ВАРИАНТЫ К ТОМУ ВТОРОМУ «ВОЙНЫ И МИРА».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
* № 81 (рук. № 85. T. II, ч. I, гл. I — II).

<Старая графиня сидела в кабинете на своем кресле, повеселевшая, помолодевшая десятью годами со времени приезда своего сына; она не смотрела уже на табакерку с портретом, а смотрела или на него в действительности или на дверь, в которую она ждала, что взойдет он, ее красавец, герой, лучший сын, лучший молодой человек в мире. Наташа вбежала в комнату.

— Мама, Коко едет к цыганам. Я никогда не видала цыган, только одну, страшную, у нас в деревне. Я знаю, что вы не будете пускать меня. Но я непременно, непременно поеду с ним.

— Ты знаешь, что это нельзя и это глупости,2607 улыбаясь — сказала мать.

— Что ж это такое? — надув свои большие губы, сказала Наташа. — Коко уже шесть дней здесь, и я ни разу с ним не каталась. Зачем же он приехал, коли я его совсем не вижу.

— Мой друг, ты девочка, а он уж мужчина. Нельзя ему сидеть всё с нами.

— Вот вы всегда так, ну отчего мне нельзя быть у него, когда он одевается? Не то, что совсем одевается, а когда на нем панталоны2608 с кантиками и шпоры, надеты. Я люблю это смотреть. Сабля тут лежит, и табаком пахнет, и голос у него совсем бас сделался. Я так это люблю, всё это, понимаете, мамаша, понимаете, — закричала она, дергая ее за руку. Мать улыбнулась.2609 и продолжала этот разговор, в котором не было никакой логичной связи, в котором каждая говорила свое, но который казался им самым естественным. — А Борис что тебе пишет? — спросила мать. — Все то же, я его забыла, лучше Коко никого нет. Мамаша, я поеду просто кататься с ним, можно? — и она убежала.

— Ну, прощайте, — закричала Наташа и убежала на крыльцо садиться в сани.

Гордая тем, что она, как большая, одна в санях ехала с гусаром и счастливая своею молодостию, своею дружбою к брату и к Соне и ярким февральским солнцем, она долго молчала, боясь чем-нибудь расстроить свое удовольствие, начав тот важный разговор, который она должна была иметь с ним и для которого она настояла, чтобы поехать кататься.

— Коко, — сказала она, собравшись с духом и таким торжественным голосом, что брат испуганно оглянулся и улыбнулся. Nicolas в увлечениях света. Покорный сын. Раскрыты возможности всего и оттого неловко с Соней.>

— Ты не пугайся, и не улыбайся, и не гляди на меня. Это об Соне будет, ты всё слушай, ничего не говори, а всё слушай, что я буду говорить, а то я спутаюсь. Вот видишь ли! — начала она с отчаянною решительностию, прямо приступая к делу. — Соня видит, что ты с нею не такой, как был прежде. Соня боится, что тебе с нею неловко2611 и она так плачет, ты не можешь себе представить. Она боится, не виновата ли она чем перед тобою и будет, помнишь оттого, что что у вас было, как ты уезжал. Но это ничего. Она велела мне сказать тебе. Ты постой, не мешай, — и она заговорила, торопливо перебивая его и до слез краснея. — Она велела мне сказать тебе, что ежели ты думаешь об том, что ты говорил ей перед отъездом в армию, ну, знаешь, что ты хотел жениться на ней, так чтобы ты об этом не думал и, ежели тебе кто нравится, чтобы ты женился, а ей от тебя ничего не нужно. Да, постой, забыла еще главное, а что она тебя будет всё так же любить. Ах, какая она смешная. Ведь правда, что это отлично, отлично и благородно!2612 и сказав эти слова, Наташа на улице расплакалась и спрятала в муфту свое, изуродованное слезами, личико. — закричала Наташа и, отвернувшись,2613 стала муфтой утирать слезы. спрятала в руки вдруг свое изуродовавшееся слезами счастливое лицо.

— Я не беру назад своего слова, — сказал Nicolas.

— Нет, нет, — закричала из-под муфты Наташа. — Мы про это уже с нею говорили, мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты отказываешься принять ее великодушный поступок, то выходит, что она как будто нарочно это сказала, выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то. А ты скажи, голубчик Коко, что ты ей благодарен за ее великодушие, что то были детские мечты, а что ты всё-таки ее любишь, но берешь назад свое слово. А потом, кто ж тебе мешает жениться на ней, когда захочешь ты жениться?2614 и коли ты будешь ее любить больше других и этой гадкой Жюли. Ах, какой ты смешной с усами. Она боится, что ты в Жюли влюбишься. Она всё об тебе мечтает.

— Вот уж об ком меньше всего думаю, — сказал Николай, показывая тем, что, ежели он не думал о Жюли, то он думал о других и находился в нерешимости, что отвечать своей маленькой сестре. — Я всё-таки не могу отказаться от своего слова, — сказал он, но тон, которым он сказал эти слова, показывал, что он давно уже отказался от него. Наташа была одна из тех чутких натур, которые слушают больше интонации, чем смысл слов. Она2615 с радостию увидала, что цель посольства ее была достигнута. поняла его.

— Я тебе скажу секрет, — прибавила она, с свойственной ей подвижностью мгновенно переходя от слез к довольной улыбке. — Видишь ли, мы тысячу раз всё переговорили уж с Соней. Ежели ты теперь захочешь быть верным своему слову, она не будет знать, любишь ты ее или нет. А это главное.

— Главное? — дружески насмешливо повторил брат.

— Разумеется, главное, — значительно и серьезно продолжала Наташа. — А ежели ты забудешь про свое обещание, то никто тебе не мешает полюбить ее.

— Так стало быть она уже отказывается от меня, — с притворною обиженностию, но с радостию в душе сказал Nicolas.

— Да, да, — радостно повторила сестра, [довольная], что найдена была та дипломатическая тонкость, которая уничтожала последнее затруднение.

— Ну, коли так, — сказал Nicolas, слегка поворачиваясь в санях, — то и говорить нечего. Однако, как ты это с куклами выучилась всему этому? — прибавил он. — И детские обещания и главное, чтоб она знала, что ее любят, — сказал он, повторяя ее слова. — Ай да Наташа. Ах, как я тебе рад.> Ну, а что же ты2616 и на свои обещания Борису так же смотришь? — спросил он и оглянулся на сестру. Борису не изменила? — спросил Nicolas.

Разногласие двух друзей детства, так очевидно выразившееся в свидании во время их похода, покровительственный, поучающий тон, который принимал Борис с своим приятелем, и немного может быть то, что Борис, только один раз бывши в деле, получил наград больше, чем Ростов, и обогнал его по службе, делали то, что Ростов, не признаваясь в том, не любил Бориса, тем с большей силой, чем больше прежде он с ним был дружен. Кроме того, ежели Наташа разойдется с Борисом, это будет для него как бы оправданием в изменении его в отношении с Соней, которые тяготили его тем, что это были обещания и отнимали свободу. Он, улыбаясь, как бы шутя, но внимательно следил за выражением лица сестры в то время, как сделал ей этот вопрос. Но Наташе до сих пор в жизни ничто еще не казалось запутанным и трудным, особенно из того, что касалось ее лично.

— Борис — другое дело, — сказала она. — Он — твердый, но всё-таки про него я скажу, что это было детское. И он может еще влюбиться, и я... — она промолчала, — и я могу влюбиться, — сказала она смело. — Ты не думай, что оттого что вы за границей были и у тебя сабля и крест, что вы — большие, а мы все маленькие. Мне пятнадцатый год, уж бабушка в мою пору замуж вышла.

Найдя требуемого цыгана в белом кафтане, Nicolas с Наташей вернулся домой и Наташа, не снимая шубу, со всего разбега бросилась в комнату к Соне и утешила ее тем, что она уже всё переговорила с братом и что всё теперь будет хорошо, Соня — преданная приживалка. что лучше его нет никого на свете и что он всё-таки женится на ней, потому что лучше ее2618 он никого не найдет, хоть даже и в Петербург поедет. нет на свете.

— Да, коли бы он это думал, — вздыхая сказала Соня.

[Далее со слов: Вернувшись в Москву из армии, Н. Ростов был принят... кончая:... и на утро забывая себя даже об этом спрашивать. — почти совпадает с вариантом № 83.]

Из всех обществ, которые он посещал, любимым было общество артистов, с которыми он часто проводил ночи, удивляя их своей необычайной музыкальной способностью. И эти ночи, в которые тратилось им много денег и выставлялось много вина, он чувствовал себя всегда возбужденнее. Он не был счастлив, но чувствовал себя готовым в эти ночи на великое счастие. В эти ночи он чувствовал себя влюбленным, но не в кого нибудь, а в самого себя, в свое прекрасное чувство, в свою способность к высокой любви к кому то и к чему то.

* № 82 (рук. № 85. T. II, ч. 1, гл. V, X).

Ростов, после несчастной дуэли, в которой он участвовал, повез2619 умирающего раненного Долохова на его квартиру. Ростов знал Долохова по холостой жизни у цыган, на попойках, но никогда не бывал у него и даже никогда не думал о том, какой может быть дом у Долохова. Ежели был дом у Долохова, то вероятно это была, по предположениям Ростова, какая нибудь накуренная, загрязненная комнатка с2620 кроватью и бутылками, трубками и собаками, в которой он держал свои чемоданы и ночевал изредка.2621 Но у Долохова был не только дом, но дорогой, уважаемый семейный очаг, к которому он не любил никого подпускать из своих светских друзей и приятелей. Долохов жил в маленьком, чистом, деревянном доме у Николы Явленного в переулке, купленном им на выигранные деньги на имя своей матери. Но Долохов сказал ему, что он живет в собственном доме у Николы Явленного с старушкой матерью и двумя незамужними сестрами.2622 которых он один содержал своими деньгами. Во время переезда Долохов2623 несколько раз терял сознание. молчал, видимо делая над собой усилия, чтобы не стонать, но перед домом, узнав Арбат, он приподнялся и взял за руку Ростова. На лице его выразилось страстное, восторженное отчаяние, которого никак не ожидал от него Nicolas.

— Ради бога, не к матери, она не перенесет...2624 Обожаемая, бесценная матушка. Что я сделал... Ростов, брось меня, беги к ней, приготовь ее...2625 бог мой, что я сделал! Этот ангел не перенесет.

Ростов поскакал на извощике исполнять2626 тяжелое поручение.2627 возложенное на него его новым другом Домик был хорошенький, чистенький с цветами и полосушками. Марья Ивановна Долохова была почтенная на вид старушка.2628 которой все силы души, казалось, были сосредоточены на любовь к сыну. Она перенесла Она испуганно выбежала в переднюю навстречу Ростову.

— Федя? Что с Федей? — вскрикнула она, как только Ростов сказал, что Долохов прислал его и что [он] не совсем здоров.

— Он умер! Где он?2629 и она упала без чувств.

Сестры, некрасивые девушки, выбежали и окружили мать.2630 Он ранен, он имел несчастье... Были крики, слезы, истерика, но всякое горе пере После криков, отчаяния истерик Ростов не мог перенести раздирающего душу вида отчаяния матери и сестер, когда выносили Долохова. Он уехал за доктором и вернулся уже, когда Долохов был уложен на турецких коврах в своем кабинете. Мать, сестры, N. Ростов и доктор, не отходя, чередовались у его постели. Мать не впускали первые дни, боясь слишком сильного волнения для раненного. Nicolas присутствовал при первом свидании матери с сыном и, глядя на них, плакал и рыдал так, что должен был выбежать из комнаты. Через две недели Долохову стало лучше. Доктор вынул пулю и объявил, что он будет жив. Ростов еще прежде, с шенграбенского костра, чувствовавший необъяснимое влечение к этому странному, мужественному, решительному и привлекательному человеку, теперь, увидав его в его семье, узнав его неожиданную восторженно-страстную нежность и любовь к матери, полюбил Долохова всей силой своего пылкого и ничем незанятого сердца. Одна из них шопотом спросила у Ростова, что с Федей, и он, сказав ей, что Долохов легко ранен, вышел и под предлогом поездки за доктором уволил себя от вида свидания матери с сыном. Когда Ростов вернулся с доктором, Долохов уже был уложен в своем, коврами и дорогим оружием увешанном кабинете, на полу, на медвежьей шкуре и мать на низенькой скамеечке, более бледная, чем ее сын, сидела у его изголовья. Сестры хлопотали по задним комнатам и коридору, но не смели входить в комнату.

Долохов перенес боль зондирования раны и вынимания пули так же, как и самую рану. Он даже не морщился и улыбался, как только в комнату входила его мать. Все усилия его видно были устремлены на то, чтобы успокоить старушку.

Чем ближе узнавал Ростов Долохова, тем более он чувствовал себя к нему привязанным. Всё в нем было, начиная от его привычки лежать на полу и до его тщеславия своими дурными наклонностями и скрытности в хороших — всё было необыкновенно, не так как у других людей, и всё было решительно и ясно. Первое время Марья Ивановна враждебно смотрела на Ростова, связывая его с несчастием сына, но когда Долохов, заметив это, прямо сказал ей:

— Ростов — мой друг и прошу вас, обожаемая матушка, любить его, — Марья Ивановна действительно полюбила Nicolas, и Nicolas ежедневно стал бывать в домике у Николы Явленного. Несмотря на шутки домашних, на упреки светских знакомых, он целые дни проводил у выздоравливающего, то разговаривая с ним, слушая его рассказы, ловя каждое его слово и движенье, улыбку и безусловно во всем соглашаясь с ним, то с Марьей Ивановной Долоховой, разговаривая с ней о ее сыне. От нее он узнал, что Федя содержал ее и сестер, что это был лучший сын и брат в мире. Марья Ивановна была искренно убеждена, что ее Федя был образец всех совершенств мира (мнение это разделял Ростов, особенно, когда ее слушал или видел самого Долохова). Она даже не допускала, чтобы возможно было иметь сколько нибудь другое мнение о ее сыне.

[Далее со слов: Да, он слишком... кончая:... высокая, небесная душа. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. X.]

Долохов сам во время своего выздоровления и в своем доме был2631 необыкновенно тих. часто особенно кроток и восторжен. Ростов бывал почти влюблен в него, когда этот мужественный2632 железный человек, обессиленный теперь раной, обращал к нему свои ярко голубые глаза и прекрасное лицо, слегка улыбался и говорил,2633 высказывая ему свои самые задушевные мысли выказывая ему свою дружбу.

— Верь мне, мой друг, — говорил он, — на свете есть четыре сорта людей: одни никого не любят, никого не ненавидят, эти самые счастливые; другие, которые всех ненавидят — это Картуши, злодеи; третьи любят, кто на глаза попадется, а к другим равнодушны, этих до Москвы не перевешаешь, это все дураки; и такие есть, как я. Я люблю кого, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли мне на дороге, или на дороге любимых людей. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, сестры, два, три друга, ты в том числе, а остальных я всех ненавижу, изо всех окрошку сделаю для того, чтобы моим избранным было хорошо. — И он, улыбаясь, пожал руку Ростову.

— Да, душа моя, — продолжал он, — мущин я встречал любящих,2634 честных благородных, возвышенных, — он опять приласкал взглядом Ростова, — но женщин, кроме продажных тварей — графинь или кухарок всё равно — нет женщин. Нет этой чистой души, которая любила бы одной душою, как бедная Лиза любила Эраста. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!... — Он сделал презрительный жест. — Ты знаешь ли, зачем я вызвал, т. е. заставил Безухова вызвать меня? Она мне надоела. Это — рыба. Она не любила меня, она боялась. А мне любопытно было.

— Любовь есть высшее блаженство и оно еще не далось мне.

Большей частью он был кроток, но один Ростов видел его в том припадке бешенства, в котором он делывал свои страшные поступки. Это было уже при конце его болезни. Он снял повязку и велел слуге подать чистую.2635 Слуга замешкался Чистой не было и слуга побежал к прачке, которая взялась гладить бинты. Минут с пять Долохов пробыл в ожидании. Он, стиснув зубы и хмурясь, сидел на постели, потом2636 сполз, привстал, достал стул и придвинул его к себе.

— Егорка! — начал кричать он, равномерно останавливаясь и дожидаясь. Ростов хотел развлечь его, но Долохов не отвечал ему. Ростов пошел за Егоркой и привел его с бинтами. Но только что Егорка вошел, как Долохов бросился на него, смял его под ноги и начал2637 убивать, ударяя бить стулом.2638 по его голове Кровь хлынула из раны. Несмотря на усилия Ростова и прибежавших матери и сестер, Егора не могли отнять до тех пор, пока Долохов сам не упал от изнеможения и потери крови.

Как ни строг был в то время государь для дуэлистов, родные Pierr'a и Ростова замяли это дело и никто не был наказан. Еще Долохов был слаб и едва ходил, когда его новый друг Nicolas ввел его в дом родителей.

Всех принимали в доме Ростовых с распростертыми объятиями. Но Долохова приняли еще радушнее, во первых за дружбу его к Nicolas, во вторых за его страшную и блестящую репутацию. Приезда его тщетно ждали несколько дней. Графиня несколько робела, барышни волновались, несмотря на то, что Соня была вся поглощена своей любовью к Nicolas,2639 Лиза Вера к Бергу, который приезжал в отпуск и опять уехал, и Наташа вполне довольна своим обожателем Денисовым. Ни одна из них не захотела бы, чтобы Долохов влюбился в нее,2640 ни одна бы не пошла за него замуж, но все подробно о нем расспрашивали у Nicolas и, между собой говоря о нем, посмеивались таким смехом, который очевидно должен был скрыть их волнение и страх. На третий день ожидания подъехала карета, барышни подбежали и отбежали от окон, узнав Долохова, и2641 раненный Семеновск Семеновский Nicolas ввел своего друга.

Долохов был2642 хорошо воспитан учтив, говорил мало (что говорил, то было оригинально) и внимательно вглядывался в женские лица.2643 Он обедал. Вечером он подсел к Соне и начал говорить с ней о театре, о бале, об общих знакомых, о Бедной Лизе и о возвышенных чувствах любви. Наташа вопросительно поглядывала на него и Соню и наблюдала. На другой день он приехал опять, на. третий, на четвертый и всякий раз он говорил и сидел с Соней. В манере его не было ничего необыкновенного. Очень скоро он сделался своим домашним человеком. Все ждали от него чего нибудь необыкновенного, но он ничего необыкновенного не сказал и не сделал. Одно, что было в нем несовсем обыкновенного, это то, что в его манере нельзя было найти и тени того стеснения и замешательства, которое, как бы оно ни было скрываемо, всегда заметно в молодом и холостом мущине в присутствии молодых барышень. Долохов, напротив, пользуясь преимуществом, которое давала ему его рана и предполагаемая от нее слабость, свободно развалясь сидел в волтеровских креслах, которые ему предложили, и принимал те мелкие услуги, которые ему оказывали.

Он понравился всем домашним Ростовых.2644 и более всех Соне, которая Соня видела в нем друга Nicolas, и, считая то за большую важность, с самоотвержением старалась сделать для него приятным дом его друга. Она спрашивала, какой он любит чай, сыграла ему на клавикордах пьесу, которая ему нравилась, и показывала ему картины в зале.2645 Лиза Вера рассуждала, что он не такой человек, как все, и потому хороший. Наташа первые два часа его присутствия не спускала с него любопытных, вопросительных глаз (так что старая графиня несколько раз потихоньку заметила ей, что это неучтиво). После обеда она стала петь очевидно для него, и Васька Денисов уже говорил, что волшебница забыла своего карлика (так он себя называл) и хочет очаровать нового принца. Она смеялась, но, спев свою песенку в зале, она, беспокойно поглядывая на Долохова, вернулась в гостиную, где он сидел, и присела у стола недалеко от него, высматривая на его лице впечатление, произведенное ею, не спуская с него глаз и ожидая похвалы. Но Долохов не обращал на нее ни малейшего внимания и рассказывал что-то Лизе и Соне, обращаясь преимущественно к последней. Беспокойство Наташи и желание, чтоб ее похвалили, было так заметно, что старая графиня, улыбаясь, переглянулась с Nicolas, указывая глазами на Наташу и Долохова. Они поняли, чего ей нужно было.

— Вы любите музыку? — спросила графиня у Долохова.

— Да, очень, но я признаюсь, что ничего подобного не слыхал пению цыган, и что ни одна итальянская певица по мне не может сравниться с Акулькой.

— Вы слышали, как я пою? — спросила вдруг Наташа, краснея. — Хорошо? Лучше Акульки цыганки?

— Ах да, очень хорошо, — холодно, учтиво и ласково, как с ребенком, сказал Долохов, улыбаясь своей светлой улыбкой. Наташа быстро повернулась и ушла. С этой минуты Долохов существовал для нее, как мущина, менее, чем лакей, подававший кушанье. Вечером, как это часто бывало, графиня к себе в спальню зазвала свою любимицу и смеялась с ней тем заливающимся смехом, которым редко, но зато неудержимо смеются добрые старушки.

— Чему вы, maman? — спросила Соня из за ширмы.

— Соня, он (Долохов) не в ее вкусе, — и графиня закатывалась сильнее прежнего.

— Вы смеетесь, а не в моем вкусе, — повторяла Наташа, стараясь обидеться и не в силах удержаться от смеха.

— Что за божественное существо твоя кузина Софи! — сказал Долохов Nicolas, когда они увидались на другой день. — Да, счастлив тот, кто назовет другом такое неземное создание! Но не будем говорить про это. — Больше они не говорили о Соне, но Долохов стал ездить каждый [день], и Марья Ивановна Долохова со вздохом и тайно от сына иногда расспрашивала у Nicolas о его кузине Соне.

* № 83 (рук. № 86. Т. II, ч. 1, гл. I—IX).

В начале 1806-го года, Nicolas Ростов вернулся в отпуск. Ночью он подъезжал на перекладных санях к освещенному еще дому на Поварской. Васька Денисов ехал тоже в отпуск и Nicolas уговорил его ехать с собой и остановиться в доме отца. Васька Денисов спал в санях после перепою последней ночи на станции, где встретил товарищей.

«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извощики!», думал Nicolas, на санях подаваясь вперед, как бы помогая этим лошадям.

— Денисов, приехали. Спит! «Вот он угол — перекресток, где Захар извощик стоит; вот он и Захар и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали». — Скоро ли? Ну!

— К какому дому? — спросил ямщик.

— Да к этому, к большому, как ты не видишь. Это наш дом, — говорил Ростов. — Ну да, это наш дом. Денисов! — крикнул он. — Денисов! Приехали!

Но Денисов только проснулся и ничего не ответил.

— Дмитрий, — обратился Ростов к лакею на облучке. — Ведь это в спальне огонь?

— Да, у папеньки в кабинете светит. Еще не ложились, — радостно отвечал Дмитрий.

— Смотри ж, не забудь тотчас достать мне новую венгерку, — сказал Ростов, ощупывая новые усы.2646 Они были целы. «Ну, все хорошо».

— Ну же пошел!2647 — И не думают, что мы приехали. То-то ее сиятельство заплачут, — сказал Дмитрий. — кричал он ямщику. — Да проснись же, Вася, — обращался он к Денисову, который опять завалился.

— Да ну же, пошел,2648 изобью! три целковых на чай, пошел! — закричал Nicolas, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Но вот уже дом над головами и видны сени с знакомой отбитой штукатуркой на угле. Nicolas выскочил из саней2649 уже всходил в грязные барские сени и и побежал в сени. Дом так же стоял неподвижно, нерадушно.2650 никто не знал, не встречал Ничто не шевелилось. «Боже мой, всё ли благополучно?» — подумал Nicolas, останавливаясь и тяжело переводя дыханье, и побежал в переднюю. Слабый замок всё с тем же звуком отворялся. Старик Михайла2651 вот в очках спал на ларе. Прокофий лакей сидит и вяжет из покромок лапти.2652 «Боже мой, всё ли благополучно! Батюшки, не могу, задохнулся!» подумал Nicolas, останавливаясь, чтобы перевести дух. — Михайла, что ж ты? Он равнодушно взглянул на дверь.

— Батюшки, светы! — вскрикнул он, узнав молодого барина. — Господи Иесусе Христе, что ж это? — И2653 Михайла задрожал Прокофий, трясясь от2654 радости волнения, бросился к двери в гостиную, опять назад и припал к плечу Nicolas.

— Здоровы?

— Слава богу. Сейчас только поужинали.2655 Поди, проводи, там офицер со мной,

— Всё совсем благополучно?

— Слава богу, слава богу. И Nicolas, забыв совершенно о Денисове, не желая дать предупредить себя, скинув шубу, на цыпочках побежал в темную большую залу. Всё то же, те же ломберные столы,2656 те же трещины на стенах та же люстра2657 грязная Зач. в первой редакции: загаж загаженная в чехле. Но2658 девка одна кто то уж видел Nicolas и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло его. Еще другое, третье. Еще поцелуи, еще слезы, еще крики.

— А я то не знал... Коко... друг мой! Вот он... Наш то... Друг мой Коля... Переменился! Нет. Свечей, чаю!2659 — Со мной Денисов! — Прекрасно. Да меня то поцелуй! Душенька...2660 Maman!.. Графинюшку приготовить!.. А меня то.

Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф обнимали его, и люди, и горничные, наполнив комнату, кричали и ахали. Петя повис на его ногах.

— А меня-то! — кричал он. Наташа, отскочив от него, после того как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, держась за полу его венгерки, прыгала, как коза, всё на одном месте и пронзительно визжала. Со всех сторон были блестящие слезами радости любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя. Соня, красная как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза. Соня поразила его больше всех происшедшей в ней переменой. Ей только минуло шестнадцать лет, и она была необыкновенно хороша, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он2661 радостно благодарно взглянул на нее, но2662 он через них всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери. Но это была она, в новом, незнакомом, сшитом без него платье. Когда они сошлись, она2663 подбежала, падая упала на него рыдая.2664 на грудь сына Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки.

Денисов, войдя незамеченным в комнату, стоял тут же2665 стал потирать себе глаза, которые, должно быть, отпотели от холоду. и, глядя на них, тер себе глаза.

Через несколько минут его заметили.

— Папенька, — друг мой Денисов.

— Милости прошу. Знаю, знаю.

Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.

— Голубчик Денисов! — взвизгнула Наташа,2666 не перестававшая бесноваться. — слава богу!2667 и как только обратила на себя внимание Она подскочила к Денисову, обняла и поцеловала его.2668 Все, даже сам Денисов, сконфузились поступком Наташи. Денисов смутился и покраснел. Но Наташа была в таком восторге, что она только гораздо позже поняла неприличность своего поступка.

Денисова отвели в приготовленную2669 для сына комнату, а семейные пошли в графинин кабинет. для него комнату, а Ростовы долго не спали. Они сидели, столпившись вокруг Nicolas в мундире с крестом, с усами, почти не спуская с него восторженно влюбленных глаз, ловили каждое его движение, слово, взгляд. Старая графиня не выпускала его руки и всякую минуту целовала ее. Остальные спорили и перехватывали места друг у друга, поближе к нему, и Наташа с Петей подрались и заплакали оба за то, кому принести ему чай, платок, трубку. Nicolas было очень хорошо, но та минута, когда все наперерыв целовали его, была так хороша, что он всё ждал ее повторения и того, что было теперь, как оно ни было хорошо, ему было мало.

На другое утро приезжие, с дороги, спали до 10-го часа.2670 В комнате было душно, нечисто. В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами только что поставлены у стенки. Слуги проносили умывальники, горячую воду и вычищенные платья. Пахло табаком и мущинами.

— Эй, Г’ишка, т’убку! — крикнул хриплый голос Васьки Денисова. — Р’остов, вставай!

Nicolas, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.

— А что, поздно? — И в то же время он услыхал в соседней комнате шуршанье свежих платьев, шопот девичьих, свежих голосов и, в чуть растворенную дверь, ему мелькнуло что то розовое, ленты, черные волоса и2671 белые лица и плечи веселые лица. Это были Наташа с Соней и Петрушей, которые пришли наведаться, не встал ли Nicolas.

— Вставай, Коко! — послышался голос Наташи2672 Вставай! — Полно, что ты! — шептала Соня. — Это твоя сабля? — кричал Петя. — Я взойду! и он из чуть растворенной двери. Но Петя, в первой комнате увидав и схватив саблю и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики2673 младшие братья при виде воинственного старшего брата, забыв, что сестрам неприлично видеть раздетого Денисова, отворил дверь.

— Это твоя сабля? — закричал он. Девочки отскочили. Денисов, с испуганными глазами, спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, за помощью оглядываясь на товарища.2674 — Коко, иди в халате сюда, — кричала Наташа. Ростов вышел. — А вы свеженькие, умытые, нарядные какие, — сказал он. — Моя, моя, — отвечал он Пете, пристававшему с вопросом о сабле. Когда Nicolas вышел, Соня убежала в гостиную и от радости опять закружилась и села с раздутым платьем, а Наташа, схватив его за руку, повела в соседнюю комнату. — Это Соня убежала? — спросил Nicolas. — Да, она такая смешная. Ты ей рад? — Да, разумеется. — Нет, очень рад? — Очень рад. — Нет, ты мне скажи. Ну, поди сюда, садись. — Она усадила его и села подле него, разглядывая его со всех сторон и Дверь опять затворилась и опять у нее послышались шаги и лепетанье.

— Nicolas, вставай, десять часов, выходи в халате, — говорил голос Наташи.

— Это твоя сабля? — спрашивал Петя. — Или это ваша?, с подобострастным уважением обращался он к усатому, черному Денисову. Nicolas поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа2675 внимательно рассматривала снур снуры надела один сапог с шпорой и влезала в другой, Соня кружилась и только что хотела сесть, раздув платье, когда он вышел. Обе были в одинаковых новеньких платьях, свежие, румяные, веселые. Соня тотчас же убежала. Наташа схватила его под руку и повела в диванную. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать о тысяче мелочей, которые могли интересовать их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил, видимо не в силах спокойно удерживать своей радости.

[Далее со слов: Ах, как хорошо, — говорила она, — отлично!, кончая: — Ну, так что же? — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. I.]

— Да, так она любит меня и тебя.2676 Наташа всё улыбалась своей нежной, ласковой, освещающей улыбкой. Ну, ты помнишь, перед отъездом... Так она говорит, что ты это всё забудь... Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это, это отлично, благородно!2677 закричала Наташа и, отвернувшись, спрятала в руки вдруг свое, изуродовавшееся слезами, счастливое лицо. Да, да, да? — спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что Nicolas чувствовал что то, что она говорила, она прежде говорила со слезами.

Nicolas задумался.

— Я ни в чем не беру назад своего слова, — сказал он. — И потом Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?

— Нет, нет, — закричала Наташа. — Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты отказываешься, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.

Nicolas2678 находился в нерешительности, что отвечать своей маленькой сестре. — Я всё таки не могу отказаться от своего слова, — сказал он, но тон, с которым он сказал эти слова, показывал, что он уже давно отказался от него. видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16-ти летняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом Nicolas не сомневался ни на минуту). «Отчего же ему было не любить ее и не жениться даже?» думал Nicolas. «Но не теперь. Теперь столько еще других радостей и занятий. Да, они это прекрасно придумали. Надо оставаться свободным».2679 — Об этом поговорим, поговорим еще. — Ну и прекрасно, — сказал он, — всё сначала. Ну, да после поговорим. Ах, как я тебе рад, — сказал он. — Ну, а что же ты Борису не изменила? — спросил Nicolas.

Разногласие двух друзей детства, так очевидно выразившееся в свидании во время похода, покровительственный, поучающий тон, который принимал Борис с своим приятелем, и немного может быть то, что Борис, только один раз бывши в деле, получил наград больше, чем Ростов, и обогнал его по службе, делали то, что Ростов, не признаваясь в том, не любил Бориса, тем с большей силой, чем больше прежде он с ним был дружен.2680 Кроме того, ежели Наташа разойдется с Борисом, это будет для него как бы оправданием в изменении его в отношении с Соней, которое тяготило его тем, что это было обещание и стеснение свободы. Он, улыбаясь, как бы шутя, но внимательно следил за выражением лица сестры в то время, как сделал ей этот вопрос.2681 Но Наташе в жизни ничто не казалось запутанным и трудным, особенно из того, что касалось ее лично. Она, не замешавшись, весело отвечала. — Борис — другое дело, — сказала она. — Он твердый, но всё таки про него я скажу, что

— Вот глупости, — сказала Наташа. — Я ему то же самое скажу, когда увижу. То было детское. И он может еще влюбиться и я... Она помолчала, — и я могу еще по настоящему влюбиться...2682 Да и влюблена... — Да ты в Fezzoni была влюблена? — Нет, вот глупости. Наташа вся вспыхнула и помолчала.

— Нет изменила. Я не такая, как Соня. Я гадкая на этот счет.

На этот счет, — повторил Nicolas. — Так как же?

— Ах, это странно со мной случилось. Ты можешь себе представить, — говорила она с искренним удивлением, — что я совсем не его и любила. Я после узнала.

— А кого же?

— Нет, я не скажу. Он уже женат, но всё таки я его люблю одного по настоящему.2683 видно, желая его приготовить к тому, что очень скоро должно случиться, или уже случилось.

— Вот как!

— Что ж тебе удивительно? — говорила Наташа. — Мне 15-й год, уж бабушка в мою пору замуж вышла. Ну, да это ничего. А что Денисов хороший? — спросила она вдруг.

— Хороший.

— Ну, и прощай, одевайся.2684 А какой твой друг? Он страшный!

— Васька? — спросил Nicolas, желая показать свою интимность с Денисовым.

— Да, что он очень хорош?

— Очень хорош. Кто же? — спросил Nicolas.

— Ну хорошо, я тебе скажу. Безухий, помнишь? он женат и всё, но это так, он у меня запасный. Я и в другого влюблюсь и всё, а он всё у меня запасный. Ну, приходи скорее чай пить. Все вместе.

Встретившись в гостиной с Соней, Nicolas покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать, и [он] чувствовал, что все, и мать, и сестры смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ей руку и сказал ей «вы». Но глаза их,2685 любовно и без тревоги, и с счастием, и благодарностью высказались друг другу. встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались.

Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании, и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее. Вера заметила, что как странно, что Соня с Nicolas теперь встретились на «вы», и заставила покраснеть не только их, но Наташу и старую графиню, которая боялась этой любви Nicolas к Соне, могущей лишить ее сына блестящей партии. Денисов,2686 к удивлению Ростова в дамском обществе был оживлен, весел и любезен, каким он никак не ожидал его. Старый гусар обворожил своей простой и задушевной манерой обращения всех в доме и особенно Наташу, <которой он восхищался> которая не спускала с него глаз, при всех звал ее волшебницей и говорил, что его гусарское сердце ранено сильнее, чем пулей под <Аустерлицем> Аурштетом. <Наташа прыгала, задирала его и пела ему чувствительные романсы, до которых он был большой охотник.> Наташа сияла от радости, всячески вызывала его на похвалы себе и забавляла отца и пугала мать своей страшною способностью и склонностью к кокетству. <Он писал ей стихи и забавлял весь дом, и особенно Наташу, своими влюбленно шуточными отношениями. Может быть в душе его отношения эти к веселой 14-ти летней девочке не были совсем шуточными, но их он сам и все признавал такими. Наташа сияла счастием и видно было, как осязательно похвалы и лесть возбуждали ее и делали ее более и более привлекательной.> в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он бывал в сражениях.

