Князь Андрей, сжав зубы, оглянулся, но, ничего не сказав, продолжал писать.
Толстый офицер, утолив первый голод, улыбаясь, косился на корнета.
— А вот бы штука, пойти к нему в самом деле, — проговорил он, пережевывая своими, как жернова крепкими и, как эмаль, блестящими сплошными зубами.
— Ей богу, пойду скажу.
— Стой! держи его, ха, ха, ха! Он право пойдет.
— Да полноте же, господа, это несносно, — сказал Болконский, сердито оглядываясь. — Ежели вам делать нечего. Офицеры замолчали на минуту.2034 Князь Андрей сидел, писал отцу: «правду вы говорили, батюшка, мы здесь политик более соблюдаем, чем к войне изготовляемся. Un archiduc vaut l’autre» [Один эрцгерцог стоит другого].
В это время около низких окон прогремел почтовый шез и прозвучал почтовой рожок почтальона. Все высунулись в окно посмотреть, кто это. Из шеза вышел высокий, сутуловатый старик военный с повязанной черным платком головой под фуражкой. На нем был мундир австрийского генерала.
— Опять из Вены какая-нибудь шельма, — сказал толстый.
— Нет, разве не видишь, приехал не с той стороны, — сказал гусар.
— Это от эрцгерцога какой-нибудь.
— Смотри, Мария Терезия на шее и повязанная голова. Это из под Ульма.
— Всех они французов побьют, ничего нам не оставят.
Князь Андрей тоже, оставив писать, с любопытством посмотрел на выходившего из кареты приезжего.
— Сходи наверх в дежурную, узнай, — сказал Болконский Несвицкому.