А горы все стоят вокруг меня цепью, потоки шумят и абреки рыщут с разных сторон и боятся моего имени. —
Лукашка только что вернулся с гор, куда он с помощью кунака только что сбыл трех лошадей, угнанных из ногайской степи. Тот самый переводчик Балта, который был при выкупе тела абрека, убитого Лукашкой, раз пришел в сотню к казакам, продавая кинжал. Он с особенной радостью встретил Лукашку, как старого кунака, и предложил ему выпить. Лукашка, ни у кого не остававшийся в долгу, поставил от себя два полштофа. Беседа шла на кумыцком языке, на котором Лукашка наторел в последнее время за рекой.
Балта говорил, что ни один казак так не говорит по кумыцки, что нет ни у кого такого коня, и нет другого молодца, как Лукашка. «Джигит, кунак», все повторял он. «В горах знают, кто Хаджи-Магому убил. Лукашку знают. Тогда Хаджи-Магома с 5-ю человеками хотел у вас косяк угнать. Он один плыл, а товарищи в камыше
«Что ж ты не уведешь?» спросил Лука.
— «Мне нельзя; я князю клятву дал, на коране клятву дал, что красть не буду, а кабы два молодца были, я бы показал. Красть нельзя, а показать можно. Что, ты украл, Лукашка? украл когда нибудь?» — «Нет, гдеж мне? у нас дома, у своих стыдно». — «Известно, нехорошо, а нехорошо, что джигит, а не украл; ты человек молодой, тебе надо быть молодцом». — «Молодцы то есть, да куда коней девать?» — «Только пригони к аулу, а там за коня по 20 монетов сейчас дам, такой человек есть. Погоди на час, я тебе и человек такой приведу. Мне свояк, Саадо, в ауле живет». И действительно Балта привел через час своего друга Саадо, перед которым он видимо имел великое уважение. Саадо был высокий рыжий чорт, как его называл Лукашка, чрезвычайно мрачный, рыжий, худой и кривой. Он все молчал, пил очень много и отрывисто говорил: «Дай Бог счастья, хорошее дело, деньги дадим, Бог даст, Бог поможет, надо ехать. А я с Божьей помощью схожу в горы, там Бог даст, узнаю». Ко всякому слову вообще он вспоминал имя Бога, даже и всякий раз, как он брался за рюмку.
Лукашка, еще поговорив с Балтой и одним человеком, сообщил свое намеренье Назарке и отпросился в станицу, обещая привезть чихирю начальнику. Лукашке ни коней, ни денег не нужно было, но ему хотелось украсть, но стыдно было, что до сих пор он этого не сделал. На следующую ночь Балта ждал их с арканом, на который он взял денег. У выхода крепости Лукашка посадил его за седло и они поехали. Балта всю дорогу пел песни, рассказывал сказки, чтобы дорогу короткой сделать, как он говорил. Назарка смеялся над ним, все повторяя одно и тоже: «Как же ты клятву не держишь? обещал князю не красть, а с нами едешь. Плохо же ты коран держишь». — «Нет, я коран очень хорошо держу», отвечал Балта и даже сердился, когда речь заходила о коране. Он объяснял, что он не сам едет, а красть будут они, и что это можно. Ночь была темная. В крепости их окликнул часовой. На пикете Лука ответил на оклик: Кто 3-й казак? — «Больной».
«Смотри: они за нами теперь гонятся, по следу приедут; надо сейчас переправить, а днем нельзя: на кордоне увидят. Они проехали верст 50, кабардинец был весел, а у Назарки конь остановился. Стожары спустились. — «Не выедем к свету. Лови!» Они поймали двух на аркан, одна убежала. Где линия? ехали, не находят. Лукашка слез, на пойманного, своего пустил. Конь, носом к земле, поскакал к станице. Уж светло; они были у Новомлинской. Поехали в лес. Въехали в лес — светло. Балта взял лошадей. Они его переправили и видели, как он скрылся в камыши. У Назарки была водка. Выпили. Вечером поехали в лес. Балта там обещал, что он принесет деньги с одним человеком и действительно прислал только 4 золотых. Они поделили с Назаркой. Через неделю обещали еще 8. За этими деньгами ездил Лукашка и получил их.