Буйный гусар обворожил всех в доме и особенно Наташу, с которой он тотчас же вступил в шуточные отношения влюбленного. Он говорил, что сердце его прострелено вчера вечером, что Наташа опаснее французских стрелков, и Наташа, глядя на него, сияла одушевлением и радостью. Денисов пробыл неделю у Ростовых и поехал в Тверь к своим родным. Перед концом своего отпуска он обещал погостить еще у Ростовых и вместе с Nicolas ехать в полк.

Денисов с первого дня поставил себя к ней в шуточные отношения влюбленного; но Наташа тотчас же разобрала под этими шуточными отношениями и то, что Денисов счастлив бы был, ежели бы они были нешуточные. Мать, все наблюдавшая, со страхом видела, как эта четырнадцатилетняя девочка была совсем женщина, как действовали на нее, возбуждая, лесть и похвалы и как, в присутствии Денисова, она делалась нешуточно возбужденною и привлекательною.

лганье перед собой и другими, скука, за карта картами , за разговорами и друг перед другом ломались Вернувшись в Москву из армии, Nicolas Ростов был принят домашними — как лучший сын, герой и ненаглядный Коко, родными — как милый, приятный и почтительный молодой человек, знакомыми — как красивый гусарский поручик, милый певец, прекрасный танцор и один из лучших женихов Москвы. Знакомство у Ростовых была вся Москва, денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что2688 продан лес и перезаложены все имения, и потому Nicolas, заведя своего собственного рысака и самые модные, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, рейтузы и сапоги,2689 и серебром шитый новый ментик, который и больше всего занимал его проводил время очень весело. Nicolas, вернувшись домой, испытал приятное чувство, после некоторого промежутка времени, примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос.2690 Он с презрением вспоминал о венчании куклы с Борисом, о тайных поцелуях с Соней. Отчаяние за невыдержанный из закона божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извощика, тайные поцелуи с Соней, — он про всё это вспоминал как про ребячество, от которого он так неизмеримо был далек теперь. Теперь он — гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег. Носки у его сапог — острые и панталоны — такие, какие только у трех военных в Москве. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе и был на ты с2691 старыми московскими кутилами. Он занят был большую часть времени своим рысаком и модной попоной, сапогами и перчатками по новой моде и новыми, всё новыми знакомствами с людьми, которые все были рады с ним знакомиться. одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов. Страсть его к государю ослабела, так как он не видал и не имел случая видеть государя.2692 Но воспоминание об этой страсти и о впечатлении Вишау и Аустерлица было одно из самых сильных. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, которое не может быть всем понятно,2693 Впрочем, в то время столь многие разделяли чувство Ростова, что он не мог забыть его и наименование, данное в Москве и от всей души присоединялся к общему в то время в Москве чувству обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование — ангела в плоти.2694 часто повторялось Ростовым. Обыкновенное впечатление его за это время пребывания в Москве было ощущение узкости лаковых, новеньких гусарских сапог на ногах, новых замшевых перчаток на вымытых руках, запах от фиксатуара на выраставших усах и впечатление поспешности, ожидания чего-то очень веселого и неосуществление этого ожидания, и новые ожидания. Часто, когда он оставался дома, ему думалось, что грешно ему, со всеми его прихотями преимуществами, так терять время, не давая никому ими пользоваться, и он всё торопился куда нибудь ехать. Когда же он пропускал обед, вечер или холостую пирушку, ему казалось, что там то, где он должен был быть, и случится то особенно счастливое событие, которого он как будто бы ожидал. Он много танцовал, много пел, много писал стишков в альбомах дамам и каждый вечер спрашивал себя, не влюблен ли он в ту или в эту. Но нет, он не был влюблен ни в кого, еще меньше в Соню, которую он просто любил. И оттого не был влюблен, потому что был влюблен сам в себя.

В это короткое пребывание Ростовых в Москве, до отъезда в деревню, Nicolas не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила и, очевидно, страстно и верно любила его. Жюли Ахрасимова льстила его самолюбию, кокетничая с ним. Было еще несколько барышень, и даже одна дама, которые нравились ему; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться, дорожит свободой, которая ему нужна на другое. И о Соне, и о Ахрасимовой, и о других он думал: «Э! еще много, много таких будет и есть, там где то, мне еще неизвестных. Еще успею». Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли, когда его насильно затаскивали туда. Бега, Аглицкий клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда — это было другое дело, это было прилично молодцу гусару.

[Далее со слов: В начале марта старый граф Илья Андреич Ростов... кончая:... вода разливается там больше, где глубже. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. II—III.]

Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Он твердо был уверен, что он был более герой, чем князь Багратион, и Багратион, узнав его, сказал несколько неловких слов, как и все, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич2695 всех оглядывал, уверенный, что все так же рады, как и он, этому важнейшему, по его мнению, событию дня. радостно и гордо оглядывался в то время, как Багратион говорил с его сыном.

Nicolas Ростов2696 познакомился в этот день с Долоховым. И этот странный человек поразил и привлек его, как и всех. Ростов не отходил от него и с ним вместе, благодаря представлению Багратиону, они сели ближе к центру. с Денисовым и Долоховым сели вместе почти на середине стола.

[Далее со слов: Напротив них сидел Pierre с своей свитой и князь Несвитский, кончая: При этом тосте граф вынул платок и зарыдал слезами. — близко к печатному тексту. Т. 1, ч. 2, гл. II—III.]

Pierre сидел против Долохова и Nicolas Ростова.2697 и Nicolas не мог в душе не смеяться на ту странную фигуру, которую представлял этот молодой богач. Pierre, когда не ел, Он много и жадно ел, как и всегда. Но когда не ел, то сидел, щурясь и морщась, глядя на первое попавшееся ему лицо, и, с видом совершенной рассеянности, ковырял себе в носу.2698 Он и прежде не имел вид ловкого молодого человека, но тогда, по крайней мере, он был добродушно весел, теперь же лицо его выражало апатию и усталость. Он был похож, на глаза Ростова, на идиота. В ту минуту как Nicolas, удивляясь на тупую фигуру, смотрел на него, Pierre рассуждал о том, что Аустерлицкое сражение было ведено неправильно и что надо было атаковать с правым флангом... Ростов, говоря с соседом, сказал в это время: — Да, уж никто лучше меня не видал во всех концах Аустерлицкое сражение. — Скажите, — вдруг обратился к нему Pierre, — отчего же, когда центр наш был прорван, мы не могли поставить его между двух огней? — Оттого, что некому было приказывать, — отвечал за Ростова Долохов. — Ты бы хорош был на войне, — прибавил он. Ростов и Долохов засмеялись. Pierre поспешно отвернулся и опять задумался. Когда пили здоровье государя, он так задумался, что не встал и его сосед толкнул его. Он выпил бокал и встал, оглядываясь. Дождавшись, когда все сели, он опять сел, взглянул на Долохова и покраснел. После официальных тостов, Долохов предложил Ростову тост зa красивых женщин и, с серьезным лицом Лицо его было уныло и мрачно.2699 Последнее время он слушал беспрестанные рассказы про войну, предмет, занимавший его теперь так же, как прежде политика была стратегия. Он целые дни проводил в кабинете над картами, делая военныесоображения. Но прежде, ежели он любил, как умственное упражнение, разнообразившее его жизнь, свои чтения и мечтания, теперь он отдавался, как пьяница отдается вину — запоем. Он, чувствуя, что что то не хорошо, нечестно, не то в его жизни и боясь исследовать эту жизнь, отворачивался от нее и спасался в этом стратегическом запое. Теперь, видя перед своими глазами Долохова, того человека, который напоминал ему больше чем кто-нибудь другой то, что в его жизни было что то не то, он по привычке обращался к своему умственному запою Он, казалось, ничего не видел и не слышал2700 На полях первой редакции: Объяснение Пьера с женой. Разве весело с дураком мужем. Он озлобился и прогнал. Pierre — всё пристрастник Бонапарта. Князь Андрей знакомит его с Ш[иллером] и Гер[дером.] Долохов знает грубость жизни, от того побеждает в жизни. Долохов должен на слово десять тысяч Безух[ову.] и думал о чем то одном и не разрешенном.2701 Долохов после кампании приехал в Петербург и, пользуясь своей прежней кутежной связью с Риеrr’ом, остановился в доме Безухого так нагло и естественно, что Pierr’y не могло притти в голову, что это могло быть иначе. В доме Ріеrr'а, познакомившись с его женою, Долохов пробыл два месяца. Когда Pierre с женою поехали в Москву, Долохов поехал с ними. В Москве, кроме намеков старшей княжны, Pierre, на третий день своего приезда, накануне обеда в клубе, получил письмо без подписи, написанное знакомой. женской рукой. В письме говорилось, что Pierre ослеп без очков, что Долохов, его друг мнимый — любовник его жены. Никогда ничего подобного не приходило в голову Pierr'a, но, когда он прочел письмо, он почувствовал, что это правда и что ему невозможно жить так, как он жил прежде. Этот неразрешенный, мучивший его вопрос были намеки княжны в Москве на близость Mortemart к его жене и в это же утро полученное им письмо анонимное, почерк которого был похож на почерк Долохова, и в котором было сказано то же. Долохов сидел теперь перед ним и в прекрасных, наглых глазах, изредка насмешливо на него устремленных, он читал очевидное подтверждение своей догадки. Представляя себе всё прошедшее своей жены, он видел ясное доказательство, что в письме была сказана правда; повторяя в своем воображении свои отношения с Долоховым, особенно с того времени, как Долохов вернулся из армии, он чувствовал, что его догадка о том, что автор письма был Долохов, была правда. После кампании, Долохов, пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Pierr’ом, прямо приехал к нему и хотел у него остановиться. Hélène потребовала от Pierr’a, чтобы он отказал человеку такого дурного общества. Pierre отказался и тогда сама Hélène написала Долохову холодное и резкое письмо, в котором она просила его оставить их дом. За это мстил Долохов. Так думал Pierre. Кроме того, он знал Долохова. Он знал, что у этого человека, среди самых мирных условий жизни, бывали потребности жестокости и отчаянности. Он знал то выражение, которое принимало лицо. Долохова, когда на него находили такие минуты, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал, без всякой причины, на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение было теперь на лице Долохова. Pierre задумчиво смотрел на него и видел, что ему надо предпринять что то. Он не знал, что именно ему надо было предпринять, и об этом он думал за обедом, сидя против веселой компании Долохова, Денисова и Ростова.

Эти господа были очень веселы, в особенности два последние.

[Далее со слов: Nicolas весело переговаривался с своими двумя приятелями... кончая: Pierre нагнулся всем тучным телом через стол. — близко к печатному тексту. Т. II, ч. 1, гл. III.]

— Это неучтиво!

— Вы меня учить хотите? — сказал Долохов, придерживая бумагу.

— Дайте мне! — крикнул Безухов.

Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, несколько человек вскочило и бросилось к графу Безухову.

— Полноте, полноте, граф,2702 шепнул сосед Безухова, знавший Долохова за бретера что вы? — с разных сторон2703 заговорили шептали испуганные голоса2704 обращаясь к Pierr’y. Долохов2705 удивленно посмотрел на Pierr’a совсем другими, светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил:2706 как будто он зазывал его «А вот это я люблю».

— Не дам, — проговорил он отчетливо.

Pierre засопел2707 как будто рыдания подступали ему к горлу носом и побледнел.

— Вы... вы... негодяй!... я вас вызываю, — проговорил он.2708 и ни сосед его, ни Несвицкий не могли удержать его И, двинув стул, встал и вышел изо стола.2709 Благодаря тому конца обеда, немногие заметили эту сцену.

Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Pierre уехал домой, a Nicolas с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая песенников и цыган.

Денисов вызвался быть вторым секундантом.2710 — Ему не выгодно, — сказал Долохов Ростову, — когда у него триста тысяч дохода и такая жена, и скандал во всяком случае, а мне славная вдовушка... Прощай, до завтра в Сокольниках. А мне чутье говорит, я его не убью. Ну, до завтра, — сказал Долохов

— И ты спокоен? — спросил Ростов, прощаясь с Долоховым.

— Совершенно... — Долохов остановился. — Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещанья, да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты — дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник. «Медведя то, говорит, как не бояться, да как увидишь его, и страх прошел — как бы только не ушел». Ну, так то и я. A demain, mon cher!2711 До завтра, мой милый!

На другой день в Сокольниках Pierre, такой же рассеянный, недовольный, морщась, смотрел вокруг себя на тающий снег и круги около голых деревьев и на секундантов, которые озабоченно размеряли шаги и втыкали сабли, означавшие барьер. Он имел вид человека,2712 все еще занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела.2713 И действительно, с утра еще он раскрыл свои карты и сделал распоряжения нового Аустерлицкого сражения, по которым Наполеон был разбит. Он не только не прощался с женою, или с кем-нибудь, но по привычке увлекался умственной работой, стараясь забывать про настоящее; только изредка <он> вспоминал только, что он нынче, сейчас стреляется с известным стрелком из пистолета и бретером, а сам не умеет <стрелять> держать пистолета. Утром приехавший за ним Несвицкий напомнил ему предстоящее и стал, повторяя вчерашнее, доказывать ему, что он был неправ, а, главное, не расчетлив, вызывая такого стрелка, как Долохов, и давая ему первый выстрел. — Я не хочу вмешиваться, но вообще это глупо, — сказал Несвицкий. — Да ужасно, ужасно глупо, — морщась и почесываясь, сказал Pierre. <Но он был занят соображениями, вовсе не касавшимися дуэли: он думал о том, как больно будет, коли пуля попадет ему, например, в локоть или коленку, думал о том, каким образом откроется ему новый свет, ежели он есть за гробом, и что скажет его жена, когда его принесут к ней убитым. Думал о том, что виноват ли он в том, что не верит в будущую жизнь, или это есть общий удел человека... Об этом и тому подобных вопросах он думал всю эту бессонную ночь и теперь продолжал думать.> И действительно это так было: он думал о пустяках, не касающихся дела, потому что слишком сер серьезно страдал в эту ночь.

Когда всё было готово, секунданты сделали попытку примирения. Несвицкий подошел к Pierr’y.

— Вы были неправы, граф. Это я должен вам сказать.

— Да, да, ужасно глупо, — сказал Pierre.

— Только позвольте мне, я так это устрою! — радостно2714 вскакивая сказал2715 некровожадный Несвицкий. — Вы можете сказать, что вы сожалеете... я устрою.

— Что устрою? — спросил Pierre. — Ах да,2716 дуэль. это. Нет что же, всё равно, — прибавил он.2717 Они уж приготовились. Когда на месте секунданты делали последнюю классическую попытку примирения, Pierre молчал, думая о другом. — Давайте. Вы мне скажите только как, куда ходить и стрелять куда?2718 когда? — сказал он добродушно и рассеянно,2719 улыбаясь. выказывая улыбкой свои2720 порченые зубы. — Я ведь этого никогда не делал. — И он стал расспрашивать о способе спуска и любовался остроумной выдумкой Шнеллера. Он никогда до сих пор не держал в руках пистолета.

— Никаких извинений, ничего, — решительно отвечал Долохов Денисову. Nicolas, Денисов и Несвицкой с ужасом видели, что страшное дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, шло само собою уж независимо от воли людей и должно было совершиться. Они стали сходиться. Долохов,2721 весело улыбаясь ртом, светло и строго смотрел наглыми, прекрасными голубыми глазами.

— Не хочу первого выстрела, — сказал он, — что его, как цыпленка, застрелить, — прибавил он тихо, — и так всё на моей стороне. — Ростов, как неопытный секундант, согласился, радуясь на великодушие своего нового друга. Им подали пистолеты и велели сходиться на пятнадцать шагов до двадцати, стреляя кто когда хочет.

— Так и сейчас можно выстрелить? — спросил Pierre.

— Да2722 как дойдешь до первого барьера. нет, ты послушай... ах... — говорил Несвицкой.

Pierre взял своей большой пухлой рукой пистолет осторожно и робко, видимо боясь как бы не убить самого себя, и, поправив очки, пошел к2723 дереву воткнутой сабле. Только что он подошел, он, не целясь, поднял пистолет, выстрелил и вздрогнул. Он даже пошатнулся от звука своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и стал отыскивать глазами Долохова.2724 Долохов упал, уронив пистолет. — Дурацкое счастие, — крикнул он сквозь зубы, схватившись. Долохов искал чего то вокруг себя, заторопился и упал на бок, и сел задом на землю. Дым помешал видеть первое мгновение. Но когда он разошелся, Pierre увидал Долохова, как будто заторопившегося и ищущего что то вокруг себя.

Одной рукой он держался за левый бок, из которого лила кровь, другой искал выпавший пистолет. Pierre, сморщившись, как будто он плакал, бросился к нему, но Д Долохов остановил [?] его. Ростов,2725 подошел задыхаясь и не веря своим глазам, подбежал к нему.2726 — Ах, боже мой! — проговорил он, становясь перед ним на колени. Долохов оглянулся на него, нахмурясь и указывая на пистолет.

— Кто ранен? Кто стрелял? — делал он вопросы, не имеющие смысла.

Долохов, не переменяя выражения лица,2727 тихо сел на зад сделал несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли Ростова и тяжело, но, видимо, не против воли, упал на правый бок. Брови его сдвинулись, он, молча, не раскрывая губ,2728 указал Ростову на пистолет подобрал ноги и сел.

— Подай, — проговорил он поспешно2729 выговаривая это слово Ростову, указывая на пистолет. Ростов подал ему пистолет. Долохов2730 сел на заднццу поправился задом, отыскивая прочный центр тяжести. Левая рука его была вся в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею.2731 — Пожалуйте, — проговорил он Pierr'y. Долохов хотел взглянуть ястребиным взглядом на Pierr’a и начал было: — пожалу... — но не мог.

— Пожалу... — начал Долохов, но не мог сразу выговорить.

— Пожалуйте к барьеру, — проговорил он с страшным усилием. Pierre поспешно, с учтивым желанием не заставить себя ждать, подошел к самой сабле Несвицкого и стал прямо против Долохова, в десяти шагах от него.

— Боком, закройся пистолетом. Грудь, грудь, — кричал Несвицкий, зажмуриваясь и открывая глаза. Pierre стоял с неопределенной улыбкой сожаления, глядя2732 через очки на Долохова. Долохов поднял пистолет, углы губ его всё улыбались, глаза блестели усилием и злобой последних, собранных сил. Несвицкий и Pierre зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и2733 отчаянный злой крик Долохова.

— Чорт...2734 ее возьми дрогнула — несите! — и он бессильно лег на снег. Он необыкновенно тонким и маленьким вдруг показался Pierr'y. Pierre2735 повернулся двинулся было к Долохову, хотел подойти, но потом2736 раздумал и сморщенный вздрогнул, как когда мурашки пробегут по телу, и, повернувшись, пошел назад. Но вместо того, чтобы итти к своей карете, зашел бы куда то в лес, коли бы его не остановил Несвицкий.

— Как глупо! Как глупо! — всё твердил он, морщась.2737 и ковыряя в носу. Всю дорогу он что то бурчал, но ничего не отвечал на вопросы: что? Несвицкого. Несвицкой повез домой Pierr’a. Ростов с Денисовым повезли раненного Долохова. Долохов всё время переезда лежал в коляске молча и с закрытыми глазами. Но въехав в Москву, он вдруг очнулся, схватил за руку сидевшего подле себя Ростова и восторженным, отчаянным взглядом посмотрел ему в лицо.

— Ростов! — сказал он, —у тебя есть мать. Ты понимаешь это чувство. Я нынче оставил мою обожаемую, бесценную мать спокойной и ничего не ожидающей... Ежели меня принесут к ней в таком виде, она не перенесет этого... Боже мой, что я сделал... Скачи к ней... Приготовь ее. Одно, о чем умоляю тебя.

Ростов поехал вперед исполнять поручение и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретер Долохов, жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, содержал их и был самый нежный сын и брат.

Pierre виделся последнее время с женой2738 лишь по ночам, либо при гостях, которых у них бывал полон дом. В ночь с 4-го на 5-ое марта он не пошел спать к жене. редко и никогда с глазу на глаз. И в Петербурге и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли он, как и часто делал, не пошел в спальню и остался в своем огромном, отцовском кабинете, том самом, в котором умер старый граф Безухов.2739 Он лег, но не спал целую ночь и взад

Как ни мучительна была вся внутренняя работа прошедшей, бессонной ночи, теперь началась еще мучительнейшая. Он прилег на диван2740 но тотчас же вскочил и взад и вперед стал ходить по комнате и хотел заснуть для того, чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать.2741 Так же, как прежде он отгонял от себя впечатления и мысли настоящего, так он теперь по привычке, вспоминая о своих стратегических занятиях, он отгонял их и думал об одном страшном настоящем, стараясь вполне теперь понять его. Он должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате.

Лицо Долохова страдающее, умирающее, злое и всё с притворностью какого то молодечества, не выходило у него из воображения и требовало, неумолимо требовало, чтоб он остановился и обдумал значение этого лица, значение и участие этого лица в своей жизни, и всю эту прошедшую жизнь. Памятное прошедшее его начиналось в его воспоминании со времени женитьбы (до этого было всё ровное счастье), а женитьба следовала так скоро после смерти отца (так мало он успел опомниться в своем новом положении тогда), что ему казалось, что и то и другое случилось вместе.

«Что ж было? — спрашивал он сам себя. — В чем же я виноват?2742 спрашивал он сам себя. «Она мне нравилась. С нею я сам себе казался прекрасен, и новый блестящий мир раскрывался мне при ней». Какое это было чувство, он не мог вспомнить теперь хорошенько, так оно было затемнено злым чувством к этой великолепной Hélène. «Но что-то было, правда что было. Она с своим олимпийским равнодушием улыбалась мне, ласкала меня; я думал, что это любовь». Он вспоминал тоже этот голос стыдливости, чувства сознания, что не для него были назначены эти наслаждения и боязни. «Но всё равно, я не сделал ничего дурного, женившись на ней. И что ж было?» И ему вспоминалось это чувство разочарования, охватившее его в первую же ночь. Для него только или для всех, он видел, что эта прелестная женщина была холодна, как лед, даже для чувственных наслаждений. Но красота ее подавляла и это чувство. Он вспоминал, как он искал той точки зрения, чтобы Да, всё это ужасное воспоминание, когда я после ужина у князя Василья и сказал эти глупые слова: «Je vous aime».2743 Я вас люблю. Всё от этого, я и тогда чувствовал. Я чувствовал тогда, что не то, так и вышло». Он вспоминал медовый месяц, и ему стыдно стало, как было стыдно тогда, и всё первое время. Стыдно б было в халате; втянут в эту жизнь. Элен ночью приходила за ним. Она — такт, под которым ничего нет. Особенно живо, и оскорбительно, и постыдно было для него воспоминание, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12-м часу дня, в шелковом халате, пришел из спальни в кабинет и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Pierr’a, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие к счастию своего принципала. Pierre краснел всякий раз, как живо вспоминал этот взгляд. Еще одно из оскорбительнейших воспоминаний было то, что для нее, для жены, он перестал носить короткие волоса и очки. Теперь он вспомнил это и охнул. Он вспомнил, как он видел ее еще прекрасною, как она поражала его своей гордостью, спокойствием, умением безыскусственно и изящно обращаться в высших сферах. Как его поражало ее искусство управлять домом и самой быть grande dame,2745 [важной дамой] и поставить дом на ногу grand seigneur’скую.2746 [аристократическую.] Потом он вспоминал, как он привыкал уже к тем формам изящества, в которые она так умела облекать себя и свой дом, как он стал искать содержания и не находил его. За блестящими формами не было ничего. Они были ее целью. И холодность ее всё увеличивалась. Он вспоминал, как он нравственно суживал глаза, чтобы найти ту точку зрения, с которой бы он увидал что нибудь хорошее, какое-нибудь содержание, но ничего и никакого не было. И не было в ней недовольства этим отсутствием. Она была довольна и спокойна в своей штофной гостиной, с жемчугами на прелестных плечах. Анатоль ездил к ней занимать у ней деньги и целовал ее в голые плечи. Она отгоняла его от себя, как любовника. Он, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой сказала, что она не так глупа, чтобы быть ревнива, пусть делает, что хочет.

Pierre спросил раз, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от него детей у нее не будет.

Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность ее выражений: «я не дура, поди сам, allez vous promener»,2747 [убирайтесь,] свойственные ей, несмотря на ее воспитание в высшем, аристократическом кругу. Часто, глядя на ее успех в глазах старых, молодых мужчин и женщин, Pierre недоумевал и не мог понять, отчего он не любит ее. Вспоминая себя за всё это время, Pierre помнил в себе только чувство ошалелости, зажмуренности, с которыми он шел и не позволял руководить себя, чувство удивления, равнодушия и нелюбви к ней, и постоянно чувство стыдливости за не свое место, за глупое положение счастливца,2748 когда он встречался даже с своим камердинером, выходя из спальни своей жены в шелковом, шитом, ярком халате, который она подарила ему. обладателя красавицы. Потом он вспоминал, как незаметно, независимо от его воли, видоизменялись все условия его жизни, как он втягивался в ту жизнь барича, праздного аристократа, которую он, напитанный идеями французской революции, так строго судил прежде. Деньги у него брали все, со всех сторон, и у него требовали денег, и обвиняли в чем то его. Время его всё было занято. От него требовали самых пустых вещей — визита, выезда, обеда, но эти требования без перерыва следовали одно за другим. И требования эти делались так просто, с таким сознанием, что это так должно быть, что ему не могло притти в голову отказать. Но вот2749 в Петербурге перед отъездом он получил анонимное письмо, что Долохов — любовник его жены, что очки плохо видели. Он бросил письмо, сжег его, но, не переставая, думал о нем. Долохов, действительно, был ближе всех с его женой. Когда он приехал в Москву, на другой же день он увидал за обедом в клубе Долохова. в Москве намеки княжны, это анонимное письмо, и всё стало ясно.2750 Так вот отчего я еще прежде перестал любить Долохова. «Да, да, я не мог никогда переносить его», думал Pierre о Mortemart’e. Он даже в своих мыслях не мог назвать его. И теперь Долохов, вот он, сидит на снегу2751 перед ними и насильно улыбается, и умирает с проклятиями. Но это бы еще не так ужасно, а с притворным каким молодечеством.2752 Что за путаница! Что за бессмыслица!

Pierre был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую, слабость характера, не ищут confident2753 поверенного для своего горя. Он перерабатывал один в себе свое горе. «Она, во всем, во всем она, без темперамента, без сердца, без ума, она была во всем виновата», говорил он сам себе. «Но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей2754 навязал себя сказал этот: «je vous aime», который был ложь и еще хуже что то», сказал он сам себе. «Я виноват и должен нести... что?2755 Э! пускай она делает, что хочет. Я стоял выше этого и буду стоять выше Позор имени, несчастие жизни? Э, все вздор», подумал он.

« Людовика XVI казнили за то, что он был бесчестен и преступник. Потом Робеспьера казнили... за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив, и живи. Завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад, как умрет этот Долохов. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? Мне ничего не нужно. Мне довольно себя. Но2756 с нею что делать? — опять предстал ему вопрос, — зачем я связался с нею? чтоб она только оставила меня в покое». И как только он вспомнил о ней, он чувствовал прилив крови к сердцу и должен был вставать и двигаться. Зачем я сказал: «je vous aime? Mais que diable allait il faire dans cette galère»,2757 я вас люблю? [Но какого чорта понесло его на эту галеру,] вспоминал он. «Боже! Какая всё это глупость и гадость!» Je suis cocu [я рогат] — ко всему.

На него он не чувствовал никакой злобы. Он ему был гадок,2759 тяжел мучителен, но, очевидно, прав именно перед ним, победоносно прав.2760 По причинам, которые вы знаете, я должен был драться на дуэли с человеком, который говорил при мне о вас правду. Жить с вами я больше не могу и не желаю вас видеть. Мои р распоряжения Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Не только говорить с нею, но и писать, он ей не мог этого написать, нельзя было.

Утром, когда камердинер,2761 с удивлением заметив, что граф не ложился внося кофе, вошел в кабинет, Pierre2762 сказал себе это изречение, обвинявшее одного его, заставлявшее его одного нести на себе всю тяжесть положения и потому успокоившее его. лежал на оттоманке и читал, действительно читал и понимал новую книгу госпожи Сталь.

— Всё готово?

— Готово-с.

— Графиня приказали спросить, дома ли вы? — спросил камердинер.

Но не успел он этого сказать, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diadème2763 диадемою огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно, величественно, но на прелестном, мраморном лбе ее была морщинка гнева. Она, с своим все выдерживающим тактом, не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась пока камердинер уставил кофе и величественным жестом указала ему дверь. Pierre2764 как пойманный школьник робко чрез очки посмотрел на нее и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, попробовал продолжать читать, но сам чувствовал, что это бессмысленно и невозможно. Она не села.2765 для того, чтобы дать себе известное положение. Он начал есть, хотя ему этого и не хотелось. — Как вы смели это сделать? — сказала она. Он взглядывал на нее и опять читал.

— Это еще что? — сказала она. Она знала про дуэль и про то, что муж уезжает.

— Я?.. Что я?..2766 Что сделать?.. Садись... сказал2767 чавкая Pierre.2768 — Что сделать? Компрометировать меня. Кто тебе сказал, что он мой любовник? — заговорила она по французски с своей

— Что это за дуэль? Вот храбрец отыскался. Всякий знает, что когда муж дерется, то жена компрометирована.

Pierre тяжело повернулся и из кармана панталон достал,2769 подал бросил ей анонимное письмо. Hélène прочла, побледнела и засмеялась.

— Mortemart мой любовник, — сказала она по французски с своей грубой точностью речи, выговаривая переворачивающее всю внутренность Pierr’a слово «любовник», как и всякое другое слово.

— Он — не любовник, а ты — дурак. Теперь я посмешище всей Москвы из за того, что ты, пьяный, не помня себя, вызвал на дуэль человека, который тебе ничего не сделал.2770 — Я знаю... Но...

— Гм, гм... — мычал Pierre, как будто ему делали операцию.

— Ничего ты не знаешь. Ежели бы ты был умнее и приятнее, то я бы с тобой сидела, а не с ним. А, разумеется, мне приятнее быть с умным человеком, чем с тобой.2771 Лучше ничего не выдумал, как взял и убил человека, который лучше тебя в тысячу раз... — Не говорите, — сказал Pierre, краснея и отходя от нее. — Довольно, что вам надо? — Pierre вдруг вспыхнул и поднялся

— Не говорите со мной... умоляю,2772 вас, сказал — прошептал Pierre.

— Да, лучше вас. И редкая та жена, которая с таким мужем не взяла бы себе любовников (des amants),2773 — Au nom du ciel taisez vous, madame, il vaut mieux nous séparer, [Ради бога, замолчите, сударыня, нам лучше расстаться] — умоляющим голосом проговорил Pierre. — Да, расстаться. — сказала она. — Я вижу, чего вы хотите. Вы хотите бросить меня...

Pierre хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражение она не поняла, и опять лег. Он страдал в эту минуту, как никогда в жизни. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.

— Чтобы мне остаться без ничего, — продолжала она, — и с срамом, что меня бросил муж. Никто не знает, какой это муж.2774 Дурак, развратник и рыба. — Hélène была красна и с таким выражением2775 злобы хитрости в глазах, какого никогда не видал в ней Pierre.

— Расстаться — извольте,2776 Я беременна и не от вас. только ежели вы дадите мне все состояние.2777 Всё лицо ее отца отразилось в ней. — Вдруг Pierre вскочил.

— Я тебя убью! — закричал он и, схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, он сделал шаг к ней и замахнулся на нее.2778 этой доской. Hélène вдруг зарыдала Лицо2779 ее исказилось и она бросилась бежать. Hélène сделалось страшно; она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Pierre почувствовал увлечение и наслаждение бешенства. Он бросил доску, разбил ее и2780 схватив себя за волосы, стал ходить по комнате. закричал — вон! подходя к ней. И бог знает, что бы он сделал в эту минуту, ежели бы Hélène не выбежала из комнаты.

Через неделю Pierre выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину всего состояния, и один уехал в Петербург.2781 Nicolas, по просьбе матери, был уволен от

Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея и, несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено и его не было в числе пленных. Что хуже всего, оставалась всё таки надежда, что он был поднят жителями на поле сражения и может лежал выздоравливающий или умирающий один среди чужих и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, что русские, после блестящей баталии, должны были отступить, но отступили в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия,2782 : в чем было дело. И хотя ничего еще не знал о сыне, он был убит этим известием. что было совершенно не блестящее поражение.

Получив это известие, он три дня не выходил из кабинета и целые дни, как видел Тихон, писал письма и отправлял кучи конвертов на почту ко всем значительным лицам. Спать он ложился в обыкновенный час, но усердный Тихон ночью вставал с своего войлока в официантской и, подкрадываясь к двери спальни, слышал, как в темноте, не зажигая свечи, старый князь2783 шарил и ходил в своей комнате. ворочался, покрякивал и бурлил что то. Князь Андрей прятал прятался от всех у гернгутеров.

Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который, не дожидаясь вопроса, сам извещал князя об участи, постигшей его сына.

«Ваш сын в моих глазах», писал Кутузов, «с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению, моему и всей армии, до сих пор неизвестно, жив ли он, или нет.2785 я до сих пор, несмотря на все меры, принятые мною, не мог узнать. Себя и вас надеждой я льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае, в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».

Получив это известие поздно вечером, когда он был один в своем кабинете, старый князь,2786 закричал так громко, что Тихон вбежал к нему. — Мерзавцы! Подлецы! — кричал как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку, но был молчалив с прикащиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал. Когда в обычное время княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но как обыкновенно, не оглянулся на нее.2787 Он сделал движение головой к ней, но потом как будто не решился.

— А! Княжна Марья! — вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем, что последовало. Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо и что то вдруг опустилось2788 во всей ей. (Это что то было счастие, интерес, любовь к жизни). Мгновенно этого ничего не стало; ей представилось, что кроме горя и несчастия, ничего нет на свете. в ней. Глаза ее задернулись.

[Далее со слов: Она по лицу отца, не грустному, не убитому... кончая: Идите, княжна Марья. — близко, к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. VII.]

Она встала и пошла.2789 Но, вспоминая положение невестки, она мучилась. Пыталась начать, пытаясь скрыть, и не могла ни то, ни другое. Перед обедом князь прислал Тихона с записочкой к княжне спросить, объявлено ли Лизе. Получив отрицательный ответ, он сам пошел к ней.

— Au nom du ciel, mon père!2790 [Батюшка, ради бога!] — закричала княжна, бросившись к нему. — Не забудьте, что она в себе носит теперь!

