Горохов смотрел на эти горы, дышал во все легкие и радовался тому, что он живет, и живет именно он и на этом прекрасном свете. Радовался он немножко и тому, что он такой молодец, так показал себя вчера хорошо, радовался и тому, что он по отношению Марьи Дмитриевны с ее толстой косой, широкими плечами, высокой грудью и ласковой улыбкой играет роль Иосифа прекрасного, радовался тому, что он честный человек, хороший друг Петрова, не хочет заплатить ему изменой за его доверие и гостеприимство.

1848 XII (12) Действительно все мысли Хаджи-Мурата были заняты одним: как выручить семью из-под власти Шамиля. Кроме того что1849 Хаджи-Мурат он просил1850 об этом Воронцова о том, чтобы выкупить и выменять его семью, он и сам вел о том же тайные переговоры с горцами.1851 о том, чтобы выкрасть его семью и вывести ее к русским Один горец обещался ему1852 сделать устроить побег его семьи, но, доехав до Дарго,1853 Ведено где в ближайшем к Ведено ауле содержалась семья Хаджи-Мурата, увидав, что1854 выкрасть увезти семью невозможно, под такой строгой стражей она находилась, — вернулся назад и объявил Хаджи-Мурату, что, несмотря на триста червонцев, которые были обещаны ему, он отказывается от этого дела. Вслед за этим Хаджи-Мурат получил через лазутчика известие от самого Шамиля, который1855 ставил ему требовал приглашал его возвратиться, обещая ему полное прощение, в противном же случае угрожал1856 погибелью всего его семейства убийством матери, отдачей в рабство жены и меньших детей и ослеплением старшего любимого сына Хаджи-Мурата от его жены чеченки. Зная Шамиля, Хаджи-Мурат1857 не сомневался понимал всю опасность положения своей семьи и1858 поэтому не ошибался в этом.

Бутлер вышел вместе с Хаджи-Муратом на крыльцо, но не успели они сойти еще с ступенек, как на них налетел верховой и взялся за пистолет; но не успел он поднять руку, как Софедин,1859 бросив оставив лошадь, которую он держал, бросился на него, толкнул пистолет, выстрел раздался, и пуля пролетела кверху. Софедин1860 очевидно оглянулся на Хаджи-Мурата, желая знать, что делать, убить ли этого человека, но Хаджи-Мурат уже сам был подле верхового.1861 и выхватив кинжал хотел Он весь преобразился, когда увидал верхового; как кошка, бросился к нему и, выхватив кинжал, стоял ожидая. Бутлер1862 бросился и Софедин бросились на верхового и отвели его.

Хаджи-Мурат, несмотря на свою короткую ногу, вскочил и, хромая, быстро ходя, как тигр в клетке, стал взад и вперед бегать по комнате.1863 Тоска его мучала страшная и погода была подходящая к его настроению. Дул упорный холодный ветер. Он молился нынче уже три раза. Когда Хаджи-Мурат решал сделать какое-либо дело, он не мог быть спокоен, пока не делал его. Теперь это дело — важнее всех других дел, состояло в том, чтобы во что бы то ни стало выручить семью. И он или умрет или сделает это. Но как? Оставаться здесь, выкупить1864 выкрасть семью и заслужить1865 здесь славу, быть генералом, покорить русскому царю Кавказ, уничтожить Шамиля. «Старик обещал много», думал он, вспоминая про просьбы у Воронцова и лестные слова старого князя. Но старику нельзя верить. Это такая же лисица, как и Шамиль. А, главное, время не терпит. Пока я буду ждать, он погубит семью.

Оставалось одно: вернуться в горы, поднять аварцев,1866 и отделиться от восстать на Шамиля 1867 и захватить его. Это одно и силой вырвать у него семью, но сколько нужно было, чтобы это удалось. Прежде двадцать раз будут перебиты его семейные, ослеплен его1868 Магома. Кроме того, еще нужно было, чтобы удалось всё. Другое было то, чтобы Юсуф.

1869 Говорить с Сафедином- нукером нечего было, с остальными тем менее. «Пойти поговорить с мюридами», — подумал Хаджи-Мурат, но они не могли понять, они были только покорные рабы. Что велит Хаджи-Мурат, то они будут делать. Один рыжий1870 Сафедин Гомчего имел свои мысли, и Хаджи-Мурат знал их вперед.1871 Сафедин Гомчего или молчал или говорил: «Твоя воля», — но Хаджи-Мурат знал, что1872 Сафедин Гомчего одного желал;1873 зарезать этих собак казаков, которые ездили за ними и караулили их. побить, порезать сколько можно русских собак и бежать в горы.1874 Хаджи-Мурату тоже хотелось, но в душе его боролись разные страсти; прежде всего его мучала злоба, зависть к Шамилю, повелевавшему и вместе с тем не джигиту отд отдаться Поверить Шамилю и отдаться ему. Но ведь он обманет. Но если бы он и не обманул, то покориться лицемеру, обманщику,1875 но ценившего его жестоко обидевшему его, хвалившемуся перед ним и теперь1876 завладевшему им через угрожавшему ему позором его семьи.

