8 декабря. Ездила исполнять поручения детей и в баню. Кучер на Кузнецком мосту круто повернул лошадь, опрокинул сани, сам слетел с козел и меня вывалил. Самое бойкое место: конки звенят, летят экипажи, толпа собралась вокруг меня. Ушибла локоть, ногу и спину, но, кажется, ничего. Льва Николаевича это взволновало, и я была рада. Шила ему на больной палец лайковые пальцы, принесла наверх, он взял, притянул меня к себе и поцеловал с улыбкой. Как редко он теперь ласков! Но и на том спасибо.

Вечером гости: Гагарина, Гаяринова, Горбунов, Семенов — крестьянин-писатель, Мартынова. Лев Николаевич затеял разговор с Софьей Михайловной о детях вообще. Она их любит и идеализирует, а Лев Николаевич говорит, что и дети и женщины эгоисты и что людей самоотверженных встретишь только среди мужчин. Мы, женщины, говорили, что только среди женщин есть самоотверженные, и спорили дурно.

10 декабря. Заседание в приюте, лестное для меня тем, что все члены мне говорили, что я душа их общества, что со мной весело работать, что во всех их я возбуждаю энергию своим горячим отношением к делу.

А мне веселей всего было то, что когда показывали детей жене нашего благодетеля приютского — Цветкова, то самые маленькие вскакивали ко мне на руки и обнимали меня за шею и ласкали. Значит, я симпатична детям, и это мне дороже всего.

Вечером концерт. Играли антракт «Орестеи» Танеева, вещь превосходная, играл оркестр Литвинова плохо. Собинов пел романс Юши Померанцева, посвященный мне.

Делала весь концерт справки о том, когда свободна зала Собрания, узнавала цены, условия и прочее. Была в деловом настроении, хочу устроить благотворительный концерт в пользу своего приюта, но не знаю, удастся ли. Домой ехала с Сергеем Ивановичем опять случайно, мы встретились на лестнице, и я его умоляла играть в моем концерте, но он отказывался и был, как всегда, эгоистичен, логичен и вполне прав в своих доводах.

«Я сочиняю теперь и играть не могу. Чтоб играть, надо два месяца учить вещь; детей ваших приютских мне совсем не жаль, а я должен убить два месяца времени, чтоб сыграть четверть часа». Вполне прав, а жаль, что никто не соглашается играть и петь.

Дома застала Глебову с дочерью, Лазурского, Гольденвейзера. Приехали сегодня добрый Илья с своими прибауточками вечными, ребячливый Миша с граммофоном, забавившим всех: противно-гнусящее повторение звуков. Приехал и Сережа, прекрасно сыграл вещь Грига и очень весь приятен. Лев Николаевич, к ужасу моему, видимо, стал стареть и слабеть; жалуется на желудок опять, устает от прогулок и уныл иногда просто физически.

Пропасть поручений от Тани, свои дела и вообще суета жизни. Завтра надо ехать в Ясную, не хочется и трудно; тоже все болит: рука, нога, спина.

17 декабря. Вчера вечером вернулась из Ясной Поляны и страшно утомилась и душой и телом. Застала внука Левушку в жару, Дору беспокойную и тоже нездоровую; Лева при мне уехал в Петербург, где купил дом, и очень грустно было видеть беспокойство матери над день и ночь стонущим и жалующимся ребенком.

Два дня уплачивала за прежние поденные работы, вписывала в книгу, проверяла счета. Потом ходила по хозяйству. Везде борьба с народом, воровство, столь справедливое со стороны бедствующего народа, а неприятно. Особенно досадно было, что грумантские мужики срубили березы на берегу пруда, где мы так часто делали пикники, пили чай и удили рыбу. Жалко было мужика, выдергавшего яблони у риги, он просил прощенья, а уже дело без меня передано уряднику.

Пробыла у Доры почти четыре дня, нянчила детей, но тяжело мне переживать свои старые впечатленья на внуках. Из Ясной поехала к Марии Алекс. Шмидт в Овсянниково и оттуда в Таптыково, на лошадях 20 верст, к Ольге. Морозный вечер, красный закат солнца, резко очерченная половина луны, бесконечное снежное пространство, иней, все молчаливо, строго, холодно в природе, и к ночи свирепый мороз в 24 градуса. Я очень озябла, было мрачно и одиноко на душе. Марья Александровна после болезни как будто тяготится своей трудовой жизнью. Молодой Абрикосов живет аскетом, непонятно зачем и для чего именно тут, в чужой деревне, без цели, без дела, работая какой-то рундук для мужика за деньги, когда у его отца кондитерские, богатое именье в Крыму и роскошь.

В Таптыкове застала Ольгу одну, Андрюша на волчьей охоте. Сидит, как птичка в клетке, одна с девочкой своей. Мне жаль ее стало. Ночевала, уехала на другой день; мороз все 24 градуса. Вагоны холодные, лежала, думала — и все не весело.

Дома, в Хамовниках, застала Льва Николаевича, играющего с Сухотиным в шахматы, худого, нездорового на вид, и мне стало еще грустнее, и так жаль его. Сухотин уехал сегодня за границу с доктором и сыном. Таню оставил в деревне с его детьми.

23 декабря. Прошло еще несколько тяжелых, напряженных дней. Болезнь Левушки оказалась туберкулезным воспалением мозга. Теперь он умирает, и еще одно милое существо, к которому я привязалась душой, уйдет из этой жизни. И этот ребенок по своему тонкому моральному складу был не для этого мира, как и мой Ванечка.