ДНЕВНИКИ В настоящее издание включены Дневники С. А. Толстой за 1862—1910 гг. С. А. Толстая вела Дневник с перерывами: нет, или почти нет, записей за 1869, 1880, 1881, 1884, 1888, 1889, 1893, 1896, 1898, 1905, 1906, 1907, 1909 гг. Дополняют Дневники впервые печатаемые избранные записи из Ежедневников С. А. Толстой за 1905—1919 гг., содержащие ценные сведения для изучения биографии Л. Н. Толстого, проблемы увековечивания его памяти, создания мемуарной литературы о Толстом. В Приложениях напечатаны мемуарные очерки, написанные С. А. Толстой в разные годы и относящиеся, в основном, к тем периодам, которые не освещены в Дневнике.
Первое (и единственное) издание Дневников С. А. Толстой вышло в 1928—1936 гг. в 4 частях: ч. I (1862—1891), изд. М. и С. Сабашниковых, М., 1928; ч. II (1891—1897), изд. М. и С. Сабашниковых, М., 1929; ч. III (1897—1909), изд. «Север», М., 1932; ч. IV (1910), «Советский писатель», М., 1936. Издание было подготовлено Г. А. Волковым, С. Л. Толстым, М. А. Цявловским.
В настоящем издании текст Дневников заново сверен по автографам. Восстановлена часть купюр предыдущего издания и сделан ряд новых редакторских купюр — в основном, записи сугубо интимного характера или записи, касающиеся живущих ныне лиц и их родственников. Купюры в тексте не обозначаются.
Составителями и авторами комментариев широко использованы материалы, хранящиеся в Рукописном отделе Государственного музея Л. Н. Толстого. Иллюстративный материал подобран Т. К. Поповкиной в фондах Музея.
Дневники и комментарии к ним подготовлены: Дневники 1862—1891 гг. — Б. М. Шумовой; Дневники 1891—1897 гг. — И. А. Покровской; Дневники 1898—1909 гг. и Ежедневники 1905—1909 гг. — О. А. Голиненко; Ежедневники 1910 г. (январь — май) — Н. И. Азаровой; Дневники 1910 г., Ежедневники 1910 г. (июнь — декабрь) и Ежедневники 1911—1919 гг. — С. А. Розановой. Нумерация комментариев дана в пределах каждого года. В комментариях принято сокращение; Дневники — Дн.; Ежедневники — Е.

1862—1900

——————————

1862

8 октября. Опять дневник, скучно, что повторение прежних привычек, которые я все оставила с тех пор, как вышла замуж. Бывало, я писала, когда тяжело, и теперь, верно, оттого же.

Эти две недели я с ним, мужем, мне так казалось, была в простых отношениях, по крайней мере, мне легко было, он был мой дневник, мне нечего было скрывать от него.

А со вчерашнего дпя, с тех пор, как сказал, что не верит любви моей, мне стало серьезно страшно. Но я знаю, отчего он не верит. Мне кажется, я не сумею ни рассказать, ни написать, что я думаю. Всегда, с давних пор, я мечтала о человеке, которого я буду любить, как о совершенно целом, новом, чистом человеке. Я воображала себе, это были детские мечты, с которыми до сих пор трудно расстаться, что этот человек будет всегда у меня на глазах, что я буду знать малейшую его мысль, чувство, что он будет во всю жизнь любить меня одну, что, не в пример прочим, мы оба, и он и я, не будем перебешиваться, как все перебесятся и делаются солидными людьми. Мне так милы были все эти мечты. Благодаря им я стала П. будто бы любить; одним словом, любя свои мечты, я сделала П. приложением к ним 1 П. — М. А. Поливанов. Он был увлечен С. А. Берс и, по-видимому, имел намерение на ней жениться. См. об этом: Кузминская, с. 65—74; 133—136. .

Увлечься и идти дальше было не трудно, да и никогда я не стояла, а всегда шла, не задумываясь, вперед. Теперь, когда я вышла замуж, я должна была все свои прежние мечты признать глупыми, отречься от них, а я не могу. Все его (мужа) прошедшее так ужасно для меня, что я, кажется, никогда не помирюсь с ним 2 Перед свадьбой Толстой, не желая скрывать от невесты свое прошлое, принес ей свои старые дневники. Чтение их произвело на 17-летнюю С. А. Берс тяжелое впечатление. См. Приложение. «Женитьба Л. Н. Толстого», с. 475 наст. тома. . Разве когда будут другие цели в жизни, дети, которых я так желаю, чтоб у меня было целое будущее, чтоб я в детях своих могла видеть эту чистоту без прошедшего, без гадостей, без всего, что теперь так горько видеть в муже. Он не понимает, что его прошедшее — целая жизнь с тысячами разных чувств хороших и дурных, которые мне уж принадлежать не могут, точно так же, как не будет мне принадлежать его молодость, потраченная бог знает на кого и на что. И не понимает он еще того, что я ему отдаю все, что во мне ничего не потрачено, что ему не принадлежало только детство. Но и то принадлежало ему. Лучшие воспоминания — мое детское, но первое чувство к нему, которое я не виновата, что уничтожили, за что? Разве оно дурно было? Он протратил свою жизнь, свои силы и дошел до этого чувства, пройдя столько дурного; оно ему кажется так сильно, так хорошо потому, что давно, давно прошла та пора, когда он сразу мог стать на это хорошее, как стала я теперь. И у меня в прошлом есть дурное, но не столько.

