Мари была мало похожа на брата, только большіе выпуклые полузакрытые глаза были общіе. Мари была не дурна собой, но она уже пережила лучшую пору красоты женщины, и съ ней сдѣлалось то, что дѣлается съ немного перестоявшейся простоквашей. Она отсикнулась. Та же хорошая простокваша стала слаба, не плотна и подернулась безвкусной, нечисто цвѣтной сывороткой. Тоже сдѣлалось съ ней и физически и нравственно. Мари была чрезвычайно, совершенно искренно религіозна и добродѣтельна. Но съ тѣхъ поръ какъ она отсикнулась, что незамѣтно случилось съ ней года два тому назадъ, религіозность не находила себѣ полнаго удовлетворенія въ томъ, чтобы молиться и исполнять Божественный законъ, но въ томъ, чтобы судить о справедливости религіозныхъ взглядовъ другихъ и бороться съ ложными ученіями, съ протестантами, съ католиками, съ невѣрующими. Добродѣтельныя наклонности ея точно также съ того времени обратились не на добрыя дѣла, но на борьбу съ тѣми, которые мѣшали добрымъ дѣламъ. И какъ нарочно послѣднее время всѣ не такъ смотрѣли на религію, не то дѣлали для улучшенія духовенства, для распространенія истиннаго взгляда на вещи. И всякое доброе дѣло, въ особенности угнетеннымъ братьямъ Славянамъ, которые были особенно близки сердцу Мари, встрѣчало враговъ, ложныхъ толкователей, съ которыми надо было бороться. Мари изнемогала въ этой борьбѣ, находя утѣшенье только въ маломъ кружкѣ людей, понимающихъ ее и ея стремленія.

— О, как я подрублена нынче, — сказала она по французски, садясь на первый стул у двери.

Брат понял, что она хотела сказать, что устала.

— Я начинаю уставать от тщетного ломания копий за правду. И иногда я совсем развинчиваюсь. А Анна? — прибавила она, взглянув на лицо брата. — Что значит, — сказала она, — это отступление от порядка? Люди акуратные, как ты, выдают себя одним отступлением. Что такое?

— Ничего. Мне хотелось поговорить с Анной.

— А она осталась у Нана? — взглянувъ, сказала Мари, и большіе полузакрытые глаза ея подернулись мрачнымъ туманомъ.

— О, как много горя на свете и как неравномерно оно распределяется, — подразумевая под этим горе Алексея Александровича, отрающееся отражающееся на нее. — Княгиня надеялась, что ты заглянешь, — продолжала она, чтоб показать, что понимает горе брата, но не хочет о нем говорить. — Дело сестричек (это было филантропически-религиозное учреждение) подвинулось бы, но с этими господами ничего не возможно делать, — сказала она с злой насмешливой покорностью судьбе. — Они ухватились за мысль, изуродовали ее и потом обсуждают так мелко и ничтожно.

Она очень огорчена, но и не может быть иначе... Рассказав еще некоторые подробности занимавшего ее дела, она встала.

— Ну, вот, кажется, и Анна, — сказала она. — Прощай. Помогай тебе Бог.

— В чем? — неожиданно спросил он.

— Я не хочу понимать тебя и отвечать тебе. Каждый несет свой крест, исключая тех, которые накладывают его на других, — сказала она, взглянув на входившую Анну. — Ну, прощайте. Я зашла узнать, зачем он не спит, — сказала она Анне, — и разговорилась о своем горе. Доброй ночи.841 И она пошла вниз.

Анна842 быстро и легко вошла в залу чуть заметно улыбнулась, поцеловалась с843 невесткой золовкой и обратилась к мужу.

— Как, ты не в постели? — и, не дожидаясь ответа, быстро и легко прошла в темную гостиную.

В гостиной она остановилась, как бы задумавшись о чем то. Алексей Александрович вошел за ней в гостиную. Она стояла в накинутом распущенном башлыке, играя обеими руками его кистями и задумчиво опустив голову. Увидав его, она подняла голову, улыбнулась.

— Ты не в постели? Вот чудо! — И с этими словами скинула башлык и прошла в спальню. — Пора, Алексей Александрович, — проговорила она из за двери.