Все материалы
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Чувствую неповоротливость старости
Делаю пасьянсы — вроде сумашествия. Читал.
Я берегу чувство, как сокровище, потому что оно одно в состоянии прочно соединить нас во всех взглядах на жизнь; а без этого нет любви.
Мне хочется знать про твое здоровье — не разделяю физическое и духовное, хотя и считаю, что основой физического духовное.
Арест его есть очень печальное для него и его друзей, особенно для меня, печальное недоразумение
Все дни живу бесцветно, но прозрачно, всех люблю естественно, без усилия.
Если можете выдержать предлагаемый вам экзамен, подходите к столу и берите билет, если же чувствуете, что не овладели предметом, то лучше и не приступать.
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Много думал, но ничего не делал.
Радуюсь вашей радости, милые дорогие друзья, очень, очень радуюсь.
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
Живу совершенно скотски; хотя и не совсем беспутно, занятия свои почти все оставил и духом очень упал.
После ужина болтал с Епишкой до петухов.
Наша жизнь между двумя вечностями ни более, ни менее велика, и последствия ее как для того, кто умирает, так и для тех, кто остается, — одни и те же.
Спиритизм не есть учение, а грубый обман и потому не может быть сравниваем ни с каким настоящим разумным, религиозным учением.
Я перебесился и постарел.
Лизавета очень хороша. Глаза.
Люди любят меня за те пустяки — «Война и мир» и т.п., которые им кажутся очень важными.
Встал очень рано.
Книг слишком много, и теперь какие бы книги ни написали, мир пойдет всё так же. Если бы Христос пришел и отдал в печать Евангелия, дамы постарались бы получить его автографы и больше ничего. Нам надо перестать писать, читать, говорить, надо делать.