— Когда же было? — отвечал князь Андрей, — я суток не пробыл.

— Да, какову штуку в Вене то удрали... И баронессу З. не видал? Хочешь грушу? — отличные. Ну, что же ты получил за известье?

— Право не знаю. Кого из наших к Багратиону посылают? — спросил князь Андрей, всё еще желая проситься у Кутузова в дело, но с тех пор, как он присоединился к своим, при виде этих пишущих писарей, едящих груши адъютантов и, особенно, при виде добродушного, как и всегда, веселого лица Несвитского, начиная чувствовать ненужность своего настроения.

— Ты знаешь ли, я как устроил теперь, — говорил Несвитской, — мне в Кремсе сделали вьюки и я повозку бросил, и у меня всё со мной: и бутылочка, и пирожки, и кровать, и всё. Я тебе советую так же сделать... Да что ты, как будто нездоров или устал. Что с тобой?

— Нет, ничего.

В это время дверь отворилась, вышел Кутузов и за ним Багратион. Вейротер виден был сзади. Он на столе собирал бумаги.

Князь Андрей подошел к главнокомандующему, подавая ему конверт. Кутузов оглянулся, но по глазам его видно было, что какая то мысль так сильно застилала его зрение, что [он] не узнавал несколько времени того, кто с ним говорил.

— А, хорошо, — сказал он после нескольких секунд молчания, — после, — и он1844 рассеянно надев шинель, опять обратился к Багратиону. вышел на крыльцо. Князь Андрей сошел вниз с другими адъютантами и перед самым отъездом намеревался обратиться к Кутузову с своею просьбой. На Кутузове была толстая ватная с складками от самого воротника шинель с истертым бобровым воротником и измятая фуражка, надетая на затылке. Затылок его составлял крутой уступ с горбом сутуловатости, выступавшей еще заметнее под толстой шинелью. Узкие глаза его имели всё то же выражение, которое видел в них нынче утром Болконский, выражение слепоты, происходящей от сосредоточенности мысли. Он остановился на крыльце, согнулся еще больше, облокачиваясь на палку и, не переставая, говорил что то Багратиону. Голоса его было не слышно от ветра, трепавшего воротник его шинели, поднимавшего и прямо державшего его седые, редкие волоса на одном виске его. Но видно было, как тонкие губы1845 быстро и забывчиво поспешно шевелились и как старческие руки, на одной из которых было большое золотое кольцо, иногда выходя из под шинели, делали не размашистые, но короткие и энергические жесты. Багратион был немного пониже Кутузова, худ, совершенно прям, но держался, видимо из почтительности, в наклоненном положении. На нем был длинный, теплый генеральский сюртук, сверху бурка и на голове папаха с черным бараном. Волоса его были так же черны, как шапка, и всё лицо почти такого же цвета, как бобер на воротнике Кутузова. Все его лицо с известным длинным, сухим, горбатым носом, полузакрытыми карими глазами без блеска и1846 крепким, выдающимся длинным подбородком с засевшей на нем, не бритой с утра сплошной, жесткой бородой, всё это лицо было одно из тех лиц, которые признаются за непроницаемые. Было ли оно непроницаемо от того, что он мог скрывать то, что думал и чувствовал, или от того, что он мало что думал и чувствовал, но в противуположность лица Кутузова, у которого каждую секунду, несмотря на пухлость очертаний, то в сборке морщины, то в содрогании рта, то в перемене взгляда выражалась игра сложного душевного механизма, у Багратиона обтянутое желтой кожей лицо было, как толстая маска, за которой либо ничего не было, либо ничего нельзя было видеть. Но это непроницаемое, спокойное лицо1847 возбуждало невольное уважение было красиво. Кутузов нетерпеливо взглядывал на него с видимым нетерпением и недоверием в способностях соображения своего собеседника. Багратион видимо старался выказать в лице своем уважение к главнокомандующему и сознание важности минуты, но несмотря на всё желание, лицо его оставалось все так же неизменно спокойно. Он имел вид человека, устремляющего всё свое внимание для того, чтобы понять их, только на последние слова, которые были сказаны ему, и еще более сосредоточивая1848 Князь Андрей, желая не потерять минуты, подошел ближе и слышал, как Багратион сказал свое внимание на те слова, которые он сам говорил. Он несколько раз повторял видимо одни и те же слова тихим, спокойным голосом. Его большие, карие глаза без блеска, но упорно с обеих сторон сухого носа устремленные на Кутузова, видимо сердили главнокомандующего. Как будто вследствие повторения этих слов, Кутузов вдруг понял, что его не понимают так, как он хотел, он отвернулся, запахнул шинель и стал спускаться с крыльца. Князь Андрей подошел к нему.1849 и отдал депеши. — А, из Вены, из Брюнна Он просмотрев сказал и хотел обратиться к Багратиону

— Позвольте мне просить ваше высокопревосходительство оставить меня при отряде князя Багратиона.1850 сказал он, чувствуя, как замирало его сердце Я бы желал быть здесь полезным...

Кутузов оглянулся.1851 и поморщился и прошло несколько секунд, пока он узнал того, кто с ним говорил

— Да из Вены, из Брюнна, бишь, — сказал он, — давай сюда.

Болконский повторил свою просьбу.

— Нет, ты мне1852 нужен расскаж расскажешь , — сказал Кутузов и он опять обратился к Багратиону.

— Ну, князь, прощай. Христос с тобой, — он притянул его к себе левой рукой и правой, на которой было кольцо, перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею. — Прощай.

Багратион, видимо, сделал большое усилие мысли и повторил опять те же слова, которые раздражали Кутузова.