мне обещали.

Щурин.

Я знаю, что вы золотой человек. Ну что, поговорили ей?...

Масловской.

Да... я... (подходит к Лидии).

Щурин (встает и тоже подходит к Лидии, которая его не слушает и говорит в одно время с ним).

Он тоже согласен, Лили, что надо беречь такого человека, как ваш дядя. Кто-ж говорит, что вам нравится, как дитя, этот Князек, но надо быть благоразумной.

Лидия.

Масловской! Да приезжайте сами. Подите сюда. Ежели он приедет, я хочу о многом переговорить с ним, растолковать многое этому милому дикарю. Я боюсь, он дичится меня от того, что воображает, с своими восточными кавказскими понятиями, что муж мой зарежет его, что я замужняя женщина et coetera. — Ольга будет мешать мне. Уж вы будьте совсем великодушны, займитесь ей нынешний вечер и вашим другом дядичкой, ежели он приедет. А то мне не дадут минуты покоя...

Масловской.

Я сделаю лучше: я привезу храброго Полковника, для того чтобы занять Ольгу, которой вы напрасно боитесь, а дядичку усадим за карты.

Щурин (вместе с Масловским)

Вот это прекрасно и умно.

Лидия.

Вы восхитительны! Поезжайте.

Масловской.

Нет, знаете, какая мне пришла мысль? Храбрый Полковник — я могу смело теперь говорить про него? — глуп ужасно, и его билет в 10.000 сбил его совсем с толку; ему мало одному нанимать ложи в бельэтаже и кареты, его мечта жениться на ком бы то ни было. Его надо женить на Олиньке, он будет совершенно счастлив, и вы отделаетесь от 2-х разом. Какова идея! —

Лидия.

Чудесная. Я в 1/2 часа влюблю Ольгу в храброго Полковника: она девочка пылкая, как все провинциялки, с допотопными идеями об любви, и очень недалекая....

Щурин (вмѣстѣ с Лидией).

Да, она и славная девочка, и я должен отвечать за нее; Бог знает, сделает ли он ее счастливой. —

Лидия (обращаясь к Щурину).

С вами не говорят, вы не хотели сделать того, о чем я вас просила.....

(Из боковой двери входит Ольга, в бѣлой кисейной юбкѣ и в черном кружевном канзу, с косой вокруг головы. Присядает Масловскому. За ней отворяется дверь, и Катерина Федотовна подает ей платок и обдергивает ее платье. Масловской кланяется дамам, жмет руку Щурину и уходит.)

Щурин, Лидия, Ольга и Катерина Федотовна.

Лидия (берет за руку Ольгу и приподнявшись оглядывает ее).

Олин! Ты ужасно хороша, свежа, но ты не рассердишься на меня? ужасно провинцьялка. Что зa туалет!

Щурин (оглядывая ее).

Да, мой дружок, ты мила, но в нынешнем свете столько есть условий....... все это....

Ольга (краснѣя).

Чтож, я смешна? Чтож такое в моем платье?....

Лидия (вставая).

Все, машер. Во-первых, это канзу, это слишком нарядно и оно портит тебе талию, ты лучше надень мою горностаевую, —

Щурин.

Да вот я велю принести тебе.

Лидия.

Потом, мытое 30 раз платье — это ведь горничные носят. — Ну, да это ничего еще. Но башмаки покажи.

Ольга (показывает ножку).

Чтож башмаки? —

Лидия (смѣется).

Это очень мило, что тебе все равно, но ктож носит башмаки? разве тебе не принесли? Надень хоть мои, но они тебе малы будут (ставитъ свою ногу подлѣ ея), да, малы. —

Ольга.

Разве много гостей будет, что вы меня так одеваете?

Лидия.

Будет Полковник, который очень...