1462 Зачеркнуто: Хаджи-Мурат родил родился В 1812 г. в ауле Цельбесе в Аварии (на Кавказе) в1463 Зач.: земле семье небогатого жителя1464 аула Абдуллы Хаджиева родился третий ребенок, мальчик, которого назвали Хаджи-Муратом. Мать Хаджи-Мурата, красавица Патимат, от второго своего ребенка кормила старшего сына аварского хана и хорошо выкормила ханского ребенка, но ее собственный ребенок, оставшийся без матери, зачах и умер не дожив года. И потому теперь, когда Патимат родила1465 второго третьего сына Хаджи-Мурата, и ханша, у которой в то же время родился второй сын, потребовала опять Патимат к себе в кормилицы, Патимат1466 наотрез отказалась. Абдулла объявил жене, что он убьет ее, если она не пойдет в кормилицы. Патимат повторила, что не пойдет. Между мужем и женой началась ссора. сказала своему мужу, посылавшему ее во дворец к ханше, что она не пойдет, хотя бы он и убил ее. Абдулла был вспыльчив и самовластен; Патимат — упорна. Началась ссора, которая кончилась тем, что Абдулла1467 бросился на жену с кинжалом выхватил кинжал, ударил им жену и если не убил ее, то только потому, что старший сын1468 Абдуллы 3-ий Осман, защищая мать, бросился с визгом под кинжал отца.1469 На шум прибежавший народ остановил Абдуллу Абдулла остановился. Раненная же в бок Патимат не убегала, но, прижав младенца к своей ране и обливая его своей горячей кровью,1470 и как раненый зверь своими большими черными глазами, молча, смотрела на мужа,1471 готовясь умереть, но не отдать ребенка. ожидая новых ударов. На шум прибежал народ и развел мужа с женою. Так Патимат и не пошла кормилицей к ханше, а рана зажила, и она выкормила сына и часто пела, укачивая его, сложенную ею самой песню о том, как она, приложив теплое тело сына к своей ране, без всяких трав и кореньев вылечила ее, а сына не только напоила своим молоком, но и облила своей горячей, красной кровью. Когда она, донага раздевши любимого сына, укладывала его голенького спать на крыше под овчинной шубой, она, погладив его папахой, чтобы сон его был не потревожен шайтаном, садилась на корточки подле него и, чтобы усыпить его, пела эту свою песню. Когда Хаджи-Мурат подрос1472 ему стали брить голову и стал понимать и говорить, он отчасти из этой песни, отчасти из расспросов у матери узнал про то, что из за него произошло между отцом и матерью, и часто просил мать показать ему еще раз тот большой шрам1473 Зачеркнуто: на ее белом боку под грудью, который оставил на ней кинжал отца.

Мальчик всегда был с матерью; шла ли она с кувшином за водой, он, держась за ее палец, бежал за нею; шла ли она печь лепешки в общую пекарню, он не отставал от нее; собирала ли она коровий навоз и сушила его, он вертелся около ее ног; ложилась ли она спать, она укладывала его. Мальчик никогда не спрашивал себя, любит ли он мать, так же, как не спрашивал себя, любит ли он себя; так же, как он не мог вообразить себе жизни без своего тела, так же в первом своем детстве, до пяти, четырех лет, он не мог вообразить себе жизни без своей матери. К отцу же Хаджи-Мурат испытывал чувство ужаса и поклонения. Он знал, что и отец не любит его, а любит старшего брата Османа, и ему это было больно, потому что он считал отца своего джигитом и любовался им, когда он в оружии на своей седогривой гнедой лошади выезжал с народом в набег или на ханскую охоту, и гордился им; но самым лучшим, великим человеком, на которого желал быть похож Хаджи-Мурат, был для него его дед по матери Османли Хаджиев, искусный серебрянник, живший летом не в Цельбесе, но за семь верст от него в горах, где у него был пчельник. Мать часто посещала отца и брала с собой сынишку. То она возила его на старом осле, страшно кричавшем и при этом дергавшемся всем телом, а то на себе носила его за спиной в корзине. Мальчик с благоговением смотрел всегда на старого, морщинистого, загорелого деда, всегда сидящего за чеканносеребряной работой или копающегося на пчельнике. Дед, больше других внучат, любил Хаджи-Мурата и заставлял его читать и кормил сладким, липким медом.

