— Судили? — вдруг сказал солдат с круглыми глазами. — Кто судил-то, где суд, там и неправда, старички говаривали, а вот покушай-ко наших щец: с голоду Малашке и Алашки всласть, — сказал он, и круглая улыбка просияла на его лице, и полукруги ярких, белых зубов выкатились из-за его губ.
— Куфарка-то наша какова! Ай да Соколик! — послышались голоса.
Пьер тоже засмеялся, глядя на доброе лицо солдата, и взялся за ложку.
Он был голоден и с наслаждением стал есть похлебку, во время еды глядя на солдата с веселым лицом, стоявшего над ним.>
202
Зач. текст переработанной копии вар. № 257:
(Новая глава)
На другой день Пьера перевели из разряда подсудимых в разряд пленных в балаган на Девичьем поле с другими подсудимыми отвели назад в сарай на Крымском броде. В первую ночь Пьер он не мог закрыть глаз без того, чтобы не видеть перед собою всё те же
Вместо зач. написан рукой Толстого дальнейший текст, кончая словами: он слышал треск ружей и видел перед собой (стр. 38).
После казни Пьера по приказанию французского офицера отделили от других подсудимых и оставили одного203
на гауптвахте
в прихожей небольшого дома Девичьего поля. О нем ожидали какого-то особенного распоряжения, и когда это распоряжение пришло, караульный офицер поздравил его с тем, что он прощен и поступает теперь в разряд военнопленных. Пьер не понимал того, что ему говорили, потерянная им в то время, как ударили в барабаны, способность мыслить и соображать еще не возвратилась к нему. Молча и неподвижно сидя на204
гауптвахте, на том месте
лавке, куда его посадили, Пьер205
два часа не
шевелил
шевелился
то открывал, то закрывал глаза. Он закрывал их с тем, чтобы заснуть и забыть то, что он видел. Но только что он закрывал глаза, как опять он слышал треск ружей и видел перед собой206
Следующие одиннадцать слов — исправленная Толстым копия.
страшные207
и простые
лица невинных жертв и еще более страшные208
и испуганные
лица невольных убийц.209
И по ночам на него несколько, как только смерклось, нашел находил, как в детстве суеверный страх чего-то сверхъестественного. В сновидениях ему представлялось, что его убивают, что он убит уже. Во сне он видел эту ночь только одно: он видел, что его и что он убивает кого-то. Но зато всякое первое пробуждение после этой страшной ночи и радостное сознание того, что это было только во сне, доставили ему неизвестное ему прежде наслаждение. С этого же дня только в первый раз Пьер вполне оценил полное и сильное наслаждение еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с товарищами, когда хотелось поговорить и послушать человеческого голоса.
Когда его на другой он в этот первый день перевода из разряда подсудимых в разряд военнопленных перед вечером вышел из балагана на Девичьем поле . Выйдя на воздух, Пьер вдруг очнулся. Он понял, что он жив и что его ведут теперь не на казнь, а к новым товарищам. Он оглянулся вокруг себя, увидал блестящие в лучах заходящего солнца купола и кресты Новодевичьего монастыря, увидал лесистые холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в синей дали лесистый берег, он ощутил почувствовал прикосновение свежего воздуха, увидал голубое небо с чешуйчатыми облаками и услыхал звуки летевших домой в Кремль через поле галок, он в первый раз понял условность случайность тех зол и вечность тех благ, которые окружали его. Пьер почувствовал новое, не испытанное им радостное умиление жизни, и благодарность за обилие этих благ, которое окружало его охватило его.
Чего же еще нужно?
«Как это я не знал прежде, как это всё хорошо», думал он. Ему вдруг захотелось и есть, и спать, и говорить. Он обратился к солдатам, спрашивая их, можно ли ему будет поесть там, куда его ведут. Ему отвечали, что он всего найдет в балаганах и что пленных офицеров хорошо содержат. Солдат, отвечавший Пьеру, показался ему необыкновенно добрым и веселым. Ему не отвечали. Пьер понял, что ему не отвечали только оттого, что им не велено было говорить с пленным, но что эти солдаты жалели его и рады бы были помочь ему, потому что и они были такие же прекрасные и добрые, как солнце и небо.
