* [БЛАГО ТОЛЬКО ДЛЯ ВСЕХ.]

1.

Всякий человек в первые года своего детства, часто юности, считает собою, тем, что он называет «я», свое рождающееся и умирающее животное существо, и не видит никакого противоречия в том, что его жизнь отделена от других существ и не вечна, а прекращается смертью. Большей частью, хотя он и знает, что люди умирают, он не верит в свою смерть и спокойно живет для удовлетворения желаний этого своего отдельного от всего мира существа. Но приходит время, и в душе человека зажигается свет сознания, человек видит, что он один среди бесконечного пространства мира и бесконечного числа существ, живущих так же, как и он каждое для одного себя, видит, что срок его жизни — одно мгновенье среди бесконечного времени. И как только человек не через других услыхал про такое положение человека в мире, но сам понял и сознал его, так тотчас на него находит ужас перед ожидающими его страданиями и смертью, а —главное, является вопрос: зачем эта его жизнь, и что ему делать. Прежний двигатель жизни, желание блага одному себе, становится недостаточным, человек видит, что животное благо свое и других нужных ему существ, обманчиво и неизбежно кончается смертью и ищет нового смысла и двигателя жизни, и мучается пока не находит его.

Мучения эти суть муки рождения; человек мучается, пока не найдет этого нового двигателя и смысла жизни, и пока но родится к новой жизни.

Проснувшееся сознание жизни показывает человеку, что прежния,478 В рукописи: прежняя, вполне удовлетворявшия479 В рукп.: удовлетворявшее, его влечения480 В рукп.: влечение личной жизни, приводят его и другие существа к бедствиям, что эти влечения неразумны, a вместе с тем влечения эти продолжают требовать своего удовлетворения, и в человеке является раздвоение и недоумение: какому из двух голосов следовать: голосу ли животного чувства, или разумного сознания, противоречащего ему. И раздвоение это (хотя и неизбежно разрешающееся с течением жизни в пользу непрестанно растущего разумного сознания в человеке, с годами все менее и менее привлекаемого удовлетворением животных чувств), — человек то отдается требованиям животного и страдает, сознавая бессмысленность этих требований, то отдается требованиям разумного сознания и страдает от неудовлетворения требованиям жив животного . Но мучения эти неизбежны и суть ничто иное, как муки рождения к новой жизни.

Вот это то рожденье к новой жизни и совершается учением Христа, совершается тем, что учение это дает и указывает новый смысл жизни, открывающийся для проснувшагося сознания, и освобождает тот новый, иной, чем животный, двигатель жизни, который находится в каждом человеке, но еще связан в нем старыми привычками животной жизни.

Человек живет не один и не первым человеком в мире, а до него и жили, и с ним одновременно живут люди, и люди имеют свойство воспринимать выводы разумного сознания других людей и делать их своими. И вот такие то наивысшие, доступные человеку выводы разумного сознания о том, как разрешаются раздвоения, испытываемые рождающимся к новой жизни человеком, и в чем смысл жизни, и дает человеку христианское учение, избавляя его от страданий, раздвоения и сразу указывая ему ясный и несомненный смысл и путь его новой, освещенной разумным сознанием — жизни.

2.

Если бы проснувшийся к сознанию человек мог бы сразу отрешиться от требований тела, он бы мог быть счастливым и спокойным и мог бы не спрашивать себя: зачем он живет, как он не спрашивал себя до тех пор, пока жил одною животной жизнью, но проснувшееся сознание заставляет человека раздвояться; раздвоение же производить страдание. А то самое разумное сознание, которое сознает страдание и ставит вопрос: зачем я живу, не может успокоиться до тех пор, пока не получит ответа.

