Я простился с ним и, выйдя на двор, не обращая внимания на монахов, выходивших из церкви и может быть удивлявшихся моей фигуре, в самом отрадном, самодовольном состоянии рысью побежал к извощику.
— «Что долго были, барин?» спросил меня извощик.
— «Разве долго, сказал я ему, мне показалась одна минута. А знаешь, зачем я ездил?»
— «Верно хоронить кого место покупали».
— «Нет, братец, сказал я, а знаешь, зачем я ездил?»
— «Не могу знать, барин».
— «Хочешь, я тебе расскажу?»
— «Скажите, барин».
Извощик со спины и затылка показался мне таким добрым, что, в назидание его, я решился рассказать ему причины моей поездки и чувства, которые я испытывал.
— «Вот видишь ли, сказал я, я вчера исповедывался и одного греха не сказал Священнику, a ведь ты знаешь, какой это грех. Так я теперь ездил исповедываться, и мне так хорошо теперь, так весело. Вот что значит». —
— «Так, с недоверчивостью сказал извощик, а у нас
Подъезжая к Москве, движение народа, рассказы извощика и влияние утра так развлекли меня, что я уже думал о том, как бы со мной случилось какое-нибудь приключение и, встретив перед самой 1 неразобр
Вернувшись же домой, стыд просить денег уничтожил во мне последние следы прежнего чувства и мыслей. <Я оставил извощика за воротами и побежал к дворецкому. Два раза подходил к его комнате и отходил в нерешительности. (Я был уже должен синенькую). Наконец надо было выйдти из этого положения. Я решился:
— «Гаврило, дай мне, пожалуйста, до нового жалованья полтора рубля — очень нужно, я тебе отдам».
— «Ей Богу нету, сударь, последние были...»