Когда Хаджи-Мурату минуло десять лет, его отдали учиться мулле. Учение было очень скучное, но мальчик был исключительно памятливый,1474 Зач.: и бойкий и он скоро прошел весь Коран. Когда была пройдена последняя глава корана, товарищи торжественно понесли его на руках в дом отца, а учитель мулла, пришедший вслед за ним, получил в награду угощение и два рубля денег. Дед Хаджи-Мурата хотел, чтобы мальчик продолжал учение и сделался муллою, но отец не захотел этого и, прекратив учение, стал употреблять нелюбимого сына на домашние работы. Хаджи-Мурату шел шестнадцатый год,1475 Зач.: и его собирались женить на девушке, которая не нравилась ему когда он1476 Зач.: однажды в первый раз увидал мюридов и узнал про хазават. Это было так. Придя1477 Зачеркнуто: один раз к деду, чтобы помочь ему убирать кукурузу,1478 он застал у деда двух незнакомых посетителей у сакли деда стояли он увидал двух коротко привязанных к перекладине крыши оседланных1479 лошадей коней. Один из этих коней под черным седлом с сафьяновой подушкой без галунов 1480 особенно обратил внимание Хаджи-Мурата. Это был гнедой, с редкой черной гривой и густым хвостом, маленькой головкой1481 с необыкновенно широкой подпругой и недлинными, точеными и сухими, немного косолапыми передними ногами.1482 настоящий кабардинец Другой конь был уже не молодой, совершенно белый мерин с сеткой жил по мокрой, еще потной шее и с чудесными выпуклыми черными глазами, которые он косил на подошедшего. По седлам и уздам1483 видно было мал. Хаджи-Мурат, любивший лошадей, тотчас узнал, что это кони из1484 за гор1485 из тех мест, где люди и что приехавшие на них должны быть одни из тех людей, которые не подчиняются неверным русским1486 а воюют с ними и не дружат с ними, как это делают аварцы, а воюют с ними. Хаджи-Мурату никогда не случалось видеть таких людей, и потому он с особенным волнением приблизился к сакле деда.

В сакле слышался равномерный голос незнакомого человека, как будто читавшего что-то. Хаджи-Мурат вошел в дверь и, наклонив голову, остановился.1487 Читавший был В середине почетной стены, на ковре и пуховиках, сидел коренастый, с подстриженной бородкой, человек в высокой папахе, обшитой белой тканью, в желтой черкеске, подпоясанной ремнем, на котором, по середине живота, висел большой серебряный с чернью, так, как это делал дед, прямой кинжал.1488 Он точно читал Этот человек говорил что-то, закрыв глаза. Рядом с ним,1489 сидел тоже на пуховиках, скрестив ноги в желтых1490 тонких ноговицах и красных, облегающих ступню, чувяках, сидел тонкий, высокий, с длинной спиной молодой1491 джигит человек в белой черкеске с черными, полными, заткнутыми хозырями и в заломленной назад над бритой головой белой папахе. На нем был такой же прямой, огромный кинжал1492 упиравшийся в серебряной оправе1493 упиравшийся концом и еще пистолет за поясом. Две винтовки в чехлах, две шашки и две бурки, очевидно только что снятые с гостей, висели на стене.1494 Кроме гостей, в сакле сидело еще несколько молодых людей из Гоцатля. Это были очевидно горцы джигиты. Увидав Хаджи-Мурата, старик дед, сидевший против гостей, сделал внуку знак, чтобы он садился у двери. Хаджи-Мурат беззвучно сел у двери и стал слушать и смотреть на приезжих и на их оружие.1495 Приезжий Хаджи Говоривший, горец с чалмой на папахе, открыл на мгновение глаза, оглянул вошедшего и тотчас же опять закрыл их и продолжал горловым, медленным и торжественным голосом:1496 «Магометанин не может быть ни магометанину потому говорит что «мусульманин не может быть ничьим рабом, — говорил он, — а должен быть свободный человек.1497 говорил он, очевидно передавая речи своего учителя. Он говорит что Если же он покоряется кому нибудь, а особенно гяурам, он не мусульманин уже. И потому, ежели он находится во власти неверных, то первое дело1498 для мусульманина его, это хазават, война против гяуров. Если кто побоится,1499 или через деньги или посулы покорится неверным тот проклят, и тому нет спасения. Мы все1500 говорит гости на этом свете, все переселимся в настоящее наше место, и потому1501 говорит ничего не бойтесь. Один мусульманин должен итти против десяти неверных и не поворачиваться спиной к неприятелю. Кто так будет поступать, тот будет святым и вкусит все наслаждения рая. Бойтесь только гнева божьего».1502 Хаджи говорил всё это и еще многое, и говорил так значительно, и слова его так отвечали желаниям Хаджи-Мурата, скучавшего бесцветною, домашнею, рабочею жизнью, что он, жадно слушая хаджи, мечтал решил о том, как он бежит в горы и станет мюридом впивал в себя каждое его слово