Князь посмотрел на нее, на невестку и вышел. Но он не пошел к себе, а затворив дверь в маленькую диванную, где сидели женщины, стал ходить взад и вперед по гостиной.

Княжна Марья,2791 не решилась объявить в это утро оттого, что никогда она не видала ее такой тихой, доброй и грустной. вернувшись утром от отца, еще не решилась, объявлять или нет Лизе постигшее их несчастие. Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда беременных женщин посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь, в себя, во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.

— Marie, — сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, — дай сюда твою руку. — Она взяла руку княжны и положила ее себе на живот. Глаза ее улыбались, ожидая, губка с усиками поднялась и так детски счастливо осталась поднятою.2792 — Постой... подожди... вот он... слышишь? Как он там? Маленький, маленький... Коли бы только не так страшно, Marie. Но я всё таки буду любить его. Очень... очень даже буду любить... Что ты? Что с тобой?

[Далее в рукописи нехватает двух листов, текст которых, со слов: Мари упала... кончая:... поспешно выходила. — взят по рукописи в ее первой редакции.]

Мари упала на колени и рыдала. Она сказала, что так ей сделалось грустно об Андрее, но не могла решиться сказать. Несколько раз в продолжение утра она начинала плакать и слезы эти, которых причину ей не говорили, встревожили Лизу, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая. Но, когда вошел старый князь, которого она и всегда так боялась, теперь с этим неспокойным, злым лицом, она всё поняла. Она бросилась к Мари, не спрашивая ее уже о том, что такое, но спрашивая и умоляя ее сказать ей, что André жив, что это неправда. Княжна Марья не могла сказать этого. Лиза вскрикнула и упала в обморок. Старый князь, отворив дверь, взглянул на нее и, как бы убедившись, что операция кончена, ушел в свой кабинет и с тех пор выходил только по утрам на свою прогулку, но не ходил в гостиную и в столовую.2793 Уроки математики продолжались Ночи он не спал, как слышал Тихон, и2794 здоровье силы его вдруг изменили ему. Он2795 не ел не похудел, а, напротив, пожелтел и стал пухнуть, как будто, и по утрам чаще стали находить на него минуты злобы, в которые он не помнил, что делал, и убегал к себе в присутствии одного Тихона, которого он бил чаще прежнего, но с которым по вечерам он говорил с одним только, приказывая ему садиться и рассказывать2796 Тихон знал, что рассказывать надо было про князя Андрея. про то, что делается на дворне и в деревне.

Старый князь не хотел надеяться. Он объявил всем, что князь Андрей убит, он заказал2797 склеп в часовне, где была похоронена его жена, и послал чиновника в Австрию отыскивать тело. памятник своему сыну, для которого он назначил место в саду, но он всё еще надеялся — он послал в Австрию чиновника разыскивать следы князя Андрея. Он ждал и надеялся и поэтому ему было тяжелее всех. Княжна Марья и Лиза переносили каждая горе по своему. Лиза, хотя физически и перенесла горе безвредно, опустилась, говорила, что она знает, что умрет родами. Княжна Марья молилась богу, ходила за Лизой и пыталась обратить отца на путь религии и слез, но всё было тщетно.

Прошло два месяца со дня получения известия. Старый князь заметно таял, несмотря на все усилия вступить в старую жизнь. Маленькой княгине подходило время. Княжна Марья напомнила отцу о просьбе князя Андрея об акушере, и было послано в Москву с требованием привезти лучшего акушера. В доме суетня. Таинство совершается, самое радостное человеческое таинство, все трепещут. К Князь ожил, ходит. M-lle Bourienne.

[Далее со слов: Ma bonne amie, — сказала маленькая княгиня... кончая: Но к несчастию и удивлению своему она заметила, что молитва не утишала ее волнения. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. VIII.]

Ее мучала мысль, как умер, перестал быть князь Андрей и как, когда начнет быть новый князь Николай Андреич. (Она и все в доме были уверены, что будет сын).2799 Но будет ли он, не умрет ли? За что страдания Лизе? Она опять села на кресло, раскрыла псалтырь и стала читать 104 псалом.

Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими, никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту. Старая нянька, столетняя старуха, еще старого князя мамка, сердито крикнула на босоногую девчонку, прислуживавшую ей, за то, что та быстро вбежала в комнату, и, достав еще Князеву венчальную свечу, велела ей зажечь ее перед иконами и, закрыв глаза, что то всё шептала. Няня другая, которая выходила княжну Марью, с строгим лицом вошла к княжне.2800 — Ничего, андел мой, не убивайся. Бог милостив, — сказала она и поцеловала ее в плечико. — Молись.

— С тобой, андел, пришла посидеть, — сказала она вздохнув. — Бог милостив, — и она с чулком села у двери.

В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали наготове чего то. Старый князь, услыхав суетню, послал Тихона к Марье Богдановне узнать: что?

Марья Богдановна вышла из комнаты, из которой слышались крики, и сказала, посмотрев значительно на посланного:

— Доложи князю, что роды начались. — Тихон пришел и доложил князю.

— Хорошо, — сказал князь и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете,2801 хотя свечи горели. как он ни прислушивался. Тихон вошел немного погодя в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи, и2802 заметил, как князь, услыхав его шаги, вскочил с дивана, притворяясь, что он не лежал. увидал, что князь лежал на диване. Тихон, забыв свой страх, посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. На дворне до поздней ночи жгли лучины и свечи и не спали. Таинство, торжественнейшее в мире, продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.2803 Старый князь вышел из кабинета и прошел через официантскую, мимо всех слуг, с опущенной головой в гостиную, диванную и остановился в темноте. Он услыхал из за отворенных в ту минуту одних дверей далекие стоны. Он повернулся, быстрыми шагами вернулся к себе и велел позвать прикащика. В этот самый день ждали акушера. Он ходил по кабинету и останавливался, чтоб прислушиваться, нет ли звука колокольчика. Но ничего не было слышно, кроме гула страшного ветра и дрожания рам. Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны.2804 Акушер, за которым две недели тому назад уже было послано, всё еще не приезжал. Прискакал посланный вперед встречать акушера доложить, что доктор едет. Князь призвал к себе прикащика и велел послать верховых людей с фонарями встречать акушера.2805 и продолжал ходить.

Княжна Марья2806 читала, перечитывала псалом, сердце ее росло в ней с каждой минутой и, когда пришло умиление, восторг и обожание величия бога дошло в ней до той высшей степени, когда человек забывает, что он плоть. сидела молча, устремив лучистые глаза на огонь лампадки.2807 она обожала своего непостижимого творца и чувствовала себя сливающеюся с ним в сиянии бестелосности и света. Няня Кузминична, с чулком в руках, рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабки.

— Бог помилует, никакие дохтура не нужны, — говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и отбил плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной и пахнул холодом, белым, насыпавшимся снегом и задул свечу.2808 Княжна очнулась. «Нет, еще нужен был весь ужас смерти», подумала она, «что [бы] перейти в чистую славу всевышнего». Княжна Марья встала испуганно. Няня бросилась запирать окно.

— Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! — сказала няня, высунувшись, чтобы поймать откинутую раму. — С фонарями, должно дохтур...

Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что карета с фонарями стояла у подъезда.2809 Толпа официантов на нижней площадке отделяла ее от приехавшего. «Это сон», подумала она. «Да, это сон». — Ваше сиятельство, — говорил рыдающий голос Тихона, — батюшка, А Андрей Н Николаевич , а вас похоронили. Князь иссох, — и вдруг голос, оплаканный голос и, что было ужаснее всего, веселый голос князя Андрея отвечал: — Нет, еще поживем, Тихон. Она вышла на лестницу; на перилах стояла свеча и один официант, с удивленными глазами и свечой в руках, стоял на первой площадке лестницы. Пониже по лестнице слышна была беготня. И какой то незнакомый, как показалось княжне Марье, голос говорил что то.

— Слава богу! — сказал голос. — Батюшка?2810 здоров?

— Почивать легли, — отвечал Тихон.2811 — Сестра? княгиня? — сказал голос, дрогнув слегка, и, получив ответ Тихона на ухо, что княгиня в муках, князь Андрей крикнул своему ямщику отъезжать скорее. За его каретой была карета акушера, которого он встретил на последней станции и ехал с ним. Официанты засуетились, увидав сзади себя княжну Марью, и дали ей дорогу. Она испуганно смотрела на брата. Он подошел. Потом еще что то сказал голос, что то ответил Тихон и быстрые шаги послышались, приближаясь по невидному повороту лестницы, и на площадке, на которой стоял официант со свечой, показалась фигура князя Андрея в2812 военной шинели и тр[еугольной шляпе] бархатной шубе шубе с воротником, обсыпанным снегом. Он увидал сестру и,2813 бросился к ней подбежав к ней, обнял ее. Она должна была верить, что это был он.

Да, это был он, но бледный, худой и с измененным, странно смягченным,2814 и счастливым но тревожным выражением лица.

— Вы не получили моего письма? — спросил он и, не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами2815 вбежал на лестницу и пошел к жене. Он не заметил даже в то время, как он проходил по коридору, что голова старика в белом халате, с страшно остановившимися глазами, высунулась из двери официантской и, молча, неподвижно смотрела на него до тех пор, пока он не прошел. Князь Андрей, не слушая никого, прошел прямо к жене. пошел на половину княгини.

— Ну? Что? — спросил он2816 беспокойно шопотом, входя в комнату родильницы.

Маленькая княгиня лежала на подушках в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее). Черные волоса прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек, румяный, прелестный ротик с губкой с усиками был раскрыт и она радостно детски улыбалась. Блестящие глаза смотрели детски и говорили: «я вас всех люблю, но за что я страдаю, помогите мне!»2817 Князь Андрей поцеловал ее и заплакал. Она не видала мужа, или не понимала значения его прихода. Князь Андрей подошел к ней и в лоб поцеловал ее.

— Душенька моя, — сказал он слово, которое никогда не говорил ей. Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.

«Я от тебя ждала помощи и ничего, ничего и ты тоже». Она не удивилась, что он приехал. Муки вновь начались и2818 его вывели Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты. Акушер2819 остался с ней. вошел в комнату. Князь Андрей2820 Зач. в первой редакции: Князь Андрей сидел в соседней комнате и не видел никого, ни m-lle Bourienne, ни сестры, которая стоя стояла , он трясся всем телом. Зач.: Князь Андрей пошел к отцу, но княжна Марья остановила его, сказав, что отец велел сказать, чтобы он не ходил к нему, чтобы он оставался с женой. Он поговорил с сестрой. вышел и, встретив княжну Марью, пошел к ней. Они шопотом поговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.

— Allez, mon ami!2821 Иди, мой друг — сказала княжна Марья.2822 и сама убежала. Князь Андрей остался один и слышал шум ветра в окно и ему стало страшно. Князь Андрей опять пошел к жене и сел, дожидаясь.2823 Марья Богдановна Женщина вышла с испуганным лицом и смутилась, увидав князя. Опять прошло несколько минут. К Князь отворил дверь. Акушер сказал, чтобы он не ходил.

— Хорошо? Идет?

— Да, да, — отвечал акушер, махая на него и требуя, чтоб он ушел. Крики замолкли, еще прошло несколько минут. Вдруг страшный крик — не ее крик — она не могла так кричать, раздался в соседней комнате. Он подбежал к двери, крик замолк, послышался крик ребенка. «Зачем принесли туда ребенка?» подумал князь Андрей. Дверь отворилась и, с засученными рукавами, вышел акушер без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью. Князь Андрей обратился к нему, но акушер2824 злобно растерянно взглянул и, ни слова не сказав, вышел. Испуганная женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он2825 вбежал вошел в комнату жены. Она, мертвая, лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.

«Я вас всех люблю и никому дурного не сделала и что вы со мной сделали! Ах, что вы со мной сделали!»

В углу комнаты хрюкнуло, как поросеночек, что то маленькое, красное в белых руках Марьи Богдановны.

Через два часа всё так же было темно и так же гудел ветер. Князь Андрей тихими тагами вошел в кабинет к отцу. Старик все уже знал. Он2826 лежал на диване. Князь Андрей подошел к нему ближе. Старик спал, или притворялся спящим. Князь Андрей сел к нему на диван. Старик дрогнул лицом. — Батюшка... Зач. в первой редакции: — Хахахаха, — страшным хохотом захохотал стоял у самой двери. И как только она отворилась, старик молча и старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал, как ребенок. Смерть чужая — влияние на князя Андрея. Всё вздор, так мало. Будущая жизнь.

Через три дня отпевали маленькую княгиню и, прощаясь с нею, князь Андрей2828 рыдал и плакал, как ребенок, когда он по подошел взошел на ступени гроба. Он увидал опять то же лицо, хотя и с закрытыми глазами: «Ах, что вы со мной сделали?» и он почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее руку и ему она сказала: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик опять зарыдал, когда он увидал это лицо. Это было второй раз в его жизни.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка бородой придерживала пеленки2829 Дули, и плевали, и вощичок расплюскивали, чтоб он не потонул, и мокрого носили вокруг жестяной, помятой купели. Зач. в первой редакции: Князь Андрей после раны избегал всех, стыдясь поражения, и убран был семейством гернгутеров, и у к которых он лечился. Он писал отцу, но письмо его не дошло. После сражения князь Андрей сказал себе, что он не будет служить, и жил с отцом и сыном. Осенью старик поднялся в Москву с сыном и с дочерью. в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ручки и ножки. Крестный отец-дед, боясь уронить, вздрагивая носил вокруг жестяной, помятой купели, и князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания обряда. Княжна Марья была крестной матерью.2830 слезы стояли у ней в глазах Она вынесла ребенка к отцу и лицо маленькой княгини живо представилось ей. Ее уже нет. И 104 псалом опять вспомнился ей. «И обновляет лицо земли».

* № 84 (рук. № 85. Т. II, ч. 1, гл. X—XIII).

Еще не успело пройти впечатление первой войны с Наполеоном, как наступила вторая, кончившаяся Тильзитским миром.2831 Прошло полтора года. Кончалась вторая война России с Наполеоном. После Пултуска, Голенина и Прейсиш-Эйлау, так радостно подействовавших на русские сердца, настало Фридландское сражение; но в России еще не были о нем получены известия. В начале 1806 и в 1807 году чувство вражды к Буонапартию, как его называли, еще больше, чем в 1805 году, проникало уже до сердца русского народа. Полмиллиона ратников, два набора в один год, проклятия врагу рода человеческого и антихристу Буонапартию, слышавшиеся во всех церквах,2832 слышно было, что он подходит и слух о приближении его к русской границе, не шутя заставляли ощетиниваться против него все сословия.

Прожив зиму 1807 года в Москве, семейство Болконских, старик отец, сын, дочь и внук с кормилицей, возвратились в Лысые Горы. Как ни тяжело было князю Андрею слышать торжество Иенской победы и о первых успехах русских войск, в которых он не участвовал, он оставался верен своему слову, не служить более в русской армии. Но зато с жадностью они оба с отцом, как ни различны и ни спорны были их взгляды, следили за ходом политических и военных событий.

Долохов выздоровел от своей раны, но продолжал жить в Москве, по отпуску за болезнию. После своей дуэли он особенно сблизился с Ростовым, который ввел его в дом своего отца. У старого графа известный шалун, кутила и бретер был принят, как и принимались все: с приглашением каждый день обедать и ужинать, но обстоятельство, удивившее всех, знавших Долохова, было то, что он, враг так называемого хорошего общества и порядочных женщин, сделался домашним человеком у Ростовых.На вопрос, который задают себе семейные люди при сближении с молодым человеком,2833 вопрос, для кого он ездит, был решен было весьма скоро отвечено всеми домашними, что Долохов2834 был человек, не умевший и не считавший нужным скрывать свои чувства. Он не отходил от Сони, танцовал только с нею на вечерах и прямо говорил ей и своему новому другу Николя, что он влюблен в нее. И, странное дело, молодой Ростов не только не был огорчен этим, но как бы радовался этим новым отношениям. ездил для Сони и был влюблен в нее. Nicolas с гордым чувством самодовольства и уверенности предоставлял Долохову случаи видеться с Соней и твердо был уверен, что Соня и вообще женщина, раз полюбившая его, не может изменить ему. Раз он сказал Соне:

— Что ж, это бы была хорошая партия. — Соня заплакала.

— Вы злой человек,2835 она говорила ему «вы» — только сказала она ему.

Старый граф и графиня шутили с Соней, но и серьезно поговаривали: «что ж эта партия недурная. Женится — переменится».

Соня с удивлением и упреком только смотрела на них, на Николя и самого Долохова и, как бы находясь в нерешительности, хотя и польщенная вниманием Долохова,2836 только высматривала, стараясь остаться свободною. Два новые друга как будто намерены были променяться любовницами: Долохов, представив графине Безуховой молодого гусара, перестал ездить к ней и проводил дни и вечера у Ростовых. Николя не отговаривался, когда старик отец радостно подшучивал над ним о его связях с графинею. — Ничего, молодость, — говорил старик, — и ничто так не формирует молодого человека, как связь с порядочною женщиною. Так продолжалось несколько месяцев. Когда наступил 1807 год, Николя, несмотря на просьбы матери, не захотел продолжать отпуска и решил ехать к полку. — Так ты едешь? — сказал Долохов, не желая пропустить также новой войны и время выступления гвардии, решил сделать последнюю попытку с страстным любопытством ожидала, что будет дальше.2837 Неожиданно в конце года Соня получила письмо.

Месяц после знакомства с Долоховым горничная барышень, расчесывая огромную косу Сони, выждала время, когда Наташа вышла из комнаты, и шопотом сказала:

— Софья Александровна, вы не рассердитесь, меня один человек просил, — и, вся покрасневшая, стала доставать что-то рукой из за пазухи. Это было любовное письмо от Долохова. Испуганная и обрадованная Соня кошачьим движением взяла письмо и, еще более красная, чем горничная,2838 побежала пошла в спальню и там задумалась, следовало ли ей или не следовало читать это письмо. Она знала, что это было объяснение. «Да, ежели бы я была дочь maman (она так звала графиню), мне бы следовало показать ей письмо, но бог знает, что ожидает меня. Я люблю Nicolas и буду его женой или ничьею, но я не дочь и мне, одинокой сироте, нельзя отвергать любви или дружбы этого Долохова». Она распечатала и прочла. «Обожаемая Софи, я вас люблю, как никогда ни один мужчина не любил женщину. Моя судьба в ваших руках. Я не смею просить руки вашей. Я знаю, что вас, чистого ангела, не отдадут мне, человеку с репутацией, которая заслужена мною. Но с тех мгновений, как я узнал тебя, я — другой, я увидал небо. Ежели ты любишь меня хоть в 1/100 столько, как я, то ты поняла меня. Софи, отдайся мне и я буду твой раб. Ежели ты любишь, напиши «да» и я найду минуту свиданья».

Наташа застала Соню за чтением письма и узнала в чем дело.

— Ах, какая ты счастливая, —закричала она. — Что же ты ответишь ему?

— Нет. Я не знаю, что мне делать, я не могу теперь видеть его.

Через неделю после этого письма, на которое Долохов не получил ответа и во время которой Соня упорно избегала оставаться с ним наедине, Долохов приехал рано утром к Ростовым. Он попросил2839 дать ему случай с глазу на глаз переговорить с видеть графиню и сказал, что он просит руки Софьи Александровны. Графиня изъявила условное согласие и посл послала Соню. Соня, красная и трепещущая, обнявшись с Наташей, вошла мимо любопытных глаз дворни, уже знавшей в чем дело и радостно ожидавшей свадьбы барышни, в комнату, где ожидал ее Долохов. К затворившимся за ней дверям тотчас же прильнули любопытные головы.2840 но они ничего не могли слышать, кроме звуков прекрасного выразительного мужского голоса, который с убедительными интонациями долго говорил один. Потом после тишины послышался женский крик и Соня, испуганная, выбежала из комнаты. «Никогда! Никогда!» прокричала она сквозь слезы. Долохов покраснел, как только вошла еще больше покрасневшая и испуганная Соня, быстро подошел к ней и взял ее за руку, которую она не могла отнять от страха, охватившего ее. «Как это может быть, чтобы он любил меня», думала она, «он сейчас увлечет, как О. О.».

— Софья Александровна, я обожаю вас, вам нечего говорить. Вы поняли уж, что вы сделали с моим сердцем. Я был порочен, я был во мраке, пока я не знал тебя, обожаемая, несравненная Софи. Ты — ангел, осветивший мою жизнь. Будь моей звездой, будь моим ангелом хранителем. — Его прекрасно звучный голос задрожал, когда он говорил это, и он обнял ее и хотел прижать к себе. Соня дрожала от страха и казалась потерянною, капли пота выступали у нее на лбу, но как скоро он дотронулся до нее, кошечка проснулась и вдруг выпустила когти. Она отскочила от него. Всё, что она приготовила сказать ему, не сказалось. Она почувствовала его привлекательность, его власть над собою и ужаснулась. Она не могла быть ничьей женою, кроме Nicolas.

— М-r Долохов, я не могу... я благодарю вас... ах, уйдите пожалуйста.

— Софи, помните, что моя жизнь, будущая жизнь в руках ваших. — Но она с ужасом отталкивала его.

— Софи, ты любишь уже,2841 Верьте моей чести, это умрет со мной. кого?2842 говорите, убивайте меня. Вы любите. —Да... Кузена. я убью его... Скажи.

— Да, — сказала Соня.

Долохов нахмурился и вышел, хлопнув дверью. Долохов быстрыми, твердыми шагами с тем особенным выражением злобной решительности, которое иногда принимало его лицо,2843 в торжественные минуты, вышел за нею. — А я вам говорю, что вы будете моей женою, — сказал он и вышел и не сказал ни слова встретившему его старому графу. Через два дня Николя получил от Долохова записочку прошел залу. В зале старый граф встретил Долохова и протянул к нему обе руки.

— Ну что, поздравить... начал он, но не договорил: его ужаснуло злое лицо Долохова.

— Софья Александровна отказала мне, — сказал Долохов дрогнувшим голосом, — прощайте, граф.

— Не думал я, не думал, я бы за честь счел племянником назвать тебя. Ну, мы поговорим еще, mon cher, с ней. Я знаю что, знаю... всё мой Коко... с детства cousin и cousine, постойте...

— Да, — сказал Долохов, — вы Софью Александровну не считаете достойной своего сына, и он тоже. Она же считает меня недостойным себя. Да, это в порядке. Прощайте, я вас поблагодарю за это, — и он вышел. Встретившемуся Nicolas он не сказал ни слова и отвернулся от него.

Через два дня Nicolas получил от Долохова записку следующего содержания: «Я у вас в доме больше не буду, и ты знаешь почему. Я еду послезавтра и ты скоро, как я слышал. Приезжай нынче вечером, помянем Москву гусарской пирушкой. Я кучу у Яра».

Ростов из театра в одиннадцатом часу приехал к Долохову и нашел у него переднюю полну плащами и шубами, и из-за отворенных дверей услыхал гул мужских голосов и звуки перекладываемого золота. Три небольшие комнаты, занимаемые Долоховым, были красиво убраны и ярко освещены. Гости чинно сидели вокруг столов и играли. Долохов ходил между ними и радостно встретил Ростова. О предложении и вообще о семействе ни слова не было сказано. Он был ясен и спокоен больше, чем обыкновенно, но в глазах его Ростов заметил ту черту холодного блеска и наглого упорства, которая была в них в ту минуту, как он на клубном обеде вызывал Безухова. Ростов не играл во всё время пребывания своего в Москве. Отец просил его несколько раз не брать карты в руки, и Долохов несколько раз смеясь говаривал ему:

— Играть в карты на счастье можно только дураку. Коли играть, то играть на верные.

— Разве ты станешь играть на верные? — говорил ему Ростов.

Долохов странно улыбнулся на эти слова и сказал:

— Может быть.

Теперь, после ужина, Ростову вспомнился этот разговор, когда Долохов, сев на диван между двух свечей и выкинув из стола мешок с червонцами, ширококостыми, мускулистыми руками распечатал игру и вызывающими и приятными глазами оглянул присутствующих. Глаза его встретились с взглядом Ростова. Ростов боялся, чтобы он не подумал, что он вспоминает в это время о бывшем между ними разговоре об игре «наверное», и искал и не находил в уме своем шутки, которая бы доказала ему противное, но, прежде чем успел он это сделать, Долохов, уставив свой стальной взгляд прямо в лицо Ростова, медленно и с расстановкой, так что все могли слышать, сказал ему:

[Далее со слов:—А помнишь, мы говорили: дурак, кто на счастье хочет играть... кончая: Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить теперь, перебил его. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XIII—XIV.]

— Когда прикажете получить деньги, граф? — Ростов вопросительно взглянул на него.

— Завтра, господин Долохов, — сказал он и, побыв несколько времени с другими гостями, вышел в переднюю, чтобы ехать домой. Долохов остановил его и отозвал в маленькую комнатку, в которую выходила другая дверь из передней.

— Послушай, Ростов, — сказал Долохов, схватив за руку Nicolas и глядя на него страшным, нахмуренным лицом. Ростов чувствовал, что Долохов не столько озлоблен, сколько хочет казаться страшным в настоящую минуту. — Послушай, ты знаешь, что я люблю Софи, люблю так, что я весь мир отдам за нее. Она влюблена в тебя, ты ее держишь, уступи ее мне, и мы квиты в сорок две тысячи, которые ты не можешь заплатить мне.

— Ты с ума сошел! — сказал Nicolas, не успев оскорбиться, так неожиданно было это сказано.

— Помоги мне увезти ее и овладеть ею, и мы квиты.

Ростов почувствовал в эту минуту весь ужас своего положения. Он понял удар, который он должен был нанести отцу, прося у него эти деньги, весь свой стыд, и понял, какое бы было счастие избавиться от всего этого и быть квит, как говорил Долохов, но только что он понял это, как вся кровь поднялась в нем.

— Вы подлец, коли вы могли сказать это! — крикнул он с бешенством, бросаясь на Долохова. Но Долохов схватил его за обе руки.

— Идите смирно.

— Всё равно, я дам вам пощечину и вызываю вас.

— Я не буду с вами драться. Она вас любит.

— Завтра вы получите деньги и вызов.

— Я не приму последнего.

Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно, но приехать одному домой с страшным воспоминанием случившегося, проснуться на другой день и вспомнить, и итти к щедрому, кроткому, но запутанному в делах отцу, признаваться и просить о невозможном — было ужасно. О дуэли он не думал. Надо было прежде заплатить, а драться не трудно.

Дома еще не спали. Входя в залу, он услыхал громкий, хриплый голос Денисова, его хохот и хохот женских голосов.

— Когда этого требует моя богиня, я не могу отказаться... — кричал Денисов.

— И прекрасно, отлично, — отвечали женские голоса. Все они стояли в гостиной, около рояля. Две сальные свечи горели в комнате, но при тысяче восковых свечей нельзя было быть блестящее Наташи. Нельзя было блестящее рассыпаться серебряным смехом.

— А вот и Nicolas, — закричали голоса. Наташа подбежала к нему.

— Какой ты умник, что рано приехал. Нам так весело. M-r Денисов остался для меня и мы его забавляем.

— Ну, хорошо, хорошо, — закричал Денисов, подмигивая Nicolas и не замечая его расстроенности, — Наталья Ильинична, теперь за вами barcarolla! Ну-с.

— Nicolas, садись аккомпанируй, а потом он сделает всё, что я велю.

Nicolas сел за рояль, никто не заметил, что он расстроен. Да и трудно было заметить что нибудь, потому что он сам еще ясно не отдавал себе отчета в том, что он сделал и что предстоит ему. Он сел и сыграл прелюдию любимой баркароллы. Баркаролла эта, привезенная недавно из Италии графиней Перовской, только что была понята и разучена в доме Ростовых. Это была одна из тех музыкальных вещей, которые напрашиваются в ухо и чувство, неотразимо привлекая к себе первое время и исключая всякие другие музыкальные воспоминания. Спать ложиться, просыпаешься — всё в ушах повторяются эти музыкальные фразы, кажется всё вяло, скучно и изысканно в сравнении с этими фразами. Запоет ли хороший голос эту мелодию, слезы навертываются на глаза, и всё кажется легким и ничтожным, и счастье так близким и возможным. Правда, такие мелодии, как эта баркаролла, скоро надоедают, делаются столь же невыносимыми, сколько они были неотразимыми первое время. Nicolas взял первые аккорды прелюдии и хотел встать.

«Боже мой, что я делаю», подумал он, «я бесчестный, я погибший человек. Пулю в лоб — одно, что остается. И что делать? как выйти из этого? Нет выхода. А я хочу петь с ними».

«Nicolas, что с вами?» спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она одна видела, что что нибудь не хорошо с ним. Он сердито отвернулся. Ему оскорбительно было за нее ее участие. Он считал себя столь низко упавшим человеком, что он срамил всех людей, которые любили его. Наташа с своей чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой было так весело в эту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. «Я слишком счастлива в эту минуту и слишком большое удовольствие предстоит мне, чтобы его портить сочувствием горю», почувствовала она и сказала себе: «нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел, так же как и я».

— Ну, Nicolas, — сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Она, гордо приподняв голову, грациозно опустив руки и энергическим движением переступая с каблучка на ципочки, прошлась по середине комнаты и остановилась.

«Вот она я», как будто говорила она. «Ну ка, кто останется равнодушным ко мне, посмотрим».

Ей все равно было, что два, три человека смотрели на нее. Она вызывала весь мир этим взглядом. Добрый восхищенный взгляд Денисова встретился с ее взглядом.

«Однако, какая вы злодейская кокетка будете», сказал ей его взгляд.

«Да еще какая!» отвечал ее взгляд и улыбка. «А что же, разве это дурно?»

— Ну, Nicolas.

Nicolas машинально ударил первый аккорд. «И что они делают глупости — поют», думал он, «когда тут человек — я, погибаю. Не об этом думать ладо, а о том, как спасти себя. А это всё глупо, детство и старый Денисов любезничает противно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Уж она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, а в тысячу первый раз2844 выворачивают всё неземное, что есть в душе вашей. заставляют вас содрогаться и плакать. Весь мир для Nicolas мгновенно сосредоточился в ожидании следующей фразы, всё сделалось разделенным на три темпа, в котором была написана ария, которую она пела: раз, два, три, раз, два, три, раз... «Эх, жизнь наша дурацкая», подумал Nicolas. «Всё это несчастье, и Долохов, и злоба, и деньги, и долг, и честь — всё это вздор, а вот оно настоящее... Ну, Наташа, как она этот si возьмет... Отлично!» и он невольно взял полной грудью втору в терцию высокой ноты. «Раз, два, три, раз...» Давно уже не испытывал Nicolas такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но пришло время, и он опять вспомнил и ужаснулся. Старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Nicolas не имел духа сказать ему в тот же вечер.

На другой день он не выезжал из дому и не решался объявить отцу о своем проигрыше, несколько раз подходил к двери его кабинета и с ужасом отбегал назад.2845 После обеда, вообразив наконец, что без огорчения своих родных Но не было выхода из этого положения. Изменял ли он своему слову в отношении Долохова, лишал ли он себя жизни, как он думал об этом неоднократно, или объявлял обо всем, без тяжелого удара своим старикам дело это не могло обойтись.2846 Он выбрал последний выход, меньшее огорчение Он пришел перед обедом к отцу вместо того, чтобы сказать, что было нужно, с веселым видом начал говорить, сам не зная почему, о последнем бале. Наконец, когда отец взял его под руку и повел пить чай, он вдруг самым небрежным тоном, как будто он просил экипажа съездить в город, сказал ему:

— Папа, а я к вам за делом приходил. Я было и забыл. Мне денег нужно.

— Вот как, — сказал отец, находившийся особенно в веселом духе, — я тебе говорил, что недостанет. Много ли?

— Очень много, — краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую долго потом не мог себе простить Николя, — я немного проиграл, — сказал он, — т. е. много, даже очень много, сорок две тысячи.

— Что? полно, не может быть...

Когда сын рассказал всё, как было, и главное то, что он обещал заплатить нынче же вечером, старик схватил себя за голову и, не думая упрекать сына и жаловаться, бросился из комнаты, только приговаривая: «как же ты мне не сказал прежде» и поехал к своим знатным знакомым отыскивать нужную сумму.

Когда он вернулся в двенадцатом часу с камердинером, несшим за ним деньги, он в кабинете у себя нашел сына, лежавшего на диване и плакавшего навзрыд, как ребенок.2847 Денисов ехал на другой день в полк, Nicolas остался дома, сам не зная для чего, месяц

Д Денисов на другой день отвез деньги и вызов Долохову, но получил отказ.2848 На полях: В Петербурге9 л.!28 В Москве!3 В МосквеВ ПетербургеВ деревнеи деревнеЗа границей7 л. Тильзит!5 В Петербурге!4 Письмо!5 В деревнеВ ПетербургеВ МосквеАустерлиц!5 В деревне!3 В Москве!3В ТурцииВ деревне

Через две недели Н. Ростов уехал в свой полк, тихий, задумчивый и печальный, не простившись ни с кем из своих блестящих знакомых и проведший последнее время в комнате барышень, исписав их альбомы стихами и музыкой. Старый граф, набрав учителей и гувернанток, после отъезда сына вскоре переехал в деревню, где его присутствие, как он думал, становилось необходимо вследствие совершенного расстройства дел, произведенного преимущественно последним неожиданным долгом [в] сорок две тысячи.

* № 85 (рук. № 86. T. II, ч. 1, гл. X).

2849 Срок годового отпуска Nicolas Ростова уже еще далеко не кончался, но, несмотря на мольбы матери остаться в Москве адъютантом главнокомандующего и ехать со всеми в Отрадное, Nicolas решился ехать к полку который уже сражался. Война опять начиналась. Он дожидался только В. Денисова, который неделю после приезда уехал к своим в Тверь и еще не возвращался. Время, проведенное Nicolas в Москве, было Вскоре после дуэли Долохова с Риеrr’ом, Ростовы по обыкновению весной уехали в деревню. Участие Nicolas в этой дуэли было замято хлопотами графа, и Nicolas даже был определен адъютантом к главнокомандующему в Москве, так что он не мог ехать со всеми в деревню, а оставался в Москве. Долохов выздоровел и Nicolas особенно сдружился с ним.

К осени 1806 года опять всё заговорило о войне, не только в Петербурге и Москве, но и по деревням, где по церквам проклинали по манифесту антихриста Бонапарта и собирали по десять человек рекрут с тысячи и по девять ратников. Это последнее обстоятельство было особенно чувствительно графу Илье Андреевичу при его расстроенных делах, так как это подрывало его барщину. Но, несмотря на то, в обычное время, еще раньше обыкновенного, чтобы видеть сына, граф Илья Андреевич приехал в Москву. Nicolas и слышать не хотел оставаться адъютантом в то время, как была война, и ожидал только Денисова, обещавшего приехать осенью, чтобы с ним ехать в полк.

Это первое время зимы было одно из самых счастливых и веселых для всего его семейства.

