— Она меня любит.439 Ах, это отлично! Я ее ужасно люблю. О, она прелесть! Если бы я мог любить больше Катерину Александровну, чем я ее люблю, то я любил бы ее за то, что она сестра твоей жены.
— Ну так она мало того что любит тебя, она говорит, что Кити будет твоей женой непременно.
— Будет моей женой, — повторил440 Ордынцев, и всегда строгое, трудовое Левин, и лицо его вдруг просияло, расплылось улыбкой, той, которая близка к слезам умиления.
— Что бы там не было, это будет, она говорит, и это будет хорошо, потому что он чистый человек.
Левин молчал. Улыбка расплылась до слез. Он стал сморкаться.
— Ну, какже я рад, что мы с тобой поговорили.
— Да, так ты будешь нынче. И я приеду.441 после театра. Мне надо там быть. Мне только нужно съездить в одно место, да, нужно.
— Я не умею говорить. Во мне что-то есть неприятное.
— Хочешь, я тебе скажу твой недостаток. Ты резонер. Ты оскорбился?
— Нет, может быть, это правда.442 резко Это твоя жена говорит?
— Нет, это мое мнение.
— Может быть, эти мысли интересуют меня.
— Так приезжай непременно и отдайся теченью, оно принесет тебя. Счет! — крикнул он, взглянув на часы.
443 Ордынцев, всегда расчетливый и скупой, как все люди, живущие в деревне, Левин с радостью достал из своего полного бумажника те 17 рублей, которые с начаем приходились на его долю и которые бы привели его, как деревенского жителя, в ужас прежде, и Степан Аркадьич отделил 17 рублей от 60, которые были у него в кармане, и уплата счета444 и переговоры по Французски о нем заключили заключила, как всегда это бывает, прежний тон разговора.445 Кроме того, зашел знакомый Степана Аркадьича — Черенин, полковник, полупьяный, и Ордынцев уехал домой.
— Ну, теперь ты мне скажи откровенно, — сказал Князь Мишута, доставая сигару и покойно усаживаясь, держась одной рукой за ручку бокала, а другой сигару. — Ты мне дай совет. Я сказал, что мне нужно съездить. Ты знаешь куда — к женщине. Не ужасайся. Я слабый, я дурной человек, но я
