Она и всё общество говорило по французски.

— Я достаточно стара, — говорила она, — чтобы принимать мущин к себе, не правда ли,278 тетушка княгиня? И потом лучше я не могла воспользоваться своим отпуском, как собрав вас всех к себе. Я одним камнем делаю не два, а четыре удара,279 разговор ведет Оба дяди потому что и вы мне дядя,280 по дружбе и вы, мой милый281 князь Basile, — обратилась она к сухому камергеру с звездой,―282 а вы мне дядя друг, потому что дядя. Ежели бы вы не были дядя, уже верно я бы никогда не имела храбрости узнать вас. (Это обращалось к князю В.) и милая кузина (это обращалось к дочери князя В. молодой283 даме девушке). Il faut que je la produise cet hiver.284 [Мне надо ее вывозить нынешней зимой,] С этим лицом это было бы грех жить в вашей деревне, называемой Москвой. Вот один случай, когда я жалею, что не замужем. Я удобнее могу produire.285 [вывозить] Сыщите мне мужа — (это к камергеру), — который бы мне не мешал и служил бы удобством вывозить и принимать. А то право, ежели бы не вы, княгиня, — (это обращалось к княгине Анне Алексеевне Горчаковой) — я бы не решилась звать к себе. Ах, у меня будет интересный человек, le comte de Mortemart. Он был auprès de monseigneur le duc d'Enghien,286 [граф Мортемар. Он был при герцоге Энгиенском,] этот святой мученик. И потом говорят, что он très bien le jeune homme. Il est allié par sa mère à la princesse287 Duchesse de Berry [герцогине Беррийской] de Rohan au Montmorency.288 [очень порядочный молодой человек. Он родня по матери княгине Роган-Монморанси.]

— У нас весь Петербург с ума сходит от него, кроме меня разумеется, и бегает за ним. Я не видала его еще. Я просила Александра Д. нынче привести его ко мне. По крайней мере вам не скучно будет. — (К княжне). — Ну что вы скажете о последнем289 декрете поступке этого человека (Буонапарте). — (К князю В.). — Я знаю, вы290 дядюшка поклялись выводить меня из себя. Неужели вы и теперь после l'envahissement de Gênes291 [захвата Генуи] не видите причин к войне?292 Грубиян князь Волхонский редко улыбался, но тут он улыбнулся. — Я, моя милая, деревенский дворянин и тех тайных пружин, по которым всё движется здесь, не знаю.

Пишу о том времени, которое еще цепью воспоминаний связано с нашим,293 которого неуловимый характер, запах и звук, соединяясь с особенной прелестью прошедшего и детства, так мило знакомы нам. о времени, когда матери наши в робах с короткими талиями при свете восковых и спермацетовых свеч танцовали294 котильоны матрадуры и менуэты, восхищались романами m-me Redcliff и m-me Suza и знали наизусть тирады Racine, Boileau и Corneille, когда отцы наши восхищались мыслями Rousseau и Voltair'ом и еще помнили Екатерин, Фридрихов, Суворовых и Потемкиных так, как мы помним Александров, Наполеонов, Мюратов и Кутузовых.

Я говорю о времени первых годов царствования Александра І-го в России и первых годов могущества Наполеона во Франции.

Время между французской большой революцией и пожаром Москвы,295 то самое время, когда великая революция, воплотившись в военную диктатуру, перестала быть идеей, с которой можно спорить, рассуждать, соглашаться или не соглашаться, а стала силой, с которой надо было не спорить, а бороться или подчиняться ей. Было еще много людей, которые не могли понять, что червячок идеи революции давно уже превратился в бабочку военной силы и что поэтому прошло время рассуждать, а надо драться. Роялисты и монархисты доказывали очень хорошо и победительно, что революция и военная диктатура хуже королевской власти. Все это было очень справедливо, а Наполеон, представитель превращенной идеи революции, в ответ на это взял всех годных французов в солдаты и публично расстреливал принца королевской крови и говорил всей Европе, обратив сто тысяч штыков из за своих штыков и пушек: ну-ка попробуйте! То время, когда матери наши при освещении восковых свеч надел на себя императорскую корону и, выставив сотни тысяч штыков, сказал: ну-ка попробуйте! время, когда карта Европы перерисовывалась каждые две недели различными красками, когда голландцы, бельгийцы, итальянцы и маленькие немецкие народцы решительно не знали, какому политическому богу кланяться, то время, когда маленький человечек в сереньком сертучке и треугольной шляпе, с орлиным носом и умными глазами воображал себе, что он управляет историею, и старался раздуваться в сообразное, по его понятиям, величие положения, представлялся чем то непонятным, то страшным, как антихрист, то смешным и гадким, как мещанин в дворянстве, то великим, как герои древности.

