— Что вы, как зачумленные, от народа бегаете? — сказала она Соне. — Добро Наташа, все жениху письма пишет, а ты что?
— Марья Дмитриевна, у нас несчастье, мне вам надо сказать наедине...
— Что, платье разорвала?
— Ну, после дочитаешь П. И. Ну, что за важное дело? — сказала она, когда братец ушел.
— Марья Дмитриевна, Наташа отказала Болконскому, она
Марья Дмитриевна сидела неподвижно, нахмурившись, глядя перед собой.
— Хорошо, очень хорошо, — сказала она. — Это в моем доме. Хорошо уваженье. Ну, долго будешь хныкать. Утри. Утри. Ты читала письмо от этого?
— Читала.
— А кто переносил?
— Дуняша...
— Позвать Дуняшку ко мне, — крикнула Марья Дмитриевна. Через полчаса в руках Марьи Дмитриевны было письмо Наташи к Анатолю.3885 в котором она писала, что в десять часов она выйдет на улицу, соглашалась на
«В десять часов я буду у ворот» было написано в этом письме. Марья Дмитриевна с письмом в руке вошла к Наташе и, безжалостно грубо называя ее, уличила ее и, не слушая ее, заперла ее на ключ и вышла.
В половине десятого у крыльца дома, занимаемого Долоховым, стояли две ямские, московские, щегольские тройки.3886 в передней сидел краснорожий Анатоль3887 ходил по комнате, с беспокойным лицом поглядывая на часы Долохов в столовой говорил с щеголем, тверским, знаменитым в то время ямщиком Балагой. Балага толстый мужик плотный, с красной шеей, румяный и курчавый парень лет двадцати пяти сидел перед Долоховым и пил пунш. — Это, батюшка Федор Иваныч, — говорил он, — дело рук наших. По Москве и Долохов сидели за3888 ужином столом, кончая обедать.
— Я тебе говорю: съешь и выпей, — сказал Долохов Анатолю, который ходил по комнате.