Зачем я живу в этом мире? Вопрос этот неизбежен, и как ни стараются люди, или суетой жизни, или рассуждениями о постороннему скрыть от себя этот вопрос, он неотступно стоит перед каждым проснувшимся к сознанию человеком и требует своего разрешения. Он требует разрешения уже по одному тому, что жизнь человека есть деятельность: человеку надо действовать, а чтобы действовать, надо знать зачем. Не зная же этого, всякое действие может быть ложно и нести за собой не выгодные последствия. Если человек идет и не может остановиться, то ему неизбежно знать куда, иначе каждый шаг его может быть губителен. Ответ же на этот вопрос при доступном человеку знании с первого взгляда представляется невозможным; я, конечное существо, живу короткий срок жизни в бесконечном по времени и пространству мире. Никакая деятельность моя для меня не может иметь никакого смысла, потому что всякая кончается смертью; для бесконечного же деятельность обитателя песчинки в необъятном пространстве миров, существовавших и имеющих существовать вечно, еще менее может иметь какой нибудь смысл.

Наука делает мудреные исследования и строит глубокомысленные теории о том, как образовывался и развивался познаваемый нами мир, и как образовался человек; но каждый ребенок уничтожает все эти исследования простым вопросом: «зачем мне знать все это, если я не знаю, зачем я живу в этом мире?»

А на этот вопрос никакая мудрость человеческая не может дать и приблизительного ответа. Не может дать ответа, потому что для того, чтобы понять, для чего я живу в этом мире, надо бы знать этот мир и цель его существования. Это же невозможно, потому что мир бесконечен и вечен. Я не могу ни представлять, ни мыслить себе его иным. Ответ на этот вопрос возможен только тогда, когда мы допустим, что есть высшее начало жизни, по воле которого существую я и существует весь мир. Потому что только при этом допущении цель моей жизни определяется уже не участием в бесконечном по пространству и времени мире, a исполнением того назначения, которое мне определено этим высшим началом. Я не могу знать общей цели жизни всего мира: понятие бесконечности этого мира уничтожает для меня эту возможность. Но я могу очень определенно знать то, что мне предназначено сделать для достижения не доступной моему пониманию цели. И потому только по признании высшего начала жизни, по вине которого я живу, возможен ответ на вопрос: зачем я живу в этом мире.

После всякого иного ответа на вопрос, зачем я живу в этом мире, можно поставить другой вопрос: зачем? —Что бы ни сказал человек, не признающий Бога, о смысле жизни, я могу опять спросить зачем? Если кто скажет: для блага людей и мира, я спрошу: зачем благо людей и мира?

Если кто скажет: для того, чтобы достигнуть пысшей степени развития, усложнения и усовершенствования, я опять спрошу: зачем? Только один ответ окончательный и такой, на какой нельзя поставить вопрос зачем, это ответ: я живу для исполнения воли Бога, пославшего меня в мир.

Единственный дальнейший вопрос, который можно сделать на этот ответ — это вопрос о том, что такое Бог, и зачем нужно этому Богу, чтобы человек так именно жил в мире и известным образом действовал в нем? И ответ на этот вопрос очень прост и определенен: Бог — это то начало, по воле которого существую я и весь мир; знать же для чего я должен жить так, а не ин иначе . Ответ в том, что я, с конечным разумом работника бесконечного дела Божьего, не могу знать цели бесконечного дела; не могу даже знать, почему нужно именно такое, какое от меня требуется, участие в деле Божьем, и потому не ищу этого знания, а довольствуюсь знанием того, что открыто мне для моего участия в деле Божьем, а это открыто мне вполне.

Человек в этом мире находится в положении пришедшего на большой, в полном ходу, завод. Работник может избрать одно из двух: первое, не обратить внимания на данное ему указание и предположить, что все устройство, которое он видит перед собой, не имеет хозяина и определенной цели, и пользоваться заводом независимо от указаний хозяина для своих целей, или признать, что в заводе есть хозяин, который для каких то своих, непонятных работнику, целей устроил этот завод и требует от каждого приходящего работника участия в работе, вникнуть в переданное ему при входе указание и исполнять то, что от него требуется.

И всякий работник, подумавший о своем положении, не может не избрать последнего. Если бы даже он сознательно и не избрал последнего, то опыт жизни неизбежно привел бы его к этому. Точно также не может иначе поступить и всякий человек проснувшийся к сознанию. Если же и не поступить так, то сама жизнь страданиями приведет его к необходимости признания высшего начала жизни, волю которого человек должен исполнять в этом мире.