То время, когда у нас в России этого человека <звали> Буонапарте, как научили нас тому эмигранты, составлявшие украшение наших гостиных, и когда в дипломатических актах называли его «cet homme».296 [этот человек.] То время, когда le duc d'Enghien et la catastrophe, le meurtre, l'abominable meurtre d'Ettenheim297 [герцог Энгиенский и несчастное событие, убийство, отвратительное убийство в Эттенгейме] был на устах каждой чувствительной особы нашего высшего круга, в то время, когда молодой любезный и красивый монарх Александр I, взойдя на престол после Павла, соединил на себя все те надежды, любовь и преданность, которые подданные так счастливы законно отдавать своим владыкам. То время, когда этот298 бескорыстный рыцарской299 горел одним желанием славы для себя и своего народа и презирал еще все дипломатические увертки, руководящие большей частью правительства <юноша царь> искренно желал только устроить судьбы Европы, остановить les envahissements de cet homme300 [завоевания этого человека] и после победы (в которой никто не сомневался) предоставить самим французам свободу избрания того образа правления, которой они найдут для себя лучшим, так ничего не могло быть лучше и справедливее этого.301 То время, когда Потемкин, Екатерина, Фридрих были еще свежими воспоминаниями, <как теперь Наполеон и Александр, время когда паров не было, прогресс был еще в государственном устройстве, в идеях, когда исторической школы не было, наивно думали, что классики языка и математики были лучшей наукой>, когда поэтами были Расин, Корнель, Гете, в книгах Руссо, Вольтер, Дидерот, романы Staël, Suza. Когда носили робы с короткими талиями, когда мечты о свободе крестьян то же, что коммунизм, когда восковые свечи

Следующий дипломатический акт был уже сообщен несколько месяцев тому назад, сообщен французскому правительству нашим посланником Д'Убриль перед оставлением им Тюлерийского дворца.

Около года шли переговоры между Россией, Австрией, Пруссией и Англией о составлении коалиции против Франции.302 Австрия обещала, медлила и требовала от нас большого количества войск. Пруссия прямо объявила, что нет надежды Европе в войне с Наполеоном остаться победительницею. Англия обещала денег и в число 600 т. свои 7 т. войска. Англия искала и не могла понять задней мысли русского правительства. Наконец Наполеон предложил сам переговоры о мире и вызвал Россию быть посредницею. В Париж послан был Новосильцев.

В то время был в Петербурге знаменитый дом Натальи Львовны Наришкиной. Дом этот был знаменит не красотою здания, не роскошью убранства, не обедами и ужинами и балами, хотя домик был недурной, между двором и садом, и хотя бывали в нем и обеды, и ужины, и балы, удостоенные часто посещениями высочайших особ, но скромные балы, — дом этот был знаменит своей хозяйкой, высокой, красивой старухой, с умными, проницательными глазами, тонкой улыбкой и строгой осанкой. Старуха эта ничего не делала для того, чтобы быть знаменитой, кроме того, что говорила. Она говорила уже более пятидесяти лет, говорила с Екатериной, с Павлом, с Потемкиным, с Ломоносовым и Державиным, говорила и по русски, но охотнее по французски. Нельзя сказать, что именно говорила эта старуха, в ее речах не было ничего необыкновенного, но она знала, что и когда и как надо сказать, знала, что важнее всего, чего не надо сказать, и перед старухой благоговело всё, что ее знало, а еще более те, которые не знали, но только слышали про нее. И всё это заслужила она одним разговором. «Всяк пляшет, да не так, как скоморох, говорит пословица». Всякой говорит, да не так, как говорила эта старуха.

