Начальники спорили, а полк продолжал собирать дрова; только один батальон был в прикрытии. В этом батальоне была рота Брыкова. Она стояла над оврагом, в котором была каменоломня, в редком лесу. Солдаты лежали на полугоре. Брыков сидел повыше, под кустом, у огня с др другим оф офицером и Долоховым, когда с правой стороны с криком показались бегущие солдаты, рубившие дрова. Один из них потерял фуражку и упал и, вскочив, засмеялся.

— Что вы? Что? Куда?

В то же мгновение Долохов с унтер офицером Ш. побежали к каменоломне.

— Он, хранцуз, по всему бугру, — были ответы. Не успели солдаты пробежать, как на противуположном бугре показались французы. Ему не верилось, но так это было. Они чуждые, далекие так близко, что и им странно было. Замешательство было в них. Прежде чем успел еще Брыков скомандовать и подбежать к своей роте, как послышался один резкий звук, другой выстрелов наших, и солдаты роты тронулись. В рядах послышались голоса: — «отрезали...» Вид бегущих дровосеков и неожиданность дурно подействовали на солдат роты Брыкова. Солдаты начали стрелять прежде команды и спутали ряды, что весьма дурной признак. Брыков1907 был пьян нахмурился, подбежал к рядам и со всего размаху ударил рукой по щеке первого солдата, к которому подбежал. Это был здоровый рябой урод. Он вытянулся, подставя щеку.

— Кто велел стрелять? где команда? — Хмурое лицо Брыкова имело странный вид, не похожий на то, что было на смотру. Он хмурился нарочно. — Эка невидаль! — сказал он. Солдаты с уважением смотрели на него, и уважение это еще более увеличилось после того, как французы в это самое время дали залп по роте. Звуки свиста пуль, казалось, еще более придали тона голосу Брыкова. Он не оглянулся на французов и мрачно продолжал смотреть на вытягивающегося побитого солдата.

— Слышал команду стрелять? А? Отрезали. Я те дам — отрезали. Вы куда? — Но один стонал. — Двое снесут, — и Брыков отвернулся. Но рота смешалась и продолжала стрелять.

— Ваше благородие, обходят. — Справа забегали уже французские егеря и сзади с горы спускались гренадеры; два ловко бежали впереди. Увидав егерей справа, Брыков остановился, и видно было, что была минута, в которую он не знал, что делать. «Ну пропали» — сказал один. И это ободрило его.

— Долохов, назад!

— Нет, я останусь.

— В Василий И Игнатьевич , — в это время сказал ему голос Долохова, — посылайте туда под гору хоть отделенье с унтер офицером, мы засядем в камнях. Ни одна шапка не перейдет речки. А вы валите.

болезненный, щедушный и маленький артиллерийский офицер.

— Здравствуйте, Мих Михаил Зах Захарович , — сказал артиллерист, подсаживаясь на бревно с видом изнуренного человека, который, находясь в беспокойстве, не знает, что с собой делать.

Белкин с уважительной учтивостью поздоровался и посторонился на бревне. Офицер этот был штабс-капитан Тушин, известный всем сослуживцам за тихого, смирного чудака, необыкновенного ума и учености и любящего выпить. Белкин, совершенно необразованный человек, видел в Тушине существо совершенно особенное, высшее по уму и учености, но жалкое по болезненной слабости тела,1908 Тушин любил Белкина, видел в Белкине особое разв развитие и более других офицеров уважал и любил и добродушно жалел артиллериста.

Артиллерист в этот поход с свойственным ему чудачеством особенно полюбил Белкина, постоянно отыскивал его и зазывал к себе.1909 — Досталось нам на орехи, — с своей счастливой улыбкой сказал Белкин. Умное и доброе лицо болезненного артиллериста поморщилось и глаза испуганно оглянулись. — Да что, ведь плохо дело, — сказал он, — я боюсь — не то что боюсь — бояться нечего, а как начнет нас ожаривать Бонапарт нам не сдобровать. Не хватить ли партийку? Тушин, несмотря на свою слабую и неловкую фигуру, любил выражаться по его понятиям молодецким военным солдатским языком и вообще любил принимать не шедший к нему вид старого, боевого офицера (несмотря на то, что ему еще ни разу не довелось быть в деле).

— Ну что? Видели французов? А я по правде вам скажу — трушу. Дело наше плохо.