А был он маленькой, белоголовый, пузатый парнишко, и повеса был, за то и много его тогда мать била. Нужда, горе, а тут еще дети. Прибьет, бывало, с горя, а потом и самой жалко. —

Вот в те то поры, когда еще его от земли не видать было, помнит он, что пришел к ним раз в избу сосед, дядя Θедор. — Дело было осенью, с хлебом убрались, народ дома был. — Пришел дядя Федор пьяный, ввалился в избу: «Марфа, а Марфа, — кличет, — иди угощай меня, я жених пришел». — А Марфа на выгоне замашки стелила. Сережка играл с ребятами на улице, увидал дядю Федора, за ним в избу пошел, через порог перешагнул, а сам руками за него прихватился, — такой еще малый был.

— Кого тебе, дядюшка?

— Где мать?

— На старой улице замашки стеле.

— Беги, покличь ее, я тебе хлебца дам.

— Не, не дашь, ты намеднись Ваську побил.

— Беги, кличь маму, постреленок, — да как замахнется на него. — О! убью, трегубое отродье! — да как закотит глаза, да к нему. Пошутить что ли он хотел, только Сережка не разобрал, вывернул глаза, глянул на него, да опять на четвереньках через порог!58 и ну реветь на всю улицу, а сам да в переулок задворками через гумно, да на выгон, только босые ножонки блестят, как задрал, а сам ревет, точно козленка режут. — Что ты, чего, сердешный, — бабка встретила, спрашивает; так только глянул на нее, еще пуще взвыл, прямо к матери; подкатился к ней клубочком, уцепился зa панёву и хочет выговорить — не может, как что душит его. —

Марфа глянула на него, видит плачет.

— Кто тебя? Что не сказываешь? Кто, говорю?

— Мамушка!... Трегубой... сказал... убить хоче... пьяный такой... к нам... нам в избу зашел... — А сам панёву не пущает. Она его отцепит, а он зa другое место перехватит, как колючка какая. Рассердилась баба, ей немного уж достелить оставалось, оставалась пошла к пучку, а он на ней висит. Прибила опять. — Кто тебя, сказывай, — говорит.

— Дядя Федор... в из... избу пришел... — уж насилу-насилу выговорил.

Как поняла мать, недославши толкнула его от себя, бросила, одернула паневу и пошла в избу. —

A дело так было. Федор Резунов60 Зачерпнуто: овдовел прошлой осенью сына женил и на него землю принял, а в зиму свою хозяйку схоронил. Вот он и ходил к прикащику, что, мол, тяжело без бабы землю нести, да и что годов ему много, не сложут ли землю. «Я, — говорит, — и без земли вашему здоровью рад стараться. Какая плотницкая работа будет, все могу сделать». — Мужик на речи ловкой был, хоть кого заговорит. Да не поддался на этот раз прикащик, говорит: «Ты еще молод, всего 42 года, а что жены нет, так у нас невест не искать стать, вон Трегубая Марфутка вдова, таковская по тебе старику». — Так-то дело и порешили, и Марфу призывали, и старики сказали, что дело. Вот Федор то с утра, заместо на работу, в кабак пошел с проезжим извощиком, а теперь сам сватать пришел. — Как у них там дело было, Бог их знает; Марфутка поплакала, поплакала, походила, покланялась, а конец делу был, что перед Покровом повенчали. —

Как пошла от него мать, Сережка лег на брюхо и все кричал, до тех пор, пока мать было видно; как зашла она зa плетень, он перестал, повернулся на бок и начал61 рукавом обтирать слезы. Руки все замочил. Обтер об землю и опять зa глаза — все62 нос себе лицо вымазал. Потом взял сухую былинку и стал ковырять ей по земле:63 помачивая былинку в слезы, оставшиеся на щеках, чтобы лучше узоры выводило выкопает ямку, да туда слез, а не достанет, — поплюет. — И долго тут на выгоне лежал Сережка и думал свою думу о матери и дяде Федоре и о том, зa что его дядя Федор убить хотел и зa что мать прибила. — Он припомнил все, что знал о матери и дяде Федоре, и все не мог ничего разобрать. Помнил он, что мать ездила в Троицу к обедне и из церкви вывела его и села у64 у дьячка богадельни под навес с кумом и говорила многое о Федоре, о муже, о детях. Помнит он, что кум все приговаривал одно: «Тетушка Марфа! сводные дети — грех только», — и что мать говорила: «чтож, коли велят». — Потом помнит, что мать ходила на барской двор, пришла оттуда в слезах и побила его за то, что он на лавке лежал, и в этот же вечер сказала ему, что вот, дай срок, Федор Ризунов тебя проймет, — и тут же стала целовать его и выть. —