Nicolas привлек вместе с собой в дом родителей много молодых людей, полюбивших дом Ростовых. Вера была уже совсем невеста, Соня во всей прелести только распустившегося цветка. Наташа пополнела в деревне и, бывая на балах, не отставала, а как умела поспевала за ними. В доме Ростовых завелась в это время атмосфера любовности, как это бывает в доме, где бывают очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастью) улыбающиеся девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежд лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастия, которые испытывала и сама молодежь дома Ростовых. В числе молодых людей, введенных Ростовым, был Несвицкий, которому, как все заметили в доме, чрезвычайно нравилась Соня, и Долохов, скоро выздоровевший от раны, который страстно сдружился с Nicolas после дуэли. Долохов сначала обратил свое внимание на Веру, но потом вдруг переменился и написал страстное письмо любви Соне, в котором уговаривал ее бежать. Соня в слезах пришла к графине, спрашивая, что ей делать? Письмо было отослано назад и Долохов перестал ездить в дом, но не прекратил свою дружбу с Nicolas. Долохов нравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Pierre прав, а Долохов виноват.

— Нечего мне понимать, — с своим упорным своевольством кричала Наташа, — он злой и без чувств, вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю.

— Ну, Денисов — другое дело, — говорил Nicolas, как будто давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, — надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце.

Борис в эту зиму был тоже в Москве, но не был у Ростовых, хотя успел побывать у всех московских тузов того времени. Анна Михайловна извинялась по отъезде сына перед Ростовыми в том, что сын не успел быть у них, отговариваясь тем, что он был по поручению и только на один два дня, а у вас бы он увлекся. Б Борис держит себя холодно у Ростовых. Наташа говорит: — вот меня б бог и наградил. Старый граф сконфуженно улыбался, глядя на Анну Михайловну в то время, как она говорила. Графиня одобрила поступок Бориса, но Наташа, молча сидевшая в гостиной, выскочила за Анной Михайловной и, вся красная и с злобным лицом, сказала ей:

— Скажите Борису, что между нами всё кончено, кончено, кончено, — проговорила и, не отвечая на увещания Анны Михайловны: заплакав убежала. Анна Михайловна успокоительно вздохнула, когда Наташа ушла. «Non, ce n’est pas une partie pour Boris»,2851 [Нет, это — неподходящая партия для Бориса,] подумала она. «Non, il est trop jeune, il a tout devant lui,2852 [Нет, он слишком молод, у него — все впереди,] a не пройдет трех лет si ça va de ce train,2853 [если дела пойдут тем же ходом,] что они будут беднее нас».

Несвицкой2854 часто изредка обедывал у Ростовых, никогда не пропускал театра, где были Ростовы, и бывал на балах adolescentes2855 подростков у Ёголя, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание2856 одной Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только Соня без краски не могла выдержать этого взгляда, но и Nicolas и Наташа краснели, заметив этот взгляд.

Видно было, что этот большой, румяный, толстый мущина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, энергической девочкой, и что он, считая глупостью и невозможностью свою любовь к ней, не знал, что с собой делать.

— Ах, Соня, — говорила ей Наташа, — он облизывается, когда на тебя смотрит, и такими глазами; зачем ты ему позволяешь?

— Ах, я бы рада! — говорила Соня с испугом — не виновата ли она.

На святой приехал Денисов и остановился у Ростовых. Nicolas четыре дни почти не видал Денисова, так он был непрерывно занят всё это время.

— Нельзя же мне не ехать на качели Поднов Подновинского , к цыганам, мы обещались, целая компания, Долохов и др., а обедать я обещал2857 Без Безуховым Архаровым.

— Ну, так вечер по крайней мере.

— Завтра да, а нынче театр, я играю.

Nicolas приезжал домой только переодеваться.2858 Денисов в первое время своего приезда держал себя очень чопорно с Наташей, но Между своими редкими посещениями дома Nicolas заметил, что Денисов не на шутку ухаживал за Наташей, и Наташа особенно оживлена с ним, но он в этом калейдоскопе переменяющихся впечатлений заметил и тотчас же забыл это. «Они там все влюблены», подумал он, улыбаясь сам себе. Он заметил тоже, что Несвицкой глядел особенными глазами на Соню, но это также мало заняло его. В душе его было решено давно, что Соня любит его и никого, кроме его, любить не будет. «Когда вздумаю, тогда и возьму ее. Ну, а даже ежели бы она и разлюбила меня! Вот невелика беда! Их столько, столько таких же, да и еще в тысячу раз лучше, которых я не видал еще». Так он даже не думал, но чувствовал.

В середу на святой его однако уговорили остаться обедать. Это был официально прощальный обед, так как гусары уезжали на фоминой в полк, а Ростовы в деревню. Обедали человек двадцать, в том числе Несвицкой и Денисов. Nicolas перед обедом приезжает, замечает смущение Несвицкого и Сони. Он сделал предложение. Объяснение с Соней. — Я вас не стою и ничего не обещаю, но теперь я не готов жениться. Приход Приходят Волшебница — в альбом. Барышни идут одеваться. — Мамаша, он мне сделал предложение. — Ну, что ж, ты не люби любишь , откажи. — Нет не люблю, я люблю одного Безухого. Мама, мне его жаль. Он так мил. — Мне вас жалко — нет, но это не надо. Вы такой милый. Она поцеловала его в лоб и оба заплакали.

Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давала себя чувствовать с такой силой, как в эти дни святой недели. Весна была на дворе и Ростовы уезжали. «Лови минуты счастия», говорила эта атмосфера. «Всё впереди».

Nicolas, как и всегда замучив две пары и то не успев побывать во всех местах, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно смущены и взволнованы были Соня, Несвицкой, старая графиня и немного Наташа. Nicolas почувствовал, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Несвицким, и с свойственной ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен во время обеда в обращении с ними обоими. В этот же вечер святой должен был быть прощальный бал у Иоголя для всех его учеников и учениц.

— Nicolas, пожалуйста поезжай, — сказала ему Наташа. — Он тебя особенно просил, и Василий Иваныч (это был Денисов) едет.

— Куда я не поеду по приказанию графини? — сказал Денисов.

— Хорошо, коли успею: я обещал Долохову, у него прощальная пирушка, — сказал Nicolas. — А вы? — обратился он к Несвицкому и только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.

— Да, может быть, — смущенно отвечал Несвицкой, взглянув на Соню и покраснев до слез. «Что нибудь есть», подумал Nicolas. И еще более утвердившись в этом предположении тем, что Несвицкой тотчас же после обеда уехал, он вызвал Наташу и спросил, что такое.

— А я тебя искала, — сказала Наташа, выбежав к нему. — Он сделал предложение, — сказала она.

Как ни мало занимался Nicolas Соней за это время, что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Несвицкой был во всех отношениях волшебно прекрасная партия для бесприданной сироты Сони. Несвицкой, очевидно, не в силах преодолеть свою страсть или каприз, делал mésalliance2860 [неравный брак] и нельзя было отказать ему. Но странно, первое чувство Nicolas, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «и прекрасно, разумеется надо забыть детские обещания и принять предложение», но не успел еще сказать этого.

— Можешь себе представить, она отказала, совсем отказала, — сказала Наташа.

«Да иначе и не могла поступить моя Соня», подумал Nicolas. «Милая, дорогая, бесценная Соня».

— Сколько мы ее ни просили с maman, она, я знаю, не переменит, когда что сказала...

— И ты просила ее? — с упреком сказал Nicolas.

Наташа задумалась.

[Далее со слов: — Да, — сказала она. — Знаешь, Nicolas, не сердись, но я знаю, что ты на ней не женишься... кончая:... сказал Nicolas с слезами на глазах и еще раз поцеловал ее руку. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XI.]

Когда Nicolas после объяснения своего с Соней вернулся в гостиную, он застал Наташу над альбомом, в который Денисов писал ей свои, сочиненные ей, стихи.


«Волшебница, скажи, какая сила Влечет меня к невидимым струнам...»

декламировал он ей написанные стихи. И, как ни плохи были стихи, он так искренно, страстно говорил их, что они всем чрезвычайно понравились, особенно Наташе, которая просила Nicolas сделать к ним музыку.

Балы у Ёголя начинались рано и барышни скоро после обеда ушли одеваться. A Nicolas с Денисовым пошли курить.

Денисов в дыму трубок всё твердил свои стихи и подпевал, приискивая им музыку. Стихи на стр... вписать.

— Эх, брат, жизнь наша — всё вздор, — твердил он и Nicolas видел, что товарищ его был не на шутку влюблен.

[Далее со слов: У Иогеля были самые веселые балы в Москве... кончая: Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XII.]

Она была влюблена не в своего запасного Pierr’а, ни в Денисова, ни в хорошеньких adolescents2862 [юношей] в курточках, которые танцовали с ней, но влюблена была во всех, в того, на кого она смотрела в ту минуту, она в того и была влюблена.

— Ах, как хорошо, — всё говорила она, подбегая к Соне.

Большие молодые люди танцовали мало, предоставляя это детям, a Nicolas с Денисовым ходили по залам, оглядывая выделывающих па в новеньких башмачках с бантиками барышень, и как они для приличия ни притворялись равнодушными, эта музыка, эти улыбки, эти смехи, это счастье, разлитое на всех лицах: и наслаждающихся девочек полудетей, и замирающих от восторга любующихся матерей, отражались и в них и им хотелось потанцовать. Nicolas прошел несколько туров вальса, который он, тоже ученик Ёголя, танцовал отлично, но Денисов отказывался, улыбаясь однако с таким видом, который говорил, что он не хочет, но мог бы.

— Что мне, старику, — говорил он.

[Далее со слов: Заиграли вновь вводившуюся мазурку... кончая: — Волшебница, всё со мной сделает, — сказал Денисов и стал отстегивать саблю. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XII.]

Иогель с вниманием смотрел на Денисова. Как только вышел в круг старый гусар и крепко взял за руку свою даму, ожидая такта, он почувствовал, что это был опасный соперник.

[Далее со слов: Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова... кончая:... все гости были восхищены мастерством Денисова и беспрестанно стали просить, выбирать его. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XII.]

Как ни весело было на бале, Nicolas, в середине мазурки посмотрев на часы, попросил Денисова заменить себя и поехал к Долохову, у которого он непременно обещался быть. Ростов от Иогеля в одиннадцатом часу приехал к Долохову, но не в дом матери, а у Яра. Вся веселая молодежь Москвы была у Долохова.

[Далее со слов: Долохов сидел перед столом... кончая:... а так я вас всегда буду любить... — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XIII—XVI.]

Денисов нагнулся над ее рукою и она услыхала странные непонятные звуки. Она заплакала и поцеловала его в черную голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.

— Василий Дмитриевич, я благодарю вас за честь, — сказала она смущенным голосом, но который казался строгим Денисову. — Но моя дочь так молода и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне.

— Г’гафиня! — сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом. Наташа не могла его видеть таким, она начала жалко всхлипывать.

— Г’гафиня, я виноват пе’ед вами, но знайте, что я так боготвогю вашу дочь и всё ваше семейство, что я не мог изменить моему чувству...

— П’гощайте, г’гафиня. — Он поцеловал ее руку и поспешно вышел.

Nicolas нашел его в гостинице с старым уланом, стоявшим там, за бокалами.

— Я пьян, Г’остов, пьян, как свинья. Откупогивай. После я тебе скажу, тепе’ь пей. Завтга я еду. Пей. Не мне, стагой вонючей собаке, назвать такую п’гелесть своею. Мое дело г’убиться и пить. Волшебница, скажи, какая сила...

На другой день Nicolas отослал деньги Долохову и, узнав от домашних и от Денисова, в чем было дело, проводил своего товарища. Денисов два дня пил без просыпу и, пьяный мертвецки, был уложен Лаврушкой в сани и увезен.

После отъезда Денисова Nicolas, дожидаясь своего отчисления от адъютантства, провел две недели, не выезжая из дома и преимущественно в комнате барышень. Соня была к нему преданнее и нежнее, чем прежде; она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она еще больше любит его. Но Nicolas теперь считал себя недостойным ее и отношения их оставались так же неопределенны.

Он исписал их альбомы стихами и нотами и, не простившись ни с кем из своих знакомых, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
** № 86 (рук. № 85. T. II, ч. 2, гл. I, II, VI—VII).

Два дни после объяснения своего с женою Пьер уехал в Петербург с намерением получить паспорт и ехать за границу, но война была уже объявлена и паспорты не выдавались. Остановившись не в своем доме, не у тестя, князя Василья, ни у кого из многочисленных знакомых, он жил в Аглицкой гостинице, не выходя из комнаты2863 даже не одеваясь и никого не принимая. Он не читал даже по своей привычке, а целые дни, лежа на диване, положив ноги на стол, ковыряя в носу, морщился, думал, думал, думал и думал. Но чем больше он думал, тем темнее, запутаннее и безнадежнее представлялись ему прошедшее, будущее и главное настоящее. Пьер принадлежал к тем людям, которые постоянно радостно, рассеянно смотрят на жизнь и для которых, чем реже возникают вопросы о значении всей жизни, тем вопросы эти мучительнее и неотвязчивее, когда они раз предстают перед ними. Он принадлежал к тем людям, для которых жизнь постоянно весела и завлекательна, но на которых, хотя и редко, находят периоды тоски и бессилия. и никому не дав знать о своем приезде.

Целые дни и ночи он проводил, лежа на диване и задрав ноги и читая или расхаживая по своей комнате, или слушая разговоры г-на Благовещенского, единственное лицо, которое он видел в Петербурге. Благовещенский был хитрый, подобострастный и глупый делец, который ходатайствовал по делам еще покойного графа Безухого. Pierre послал за ним, чтобы поручить ему взять паспорт, и с тех пор он приходил каждый день и сидел молча целые дни перед Риеrr’ом, считая это сиденье в комнате графа весьма хитрым с своей стороны маневром, долженствовавшим принести ему большие выгоды. Pierre же привык к этому глупому и подобострастному лицу, не обращал на него никакого внимания, но любил, когда он сидит тут.

— Приходите же, — говорил он ему, прощаясь.

— Слушаю-с. Всё изволите читать, — говорил Благовещенский, входя.

— Да, садитесь, чаю, — говорил Pierre.

Pierre жил так более двух недель. Он не знал, когда какое число, какой день, каждый раз, просыпаясь, спрашивал себя, вечер это или утро. Ел он то в середине дня, то в середине ночи. Прочел он в это время и все романы m-me Suza и Redcliffe и «Esprit des lois» Montesquieu и скучные волюмы «Correspondance» Rousseau, которые он не читал до сих пор, и всё ему казалось одинаково хорошо. Как только он оставался без книги или без Благовещенского, рассказывающего о выгоде службы в сенате, он начинал думать о своем положении и всякий раз, как повторялся в его голове весь, всё тот же самый, путь тысячу раз повторенных скверных мыслей и приводил его всё к тому же cul de sac2864 [безвыходному положению] отчаяния и презрения к жизни, он говорил себе и всякий раз вслух и по французски.

«Э, разве не всё равно. Стоит ли думать об этом, когда вся жизнь такая короткая глупость».

Только когда он читал или слушал Благовещенского, ему урывками приходили прежние мысли, то о том, как глуп Благовещенский, полагая, что быть сенатором есть верх славы, когда слава египетского героя и та нечистая слава, то читая про любовь какой-нибудь Amélie о том, как бы он сам полюбил и отдал бы себя любимой женщине, то читая Montesquieu о том, как односторонне судит писатель этот о причинах духа законов и как, ежели бы он дал себе труд подумать, он, Pierre, написал бы об этом предмете другую, лучшую книгу и т. д. Но как только он останавливался на этой мысли, ему приходило в голову то, что до них было, и он говорил себе, что всё это вздор и всё равно и не стоит того вся глупая жизнь, что чтобы чем-нибудь заниматься. Как будто свернулся тот винт, на котором стояла вся его жизнь.

«Что я, для чего я живу, что творится вокруг меня, что надобно любить и что надобно презирать, что я люблю и что я презираю, что дурно, что хорошо?» были вопросы, которые, не получая ответа, представлялись ему. И отыскивая ответы, он лично, одиноко,2865 Зачеркнуто: в своей просторной голове, с своей способностию к спекулативным соображениям несмотря на свое малое изучение философии, проходил по тем путям мыслей и приходил к тем же сомнениям, по которым проходила история философии всего человечества. «Что есть я, что жизнь, что смерть, какая сила управляет всем?» спрашивал он себя и единственный, не логический ответ на все эти вопросы удовлетворял его. Ответ этот: только в смерти возможно спокойствие. Всё в нем самом и вокруг его во всем мире представлялось ему столь запутанным, бессмысленным и безобразным, что он боялся одного, как бы люди не втянули его опять в жизнь, как бы не вывели его из этого презрения ко всему, в котором одном находил он временное успокоение.

В одно утро он лежал, положив ноги на столе, с раскрытым романом, но погруженный в2866 высший склад мыслей, до которых может достигнуть человек; он презирал и был равнодушен не только ко всему на свете, но и к своей собственной жизни и чувствовал, что, отыскивая истину, он дошел до той высшей степени человеческого знания, на которой нам дано только видеть возможность истины, но прегражден путь проникновения в ее святилища. Он чувствовал ту вечную невозможность этот тяжелый, безвыходный ход мысли, всё повертывая и повертывая этот свинтившийся винт мысли, всё так же повертывавшийся и ничего не захватывавший. Благовещенский сидел в уголке и Pierre смотрел на его чистенькую фигуру, как смотрят на угол печи.

«Ничего не найдешь, ничего не придумаешь», говорил себе Pierre. «Всё гадко, всё глупо, всё навыворот. Всё, из чего бьются люди, гроша не стоит. А знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это — высшая степень человеческой премудрости. Не глупа эта аллегория о невозможности вкушения плода с древа познания добра и зла»,2867 Он был на этой ступени мыслей, когда в приемной комнате он услыхал голос своего думал он.

— Захар Никодимыч! — обратился он к Благовещенскому, — когда вас учили в семинарии, как вам объясняли значение древа познания добра и зла?

— Уж это я забыл, ваше сиятельство, но профессор был великого ума...

— Ну, расскажите... — но в это время в передней послышался голос камердинера Pierr’a, не впускающего кого то, и тихий, но2868 приятный и твердый голос посетителя, говоривший:

— Ничего, мой друг, граф меня не выгонит и будет тебе благодарен за то, что ты впустил меня.

— Затворите, затворите дверь! — закричал Pierre, но дверь отворилась и в комнату вошел2869 неторопливо, спокойно быстрыми шагами невысокого роста, худой, старый человек в парике и пудре, чулках и башмаках, с белыми, седыми бровями, особенно резко отделявшимися на его2870 розово-нежном, приятном желто-бледном чистом, старческом лице.2871 Несмотря на высоту мыслей, на которой находился в то время В приемах человека этого была приятная уверенность, учтивость человека высшего света.

Пьер растерянно вскочил с дивана и с неловкой улыбкой вопросительно обратился к2872 старичку старику.2873 Старичок Старик, печально улыбнувшись Пьеру,2874 вернулся, затворил дверь и, молча сев подле Пьера и взяв его за руку, тихо сказал: — Нам жаль тебя, брат мой, ты совершил преступление, ты мучаешься и падаешь, но ты обретешь успокоение среди нас. Тебя ждет возрождение в обновленном эдеме. — Пьер с удивлением и, почему то, с невольным уважением, любовью и надеждою на помощь оглянул беспорядочную комнату и тихим ровным голосом назвал свою2875 нерусскую русскую, известную Pierr’y фамилию, объяснив, что он имеет переговорить с ним с глазу на глаз. При этом он взглянул на Благовещенского так, как глядят только люди, имеющие власть. Когда Благовещенский вышел, старик сел подле Pierr'a и долго, пристально, ласкающим взглядом, молча посмотрел ему в глаза. Письмо его князю Андрею о новой жизни.

Вокруг Pierr’a были разбросаны на полу и стульях бумаги, книги и платья. На столе валялись остатки завтрака и чая. Сам Pierre был неумытый, небритый и взлохмаченный, в грязном халате. Старичок был так чисто выбрит, так облегал высокий жабо его шею, так обрамлял пудренный парик его лицо, чулки его сухие ноги, что он, казалось, не мог быть иным.

— М-r le comte, — сказал он удивленно глядящему на него и испуганно запахивающему свой халат Pierr’y. — Несмотря на ваше, совершенно законное удивление видеть меня, незнакомого, у вас, я должен был утрудить вас. И ежели вам угодно будет дать мне короткую аудиенцию, вы узнаете, в чем дело.

Пьер почему то с невольным уважением вопросительно смотрел через очки на старика и молчал.

— Слышали ли вы, граф, про братство вольных каменщиков? — сказал старичок. — Я имею счастие принадлежать к ним2877 и пришел сюда, чтобы ввести тебя в него. Ежели ты и братья мои предписали мне притти к вам. Вы меня не знаете, но мы знаем вас. Вы любите бога, то есть истину, и любите добро, то есть ближнего, братьев своих и вы в несчастии, унынии и горе. Вы в заблуждении и мы пришли помочь вам, открыть вам глаза и вывести на путь, который ведет к вратам обновленного Эдема.

— Ах да, — с виновной улыбкою сказал Пьер,2878 которому хотелось поскорее отделаться от старичка посетителя, — но признаюсь в настоящую минуту мало интересуюсь чем... — очень вам благодарен... я... — Pierre не знал, что ему сказать, но лицо и речи старичка успокоительно приятно действовали на него. Лицо старичка, оживившееся и принявшее оживленное выражение в то время, как он начал говорить о каменщичестве, опять стало холодно и сдержанно учтиво.

— Очень благодарен... но оставьте меня в покое, — сказал старичок, по своему доканчивая фразу Pierr’a. Он улыбнулся и вздохнул, Он видел веру и твердое убеждение, а оно то убеждает больше всего. Да и потом, что за беда — всё равно. своим твердым, полным жизни взглядом упорно глядя в растерянные глаза Пьера, и странно: Пьер в этом взгляде почувствовал надежду на успокоение. Он чувствовал, что для этого старичка мир не был безобразною толпою, не освещенный светом истины, но, напротив, стройным и величественным целым.2880 Pierre почувствовал, что от этого странного посетителя не отделаешься скоро.

— Ах, нет, совсем нет, — сказал Pierre. — Напротив, я только боюсь, что насколько я слышал и читал о масонстве, что я очень далек от понимания его.

— Не бойтесь, брат мой, бойтесь одного всемогущего творца. Говорите прямо все свои мысли и сомнения, — сказал старичок спокойно и строго, опять покидая тон учтивости и входя в тон одушевления. — Никто один не может достигнуть до истины, только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений от праотца Адама и до нашего времени воздвигается храм Соломона, который должен быть достойным жилищем великого бога. Ежели я знаю что-нибудь, ежели я дерзаю, сам ничтожный раб, приходить на помощь ближнему, то только оттого, что [я] есть составная часть великого целого, что я есмь звено невидимой цепи, начало которой пропадает в небесах.

— Да... я, да отчего же?.. — сказал Pierre, — я бы желал знать, в чем состоит истинное франкмасонство. Какая цель его? — спросил Pierre.

— Цель? Воздвижение храма Соломона, познание натуры. Любовь к богу и любовь к ближнему. — Старичок замолчал с таким видом, что надо долго обдумывать сказанные слова, и они помолчали минуты две.

— Но это цель христианства, — сказал Pierre.

Старичок не отвечал.

— И какое же познание натуры?2881 — Отчего оно достигается обществом, а не единично... Никогда... я бы был более способен, — сказал Pierre, — понять и полюбить учение, которое бы мне показало стройность мира, как теперь. Я сомневаюсь и мучаюсь и сомневаюсь теперь, — говорил он, поощряемый выражением кроткого и снисходительного участия, которое было на лице его собеседника. — Скажите мне ясно и прямо, что такое масонство. И какими путями вы дошли до того, чтобы достигать в мире осуществления вашей троякой цели — любви к богу, к ближнему и к истине?2882 тогда как в моих глазах мир представляется (сколько я ни стараюсь видеть иначе) представляется собранием сил, сталкивающихся друг с другом и пожирающих одна другую. Мне кажется, это невозможно.

Старичок кивал головой, как бы одобривая каждое слово Pierr’a. На последних словах он остановил Pierr’a, входившего в умственное, раздраженное одушевление.

— Разве ты не видишь в природе, что силы эти не пожирают одна другую, а, сталкиваясь, производят гармонию и благость?

— Да, но, — начал Pierre.

— Да, но в мире нравственном, — перебил его старичок, — ты не видишь этой гармонии, ты видишь, что элементы сходятся, чтобы произвести произрастение, произрастение служит для того, чтобы напитать животное, а животные без цели и следа пожирают одно другое. И человек, кажется тебе, губит вокруг себя всё для удовлетворения своей похоти и под конец всё не знает своей цели, к чему и зачем он живет.

— Да, нет, да... — сказал Pierre, всё более и более чувствуя уважение к этому старичку, угадывавшему и высказывавшему его мысли.

— Живет, чтобы понять бога своего творца! — сказал старичок, опять молчанием подчеркивая свои слова.

— Я... вы не думайте, что это так, из моды... я не верю, не то, что не верю, я не знаю бога, — с сожалением и с усилием сказал Pierre, чувствуя необходимость сказать всю правду и пугаясь, что он говорит.

Старичок улыбнулся, как улыбнулся бы богач, держащий в руке тысячи, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей и он чувствует, что невозможно достать их.

— Да вы не знаете его, граф, — сказал старичок, переменяя тон и покойно усаживаясь и доставая табакерку. — Вы не знаете его, оттого вы и несчастны, оттого мир для вас есть груда развалин, валящихся и разрушающихся одни на другие.

— Да, да, — сказал Pierre тоном нищего, который подтверждает заявление богача о его бедности.

— Вы не знаете его, граф, вы очень несчастны, а мы знаем его и служим ему и в этом служении обретаем высочайшее блаженство, не только в загробной жизни (которой ты тоже не знаешь), но и в этом мире. Многие говорят, что знают его, но они еще не вступили на первую ступень этого знания. Ты не знаешь его. А он здесь, он во мне, он в моих словах, он в тебе и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас, — дрожащим голосом сказал старичок. Он помолчал. — Но познать его трудно. Мы работаем для этого познания и в работе этой находим высшее счастие на земле.2883 Присоединись к нашей работе, и ты познаешь его.

— Но в чем же состоят они, эти работы?

— Ты сказал сейчас, что цель наша есть та же, что и цель христианства. Отчасти это справедливо, но цель наша определена еще до воплощения сына божия. Мастера нашего ордена были у египтян и халдеев и древних евреев.

Как ни странно было то, что говорил старичок, как в душе своей ни смеялся прежде Pierre над этим родом масонских суждений, которые ему прежде доводилось слышать с упоминанием халдеев и таинств натуры, но теперь он с замиранием сердца слушал старичка и уже не спрашивал его, а верил тому, что он говорил. Он верил не тем разумным доводам, которые были в речи старичка, а верил, как верят дети, интонациям убежденности и сердечности, которые были в его речи. Он верил тому дрожанию голоса, с которым старичок выразил сожаление о незнании бога Pierr’ом, он верил этим блестящим старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, он верил тому спокойствию и жизнерадостности, которые светились из всего существа старичка, которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью. Он верил той силе огромного общества людей, связанных веками одной мыслью, которой старичок был тридцатилетним представителем.

— Открыть профану таинства нашего ордена невозможно.2884 поглядите на меня, граф. Мне шестьдесят два года, я похоронил всех, близких моему сердцу, людей. Я имею врагов и спокоен, тверд и счастлив, сколько можно быть счастливым на земле, и не тягощусь жизнью, которой мне недостает для исполнения всех моих обязанностей. Я счастлив, а вы, граф? Вы молоды, вы богаты, умны, образованы и вы несчастны. Да, я знаю вашу жизнь. Невозможно потому, что знание этой цели достигается только работами, медленно подвигающими истинного каменщика от одной ступени знания к другой, более высокой. Постигнуть всё — значит постигнуть всю мудрость, коею обладает орден. Но мы давно следим за тобой, несмотря на жалкое твое невежество и мрак, застилающий свет души твоей, мы решили избрать тебя и спасти от самого себя. Ты говоришь, что мир состоит из падающих и давящих одна другую развалин. И это справедливо, ты один есть сия развалина. Что ты?

И старичок начал излагать Пьеру всю его жизнь, его обстановку, его свойства, ничего не скрашивающими, прямыми и сильными словами.

— Ты богат: десять тысяч человек зависят от твоей воли; видел ли ты их, узнал ли ты об их нуждах, позаботился ли подумать о том, в каком положении находятся их тело и душа? Помог ли ты им, в чем состояла твоя прямая и священная обязанность, найти пути для достижения царствия божия, осушил ли ты слезы вдов и сирот, любил ли ты сердцем их хоть одну минуту? Нет, пользуясь плодами их трудов, ты предоставил их воле своекорыстных и невежественных людей и ты говоришь, что мир есть падающая развалина. Ты женился и взял на себя ответственность в руководстве молодого и неопытного существа и что же ты сделал, думая только об удовлетворении своих радостей?

Как только старичок упомянул о жене, Pierre багрово покраснел и начал сопеть носом, желая перебить его речь, но старичок не допустил.

— Ты не помог ей найти пути истины, а ввергнул ее в пучину лжи и разврата. Человек оскорбил тебя и ты убил его или хотел убить его. Общество, отечество твое дало тебе счастливейшее и высшее положение в государстве. Чем ты отплатил ему за эти блага? Старался ли ты в судах держать сторону правосудия или достигать близости к престолу царя для того, чтобы защищать правду и помогать ближнему? Нет, ты ничего этого не сделал, ты отдался самым ничтожным страстям человеческим, окружил себя презреннейшими льстецами и, когда несчастие показало тебе всю ничтожность твоей жизни, ты обвиняешь не себя, а премудрого творца, которого ты не признаешь для того, чтобы не бояться его.

Пьер молчал. Описав мрачными красками его прошедшую жизнь, старичок перешел к описанию той жизни, которую должен бы был вести и устроить Пьер, ежели бы он хотел следовать правилам масонов. Огромные имения его должны были [быть] все объезжены, во всех должны были бы быть сделаны материальные благодеяния крестьянам, везде должны были [быть] учреждены богадельни, больницы, школы. Огромные средства должны были бы быть употреблены на распространение просвещения в России, издание книг, воспитание духовных лиц, собрание библиотек и т. п. Сам он должен был занимать видное служебное место и помогать благодетельному Александру искоренять в судах лихоимство и неправду. Дом его должен был быть местом сборища всех единомыслящих людей, стремящихся к той же цели. Так как он имеет склонность к занятиям философским, то свободное от службы и управления имением время должно было употребляться на приобретение знаний таинств натуры, в котором высшие мастера ордена не отказали бы ему в своем пособии.

— Тогда бы, — заключил он, — знание того, который бы руководил тобою в ведении таковой жизни, которого помощь и благословения ты чувствовал бы всякое мгновение, тогда бы знание это пришло само собою. — Pierre молча сидел перед ним и слезы стояли в его больших, умных, внимательных глазах.

— Да, всё что вы говорите мне, было моими желаниями, моими мечтами, — сказал Пьер, — но я в жизни не видал ни одного человека, который бы не посмеялся над такими мыслями. Я думал, что это невозможно; ежели бы...

Старичок перебил его.

— Почему же мечтания эти не осуществились, — сказал он, видимо увлекаясь спором, на который Pierre не вызывал его, но который в других случаях часто представлялся ему, — я тебе скажу это, отвечая на тот вопрос, который ты мне сделал прежде. Ты сказал: для чего масонство учит тому же самому, чему учит и христианство. Христианство есть учение, масонство есть сила. Христианство не поддержало бы тебя, оно отвернулось бы от тебя с презрением, как скоро бы ты произнес те кощунственные слова, которые ты произнес сейчас при мне. Мы же не признаем различия вероисповедания, как и не признаем различия наций, сословий; мы считаем всех равно своими братиями, всех тех, которые любят человечество и истину. Христианство не пришло и не могло притти к тебе на помощь, а мы спасали и спасаем не таких преступников, как ты. Тебя мучает мысль о Долохове, то знай же, что наш брат и мастер нашего ордена, глубоко познавший тайны врачевания человеческого тела, послан был нами к тому, кого ты считаешь своею жертвой, и вот что он пишет нам. — Старичок достал французское письмо и прочел его. В письме описывалось, что положение Долохова, которое было почти безнадежно, теперь не представляет более никакой опасности. Корреспондент прибавлял, что к несчастию попытки его нравственного врачевания этой, закоренелой во мраке, души были совершенно тщетны.

— Вот разница между христианством и нами: оно учит, а мы действуем.

Старичок замолчал, подвинул к себе лист бумаги и карандашом начертил квадрат, перекрестив его двумя диагоналями, и на каждой стороне квадрата поставил номера от первого до четвертого.



Против первого он написал — бог, против второго — человек, против третьего — плоть, против четвертого — смешанное и, подумав над этим, подвинул бумагу к Pierr'y.

— Мы вас знали, граф, и поэтому я вам открываю многое, чего мы не можем открыть неофитам. Вот оно, масонство. Человек должен стремиться быть центром. Стороны этого квадрата заключают всё...

Старичок просидел от двенадцати часов утра до позднего вечера у Пьера. Они переговорили обо всем. Pierre замечал, что старичок не только не боялся, но признавал его безверие, как бы говоря, что он уверен, что эта минутная ошибка мысли скоро пройдет.

Через неделю был назначен прием Безухова в петербургскую ложу2885 Северного сияния. др друзей Ищущих манны.

[Далее со слов: Дело Пьера с Долоховым было замято... Р Ріеrre главное весел и рассеян. кончая:... и князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 2, гл. V.]

На другой день Пьер получил записку от Анны Павловны Шерер, Hélène уже в Бартенштейне. Государь обласкал ее на бале и спрашивал о нем. Он бы мог сделать карьеру. Pierre весело отшучивается. приглашавшую его непременно побывать к ней нынче вечером2888 между 7 и 8 часами для очень важных переговоров и сообщения ему радостного известия о князе Андрее Болконском. Пьер и все в Петербурге считали князя Андрея убитым.2889 В записке приписывалось, что кроме его, у Анны Павловны никого не будет. Пьер догадался,2890 вследствие этой приписки. что Анне Павловне уже было известно его вчерашнее свидание с тестем, что нынешнее свидание имело целию только продолжение вчерашнего и что известие о князе Андрее была только приманка. Но убедив себя тем, что при новой его жизни ему не нужно бояться людей, что вероятно что-нибудь и правда о известии, касавшемся князя Андрея, он в первый раз после своей дуэли2891 выбрился надел фрак и поехал в дамское общество. Он был весел и сдержан, как бы подтрунивая над всем миром, зная истину.

