— Ах, запропала да ежова голова.
Да на чужой стороне живучи, —
выделывали они разгульную и неприличную плясовую песню.
Ехавший ближе всех песенник, красный, здоровый солдат, оглянулся на Пьера и на телегу, над которой он стоял, подмигивал ему и в такт песни пожимал плечом.
Солдат с распухшей щекой прошамкал что-то своим кривым ртом, глядя на кавалериста.
— Заиграете, дай срок... — или что-то в этом роде, как послышалось Пьеру.
— Нынче не то, что солдат, а и мужички, видял? Мужичков и тех под француза гонят, — сказал со вздохом солдат, стоявший за телегой. — Уж когда тут. Под Москву подошел.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору.
Теперь, когда он ехал дальше и, испытывая то страстное любопытство, которое волновало его, он вспоминал эту телегу с ранеными, песенников и кавалеристов, весело шедших туда, откуда везли раненых, и вспоминал эту тень от откоса по изрытой горе, тужение лежавшего и веселый утренний свет1424
в воздухе
на
— А как же укрепляют позицию? — сказал Пьер.
— Это мы от Смоленска всё копаем, — сказал майор. — Покопают, да и уйдут.
Пьер ехал дальше, оглядываясь по1426 Окончание фразы печатается по копии. Далее зач. вписанное: Однако, пока он сомневался, лошади везли его дальше к Татариновой, где стоял главнокомандующий. обе стороны дороги, отыскивая новые лица.
1427
Начало фразы печатается по копии.
Pierre1428
слез с лошади и
снял шляпу1429
но
и стоял,1430
Далее автограф на полях, продолженный на отдельном листе.
слушая пенье и глядя на лица, которые окружали икону. Много было разнообразных лиц и в кружке генералов, стоявших на первом очищенном месте позади священников и дьякона. Были тут: один плешивый, прямо держащийся генерал, очевидно немец, потому что он не крестился, и маленький, добродушный
Слышно было только пение духовенства и звуки вздохов и ударов крестов по груди. Опять для Пьера вопрос, занимавший его, из стратегии перенесся [в дру]гую, неясную, но более значительную область. Он не успел еще себе дать отчета в своих мыслях, как1435 позади рядов по той же дороге из-под горы, от Бородина, послышались звуки экипажа и топота лошадей, и толпа, окружавшая икону, раскрылась. Это был Кутузов, который, объезжая позицию и возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну, чтобы еще раз приложиться к иконе. Пьер тотчас же узнал Кутузова не по тому, что так поспешно солдаты и офицеры и генералы давали ему дорогу, не потому, что в рядах заговорили: «Светлейший, Светлейший», но по той особенной, отличавшейся от всех, фигуре, которая вошла в круг. В длинном сюртуке на огромном, толстом теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим белым глазом Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и сморщенной рукой стал креститься. Когда читали Евангелие, он низко нагнул голову и потом, с детски наивным выпячением губ, поцеловал Евангелие. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Пьер оглянулся на солдат и ополченцев. Ни один из них не смотрел на главнокомандующего, все продолжали молиться. Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и поцеловал икону.
Генералитет последовал его примеру, и, давя друг друга, полезли солдаты и ополченцы.