Старшая девочка остолбенела и начала все более открывать глаза, меньшая раскрыла рот и сбиралась плакать. — Небольшая старушонка, притаившись в сенях, повязанная белым платком, из под которого выбивались полуседые волосы, и в изорванной клетчатой поневе, низко подпоясанной стареньким, красноватым кушаком, выглядывала из за дверей.
Николинька подошел к сеням. «Дома, кормилец», проговорила жалким голосом старушонка, низко кланяясь и как будто очень испугавшись. Николинька, поздоровавшись, прошел мимо прижавшейся в сенях и подперевшейся ладонью бабы на двор. На дворе бедно лежал клочьями старый почерневший навоз. На навозе валялся боров, сопрелая колода и вилы. Навесы вокруг двора, под которыми кое-где беспорядочно лежали кадушки, сани, телега, колесо, колоды, сохи, борона, сваленные в кучу негодные колодки для ульев, были вовсе раскрыты, и одна сторона их вовсе обрушилась, так что спереди переметы лежали уже не на углах, а на навозе. Иван Чурис топором и обухом выламывал плетень, который придавила крыша. Иван Чурис был человек лет 50, ниже обыкновенного роста. Черты его загорелого
Вся одежда его состояла из белых полосатых парток, с синими заплатками на коленях и такой же рубахи без ластовиков с дырьями на спине, показывающими здоровое белое тело. Рубаха низко подпоясывалась тесемкой с висевшим на ней негодным ключиком.
— Бог помочь тебе, Иван, — сказал Князь. Чурисенок (как называли его мужики), увидав Князя, сделал энергическое усилие, и плетень выпростался из под стропил; он воткнул топор в колоду и, оправляя поясок, вышел из под навеса.
— С праздником, Ваше Сиятельство, — сказал он, низко кланяясь и встряхивая головой.
— Спасибо, любезный... вотъ пришелъ твое хозяйство провѣдать. Ты вѣдь сохъ просилъ у меня, такъ покажи ка на что онѣ тебѣ?
— Сошки?
— Да, сошки.
— Известно на что сохи, батюшка Ваше Сиятельство, все старо, все гнило, живого бревна нету-ти. Хоть мало-мальски подпереть, сами изволите видеть — вот анадысь угол завалился, да еще помиловал Бог, что скотины в ту пору не было, да и все то ели ели висит, — говорил Чурис, презрительно осматриваясь. — Теперь и стропила-ти и откосы, и переметы, только тронь, глядишь, дерева дельного не выдет. А лесу где нынче возьмешь?
— Так для чего же ты просил у меня 5 сошек? — спросил Николинька с изумлением.
— Какже быть-то? старые сохи подгнили, сарай обвалился, надо же как нибудь извернуться...
— Да ведь уж сарай обвалился, так подпереть его нельзя, а ты сам говоришь, что коли его тронуть, то и стропилы все новые надо. Так 5 сох тебе не помогут.
— Какого рожна подпереть, когда он на земли лежит.
— Тебе стало быть, нужно бревен, а не сошек, так и говорить надо было, — сказал Николинька строго.