С того первого вечера, как Пьер так неуместно защищал Наполеона в гостиной Анны Павловны, прошло много времени. Первая коалиция была уничтожена, сотни тысяч людей погибли под Ульмом и Аустерлицем. Буонапарте, столь возмущавший Анну Павловну своей дерзостию присоединения Генуи и надевания себе на голову сардинской короны, Буонапарте этот с тех пор посадил своих двух братьев королями в Европе, предписывал законы всей Германии, был признан императором всеми европейскими дворами, кроме России и Англии, уничтожил в две недели прусскую армию под Иеною, вступил в Берлин, взял понравившуюся ему шпагу Фридриха Великого и отослал ее в Париж, (это последнее обстоятельство более всех других раздражало Анну Павловну) и, объявив войну России, обещался уничтожить ее новые войска так же, как и под Аустерлицем. Анна Павловна же давала в свободные дни у себя такие же вечера и точно так же, как и прежде, подшучивала над Наполеоном и недоумевающе гневалась на него и на всех европейских государей и полководцев, которые, как ей казалось, нарочно согласились потворствовать Наполеону, чтобы сделать ей и вдовствующей императрице эту нравственную неприятность и огорчение. Но Анна Павловна и ее высокая покровительница считали себя выше такого поддразнивания.

— Тем хуже для них, — говорили они и всё-таки высказывали приближенным свой, на этот счет, непритворный образ мыслей.

В тот вечер, когда Пьер взошел на крыльцо Анны Павловны, его встретил тот же придворный пухлый лакей, с тем же значительным и торжественным видом отворил дверь и провозгласил его имя, когда он входил по ковру в ту же бархатную масака гостиную, в которой на том же кресле, с тем же безучастным видом сидела безмолвная тетушка, во всех своих чертах и позе олицетворяя тихую и преданную печаль о безбожных успехах Буонапарте.

Анна Павловна, столь же твердая и несомненная в своих приемах, вышла к Пьеру и особенно ласково подала ему свою желтую, сухую руку.

— О, как вы переменились, — сказала она ему, — и к лучшему, значительно к лучшему. Очень благодарна, что вы приехали, вы не будете раскаиваться в том, но прежде, чем я скажу вам ту новость, которая должна обрадовать вас, я еще должна прочитать вам проповедь.

— Жив он? — нетерпеливо спросил Пьер и на лице его отразилось то выражение молодой любви и счастия, которого не было на нем со времени его женитьбы.

— После! После! — шутливо проговорила Анна Павловна. — Если вы будете послушны к моим проповедям, то я вам скажу эту новость.

Пьер нахмурился.

— Я не могу этим шутить, — сказал он. — Вы не знаете, что для меня этот человек. Жив ли он?

— Пилад ваш жив, — с легким презрением сказала Анна Павловна, — но помните, с каким условием я говорю вам это и скажу еще все подробности о нем. Вы должны меня слушать, как духовника, и исполнить мои советы, но надеюсь, что вы не такой страшный спорщик, как бывали прежде. Женитьба, по моим наблюдениям, весьма формирует характер людей. Надеюсь, что и на вас она подействовала так же, особенно зная характер нашей милой Элен.

Пьер, к удивлению своему, почувствовал себя необыкновенно твердым и спокойным в виду предстоящих увещаний. Сознание того, что у него есть цель и надежда в жизни, давало ему эту твердость. Он в первый раз после принятия своего в братство примеривал себя к обыденным условиям жизни и чувствовал себя необыкновенно выросшим. Он не боялся на себя влияния Анны Павловны, притом он был радостно возбужден неожиданным известием о возвращении к жизни своего друга.

— Вот экзорд, — сказал он, улыбаясь своей доброй улыбкой, ожидая речи.

Пьера занимала вместе с тем мысль, каким образом придворная Анна Павловна коснется вопроса о запрещенной и строго осуждаемой при дворе дуэли. Он удивлялся, каким образом Анна Павловна могла с ним говорить так кротко и дружелюбно после его столь непридворного поступка. Он не понимал еще того, что, хотя Анна Павловна знала все малейшие подробности его дуэли, она игнорировала их, т. е. признавала эту дуэль не существовавшей. Она говорила только об отношении Пьера к жене. Когда Пьер неосторожно заметил ей, что он готов подвергнуться всем последствиям своего поступка, но что он не изменит своего решения расстаться с женою, она с вопросительным недоумением посмотрела на него, как бы спрашивая его, о каком он говорит поступке, и поспешно прибавила: — мы, женщины, не можем и не хотим знать ни о каких других поступках, как о тех, которые делаются в отношении нас. Несмотря на трогательные увещания и доводы Анны Павловны, как убит старик отец, князь Василий, как предана своей судьбе и наклонностям молодая женщина, оставленная мужем, какой вред репутации его делает эта разлука, которая не может быть вечна, потому что Элен заставит его воротиться к себе, на все эти доводы Пьер, краснея и нерешительно улыбаясь, решительно отвечал одно, что он не в силах и не может переменить своего решения. Пьер, удерживаемый своим природным уважением к женщине, соединявшимся у него с некоторым презрением к ней,2892 Пьер не сердился, но, невольно впадая в придворный светский тон французской болтовни, более отшучиванием, чем серьезно, отвечал на доводы Анны Павловны. Притом, как видно, и Анна Павловна не интересовалась успехом своей негоциации. Ее увещания кончились тем, что она просила Пьера не говорить, что он никогда не сойдется с женою, не распускать слух о их размолвке и еще подумать. не мог рассердиться, но ему становилось тяжело.

— Оставимте этот разговор, он ни к чему не приведет нас, — сказал он. Анна Павловна задумалась.

— Ах! подумайте, мой друг, — сказала она, подняв глаза к небу. — Подумайте, как страдают и переносят свои страдания лица, особенно женщины, и очень высокопоставленные, — сказала она, принимая то грустное выражение, которое сопутствовало ее речам о высочайших особах. — Ежели бы вы, так же как и я, могли видеть целую жизнь некоторых женщин или скорее ангелов неба, страдающих, но не ропщущих от несчастия брака… — и слезы выступили на ее восторженные глаза. — Ах, мой милый граф, вы имеете дар увлекать меня, — сказала она слова, которые она говорила всем, кого хотела обласкать, и протянула ему руку. — Я бог знает что говорю, — сказала она, как бы смеясь над своею восторженностию и опоминаясь. Пьер обещался ей подумать, не разглашать своего разрыва и умолял сообщить всё то, что она знала о его друге. Родные Лизы Болконской получили известие, что он был ранен, лечился от своей раны в немецкой деревне и, совершенно выздоровев, ехал к отцу. Известие это обрадовало Pierra'а тем более теперь, когда он, воскреснув к новой жизни, не раз грустил о потере лучшего друга, с которым он так желал разделить новые мысли и взгляды на жизнь. «Это и не могло быть иначе», подумал он. «Такой человек, как André, не мог погибнуть. Ему еще столь многое предстояло».

Pierre хотел откланяться, но Анна Павловна не отпустила его и из уединенного уголка, в котором происходил их разговор, заставила вместе с ней присоединиться к гостям, собранным тремя кружками, из которых два очевидно были составлены кое из кого, а один, у чайного стола, составлял центр, в котором сгруппировано было всё высшее и значительнейшее: там были звезды, эполеты и посланники.

В первом кружке Pierre нашел более пожилых людей, между которыми один незнакомый ему мущина заставлял себя слушать больше других. Pierre был знаком со всеми и все его встретили так, как будто они его видели вчера, с незнакомым Анна Павловна познакомила Pierr'a, назвав иностранную фамилию и шепнув: «un homme de beaucoup d'esprit et d'un esprit très profond».2893 [человек большого и очень глубокого ума.] Речь шла о только что полученной в Петербурге просьбе Каменского, главнокомандующего, об отставке. « Каменский совершенно сошел с ума», говорилось тут. «Бенигсен и Буксгевден на ножах, ссорятся, армией управляет один бог. Чего же вам лучше, вот что он пишет к государю:2894 и он продиктовал письмо, ходившее по рукам в Петербурге «Стар я для армии, ничего не вижу, ездить верхом почти не могу, но не от лени, как другие; мест на ландкартах отыскивать совсем не могу, а земли не знаю. Дерзаю поднести на рассмотрение малейшую часть переписки, в шести бумагах состоящую, которую должен был иметь одним днем, чего долго выдержать не могу, Разговор о табакерке алмазной Гарденбергу с азартом. Пруссия изменила в 1805, Австрия теперь. — Наполеон есть явление, чтобы уничтожить власть, проистекающую не от бога, — говорит масон.
для чего дерзаю испрашивать себе перемены».2896 Говорят, он перед сражением отдал приказ о том, чтобы, не ожидая приказания, все бежали, кто куда попало; да, это факт. Продовольствия, говорят, нету, солдаты оборваны и изнурены. Поляки уже мечтают о возобновлении царства.

— И это главнокомандующий.2897 повторил сочинитель, — посмотрите, сколько причин.

— Но кого же было назначить, — перебила Анна Павловна, как бы защищаясь от нападок, которые на нее делали. — Где же у нас люди? — как будто отсутствие людей было тоже одно из поддразниваний, направленных против Марии Федоровны. — Кутузов, — сказала она, и улыбка ее навсегда уничтожила Кутузова, — он хорошо показал себя. Прозоровской… у нас нет людей, кто виноват в этом.

— Quos vult perdere — dementat,2898 Кого хочет погубить — лишит разума. — сказал l'homme à l'esprit profond,2899 [человек глубокого ума,] — y нас много причин, чтобы не иметь людей, — сказал он; — одни молоды чином, другие низки званием, третьи не успели получить милость государя, а там наружу вызваны лучшие силы революции.

— Так вы говорите, — подхватила Анна Павловна, — что силы революции должны восторжествовать над нами, защитниками старого порядка.2900 может быть

— Избави меня бог это думать, — отвечал мудрец. Vienne trouve les bases du traité de Bartenstein tellement hors d’atteinte, qu'on ne saurait y parvenir même par une continuité des succès les plus brillants et elle mêt en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. Донесение графа Разумов Разумовского redigé par Bil Bilibine от 24 мая. Répétez à chaque occasion que l'empereur entièrement persuadé que ce n'est que la force qui puisse ramener Bonaparte (изменение Билибина после В Венского м моста привилось) à la raison ne ralentira pas ses efforts dans la présente guerre, quand même la convocation du Congrès en question devrait avoir lieu [Вена находит основания договора в Бартенштейне до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов, и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Донесение гр. Разумовского, редактированное Билибиным, от 24 мая. Повторяйте при каждом случае, что император, убежденный, что только сила может образумить Бонапарта, не ослабит напряжения в настоящей войне, хотя бы и состоялся конгресс, о котором идет речь.] — Но очень может быть, что значение Буонапарта, еще темное для нас, будет ясное для потомства, он призван для того может быть, чтобы уничтожить те царства, которые неугодны были богу, и показать нам яснее, как тщетно величие мира сего. — И l'homme à l’esprit profond2902 [человек глубокого ума] стал говорить о предсказаниях Юнга Штиллинга, о значении апокалипсического числа четыре тысячи четыреста сорок четыре и о том, что в апокалипсисе именно предсказано явление Наполеона и что он есть антихрист.2903 Pierre, уже готовившийся сделать масонский знак сочинителю, раздумал, услыхав эти рассуждения. «Я спрошу в своей ложе благодетеля», подумал он.

— Я не по книгам дошла до этого, — возразила Анна Павловна, — но сначала поняла чувством, что он не человек, и я в вольнодумстве своем часто сомневалась в том, не противоречит ли христианскому учению обряд проклинания. Но теперь чувствую, что мои мольбы и проклятия от всей души сливаются с проклятиями, которые предписано теперь читать в церквах. Да, это антихрист, я верю этому и когда подумаю, что это страшное существо имело дерзость предлагать нашему императору вступить с ним в союз и переписываться, как любезный брат, об одном молю бога, что ежели не дано Александру, как Георгию, подавить главу этого змия, чтобы никогда, по крайней мере, не унизились мы до признания его равным себе, я знаю, по крайней мере, что я не перенесу этого. Pierre всё ищет, как между ними устроить братство. <Письмо князя Андрея. Гердер. Желчь отчаян отчаяния и раскаян раскаяния . У князя Андрея свое именье недалеко. Отец отделил женино. Он отстроился, но в 7-м году переехал.>

И с этими словами, кивнув Pierr'y, Анна Павловна перешла к другому кружку, преимущественно дипломатическому, в котором Pierre узнал Mortemart'а теперь уже в русском гвардейском мундире,2905 Mortemart уже 8-й месяц собирался проливать кровь. (Mortemart на днях сбирался ехать в русскую армию) Иполита, недавно прибывшего из Вены, и Бориса, того самого, который так понравился ему своим откровенным объяснением в Москве. Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны и свойствам своего приятного, умеренного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился при князе Волконском и теперь был посылаем в армию и только что возвратился оттуда курьером. Он имел несколько возмужавший, но и еще более приятный, спокойный вид. Он видимо вполне усвоил себе эту, понравившуюся ему, ненаписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала. И теперь он в гостиной Анны Павловны посреди чиновных и важных лиц, несмотря на свой малый чин и молодые года, держал себя необыкновенно просто и достойно. Pierre радостно поздоровался с ним и присоединился к общему разговору. Речь шла о последних известиях, полученных из Вены, и на венский кабинет, отказывавший нам в содействии, сыпались укоризны.

— Vienne trouve les bases du traité proposé tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir même par une continuité des succès les plus brillants et elle mêt en doute les moyens qui pourraient nous les procurer: c'est la phrase authentique du cabinet de Vienne,2906 [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов, и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета,] говорил первоприсутствующий в дипломатическом кружке шведский charge d'affaires.2907 поверенный в делах — C'est le doute qui est flatteur!2908 Лестно сомнение! — сказал он с тонкой улыбкой.

— Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'empereur d'Autriche,2909 Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора, — сказал Mortemart. — L'empereur n'a jamais pu penser une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit.2910 Император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.

— Eh, mon cher vicomte,2911 Ах, мой милый виконт, — нашла нужным вмешаться Annette. — L'Urope — (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) — L'Urope ne sera jamais notre alliée sincère. Le roi de Prusse ne l'est que pour le moment. Il tend une main à la Russie et de l'autre il écrit la fameuse lettre à Bonaparte, dans laquelle il lui demande s'il est content de la réception qu'il a reçu au palais de Potsdam. Non, ça me passe, c'est inouï…2912 Европа никогда не будет нашею искреннею союзницей. [Прусский король лишь временно наш союзник. Он протягивает России одну руку, а другой пишет свое знаменитое письмо Бонапарте, в котором спрашивает, был ли он доволен приемом, оказанным ему в Потсдамском дворце. Нет, разум отказывается в этом разобраться, это невероятно.]

«Всё то же, как и два года тому назад», подумал Pierre в то время, как ему захотелось высказать Анне Павловне свое мнение на этот счет, но то обстоятельство, что тон и смысл разговоров был всё тот же, удержало его. Он, внутренно смеясь, обратился к Борису, желая переулыбнуться с кем нибудь, но Борис как бы не понял его взгляда и не ответил ему улыбкой. Он внимательно, поучаясь, вслушивался в разговоры старших.

Как только произнесено было слово roi de Prusse,2913 прусский король, Иполит начал морщиться и волноваться, сбираясь что-то сказать и останавливаясь.

— Cependant c'est un allié,2914 [Однако, это союзник,] — сказал кто то.

— Le roi de Prusse? — спросил Иполит и засмеялся.

— Voilà le jeune homme qui a vu de ses propres yeux les restes de l'armée prussienne, peut vous dire que ce n'est moins que rien,2915 [Вот молодой человек, который видел собственными глазами остатки прусской армии, он может вам сказать, что от нее ничего не осталось,] — сказала Анна Павловна, указывая на Бориса. Борис, на которого обратились глаза, спокойно подтвердил слова Анны Павловны и даже на минуту завладел общим вниманием, рассказав то, что он видел в крепости Глогау, куда он был посылан.

Разговор замялся на мгновение. Анна Павловна уже начала что-то говорить, когда Иполит перебил ее и извинился. Она уступила ему слово, он опять извинился и, смеясь, замолчал.

— C'est l'épée de Frédéric le Grand,2916 Это шпага Великого Фридриха, — начала было Анна Павловна, но Иполит опять перебил ее словами: «le roi de Prusse» и опять извинился. Анна Павловна решительно обратилась к нему, прося его высказать. Иполит засмеялся. — Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement…2917 Нет, ничего, я хотел только сказать… Он засмеялся, повторяя шутку, которую он слышал в Вене и которую он целый вечер сбирался поместить, — je voulais dire que nous avons tort de faire la guerre pour le roi de Prusse.2918 Я хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse. Примечание Толстого: «Pour le roi de Prusse» по французски значит из-за пустяков.

Pierre сморщился: глупое лицо Иполита так болезненно напоминало ему Hélène. Кое кто засмеялся. Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как будет принята она.

— Il est très mauvais votre jeu de mot. Très spirituel, mais injuste, — грозя желтым пальчиком, сказала Анна Павловна. — Nous ne faisons pas la guerre pour le roi de Prusse, mais pour les bons principes. Pierre нахмурился и, ковыряя в носу, задумался, совершенно забыв, где он и что вокруг него. «Нет, невозможно общее братство всех людей, как присоединить их всех к одной мысли. Ежели есть один, то это этот Друбецкой, но и тот… взгляд этот сомнителен…» кончил в мыслях Pierre длинное свое рассуждение, во время которого он не видел и не слышал ничего, происходившего вокруг себя. Когда он очнулся, la nature poétique говорил
Ah, le méchant, ce prince Hippolyte,2920 Ваша игра слов не хороша, очень остроумна, но несправедлива; [мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), a за добрые начала.] О, какой злой этот князь Иполит, — сказала она и отошла к главнейшему кружку, уводя за собой Pierr'а, которого она не отпускала от себя. Pierre давно не был в свете и ему интересно было узнать то, что делалось теперь. Ежели он узнал много интересного из разговоров этих двух кружков, то, подходя к третьему, центральному, и замечая то оживление, с которым шел в нем разговор, он надеялся тут услышать всё самое важное и интересное.

— On dit que Gardenberg recevra une tabatière ornée de diamants, le comte N. le grand cordon Sainte Anne,2921 [Говорят, что Гарденберг получит табакерку, украшенную брильянтами, граф Н. анненскую ленту 1-й степени,] — говорил один.

— Je vous demande pardon: une tabatière avec le portrait de l'empereur est une récompense, mais point un distinction et c'est pourquoi,2922 Извините, табакерка с портретом императора есть награда, а не отличие, — говорил другой.

— L'empereur envisage la chose autrement,2923 [Император иначе на это смотрит,] — строго перебил другой. — Et puis il y a eu des antécédents, je vous citerai Schwarzenberg à Vienne.2924 [Были примеры и в прошлом, назову вам графа Шварценберга в Вене.]

— C'est impossible,2925 Это невозможно, — возразил ему другой.

— C'est positif,2926 [Это — факт,] — грустно вмешалась Анна Павловна, присаживаясь. На Pierr'a нашло в это время одно из тех заблуждений чувств, что кажется, что2927 все говорящие перед вами — только тени картины, а не живые люди. спишь, что всё совершающееся есть сновидение, что стоит открыть глаза и их не будет, и что можно попробовать, сон ли это или действительность, тем, чтобы сделать что нибудь необыкновенное: ударить кого-нибудь или закричать диким голосом. Он попробовал закричать, и крик, начавшийся громко, заставил его очнуться. Он переделал крик в кашель и, не обратив на себя особенного внимания, встал и еще раз оглянул оглянулся 2928 оживленное собрание. «Они ли все уроды, или я урод, но мы чужие», подумал он. Он взглянул на Бориса, отыскивая хоть одно сочувственное лицо. на Бориса, желая передать кому нибудь свое весело насмешливое состояние.2929 но не найдя сочувствия в нем, откланялся и вышел. Молодой Трубецкой достойно и почтительно сидел немного позади посланника и чуть заметно осторожно улыбался его шуткам.2930 «Нет, он не наш», решил себе Pierre. «Надо Pierre вспомнил живо свой спор в этой гостиной два года тому назад.2931 и ему грустно стало за то прошедшее время Он сам себе понравился в прошедшем. Он вспомнил тоже тут бывшего Андрея, их дружбу, их вечер за ужином.

«Слава богу, что он жив. Поеду домой и напишу ему».2932 всё напишу ему и он будет нашим, он будет лучшим из наших. И, незамеченный, он тихо вышел из комнаты. И в карете всё время тихо улыбался своей радостной и полной интересов жизни.2933 Примерив себя к старым условиям жизни, Pierre возвращался домой довольный и спокойный. Он чувствовал себя неизмеримо выросшим со времени своей женитьбы.

Pierre в 1807 году собрался наконец в свое путешествие по деревням с целью весьма ясно определенной: облагодетельствовать своих двадцать тысяч душ крестьян. Цель эта подразделялась на три отдела: 1) освобождение, 2) улучшение физического благосостояния (богадельни, больницы) и 3) нравственного благосостояния: школы, улучшение духовенства. Но как только он приехал в деревню, увидал дело на месте, переговорил с управляющим, он увидал, что это дело невозможно. И невозможно преимущественно от недостатка средств.2934 В 1809 году в тот самый приезд князя Андрея в Петербург, о котором писала княжна Марья, Pierre жил, безвыездно в Петербурге, занимая довольно видное место в Комиссии составления законов. После принятия его в масонскую ложу для Pierr'a началась новая жизнь —деятельности и довольства собою. Вскоре после своего разрыва с женою и принятия в масонскую ложу Pierre, желая исполнить свои давнишние намерения относительно своих крестьян, поддержанный теперь своими братьями масонами, он поехал по своим имениям.

Несмотря на богатство графа Безухова, все имения были заложены, и потому невозможно было отпустить на волю всех крестьян, как он это намерен был сделать. Заплатить же долг было невозможно, так как его шестьсот тысяч ассигнациями валового дохода не только все расходились, но каждый год он чувствовал необходимость еще занимать. Он2935 никогда не чувствовал себя столь бедным и стесненным как теперь с тех пор, как он получил это наследство восемьдесят тысяч. Тысячи раз он перебирал весь свой бюджет и ничего не мог придумать для изменения его. чувствовал себя теперь гораздо менее богатым, чем когда он получал свои десять тысяч от покойного графа.

В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет:

В совет платилось 80 тысяч по всем имениям. Жалования управляющим по всем имениям 32 тысячи. Князю Василью было дано 200 тысяч. Мелких долгов бездна. Содержание московского дома и княжен 30 тысяч.

Подмосковной — 17 тысяч.

Пенсий — 16 тысяч.

На богоугодные заведения и просьбы — 10 тысяч.

Графине за границу — 160 тысяч.

Проценты за до долги — 73 тысячи.

На постройку начатой церкви — 115.

Другая половина, громадная половина 300 тысяч, расходилась он сам не знал как. В 1808 свадьба Берга и А Андрей едет к Кутузову в Турцию. В 1809. Указ о камер-юнкерах и экзаменах и указ Государственного совета. Мысли на Красном крыльце. Nicolas степная жизнь 1809. В Москве к князь Б Болконский и к княжна М Марья В Петербурге Лористон Сперанский. Старый Ростов ищет места, сватьба. В Москве приезд государя. Pierre с женой. Борис. Долохов. Ан Анатоль В 1811. В деревне Анатоль.

Как в московском доме, так и во всех имениях он нашел людей старых, с больши большими семейств семействами , по двадцати лет живши живших на счет его отца и ставящих в заслугу продолжительность срока жизни. Невозможно было изменить этого положения. Хотел ли он уменьшить конюшни в Москве, он видел старого, заслуженного кучера (важного) еще в2937 Очакове Измаиле Туретчине бывшего с покойным графом.

— Мне много лошадей, к чему мне? — говорил Pierre, полагая, что кучер войдет в его планы простоты. Но кучер почтительно говорил: «как прикажете» и «мне итти?» И на лице его выражалось огорчение и ядовитый упрек2938 выблядку недорослю незаконному, не умевшему соблюдать свое достоинство, ценить людей и поддерживать честь дома графа Безухова. То же было с садовником, с княжн княжнами , с дворецким. Pierre морщился, кусал ногти и говорил:

—Ну, хорошо, я подумаю. Всё: и конюшня, и сад, и оранжереи, и княжны — оставалось по старому, и всё независимо от воли графа жило своей старой жизнью, стоя Pierr'y половину его доходов. Прежде еще боялись, как бы он не переменил чего, но потом узнали его и старались только выказать огорчение и готовность к несчастию, в которое он безвинно ввергал их, и знали, что он всё оставит по старому.2939 К Князь А Андрей в Петербурге, разговор с Риеrr'ом, философия. Я смирился ( неправ неправда ); гражданская служба. (Свадьба.) Анна Павловна пилит его. Он смеется. Pierre в Москву с женою. Приезд государя. Борис. Долохов. Анатоль (Дон Жуаны). К Князь А Андрей в Крыму, философия. Намеренье жениться. Между тем Анатоль в деревне (охота, соблазняет). Война. Князь Андрей ничего не зна знает . Он не знал мужиков и не думал, что нужно их знать, как теперь. Зачеркнуто: Теперь, когда он с своими филантропическими мыслями поехал по имениям, все эти заслуженные люди выказали огорчение, что он, изменяя порядки, хочет опять лишать их законного. Главный управляющий, весьма глупый, но очень хитрый и деловой человек, очень, казалось, вник в его планы, но, вникнув, всякий раз, как бы сочувствуя, показывал, что всё, что хотел делать Pierre, было невозможно. Преимущественно невозможно было отпустить на волю, пока имения в залоге. И по этому случаю Pierre решился быть экономнее. Но это трудно было ему. Он всё боялся обидеть и обмануть ожидания и купца, присылающего товары, и извощика, и клубного казначея, и занимающих деньги. А возможно возможное — это были больницы и школы, которые он начал строить и которые остались пустыми и на которых нажились все. Однако, учредив это и уехав от вс всех , он был счастлив и по намерению заехал к князю Андрею в деревню.

2940 В 1807 году Проездом из Петербурга Pierre с своим готовым Приехав в главные свои орловские имения, с готовым и одобренным в ложе и благодетелем (так называли великого мастера ложи) проектом освобождения крестьян и улучшения их физического и нравственного мира, Pierre вызвал к себе, кроме главного управляющего, всех управляющих имениями и прочел им свой проект и развил в длинной и умной речи свои мысли.2941 На полях во второй редакции. История Р Риеrr'а с плутом главноуправляющим, к которого Р Pierre боится. Он говорил им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работами, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы и т. д. Некоторые из управляющих (тут были и мужики бурмистры) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их замолотом и утайкой хлеба, другие после первого страха находили забавным шепелявение Pierr'a и новые неслыханные ими слова, третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин, четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи, что с барином обойтись можно. После общей речи, Pierre с главноуправляющим каждый день занимался. Но к удивлению своему он чувствовал, что занятия его ни на шаг вперед не подвигают дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны управляющий, выставляя дела в самом дурном свете, показывал Pierr'y необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Pierre не соглашался. С другой стороны Pierre требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунскому совету и потому невозможность быстрого исполнения. Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно, он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья; но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов снятий запрещений, истребования разрешений и т. п., что Pierre терялся и только говорил ему: «да, да, так и сделайте». Прошло две недели и дело освобождения ни на шаг не подвинулось вперед. Pierre бился, хлопотал, но смутно чувствовал, что он не имеет той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело и вертеть колеса. Он стал сердиться, угрожать управляющему и требовать. Управляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодными для себя, для него, для крестьян, — сделал уступку. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов и научил крестьян притти к барину с благодарностью за его милости. Pierre разговаривал раза два с крестьянами и, расспрашивая их о их нуждах, убедился еще больше в необходимости для них затеваемых им преобразований. Он нашел в их речах подтверждение всех своих планов, точно так же, как управляющий в их речах находил охуждение и доказательство бесполезности всех планов графа. Но Pierre не знал, что в неопределенности речи народа можно найти подтверждение всему, как в словах оракула, и был очень счастлив, когда ему говорили мужики, как они век за него будут бога молить за его больницы и школы. Pierre объехал все орловские деревни [и] видел своими глазами поднимающиеся кирпичные стены новых зданий больниц и школ.

«Вот она куда проникла и закипела жизнь, вдохнутая мне нашим священным братством», думал он радостно, глядя на копошащихся каменщиков и плотников около новых строений. Видел Pierre отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных на бумаге. (В сущности работы прибавились, так как в барщинах везде прибавилась постройка своими больниц и школ.) Управляющий сказал Pierr'y, что народ благословляет его и теперь, что оброчные, которым был убавлен оброк, строят придел во имя его ангела. Управляющий увещевал графа оставить свои планы освобождения, так как и теперь уже крестьяне вдвое облагодетельствованы против прежнего, и на решительное требование Pierr'a продавать леса и крымское именье с тем, чтобы приступить к выкупу, обещал ему употребить все силы для исполнения воли графа.

После трехдневного пребывания в деревнях, о котором он послал отчет в ложу, Pierre, счастливый и довольный, уехал назад в Петербург, но, не доезжая Москвы, сделал в сто пятьдесят верст крюк, чтобы заехать к князю Андрею, которого он не видал до сих пор.

Pierre, узнав, что князь Андрей живет в Богучарове, вновь отведенном ему отцом в сорока верстах от Лысых Гор, поехал прямо к нему. Это было весной 1807 года.

Усадьба, дом, сад, двор, надворные строения — всё было такое же новенькое, как и первая трава, и первые березовые листья весны. Дом еще не был оштукатурен, плотники (крепостные) работали ограду, мужики, грязные оборванные, в одноколках привезли лесок, босоногие бабы рассыпали его под руководством садовника (немца), представляя резкой контраст своей грязи с чистотою и изяществом двора, фасада дома и цветников. Мужики, поспешно сдергивая шапки, посторонились перед въезжавшим дормезом Pierr'a. Навстречу ему вышла не дворня в казакинах средних бар, не в пудре и чулках, как у него было по старине, а лакей во фраке на новый английский манер.

— Князь дома?

— Кушают кофе на террасе. Как прикажете доложить?2942 спросил лакей с новыми великосветскими привычками. — почтительно сказал лакей. В Pierr'e было что то, несмотря на его2943 робость и неловкость или скорее вследствие этого, что то очень внушающее уважение.

Pierr'a поразила противоположность изящества всего окружающего ( к которое надо было обдумать) с представлением о убитости и горе своего друга. Он поспешно вошел в чистый, с иголочки новый, пахнущий еще сосной, неоштукатуренный, но до малейших подробностей изящно и необыкновенно отделанный дом, и, пройдя кабинет, подходил к двери террасы, на которой за окном виднелись белая скатерть, прибор и спина в бархатной шубке.

День был один из тех ранних, жарких апрельских дней, когда всё так быстро растет, что боишься, слишком рано пройдет эта радость весны.

Резкий, неприятный голос послышался с террасы:

— Кто там? Захар! Проси в угольную. Захар остановился, но Pierre обогнал его и, отдуваясь, быстрыми шагами вошел на террасу и ухватил за руку снизу Андрея так скоро, что на лице князя Андрея еще не успело пройти выражение досады, a Pierre уже, подняв очки, целовал его и близко смотрел на него.2944 — Здравствуй

— Это ты, голубчик,2945 милый — сказал князь Андрей. И при этих словах Pierr'a поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах [и] лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый,2946 которым видно не мог управлять князь Андрей которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Pierre, расспрашивая и рассказывая, не переставал наблюдать и удивляться происшедшей перемене. Не то, что он похудел, побледнел, возмужал, но взгляд этот и морщинк морщинка на лбу выражали сосредоточение на чем то одном и долго поражали, пока он не привык, отчуждая, поражали Pierr'a.

При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог установиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор2947 остановился, как это всегда бывает, на одном из самых мало интересных для обоих предмете. О масонстве. стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о2948 том как что прошедшей кампании, о ране, о болезни, о планах2949 князя Андрея на будущее (о смерти жены А Андрея Pierre не говорил), на вопросах князя Андрея о женитьбе, разрыве, дуэли и масонстве. (Они не писали друг другу, не умели. Как князю Андрею наполнить четыре пол листика. Один только раз Pierre писал рекомендательное письмо Долохову.)

Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Pierre во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в суждениях князя Андрея, к которым часто примешивалась2950 едкая грустная насмешка над всем, что2951 есть жизнь прежде составляло его жизнь — желания, надежды счастья и славы.2952 Pierre перед ним стыдился иногда своего счастия и восторженности, в которых он находился после своих добродетельных поступков. И Pierre начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро неприличны. Ему совестно было высказывать все свои новые масонские мысли и поступки, и он сдерживал себя.

— Служить я больше не буду никогда, — сказал князь Андрей. — Я ли не гожусь для нашей службы или служба не годится для меня — я не знаю, но мы не пара. Я даже думаю, что не гожусь я. — Он улыбнулся. — Да, мой дружок, много, много мы изменились с тех пор, гордости ты во мне [не] найдешь теперь. Я смирился. Не перед людьми, потому что2953 кроме разбойников и дураков, зa малыми исключениями, я не встречал они большей частью хуже меня, но перед жизнью смирился. Сажать деревья, воспитывать ребенка, для забавы упражняться в умственной игре, коли это забавляет кое как меня (вот видишь, читая Монтескье, делаю выписки. Зачем? Так, время убиваю). Вот они, — он указал на мужиков с песком, — тоже делают и хорошо.

— Нет, вы не изменились, — сказал Pierre подумав. — Ежели у вас нет гордости честолюбия, у вас та же гордость ума. Она то и есть гордость, и порок и добродетель.

— Какая же гордость, мой друг, чувствовать себя виноватым и бесполезным, а это я чувствую и не только не ропщу, но доволен.

— Отчего виноватым? — Они были уже в кабинете в это время. Андрей указал на чудесный портрет маленькой княгини, которая, как живая, смотрела на него.2954 Он был размягчен близостью свежей молодости и любви Pierr’a.

— Вот отчего, — сказал он, размягченный присутствием милого ему человека; губа его задрожала, он отвернулся.2955 Это был ангел. Мы не зна знали Pierre понял, что Андрей раскаивался в том, что он мало любил свою жену, и понял, как в душе князя Андрея это чувство могло дорасти до страшной силы, но он2956 одного не понял и не понимал, как можно было любить женщину.2957 Он никогда не любил. Он замолчал.

— Ну вот что, моя душа, — сказал князь Андрей, чтоб переменить разговор. — Я здесь на биваках. Я приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к старику и к моей моему мальчишке. Он там у сестры. Я тебя познакомлю с2959 отцом ними. Мы поедем после обеда.2960 О браке Pierr’a Андрей сказал, что всё случилось

За обедом зашел разговор о женитьбе Pierr'a.2961 и всей истории разрыва. Андрей спросил его, как это случилось. Pierre покраснел багрово, опять так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо заговорил:

— После, после, я вам расскажу когда нибудь. — Он задыхался, говоря это. Андрей вздохнул и сказал, что то, что случилось, должно было ждать, что счастливо, что так кончилось и что Pierre удержал еще какую нибудь веру в людей.2962 — Твой beau père [тесть] — это старый лакей. Заметь, как ничтожество успевает, — прибавил он. — Не оттого, что ничтожество нужно, а от того, что все ничтожны и всё ничтожно. О дуэли и раскаянии за дуэль, он говорил, что не стоит того.