Екатерининской генерал-аншеф, теперешний генерал лейтенант, князь Волхонской, отец князя303 Вол Волхонского Андрея, в304 1805 переправлено из 1811. 1805 году был еще свежий мущина ему было 56 лет, готовый на всякую деятельность, но лишенный возможности деятельности в привычной ему и единственно понятной для него служебной сфере. Он был в немилости, в которую впал еще при Павле за дерзкой и гордый ответ на предложение государя, не понравившееся князю. Рассказывали, что государь посоветовал ему жениться на г-же Д. и что князь ответил: «за кого же вы меня принимаете, чтобы я женился на вашей б....» При Александре, о котором князь, лично знавший Екатерину и при ней начавший свою службу, имел весьма низкое мнение, князь был хуже, чем в немилости — его забыли. Он был хороший, храбрый офицер — успел отличиться под Очаковым — и генерал был,305 тоже не бестолковый, точно свято исполняющий приказания и того же строго требующий от подчиненных, внушая им своею гордостью и строгостью либо сильнейший страх, либо скрытую насмешку, но особенных дарований306 он не имел за ним не полагали, и потому после его воеводства в дальней губернии, куда он был послан, как в изгнание, и из которого он вышел в отставку по болезни, ему поверили, что он болен, и оставили его в покое. Родовое состояние князя было не большое, но, выйдя из службы, он женился на княжне Д.,307 Он приобрел огромное у которой были большие деньги, уехал в свое родовое именье и начал строиться вроде феодальных баронов с башнями и замками, с садами, парками, прудами и фонтанами. В308 Первоначально было: 1811. 1805 году княгини уже не было на свете. От нее остались309 одна дочь [21 года] 17 лет сын и дочь. Но сын этот женился бог знает на ком, как говорил князь,310 и молодая княгиня, оставленная им без средств в Москве, по проискам княжны была привезена в Лысые Горы и жила во флигеле. Она была на сносях. и отец его знать не хотел, хотя теперь перед кампанией он позволил привезти к себе жену, чтоб не бросить ее на улице, и самому приехать проститься.311 Сын князя, еще бывши девятнадцати лет от рода, ослушался отца, выйдя из университета и поступив в гусары. И с тех пор князь сказал, что у него нет сына. Никто не смел упоминать про него. Князь сам раз в год посылал ему 1200 р. 500 р., и сына действительно не было. Князь жил один с дочерью и с француженкой m-llе312 Enitienne Silienne, взятой князем из милости для компании дочери, летом в деревне, зимой в Москве в собственном доме. 313 M-llе Silienne было 18 лет Лысые Горы были уж обстроены и обсажены, так что проезжавший по дороге к Москве, от которой314 Брат в своих местах чужой. Занят делами — она порхает. Все равны становятся при ней. Переходил через границу завоевателем, всё покорялось, теперь едет покоряться кондуктору. Кого любит с тем холодна, равнодушный думает, что его взяла. Кокетка шутит, а у него двое детей от доброй любовницы. Со стороны она мила, а нам всё то же. Он знаком с посланником и потому для него несомненно, что все ему будут рады. Но он пакостит, и в палатах люди не рады. Губернской предводитель дворян, столкновение. Дибичь противн. взял в левую руку шпагу Мальчик в Москве рад свободе, происходив происходившей от французов. Злодей француз колет и тот же самый на квартире кроткой. Любезничает с пленными и дает им хлеб, а Топчеенке есть нечего. в шестидесяти верстах были Лысые Горы,

невольно запоминал место и спрашивал чье. Государь проезжал первый раз: — чье это такое славное именье? — Князя В. — Петра? — Так точно ваше величество. — Аа! — отвечал государь. Князь сам, выезжая кататься на своей парочке, любил выезжать на то место большой дороги, с которой видна была усадьба, и любовался. Он сломал даже конюшню в восемьдесят две сажени длины только для того, чтобы виден был фасад дома с дороги. «Городок!» говорил он сам себе, глядя на свое строенье. Все дела князь делал обдуманно, неторопливо и в высочайшей степени аккуратно, хотя сам никогда не доходил до подробностей и непосредственно не наблюдал ни за чем. Всё делалось из кабинета через управляющего, архитектора и т. п. Одна из деревень его в двести душ была отряжена на подвоз камня и битье кирпича, и работы эти продолжались восемнадцать лет. Мужики, как этой деревни, так и всех других деревень князя, без чувства особенного рабского уважения, благоговения почти, не вспоминали и теперь еще — старики — не вспоминают о князе. «Строг, но милостив был», как и всегда, говорят они. Главное, что чувствуется в их похвалах (тоже, как и всегда бывает), это — благодарность князю за то, что тот, кому они поклонялись и работали, был князь, генерал-аншеф, человек совершенно не похожий на них,315 гордый и сухо сухой никогда не доходивший ни до каких подробностей, никогда не приравнивавшийся к ним, гордый и чуждый для них. Как бы мне ни не хотелось расстроивать читателя необыкновенным для него описанием, как бы ни не хотелось описать противуположное всем описаниям того времени, я должен предупредить, что князь Волхонский вовсе не был злодей, никого не засекал,316 даже ненавидел телесное наказание не закладывал жен в стены, не ел за четверых, не имел сералей, не был озабочен одним пороньем людей, охотой и распутством, а напротив всего этого терпеть не мог и был умный, образованный и столь порядочный человек, что, введя его в гостиную теперь, никто бы не постыдился за него. Жена его правда умерла рано, он был несчастлив с ней, и он был, хотя и бессознательно, не недоволен ее смертью, потому что она надоела ему и он никогда не любил ее, но жена его умерла совершенно своей смертью, и князь пришел [бы] в совершенный ужас и недоумение при одной мысли, что можно желать смерти своей жены. Он был, одним словом, точно такой же человек, как и мы люди, с теми же пороками, страстями, добродетелями и с тою же и столь сложною, как и наша, умственной деятельностью.