Хаджи-Мурат слушал, но на него не столько действовала речь горца в чалме, сколько спокойно величавый вид того джигита мюрида в белой черкеске, который, одной рукой держась за серебряную рукоять кинжала, скрестив ноги,1503 в обтягивавших его ступни красных чувяках неподвижно сидел подле хаджи, только изредка хмурясь и одобрительно кивая головой. В подтверждение того, что один мусульманин может итти против десяти неверных, хаджи указал на джигита и сказал:

— Вот он раз отбился от десяти солдат,1504 другой раз выручил трех пленных, третий раз убил восемь человек и и уложил четырех, а сам остался невредим.1505 Джигит смотрел перед собой

Молодой покосился на старшего, потом опять уставил глаза прямо перед собой, как будто не о нем шла речь.1506 Зачеркнуто: И вид этого человека более всего манил Хаджи-Мурата в горы, в боевую жизнь мюридов Когда после угощения и молитв гости опять надели оружие и бурки и собрались ехать, Хаджи-Мурат вышел1507 с другими молодыми людьми провожать гостей,1508 подать им лошадей и держать стремя. Когда хаджи сел на лошадь, он оглянул молодых людей, стоявших около него и он отвязал им лошадей и подвел их. Молодой1509 человек джигит взял свою белую лошадь. Старший же подошел к гнедой. Хаджи-Мурат взялся за стремя, коренастый горец легко сел в седло и, обратившись к Хаджи-Мурату, сказал:1510 Кто

— Хочешь быть мюридом — приходи в Гуниб, спроси1511 Хамзом-Нура Абдурахмана. Ты хочешь? — сказал он Хаджи-Мурату.

— Хочу, — отвечал Хаджи-Мурат.

И действительно, с этого дня Хаджи-Мурат только и думал о том, как бы ему уйти в горы и быть таким же молодцом, как тот молодой джигит в белой папахе и на белой лошади.

Хаджи-Мурат хотел уйти в горы, но сделать это было очень трудно. Во первых, у него не было ни лошади, ни хорошего оружия, а он слышал, что мюриды неохотно принимают плохо вооруженных и пеших людей и заставляют их больше работать, чем воевать. Во вторых, трудно было уйти даже пешему, потому что по всей границе, отделявшей аварское ханство, дружеское России, от владений Кази-Муллы, властвовавшего в горах и воевавшего с русскими, были расставлены караулы конные и пешие, ловившие тех, которые пытались переходить в горы, и пойманных строго наказывали. И потому Хаджи-Мурат, надеясь приобрести лошадь и оружие или от деда или просто укравши их, всё откладывал и откладывал исполнение своего намерения.

