274.1884 г. Октября 24. Я. П.

Утро провел, как обыкновенно. Получил твое письмо1 От 22 октября. подлиннее первого. Две вещи не хороши — это Танино2 С. А. Толстая писала: «Стахович опять засуетил, стал уговаривать ехать в театр, я было согласилась, давали Пушкина “Бориса Годунова”, но потом к моему счастью оказалось уже двадцать минут восьмого, мы страшно бы опоздали; потом Андрюша принялся реветь, что все уедут, и пришла Лиза Оболенская, мы и остались, за что к крайнему моему огорчению Таня начала грубо упрекать и ворчать. Вот где начинается уже для меня та адская, ненавистная и неизбежная борьба, в которой устоять труднее, чем по этому течению пуститься, хотя знать наверное, что унесет в пучину» (от 22 октября; не опубликовано). возмущение и твое не здоровье.3 С. А. Толстая писала: «Легли рано, всё потушила я, но от боли спинной опять не спала» (там же). Ну что скажет Чиж?4 Николай Ильич Чиж, врач Родильного госпиталя. С. А. Толстая писала 22 октября: «Еще не получила ответа от Чижа, когда он меня может принять, и потому не была у него». Мне это интересно не по существу, п потому ч что я знаю, что доктора могут только попортить нашу жизнь, но пользы принести не могут, но интересно по отношению к тебе. —

Потом поехал в Тулу на желтом. Что за прелестная лошадь. Смирна, сильна, росла, красива и быстра. Дела в Туле у меня были следующия: получить заказное письмо на твое имя — (это оказалось письмо от Вас Василия Ив Ивановича ,5 Василий Иванович Алексеев. В своем письме к С. А. Толстой от 15 октября (хранится в АТБ) он писал про патровских крестьян: «они не могут продолжать арендовать ваш участок на прежних условиях, потому что считают для себя эту аренду дорогою. Вновь согласны снять участок только отменивши озимую карту летний срок платежа аренды перенести на 14 сентября». С. А. Толстая писала 25 октября: «Перерыв моего письма сделался потому, что я получила сейчас твое и письмо Василия Ивановича. Всё мое спокойное и хорошее расположение духа перебаломутилось. Как ты ни утешаешь, что деньги будут, я никак не соображу, откуда же? А расходы в Москве при самой усиленной экономии так велики, что просто беда, в ужас приводит всякий день» (стр. 262). я посылаю его тебе) купить на ботинки Стаховичу, купить калачей и публиковать в газетах о продаже лошадей.6 В № 88 «Тульских губернских ведомостей» (от 3 ноября) было напечатано: «Крапивенского уезда, в с-це Ясной поляне продаются десять молодых жеребцов от заводских жеребцов и Киргизских маток, годные для упряжки и для верховой езды. Спросить приказчика». Публикация была повторена в газете 10 и 14 ноября. Все это сделал, и ужаснулся на городскую жизнь. Никого знакомых не видал. —

Насчет известий Самарских не смущайся. Видно действительно там ужасный год. Если бы случилось, что они и не заплатят нынешний год, тем дороже будет следующий. Землю можно раздавать нынешний год по рознь. Я съезжу туда. А если нужны будут деньги, то поверь, что найдутся (кнесчастью). Можно продать мои сочинения (они верно выйдут нынешний год); можно продать Азбуки,7 Издание «Азбуки» Толстого. можно лес начать продавать. Кнесчастью деньги есть и будут, и есть охотники проживать чужие труды.

Как я говорил тебе, всякое сознательное и добровольное уменьшение своих требований в нашей семье на 5 р рублей в месяц дороже приобретения в 50,000. — Вот увидимся, поговорим. Лошадей в самом деле можно бы продать и с экипажами.

Я нынче устал что-то. Вечер читал Митрофанову счетную книгу, вникал в установившийся обиход хозяйства. — Я не говорил еще Митрофану, но не изменяю своего намерения. Жду твоего мнения.8 С. А. Толстая писала 25 октября: «Если ты разочтешь Митрофана, спроси у него книжки, по которым брали провизию, я дала ему сто рублей в мясную лавку Попова отдать. Еще надо у него отобрать ключ от кладовой и того дома. Если он сам и честный, то бабы, его окружающие, страшные мошенницы» (стр. 261).

Нынче погода хуже и гололедка. Самое хорошее впечатление нынешнего дня это встреченные на дороге два старика, два брата из Сибири; идут без копейки денег из Афона9 Так называемый Старый Афон, — чтимый монастырь, расположенный на восточном выступе полуострова Халкидики в Турции. и стар старого Ерусалима. Вместе им 150 лет. Оба не едят мяса. Был у них дом с имуществом, к который стоил 1400 р рублей . Когда они в первый раз ушли, прошел слух, что они умерли, и дом передали в опеку. А опека раззорила. Они пришли и подали прошенье. Потом монах им сказал что это грех, что по их прошенью люди могут попасть в острог, что им лучше бросить, чтобы [?] идти в Іерусалим. Они бросили, и вот остались ни с чем. У одного есть сын, и опять построил дом.

Очень величественные и умильные старики. Я не видал, как от Рудак Рудакова дошел с ними до Тулы. —

Спасибо Леле,10 Письмо в АТБ не сохранилось. что написал мне. Мне очень было приятно. И письма его очень похожи на него. Там вас много, вы бы написали получше и чтоб было похоже на себя.

Брат Сережа, я знаю, на другой день проехал за вами. —

Ив Иван Ив Иванович о доходе, как я писал, пишет, что около 4 т тысяч . Об овсе пишет, что будет высылать к 22-му.

О письмах ко мне: Ягна11 С. А. Толстая писала 22 октября: «Есть письмо А. Ягна толстое». Письмо в АТБ не сохранилось. — Известен Николай Иванович Ягн (1822—1892), был председателем Тульского окружного суда. Основал в Туле приют для малолетних преступников, позднее сенатор. и Мельницкаго12 С. A. Толстая писала 22 октября: «есть просьба Мельницкого о защите опять и проч.» В этом письме-просьбе от 14 октября 1884 г. кадет шестого класса Петр Федорович Мельницкий пишет: «18 октября в зале Окружного суда будет вновь разбираться дело». Дело — отца П. Мельницкого, Федора Илиодоровича, казначея Московского воспитательного дома, приговоренного в ноябре 1882 г. к ссылке в Сибирь за присвоение казенных денег. Толстой выражал желание принять участие в защите, чтобы сказать на суде, что виноват не Мельницкий, а весь строй жизни, основанный на узаконенном воровстве. См. «Черновое письмо Л. Н. Толстого к неизвестному по поводу дела Мельницкого» TT, I, стр. 25—27. лучше не высылать, но, может быть, есть нужные, то или сама просмотри и реши, что не нужное, или высылай. Целуй всех детей. Hy, прощай. Какое-то письмо будет завтра. До сих пор не было ни очень хороших, ни очень дурных. Так и надо. Леля тебя хорошо атестовал. Целую тебя, душенька.

На конверте: Москва. Хамовники. Графине С. А. Толстой. Свой дом.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Отрывок из письма напечатан в Б, II, стр. 475—476 с неправильным отнесением к письму от 23 мая. Полностью письмо впервые опубликовано по копии, сделанной С. A. Толстой в ПЖ, стр. 224—226. Датируется на основании почтовых штемпелей: «Почтовый вагон. 25 октября 1884; Москва. 25 октября 1884». В ПЖ датировано 25 октября.