Алексей Александрович ясно доказывал Генералу, что навязыванье классического образования также невозможно, как навязывание танцовального образования целому народу808 он мямлил, искал слова и улыбался. Но он видел, чувствовал, ужасался, и в душе его становилось холодно.

Окончив разговор, он встал и подошел к угловому столу.

—809 Нана Анна, я бы желал ехать, — сказал он, не глядя на вставшего810 Гагина Вронского, но видя его, видя выражение его лица, умышленно, чтоб не выказать ни легкости, ни презрения, ни сожаления, ни озлобления, умышленно безвыразительное. Он понимал все это и небрежно поворачивал свою шляпу.

— Ты хотела раньше ехать домой, да и мне нужно.

— Нет, я останусь, пришли за мной карету, — сказала она просто и холодно.

«Это онъ, это дьяволъ говоритъ въ ней», подумалъ Алексѣй Александровичъ, глядя на ея прямо устремленные на него, странно свѣтящіеся между рѣсницъ глаза.

— Нет, я оставлю карету, я поеду на извощике.

И, откланявшись хозяйке, Алексей Александрович вышел.

Истинно хорошее общество только тем и хорошее общество, что в нем до высшей степени развита чуткость ко всем душевным движениям. Ничего не произошло особенного. Молодая дама и знакомый мущина отошли к столу и в продолжение полчаса о чем то811 : горячо говорили; но все чувствовали, что случилось что то неприятно грубое, неприличное, стыдное. Хотелось завесить их. И когда Алексей Александрович вышел, Княгиня812 Мика Нана решилась во что бы то ни стало нарушить уединение и перезвала к их столу двух гостей. Но через 5 минут813 Нана Анна встала и простилась, сияющей улыбкой пренебрежения отвечая на сухость приветствий. Вслед за ней вышел и814 Гагин Вронский.

— Что я вам говорила?

— Это становится невозможно, — переговорили хозяйка дома и толстая дама. — Бедный дурак!

Старый, толстый Татарин, кучер в глянцевитом кожане, с трудом удерживал левого прозябшего серого, извивавшагося у подъезда; лакей стоял, отворив дверцу. Швейцар стоял, держа внешнюю дверь.815 Настасья Аркадьевна Анна Каренина отцепляла маленькой белой ручкой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши головку, улыбалась.816 Гагин Вронский говорил:

— Вы ничего не сказали, положим, я ничего не требую, ничего. Только знайте, что моя жизнь — ваша, что одна возможность счастья — это ваша любовь.817 И скажу больше. Любите ли вы меня, я не знаю, но вы не любите мужа[?] — Да я не сказала, что я люблю вас.

— Как должно быть ужасно легко мущинам повторять эти слова. Сколько раз вы говорили это?818 Женщины никогда не говорят этого. Я один раз сказала это... и то неправду. Поэтому я не скажу этого другой раз, — повторила она медленно, горловым густым голосом, и вдруг, в тоже время как отцепила кружево,819 3ач.: — потому что незачем говорить. Я люблю тебя. Завтра в 4 часа. она прибавила: — Я не скажу, но когда скажу... — и она взглянула ему в лицо. — До свиданья, Алексей Кирилыч.

Она подала ему руку820 взглянула и быстрымъ, сильнымъ шагомъ прошла мимо Швейцара и скрылась въ каретѣ. Ея взглядъ, прикосновеніе руки прожгли его. Онъ поцѣловалъ свою ладонь въ томъ мѣстѣ, гдѣ она тронула его, и поѣхалъ домой, безумный отъ счастья.