Все материалы
Исполнил все, исключая писанья.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Получил я от брата Николая Записки Охотничьи его ― листа 3 печатных. На днях покажу Тургеневу, но по моему прелестно.
Делаю пасьянсы — вроде сумашествия. Читал.
О своем писанье решил, что мой главный порок — робость. Надо дерзать.
У Фета вечер очень приятно.
Надо сделать усилие над ленью и завтра — дурно ли, хорошо — писать.
Приятно, дружно с женой. Говорил ей истины неприятные, и она не сердилась.
Всё делаю гимнастику, записываю дни и не пишу.
Я распустился страшно во всех отношениях.
Как во всей жизни, так и в сочинении, прошедшее обусловливает будущее — запущенное сочинение трудно продолжать с увлечением и, следовательно — хорошо.
Думал: Не надо сердиться на злых, недобрых людей – они прямо – это не утешение себя, не игра слов – они прямо определяют, утверждают добро в добрых. Без них не было бы добра.
Не надо тревожиться.
Сейчас иду обедать. Уныло и трудно.
Очень жарко. Я даже не купаюсь, а то прилив к голове.
Нехорошо поступил ты, любезный брат, отдаваясь недоброму чувству раздражения.
Маша замужем, и мне жалко, жалко. Не такая она, чтобы этим удовлетвориться.
Тролоп убивает меня своим мастерством. Утешаюсь, что у него свое, а у меня свое.
Вечером читал Донкихота и ездил в баню.
Я вообще последнее время перед смертью получил такое отвращение к лжи и лицемерию, что не могу переносить его спокойно даже в самых малых дозах.
Приехал Ушаков, и этот прохвост своим апломбом смущает меня.
