Лицо ее вдруг сморщилось, выражая страдание. Она ничего не сказала и только опустила глаза.
— Он спрашивает моего согласия или совета. Я сказал, что всё зависит от вас, что вы должны решить.
— Ах, что это? Зачем? — проговорила она и тем странным, всегда особенно сильно действующим на Нехлюдова, косящим взглядом посмотрела ему в глаза. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг друга. И взгляд этот многое сказал и тому и другому.
— Вы должны решить, — повторил Нехлюдов.
— Что мне решать? — сказала она. — Всё давно решено.
— Нет, вы должны решить, принимаете ли вы предложение Владимира Ивановича,— сказал Нехлюдов.
— Какая я жена — каторжная? Зачем мне погубить еще и Владимира Ивановича? —сказала она, нахмурившись.
— Да, но если бы вышло помилование? — сказал Нехлюдов.
— Ах, оставьте меня. Больше нечего говорить, — сказала она и, встав, вышла из камеры.
Когда Нехлюдов вернулся вслед за Катюшей в мужскую камеру, там все были в волнении. Набатов, везде ходивший, со всеми входивший в сношения, всё наблюдавший, принес поразившее всех известие. Известие состояло в том, что он на стене нашел записку, написанную революционером Петлиным, приговоренным к каторжным работам. Все полагали, что Петлин уже давно на Каре, и вдруг оказывалось, что он только недавно прошел по этому же пути один с уголовными.
17-го августа, — значилось в записке, — я отправлен один с уголовными. Неверов был со мной и повесился в Казани, в сумасшедшем доме. Я здоров и бодр и надеюсь на всё хорошее. Все обсуживали положение Петлина и причины самоубийства
— Мне муж говорил, что Неверов видел привиденья еще в Петропавловке, —сказала Ранцева.
— Да, поэт, фантазер, такие люди не выдерживают одиночки, — сказал Новодворов. — Я вот, когда попадал в одиночку, не позволял воображению работать, а самым систематическим образом распределял свое время. От этого всегда и переносил хорошо.
— Чего не переносить? Я так часто просто рад бывал, когда посадят, — сказал Набатов бодрым голосом, очевидно желая разогнать мрачное настроение. — То всего боишься:и что сам попадешься, и других запутаешь, и дело испортишь, а как посадят — конец ответственности, отдохнуть можно. Сиди себе да покуривай.
— Ты его близко знал? — спросила Марья Павловна, беспокойно взглядывая на вдруг изменившееся, осунувшееся лицо Крыльцова.