Ему весело мучить меня, видеть, как я плачу оттого, что он мне не верит. Ему бы хотелось, чтоб и я прошла такую жизнь и испытала столько же дурного, сколько он, для того, чтоб и я поняла лучше хорошее. Ему инстинктивно досадно, что мне счастье легко далось, что я взяла его, не подумав, не пострадав. А я не буду плакать из самолюбия. Не хочу, чтоб он видел, как я мучаюсь, пусть думает, что мне всегда легко. Вчера у дедушки 3 А. М. Исленьев, дед С. А. Толстой, приезжал в эти дни в Ясную Поляну с дочерью Ольгой. я пришла сверху нарочно, чтоб его увидать, и когда я увидала его, меня обхватило какое-то особенное чувство силы и любви. Я так любила его в ту минуту, хотела подойти к нему, но мне показалось, что если до него дотронусь, то мне уж так хорошо не будет, что это будет святотатство. Но я никогда не покажу и не могу показать, что во мне делается. У меня столько глупого самолюбия, что если я увижу малейшее недоверие или непонимание меня, то все пропало. Я злюсь. И что он делает со мной; мало-помалу я вся уйду в себя и ему же буду отравлять жизнь. И как жаль мне его в те минуты, когда он не верит мне, и слезы на глазах и такой кроткий, но грустный взгляд. Я бы его задушила от любви в ту минуту, а так и преследует мысль: не верит, не верит. И стала я сегодня вдруг чувствовать, что он и я делаемся как-то больше и больше сами по себе, что я начну создавать себе свой печальный мир, а он свой — недоверчивый, деловой. И в самом деле показались мне пошлы наши отношения. И я стала не верить в его любовь. Он целует меня, а я думаю «не в первый раз ему увлекаться». И так оскорбительно, больно станет за свое чувство, которым он не довольствуется, а которое так мне дорого, потому что оно последнее и первое. Я тоже увлекалась, но воображением, а он — женщинами, живыми, хорошенькими, с чертами характера, лица и души, которые он любил, которыми он любовался, как и мной пока любуется. Пошло, правда, но не от меня, а от его прошедшего. Что же мне делать, а я не могу простить богу, что он так устроил, что все должны прежде, чем сделаться порядочными людьми, перебеситься. И что же мне делать, когда мне горько, больно, что мой муж попал под эту общую категорию. А он еще думает, что я не люблю его; так что же бы мне за дело было, если бы я не любила его, кто и что занимало его прежде, теперь или будет занимать когда-нибудь потом. Дурно, безвыходное положение; как доказать любовь человеку, который с тем женился, что я иначе не могу, а она меня не любит. А есть ли минутка в моей жизни теперь, где бы я вызвала что-нибудь из прошедшего, чтоб я пожалела о чем-нибудь, или есть ли минутка, когда бы я не только не любила его, но могла бы подумать о возможности разлюбить его. И неужели в самом деле хорошо ему, когда я плачу и начинаю чувствовать сильнее, что у нас есть что-то очень не простое в отношениях, которое нас постепенно совсем разлучит в нравственном отпошении. Вот, кошке — игрушки, а мышке — слезки. Да игрушка-то эта не прочна, сломает — сам будет плакать. А я не могу выносить того, что он меня будет понемножку пилить, пилить. А он славный, милый. Его самого возмущает все дурное, и он не может переносить его. Я, бывало, как любила все хорошее, всей душой восхищалась, а теперь все как-то замерло; только что станет весело, пристукнет он меня.