Но кроме того, что не признав существования Бога, невозможно ответить на неизбежно представляющийся и требующий ответа вопрос: зачем я живу в этом мире? Признание Бога, т. е. разумного начала всего существующего, необходимо еще и потому, что, признавая для себя необходимость разумного смысла жизни, человек не может допустить, чтоб жизнь всего мира, которого человек чувствует себя разумною частью, была бы не разумна. А таковою она неизбежно представляется, если человек живет и не знает зачем. Только, признав высшее начало этой жизни и своим назначением — исполнение воли этого начала, человек может признать и жизнь эту разумною, хотя бы сам человек с своим ограниченным разумом и не мог понять конечной цели её.

3.

Живет человек в мире для исполнения воли высшего начала жизни, Бога, и потому человеку нужно знать, в чем состоит эта воля Бога.

Вся воля по отношению ко всему миру, т. е. то, чего хочет Бог от всего телесного мира, не может быть понятна человеку, так как он составляет только малую часть телесного мира, но чего хочет Бог от человека, как он хочет, чтобы человек жил и действовал в этом мире, должно быть известно. И это действительно известно человеку. Как рабочий на заводе, приставленный к своему делу, не может энать всего хозяйского дела, но определенно знает свои обязанности на назначенной ему работе, так и человек в мире. Общая цель жизни мира скрыта от него, но то, что он должен делать для служения этой цели, несомненно ясно без возможности какого либо недоразумения указано ему. И мало того, что для него ясно определено его участие в жизни мира, ему открыта и ближайшая цель этой жизни: как работник не знает конечной цели, как и куда употребляются вырабатываемые предметы, знает все таки, что он работает не бессмысленно, но что предметы, которые он производить, нужны и найдут употребление, так и человек, не зная конечной цели мира, знает однако, что его жизнь и деятельность содействуют произведению нужного и доброго.

В чем же состоит воля Бога по отношению к человеку, что должен делать человек для того, чтобы исполнять то, что хочет от него Бог. Ответ на этот вопрос один и тот же дается человеку и преданием и его собственным рассуждением. Предание человечества в лице мудрейших людей мира, передававших друг другу свои выводы о том, что должен делать человек, говорить ему: человек должен жить так, чтобы не только не мешать, но служить жизни других существ, как это высказано во всех без исключения учениях вер всех народов, поступать с другими так, как ты хочешь, чтоб поступали с тобой. Как сказано в Евангелии Матвея VII, в этом весь закон. Это же самое подтверждает человеку и наблюдение и рассуждение: желание блага себе одному, тогда как все другие существа точно так же желают себе блага, — вызывает борьбу. Борьба же не только не для блага тратить силы людей, но производить большинство бедствий, от которых страдают люди; согласие же, общение, любовь между людьми и существами, напротив, уничтожает вредную борьбу, но в огромной мере совокупляя их, увеличивает силы людей и дает им благо. И потому человеку вместо разъединения и борьбы надо жить так, чтобы поступать с другими так, как он хочет, чтобы поступали с ним, —увеличивать единение и согласие.

Но мало того, что человек сам для себя видит и в предании и в рассуждении указание того, что ему нужно делать для исполнения воли Бога, ему отчасти видна и та ближайшая цель, которая достигается жизнью мира. Как работнику на заводе, кроме определенного указания того, что он должен делать, известно и то, что вообще делается на заводе, так и человеку, кроме указания его прямого дела, открыто и то, что делается теперь в мире и в чем требуется его участие.

Общее дело, совершаемое жизнью мира, тоже открыто нам и преданием и рассуждением. Предание говорить нам, что дело жизни мира состоит в установлении царства Божия, т. е. наибольшее единение существ и людей такого, как это выражено в пророчестве, при котором все люди будут научены Богом; люди разучатся воевать, и лев будет лежать с ягненком. И рассуждение и наблюдение показывают нам то же. Рассматривая в прошедшем жизнь человечества, мы видим, что все движение человечества состоит только, хотя оно и идет самыми различными путями, — только в движении и приближении к этой цели.

Так что от человека не скрыто то, чего от него хочет пославший его в этот мир — Бог; отчасти открыто и то, какое дело, в котором нужно участие человека, совершается в мире.

