— Я не просил бы, да я занял на честное слово, обещал.
Я, как честный человек, не могу... мне надо еще три рубля, право, не буду просить... не то что не буду просить, а просто... пожалуйста, папа.
— Да папа, ведь один раз...
— Ты получаешь жалованья 3 рубля, и всё мало. Я в твои года не получал и 50 копеек.
— Теперь все товарищи мои больше получают. Петров, Иваницкий 50 рублей получают.
— А я тебе скажу, что если ты так поведешь себя, ты будешь мошенник. Я сказал.
— Да что же сказали. Вы никогда не войдете в мое положение, я должен буду подлецом быть. Вам хорошо.
— Пошел вон, шалопай. Вон.
Федор Михайлович вскочил и бросился к сыну.
— Вон. Сечь вас надо.
Сын испугался и озлобился, но озлобился больше, чем испугался, и, склонив голову, скорым шагом пошел к двери. Федор Михайлович не хотел бить его, но он был рад своему гневу и долго еще кричал, провожая сына, бранные слова.
Когда пришла горничная и сказала, что готово обедать, Федор Михайлович встал.
— Наконец, — сказал он. — Мне уже и есть не хочется.
И насупившись пошел к обеду.
