Все материалы
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Было очень хорошо на душе, и также хорошо и теперь.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
А я так на днях был в Туле и видел всё, что давно не видал: войска, лавки, полицию и т. п., и захотел было осердиться на всё это, как бывало, да потом опомнился
Пожалуйста, не сетуйте на меня, что второй раз утруждаю Вас письмом. С совершенным почтением.
Надо твердо поставить всю жизнь на это: искать, желать, делать одно — доброе людям — любить и увеличивать в них любовь, уменьшать в них нелюбовь.
Никогда мы перед разлукой не были так равнодушны, как этот раз, и потому мне все об тебе щемит.
Я ошибся что ли и написал лишний день. Это был 3-й, теперь 4-е.
Теперь лето и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу.
Других же людей не судить, а стараться любить тем больше, чем больше они заблуждаются и потому несчастны.
Много думал, но ничего не делал.
Вы, пожалуйста, после неприятного впечатления, которое произведет на вас это письмо, подумайте, что я на траве и сплю, и не выводите никаких обо мне заключений.
Всё слабость и уныние.
Милостивый Государь!_x000D_ Моя просьба будет стоить вам так мало труда, что, я уверен, вы не откажетесь исполнить ее.
Ничего не работается. Живу радостно.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
Всё не пишу — нет потребности такой, которая притиснула бы к столу, а нарочно не могу.
Все дни живу бесцветно, но прозрачно, всех люблю естественно, без усилия.
Спиритизм не есть учение, а грубый обман и потому не может быть сравниваем ни с каким настоящим разумным, религиозным учением.
Нехорошо поступил ты, любезный брат, отдаваясь недоброму чувству раздражения.
В Москве тяжело от множества людей.