— Да, мне очень, очень жаль тебя.

— Да всё это кончено, — сказал Pierre, — и какое счастье, что я не убил этого человека. Этого бы я век не простил себе.

Князь Андрей улыбнулся.

— Э, на войне бьют таких же людей,2963 Только б не было раскаяния — сказал он. — И все находят это очень справедливым. А убить злую собаку даже очень хорошо. Eh, mon cher, то, что справедливо и несправедливо — не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым. Надо только жить так, чтоб не было раскаяния. Правду J Joseph M Maistre сказал: «Il n'est dans la vie que deux maux bien réels: c'est le remords et la maladie. Et il n'est de bien que l'absence de ces maux».2964 В жизни только два действительные несчастия: угрызение совести и болезнь. И счастие есть только отсутствие этих двух зол.] Зачеркнуто: Pierre чувствовал, как ослабились его крылья, когда он слушал Андрея. На его распоряжения по имениям Андрей говорил: — Народ — животное и едва ли не одно счастье животное, зачем разрушать его. Умереть лучше, чем мучиться с помощью медицины десять лет. Знание к чему? Труд им необходим, как нам праздность. Я думал о них, говорил с ними, они лошади. — Андрей высказывал всё свое горькое и злое с особенным увлечением, как человек, долго не говоривший. Но ему становилось легче, чем больше он говорил. Ему часто хотелось, чтоб Pierre дал ему аргумент неопровержимый. Когда они прекрасным весенним вечером сели в коляску, впереди уже в к княжьем х хуторе была подстава [1 неразобр.]. Он сам уже стал расспрашивать Pierr’a о его судьбе и объяснении того, что он сказал, что масонство переродило его. Pierre стал излагать с жаром значение масонства. — Да, это иллюминаты и они уничтожены, — сказал князь Андрей. — Всё равно я понимаю так. — Да, хорошо бы было, коли бы так мог оживить меня человек, когда он сам не знает, что он, зачем он. — Как не знает, — с жаром заговорил Pierre, — разве я не чувствую в своей душе, что я часть этого целого, что я ступень (Гердер). На пароме всё говорил Pierre, удивляя перевозчиков, и он удивился и себе не поверил. Андрей, облокотившись на коляску, смотрел вдоль разлива и в глазах его светилась жизнь. — Да, ежели бы это было так, — сказал он. Но видно было, что он знает, это б было так. У старого князя разговор зашел о политике. Князь Андрей еще раз рассказал Жить для себя, избегая только для себя этих двух зол, вот вся моя мудрость теперь. Князь Андрей говорит, что ты иной, раздвинул ожерелье. — Да, я пробовал молиться

— Нет, я жил только для себя, — начал Pierre, — и этим я только погубил свою жизнь. Нет, я с вами не могу согласиться. Нет, только теперь я начинаю понимать всё значение христианского учения любви и самопожертвования. — Андрей молча глядел своими потухшими глазами на Pierr'a и кротко, насмешливо улыбался.

— Поедем скорее к сестре, к княжне Марье, с ней вы сойдетесь. Вот, душа моя, какая разница между нами.

[Далее со слов: Ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь… кончая: Он ничего не отвечал ему. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 2, гл. XI.]

— Так вот кого и чего жалко: человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их задниц и лбов, которых сколько ни секи, сколько ни брей всё останутся такими же задницами и лбами.

— Vrai, vrai!2966 [Правильно, правильно!] — закричал Pierre, которому понравилось это новое воззрение на занимавшее его дело.

Вечером князь Андрей и Pierre сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей,2967 казался более оживленным. Pierre напротив мрачно молчал. Его мучило безнадежное душевное состояние его друга. поглядывая на Pierr'a,2968 и изредка говорил ему прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в очень хорошем расположении духа.

— Как я тебе рад! как рад! — говорил он.

Pierre мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погружен в свои мысли.

— А ты любишь детей? — спросил он потом после молчания. — Смотри же, скажи мне правду, как он тебе понравится? — Pierre коротко обещался. — А как ты страшно переменился, — сказал князь Андрей. — И к лучшему, к лучшему.2969 — Всё то, про что я спорю с тобой, всё это я люблю в тебе. — Они опять молчали. — А вы знаете, отчего я переменился, — сказал Pierre, — лучше я не найду времени говорить с вами. — Вдруг он повернулся к нему всем телом в коляске. — Дайте руку, — и Pierre сделал ему масонский знак, на который Андрей не ответил ему рукою. — Неужели ты масон? — сказал он: — Si vous croyez au dessus de cela [Если вы верите в нечто выше этого]. — Не говорите этого, не говорите этого, я сам то же думал. Я знаю, что такое масонство в глазах ваших.

Pierre всё не говорил. Он думал о том, что надо ему открыть Андрею учение масонства; но как только он придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё его учение, и он боялся начать, выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.

— Нет, отчего же вы думаете, — вдруг начал Pierre,2970 входя в состояние речистого экстаза, в котором он забывал всё и как всегда при этом опуская голову и принимая вид бодающегося быка, — отчего вы так думаете? Вы не должны так думать. Pierre боится, что Андрей не верит. Андрей высказывает свое сомнение в атеизме по случаю смерти жены. Они говорили и про литературу, и про гражданское устройство, и про религию. Про первые два князь Андрей сказал: — Русская карьера? Всё гадость, — про второе: — только гражданское интересно. Я бы поехал в Петербург].

— Да ты про что?

— Про жизнь, про назначение человека, про царство зла и беспорядка. Это не может быть. Я так же думал и меня спасло, вы знаете что? Масоны. Нет, вы не улыбайтесь, масонство это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. — И он начал излагать Андрею масонство, как он понимал его, в чем едва ли согласились бы с ним его братья каменщики. Он говорил, что масонство есть учение мудрости, учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков, учение, признающее в человеке первенствующими его способность2972 любить ближнего, развивать совершенствования себя, помощь ближнему, искоренение всякого зла и распространение этого учения равенства, любви и знания.

— Да, это было бы хорошо, но это иллюминатство, которое преследуется правительствами, которое известно и потому бессильно.

— Я не знаю, что иллюминатство, что масонство,2973 восторженно — заговорил Pierre, входя в состояние речистого восторга, в котором он забывался, — и знать не хочу. Я знаю, что это мои убеждения и в этих убеждениях я нахожу сочувствие единомышленников, которым нет числа2974 И что в этом обществе только я вижу жизнь и смысл, а остальное есть сон. в настоящем, нет числа в прошедшем и которым принадлежит будущее.

[Далее со слов: Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни… кончая: … робкое перед первенствующим другом лицо Pierr'a. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 2, гл. XII.]

— Да, коли бы это так было, — сказал он.2975 Коли бы была правда, что есть такое зерно людей, одинаково думающих, одинаково работающих для блага общего, я бы был вашим усерднейшим работником. — Однако пойдем садиться. И выходя с парома, князь Андрей взглянул на высокое, чистое небо и в первый раз после Аустерлица увидал то высокое, вечное небо, которое он видел, лежа на Аустерлицком поле, исходя кровью и умирая. Увидав это небо, он вспомнил и весь тогдашний склад мыслей и удивился, как мог он потом, войдя в старую колею мелких забот жизни, забыть всё это. Pierre не убедил его. Все разумные доводы Pierr'a поражали его только своей холодностью, но любовное оживление Pierr'a, державшегося за свои убеждения, как за спасительную доску, его видимое желание передать свое испытываемое им счастье от этих убеждений своему другу, и более всего эта застенчивость Pierr'a, в первый раз принявшего тон поучения с человеком, с которым он прежде всегда и во всем соглашался, — всё это в соединении с чудным апрельским вечером и тишиною воды сделали то, что князь Андрей почувствовал опять высокое вечное небо и себя размягченным и с теми силами молодой жизни, бившимися в нем, которые2976 он не ощущал уже давно он считал уже прожитыми.

— Отчего же? — сказал князь Андрей, на настоятельное требование ввести его в масонскую ложу, — отчего же? ça me coute si peu et ça vous fera tant de plaisir.2977 [мне это не трудно, а вам это доставит большое удовольствие.]

* № 87 (рук. № 85. T. II, ч. 2, гл. VI-VII).

Пьер, счастливый этим известием,2978 несмотря на уговариванье Анны Павловны, откланялся и уехал. хотел откланяться, когда лакей вошел докладывать о приезде гостя и Анна Павловна пригласила Пьера провести у ней весь вечер. В этот вечер Анна Павловна угащивала собравшееся у нее общество не эмигрантом Мортемаром, [а] одним известным московским сочинителем и масоном, который на днях имел честь не в качестве масона, но в качестве сочинителя и благотворителя представляться ее величеству вдовствующей императрице. Пьер остался, чтобы увидать этого знаменитого нового своего собрата. Общество Анны Павловны мало изменилось с тех пор, когда в первый раз был у нее Пьер; не было в нем только князя Андрея с женою и князя Василия с дочерью, но тот же старый генерал, та же тетушка, тот же Иполит и французский эмигрант. Мортемар был теперь в русском гвардейском мундире вместо своего дореволюционного кафтана. Московский сочинитель, которым нынче угащивалась публика, был человек с строгими и спокойными чертами. Он говорил мало и неохотно, но всё, что он говорил, невольно запоминалось и вызывало на целый ряд размышлений. В числе посетителей был еще молодой гвардейский офицер, только что приехавший из армии. На вечере Анны Павловны этот молодой человек был как бы антре для большого и существенного блюда, которое составлял московский мудрец. Молодого человека расспрашивали о последних новостях и новости эти предлагали обсуживать сочинителю. Пьер,2979 проученный годами и опытом, уже не вступал твердый теперь знанием того, что у него есть круг своих единомышленников, с которыми он может вполне высказывать свои мысли, не вступал сам в жаркие споры. Он молча вглядывался и вслушивался в своего тайного собрата, который, казалось, не разделял взглядов Анны Павловны на Буонапарте, он не видел в этом одну заданную себе мысль народов и полководцев насолить Марье Федоровне; в его голове видимо ясно определены были и причины успехов Буонапарте и значение этого необычайного явления, и Pierre в душе своей соглашался с ним.

— Нет, что прелестно, — говорила Анна Павловна, — это то, что прусский король пишет ему, что он желает, чтобы г господин Буонапарт нашел для себя приятным пребывание в Потсдамском дворце. Только подумать, что это был дворец великого Фридриха! Что вы мне ни говорите, я не могу объяснить этого естественными причинами. Я вижу упадок и заблуждение самых ясных и великих умов.

— Сударыня, — сказал2980 виконт, поправляя свою новую шпагу сочинитель, — кого [бог] хочет погубить, прежде лишит рассудка, сказал Соломон.

— Я бы желал знать, — сказал Иполит, — увез ли он мозаиковую вазу, которая стоит с правой стороны от двери в Потсдамском дворце, славная ваза. — Сочинитель внимательно смотрел на Иполита в то время, как он описывал понравившуюся ему вазу, и, не дождавшись конца его речи, обратился к Анет.

— Правда, что от Каменского получено письмо, которым он отказывается? — спросил он. Старый генерал вступил в разговор и объяснил что2981 Поперек текста: Встреча с Борисом. Он курьером прислан. На полях: Каменской сошел с ума: сам записывает в исходящий журнал. Pierre в азарте ругает всех. 1) Слухи о Пруссии и Каменском. 2) о дипломатических переговорах (вдруг все спор о табакерке) и о антихристе. Каменский совершенно сошел с ума, что Бенигсен и Буксгевден на ножах, ссорятся и что армией управляет один бог.

* № 88 (рук. № 85. T. II, ч. 2, гл. VIII, IX, XV—XXI).

В 1807 году жизнь в Лысых Горах2982 много мало изменилась.2983 Молодой князь безвыездно жил при отце. Только на половине покойной княгини была детская и вместо нее жил там маленький князек, жил там с госпожей Бурьен и нянькой англичанкой. Письмо к князя Андрея. Гердер. Желчь, отчаян отчаяние и раскаяние. У к князя Андрея свое имение недалеко. Отец отделил женино. Он отстроился, но в [180]7-м году переехал.
Княжна кончила свои математические уроки и ходила только здороваться по утрам в кабинет отца,2985 и встречалась с ним только за обедом. когда он бывал дома. Старый князь был назначен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, определенных тогда по всей России. Старый князь настолько оправился после возвращения сына, что не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем. M-lle Bourienne должна принять подданство. К Княжна М Марья защищает ее. Он был всё такой же, но только чаще в последнее время по утрам натощак и перед обедом находили на него минуты бешенства,2987 Зач: от которых он, несмотря на всю свою власть над собою, не всегда мог удерживаться. Чаще он, скрежеща зубами, в эти минуты убегал к себе в кабинет, но ежели он раз уже позволял себе возвысить голос, то, всё более и более разгораясь, он доходил до всевозможных ужасов, от которых едва сын мог спасать его. Однажды он за перевранное приказание, по данной тогда власти главнокомандующим, велел бы расстрелять ротного ополченного офицера, ежели бы сын не спас его. — Натура сильна, — говорил он сыну, — я шестьдесят лет бьюсь, чтобы переломить ее, и переломлю. в которые был ужасен для подчиненных и невыносимо тяжел для домашних.

Страдает от крепостного права. На церковном кладбище возвышался над могилой княгини новый памятник — часовня с мраморной статуей плачущего ангела. Старик князь однажды зашел в эту часовню и, сердито засморкавшись, вышел оттуда. Князь Андрей тоже не любил смотреть на этот памятник, ему казалось, вероятно, так же как и отцу, что лицо плачущего ангела было похоже на лицо княгини и лицо это говорило тоже: «Ах! что вы со мною сделали! Я всё отдала вам, что могла, а вы что же со мною сделали?». Только2989 Далее в рукописи перерыв. Текст со слов: княжна Марья… кончая:… своими слезами вставлен по рукописи № 86. княжна Марья охотно и часто ходила в часовню и, торопясь передавать свои чувства ребенку, водила с собою маленького племянника и пугала его своими слезами.

2990 при отце свое свидание с Бонапартом <как много увлекаешься>. Pierre поддерживал Бонапарта, старик спорил, но не сердился, ему нравился Pierre, он смеялся. Заговорили о масонстве, старик признал, что был иллюминатом. — Молодец — поджигает меня. Другие умные речи говорят, а и слушать не хочется и говорить еще меньше, а с ним всё вспомнил и с отцом твоим походы. Гм х. х. х., что к князь Василий [?] хорош[?] Pierre добродушно засмеялся. Княжна Марья светила глазами, глядя на Pierr'a. Ввечеру с ней завязал разговор о религии, о странниках и монахах. Pierre говорил банальности, что монахи не приносят пользы, что странники и попы не знают евангелия, и сердил княжну Марью. Они ссорились, улыбаясь. Они сами не знали, что они верят одному и тому же. Pierre уехал оживленный к своим добрым делам. Для князя Андрея это был первый толчок жизни. Князь Андрей не соглашается с ним — спорит, но возвратившись домой, начинает действовать. Старик отец шутит над ним: экономку возьми. У Ростовых в деревне веселый отпуск — Борис. Отказ Наташи. Сватовство Берга. Старик посылает к Ростовым, они едут с Риеrr'ом. Старик несчастен от крепостного [права]. Pierre уехал, Андрей стал делать в именьи то же. На полях:<Pierre рассказывал о проекте вечного ми мира . Марья Гера Герасимовна обиделась. Разговор о Бонапарте. Старик просто ругает (он не может понять нового взгляда), Pierre защищает, хотя и делает упреки за измену революции. Андрей говорит, что он — человек, только умеющий презирать людей и избежавший ошибок от нового устройства, которое дала революция. У нас пучина зла и мерзости. Воспоминания о провианте, интригах, а величие ложь. Аркольской мост — грязь.> Старик требует его адъютант адъютантом . Вечером на прощанье Андрей изливает свою душу. Старый князь только что приехал из губернского города по делам службы и, как это обыкновенно с ним бывало, деятельность оживила его. Он приехал весел и был особенно рад приезду сына с гостем, которого он не знал еще лично, но знал по отцу, с которым он бывал дружен.

Князь Андрей ввел Pierr'a в кабинет к отцу и тотчас же пошел на половину княжны Марьи и к сыну. Когда он вернулся, старик с Pierr'ом спорили и по оживленным старым глазам отца и его крику он, Андрей, заметил с удовольствием, что Pierre пришелся по сердцу старику. Они спорили, как и надо было ожидать, о Бонапарте, о котором всякого нового приезжего как будто экзаменовал князь Николай Андреевич. Старик всё не мог переварить славы Буонапартия и доказывал, что он2991 дурак и мальчишка плохой тактик. Pierre, хотя и много изменивший свой взгляд на своего прежнего героя, всё еще считал его гениальным человеком, хотя и обвинял его за измену идеям революции. Этого взгляда старый князь вовсе не понимал. Он судил Буонапартия только как полководца.

— Что ж по твоему он умно стал теперь задом к морю? — говорил старик, — кабы не Кусеваны (так он называл Буксевдена), ему бы жутко стало.

— В этом то и сила его, — возражал Pierre, — что он презирает предания военные, а во всем действует по своему.

— Да, по своему и под Австерлицем стал между двух огней…

Но в это время вошел князь Андрей и старый князь замолк. Он никогда при сыне не говорил об Аустерлице.

— Всё о Бонапарте, — сказал князь Андрей с улыбкой.

— Да, — отвечал Pierre, — помните, как мы три года тому назад смотрели на него.

— А теперь, — сказал князь Андрей, — теперь для меня ясно, что вся сила этого человека в презрении к людям и в лжи. Надо всех только уверить, что мы всегда побеждаем и будем побеждать.

— Расскажи, князь Андрей, про Аркольскую лужу, — сказал старик и вперед захохотал. Этот рассказ старик слышал сто раз и всё заставлял повторять его. Рассказ этот состоял в подробности о взятии Аркольского моста [в] 1804 году, который князь Андрей, бывши в плену, узнал от одного бывшего очевидца французского офицера. В то время еще более, чем теперь, был прославлен и всем известен мнимый подвиг Бонапарта, бывшего еще главнокомандующим, на Аркольском мосту. Рассказывалось, печаталось и рисовалось, что французские войска замешались на мосту, обстреливаемом картечью. Бонапарт схватил знамя, бросился вперед на мост и, увлеченные его примером, войска последовали за ним и взяли мост. Очевидец передал Андрею, что ничего этого не было. Правда, что на мосту замялись войска и, несколько раз посылаемые вперед, бежали, правда, что сам Бонапарт подъехал и слез с лошади, чтоб осмотреть мост. В то время, как он слез позади, а не впереди войск,2992 адъютант схватил его, умоляя нейти вперед. войска, бывшие впереди, побежали назад в это время и сбили с ног маленького Бонапарта и он, желая спастись от давки, попал в наполненную водой канаву, где испачкался и промок и из которой [его] с трудом вынули, посадили на чужую лошадь и повезли обсушивать. А мост так и не взяли в тот день, а взяли на другой, поставив батареи, сбившие австрийские…

— Вот как слава приобретается французами, — хохоча своим неприятным смехом, говорил старик, — а он в бюллетенях велел написать, что он с знаменем шел на мост.

— Да ему не нужно этой славы, — сказал Pierre, — его лучшая слава есть слава усмирения террора.

— Ха ха ха — террора… ну да будет, — старик встал. — Ну, брат, — обратился он к Андрею, хлопая по плечу Pierr'a, — молодец твой приятель. Я его полюбил. Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он всё врет, а так и подмывает с ним спорить, с ним и старину вспомнил, как с его отцом в2993 Измаиле Турции Крыму были. Ну идите, — сказал он. — Может быть приду ужинать. Опять поспорю. Ступай, дружок. Мою дуру, княжну Марью, полюби.

[Далее в рукописи недостает трех листов.]

так все дожидалась, вот и дождалась, — сказал он ворчливо, видимо с желанием уколоть сестру.

— Мой друг, право лучше не будить, он заснул.

Князь Андрей нерешительно на цыпочках подошел с рюмкой.

— Или точно ты думаешь не будить? — сказал он. Княжна Марья указала ему на девушку, вызывавшую его. Князь Андрей вышел, проворчав «чорт их принес», и, вырвав из рук подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую. Старый князь на синей бумаге своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое-где титла, писал следующее:

«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Пултуском над Буонапартом якобы полную викторию одержал. В Петербурге всё ликует и наград послано в армию без конца. Хотя немец — поздравляю.

Корчевской предводитель, некий Ростов граф, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туды и скажи, что я с него голову сниму, чтоб через неделю всё было.

О Пултуске сейчас получил письмо от Петиньки — всё правда. Как не мешают, кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапарте. Сказывают, бежит, весьма расстроен».

Получив это письмо, в котором описывалась полная победа над Буонапартом в то время, как князь Андрей не служил, а жил дома, письмо, которое в другое время было бы из самых тяжелых ударов для князя Андрея, он пробежал письмо, сущность которого состояла в том, что: 1) судьба продолжала подшучивать над ним, устроив так, что Наполеон побежден тогда, когда он сидит дома, напрасно стыдясь Аустерлицкого позора, и 2-е) что отец требует его немедленного отъезда в Корчеву к какому то Ростову, князь Андрей остался совершенно равнодушен к обоим пунктам.

«Чорт их возьми со всеми Пултусками, Бонапартами и наградами», — подумал он о первом. «Нет уж извините, теперь не поеду, покуда Николинька будет находиться в этом положении», — подумал он о втором и он, с открытым письмом в руке, на цыпочках вернулся в детскую и глазами отыскивал сестру.

Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Они, измученные бессонницей и тревожные, упрекали один другого и ссорились.

В ту минуту, как опять входил князь Андрей с письмом в руке, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что-то от него и что княжны Марьи не было у кроватки.

— Мой друг, — послышался ему сзади себя отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает в минуты страшного ожидания, на него нашел беспричинный испуг. Всё, что он видел и слышал, показалось ему, подтверждало его страх.

«Всё кончено, он умер», подумал он, сердце его оборвалось и холодный пот выступил на лбу. Он с потерянными мыслями подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, но хорошенький, румяный ребенок, раскидавшись, лежал в ней. Князь Андрей нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукою— даже волосы были мокры. Какая то тень виднелась ему подле него под пологом кроватки. Он не оглядывался, не помня себя от счастия, глядя на лицо ребенка и слушая его ровное дыхание. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Под кисейным пологом был матовый полусвет и они втроем были уединены, казалось, от всего мира.2994 Ребенок улыбнулся

— Он вспотел, — сказал князь Андрей.

— Я шла к тебе, чтобы сказать это.

Князь Андрей смотрел на свою сестру своими тринадцатилетними, ясными и добрыми глазами и виновато улыбался. Лучистые глаза княжны Марьи блестели больше обыкновенного от счастливых слез, которые стояли в них. Они потихоньку, чтобы нe разбудить ребенка, пожали друг другу руку, и неловкая княжна Марья этим жестом слегка зацепила за полотно кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы жалея расстаться с этим миром, отдельным, чистым и полным такой любви, и наконец, путая волосы, вздохнув, вышли и закрыли за собою занавески.

На другой день мальчик был совершенно здоров и князь Андрей поехал в Корчеву исполнять поручения своего отца. Ст Старый кн князь приехал, взбесился. К Князь А Андрей уехал к себе и говорил с сестрой о несчастии отца от крепостного права. Наташа отчаянно весела. 1808 Анатоль Приезд Pierr’a.

Последний долг в сорок две тысячи, сделанный для уплаты проигрыша Nicolas, хотя и составлял незначительную сумму относительно всего имения графа Ростова, был тою фунтовой гирей, которая окончательно перевешивает пудами наложенные весы. Этот последний заем, сделанный графом на честное слово, и уплата по нем — окончательно расстроили дела Ростовых. К осени должны были поступить ко взысканию векселя и требования Опекунского совета, по которым платить нечем было, не продавая имений. Но старый граф с чувством заигравшегося игрока не считался с банкометом, а верный Митинька, ловя рыбу в мутной воде, не старался уяснить дел.

Под предлогом уменьшения расходов, доходов граф поехал с семейством в деревню и намеревался провести в ней и зиму. Но жизнь в деревне нисколько не вела графа к поправлению своих дел.

Он жил в своем Отрадном — пятисотдушенном имении, не приносящем никакого дохода,2997 и едва достающим на чистку его садов и парков и поддержку оранжереи. но с богатыми садом и парком и оранжереей, огромной псовой охотой, хором музыки, конным, голландского рогатого скота, не приносящими никакого дохода, заводами. На беду в этот же год были два набора и ополчение, разорившие многих помещиков в России, положили конец его разорению. В его имениях приходился третий работник в ополчение, так что в пахотных губерниях запашка должна была быть уменьшена, а в оброчных, которые составляли главные его доходы, мужики не платили и не могли платить оброка. Сверх того на обмундирование и провиант он должен был удержать десятки тысяч. Но граф нисколько не изменил ни своей радушной веселости, ни гостеприимства, принявшего еще большие размеры в деревне и с тех пор, как он единодушно был избран предводителем дворянства. Бергу приданое, отдает замуж. Кроме огромного приема и увеселений, которыми он угащивал дворян своего уезда, он за некоторых, беднейших, платил свои деньги и всеми средствами отстаивал их перед главнокомандующим, несмотря на славу страшной строгости, которую имел главнокомандующий князь Болконский. Поэтому то и были упущения по его уезду, за которые гневался князь Николай Андреич и исправить которые он послал своего сына.

Митинька жил с семьей в большом флигеле села Отрадного и все, имевшие дела до графа, знали, что тут то у него решались все дела. У крыльца его в новых кафтанах, чисто обутые начальники из мужиков, и мужики растерзанные, и бабы просительницы. Митинька вышел к ним в шубке, румяный, гордый, рассеянный.

— Ну, ты что?

Староста села объяснил, что опять приехал ополченный начальник и требовал людей завтра на учение, а пар еще не пахан.

— Что прикажете?

Митинька поморщился.

— И чорт их знает, что делают. Так всё хозяйство бросить. Я ему говорил, чтоб написал, — проговорил он про себя. — Это еще что?

Это была бумага от станового с требованием, по приказанию главнокомандующего, денег. Митинька прочел.

— Скажи, что его нет, сейчас едут в город. Потом доложу. Ну, вы что?

Старый мужик повалился в ноги.

— Отец!.. Ваньку взяли, хоть бы Матюшку оставили! Прикажи отменить.

— Да тебе говорили, что это только на время.

— Как, батюшка, на время? Сказывают, всех заберут.

Баба, просившая о муже, бросилась в ноги.

— Ну, ну, твоего то давно пора за грубиянство. — Из за угла вышло еще человек десять оборванцев, видимо те же просители.

— Ну вас, всех не переслушаешь. Царь велел...

— Батюшка... отец...

— Да вы подите к барину....

— Отец, защити.

В это время мимо крыльца прикащикова флигеля прогремела огромная карета цугом на сытой шестерке серых. Два лакея в галунах стояли — гладкие — сзади. Кучер толстый, красный, с помаженной бородой крикнул на народ, подручный жеребец заиграл.

— Держи короче, Васька! — И карета покатила к подъезду с колоннами между выставленных кадок огромного отрадненского дома. Граф ехал в город для свидания с князем Андреем, но знали, что он вернется на другой день, так как на третий день были его именины, день торжественный, и прием. К этому дню в большой зале уже давно готовился домашний театр сюрпризом, о котором, несмотря на стуки топоров, делавших подмостки, граф не должен был знать. Уже много и гостей было съехавшихся к этому дню из Москвы и губернского города.

Митинька отпустил народ, сказав, что графу некогда и что изменить ничего нельзя, так как всё было решено его именем.

Князь Андрей второй день жил в уездном городе, сделал все нужные распоряжения властью, данной ему от отца, и ждал только свиданья с предводителем, назначенного вечером, чтобы уехать. Само собою разумеется, что, несмотря на перемену, которая, он льстил себя надеждой, произошла в нем, он не мог никого, ни городничего, ни судью, знать из бывших в городе. Он ходил, гулял, как в пустыне. Однажды утром он пошел на торг и, пленившись красотою одной булочницы, подарил ей пять рублей на расторжку; на другой день мужик пришел к нему, жалуясь на позор его дочери. Ее щуняют, что она любовница главнокомандующего сына. Князь Андрей разменял деньги, пошел на другой день на базар и раздарил по пяти рублей всем девкам. Два друга, А Андрей и Pierre, у Ростовых, оба влюблены, но ребенок. <У Ростовых шло веселье. А Анна М Михайловна привезла Анатоля и Борис приехал. Положение Бориса в армии стр. 224. Борис с презрением смотрит на деревенщину. La petite Natalie [Маленькая Натали]. Рад дружбе с Анатолем, даже уступает ему. Наташа подслушала, как он хвалит ее груди, и оскорблена. Pierre остается. Борис. Ему отказывает Наташа. Ей кажется, что их столько.>

Когда граф Илья Андреич приехал в город и переоделся у судьи, он узнал об этом поступке молодого Болконского и очень был обрадован им. Он поспешно, как и всегда, с веселым и более чем всегда веселым духом, вошел к князю Андрею.

Старый граф пользовался тою великою выгодою добродушных людей, что ему ни с кем, ни с важным, ни с неважным, не нужно было изменять своего обращения. Он не мог быть более ласков, чем он был со всеми.

— Ну, здравствуйте, милый князь! Очень рад познакомиться с вами. Батюшку вашего встречал, да он, чай, меня не помнит. Как же это вам не совестно здесь оставаться. Прямо бы ко мне, рукою подать, мои ямщики живо бы вас докатили и вам, и людям вашим спокой был и об деле бы переговорили, а то вам, чай, и есть то нечего было; и графинюшка моя, и дети мои, все бы вам душой рады были. Сейчас едем со мной, у меня переночуете, погостите, сколько вздумается, после же завтра день ангела моего, не побрезгайте, князь, моего хлеба-соли откушать. Вы об деле погодите, вот сейчас я моего секлетаря позову, мы в одну минуту всё обделаем. Деньги у меня готовы, я сам, батюшка, знаю, что служба прежде всего.

Вследствие того ли, что действительно граф с своим секретарем представил достаточные причины несвоевременности исполнения некоторых требований и удовлетворил тем, которым было возможно удовлетворить, или от того, что князь Андрей был подкуплен этой простодушно доброй манерой старого графа, за которой ничего не скрывалось, кроме общего благоволения, благодушия ко всем людям без исключения, но князь Андрей почувствовал, что все служебные дела кончены, и что ежели они не окончены, то мешает тому никак не нежелание старого графа сделать угодное правительству, его отцу и всем людям на свете.

— Ну,3000 брат князь, хорошу вы штуку с торговками сделали! Это3001 брат я люблю, это по барски. — И он добродушно потрепал его по плечу. — Так пожалуйста же, князь, дружок, не откажите, погостите у меня, ну, недельку, — сказал он, как бы не сомневаясь в том, чтобы князь Андрей мог не поехать к нему. Князь Андрей действительно, находясь в особенно хорошем расположении духа вследствие счастливого окончания болезни сына, веселого расположения духа, произведенного историей с торговками, и в особенности вследствие того, что старый граф принадлежал к тому разряду людей, столь отличных от него самого, что он к ним не примерял себя и они ему бывали особенно симпатичны, он и не подумал, что можно было отказать ему.

— Ну! не недельку, — сказал он, улыбаясь.

— Там увидим, — подхватил старый граф, сияя радостной улыбкой. — Вы посмотрите, послезавтра у меня театр будет, мои девчата затеяли. Только это секрет, сюрприз, смотрите не проговоритесь!

Усадив нового гостя в свою карету и велев коляске князя ехать за собой, старый граф привез его к вечернему чаю в Отрадное. Дорогой старик много и весело болтал и болтовней этой еще более понравился молодому Болконскому. Он с такою любовию и уважением говорил про своего сына, которого князь Андрей вспомнил, что видел раз за границей, он с такою осторожностию и усилием не хвалить говорил про своих девчат (князь Андрей понимал, что это была та врожденная деликатность отца невест, который говорит о них перед выгодным женихом), он с такой простотой смотрел на все отношения людские, так был непохож на всех тех гордых, беспокойных и честолюбивых людей, к которым принадлежал он сам и которых он так не любил, что старик ему особенно понравился. дом битком набит дворянством. Радушие побеждает его. Наташа летать хочет и театр; наивная радость ее быть похожей на актрису.

— Вот и моя хата! — сказал он с некоторою гордостию, вводя его на отлогую, широкую, каменную лестницу, уставленную цветами, и в большую переднюю, в которую вскочило десятка полтора грязных, но веселых лакеев. Старик провел его прямо к дамам в гостиную и на балкон, где все сидели за чайным столом.

Князь Андрей нашел в семействе Ростова то самое, что он и ожидал найти: московскую барыню-старушку с бессмысленным и ленивым французским разговором, чопорную барышню Лизу, под видом небрежности до малейших подробностей высматривающую жениха, скромную, краснеющую воспитанницу Соню и немца гувернера с мальчиком, беспрестанно надоедающего этому мальчику своими замечаниями, только с тем, чтобы показать родителям и в особенности гостю, что он — хороший немец, помнит свое дело, что его «можете и вы, господин гость, взять к себе, ежели вам нужно хорошего немца, а я охотно пойду к вам, потому что здесь не умеют всё-таки вполне ценить меня», и благородное дворянство-гости, почтительно держащие себя у графа-предводителя. Всё это было, как и следует быть. Ничего не было неожиданного, но почему то всё это, со всею своею ничтожностию и пошлостию до глубины души трогало князя Андрея. Было ли причиной тому его настроение, окрашивающее в эту минуту всё поэтическим и нежным светом, или всё, что окружало его, произвело в нем это настроение, он не знал, но всё его трогало и всё, что он видел, слышал, ярко отпечатывалось в его памяти, как бывает в торжественные и важные минуты в жизни.

Старичок в мягких сапожках поспешно подошел к жене, целуясь с нею рука в руку и взглядом указывая на гостя, говоря друг другу то, что понимает только муж с женою. Лиза, сразу не показавшаяся ему несимпатичной, присевшая к гостю (ему жалко было, что она не такая добрая, как отец), Соня, вся вспыхнувшая своим избытком крови и своими верными, собачьими глазами и черными, густыми косами, зачесанными у щек, как уши у лягавой собаки, и старый лакей, с улыбкой смотревший на представление нового лица, и огромная, старая береза с неподвижно висевшими ветвями, в теплом вечернем свете, и звук охотничьих рогов и воя гончих, слышных из под горы от псарни, и наездник на кровном, взмыленном жеребце и золоченых дрожках, остановившийся перед балконом, чтоб показать графу любимого жеребца, и спускавшееся солнце, и мелкая трава по краю дорожки, и прислоненная к ней садовническая лейка — всё это, как атрибуты счастия, врезалось ему в памяти. Новое место, новые лица, тишина летнего вечера, спокойное воспоминание и какое то новое, благодушное воззрение на мир, отразившееся с старого графа на него во время поездки, давали ему сознание возможности новой, счастливой жизни. Он мельком взглянул на небо в то время, как графиня говорила ему пошлую фразу о приятности летней жизни (что ж ей было и говорить с новым лицом, он не осуждал ее, она славная).

