Все материалы
Нынче один дома и как-то просторно обдумывается собственное положение.
Получил я от брата Николая Записки Охотничьи его ― листа 3 печатных. На днях покажу Тургеневу, но по моему прелестно.
Мне тяжело, гадко. Не могу преодолеть себя. Хочется подвига.
Простите, что говорю вам такие пошлости
Всё слабость и уныние.
Жить так, как будто доживаешь последний час и можешь успеть сделать только самое важное. И вместе с тем так, как будто то дело, которое ты делаешь, ты будешь продолжать делать бесконечно.
Письма ваши производят на меня очень тяжелое впечатление, так как я вижу в них недоброе чувство ко мне...
Кинематографщик и фотограф преследовали. В Москве узнали и приветствовали — и приятно, и неприятно, потому что вызывает дурное чувство самомнения.
Если можете выдержать предлагаемый вам экзамен, подходите к столу и берите билет, если же чувствуете, что не овладели предметом, то лучше и не приступать.
Я шил сапоги.
Всё неясно, но понятно.
Чувствую себя очень нездоровым, в самом дурном расположении духа и потому всем недоволен и не могу любить.
Ничего не работается. Живу радостно.
Вчера проиграл 500 р. сер.
Утром хотел писать, но не очень и потому шил сапоги.
Помогай нам бог утверждаться в той истине, какая открылась вам и какая, как я по опыту знаю, дает лучшее ненарушимое благо.
Нынче узнал о смерти государя. Боюсь за друзей с присягой.
Рад, что и Горький и Чехов мне приятны, особенно первый.
Поехал к Султанову и пробыл у него 14, 15, 16. Объедался, охотился и дулся на Перепелицына
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Описывать жизнь людей так, чтобы обрывать описание на женитьбе, это всё равно, что, описывая путешествие человека, оборвать описание на том месте, где путешественник попал к разбойникам.
