Все материалы
Пишу с таким увлечением, что мне тяжело даже: сердце замирает.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Встал поздно, пошел ходить по лесам до завтрака.
Писал немного, плохо. Вечером пляски.
Письма ваши производят на меня очень тяжелое впечатление, так как я вижу в них недоброе чувство ко мне...
Поехал к Султанову и пробыл у него 14, 15, 16. Объедался, охотился и дулся на Перепелицына
В Москве тяжело от множества людей.
Я здоров, как можно быть здоровым скверно прожившему жизнь старику
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
Здоровье — хорошо, а на душе — рай — почти рай.
Надо сделать усилие над ленью и завтра — дурно ли, хорошо — писать.
Условного слишком много.
Испытываю нечто особенное, новое, сложное, коорое хочется выразить. И скорее художественное, образное.
Много прожил я жизни в эти дни.
Целый день шлялся с детьми и ничего не делал.
Обвинения им не предъявлено... Из них одна старуха 60-ти лет... если это Вам возможно, то Вы воспользуетесь случаем сделать справедливое и доброе дело.
Читал всякую дребедень.
Болтовня моя не обещает ничего хорошего.
Проснулся в 9 злой. В неспособности ни к практической, ни к умственной жизни.
То, что вы хотите учиться сами, а не в гимназии, если вы точно хотите учиться, это хорошо. Человек хорошо знает только то, чему он сам научился.