Хочет Бог от человека того, чтобы человек жил не для себя в ущерб другим существам, а поступал бы с другими так, как он хотел бы, чтобы с ним поступали другие; совершаемое же в мире дело, в котором нужно участие человека, состоит в том, чтобы мир от разъединения, борьбы и злобы все больше и больше переходил к единению, взаимности и согласию.

4.

Человек живет в мире для исполнения воли Бога, и человеку указано то, что он должен делать для исполнения этой воли: он должен поступать с другими так, как хочет, чтобы поступали с ним; открыто человеку отчасти и то, что совершается в мире: —совершается в мире установление царства Божьего, переход от борьбы и разъединения к согласию и единению. Но может ли человек исполнять то, что так определенно требует от него Бог?

Не противно ли такое стремление поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой, природе человека? И потому не неразумно ли требовать от человека то, что противно его природе? Не состоит ли в том трагизм жизни человека, как и говорят некоторые, что рассуждения, и наблюдения, и предания говорят человеку, что для блага всех людей нужно, чтобы каждый человек делал для другого то, что он хочет, чтобы ему делали, а между тем по свойствам своей природы всякий человек влечется всегда к тому, чтобы делать только то, что ему хочется, и к тому, чтобы к этому принудить других людей.

Так это кажется в самом деле, и так должно казаться всякому человеку, просыпающемуся к сознанию. Люди просыпаются к сознанию иногда поздно после 20, 30, 40, 50 лет животной, бессознательной жизни.

Во всяком случае люди начинают пробуждаться к сознанию, т. е. понимать, что они живут отдельные от мира жизни, и что все остальные существа живут так же, никак не ранее 15 лет. И вот, прожив спокойно и радостно 15 лет животной жизнью (чувство это бывает еще гораздо сильнее, когда прожито 30, 40, 50 лет) — человек в самом себе находит что-то (его разумное сознание), которое начинает противодействовать его животной жизни, отравлять его радости. То чувство жизни, такое сильное, давало так много радостей, продолжалось так долго, и вдруг появляется что-то новое, неосязаемое и борется с прежним я и пытается уничтожить его радости. Естественно, что в человеке является недоверие к этому новому отравляющему жизнь голосу и желание заглушить его. Но время, т. е. жизнь идет, и у одних скорее, у других медленнее — скорее или медленнее еще потому, употребляет или не употребляет человек средства481 От этого всегда в первой молодости начинают курить, именно тогда, когда впервые пробуждается сознание и тормозит жизнь. для заглушения голоса разума, и голос разумного сознания осуждающий, отрицающий все животные радости, становятся все громче и громче, старее и тверже, a требования животной природы, напротив, все слабее и слабее, и человек сам собою неизбежно влечется к отказу от животной жизни и к совершению того самого, чего требует от человека Бог и что известно человеку и по преданию, и по опыту и рассуждению.

Все более и более понимая, что то благо, которого он желает себе одному и которого точно также желает себе каждое живое существо, человек шцет такого блага, которое не вызывало бы борьбу и страдание; и вместе с тем понимая то что другие существа так же, как он, желают блага, он научается переноситься мыслью в другие существа и желать им блага. Так, что по мере того как в человеке все более и более просыпается сознание, он все больше и больше понимает, что благо его одного недостижимо, и все более и более понимая желание блага других существ, становится способным поступать с другими так, как он бы желал, чтобы поступали с ним.

И потому исполнение того, чего требует от человека Бог, не только возможно, но и естественно и необходимо, и естественно с течением жизни совершается в человеке.

Кажется же человеку это исполнение воли Бога трудным и несвойственным только потому, что в первые времена пробуждения сознания в человеке, борятся привычки (инерция) установившейся животной жизни против только что возникшего сознания, и первая искра сознания кажется ничтожной в сравнении с знакомой, установившейся могущественной животной жизнью. Но разумное сознание растет, животная же жизнь непрестанно убывает. Как ни стар и ни могуч 200 летний дуб с своим стволом, сучьями и листом, жизнь не в нем, а в жолуде, завязавшемся на его ветке.

В этом признании того, что наша жизнь заключается не в нашем животном, а в той духовной сущности, которая оживляет ее, и состоит христианское учение.

5.

