22 июня. Прекрасный летний ясный день. С утра играла на фортепьяно гаммы, этюды и упражнения. Потом купались. Обедали Илья и Коля Лопухин. Потом опять час играла. После чая ходили мы, одни женщины, гулять. Саша грубо ворчала за то, что я ее отозвала от tennis’а, на который она только смотрела, гулять.

Таня пошла с нами, догнала нас, и я ей очень обрадовалась. Она говорит: «Меня все больше и больше тянет к вам, и я наконец так притянусь, что войду в первобытное состояние и начну вас опять сосать». Я тоже все больше и больше привязываюсь к ней. Илье я не дала денег, и он мне все говорил неприятное. Что напрасно отдал мне Лев Николаевич имение по купчей, а не пожизненно; что я к старости буду деньги любить, и т. п. Боже мой! неужели только и отношений с большими сыновьями, что деньги и деньги! От Андрюши тоже — только дай денег и денег! Ужасно!

Вечером написала 6 писем: Стасову, Холевинской, Андрюше, Кушнереву типогр., Раевской и в магазины.

23 июня. Природа наконец всю меня охватила своей красотой и вытеснила из меня много тяжелого, чем страдала душа, и осветила мою жизнь. Я долго была к ней тупа и равнодушна нынешнюю весну, все смотрела внутрь себя, а теперь это прошло, и так хорошо! Покос везде, запах сена, ясные дни, тоненький, ясный серпок луны (сегодня в Воронке отражался), пестрый народ, котлы на рогатках и шалаши в поле (ночлеги покосников), скотина отъевшаяся, и темная, зрелая и очень богатая в нынешнем году листва дерев.

Утром час играла упражнения, потом пошли купаться. После обеда от 3-го до 7-го часа переписывала для Льва Николаевича статью «Об искусстве». Написала очень много. После чаю ходили все гулять на Горелую Поляну, потом вышли на мост, на шоссе. Под мостом, пройдя вдоль по речке — новая купальня, мы с Сашей купались, холодно, но хорошо. Домой вернулись в катках, Лев Николаевич нас встретил на велосипеде и потом жаловался, что устал. За обедом Миша резко разговаривал с Иваном, лакеем, отец ему заметил, Миша продолжал в том же тоне, и Лев Николаевич рассердился, взял свою тарелку и ушел к себе. Очень было неприятно. Получила от Андрюши письмо — опять требования денег, и только от него и толку. Какое все горе от детей! Только Таня горя не делает, от нее больше всего радости, но пока.

Вернувшись, нашли Марью Александровну. Она фанатически обожает Льва Николаевича и им только и живет. В этом обожании она черпает те силы, которыми она живет, работает и все переносит. А то где бы ей взять эти силы с ее истощенным, худеньким телом и ее болезнью? Какая сила во всякой любви! Это прямо стержень, на котором держится всякая жизнь.

Вечером, после ужина, Лев Николаевич прочел о последних днях Герцена 15 Н. А. Белоголовый. Три встречи с Герценом ( Р. вед., 1897, №№167 и 171, от 19 и 22 июня). , я дописала для Льва Николаевича свою главу, много говорили и вспоминали о Н. Н. Ге и спорили о его распятии 16 Картина Н. Н. Ге «Распятие» (начата в 1884 г., завершена в 1894 г.), выставлявшаяся на передвижной выставке в Петербурге в 1894 г., тогда же вызвала много споров и толкований. По распоряжению АлександраIII, сказавшего якобы о ней: «это бойня», картина была снята с выставки и запрещена. 14 марта 1894 г. Толстой писал художнику: «То, что картину сняли, и то, что про нее говорили, — очень хорошо и поучительно. В особенности слова «это бойня»... Снятие с выставки — ваше торжество. Когда я в первый раз увидал, я был уверен, что ее снимут, и теперь, когда живо представил себе обычную выставку с их величествами и высочествами, с дамами и пейзажами и naturemorte’ами, мне даже смешно подумать, чтобы она стояла» ( ПСС, т. 67, с. 81—82). Т. Л. Толстая в Дневнике 17 февраля 1894 г. пишет о картине: «Распятие» производит на всех громадное впечатление... Представлена та минута, когда Христос умирает... Оба распятые человека стоят на земле. Разбойник не пригвожден, а прикручен веревками. Он очень хорошо написан, но я должна сказать, что на меня это не произвело сильного впечатления. Мне это жаль. Это потеря свежести, душевной впечатлительности» ( Т. Л. Сухотина, с. 222—223). . Я ненавижу эту картину, а Лев Николаевич и Марья Александровна ее хвалили. Мы вдавались в крайности, и потому разговор этот скоро прекратился. Получила письмо от Левы из Швеции.

