Очень много переписываю эти дни для Льва Николаевича его статью. Вчера заговорила о ней с ним, спрашивала его, как же он хочет, чтоб искусство существовало без специальных школ? Он их отрицает. Но с ним разговаривать никогда нельзя; он страшно раздражается, кричит, и делается так неприятно, что то, чем интересовался, отодвигается на задний план, и только желаешь: скорей чтоб он замолчал. Так было и вчера.
Когда были гости, он им читал эту статью, и никто ни слова не сказал; ну и правы все, будто со всем согласны. А есть превосходные мысли местами. Например, что искусство должно одухотворять, а не забавлять людей. Это несомненная истина. Что во всех школах должно быть преподаваемо и рисование, и музыка, и всякое искусство, чтоб всякий талантливый человек имел возможность найти свой путь. Опять прекрасная мысль.
Страшная жара и засуха. Рожь посеяли в пыль. Трава, листья — все засохло. Мы купаемся, и это очень облегчает. О Мише из Москвы нет известий.
Лев Николаевич ездил верхом в Бабурино по вызову какой-то петербургской учительницы. День провела лениво, очень устала от ночи, сидела у Маши всю ночь до 4
1/ 2
часов. Очень она горела и металась, жар был 40 и 7. Ходила купаться, наклеивала фотографии, немного читала Taine’а «Philosophie de l’art»
37
H. Taine. Philosophie de L’art. Paris, t.1. Sixième édition, 1893. Пометы рукой С. А. Толстой; t. II. Septième édition, 1895 ( ЯПб).
и сидела с Машей. Все засуха страшная.
1/ 2
месяца. Собирается к Илье и в Самару, и это хорошо. Самое тяжелое — это с Львом Николаевичем. С ним ни о чем нельзя говорить, ему ничем не угодишь. Вчера был Буланже, и мы с ним переговорили, что хорошо бы статью Льва Николаевича «Об искусстве» пересмотреть с точки зрения цензуры, выкинуть все нецензурное, такого немного, и напечатать одновременно и в «Посреднике» и в полном собрании сочинений как XV том. Я не решилась говорить первая, я так боюсь этого тона раздражения почти постоянного, с которым Лев Николаевич говорит со мною, да и почти со всеми теперь, кто ему осмелится возражать.
Буланже переговорил и сказал, что Лев Николаевич согласен. Но когда я заговорила, то Лев Николаевич начал сердиться и говорить, что Чертков просил не выпускать никакого сочинения Льва Николаевича до тех пор, пока оно не выйдет на английском языке
38
В письме от 8 августа (н. ст.) В. Г. Чертков писал Толстому: «... возврат истрачиваемых на издание денег находится в прямой зависимости от успеха наших английских изданий ваших писаний. А этот успех в большой степени зависит от того, чтобы мы действительно были первыми издателями ваших новых писаний и чтобы как-нибудь другие переводчики каким-нибудь косвенным путем не могли себе приобресть русского списка того, что вы пишете, раньше нас или хотя бы одновременно с нами... Нам важно иметь список каждого вашего нового писания по возможности недели за три до его распространения в России в рукописи» ( ГМТ). 8 августа Толстой ответил Черткову: «В том, что все мои писания поступят прежде всего к вам и вы будете распоряжаться их переводами и изданиями, — не может быть сомнения» ( ПСС, т. 88, с. 46).
. Опять Чертков, из Англии даже умеющий держать Льва Николаевича в своей власти.
Сегодня заговорили о Тане. Лев Николаевич говорил, что надо думать только о себе, чтоб не ошибиться относительно того, в какую сторону советовать и желать для Тани. Я же говорила, что нельзя же лгать, надо говорить непременно, что думаешь, если даже ошибаешься, и нельзя же не быть честной, ради осторожности. Не знаю, кто из нас прав; может быть, и он, но дело не в правоте, а в невозможности разговаривать без раздражения.
Сегодня же, выйдя из своего кабинета, Лев Николаевич прямо налетел на Мишу и наговорил и ему и Мите Дьякову много жестоких, хотя и справедливых слов. Но что он этим сделал? Если б он Мише твердо и спокойно сказал сегодня утром, чтоб он ехал в Москву и не ослабевал в своем решении готовиться к экзамену — насколько
Лева с Дорой устраиваются, разбирают вещи. Доре трудно, бедняжке, на чужой стороне и в нашей не очень-то радостной семье. Часто мне приходит мысль куда-нибудь бежать, я устала, устала страшно от жизни! Да уж, видно, надо нести тяжесть своего вечного труда и только труда — до конца. Надо бы опять переписывать для Льва Николаевича, но не могу еще, какое-то тяжелое к нему чувство за то, что он поработил всю мою жизнь и никогда ни обо мне, ни о детях не особенно заботился, а, главное, продолжает порабощать меня, а у меня уже нет сил работать и служить ему всячески.
Ночь сидела у Маши, а кроме того, переписала целую 5-ю главу. Я всегда работаю вдвойне.
Был маленький дождь, но тяжелый и очень теплый воздух. Читаю понемногу Taine’а. Я уже раньше начинала его читать, но Льву Николаевичу понадобились эти книги, и он их куда-то заложил, теперь я нашла и кончу. Хорошее определение у него искусства: «L’art a pour but de manifester le caractère capital, quelque qualité saillante et notable, un point de vue important, une manière d’être principale de l’objet»* Цель искусства состоит в том, чтобы обнаружить основной характер, какое-нибудь выдающееся и заметное свойство, существенную точку зрения, главную особенность бытия объекта ( франц.). .
Лев Николаевич Taine’а не хвалит
39
Толстой читал «Философию искусства» Тэна, работая над статьей «Что такое искусство?», в которой он цитирует понятиеТэна о красоте ( ПСС, т. 30, с. 52) и полемизирует с ним в вопросе определения искусства.
. А мне его советовал читать Сергей Иванович.
