— Я на дешевом товаре всегда платья девушкам покупаю сама, — говорила княгиня, продолжая начатый разговор... Не снять ли теперь пенок, голубушка? — прибавила она, обращаясь к Агафье Михайловне. — Совсем тебе не нужно это делать самой, и жарко, — остановила она Кити.
— Я сделаю, — сказала Долли и, встав, осторожно стала водить ложкой по пенящемуся сахару, изредка, чтоб отлепить от ложки приставшее к ней, постукивая ею по тарелке, покрытой уже разноцветными, желто-розовыми, с подтекающим кровяным сиропом, пенками. «Как они будут это лизать с чаем!» думала она о своих детях, вспоминая, как она сама, бывши ребенком, удивлялась, что большие не едят самого лучшего — пенок.
— Стива говорит, что гораздо лучше давать деньги, — продолжала между тем Долли начатый занимательный разговор о том, как лучше дарить людей, — но...
— Как можно деньги! — в один голос заговорили княгиня и Кити. — Они ценят это.
— Ну, я, например, в прошлом году купила нашей Матрене Семеновне не поплин, а в роде этого, — сказала княгиня.
— Я помню, она в ваши именины в нем была.
— Премиленький узор; так просто и благородно. Я сама хотела себе сделать, если б у ней не было. В роде как у Вареньки. Так мило и дешево.
— Ну, теперь, кажется, готово, — сказала Долли, спуская сироп с ложки.
— Эти мухи! — сердито сказала Агафья Михайловна. — Всё то же будет, —прибавила она.
— Ах, как он мил, не пугайте его!— неожиданно сказала Кити, глядя на воробья, который сел на перила и, перевернув стерженек малины, стал клевать его.
— Да, но ты бы подальше от жаровни, — сказала мать.
— A propos de Варенька,14 [Кстати о Вареньке,] — сказала Кити по-французски, как они и всё время говорили, чтоб Агафья Михайловна непонимала их. — Вы знаете, maman, что я нынче почему-то жду решения. Вы понимаете какое. Как быхорошо было!
— Однако какова мастерица сваха! — сказала Долли. — Как она осторожно и ловко сводит их...
— Нет, скажите, maman, что вы думаете?