Всякий человек рождается и живет младенцем, ребенком, часто и юношей, живет с желанием блага только себе.

Он желает блага только себе и не знает этого. Но приходить время, и в каждом человеке зарождается сознание: и в то же время как он понимает, что он желает блага себе, он признает и то, что жизнь всякого живого существа есть такое же желание себе блага, только себе, и жизнь представляется ужаснеишим, неперестающим противоречием.

До тех пор, пока в нем не проснулось сознание, он, не зная этого, желал блага только себе, и это не мешало ему жить; но как только человек понял, что его жизнь есть желание себе блага и что в том же жизнь всех других существ, он не может уже не видеть бессмысленности жизни. Каждое существо воображает и живет так, как будто мир существует для него одного и потому, стремясь к своему благу, вступает в борьбу и производить себе же величайшее зло.

Желание блага себе есть основа жизни и вместе с тем есть очевиднейшее противоречие. Вот это то противоречие и разрешает христианское учение.

Христианское учение указывает человеку, что как только он сознал, что цель его жизни есть желание блага, оно уже не может быть желанием блага себе, а должно быть желанием блага другим существам, т. е. любовью. Христианское учение показывает человеку, что желание блага всем существам есть вечное вездесущее благое начало жизни, заключенное во все живущее, и что до тех пор, пока оно не сознано, оно, представляясь желанием блага только себе, производить то самое действие, которое оно и должно производить, но что, как скоро в животном существе проснулось сознание, тотчас же разрушается представление о благе для одного себя, и желание блага уже не ограничивается одним собою, а переносится на другие существа —выражаясь любовью.

Вечное, вездесущее и дающее жизнь всему живущему, — начало, есть желание блага всему живущему, т. е. любовь ко всему, то, что мы называем Богом, — заключено в пределы животной личности, и, пока оно не освещено сознанием, выражается желанием блага только к себе; но освещенное сознанием, оно, как зерно, начавшее расти, начинает расширяться, освобождаясь от наложенных на него ограничений, и проявляется, как божественная сущность, и это то расширение и освобождение божественной сущности из своей плотской оболочки и есть то, что по христианскому учению называется жизнью.

Вся беседа с Никодимом о новом рождении, о том, что люди должны верить в Того, кого Отец послал в мир, относятся только к этому духовному началу жизни, заключенному в человеческое животное и проявляющееся в нем сначала любовью к себе, а потом к другим и ко всем существам. К этому же относятся слова о свободе и даже всемогуществе того, кто верит в пославшего и посланного, так как человек, положивший свою жизнь в увеличении любви, не может быть ничем связан и, сливаясь с началом жизни, становится всемогущим.

Это же особенно ясно выражено в словах о двух жизнях, о той жизни, которую надо погубить для того, чтобы получить истинную. Учение о том, что человек есть сын Божий, разъясняет ту же истину о том, что человек, сознающий себя отдельным существом, должен считать собою не свое тело, желающее блага только себе, а ту бесконечную и вечную силу, которая живет в нем и желает блага всему существующему, которая и есть Бог.

Ключ к учению Христа в том, что человек с проснувшимся сознанием узнает, кто он; он думал, что он жалкое, бедственно живущее и бессмысленно умирающее животное, и он узнает, что он Бог, Бог, хотя и ограниченный условиями того животного, в которое он вложен, но все-таки Бог, т. е. вечно свободная, всемогущая, творящая жизнь и постоянно освобождающаяся от своих ограничений сила.

Человек, познавший эту истину и поверивший ей, подобен молодому птенцу, — который, не веря еще в свои крылья, бедствовал, бегая по земле среди всех преград и опасностей, и вдруг, поверив в силу своих крыльев, распустил их и поднялся в свободную и естественную ему среду воздуха.

Человек, поверивший в свою божественную сущность, перенесший в нее свою жизнь, сразу освобождается от всех стеснений и страданий и переходить в область свободы и непрекращающейся радости.

Но возможно ли такое перенесение сознания жизни из телесного животного в духовную сущность? Возможно ли ребенку, не могущему держаться прямо, выучиться ходить. Невозможно бы было, если бы не было неперестающего неостановимого роста и усиления ребенка. Точно также было бы невозможно перенесете сознания жизни в духовную сущность, если бы не было столь неперестающего, неостановимого роста духовной сущности человека во все продолжение его жизни.

