IV
Он сделал, как сказала ему Агафья. Дойдя до Зиновеева двора, он попросился ночевать. Его пустили.
Войдя в избу, он, как и всегда делал, перекрестился на иконы и поздорововался с хозяевами.
— Застыл, дед! Иди, иди на печь, — сказала сморщенная веселая старушка-хозяйка, убиравшаяся у стола.
Муж Агафьи, моложавый мужик, сидел на лавке у стола и заправлял лампу.
— И мокрый же ты, дед! — сказал он, — да что станешь делать. Сушись!
Корней разделся, разулся, повесил против печки онучи и влез на печь.
В избу вошла и Агафья с кувшином. Она уже успела пригнать стадо и убраться с скотиной.
— А не бывал старик странный? — спросила она. — Я велела к нам заходить.
— А вон он, — сказал хозяин, указывая на печь, где, потирая мохнатые, костлявые ноги, сидел Корней.
К чаю хозяева кликнули и Корнея. Он слез и сел на краю лавки. Ему подали чашку и кусок сахара.
Корней рассказал, что он видел по дороге целое поле полно копен. — Молодайка налила ему пятую чашку жидкого, чуть желтого чаю и подала.
— Ничего. Пей, дедушка, на здоровье, — сказала она на его отказ.
— Что ж это рука у тебя неисправная? — спросил он у нее, осторожно принимая от нее полную чашку и пошевеливая бровями.
