Л. Н. получил сегодня письмо харьковского помещика В. А. Шейермана. Чувствуя братство, равенство с крестьянами и чувствуя греховность отстаивания своей помещичьей земли, он созвал сходку, разъяснил крестьянам положение, отдал землю, 860 десятин, обществу и стал его членом, получив надел. Письмо это послал, как пишет в письме к Л. Н., в «Русские ведомости» и «Русское слово», но его не напечатали 2 В письме от 10 янв. В. А. Шейерман просил Т. содействовать публикации в газ. его «Открытого письма гг. землевладельцам», в к-ром он призывал помещиков отказаться от права собственности на землю. 16 янв. Т. отв. Шейерману и тогда же написал в ред. НД (т. 76, с. 83—85). Письмо Шейермана вместе с письмом Т. опубл. в №8102, 20 янв. .

Л. Н.: Две либеральные газеты, не какие-нибудь случайные, отказали. Газетная деятельность самая скверная. Им только нужно вздор писать; как только серьезное сообщение — им не нужно. В этом письме нет ничего, кроме хорошего. Но газетам нужны платформа, пропаганда. Я как раз нынче получил севастопольскую газету... Все это так написано. Директор тульской гимназии называл адвокатов прелюбодеями слова; газетная деятельность — такое же прелюбодеяние мысли.

Потом И. К. Дитерихс читал вслух «Открытое письмо к землевладельцам» В. А. Шейермана.

Л. Н.: Какое сердечное, правдивое! И это письмо не напечатано! Это удивительно, то есть неудивительно, потому что это не платформа. Что же, тут, кроме хорошего, ничего нет.

Л. Н. помолчал, ожидая, какое мнение выскажут другие. Все пришли в восторг и умиление от письма.

Л. nbsp; Н.: Подает руку крестьянам с доверием, искренне обращается к ним, разъясняет им и мирит их с господами. Михаил Сергеевич, хороший, правдивый человек, сказал после дубасовского усмирения: «Что же делать: словами толковать с ними нельзя, иного не остается, как нагайки, оружие». Как легко сказано: «Словами разъяснять нельзя». — «Именно вам надо разъяснять, — сказал я ему, — открытыми письмами или найдите себе газету, найдите людей, которые растолковали бы народу значение манифеста 17 октября. Послать таких людей, как вы, Абрикосовы, или хотя бы каких-либо правдивых людей, а не становых. Крестьянам объяснить, что царь обещал решать земельный вопрос и что будет это делать Государственная дума; что сразу этого нельзя сделать, надо мирно ждать». Вопрос освобождения крепостных был поднят Александром Николаевичем во время его вступления на престол в 1856 году и был решен только в 1861 году.

— Мне, вам, а может быть, и Душану Петровичу, — продолжал Л. Н., — живущим в стороне, в тихом месте, — спокойно; Софье Андреевне, милой Тане волноваться нечего, они должны радоваться, что в Москве революционеров разгромили, потому что с этим связан вопрос их собственного благополучия. Дубасов защищает их жизнь богатую, к какой они привыкли. Когда Михаил Сергеевич утверждает: «Да, но вот на это я могу вот что возразить», — и он делает замечание, за которым я чувствую Кочеты (помещика).

Иосиф Константинович получил сегодня от Э. Моода тысячу рублей для голодающих из гонорара, полученного им за перевод «Воскресения» на английский язык 3 В 1905 г. вышло новое изд. романа: «Resurrection». Transl. by L. Maude. L., 1905. Э. Моод предложил Т. прислать в его распоряжение 600ф. ст. (см. т. 76, с. 14). . Иосиф Константинович передал их Львову в Тульскую губернскую земскую управу. Л. Н. тоже хотел послать Львову 600р., которые он получил для голодающих, но потом решил послать их Бобринской в Ефремов и поручил Иосифу Константиновичу попросить Львова, чтобы в отчете привел имена жертвователей.

Л. Н. с Иосифом Константиновичем ушли в кабинет. Там, как мне говорил Иосиф Константинович, по поводу предложения М. С. Сухотина на дворянском собрании, которое было на днях в Туле, переселять крестьян вместо того, чтобы приговаривать их к каторге, Л. Н. сказал:

— Он в оправдание этой жестокости говорит, что из двух зол это все-таки меньшее, потому что за бунты они отвечают каторгой. По поводу этого мне вспомнилось: один мягкий, добрый человек 4 Д. А. Оболенский (см. ТВС I, с. 229—230 и 399). в старое время предлагал выкалывать глаза каторжникам на том основании, что с каторги бегут люди и их за это бьют плетьми, и будет гуманнее лишить их возможности бежать и получать жестокие наказания. То, что предлагает Михаил Сергеевич, напоминает мне эту меру.

Говорили о Чаге. Л. Н. сказал:

— Я знаю, что его вернули из ссылки, но где он, он мне не писал. Чага принадлежит к тем редким по совести людям, которые не хотят со своим я возиться и навязываться кому-нибудь. Вот и этот Шейерман, который мне прислал письмо. Письмо это прекрасное, но я ответил ему: может ли он сам себе ответить, сделал ли он это для бога или для славы людской? Я думаю, что еще много препятствий стоит на его пути. Но это удивительно напоминает время перед освобождением крепостных, когда тоже находились лица, которые решили порвать с рабовладельчеством, и к ним тоже относились отрицательно, недоброжелательно.

Иосиф Константинович рассказывал Л. Н. о пьянстве, о многочисленных шинках в деревнях, и что он думает, что без монополии не было бы такого пьянства.

Л. Н.: Запрещенный плод. На моей памяти в Малороссии можно было вольно вино курить и продавать водку, и пьянства было меньше.

За вечерним чаем в зале Иосиф Константинович рассказывал, с какими большими лишними тратами ведутся земские работы в одном из уездов Тульской губернии, где голод. (Теперь ему поручили ведение их.)