24 июня. С утра дождь, встала поздно, всю ночь болела правая рука. Очень хорошо учила Сашу, и она была внимательна. Ей, главное, нужно не учение, а развитие, о чем я и стараюсь. Мы учились часа два. Потом сидела с Марьей Александровной Шмидт и перешивала свое платье — рукава; мы с ней говорили о семейных наших делах, она очень участлива и добра. Ездила в катках с Сашей, Марьей Васильевной, мисс Вельш и Обер купаться. Лошади заминались, и было несносно. Вода холодная, чистая и прибыла от дождя. Лев Николаевич страшно сосредоточен в своей работе, и весь мир для него не существует. А я как была всю жизнь одинока с ним, так и теперь. Я нужна ему ночью, а не днем, и это грустно, и поневоле пожалеешь о прошлогоднем милом товарище и собеседнике. Лев Николаевич ездил верхом один в Овсянниково, потом все сидел внизу. Я вошла к нему — он пасьянс разложил. Играла, когда никого дома не было, две сонаты Бетховена и «Песнь без слов» Мендельсона; ею я всегда заканчиваю — как молитвой, я очень ее люблю. От ужина до сих пор переписывала для Льва Николаевича и очень много переписала. Теперь 2 часа ночи, иду спать.

От Сухотина письмо — умерла его жена. Очень тяжелы и мне и Льву Николаевичу эти отношения и переписка Тани с Сухотиным.

25 июня. Ночь уж эту совсем не спала, все бросает в жар, точно обдаст всю жарким паром. Трудное я, физически, время переживаю. Играла часа два с лишком сонаты Моцарта и упражнения разные. Переписала много Льву Николаевичу. Не нравится мне его статья, и мне это очень жалко. Какой-то неприятный, даже злой задор в его статьях. Так я и чувствую, что нападает он на воображаемого врага (хотя бы Сергея Ивановича, к которому так ревнует меня), и вся цель его — уничтожить этого врага. Ходила пешком купаться на Воронку, тихо радовалась на природу и даже не разговаривала с Марьей Васильевной. День прошел, как и все лето идет — вяло и скучно. Приезжала Маша с Колей, пришла Надя Иванова. И люди, и все — тускло, тускло... Читаю французскую книжку отвратительную — просто валялась, я взяла и ужаснулась сладострастному ее содержанию. Уже заглавие одно: «Aphrodite» 17 Louis Pierre. Aphrodite. Paris, 1894 ( ЯПб). Об отрицательном отношении Толстого к этой книге см. в ст. «Что такое искусство?» ( ПСС, т. 30, с. 89). . До чего развращены французы! Но зато какую верную оценку можно сделать женской и своей красоте тела, прочтя эту книгу.

Большое счастье — неведение, в котором красивая женщина находится до старости, о своей красоте, особенно тела, это оставляет в ней чистоту и свежесть моральную. А такие книги — гибель.

26 июня. Жара, покос, сильно болит голова. С утра ходила купаться с Надей Ивановой и говорила ей о том, что внутри, в самой глубине души каждого человека есть двигатель его жизни. У мужчин: любовь к славе, нажива, у редких — искусство, наука в чистом виде; у женщин главное — любовь, иногда фанатизм. В Шамордине монахиня посадила два дерева косточками апельсина, который ел о. Амвросий и плевал их. Она обожает эти два дерева и живет ими; а была курсистка, дворянка. М. nbsp; А. nbsp; Шмидт боготворит Льва Николаевича. Лев Николаевич любит больше всего славу, и т. nbsp; д.

После обеда играла с мисс Вельш, буду учить сонату Бетховена в mi b majeur. Очень приятно с ней заниматься. Таня и Саша ездили в Тулу. Приехал Сережа, завтра с Сашей еду к нему и к Илье. Весь вечер переписывала Льву Николаевичу. Его почти не видала, как всегда. Он ездил на велосипеде в Тулу, отдал его чинить, оттуда вернулся частью пешком, частью на обратных телегах. Здоровье мое все хуже и хуже.

30 июня. Вчера вечером вернулась от Сережи и Илюши, куда ездила с Сашей; хотела провести с Сережей день его рожденья, 28-го, и дать ему менее почувствовать его одиночество именно в этот день. Он мне очень жалок и трогателен тем, что несчастие его так смягчило: он кроток, тих и грустен, к людям более снисходителен и ласков. А сбежавшая сумбурная жена его ждет родов его ребенка и своим ледяным сердцем ни разу не пожалела своего мужа, ничем перед ней не виноватого. Жизнь Ильи и он сам на меня произвели безотрадное впечатление: четверо прекрасных детей (особенно Миша хорош) и какие будут те идеалы, которые им ставит отец? Лошади, собаки, как подвывали гончие? гоняли ли Бархатного? А потом при всяком удобном случае выпивка с бог знает каким сбродом людей, — и больше ничего. Если он не изменится, плохие вырастут дети. Соня, жена его, смутно это чувствует, и ее жалко. Она всячески выбивается из всего этого, много трудится — и он ей ни в чем не помощник, и она не справится одна с жизнью и с воспитанием детей.

В Никольском у Сережи — чудесная прогулка по живописным местам, гости, разговоры с Сережей о теории музыки, он мне кое-что сообщил о своих знаниях и дал прочесть кое-какие музыкальные брошюры и учебники. Рада была провести день с Варей Нагорновой. Читала на железной дороге книгу ужасную: «Les Demi-Vierges» Prévost 18 Prévost. Les Demi-Vierges. Paris, 1894 ( ЯПб). , и почувствовала и стыд, и какое-то недомогание, почти физическое, которое у меня бывает, когда я прочту грязную книгу. Как ужасно отсутствие чистоты в любви, а как и самая возвышенная любовь приходит к тому же, к желанию обладания и близости. Но во французской книге не падение женщин огажено, а этот полуразврат, т. nbsp; е. все, только не самый последний шаг, и это хуже уж всего.