— Как же, при мне поймали, — сказал Тихон. — Их там пара была. Другой еще пофигуристее был.752 — Неужели убили другого? Из-за сапог что-то у казаков вышло. Вздор какой-то. А тот еще ловчее был.

— Я тебе говорил, надо прежде знать, что в Кукуевке, — сказал Долохов, входя в комнату с Денисовым. — Я поеду. Вот вы, молодой человек, судите о деле, — сказал Долохов, обращаясь к Пете. — Вот не хотите ли, наденем мундиры французские да и поедем сейчас к ним в753 лагерь Кукуевку, поговорим, расспросим.

Петя тотчас же понял, что предложение Долохова был вызов, и, поняв это, никакие просьбы Денисова не могли остановить Петю. Одевшись в французский уланский мундир, который был у Денисова, Петя с Долоховым, переодетым в такой же мундир, который он всегда возил с собою, в ту же ночь, сопутствуемые двумя казаками, поехали в Кукуевку. Оставив казаков и дав пароль и отзыв, которые Долохов узнал от взятых пленных, проехали за цепь французов.754 Далее до конца варианта — автограф на отдельном листе.

Петя был храбрый мальчик, но он никогда, во всю свою жизнь не забыл тот ужас и болезненное замирание сердца, кот которые он пережил в те полтора часа, во время которых Долохов755 как бы забавляясь его страхом проводил его по французскому лагерю. Подъехав к первому солдатскому костру, Долохов кликнул солдата и, когда солдат не скоро встал, он строго разбранил его, спрашивая, где командир и офицеры.756 Командир был в другой деревне. Офицеры были у другого к остра.

Петя помнил757 тот ужас, то замирание сердца, которое он испытал, когда слез с лошади, следуя примеру Долохова, и отдал лошадь французскому солдату, и это, всё усиливавшееся замирание, по мере продолжения разговора Долохова с офицерами и ошибок, которые делал Долохов и в которых его поправлял офицер, в назывании частей войск, к которым он будто принадлежал, и вопросов офицера, высокого худого немца, поднявшегося от костра и спрашивавшего, кто товарищ.

«Ну, теперь он уедет», думал Петя. Но нет, Долохов, поглядывая на Петю, продолжал разговор и расспрашивал всё, что ему нужно было: сколько их войск, сколько пленных. Петя помнил, как, спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал: «La vilaine affaire de trainer ces cadavres après soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille»,758 «Противное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь», — и громко, ненатурально засмеялся. И как никто не ответил на его смех, и офицер француз, которого не видно было, — он лежал, укутавшись шинелью, — приподнялся и прошептал что-то товарищу. Петя помнил после эту минуту сомнения, когда Долохов встал и сказал: «Bonjour, messieurs»,759 [«Прощайте, господа»,] и кликнул солдата с лошадьми: «Подадут или нет лошадей?» Он помнил потом, как Долохов долго садился и вернулся еще к костру и закурил трубку. Петя радостно вздохнул, когда они стали отъезжать от костра, и шопотом проговорил:

— Они, кажется, догадались.

— Они? — сказал громко Долохов и, повернув лошадь, поехал назад не в поле, а по дороге, по которой с обеих сторон были костры. Он остановился опять. И Петя слышал русские голоса и по темным фигурам у костров узнал русских пленных.

— Ребята! Эй! Нынче на заре вас отобьют, — крикнул Долохов.

У костров зашевелились, и Долохов поскакал по дороге и в поле. Несколько выстрелов и пуль послышалось в темноте. Петя помнил всю свою жизнь эти страшные, пережитые им минуты. Но зато и на рассвете этого дня те минуты, когда он вскакал с казаками в деревню и те самые французы, которые так страшны были вчера, бросали оружие, и те русские пленные, оборванные, босые,760 желтые распухшие, которых он вчера мельком видел у огня, вязали своих конвойных и с слезно-радостными криками приветствовали своих спасителей,761 Зап.:<были одними> и те минуты, когда Долохов, стоя в несколько театральной были одними из самых радостных в его жизни.762 <Чувство сострадания и мести, и чего-то непостижимого> <Когда в это утро <пленные взятые 300 человек французов <были заперты> по приказанию Долохова пропускали мимо его, пока он считал их> Петя испытывал странное чувство и сострадания, и мести, и сознания справедливости того, что происходило, когда в это утро с одной стороны улицы толпы наших пленных, окруженные солдатами и казаками, кормившими их и раздававшими им платье, все радостно и слезно лопотали что-то, а с другой стороны Далее автограф на полях зачеркнутой копии со знаком переноса и пометой рукой Толстого: В конце

Петя стоял подле этой смешавшейся толпы освобожденных пленных и солдат партии Денисова и Долохова и не чувствовал, как слезы текли по его щекам. Когда он заметил свою слабость, он, устыдившись ее, обтер рукавом глаза и пошел к другому концу деревни, где слышался громкий говор сдавшихся французов.763 Далее конец автографа на отдельном листе. Сбоку помета рукой Толстого: В конец.

Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская туда мимо себя толпу обезоруженных, разутых французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой, но, проходя мимо Долохова, который764 опираясь сидя на бревне у ворот и играя слегка хлестал себя по сапогу нагайкой, взглядывал на них своим нагло-холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом,765 и приговаривал: filez, filez говор их замолкал.766 В числе освобожденных партией Денисова и Долохова пленных находился Пьер Безухий. — Filez, filez, — приговаривал Долохов.

С другой стороны стоял казак Долохова и считал их, отмечая сотни чертой мела на воротах.

— Сколько? — спросил Долохов у казака, считавшего пленных с другой стороны.

— На 2-ю сотню 20, — отвечал казак.