9 октября. Вчера объяснились, легче стало, совсем даже весело. Хорошо мы нынче верхом ездили, а все-таки тесно. Такие я сегодня видела тяжелые сны, не помню их всякую минуту, а тяжело на душе. Опять мама́ сегодня вспоминала, ужасно стало грустно, а вообще хорошо. Прошлого не жаль, всегда, однако, его буду благословлять. У меня в жизни было много счастия. Муж, кажется, покоен, верит, дай бог. Я вижу, это правда, что я ему даю мало счастия. Я вся как-то сплю и не могу проснуться. Если б я проснулась, я стала бы другим человеком. А что надо для этого — не знаю. Тогда бы он видел, как я люблю его, тогда я могла бы говорить, рассказать ему, как я его люблю, увидела бы, как бывало, ясно, что у него на душе, и знала бы, как сделать его совсем счастливым. Надо, надо скорей проснуться. Сон этот напал на меня с тех пор, как я выехала летом из Покровского в Ивицы. Потом на время я проснулась, потом, как переехали в Москву, опять заснула — и с тех пор почти не просыпалась. Надо мной что-то тяготит. Мне все кажется, что я скоро умру. Теперь это странно, потому что у меня муж. Я слышу, как он спит, а мне одной страшно. К себе он меня не подпускает, и мне это грустно. Так противны все физические проявления.

11 октября. Ужасно, ужасно грустно. Все более и более в себя ухожу. Муж болен, не в духе, меня не любит. Ждала я этого, да не думала, что так ужасно. Кто это думает о моем огромном счастии. Никто не знает, что я его не умею создавать ни для себя, ни для него. Бывало, когда очень грустно, думаешь: так зачем жить, когда самой дурно и другим нехорошо. И теперь страшно: все приходит мне эта мысль. С каждым днем он делается холоднее, холоднее, а я, напротив, все больше и больше люблю его. Скоро мне станет невыносимо, если он будет так холоден. А он честный, обманывать не станет. Не любит, так притворяться не станет, а любит — так в каждом движении видно. И все меня волнует. Стал сегодня Гриша говорить про папашу, и так мне жаль его стало, что он не настоящий его сын, даже плакать хотела 4 Г. С. Толстой — сын С. Н. Толстого и М. М. Шишкиной, считался «незаконным», так как его родители не были обвенчаны. Венчание состоялось лишь 7 июня 1867 г. . И про своих все вспоминаю, как легко жилось, а теперь, боже мой, вся душа разрывается. Никто не любит: тетенька 5 Т. А. Ергольская. по какому-то долгу, а муж совсем перестает любить. Мамаша милая, Таня, какие они славные были, зачем я их оставила. А Лизу бедную измучила, так меня и точит, так грустно, ужас. А Левочка отличный какой, я чувствую, что я во всем, кругом виновата, и я боюсь показать ему, что я грустная, знаю я, как этой глупой тоскою мужьям надоедают. Бывало, утешаешься, все пройдет, обойдется, а теперь нет, ничего не обойдется, а будет хуже. Папа пишет: «Муж тебя страстно любит» 6 По-видимому, С. А. Толстая цитирует несохранившееся письмо отца, или это не совсем точно переданные строчки из его письма к ней от 5 октября 1862 г.: «Тебе была бы жизнь очень трудная, если б ты не попала такому мужу, который так нежно тебя любит и всегда будет тебе служить верной опорой» ( ГМТ). . Да, правда, любил страстно, да страсть-то проходит, этого никто не рассудил, только я поняла, что увлекся он, а не любил. Как я не рассудила, что за это увлечепис он же поплатится, потому что каково жить долго, всю жизнь, с женою, которую не любишь. За что я его, милого, которого все так любят, погубила; эгоистически поступила я на этот раз, что вышла за него замуж. Смотрю я на него и думаю то, что он про меня думал: хотел бы я ее любить, да не могу больше.

Вот уж прошло, как сон, это все время. Подразнили меня, сказали: видишь, как бывает хорошо, да не думай об этом. И все, что сначала было у меня: энергия на занятия, жизнь, хозяйство, все пропало. Сидела бы себе целый день сложа руки, молчала бы да думала горькие думы. Работать хотела, да не могла; ну что рядиться в глупый чепчик, который только давит меня. Ужасно хочется поиграть, да тут так неудобно, наверху со всех сторон слышно, а внизу фортепьяно плохо. Сегодня предложил остаться, а он в Никольское 7 Никольское-Вяземское — имение Толстых в Чернском уезде Тульской губ. Принадлежало старшему из братьев Толстых — Н. Н. Толстому, после смерти которого (в 1860 г.) перешло к Л. Н. Толстому. поедет. Надо бы было согласиться, избавить его от своей особы, а у меня не хватило сил. Он, кажется, наверху играет с Ольгой в четыре руки. Бедный, везде ищет развлечения, чтоб как-нибудь от меня избавиться. Зачем я только на свете живу 8 С. А. Толстая была дружна с О. А. Исленьевой, но в письме к сестре Т. А. Берс 12 октября 1862 г. признавалась: «Ты знаешь, какая я ревнивая всегда была. Ну, злит меня все: что она с ним играет, что она ему нравится. Ты понимаешь, что я же не могу думать, что он меня не любит, но так неприятно. Я рада, что она уезжает в воскресенье» ( ГМТ). .