Он взглянул на небо и в первый раз после Аустерлицкого сражения опять увидал его, увидал высокое, высокое, бесконечное небо и оно было не с ползущими по нем облаками, а голубое, ясное и уходящее. Какой то шум, похожий на звук влетевшей в комнату и бившейся об окно птицы, послышался на окне, выходящем на балкон, и отчаянный и веселый голос кричал:

— Отворите, я защепилася, мама! Я защепилася, — кричал, смеясь и плача, как показалось князю Андрею, какой то мальчик, стоявший на окне. Увидав его, мальчик, и прелестный мальчик, встряхнув черными кудрями, покраснел, закрыл лицо руками и соскочил с окна.

Это была Наташа. Она в мужском костюме своей пьесы для репетиции, зная о возвращении отца и с гостем, пришла похрабриться и показаться, но зацепилась за задвижку, выдумала слово «защепилась» и, желая и посмеяться над этим словом, и отворить окно, которое не подавалось, и показаться в мужском костюме, который, она знала, очень идет к ней, новому лицу, и желая скрыться от отца, она, как птичка, затрепыхалась в окне, сама не зная, что она делает, так как, как и всегда это с ней бывало, все эти мысли вдруг пришли ей в голову и она все их хотела сразу привести в исполнение. оживляется от похвалы, сердится и падает духом от равнодушия.

— Ну, я пойду Полкана посмотреть, — сказал старый граф, подмигивая и улыбаясь жене, показывая, что он ничего не видал и не знает сюрприза, и спустился вниз с балкона к Полкану, который нетерпеливо бил ногой, отмахивался от мух и одними этими движениями откатывал и накатывал легкие дрожки.

— Это моя меньшая, они готовят спектакль к именинам моего мужа, — сказала старая графиня.

Князь Андрей с улыбкой сказал, что он всё знает.

— От кого же? — закричал голос из окошка3004 прелестная и [показалась] оригинальная головка (Наташе минуло пятнадцать лет и она3005 к удивлению всех необычайно очень [сложи]лась, похорошела в это лето). — От папа?

— Нет, я узнал это здесь, — сказал он, улыбаясь.3006 На полях третьей редакции: За Наташей все бегают, большие и малые. Она всё умеет устроить. Возвращение князя Андрея к личному счастию.

— А! — сказал голосок, успокоиваясь. — Мама, подите сюда, посмотрите, хорошо ли будет. — Старая графиня вышла и князь Андрей слышал, как она уговаривала дочь показаться всем, так как ее увидят же в этом костюме. Лиза между тем3007 с своим отсутствием рассказывала подробно, что костюм этот означает приготовление к театру, что старый граф знает, но притворяется незнающим, одним словом всё то, что князь Андрей понял с первого намека.

Старый граф разговаривал с наездником о том, сколько минут едет Полкан. С одной стороны слышалась балалайка около кухни, а из-за пруда долетали звуки разбирающегося стада. Князь Андрей слышал всё, но все эти звуки были только аккомпанемент звука голоса мальчика-девочки, которая говорила, что3008 ей стыдно она хочет показаться гостю. Старая графиня3009 быстро отворила дверь и втолкнула вперед себя Наташу. уговаривала ее. Вдруг быстро отворилась дверь и на балкон выбежала Наташа. На ней были лосиные панталоны, гусарские сапожки и, открытая на груди, серебром шитая, бархатная курточка. Тонкая, грациозная, с длинными до плеч завитыми локонами, румяная, испуганная и самодовольная, она хотела сделать несколько шагов вперед, но вдруг застыдилась, закрыла лицо руками и, чуть не столкнув с ног мать, проскользнула в дверь и только слышен был по паркету быстрый удаляющийся скрып ее гусарских сапожков.

Ввечеру Наташа, обыкновенно мало застенчивая, не сходила к ужину.

— Отчего ты не идешь? — говорили ей.

— Не пойду, мне стыдно. — Сама графиня должна была притти за ней. Но Наташа, услыхав шаги графини, вдруг заплакала.

— Об чем ты? Что с тобой? — лаская говорила графиня.

— Ах, ничего, мне досадно, что вы историю делаете из пустяков. Идите, идите, честное слово, — она перекрестилась, — я приду. — И она пришла перед самым ужином в женском платье, которое на ней было уже длинное, как у больших, но в той же прическе. Она, покраснев, присела князю Андрею.

Хотя видно было, что она еще много вырастет, она была стройна3010 выше среднего роста. Как из ее некрасивых черт лица могла сделаться эта прелестная физиономия, невозможно было понять, но лицо ее было прекрасно. Можно было сказать, что слишком и уже роста взрослой, невысокой женщины. Она была и хороша и не хороша. Верхняя часть лица — лоб, брови, глаза — были тонки, сухи и необыкновенно красивы, но губы были слишком толсты и слишком длинен, неправилен подбородок,3011 но как [только] она говорила, слушала и вообще оживлялась, всё лицо ее сбиралось в комочек, в одну блестящую и всё освещающую точку. Князь Андрей ей не понравился, даже больше, чем не понравился, она с отвращением сказала Соне, пришедши совещаться с нею об новом лице: — желтый, сухой — гадость. Теперь почти сливавшийся с мощной и слишком сильной по нежности плеч и груди — шеей. Но недостатки ее лица можно бы было разобрать только на ее портрете или бюсте, в живой же Наташе нельзя было разобрать этого, потому что, как скоро лицо ее оживлялось, строгая красота верхней части сливалась в одно с несколько чувственным и животным выражением нижней части в одну блестящую, вечно изменяющуюся прелесть. А она всегда была оживлена. Даже, когда она молчала и слушала, или думала...3012 Она вся была то кокетство, то ожидание, то любопытство, страстное любопытство жи живой

За ужином, не вступая в разговор больших, она внимательными, любопытно строгими глазами вглядывалась в новое лицо. Старый граф заметил, что она молчалива, весело подмигнув князю Андрею, и покосился на любимицу дочь, и сказал:

— За одно, князь, жалею Москву: театров нету, что бы дал театр посмотреть. А! Наташа, — обратился он к ней. Князь Андрей, следя за взглядом старого графа, тоже смотрел на нее.

— Ведь она у меня певица, — сказал старый граф.

— А вы поете? — сказал князь Андрей. Он сказал эти простые слова, прямо глядя в прекрасные глаза этой пятнадцатилетней девочки. Она тоже смотрела на него, и вдруг без всякой причины князь Андрей, не веря сам себе, почувствовал, что кровь приливает к его лицу, что его губам и глазам неловко, что он просто покраснел и сконфузился, как мальчик. Ему показалось, что Наташа заметила его состояние и другие также.3013 <Вечером, сообщая Соне впечатление дня, Наташа, к удивлению своей подруги, объявила ей, что этот князь Болконский такая прелесть, что она не только не видала подобного, но и вообразить не могла. Он и Nicolas, больше нет. Князь Андрей однако не остался на театр; он на другой день уехал обещаясь бывать у Ростовых.> — Нет, не нравится, не нравится мне, — говорила вечером Наташа про князя Андрея. — Что то гордое, сухое.

Вечером старая графиня в кофте опять пустила к себе Наташу, которая была особенно оживлена после своего припадка застенчивости и, одевшись в старушечью кофту и чепец, сидела на горе из подушек и ораторствовала.

— Да, этот в моем вкусе, — говорила [Наташа].

— У тебя губа не дура, — говорила графиня. Переписка князя Андрея с Риеrr’ом. Тильзит. Nicolas и Денисов. Свадьба Берга. А Андрей умиляется при пении Наташи.

Князь Андрей не остался гостить, а уехал на другой день утром. Он ехал один в своей коляске и думал, не переставая, о своей покойной жене. Он видел, как живое, перед собой ее лицо. «Что вы со мной сделали?», всё говорило это лицо, и ему тяжело и грустно было на душе.

— Да, есть надежда и молодость, — говорил он сам себе, — а я отжил, я кончил, я старик, — говорил он себе, но в это время,3015 он увидал дуб как он говорил себе это, он подъезжал к дому и проезжал3016 Лысогорский дубовый и березовый лес, примыкавший Лысогорскую дубовую и березовую рощу, примыкавшую к самому дому. Когда он ехал еще в Корчеву, в этой роще, уже распустившейся, стоял один дуб еще голый, и он задумался над этим дубом. Была весна, ручьи уже сошли, всё было в зелени, береза уже была облита клейкой, сочной и пушистой зеленью, в лесу пахло теплой свежестью.3017 соловьи птицы щеглы Около самой дороги, вытянув одну корявую нескладную руку над дорогой, стоял старый двойчатка дуб с обломленной корой на одной стороне двойчатки. Весь старый дуб с своими нескладными голыми руками и пальцами, с своей столетней корой, обросшей мохом, с своими болячками и голо торчащими ветвями, казалось, говорил про старость и смерть. «И опять вы те же глупости, — казалось, говорил он соловьям и березам, — опять вы притворяетесь в какой то радости весны, лепечете свои старые, прискучившие, всё одни [и] те же басни про весну, про надежды, про любовь. Всё вздор, всё глупости. Вот смотрите на меня: я угловатый и корявый, таким меня сделали, таким я и стою, но я силен, я не притворяюсь, не пускаю из себя сока и молодые листья (они спадут), не играю с ветерками, а стою и буду стоять таким голым и корявым, покуда стоится».

Теперь, возвращаясь, князь Андрей вспомнил о дубе, совпадающем с его мыслями о самом себе, и он взглянул вперед по дороге, отыскивая старика с его голой, избитой рукой, укоризненно протянутой над смеющейся и влюбленной весной. Старика уже не было: пригрело тепло, пригрело весеннее солнце, размягчилась земля и не выдержал старик, забыл свои укоризны, свою гордость, все прежде голые, страшные руки уж были одеты молодой сочной листвой, трепетавшей на легком ветре, из ствола, из бугров жесткой коры вылезли молодые листки, и упорный старик полнее и величественнее и размягченнее всех праздновал и весну, и любовь, и надежды.

Молодец, — подумал князь Андрей.

3018 После Пултуска и Прейсиш Эйлау всё одушевилось в России и армии. В первых числах апреля государь приехал к войску и, как говорила Анна Павловна и все в Петербурге, с свойственным ему величием души, он не хотел дать повода повториться упрекам за Аустерлиц и, живя подле армии, перенося все труды лагерной жизни, как частный человек, только одушевляя войско своим присутствием и предоставляя полную власть Бенигсену, назначенному главнокомандующим на место сумашедшего Каменского.

Государь жил в Бартенштейне.3019 когда получено было известие о Фридланде и послан был Попов узнать, в каком положении находится армия. Армия была вся уничтожена и бежала, как доложили императору. Император Александр был в отчаянии. Армия стояла у Фридланда.

Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года и, укомплектовываясь в России, опоздала к первым действиям, стоял теперь в разоренной польской деревне. Денисов был не из тех офицеров, несмотря на свою известную храбрость,3020 и честность которые успевают по службе; он по прежнему командовал и тем же эскадроном гусар, которые, хотя и переменившись больше, чем наполовину, так же, как и прежние, не боялись его,3021 жалели но уважали его но чувствовали к нему детскую нежность.

Nicolas был тем же субалтерн-офицером, хотя и поручиком, в эскадроне Денисова.

Когда Nicolas вернулся на перекладной из России и застал Денисова в его походном архалуке, с его походной трубкой, в избе, с раскиданными вещами и по старому грязного, мохнатого и веселого, совсем не такого припомаженного, каким он его видал в Москве, и они оба обнялись, они поняли, как не на шутку они друг друга любят. Денисов расспрашивал о домашних и особенно о Наташе. Он не скрывал перед братом, как нравилась ему его сестра. Он прямо говорил, что влюблен в нее, но тут же (как ничего неясного не было с Денисовым) прибавлял:3022 что он и не думает когда-нибудь быть ее мужем.

— Только не про меня, не мне, старой вонючей собаке, такую прелесть назвать своею. Мое дело рубиться и пить.3023 Он объявил брату, что вернее рыцаря, как его, его сестренка не будет иметь, но что А люблю, люблю, и всё тут, и вернее рыцаря не будет у нее, покуда меня не убили. За нее готов изрубить всякого и в огонь и в воду.3024 но тревожить ее и надоедать ей не будет.

Nicolas, улыбаясь, говорил:

— Отчего же? Коли она тебя полюбит.

— Вздор, не с моим рылом. Стой, б’ат, слушай. Я тут один жил — скука! Вот ей стихи сочинил. И он прочел:3025 Стихи вставлены по второй редакции рукописи.

Волшебница, скажи, какая сила Влечет меня к покинутым струнам, Какой огонь ты в сердце заронила, Какой восторг разлился по перстам? Давно ли я, убитый, безотрадный, В жестокой грусти тайно изнывал, Давно ль, к тебе бесчувственный и хладный, Твой чистый дар с презреньем отвергал. Вдруг весь волшебный мир воображенья Открыла мне в прелестнейших мечтах, И пробудилась жажда песнопенья, И вспыхнул огнь на радостных струнах. В горящих нервах вымыслы родятся И думы роем вьются надо мной, Мелькнут... исчезнут... снова вдруг толпятся. Забыто всё... сон, пища и покой. Пылает кровь в порывах вдохновенья. Я в исступленьи день и ночь пою! Нет сил снести восторгов упоенья, Они сожгут всю внутренность мою! Спаси меня, склонися к сожаленью, Смири волненья страстных чувств моих, Нет, нет, волшебница, не верь моленью! Дай умереть у ног твоих!

Nicolas, пристыженный своим последним поступком, приехал с ошибленными крыльями, с намерением служить, драться, не брать ни копейки из дома и загладить свою вину. Он в этом расположении духа особенно живо почувствовал дружбу Денисова и всю прелесть этой уединенной, философской и монастырской жизни эскадрона, с ее обязательной праздностью, несмотря на водку и карты, и с наслаждением в нее погрузился.3026 Откровенность за откровенность, он признался Денисову в своем деле и Денисов одобрял его. — Тебе не иг’ать, ты честная душа. И я на что не дам спуска, да уж п’ивык, всё одно.

Был апрель месяц, ростапель, грязь, холод, реки взломало, дороги провалились, по нескольку дней не давали провианта. Люди посыпались по жителям отыскивать картофель, но ни картофеля, ни жителей не было. Всё было съедено и всё разбежалось. Те же жители, которые не убежали, были хуже нищих и отнимать у них или нечего уж было или даже маложалостливые солдаты не имели на это духа. Павлоградский полк почти не был в делах, но от одного голоду убавился наполовину. В гошпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившей от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте.

С открытием весны солдаты, хитрые на выдумки, нашли показывавшийся из земли корень, который они называли почему то Машин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказы не есть этой травы. Солдаты начали пухнуть в руках, ногах и лице и полагали, что от этого корня. Но, несмотря на запрещенье, солдаты ели корень, потому что уже вторую неделю им обещали провиант, а выдавали только по одному фунту сухарей на человека. Лошади питались тоже вторую неделю крышами с домов и тоже доедали последнюю привезенную за три мили солому. Лошади были кости и кожа и покрыты еще зимнею шерстью клоками. Денисов, бывший в выигрыше, выдал больше тысячи рублей своих денег на корм и занял всё, что было у Ростова, но купить негде было.

Но, несмотря на такое страшное бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда: так же строились к расчетам, шли на уборку, чистили амуницию, даже делали ученья, рассказывали по вечерам сказки и играли в бабки. Только поодергались щеголи гусары и лица все были более, чем обыкновенно, желты и скуласты. Офицеры так же собирались, пили иногда, играли очень много и большую игру, так как денег, выдаваемых на провиант, который купить нельзя было, было очень много. Они все были в ходу — в игре.

— Ну, брат, седлай, — закричал раз Денисов вскоре после приезда Ростова, возвращаясь от полкового командира, куда он ездил за приказаниями. — Сейчас берем два взвода и идем отбивать транспорт. Чорта с дьяволом, не издыхать же людям, как собакам! — Он отдал приказанье вахмистру седлать и сошел с лошади.

— Какой? Неприятельский транспорт? — спросил Ростов, вставая с постели, на которой он один, скучая, лежал в комнате.

— Свой! — прокричал Денисов, горячась видно еще тою горячностью, с которой он говорил с полковым командиром.

— Еду, встречаю транспорт, думаю, что нам, приезжаю спрашивать сухарей. Опять, говорит, нету. Это в пехоту везут. Подождите день. Я семь раз писал, говорит, дорог нет. — Ну, так я отобью, который встретим. Не издыхать же людям. — Я не отвечаю. — Да и не отвечайте, чорт вас возьми, я отвечу, — рассказывал Денисов. — Суди меня там, кто хочет.

Не выходя из этого состояния раздражения, Денисов сел на лошадь и поехал. Солдаты знали, куда едут, и в высшей степени одабривали распоряжение начальника, они были веселы и подшучивали друг над другом, над лошадьми, которые спотыкались и падали. Денисов взглянул на людей и отвернулся.

— Мерзко взглянуть, — сказал он и на рысях поехал по дороге, по которой должен был итти транспорт. На рысях не могли итти все лошади; некоторые падали на колени, но видимо из последних сил бились, чтобы не отставать от своих. Они догнали транспорт. Солдаты транспорта стали было противиться, но Денисов исколотил старшего унтер офицера плетью и завернул транспорт. Через полчаса два пехотные офицера, адъютант и квартирмейстер полка, прискакали верхами требовать объяснений. Денисов ни слова не ответил им на их представления и только крикнул на своих:

— Пошел!

— Вы будете отвечать, ротмистр; это буйство, мародерство, у своих, наши люди два дня не ели. Это разбой. Ответите, милостивый государь, — и он, трясясь на лошади, как трясутся верхом пехотные офицеры, отъехал.

— Собака на забо'е, живая собака на забо'е, — прокричал ему вслед Денисов высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным и рассмешил весь эскадрон.

Солдатам роздали сухарей вволю, поделились даже с другими эскадронами, и полковой командир, узнав всё дело, повторил, закрывая глаза открытыми пальцами:

— Я на это смотрю вот этак, но не отвечаю и не знаю. — Однако через день по поступившим жалобам от пехотного командира он позвал к себе Денисова и посоветовал съездить в штаб и там по крайней мере в провиантском ведомстве расписаться, что он получил столько то провианту, а то требование записано на пехотный полк. Денисов поехал и возвратился к Ростову взбешенный, красный и с таким приливом крови, что ему необходимо было в тот же день пустить кровь; глубокая тарелка черной крови вышла из его мохнатой руки и тогда только он стал в состоянии рассказать, что с ним было. Но и тут, дойдя до трагического места, он так разгорелся, что кровь пошла из руки и надо было перебинтовать ее.

— Приезжаю. Ты думаешь, они там бедствуют, как мы? Как же! Смотрю, жиды провиантские все чистенькие, гладенькие, веселенькие. Ну, где у вас тут начальник? Показали. Ждал долго. Уж это меня взбесило. Обругал всех, велел доложить. У меня служба, я за тридцать верст приехал. Хорошо, выходит этот обер-вор: вы пожалуйте к чиновнику по комиссии, там распишетесь, а поступок ваш представится высшему начальству.3027 На полях второй редакции: Как приехал Ростов в монастырь. Легко быть прекрасным в этих определенных рамках. И он прекрасен, храбр, исполнителен и дружен с Денисовым. Денисов его ищет после дела и не пускает в огонь. Ростов кормит польку Констанцию. Ссора с офицером, предполагающим любовницу. — Ду’ацкая ваша пог’ода! — Со слезами Денисов злобно ходит. Вахмистр; есть нечего. Лаврушка о транспорте. Отбивают. Дело 24 мая под Миштеном Денисов тяжело ранен. Ростов просится к нему. Продовольствие есть. Прощается с эскадроном; весна. Надежда успеха и славы. Гошпиталь. Денисов, рассказ о Фридланде. Переписка с комиссарьятом. Ростов едет в армию к Борису. Он ничего и никого не любит. Борисова компания. Его рассказ. Ростов ссорится с франц французом за государя. Идет к Багратиону просить. Багратион просит государя. Отказ, смотр преображенцев. Возвра Возвращение домой с Борисом. Nicolas мучается, он ненавидит государя, пугается этого, волнуется и решает, что долг не судить, не любить, а долг повиноваться и всё тут.

— Вы меня, батюшка, не учите, а лучше бы не заставляли ждать по три часа.3028 Извольте итти. Обругал, и с этим пошел. Прихожу, один чиновник к другому, к третьему, один одного погоняет, все франты, я тебе говорю, уж меня стало бесить. Прихожу к тому то комиссионеру. Хорошо, кушают, сейчас. Смотрю: портер несут, индейку. «Ну, думаю, уж этого ждать не буду». Вхожу, изволят кушать... Кто же! Нет, ты подумай (тут развязалась повязка и брызнула кровь). Телянин! — А, так ты нас с голоду моришь! Раз, раз, по морде!., а... (он произнес грубое ругательство). Кабы они не бросились на меня, я бы убил его до смерти.... Хороши? а? Хороши? а?..

— Да, что же ты кричишь, успокойся, — говорил Ростов. — Ведь этак еще кровь пускать.

В Фридландском сражении два эскадрона павлоградцев, над которыми старшим был Денисов, поставлены были на левом фланге в прикрытие артиллерии, как ему сказал с вечера полковой командир. С начала дела открылся страшный огонь по гусарам. Ряды вырывало за рядами, и никто не приказывал им ни отступать, ни переменить положение. Денисов, хотя как и всегда для сражения, надушенный и напомаженный, был грустен и сердито отдавал приказания для уборки тел и раненных.3029 На полях второй редакции: Гусары победили, но никто не знает. Увидав недалеко проезжавшего генерала, он поскакал к нему и объяснил, что дивизион перебьют весь без всякой пользы для кого бы то ни было.

Лошади так слабы, что в атаку итти не могут, ежели бы даже и можно было, то место изрыто рытвинами, и наконец нет надобности стоять под ядрами, когда можно перейти дальше. Генерал, не дослушав его, отвернулся и поехал прочь.

— Обратитесь к генералу Дохтурову, я не начальник. — Денисов отыскал Дохтурова. Тот сказал ему, что начальник третий генерал, третий генерал, что начальник первый генерал.

«Чорт вас дери совсем», подумал Денисов, и поскакал назад. то он боялся; как сделался старшим, не слышит пуль и не видит опасности. Кирстен был уж убит и Ростов был старшим. Так много было перебитых, что люди мешались и отходили от мест. Денисов поставил своим долгом собрать их. Но тут набежала на него пехота и смешала его.

— Стоило погубить полэскадрона. Дьявол! — проговорил он, но тут картечь попала ему в спину и замертво повалила его с лошади. Ростов, уже привыкший переносить всегда повторявшееся в деле чувство страха, как умел старался в бегстве собирать эскадрон, а потом бежал, как попало.

После Фридландского сражения Nicolas оставался старшим офицером в эскадроне. Но эскадрон только именовался так, но в нем было только шестьдесят конных гусаров. В начале лета продовольствие доставлялось в достаточном количестве, погода была хорошая и офицеры уже поговаривали об отступлении в Россию.

Первое время Ростов был увлечен своим новым званием и хозяйственными делами по эскадрону. Он вел их с таким старанием, что получал одобрение от бывшего своего врага, теперешнего своего начальника, полкового командира. Ему весело было принимать кашу эскадрона, здороваться с людьми, отдавать приказания вахмистру и говорить: в моем эскадроне.

Ему весело было тоже думать, что война кончилась, что не предстоит более опасностей, скоро удастся, вернувшись в Россию, увидать своих. О том, как бесславно кончилась эта кампания, он, как и все фронтовые офицеры, весьма мало думал.

Немецкая пословица говорит: от деревьев лесу не видно. Так и военные люди, участвующие в войне, никогда не видят и не понимают значения самой войны. Кончилась война, провиант есть, в Россию идешь или в Польшу к паночкам стоять. Ну, и слава богу. А как кончилась и какой результат этой войны — это рассудят те, которые не участвовали в ней. Только тогда живо чувствуется для военного человека общий результат войны, когда он встречается после мира с прежними врагами и видит их торжество и радость. Это то случилось с Н. Ростовым 7-го июня, когда он ездил в главную квартиру Бенигсена за приказаниями, и в этот самый день встретил там французского капитана Перигора, приехавшего от Наполеона для начала Тильзитских переговоров. В главной квартире Бенигсена Ростов остановился у бывшего своего товарища Жиркова, бывшего чем то теперь при штабе главнокомандующего. Они зашли с ним вместе к маркитанту, когда на улице произошло движение. Все бежали смотреть что то, и Ростов с Жирковым, следуя общему движению, увидали ехавшего по улице, сопутствуемого трубачем, красивого офицера французской гвардии в медвежьей шапке. Вид этого офицера был настолько презрительный и высокомерный, что Ростов вдруг почувствовал стыд побежденного и, поспешно отвернувшись, ушел назад.

Перигор, попавший к главнокомандующему во время обеда, был приглашен к столу.

Не говоря уже об разнородных толках о том, как надменно вел себя этот Перигор, как и что оскорбительного для русских он говорил за обедом, очевидцы рассказывали, как он вошел, сел за стол, и всё время [у] главнокомандующего провел, не снимая медвежьей шапки. Ростов, принужденный дожидаться бумаг до вечера, слышал эти толки и молчал. Он не мог говорить, так сильно кипели в нем негодование, стыд и злоба. Невольно спрашивал он сам себя, не имели ли права эти французы так презирать русских, не был ли он и его товарищи и его солдаты виноваты в том презрении, которое оказывал этот француз. Но нет, сколько ни вспоминал он Кирстена, Денисова, своих гусар, нет это была наглость француза и подлость тех русских, которые переносили это. Он стоял вместе с Жирковым и другими офицерами на крыльце одного из домов, занимаемого штабными. Жирков шутил, как и всегда.

— То то вспотел под шапкою, я думаю, — сказал он и обратился к Ростову. — Все люди, как люди, один чорт в колпаке! не правда ли, а? Ростов. — Это обращение вывело Ростова из его состояния скрытой злобы, он разгорячился.

— Я не понимаю, господа, — заговорил он, возвышая голос все более и более, — как вы можете шутить и смеяться над такими вещами? У меня вся внутренность переворачивается: какая-нибудь дрянь, французский сапожник (Ростов ошибался: Перигор был член старой французской аристократии) смеет в шапке сидеть против нашего главнокомандующего, что же мы после этого? Чего же после этого не позволит себе какой нибудь французишка со мною, с русским офицером? Только я, гусарский поручик, ему бы фухтелями сбил шапку с головы, потому что я не курляндский немец, мне честь русского дорога.

— Ну, ну! — испуганно, стараясь обратить в шутку, заговорили офицеры, оглядываясь. Невдалеке стояла группа генералов, но Ростов, возбужденный этим страхом, еще более разгорячился.

— Разве мы пруссаки какие нибудь, — говорил он, — чтобы они имели право так обходиться с нами. Кажется Пултуск и Прейсиш Эйлау показали им, а что у нас главнокомандующие бог знает кто!

— Полно, полно, — заговорили офицеры.

— Бог знает кто, немцы, колбасники, сумашедшие, да порченные! — Большинство офицеров отошли от Ростова, но в то же время один из генералов, стоявший невдалеке, высокий, плотный, седой человек, отделился от своей группы и подошел к молодому гусару.

— Как ваша фамилия? — спросил он.

— Граф Ростов, Павлоградского гусарского полка, к вашим услугам, — проговорил Nicolas, — и готов повторить, что сейчас сказал, хоть перед самим государем императором, тем более пред вашим превосходительством, которого не имею чести знать.

Нахмуренный генерал, строго продолжая смотреть на Ростова, взял его за руку.

— Совершенно разделяю ваше мнение, молодой человек, — сказал он, — совершенно, и очень рад с вами познакомиться, очень.

В это время мохнатая шапка, возбудившая такое злобное чувство в душе Ростова, показалась на подъезде к главнокомандующему. Он уезжал. Ростов отвернулся, чтобы не видать его.

Несмотря на удовольствие командовать эскадроном и скоро вернуться в Россию, чувство стыда побежденного, возбужденное этим случаем, не оставляющее его чувство раскаяния в своем московском проигрыше и сильнее всего печаль о потере Денисова, которого он так сильно полюбил в последнее время и который, по слухам, между жизнию и смертию лежал в гошпитале, делали его жизнь за это время Тильзитских торжеств весьма грустною.

В половине июня, как ни трудно это ему было, он отпросился у полкового командира поехать за сорок верст к Денисову в гошпиталь. Маленькое прусское местечко, два раза разоренное русскими и французскими войсками, именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными или больными солдатами, представляло мрачное зрелище. В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частию рамами и стеклами помещался гошпиталь. Несколько перевязанных бледных солдат ходили и сидели на дворе на солнышке. В то время, как Nicolas входил в двери, его обхватил запах гниющего тела и больницы. По коридору проносили в это время за руки и за ноги труп или живого человека, он не рассмотрел. Навстречу ему вышел военный русский доктор с сигарою во рту и сопутствуемый фельдшером, который что то докладывал ему.

— Не могу ж я разорваться, — говорил доктор, — приходи вечерком к бургомистру, я там буду. — Фельдшер что то спросил у него.

— Э! делай, как знаешь, разве не всё равно? — и он пошел дальше и тут с удивлением заметил Ростова.

— Вы зачем, ваше благородие? — сказал он с докторской, особенной, шуточной манерой и видимо нисколько не смущаясь тем, что Ростов слышал его слова, сказанные фельдшеру.

— Вы зачем, али пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных, кто ни взойдет — смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) еще тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло: как поступит — через недельку готов. Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши, — и словоохотливый доктор засмеялся таким смехом, который показывал, что ему не только теперь, но и никогда не хотелось смеяться. Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора.

— Тут, батюшка, раненых нету, у нас хоть и раненый, сейчас тифозным делается, да и не знаешь всех. Ведь вы подумайте, у меня на одного три гошпиталя, четыреста больных с лишним. Я отчисляю в умершие, за этим дело у нас не стоит, тиф помогает, а мне всё новеньких присылают. Ведь четыреста есть, а? — обратился он к фельдшеру. Тушин с оторванной под Фридландом рукой.

— Так точно, — отвечал фельдшер. Фельдшеру видимо давно уже хотелось обедать и он с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор, столь обрадовавшийся появлению нового лица.

— Майор Денисов, — повторил Ростов, — он в Фридландском сражении ранен был.

— Кажется, умер? — равнодушно спросил доктор у фельдшера.

Фельдшер не знал.

— Что он такой длинный, рыжеватый? — спросил доктор.

Ростов описал наружность Денисова.

— Да, да, — как бы радостно проговорил доктор, — этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?

Как ни уговаривал доктор Ростова не ходить по палатам, как он всё таки называл разваленные сараи, в которых на полу лежали больные, как ни угрожал ему, что непременно заразится тифом, Ростов, простившись с доктором, пошел с фельдшером наверх и обошел всех больных, отыскивая Денисова. Он никогда не видал подобного ужаса, какой он увидал в этом доме.

Бельэтаж только был занят. Дом был построен, как и все барские дома: передняя, зала, проходные гостиные, диванная, спальня, девичья и опять передняя. Мебели никакой не было. С первой комнаты всего этого круга и до последней, в два ряда, головами к стене и оставляя проход посредине, лежали солдаты, где на прорванных тюфяках, где на соломе, где на голом полу на своих шинелях. Запах, нечистота были ужасные, мухи облепляли так больных, что они уже не отмахивались. Одни умирали, только хрипением показывая признаки жизни, другие метались в жару, толкая друг друга, третьи слабыми, горячечными глазами смотрели на проходящего мимо их здорового, свежего и чистого человека.

Человек пять здоровых солдат были тут для прислуги и ковшами разносили воду, которую тут больше всего требовали больные. Денисова не было между ними и [Ростов узнал] по спискам от фельдшера Макеева, что Денисов был записан в эту гошпиталь, но переехал в бывший помещичий дом и лечился там у прусского доктора. После многих трудов Nicolas наконец нашел его. Денисов поправлялся от раны, но он нравственно страдал больше от последствий завязавшейся переписки и дела по случаю отбитого им транспорта и нанесения побоев провиантскому чиновнику Телянину.

Едва увидав Ростова и не принимая ни малейшего участия в его рассказах о Перигоре, о Тильзите, о ужасах в гошпитале, он был занят только одним, своей перепиской и ответами на запросы провиантского ведомства, в которых он честил всех провиантских ворами, и, сам любуясь своим произведением и красноречием, стал с восторгом, сам смеясь и стуча кулаком по столу, [перечитывать] подпускаемые им шпильки провиантскому ведомству. Последнюю, по его мнению весьма тонкую, ироническую и убийственную по его мнению бумагу, кончавшуюся словами: «ежели бы господа комиссариатские так же хорошо действовали для заготовок по нуждам армии, как они для себя действуют, то армия не знала бы, что такое есть голод», — эту бумагу он передал Ростову, прося его непременно самому свезти в Тильзит и отдать в собственную канцелярию его величества. С желанием исполнить это поручение и приехал 27 числа Nicolas на квартиру Бориса.

Борис пристроился к штабу императорскому в конце прошлой кампании и служба его шла весьма успешно. Он числился в Преображенском собственном его величества батальоне и получал вследствие этого гораздо больше жалованья и был на виду у императора. Князь Д Долгорукий не забыл его и представил князю В Волконскому . Князь В Волконский рекомендовал его другому, очень важному лицу, при котором (продолжая получать оклад по Преображенскому собственному [его величества] батальону) и числился в качестве адъютанта молодой Друбецкой. <Придворная косточка, танцовал в Бартенштейне, видел плот и прусского короля. Ростов просит о Денисове. Борис наивно рассказывает о огорчении.> Прежде Ростов с Перигором и гошпиталь.
Всем, особенно важным лицам, Борис очень нравился своей, как говорили, открытой и distingué3033 [изящной] наружностью, скромностью, уменьем держать себя и добросовестностью исполнения поручений и точностью и элегантностью способа выражения. Гвардия, как и в первую войну, шла с праздника на праздник; в продолжение всего похода ранцы и часть людей везли на подводах. Офицеры ехали в экипажах со всеми удобствами жизни. Вся гвардия шла так, собственный батальон его величества шел еще роскошнее. Берг уже был старшим ротным командиром в батальоне и владимирским кавалером, на прекрасном счету у начальства. В Бартенштейне именно Борис явился к важному лицу, к которому у него была записочка от князя Волконского, и был взят в адъютанты и отделился от Берга, предвидя лучшую будущность. Надежды эти оправдались. То величие всего императорского двора, которое он видел только в коридоре Ольмюцкого дворца, он видел здесь в одной с собой зале. Он был приглашен на один из балов, которые давались прусским министром Гарденбергом и который удостоили своим присутствием император Александр и король. На этом бале Борис, красивый танцор, был даже замечен. И ему случилось танцовать с графиней Безуховой в то время, как государь подошел к ней и сказал ей несколько слов. Он танцовал с ней, а государь говорил с нею и отошел, ласково улыбнувшись на ее кавалера в то время, как им надо было начинать фигуру экосеза. Узнав, кто была эта красавица, которую замечал император, [Борис] попросил одного знакомого флигель-адъютанта представить его ей. Он воспользовался знакомством с к князем В Василием для того, чтобы вступить с нею в разговор, и с своим природным тактом обошел разговор о ее муже. (Он чувствовал, не зная никаких подробностей, каким то инстинктом, что этого не должно было делать.) Элен осветила его всего своей улыбкой, той же улыбкой, которой она осветила и царя, она подала ему руку тотчас после того, как царь говорил с нею. Во время разговора царя с его дамой Борис отступил и не слыхал разговора, хотя и никто не учил его так поступить. Он знал, что это нужно было сделать. Борис был всё время при государе, то есть в тех же городах и местечках, где был государь, и всё, что делалось в этом дворе, было его главным интересом и жизнью. Он был и [в] Юрсбург Юрсбурге , когда получено страшное известие Фридландского поражения, послан в Петербург и потом на нашем берегу Немана в Тильзите при свидании двух императоров. Так как то лицо, при котором он состоял, не было при государе в самом Тильзите во время пребывания в нем императоров, а Преображенский батальон был в нем, то Борис откровенно признался, что он желал бы видеть это, и просил своего начальника отпустить его опять хоть на время во фронт, на что и получил согласие.