Но оставаться одному Хаджи-Мурату было слишком тяжело, и он пошел1877 через зад заднее к своим мюридам. Они жили через комнату. Как только он отворил дверь,1878 Дверь в соседнюю комнату была открыта, там Сафедин точил кинжал и пел. он услыхал песню про Хамзата, которую пел Сафедин. Хаджи-Мурат остановился1879 З ач.: сел и стал слушать.1880 Он знал эту песню и слушая повторял слова. Песня эта была1881 такая: догоняет на быстрых крыльях и ловит острыми когтями свою добычу белый ястреб. Он ловит ее и тут же с кровью сырую клюет ее. На резвых ногах догоняет, крепкими когтями рвет пестрый барс красного зверя. ему знакомая. В песне описывалось, как Хамзат угнал табун белых коней, но русские нагнали его и он с своими джигитами зарезал коней и сделал из них завал и отбивался от русских до тех пор, пока все были убиты.1882 Дослушав песню, Хаджи-Мурат хотел войти, когда Сафедин Тут Сафедин остановился, и Хаджи-Мурат услыхал равномерный свист клинка кинжала по камню. Кто-то точил кинжал.

В комнате, где жили нукеры Хаджи-Мурата,1883 было темно, только не было света, только молодой месяц в первой четверти1884 клал бело зеленые белые по полосы светил в окна. Стол и два стула стояли в стороне, но все четыре нукера сидели и лежали на кошмах на полу.1885 Ошибочно не зачеркнуто: Курбан, далее зачеркнуто: Сафедин, Балта спали. Сафедин сидел, скрестив ноги.1886 на полу кончая точить кинжал глядел, лежа, на хозяина Гомчего оглянулся на Хаджи-Мурата и, узнав его,1887 продолжал свое занятие опять лег,1888 Сафедин Курбан и Балта спали. Сафедин, увидав хозяина, вскочил и стал надевать бешмет, ожидая приказаний, Хаджи-Мурат1889 снял бешмет, оставшись в одной желтой шелковой рубахе, и расстелил бешмет на столе. Бешмет стукнул о стол. бросил тяжелый от золота бешмет на кошму, с которой встал Сафедин, и положил рядом1890 Зач.: стопочку те семьдесят золотых, которые он получил нынче.1891 — Эти зашью, а больше некуда, — сказал Сафедин

— Зашей и эти, — сказал он.

— Хорошо, — сказал Сафедин, сгребая золотые в руку и тотчас же выйдя на свет месяца, достав из-под кинжала ножичек, стал1892 своими коротко-пальцевыми длинно руками пороть подкладку ниже пояса.1893 Весь бешмет был прошит золотыми от груди и ниже пояса. Золотых было вшито 600 штук. Завтра поедем в горы. Гомчего приподнялся и сидел, скрестив ноги.

— А ты, Гомчего, — сказал Хаджи-Мурат, — заряди ружья1894 Зач.: и себе и молодцам и возьми хлеба и баранины. Сафедин вздрогнул и злобно улыбнулся, оскаля зубы. и пистолеты. Завтра поедем далеко.1895 Гомчего, остановив свое занятие, радостно кивнул головой. Свист железа о камень прекратился и радостный

— Порох есть, пули есть. Будет готово,1896 Всё будет, завтра, сказал он и, быстро встав, пошел к стене, на которой висело их оружие. — сказал он радостным голосом, и Гомчего издал странный звук, выражавший удовольствие.

Но Бутлер, сделав всё, что мог, все-таки несколько успокоился и теперь больше, чем когда-нибудь, отдался прелести воинственной кавказской жизни. Это было одно, но большое утешение. Кстати Богданович, давно уже не ходивший в засаду, намеревался идти нынче в горы, и Бутлер вызвался идти с ним.

Перед вечером в воротах крепости послышались песенники с тулумбасом и ложечниками. Пели почти плясовую: «Мы давно похода ждали, со восторгом ожидали», и показалась пехота и артиллерия. Это было войско, которое Барятинский стягивал в Куринское, с тем, чтобы выйти навстречу тому отряду, с которым он прямо через всю считавшуюся недоступной Чечню намеревался пройти в Куринское.

Тут были две роты1897 Новашинского Кабардинского полка, и роты эти по установившемуся кавказскому обычаю были приняты, как гости, ротами, стоящими в Куринском. Солдаты разобрались по казармам и угащивались не только ужином — кашей, говядиной, но и водкой, и офицеры разместились по офицерам. Как и водилось всегда, началась попойка, и Иван Матвеевич напился так, что сел верхом на стул, выхватил шашку и рубил воображаемых врагов и хохотал и обнимался1898 и под конец и плясал под любимую свою песню: «Сени, мои сени». Бутлер был тут же. Он старался видеть и в этом военную поэзию, но в глубине души ему это не нравилось, и жалко было Ивана Матвеевича, но остановить его не было никакой возможности. И Бутлер, чувствуя хмель в голове, потихоньку вышел и пошел домой.