Но все эти неоценимые, вдруг открытые наслаждения были ничто в сравнения с теми бесчисленными нравственными наслаждениями, с каждым днем открывавшимися ему с того же после дня казни. В казни, при которой он присутствовал, был казнен, казалось, тот старый человек, которого так тщетно пытался победить в себе Пьер посредством масонских упражнений.
На душе у него было ясно и чисто. Те страшные минуты, которые он пережил, как будто смыли
На него находил ужас, и он опять открывал глаза.
Караульные солдаты предлагали ему есть, заговаривали с ним, но он только отрицательно качал головой.
Перед вечером210
уж яркое солнце садилось
два солдата повели Пьера в балаганы пленных. Балаганы эти были построены рядами из обгорелых досок, бревен и тесу вверху поля против месторасположения двух французских полков.
Пьер шел в том же состоянии убитости и непонимания. Он ничего не видел и не слышал вокруг себя.
Солдаты с Пьером остановились у крайнего балагана, пока встретивший их унтер-офицер пошел распорядиться, куда поместить нового пленного. Пока Пьер стоял тут, он слышал из-за досчатой стены говор многих русских голосов и ругательства211
Благо[даря?] Христа, борода не пуста: три волоска и те взъерошимшись, — сказал один насмешливый голос и в балагане
и за ругательствами вдруг послышался дружный хохот.212
при звуке которого, как солнечным светом, радостью обдала душу Пьера. В то же
«Ах, мне только быть с ними». В то же время несколько человек русских, увидав нового товарища, высунулись к нему из балагана, и унтер-офицер, указав конвойным на третий балаган с края, ввел туда Пьера. Человек 20 русских офицеров и солдат, все с радостными добрыми лицами, как казалось Пьеру, окружили его.213
расспрашивая его, рассказывая про свое житье в плену и предлагая ему чаю, похлебки, говядины, хлеба, водки.
Его расспрашивали, ему рассказывали, ему предлагали поесть. Пьер не успевал слушать и рассказывать и с благодарной улыбкой оглядывался вокруг себя.214
Все знали уже, что он был присужден на казнь, и все с любопытством и участием спрашивали его.
Пьер отвечал, как умел, на все вопросы. Ему так просто и радостно было со всеми этими людьми,215
Он чувствовал, что все они его братья
но он не мог складно рассказывать, потому что челюсти его дрожали и он с страхом стыда чувствовал, что вот-вот он расплачется.
Пьер216
Пьер исправлено из: Пьеру. Далее зачеркнуто: не только неприятно было говорить о дальнем и прошедшем
ничего не рассказывал о том, что было до 3-го сентября,217
но
он218
сам
как будто не верил тому, что было прежде. Все его воспоминания как будто начинались с пленения Москвы, как будто он начал жить только с 3-го сентября.219
Он Его
И все расспрашивали его преимущественно о том, как он остался в Москве, как попался, как и за что его судили?220
Вообще расспрашивали о том, что было с ним в самое последнее время, а не о том, что было прежде.
А главное о казни.
На вопрос о том, как его фамилия, он отвечал: Безухий, но говоря граф, и никто не обратил на это внимания. Многие офицеры знали221
имя
фамилию графа Безухого, но поняли, что это был только однофамилец; когда он на вопрос о том, какого он чина, отвечал, что он зачислен полковником в ополчении, никто не обратил на это внимания, все поняли, что он говорит неправду, потому что может говорить, что хочет, но это не помешало общему к нему участию.222
С этого дня Пьер в первый раз в еде узнал наслаждение еды когда был голоден.
Когда ему принесли картофельную похлебку с большим куском говядины, Пьер, испытывая неиспытанное наслаждение еды, прекратив разговор, весь погрузился в еду, только благодарными и радостными глазами оглядываясь вокруг себя.
