Все материалы
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
Я сужу по себе, мне грустно без тебя, и потому кажется, что и всем тоже. Да оно так и есть.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
Встал поздно, целый день ничего не делал
Как вы счастливы, что в свои молодые годы, имея ... перед собой длинную жизнь, сознали то, что я только в самое последнее время сознал всем существом своим.
После ужина болтал с Епишкой до петухов.
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Я шил сапоги.
Помогай тебе бог в душе твоей с покорностью и любовью к любящим и ненавидящим нести посланный тебе крест.
Ничего не работается. Живу радостно.
Арест его есть очень печальное для него и его друзей, особенно для меня, печальное недоразумение
Я все по старому — пытаюсь писать, но не втянулся хорошенько.
Пожалуйста, не сетуйте на меня, что второй раз утруждаю Вас письмом. С совершенным почтением.
Других же людей не судить, а стараться любить тем больше, чем больше они заблуждаются и потому несчастны.
Нехорошо поступил ты, любезный брат, отдаваясь недоброму чувству раздражения.
Слишком уж он затянулся в привычке одурения себя: табак, вино, песни и вероятно женщины. С людьми в таком положении нельзя говорить — их надо лечить
Здоровье лучше. Писать ничего не хочется.
Не верьте только себе в том, что в сближении с женщинами есть что-то особенно хорошее, смягчающее. Всё это обман похоти.
Живу совершенно беспечно, не принуждая и не останавливая себя ни в чем: хожу на охоту, слушаю, наблюдаю, спорю.
