О возвращении своем Лев Ник. не упоминает. Не нужна я стала. Чертковы первенствуют; надо и мне создавать свою личную жизнь или свою личную смерть.

21 июня . Весь день печатала фотографии, хочу подарить сыну Сереже к рожденью альбом с моими снимками. Жаркий, прелестный день, тихая ночь. Ездила купаться с Варварой Михайловной, Верочкой Сидорковой и Таней Николаевой — в катках. Вечером убирала комнату Льва Ник. и перемывала фотографические снимки. Чай пили на балконе, вдвоем. Все вокруг прелестно, — и все пусто. Тяжелую старость мне устроило положение Льва Николаевича. Да и он сам! «Все печально!» — как говорил Ванечка.

26 октября . Рано встала, пошла гулять; долго ходила по елочкам, собирала сучья, потом разрисовывала масляными красками высокий пень. Тепло, снег сошел. Кончила читать статьи для издания. Приехал сын Андрюша; я ему была очень рада. Свой, свой сердцем, не то что Саша. Лев Ник. ездил верхом в Овсянниково к Марье Александровне, устал, проспал до 7 часов. Мы тревожились. Обедал один. Вечером тревожная телеграмма от Маши о дуэли Сережи 95 С. Л. Толстого вызвал на дуэль К. В. Сумароков, с которым он находился в конфликтных отношениях из-за его самовольной охоты на волков в Никольском-Вяземском. Дуэль не состоялась, а в декабре 1910 г. между ними произошло формальное примирение. .

Андрюша поехал в Тулу. На душе неспокойно. Что-то будет?

27 октября . Тихий, очень занятой день. О Сереже все благополучно, он приехал в Москву, а бедный Андрюша, верно, очень устал. Добрый он. Не спала и я ночь и утром встала очень нервная. Огорчила меня и злая, холодная принципиальность Л. Н. с письмом от Черткова вместо доброго успокоения 96 «Софья Андреевна, узнав, что я принес письмо от Черткова, стала просить Льва Николаевича передать ей его содержание, — записал Булгаков. — Лев Николаевич ответил, что письмо делового характера, но что по принципиальным соображениям он не может дать ей его для прочтения» ( Булгаков, с. 394). Речь идет о письме Черткова от 26 октября, в котором он благодарил Толстого за его письма к нему и за то, что он делится с ним тем, что «переживает в глубине... души» ( ГМТ). . Ездил верхом с Душаном, много и писал, и читал 97 В этот день Толстой написал черновик прощального письма к С. А. Толстой (см. запись в Записной книжке 27 октября, ПСС, т. 58, с. 233), работал над письмом к К. И. Чуковскому о смертной казни (см. ПСС, т. 58, с. 123) и читал рукопись воспоминаний П. Н. Гастева о В. К. Сютаеве. . Шел снег.

28 октября . Лев Ник. неожиданно уехал. О ужас! Письмо его, чтоб его не искать, он исчезнет для мирной, старческой жизни — навсегда. Тотчас же, прочтя часть его, я в отчаянии бросилась в средний пруд и стала захлебываться; меня вытащили Саша и Булгаков; помог Ваня Шураев 98 См. Дн. 1910 г., коммент. 156. . Сплошное отчаяние. И зачем спасли?

29 октября . Приехали все дети, кроме Левы 99 Л. Л. Толстой находился за границей. . Они добры, старательны, но не понимают, что мне нужно для

спасения и утешения моего. Был Миташа Оболенский 100 Д. Д. Оболенский, «старинный знакомый» семьи Толстых, приехал в Ясную Поляну в качестве корреспондента «Нового времени». В сообщении «Несколько слов по поводу отъезда Л. Н. Толстого» ( Н. вр., 1910, №12444, 2 ноября) он писал: «Будучи близок к семье гр. Толстых, я поспешил взять тройку и поехал в Ясную Поляну, чтобы узнать, что в самом деле случилось». Его сообщения печатались 29, 30 октября и 2 ноября. . Уехали Сережа, Илья и Миша. Узнавал Ваня, куда уехал Л. Ник. — На Белев. Не к сестре ли Марии Николаевне? 101 Из Ясной Поляны Толстой с сопровождающим его доктором Маковицким отправился на станцию Щекино и оттуда поездом в Шамордино к М. Н. Толстой.

30 октября . Плачу день и ночь, страшно страдаю. Больней и ужасней ничего не могу себе представить. Лев Ник. был у сестры в Шамордине, потом через Горбачево поехал дальше неизвестно куда 102 Эти записи делались позднее, и потому произошло хронологическое смещение событий. Из Шамордина Толстой уехал рано утром 31 октября. Прибыв на станцию Козельск, он вместес Д. П. Маковицким и А. Л. Толстой без билетов сели на поезд, отходивший в южном направлении. . Какая ужасная жестокость!

31 октября . Не ем, не пью четвертый день, все болит, плохо сердце. За что? Писать нечего — стоны и слезы. Приезжал Беркенгейм; привезли глупого доктора — Расторгуева и с медицинских курсов барышню 103 Вместе с доктором П. И. Растегаевым (у С. А. — ошибка) приехала студентка медицинского факультета Е. И. Скоробогатова. . Только еще тяжелее эти чужие люди, а дети хотят снять с себя ответственность. Чего? Моей жизни? Захочу — и при всех уйду из этой тяжелой, мучительной жизни... Не вижу просвета, если даже вернется Л. Н. когда-нибудь. За те страдания, которые он мне причинил, никогда не будет прежнего. Мы не по-прежнему будем просто, легко любить друг друга, а будем бояться друг друга. Боюсь за его силы и здоровье.

1 ноября . Слабею; пятые сутки не ела и пила немного воды. Сегодня немного полегче и меньше той страстной любви к Л. Н., которая так уязвлена и так страшно истерзала мое сердце. Причащалась, беседовала с священником. Решилась принять немного пищи из страха не быть в состоянии ехать к Льву Ник., если он заболеет. Приехал сын Миша. Занялась немного.

2 ноября . Рано утром получила от «Русского слова» телеграмму: «Лев Ник. заболел в Астапове. Температура 40». Мы все поехали из Тулы: Таня, Андрюша, фельдшерица — экстренным поездом в Астапово.

3 ноября * Записано все после. (Прим. С. А. Толстой.) . Астапово. Приехали доктора Никитин, потом Беркенгейм, у Льва Ник. воспаление в легком (левое). Меня к нему не пускают 104 См. Дн. 1910 г. и коммент. 157. . Сын Сережа тут, и Таня. Выписал сам Лев Ник. телеграммой Черткова 105 По просьбе Толстого 1 ноября А. Л. Толстая послала Черткову телеграмму: «Вчера слезли Астапово. Сильный жар, забытье. Утром температура нормальная, теперь снова озноб. Ехать немыслимо. Выражал желание видеться с вами. Фролова» («Смерть Толстого», М., 1929, с. 18). Желая сохранить в тайне свое местопребывание, Толстой и его дочь Александра в своей переписке пользовались псевдонимами: Толстой — Николаев, А. Л. Толстая — Фролова. .