При постоянном же, при всех возможных условиях неизбежном, ослаблении тела и росте духовного сознания перенесете сознания жизни из телесного животного в духовную сущность не только не невозможно, но оно неизбежно, неудержимо; оно само, рядом страданий неуклонно совершается во все продолжение человеческой жизни.

Телесные силы, желания, страсти слабеют, неизбежная смерть становится все вероятнее и вероятнее, сила же разума, освобождающая любовь, все более и более просветляется, и человек, страдая и борясь, но все таки неизбежно, хотя перед смертью, переносит свое сознание из телесной жизни в духовную.

Но так невольно и с страданиями переносит свое сознание жизни из животного в духовную сущность только человек, не принявший христианского учения; человек же, принявши это учение, совершает этот переход свободно и радостно.

Христианское учение и состоит именно в том, чтобы этот переход от жизни животного к жизни божественной совершался без борьбы и страданий, а свободно и радостно.

6.

Сущность христианского учения в том, чтобы избавить людей от того общего им и неизбежного смешения своей оболочки с своей сущностью; как бы указать бабочке пока она куколка, что она не куколка, а бабочка; сущность этого учения есть уяснение пути, по которому идет жизнь человека, предварение её понимания.

Все дело только в том, возможно ли такое перенесете своего я из животного в свою духовную божественную сущность. Возможно ли желать не того, чего желает животное, а того, чего желает живущий в нем Бог? И если оно возможно, то в чем состоит жизнь человека, перенесшего свое я из животного в Бога, и дает ли такая жизнь благо человеку?

При признании собой своего животного, вся жизнь есть неперестающее разочарование, есть ряд обманов, разрешающихся жестоким, бессмысленным концом, смертью того, для которого достигалось счастье, при признании собой той Божественной сущности, которая живет в нас, жизнь становится неперестающим, радостным удовлетворением требований этой сущности, состоящей в все большем и большем освобождении себя от наложенных на нее ограничений личностью, и кончающееся полным освобождением её от этих ограничений — телесною смертью.

При признании собой, своим я, своей животной личности, весь мир бессмысленное соединение страдающих и заставляющих страдать друг друга разъединенных существ, при признании собою своей божественной природы мир представляется местом разумной благой работы, к которой предназначается всякий проснувшийся к сознанию человек.

При признании собой, своей животной личности, жизнь человека есть сплошное страдание; — при признании человеком собой своей божественной сущности — жизнь человека есть неперестающая радость.

При признании собой своей животной личности жизнь есть жестокое рабство; при признании собой своей божественной сущности, жизнь есть не только свобода, но и всемогущество.

При признании собою, своего телесного я, жизнь есть неперестающее умаление, при признании собою своей божеской сущности, жизнь есть неперестающее освобождение этой сущности, увеличение её.

Главное различие между двумя пониманиями жизни состоит в том, что, считая собою, своим я, свою животную личность, все усилия желания человека направляются на невозможное: на удовлетворение, усовершенствование и продолжение личности, а между тем по свойству личности, она никогда не может быть удовлетворена (чем более удовлетворяются её — требованиям, тем они более разгораются), ни усовершенствована, потому что она с каждым часом после известного возраста становится слабее и ничтожнее, ни еще менее сохранена, так как неизбежно подлежит смерти. Полагая, же свою жизнь в той божественной сущности желания блага всего существующего, которая служить основой всякой жизни, желания человека направляются на все большее и большее освобождение этой божественной сущности от ограничений, наложенных на нее личностью, a освобождение это совершается не переставая в обычной жизни человека, и завершается неизбежной и представляющейся радостной для человека, признавшего свою жизнь в Боге, — смертью.

7.

Переставь считать собою, своим я свое бедственное и смертное животное, и признав собою ту свободную, неуничтожающуюся, вечную и вездесущую силу, т. е. того Бога, которого каждый человек сознает в себе желанием блага, т. е. любовью, уничтожаются все противоречия жизни, все вытекающия из них страдания, и жизнь, вместо того, чтобы представляться, как она прежде представлялась — жестокой, бессмысленной и бедственной, становится благою, разумною и радостною.

