И она опустила глаза.
— Уж как я рад, что пришлось с кордона выпроситься! — сказал Лукашка, ближе подвигаясь на завалинке к девке и всё глядя ей в глаза.
— Что ж, надолго пришел? — спросила Марьяна, слегка улыбаясь.
— До утра. Дай семечек, — прибавил он, протягивая руку.
Марьяна совсем улыбнулась и открыла ворот рубахи.
— Все не бери, — сказала она.
— Право, всё о тебе скучился, ей-Богу, — сказал сдержанно- спокойным шопотом Лука, доставая семечки из-за пазухи девки, и еще ближе пригнувшись к ней, стал шопотом говорить что-то, смеясь глазами.
— Не приду, сказано, — вдруг громко сказала Марьяна, отклоняясь от него.
Марьянка отрицательно покачала головой, но улыбалась.
— Нянюка Марьянка! А, нянюка! Мамука ужинать зовет, — прокричал, подбегая к казачкам, маленький брат Марьяны.
— Сейчас приду, — отвечала девка: — ты иди, батюшка, иди один; сейчас приду.
Лукашка встал и приподнял папаху.
— Видно, и мне домой пойти, дело-то лучше будет, — сказал он, притворяясь небрежным, но едва сдерживая улыбку, и скрылся за углом дома.
Между тем ночь уже совсем опустилась над станицей. Яркие звезды высыпали на темном небе. По улицам было темно и пусто. Назарка остался с казачками на завалинке, и слышался их хохот, а Лукашка, отойдя тихим шагом от девок, как кошка пригнулся и вдруг неслышно побежал, придерживая мотавшийся кинжал, не домой, а по направлению к дому хорунжего. Пробежав две улицы и завернув в переулок, он подобрал черкеску и сел наземь в тени забора. «Ишь, хорунжиха! — думал он про Марьяну: — и не пошутит, чорт! Дай срок».
