— Вы знаете, графиня, зачем я приехал?
— Да... нет... — поторопилась сказать она.
— Я приехал узнать о своей участи, которая зависит от вас и от вашей дочери... — Лицо графини просияло, но она ничего не сказала.
— Я приехал сказать вам, что я люблю вашу дочь и что мое счастье зависит от нее. Захотите ли вы соединить ее судьбу с моею?
— Да... —тихо, тихо сказала графиня.
— Но вы знаете, графиня, я вдовец, у меня сын, у меня отец, который недоволен тем, что я женюсь, и который непременным
Графиня подумала.
— Отчего же год? И это не может быть иначе?
— Никому это не может быть так тяжело, как мне.
— Да, я принимаю ваше предложение, я рада. Я не буду скрывать, Наташа любит вас.
[Далее со слов: Графиня прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой... кончая:... как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXIII.]
— Да, да, я люблю, люблю вас...
Князь Андрей держал ее руку и смотрел ей в глаза. Они долго сидели молча и не чувствовали надобности ни говорить, ни изменять, ни прибавлять чего-нибудь к настоящему.
Наташа была счастлива, как только могла быть, и большую часть времени ни о чем не думала, но вдруг ей то приходила мысль, что вот она, девочка Наташа, ребенок, недавно обиженный гувернанткой Марьей Эмильевной, девочка, над которой Nicolas смеялся, когда она рассуждала, теперь невеста и чья же? Князя Андрея, такого умного, такого рыцаря, такого большого, такого милого человека, который не только, как с равной, но как с высшей обращается с ней. То ей приходила мысль, что теперь уж нельзя шутить с жизнью, надо перемениться, что она большая и что на ней тоже лежит ответственность за каждое слово, которое она скажет теперь.
В соседней комнате зашевелилось платье графини. Надо было прервать это счастливое молчание — так ничтожны были слова в сравнении с этим молчанием, но надо было это сделать. Князь Андрей вздохнул и сказал: