И затем люди эти будто бы предоставят там место каждому из таких же, как они, смертных, как предоставляют его в притче должники управителю. Мы более склонны думать, что друзья суть личности или власти, распоряжающиеся этими местами; множественное число в этом случае, побуждавшее многих толкователей понимать под ними ангелов, мало смущает нас, потому что оно просто заимствовано у приточного рассказа. Дружба, которую надо приобретать хорошим употреблением земных благ, есть дружба с Богом (Лк. XIX, 17), и если бы уж так нужно было пойти дальше в истолковании множественного числа, то Христос немедленно бы представился нашему уму для его объяснения (Мф. XXV, 34 и сл.).

Вопрос этот осложняется вследствие одного замечательного разночтения этого места. Обычное чтение (принятое во французском переводе) удобно передается словами: когда вы умрете, букв.: когда вас не станет; но в древних и заслуживающих доверия списках встречается менее легкое и потому более достойное внимания чтение: когда его (богатства) не станет, когда оскудеете. Это чтение хорошо подходит к притче: управитель готовит себе друзей на то время, когда у него будет недостаток в материальных средствах: ученик Христа должен позаботиться о том времени, когда земные блага будут бесполезны для него (Мф. VI, 20; Лκ. XII, 33).

Мы подходим теперь к последнему выражению, ст. 9, наиболее трудному из всех и наиболее сбивавшему толкователей. Предмет, с помощью которого следует приобретать себе друзей, называется (буквально), маммоною неправды. Это еврейское выражение, сохраненное евангелистом, без сомнения, означает, как у Мф. VI, 24, богатство, деньги, накопленное в деньгах имущество. Родительный падеж ( неправды) вытекает из особенностей еврейского языка и должен, конечно, передаваться прилагательным. Судия неправды (Лк. XVIII, 6), само собою разумеется, есть неправедный судья. Но что же такое неправедное богатство? Останавливаясь на обычном значении прилагательного, нередко понимают под этим выражением дурно приобретенное имущество, тогда как на самом деле слово неправедный означает того, кто действует не по правде, — а это совсем другое дело. Да и можем ли мы, наконец, верить, чтобы Иисус предполагал у своих учеников дурно приобретенное имущество? И если бы на самом дело такое было у кого-либо из них, разве мог он не сказать, чтобы они вернули дурно приобретенное тем, кому оно по праву принадлежит? И если бы это оказывалось не всегда возможным, то разве милостыня, сделанная из этого имущества, изглаживала бы первоначальную вину так, чтобы друзья на небе уже не видели бы ее? Управитель притчи тоже называется «строителем неправедным»; но он не исполнил своего долга, он обманывал, он был неверен, как это передается вполне правильно. Нетрудно заметить также, что в ст. 11 противоположностью богатства, признаваемого неправедным, является истинное богатство, — а это ясно показывает, что первое прилагательное переведено неправильно. Да и в 10 ст. «неправедному в мале» противополагается «верный», что опять-таки указывает нам на необходимость замены неправедного богатства — неверным.

Ввиду этих соображений греческому слову в тексте стали придавать значение неверного. К управителю оно шло как нельзя быть лучше; неверным богатством должно признаваться то, которое обманывает своего владельца по своей непрочности, потому что оно может быть похищено, утрачено разными способами, и во всяком случае оно не может годиться нам в будущей жизни, оно — преходяще. Такое употребление слова отмечено даже в раввинской литературе. На первый взгляд это второе истолкование кажется предпочтительнее первого; но при ближайшем рассмотрении оно тоже вызывает возражения. Управитель и деньги одинаково могут считаться неверными, но оба в разных смыслах, первый положительно и злостно обманывал своего хозяина, вторые, против ожидания, могут не оказаться у своего. Различие это представляется нам слишком большим, чтобы мы могли признать удачным такое толкование.

Но что особенно побуждает нас бросить такое толкование, так это то, что оно в одном случае лишает всякого нравственного значения прилагательное, сохраняя его за ним в другом. А прилагательное это, довольно часто встречающееся в Новом Завете, всегда касается нравственных отношений; оно всегда означает собой известный порок, качество положительно дурное, а не просто недостаток, отсутствие какого-либо осязательного преимущества. Вот почему мы смело поставили в нашем переводе, вместо невозможного неправедного и недостаточного обманчивого, слово дурной, и тот, кто дает себе труд пересмотреть те места Евангелия, где Иисус говорит о деньгах, согласится, что мы сделали это не без основания. Притча об управителе лишний раз доказывает, что деньги могут быть причиною греха. А так как они, к несчастию, обладают по отношению к человеку такой силой притяжения, что тот с трудом может противиться ей, то Иисус имел полное право говорить о них так, как он говорил, даже если не принимать в соображение его обычай употреблять самые решительные выражения в тех случаях, когда ему приходилось судить о людях или об их делах.

Таким образом, мы можем свести свою мысль к такому положению, против которого едва ли кто будет спорить: деньги — зло, поскольку они являются целью, но они могут быть благом в том случае, если их употребляют в качестве средства для достижения цели возвышенной и спасительной. Такой вывод вполне согласуется с изречениями, которые Лука прибавляет к притче.

3. Разрозненные изречения (ст. 10—13). Мы не настаиваем на таком их названии. Если бы кто-нибудь захотел видеть в них нераздельную часть наставления, вытекающего из притчи, то мы не стали бы ему возражать. Во всяком случае Лука ничуть не погрешил, поместив их здесь. И только лишь параллельное место из Матфея вместе с некоторыми указаниями предания дают основание думать, что это не единственное возможное сочетание.

Эти изречения, при внимательном рассмотрении, сводятся к двум: одно (ст. 13) мы уже рассматривали в другом месте, и на нем мы не будем останавливаться; другое воспроизводит одну и ту же мысль в трех различных формах (ст. 10, 11, 12) и имеет, в сущности, более близкое отношение к притче. Ученик Христа есть также в своем роде управитель, распорядитель над богатством, которое, собственно, ему не принадлежит, которым, он должен пользоваться в интересах своего хозяина (ср. притчу о талантах). И основным, даже единственным качеством, какого всякий в праве требовать от управителя (помимо понимания дел, о котором здесь нет речи), является верность (1 Корин. IV, 1).

Именно об этом-то качестве и идет речь в нашем тексте. Тот, кто неверен в малом, не будет верен и в большом; тот, кто неверен в богатстве дурном (ложном, воображаемом, соблазняющем), не будет верен и в истинном богатстве; тот, кто неверен в том, что ему не принадлежит, не получит того, что ему досталось бы (будь он другим). Эти изречения не нуждаются в толкованиях. Один ряд эпитетов прилагается к благам земным другой — к благам духовным.

Первое изречение, вполне образное, ограничивается в представлении их относительного достоинства чисто количественной стороной дела; второе — прямо и по существу выражает это отношение, и, наконец, третье изречение отмечает то важное обстоятельство, что блага небесные предназначены сделаться истинной собственностью, тогда как блага земные, даже в лучшем случае, суть не что иное, как ссуда.

Так и видно, что только противление учению — непризнание собственности злом, метает тому, чтобы притча была вполне ясна. От этого вытекают такие оговорки. L’argent est un mal, tant qu’il est un but; il peut devenir un bien, quand il est employé comme moyen...8 *** Деньги — зло, поскольку они являются целью, но они могут быть благом в том случае, если их употребляют в качестве средства... И быть fidel à l’égard de la richesse mauvaise.9 *** верным в дурном обществе . Нигде не сказано, что деньги могут быть благом; везде всегда сказано обратное, тут же названо богатство богатством неправды, и быть верным богатству неправды нельзя. Одна верность по отношению к неправде есть та, чтобы не иметь неправды. От этого условного понимания смысла притчи, от этих оговорок происходит, кроме неясности, и низменное и отрывочное понимание притчи, имеющей глубокое и связное со всем учением значение.

Смысл притчи, если верить словам Евангелия, самый простой: человек, чтобы обеспечить свою жизнь, отдает другим имение ложное, не принадлежащее ему. Через чужое, ложное богатство человек этот обеспечил себя, т. е. он отдал чужое, ложное и получил настоящее. Иисус говорит: и вы то же делайте, чтобы получить жизнь, отдавайте мнимую собственность — жизнь плотскую со всем тем, что мнимо нужно для нее. Если же вы не отдаете эту ложную собственность, ту, которая не в вашей власти, то как же вы получите жизнь настоящую? Жизнь плотская выражается имуществом, даже слово живот имеет и значение собственности и значение жизни. Отдавайте имущество, чтобы получить жизнь.

Притча эта есть только разъяснение с другой стороны пира гл. 14-й Луки; глава 15-я говорит о другом. Глава же 16-я, притча об управителе, есть только разъяснение притчи об ужине и непосредственно по мысли связана с ней.

Ἤκουον δὲ ταῦτα πάντα καὶ οἱ φαρισαῖοι, φιλάργυροι ὑπάρχοντες· καὶ ἐξεμυκτήριζον αὐτόν.