Почему люди не живут или только как редкие исключения живут этой жизнью? Почему большая часть усилий людей направлена не на то, чтобы уяснить людям сущность их жизни, не на то, чтобы облегчить им освобождение своей божественной сущности от ограничений жизни, не на то, чтобы утвердить людей в признании своей жизнью того, что и есть их деятельная жизнь, а напротив на усиление заблуждения, по которому жизнью представляется жизнь мирская и личная, и на заглушение божественного голоса любви. Почему усилие людей, направленное не на то, чтобы помочь людям в их борьбе духовной сущности с требованиями животного, а напротив, в затруднении этой борьбы, в усилении требований животной личности, в скрывании от людей погибельности, бессмысленности жизни личности?

Для чего люди в своей совокупной деятельности вместо того, чтобы объяснять друг другу бессмысленность мирской жизни и разумность и радостность жизни духовной, делают обратное: придумывают всякого рода удовлетворения потребности личности, прививают искусственно новые потребности этой личности, восхваляют и украшают жизнь семейную и общественную, скрывающую на время бессмысленность жизни личности, придумывают средства ослабления, отуманения главного орудия духовной жизни — разума и возводят в религиозное учение заблуждения о личной жизни, уверяя людей, что они продолжают жить личной жизнью и после смерти? Почему это так? И почему люди как будто нарочно 1800 лет после того, как им открыта истина, избавляющая их от рабства и зла и дающая им свободу и благо, как будто нарочно стараются скрыть от себя спасительную истину и умышленно поддерживают себя в губительном заблуждении?

Происходит это оттого, что человек, не только каждый отдельно пробуждаясь к сознанию, борется с привычками (инерцией) прежней жизни, но с теми же привычками (инерцией) борется и все человечество, веками и веками жившее одной животной жизнью. То, что происходит в отдельном человеке, происходит и во всем человечестве, только с тою разницей, что в человечестве, где эти привычки (инерция) животной жизни гораздо продолжительнее, отпор, даваемый проявлениями и требованиями духовной жизни, гораздо могущественнее. Как в человеке в известное время его жизни совершается рождение его духовного существа, так точно оно совершается и в человечестве.

Вся жизнь человека482 В подлиннике: как отделовека. есть неперестающее рождение к новой жизни, есть постоянный неостанавливающийся рост.

И как в каждом рождении или росте есть борьба нового состояния с прежним, как всякое рождение есть ничто иное, как эта борьба, то все то, что совершается в жизни человечества в отпор духовному просвещению его, есть только эта неизбежная борьба прежнего состояния с новым. Такая борьба происходит при всяком рождении или росте, но рождение или рост не наши мы видим только извне.

Наше же рождение и рост мы сознаем изнутри и видим в нем такие явления, которые скрыты для нас при внешнем наблюдении чужого роста или рождения. Одно из так их явлений, видимых нами в нашем росте, есть то, что ту силу (орудие в данном случае это есть разум), которая назначена Богом на борьбу с животными требованиями, на победу над ними и над инерцией животной жизни, — эту самую силу мы употребляем не только не на побеждение животной жизни, а напротив, на усиление её. И это совершается как отдельным человеком в своей отдельной жизни, также и в общей человеческой жизни. Человеку дано орудие для освобождения себя, но в первую минуту он, как бы не зная, как употребить это орудие, употребляет его на то, чтобы еще теснее связать себя. Как бы желая развязать узел, человек затягивает его, или, желая остановить ход, усиливает его.

Все те усилия людей во всех различных областях жизни к тому, чтобы еще более затянуть человека в рабство животной и мирской жизни, суть последствие этого заблуждения: и вот от этого то заблуждения, состоящего в том, чтобы употреблять данный человеку разум для освобождения себя от рабства и бедственности животной жизни, на усиление этого рабства, против этого заблуждения, называемого в Евангелии соблазнами, и избавляет нас христианское учение, объясняя людям что такое соблазны, какие они бывают и как может и должен человек не только поддаваться им, но уничтожать их.

8.

Соблазн есть употребление своего разума на усиление, утверждение животной жизни и её...