Но в ту же зиму (посещение мюридов было летом) случилось событие, вследствие которого, несмотря на то, что хорошего оружия и лошади всё еще1512 у него не было1513 и что отец его и брат Осман продолжали дружить с ханами, признававшими над собой власть русских и что караулы, задерживавшие перебежчиков, были строже, чем когда нибудь, Хаджи-Мурат решил, ничего больше не дожидаясь, тотчас же бежать в горы и стать мюридом. Событие это1514 состояло в том, что Хаджи-Мурату пришлось присутствовать при наказании русскими десяти лезгинов, обвинявшихся в том, что они напали на русских и было следующее: лезгины одного из аулов, признававших власть русских, убили пять человек солдат,1515 стоявших в их а ауле грабивших жителей аула. Русское начальство судило этих1516 десятерых лезгин и приговорило десятерых из них, т. е. число вдвое большее тех русских, которые были убиты, к прогнанию сквозь строй через шесть тысяч человек. В назначенный день, из всех аулов народ, верхами и пешком, двинулся к тому месту, где должна была происходить казнь. Хаджи-Мурат1517 Зач.: с пешим народом, пришедший туда же здесь в первый раз увидал русских солдат в их странных шапках и черных штанах и сапогах с их длинными ружьями, с насаженными на них блестящими на солнце штыками.1518 Зач.: Их было столько, что нельзя было сосчитать. Они Солдаты стояли рядами, образуя из себя четырехугольник,1519 Зач.: через который шла дорога и на1520 Зач.: середине одной стороне которого сидел на барабане толстый усатый человек в черных узких штанах, белом кителе с золотыми наплечниками и в фуражке с красным околышем.1521 Зач.: на толстой голове с красными щеками Это был1522 З ач.: главный начальник.1523 Зач.: русских Около него стояло несколько человек таких же, как он, начальников и два солдата. Один из солдат подал ему на длинном чубуке трубку. Начальник взял трубку, закурил ее о зажженную бумажку, которую поднес один из солдат к трубке, и сделал знак.1524 Зач.: и в то же время И тотчас же барабанщики, солдаты с пестрыми плечами, стоявшие на краю одного из рядов, забили палками в барабаны и страшный треск заглушил все другие звуки. Вслед за начавшимся барабанным боем одна из сторон четыреугольника, составившегося из солдат, расступились, и в пустое место ввели десять человек закованных горцев в одних бешметах, без кинжалов. Были молодые, средние и пожилые, и один был совсем старый, морщинистый, с потухшими глазами и седой редкой бородой. Начальник махнул рукой, барабаны остановились, и опять стал слышен1525 Зач.: говор народа шум налившегося вчерашним дождем ручья и крик молодых орлов на горе. Главный начальник сказал что-то, и один из1526 Зач.: низших начальников офицеров вышел вперед и, остановившись перед закованными, поднял к глазам бумагу1527 Зач.: которую держал в руке и начал читать. Он читал что-то непонятное по русски, потом тоже столь же непонятное Хаджи-Мурату по татарски. Главный начальник, стоя слушавший бумагу, сказал что-то, и одна часть солдат составила ружья в козлы и, выйдя из рядов, стала подходить к стоявшим двум арбам, на которых были палки, и разбирать их. Остальные солдаты стояли с ружьями перед толпою народа, задерживая его. Когда солдаты,1528 разбиравшие составившие ружья, разобрали каждый по палке, им скомандовали что-то, и они стали улицей, друг против друга, от того места, где сидел начальник, до рядов солдат, задерживавших народ.1529 Когда солдаты расставились по местам, два из них Тогда два солдата подошли к первому из закованных горцев и стали снимать с него цепи. Сняв цепи, они сняли с него и заплатанный старый бешмет и взялись за рубаху. Но горец не дал им и, отстранившись от них, сам разорвал на себе рубаху и стряхнул ее с себя, обнажив свое белое с выступавшими ребрами тело. Загорелые по локоть руки его дрожали и также дрожала скула и всё белое, молодое тело. Горца привязали за руки к прикладу ружья и ввели в улицу, составленную из солдат с палками.

Первый солдат улицы взмахнул палкою и ударил горца по белой спине. Горец вздрогнул и оглянулся: и не успел он оглянуться в одну сторону, как на белую спину упал удар с другой стороны, и на белой спине ясно выступали красные перекрещивающиеся полосы.

Барабаны между тем гремели, наполняя воздух1530 своим страшным, жестоким треском. Начальник,1531 выпуская через усы дым трубки не спуская глаз1532 смотрел с ведомого по рядам горца, не переставал курить, выпуская дым через нависшие на рот усы. Удары один за другим ложились на спину горца, и спина, бывшая прежде белой и худой,1533 скоро сделалась вся красная,1534 и мокрая от крови пухлая, и по распухшему месту сочились кое где струйки крови по белому телу.1535 только руки выше локтя были белы и шея до того места, где она загорела.

Стоявший подле Хаджи-Мурата старик, не переставая, шептал беззубым ртом молитву, Хаджи-Мурат же, вытянув вперед голову и дрожа всем телом, переступал, не переставая, с ноги на ногу.