К какому-то разговору Л. Н. сказал:
— Вы говорите: «неморально». Я как раз под этим впечатлением, что творится в Познани — экспроприация польской земли, вытеснение поляков. Вот что делает Бюлов — это неморально.
За обедом М. В. Булыгин, который ищет сына Сережу, ушедшего дней пять тому назад из дому в эти холода, метели. Искал его у Марии Александровны и говорил, что там, как в скиту, záveje* сугробы ( словацк.). и множество собак, кошек. Думает, что можно убивать животных, когда только что родились, сознания у них нет.
Л. Н.: Это тяжело.
К музыкантам были внимательны, милы, благодарны, кто больше: Л. Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, — трудно сказать. (Александра Львовна даже ездила встречать их.) Подарили им книг, портреты с его подписью. Сибор — простой, наивный, сердечный. Читает каждый день «Круг чтения».
Софья Андреевна говорила про музыку, как она ее успокаивает, смиряет.
Л. Н.: Как ни стар, а все не знаю определить, что такое музыка. Но она хороша (вызывает хорошее чувство), потому что соединяет в одно людей.
Л. Н. к разговору о певицах:
— Как редки хорошие женские голоса! (Оленина не нравится.)
В 10 часов за чаем у длинного стола спокойная беседа. Л. Н. во время концерта волновался, но не слишком устал, также и в разговоре: никто его не интервьюировал, с ним не спорил. Гольденвейзеры — привычные люди. Михаил Васильевич, Гусев к Л. Н. не обращались. Сибор тоже тихий, а виолончелист молчаливый. Л. Н. говорил больше с m-me Сибор и m-me Гольденвейзер.
Л. Н. о лебреновской статье о Герцене:
— Как его (Герцена) мало знают и как его, особенно теперь, полезно знать! Вот и трудно воздержаться от негодования против правительства — не за то, что собирает подати... а за то, что оно изъяло Герцена из обихода России, сделало невозможным** В подлинике по-словацки «znemožnili». — Ред. влияние, которое он мог иметь, и остались влияния, — Л. Н. показал на Софью Андреевну, — вот что теперь рассказывала Софья Андреевна, о Тургеневе.
Софья Андреевна только что рассказала Гольденвейзеру, что Тургенев ей говорил, что ему, чтобы писать, надо быть охваченным любовью (влюбленностью), а когда этого нет, — не пишется.
Отдельная кучка: М. В. Булыгин, Гусев, Гольденвейзер говорили про реабилитацию Араповой ее матери и описания жизни Пушкина, что она не была неверной Пушкину и поэтому не была виновницей его смерти. Гольденвейзер сомневается в правоте Араповой — во-первых, она пристрастна: дочь; во-вторых, говорит со слов няньки. Он хорошо знает Пушкина и любит. Подошел Л. Н. и сказал:
— Она (Арапова) очень, кажется, правдива в том, что описывает Пушкина как изменившего жене. Я застал людей этого века. У них мысли не было — когда женились — быть верным жене.