... Июля он приехал в свой батальон и принят был хорошо товарищами, с которыми он, как и с начальниками, умел ладить. Никто страстно не любил его, но все считали его приятным молодым человеком. Он приехал ночью — отзыв был дан:3034 Socrate, Sion, silence [Сократ, Сион, молчание]. Napoléon, France, bravoure,3035 Наполеон, Франция, храбрость, в ответ на накануне данный отзыв Наполеона: Alexandre, Russie, grandeur.3036 Алексаандр, Россия, величие. И это была первая новость, которую ему восторженно рассказал Берг. Берг показал ему дом, в котором был Наполеон, и так странно и радостно было испытывать близость того человека, которого близость была так страшна прежде. Борис видел все торжества и надеялся видеть Наполеона еще ближе, когда приехал к ним Ростов. Борис ему рассказывает. Борис нежен и ласков, но Nicolas неловко. Ростов озадачен величием Бориса и увлечен их веселием с франц французскими офицер офицерами .

На другое утро к Бергу собрались офицеры, и Борис, бывший два дня тому назад свидетелем свидания, рассказывал подробности его. Борис говорил с своей всегдашней улыбкой, которая означала или легкую насмешку или умиление перед тем, что он видел, или радость, что он может это рассказать. Он рассказывал, как редко умеют рассказать, — с такою властью в голосе, что чувствовалось невольно, что всё, что он говорил, была только правда и то, что он видел, и с такою умеренностью красот и с таким отсутствием личных суждений, что его слушали молча. Чувствовалось, что он заявляет факты, отрешаясь от своих суждений. Рассказ о прусской королеве. Ростов удивляется на его придворность.

— Я был при N, — начал он. — Мы выехали рано утром. Государь изволил ехать верхом рядом с королем прусским. Государь был в преображенском мундире, в шарфе и андреевской ленте. Вы знаете эту деревню Обер-Маменшек Крук, тут корчма еще есть недалеко от берега? Государь вошел в корчму, сел подле окна и положил на стол шляпу и перчатки. Генералитет тоже вошел в корчму и все, как будто ожидая чего то, молча стояли около двери. Государь был, как и всегда, спокоен, только несколько задумчив. Я стоял у окна и мне всё видно было. Около четверти часа пробыли здесь, и [ни]кто, ни король, ни государь, никто из генералов не сказал ни одного слова.

Я пошел к берегу и, так как река не широка, как вы знаете, я не только рассмотрел павильоны на плотах с огромными вензелями A., H., но и весь тот берег, который был закрыт сплошною толпою зрителей. Справа виднелась гвардия императора Наполеона (Борис называл так прежнего Буонапарте, еще и не зная о том, что по армии строго было запрещено с третьего дни называть Наполеона — Бонапартом. Он природным чутьем узнал, что так должно было поступать), и на том береге видны были такие же приготовления. Вы понимаете, — с тонкой улыбкой сказал Борис, — что надобно было подумать и подумать, чтобы так устроить дело, чтобы ни один не приехал раньше другого, чтобы наш император не дожидался императора Наполеона и наоборот. И надо отдать справедливость, всё было устроено превосходно, превосходно, — повторил он. — Положительно, это было из самых величественных зрелищ, мира. Только что мы услыхали на том берегу по наполеоновской гвардии крики: «Vive l'empereur!..»3039 Да здравствует император!

— Как их крик гораздо лучше нашего глупого ура, — сказал один из офицеров.

— Да, и вообще, какое необыкновенное устройство их гвардии. Нынче обещались к нам обедать два офицера французской императорской гвардии. Однако, продолжайте, Друбецкой.

— Ну-с, только что мы заслышали на другой стороне крики и увидали скачущего на белой лошади императора Наполеона, как наш флигель-адъютант стремглав бросился к корчме: — едет, ваше величество!

Государь вышел, очень спокойно надел шляпу и перчатки и подошел к лодке. Отчалили они почти в одно и то же время. Но император Наполеон подплыл к плоту раньше. Он ехал стоя, с сложенными на груди руками. Надо признаться, он очень величественен, несмотря на свой малый рост. Но вид нашего государя поразил всех. Это необыкновенно, — с умилением проговорил Борис, — и вообще эта минута была столь величественна и трогательна, что кто видел все это, никогда не забудет.

Император Наполеон взошел раньше на плот, поспешно перешел его на другую сторону и, когда наш государь только выходил из лодки, подал ему руку. — На этом месте Борис остановился с тонкой улыбкой, как бы желая дать время слушателям оценить всю глубину значения этого обстоятельства.

— Но правда-ли это, — спросил один из слушателей, — что в то время, как императоры взошли в павильон, французская лодка с вооруженными солдатами выехала от них и стала между нашим берегом и плотом?

Борис поморщился, как бы давая чувствовать, что об этом обстоятельстве, действительно бывшем и виденном им, не следовало упоминать.

Он своим чутьем понял, что это было что то нехорошо. Хотел ли [Наполеон] в самом деле в случае неблагоприятного окончания переговоров попугать императора Александра, что он находился в его власти, или просто это была часть церемониала, хотя с нашей стороны и не было лодки, выехавшей на ту сторону плота, во всяком случае упоминать об этом не следовало и, хотя он очень хорошо видел лодку и даже задумался над ней, он сказал:

— Нет, не заметил, — и продолжал свой рассказ. — Были они в павильоне, — сказал он, — ровно час и 52 минуты. Я смотрел на часы. Потом мы видели с берега, как они позвали господ своей свиты и представляли их друг другу. Потом государь изволил тем же путем вернуться, сел в коляску и с прусским королем поехал назад в Амт Баублен. Тут то, господа, видишь, — продолжал Борис, — всё истинное величие, когда мы невольно сравнивали нашего государя с прусским королем, — только сказал Борис. Но другие офицеры подхватили:

— Говорят, король прусский решительно не мог преодолеть себя во время свидания; он был, как сумасшедший: ездил по берегу без всякой цели, то направо, то налево, всё как будто прислушивался к тому, что там говорится, и под конец совсем, как помешанный, поехал прямо в воду, утопиться верно хотел. Он по брюхо лошади, говорят, въехал в воду и3040 ежели бы его не остановили, бог знает, что бы было. остановился. Ты видел, Друбецкой?

— Нет, не заметил.

— Но, однако, его положение ужасно, — сказал еще другой офицер, — говорят, его жена, королева Амалия, приехала.

— Как хороша! Я ее видел вчера, — сказал Берг. — По моему даже лучше Марии Федоровны. Она вчера обедала у императора Наполеона.

— Ежели бы я был Наполеоном, я бы ни в чем не отказал ей.

— Да, ежели бы и она ни в чем не отказала ему, — сказал другой офицер.

— Ну, это само собою разумеется.

Офицеры, исключая Бориса, засмеялись.

— Да это и я бы на месте прусского короля с горя бы в реку заехал. Плохо его дело!

Борис, слегка нахмурившись, своим выражением показал, что он считает неприличным даже между товарищами такой разговор о союзнике и коронованной особе, и поспешил переменить разговор.

— Да, господа, — сказал он, — величие души не дается с короною. Для государя Александра удар, нанесенный Фридландским несчастием, я думаю, был не легче, чем удар, нанесенный прусскому королю, но надо было видеть, с каким мужеством, с какою твердостию он перенес это.

И Борис рассказал своим внимательным слушателям впечатление, произведенное в Юнсбурге известием о Фридланде, и в его рассказе видно было, что весь интерес этого события сосредоточивался в одном впечатлении, произведенном им на императора Александра, императора, принесшего столько жертв, перенесшего столько трудов, рассчитывающего на то, что армия его находится в блестящем положении, ожидающего известия о победах, пожертвовавшего своей личной славой, устранившегося от командования только для успеха дела, и вдруг, вместо известия о победе, получающего известие о совершенном поражении, в котором виноваты и главнокомандующие, и генералы, офицеры и солдаты, и которое, лишая государя всех плодов его деятельности, изменяет все его планы и до глубины души огорчает его. Что же сделал государь? Он своей ангельской кротостию и величием души не велел казнить всех преступников. Он только огорчился и, обдумав свое положение, принял новые меры. Борис с таким истинным убеждением говорил всё это, что вполне заставил своих слушателей разделять свое убеждение.3041
Борис всё время Тильзитского свидания жил в городе с Бергом, не раз близко встречался с Наполеоном, государем, Константином Павловичем и свел искреннюю дружбу с некоторыми гвардейскими французскими офицерами, но ни в один день он так близко не видал Наполеона, как 27 июня, когда оба императора обменялись орденами почетного легиона и андреевской ленты. В этот самый день Н. Ростов частию по делам, частию из любопытства, переодетый в штатское платье, приехал в Тильзит и остановился у Бориса. После фридландского несчастия Н. Ростов оставался старшим офицером в эскадроне, эскадрон только по имени, так как конных солдат у него было всего 60 человек. Они стояли недалеко от Немана. Весть о мире уже дошла до них, провианту стало достаточно и офицеры уже поговаривали об отступлении в Россию.

В это время приехал Николай Ростов к Борису. Появление армейского гусара в штатском платье, очевидно тайно приехавшего в Тильзит, его дружеские приветствия Борису неприятно подействовали на офицеров, но Борис радушно принял старого товарища. Он воздерживался от излияний чувств, но спрашивал, не хочет ли он чаю, обедать или спать. Офицеры разошлись.

— Ну, я очень рад, что ты приехал в это время, ты увидишь много интересного. Ты знаешь, император Наполеон обедал нынче у государя.

— Бонапарт?

— Ах ты, деревенщина. Император Наполеон, а не Бонапарт,— с улыбкой сказал Борис. — Разве ты не знаешь, что мир, что было свиданье?

— Ничего не знаю. А ты видел?

— Как же, я тут был. — Ростову было неловко с своим прежним другом. Он пообедал и лег спать.

На другое утро оба бывшие приятеля пошли на смотр. Борис во фронт, Nicolas во фраке. Он протеснился [настолько], что близко стоял.

Ростов попал в Тильзит в день, менее всего удобный для беседы с другом Борисом и для подачи бумаги Денисова. Самому ему нельзя было, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, но и Борис, которого он просил об этом, не мог сделать этого в этот день, 27-го июня. С утра разнеслось известие, что мир заключен, что императоры переменились орденами, андреевским и почетного легиона, и что будет обед Преображенскому батальону, его угащивает батальон французской гвардии. Борис вышел с раннего утра с батальоном. Ростов пошел бродить по городу. В 11-м часу он вышел на площадь, разделявшую две улицы, в которых жили императоры. На площади стояли преображенцы и французская гвардия. Из соседней улицы выбежал махальный, батальоны стали строиться, и Ростов увидал скачущую ему навстречу, столь знакомую, страстно любимую фигуру императора Александра, счастливую, веселую. Ему вспомнился Перигор, Фридлянд, гошпиталь. Он написал записку: «мы слишком различны, нам надо разойтись» и уехал, как будто Борис был виноват в чем нибудь. (Письмо Сони. Она утешает Nicolas, просила писать).

Император Александр был в звезде почетного легиона, он смотрел вперед и улыбался. В первую минуту заблуждения Nicolas показалось, что это ему он улыбается, и он испытал минуту счастия, но Александр смотрел дальше. Ростов оглянулся по направлению его взгляда и увидал также скачущего человечка в шляпе без пера, в мундире полковничьем и андреевской ленте. Он догадался, что это был Наполеон.3043 На полях рукописи во второй редакции: Ростов не смеет разочароваться, но спутан и наблюдает: Александр — человек, Наполеон — итальянский певец. Это не мог быть никто другой: впереди свиты, маленький, горбоносый, подъехавший к Александру, и взявшись рукой за шляпу; он не верил, что это был Наполеон Бонапарт, Аустерлицкий победитель, так близко он его видел, так человек он был, так плохо даже он ездил и сидел на лошади (что бросилось в глаза кавалеристу). Где же величие? Человек, как мы все грешные... Но в этих рассуждениях Ростова чуть не сбили с ног жандармы, отгонявшие толпу. Он едва успел пробиться к Преображенскому батальону, где стояла толпа, и ежели бы не Борис покровительствовал ему, его бы отогнали. Борис вывел его из толпы и поставил его подле первой шеренги еще с двумя штатскими господами, стоявшими тут. Один был дипломат, другой англичанин.

Всё время, как его толкали и устанавливали, он всё смотрел на своего героя и следил с удивлением и волнением за их отношениями с Бонапартом. (Для Nicolas это был всё Буонапарт, еще больше Буонапарт после Перигора.) Ростов видел, как поговорив, пожав с улыбкой друг другу руки (его оскорбляло, что Наполеон, ему все казалось, что Наполеон и всякий француз — учитель или актер, жмет руку нашего государя), (улыбка Наполеона была неприятно притворна, Александра — ласкова и светла)

* № 89 (рук. № 88. T. ІІ, ч. 2, гл. III—IV).

Pierre,3044 всё это время никого не видел, кроме итальянца, приехав в Петербург, никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал и целые дни проводил за чтением3045 доставленных ему масонских книг, перейдя от состояния апатии к страшному любопытству узнать, что же такое было это масонство. Он был принят в 1-ю степень братства и этот прием его оставил в нем сильное, торжественное, незабываемое впечатление. Братом поручителем был итальянец. В назначенный день он заехал за Риеrr’ом и повез его на Литейную улицу, где находилась ложа. масонских книг, доставленных ему его3046 новым другом торжковским знакомым, Иван Никитичем Нарымовым, одним из известнейших масонов того времени. Через неделю после его приезда,3047 в назначенный день Иван Никитич, взявший на себя обязанность поручителя для введения Pierr’a в первую ученическую степень братства, заехал за Безуховым. молодой польский граф Вилларский, которого Pierre поверхностно знал по высшему петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова.

— Я приехал к вам с предложением и поручением, граф, — сказал он ему, не садясь. — Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица и потому я здесь, чтобы спросить о вашем желании... Желаете ли вы вступить, за моим поручительством, в братство свободных каменщиков?

Холодный и строгий тон человека, которого почти всегда на балах, в обществе самых блестящих женщин встречал Pierre, и тон благоговения, с которым он говорил про Нарымова, поразил Pierr’a.

— Да... да, я желаю, — сказал Pierre, детски наивно глядя в глаза Вилларского. Вилларский наклонил голову.

— Еще один вопрос, граф, — сказал он, — на который я вас, не как будущего масона, но как честного человека (galant homme), прошу вас со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений — верите ли вы в бога?

Pierre задумался.

— Да... да, я верю в бога, — сказал он, сам не зная в ту минуту, как он произносил эти слова, говорил ли он правду или нет.

— В таком случае мы можем ехать, — сказал Вилларский. — Карета моя к вашим услугам. — Всю дорогу Вилларский молчал и на лице его Pierre видел торжественность, вызывавшую в нем3048 в равной степени попеременно то такое же чувство торжественности,3049 и насмешки, между которыми он сомневался [и] колебался то необходимости протеста на над этой торжественностью и желание посмеяться над самим собою. На вопросы Pierr’a, что ему нужно делать и как отвечать,3050 эксаббату Иван Никитич отвечал Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают, будут спрашивать его и что Pierr’y больше ничего не нужно, как говорить правду.3051 и быть вполне человеком. Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги сняли шубы.3052 Pierre был введен в уборную, где итальянец снял с него фрак, открыл рубашку на левой груди, поднял штанину выше левого колена и, сняв с него левый сапог, дал ему на левую ногу туфлю. Pierre слабо улыбался в начале раздеванья, но сосредоточенный, неподвижный вид итальянца невольно остановил на лице его улыбку. Окончив раздеванье Из передней они прошли в небольшую комнатку, где Иван Никитич попросил его раздеться. Иван Никитич подошел к Pierr’y, снявшему уже фрак и жилет и, разорвав его рубашку спереди, обнажил его левую грудь, нагнувшись, засучил ему штанину выше левого колена и снял с него левый сапог. Когда Pierre, желая предупредить его, хотел то же сделать с своей правой ногой, Иван Никитич сказал, что это не нужно.

Какой то человек в странном одеянии показался у двери и Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо и повелительно сказал ему3053 своим басистым голосом по французски. указав Pierr’y на стул Pierre хотел [улыбнуться] насмешливо, [но] кротко улыбался. Вилларский имел неподвижно строгий и торжественный вид.3055 Иван Никитич Вилларский подошел к небольшому шкафу, в котором Pierre заметил различные, невиданные им одеяния, взял3056 приготовленный платок и, поднявшись на цыпочки, завязал им платок, сложил его, наложил его на глаза Pierr’y и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то.

Pierr’y было больно от притянутых узлом волос и ему было совестно: он боялся, что всё то, что он делает, — ни к чему не нужно; он морщился от боли и улыбался от стыда. Огромная фигура его с опущенными руками,3057 и обнаженной, пухлой грудью неверными, робкими шагами3058 обутой и разутой ногой и с сморщенной и улыбающейся физиономией была так странна, что даже3059 Иван Никитич Вилларский долго и пристально посмотрел на него.

Проведя его шагов3060 100, несколько раз поворачивая его десять за руку,3061 Иван Никитич Вилларский остановился.

— Когда3062 ты услышишь вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, — сказал он. — Желаю вам мужества и успеха. — И, пожав руку Pierr’y,3063 Иван Никитич Вилларский вышел.3064 неслышными шагами и Pierre остался один. Через пять минут он услыхал стук и развязал себе глаза. В комнате, темной, на черном столе лежал череп, горела лампадка и лежало открытое Евангелие. Подальше стоял гроб с костями. Комната была обита черным. Pierre, как ему показалось, более двух часов пробыл один в этой комнате, смутно слыша дальний говор где то за стеной. Мертвая голова, гроб, кости, черная материя, которою обита была комната — не произвели никакого впечатления на Pierr’a. Он ходил, рассматривая эти вещи, ощупывая их и заботясь о том только, чтобы, рассмотрев кости, уложить их назад в том же порядке, в каком они лежали. Оставшись один, Pierre продолжал все так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы. желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с завязанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались. Ему казалось, что он устал. Он хотел уже снять повязку, не слыша никакого звука, кроме шума колес по мостовой, и решив в своем уме, что всё это была шутка, над которой будет смеяться,3065 сам Иван Никитич когда в дверь послышались3066 три размеренные удара сильные удары. Pierre снял повязку и, улыбаясь и покачивая <головой>, оглянулся вокруг себя. Горела одна лампадка в чем то белом на черном столе и свет лампады ярче всего освещал раскрытую книгу.3067 и что то белое, костяное Книга была Евангелие, белое, в чем горела лампадка — был череп с крест на крест положенными перед ним костями. Рассмотрев голову и пощупав ее, и прочтя несколько слов Евангелия, Pierre обошел стол и увидал еще большой ящик, полный костями. Осмотрев ящик, пощупав кости и бархат, которым был обит гроб, Pierre обошел все стены, пощупал их. Они были обиты какой то черной материей. Pierre3068 посмотрел в складки раскрыл пальцем складки и3069 посмотрел пощупал штукатуренную стену, потом он присел на гроб с костями и гроб покачнулся от его тяжести и кости в нем переменили положение. Pierre старательно опять уложил их так, как они были. Ему скучно было и более всего страшно было, что его надежда — найти объяснение жизни в масонстве — окажется тщетной.3070 Он опять колебался между насмешкой и воспоминанием того торжественного, десять лет убежденного и успокоенного лица, с которым раздевал его итальянец. Он ощупывал рассеянно складки черной материи, которой обита была комната, когда дверь Он подошел к столу и стал читать в раскрытой книге первые слова первой главы Евангелия от Иоанна: «В начале бе слово. И слово бе к богу и бог бе слово». Он задумался над этими словами в первый раз, стараясь найти тот смысл, который заключался в них. И то представлялся ему глубокий, невыразимый словами, смысл, то опять всё терялось и сливалось в выражения, не имеющие определенного значения. В середине его задумчивости, которая он не знал, как долго продолжалась, дверь отворилась и3071 тихо вошел высокий человек в странной одежде и фартуке. Pierre не мог рассмотреть его лица при слабом свете лампады. Это живое лицо в странном одеянии, молчаливо и торжественно вошедшее в комнату, возбудило уважение в Pierr’e, религиозное чувство к тому, что он видел вокруг себя. «Всё это, однако, не шутка», подумал он. Это был, в масонстве называемый, брат ритор. В то время как, с видом уважения к себе и к тому, что он делал, вошел этот человек, и вопрос в душе Pierr’a о том, нужно ли смеяться или верить тому, что здесь происходит, был решен в пользу последнего, ритор подошел ближе и, молча, в слабом свете лампады остановился пред Риеrr’ом. <Pierre узнал в нем действительного статского советника Титова, которого он видел в Петербурге и знал за человека весьма серьезного и всеми уважаемого. Последний раз он видел Титова в «Каким образом станет говорить этот человек со мной», думал Pierre. «Неужели он не засмеется?» Но Титов не только не засмеялся, но Pierre заметил, что лицо его весьма взволновано.> Это был тот самый итальянец аббат, которого он два года тому назад на вечере Анны Павловны кто то вошел. При свете лампады, слабо освещавшей только середину фигуры вошедшего, Pierre не мог рассмотреть его лица. Вошедший был худой человек высокого роста. Он подошел к столу и, положив на него белые, небольшие руки, очевидно в темноте, к которой он еще не привык, отыскивал Pierr’a. Pierre поспешил подвинуться к нему3072 еще прежде, чем тот заговорил, узнал его. Это был тот самый итальянец, которого он два года тому назад встретил у Анны Павловны и не видал с тех пор. и старался рассмотреть его лицо. Это был лет тридцати пяти белокурый, белолицый человек с ясными, светлыми и безжизненными глазами. Он был одет в белом кожанном фартуке, прикрывавшем его грудь и часть ног; на шее было надето что то в роде ожерелья3073 на руках были перчатки и из за ожерелья выступал высокий белый жабо, окаймлявший низ его3074 сухого продолговатого лица. Это был так называемый брат ритор, посланный от ложи для приуготовления к вступлению вступающего в ложу или ищущего, как назывался на масонском языке тот, который вступал в ложу, до тех пор, пока он не выведен был из черной храмины. Ритор немец, только форм формальности .

Лицо его было поразительно бледно (может быть таким оно показалось Pierr’y при свете лампады).

— Для чего вы пришли сюда? — спросил3076 Титов аббат с французским ритор с легким немецким акцентом, еще не рассмотрев в темноте собеседника, но по шороху, сделанному Риеrr’ом, обращаясь в его сторону. Pierre испытывал чувство, похожее на то, которое испытывает человек на исповеди.

Он чувствовал себя вне всех условий жизни, с глазу на глаз с чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Pierre не отвечал. Он искал выражения, которое бы вполне передало его мысль и чувство.3077 — Говорите всё, что вы думаете

— Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда? Чего хотите вы от нас? премудрости, добродетели, просвещения?

— Да, я3078 одного желаю, — сказал Pierre, чувствуя, как голос его задрожал. — Я желаю знать, что есть добродетель, чтобы исполнять ее законы — сказал он приготовленным им ответом. И в ту минуту, как он произнес эти слова, он почувствовал, что Титов аббат хочу истины, — сказал Pierre, дрогнув голосом. Ритор опустил голову в знак удовлетворения и помолчал.3079 Pierre отгадывал в лице его признак сомнения в разумности того, что он говорил, но на лице старого человека было только выражение строгой торжественности.

— Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш орден поможет вам в достижении вашей цели?

Пьер подумал.

— Да, но весьма неопределенные, — сказал он.

— Какое понятие вы имеете о вольном каменщичестве?

— Иногда я думаю, что это есть истина, иногда я думаю, что

это есть обман, которому невольно подчиняются те, кто его составляют, — сказал Pierre и взглянул на3080 Титова аббата масона, боясь, не оскорбил ли он его. На лице ритора не выразилось ни малейшего волнения при этом ответе. Он, видимо, вполне удовлетворился3081 этим ответом и сделал следующий пятый вопрос о том, почему он не им.

— Искали ли вы средства к достижению своей цели в религии?3082 и гражданских законах и следовали ли им?

— Нет. Я считал ее несправедливою и не следовал ей, — отвечал Pierre3083 как на исповеди, с дрожанием голоса и опять не мог превозмочь дрожания голоса.3084 Титов аббат Ритор опять нагнул голову.3085 в знак согласия. — В чем же полагаешь ты премудрость и добродетель? — спросил аббат. — В знании добра и следовании ему, — отвечал Pierre.

— Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? — спросил он.

— Да, — отвечал Pierre.

На белом лице3086 Титова аббата ритора выразилось волнение смущения.3087 — Потрудитесь раздеться, граф, — [сказал] он ему тихо и начал говорить, сначала запинаясь, а потом твердо. Он опустил голову, сложил руки перед грудью и задумался.

— Теперь я должен открыть вам главные цели нашего ордена, — сказал он, подняв голову, — и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство.

1. Главнейшая цель и, купно, основание нашего ордена, на котором он утвержден и которого никакая человеческая сила не может низвергнуть, — говорил он тихим и ровным голосом, — есть сохранение и предание потомству некоторого важного таинства от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, судьба человеческого рода зависит.3088 доколе бог благоволит, ко благу человечества, открыть оное всему миру.

Но как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, естли долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его.3089 Орден наш можно уподобить благоустроенному воинству, где всяк, по мере усердия и ревности, восходит к высшим чинам. Начальники ведают расположение и тайну войны, но нижние чины и простые воины обязаны токмо повиноваться и не могут знать сего таинства. Для сего в ордене нашем число хранителей сего важного таинства всегда было ограничено. И мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного.

Следственно, естли и не достигают члены наши до познания сего таинства, однако самое стремление их уже приносит им важную пользу, приближая их к совершенству.

Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся, в третьих, исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели,3090 сей убедительнейший способ научения, ибо пример сильнее всех увещаний действует в сердце человеческом. и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире.3091 Сии суть главнейшие цели нашего общества: если вы найдете в них и вашу цель, вы с пользою вступите в наш орден. — Ритор остановился. — Подумайте об этом3092 и, сказав это, он вышел. Через несколько времени, во время которого Pierre опять рассеянно перебирал кости, раздумывая о том, как справедлива была цель ордена, стремящегося искоренить царствующее зло мира, и как естественно, значительно долженствующее указать путь человеку, ритор опять вошел и, спросив, обдумал ли Pierre сказанное ему, сказал ему следующее: и вскоре я опять приду к вам, — сказал он и вышел из комнаты.

«Таинство?» думал Pierre, оставшись один и, облокотившись на стол, рассеянно глядя на раскрытую книгу Евангелия. «Таинство? Некое важное таинство? В начале бе слово, и слово бе к богу, и бог бе слово. Вот оно таинство, объясняющее все последующее. Но кто мог проникнуть это таинство? Надо поверить ему. А я не верил и что же я узнал? Я узнал то, что жизнь моя не имеет смысла и цели, что смерть есть такая же неизвестность, как и самая жизнь». Весь ход его мучительных мыслей, не приводивших ни к какому решению, вдруг поднялся в нем и он, с ужасом чувствуя, что опять поворачивается этот свинтившийся винт, стал вспоминать то, что говорил ему белокурый человек в фартуке.

«Для познания таинства мы очищаемся», повторил он себе смысл его слов. «Очищаясь, мы исправляем себя и других и искореняем зло, царствующее в мире. Есть таинство, потому что вытекающая из него деятельность есть правда. И я верю в него и желаю проникнуть это таинство». Через полчаса вернулся ритор и тем же спокойным тоном и языком передал ищущему те семь добродетелей, соответствующих семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон.

— Во-впервых, — сказал он, — по существу главного нашего намерения, мы имеем нужду скрывать наши тайности, то есть наши обряды, образ правления и проч.3093 Не говорю я и о таинствах, ибо оных никто не может никому открыть: они, яко таинства, тайно сообщаемы бывают от того, кто имеет власть и силу сообщать оные. И потому вы должны обещать нам наблюдать скромность, как словами, так и делом, во всем том, что хотя мало касается до нашего общества,3094 Естли со вниманием разберем мы сию добродетель, то увидим, что скромность в нашей жизни сохраняет нас иногда от всяких бед и несчастий. Нескромность часто имеет ужаснейшие следствия, нежели всякой другой порок. Повиновение. Общество наше, не имея гражданского права наказаниями или другими какими насильственными средствами приводить своих членов к повиновению, требует добровольного согласия на оное от всякого вступающего члена. Никакое общество не может стоять без подчиненности, тем паче наше, рассеянное по всему лицу земли, имеет нужду в строгом наблюдении правил подчиненности. Добронравие. во вторых, вы должны обещать полное повиновение и подчиненность обществу, рассеянному по всему лицу земли, в третьих, так как наша цель состоит в том, чтобы исправлять самих себя, а своим примером и прочих, вне нашего общества находящихся, приводить к познанию добродетели,3095 Следственно, всякой наш член обязан вы должны обещать всегда строго наблюдать все правила честности, правды и благопристойности, т. е. добронравия. Наш орден есть средняя линия между религией и гражданским законом. Тот, кто с нами соединился, обязан все должности, налагаемые на него духовною и светскою властию, исполнять во всей точности, а не по единой токмо наружности.

В 4-х, вы должны обещаться, более чем самого себя, любить человечество и своих братьев. Это есть столп3096 не только нашего общества.3097 но и самой религии. Она подобна животворному бальзаму, разливающему в душе человеческой силу, крепость и сладкое успокоение. Она делает нас любезными богу и людям. Человек, которого все помышления и деяния имеют душою сию изящнейшую добродетель, бывает мужествен в своих предприятиях, тверд в исполнении оных; грозный вид тирана, муки и все злосчастия не колеблют его душу. Вы должны стараться возрождать и усиливать в душе вашей сие благородное чувствование и учинить его основанием всех ваших деяний.3098 Постоянность

В 5-х, вы должны быть мужественны; ибо тот только прямо добродетелен, кто непрестанно, во всех действиях, старается противиться злу.3099 Тот только может надеяться достигнуть своей цели, который при начале своего предприятия решается преодолевать все затруднения, препятствия, скуку. Ежели сердце ваше одобряет ваше предприятие вступить в наше общество, то вы должны с сей минуты решиться переносить все беспокойства, с какими сопряжен путь к добродетели, не совращаться с оного никакими соблазнами, никакими огорчениями, никакими обманчивыми и лестными видами.

Вооружиться мужеством и быть готовым переносить всякое зло, сопряженное с достижением добродетели, ибо без мужества никто да не льстится проникнуть таинства нашего ордена.3100 Щедрость или бескорыстие. Сия добродетель есть драгоценное украшение нашего ордена, каждого брата и каждого честного человека. Она есть первый знак благородной и высокой души. Низкая и подлая только душа внимает бесчувственно воплю несчастного угнетаемого убожеством, или хотя и дает ему некоторую помощь, но токмо из тщеславия, для похвалы и с внутренним нехотением. Но, да отличится истинная щедрость, происходящая из благородного побуждения человеколюбия, от расточительности, которая часто подобна бывает щедрости, хотя источник ее есть некоторая леность, ветреность и безрассудность. Любовь к смерти. Непрестанное о смерти размышление учиняет нас неустрашимыми, укрепляет наш дух к понесению всех трудностей, кои встретиться могут на пути добродетели.

В 6-х, вы должны быть бескорыстны и щедры и ничего не жалеть для помощи своим братьям.

В 7-х, старайтесь частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но — другом, который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.3101 Всем сердцем Pierre подтверждал каждое из требований, заявлявшихся ему. Он находил их в своем сердце. Опять ушел ритор и в третий раз пришел и сказал: Сказав это, ритор, спросив у Pierr’a его шляпу и шпагу и взяв их с собою, опять вышел.

Оставшись опять один, Pierre, загибая по пальцам, вспоминал все семь добродетелей и живо представлял себе наслаждение, вытекающее из соблюдения их. Повиновение, в особенности повиновение — для него, не знавшего, куда употребить свою свободу, представлялось ему соблазнительным. Повиноваться тому или тем, которые знают таинство истины, иметь возможность всегда спросить и поверить свой путь — представлялось ему таким счастливым состоянием, что он уже не сомневался более в знании их того некоего таинства, которое было открыто людям от древних веков и даже от первого человека.

В третий раз ритор вернулся скорее и, спросив Pierr’a всё ли он тверд в своем намерении и получив утвердительный ответ, сказал:

— Орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более, нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами.

— Когда вы с откровенным сердцем и с должным уважением к великости той цели, для коей вы желаете быть приняты, будете взирать на всё то, что с вами происходить будет, то, может быть, вы уже не те от нас выдете, каковы пришли.3102 N3 Ежели ищущий не знает, что такое иероглиф, можно подать ему следующее объяснение:

— Иероглиф есть назнаменование какой нибудь, не подверженной чувствам нашим, вещи, чрез представление вещи, подверженной чувствам, которая содержит в себе подобные качества изобразуемой3103 И так для познания изобразуемой вещи и ее качеств надлежит познать все свойства вещи изобразуемой. В знак щедрости отложите все драгоценности и металлы. В знак повиновения вы снимали платье и вам завязывали глаза. Теперь вы должны объявить мне свое главное пристрастие. Pierre задумался и долго искал его. — Женщины! — наконец сказал он с слабой улыбкой, сейчас же замершей. Теперь Pierre чувствовал себя вполне масоном и ни на мгновение не сомневался в таинстве, которое ему должно было открыть. С шпагою. у оголенной груди, с завязанными глазами он был введен в ложу. Изъяснение иероглифами необходимо потому... — Ритор остановился, видимо не находя искомых слов для объяснения, но Pierre, уже вполне понимавший мысль, попытался сам объяснить ее.

— Я понимаю, — сказал он, изредка вставляя в свою речь французские слова, — что словом может быть объяснено только ограниченное понятие, словом может быть объяснена только одна сторона предмета и только представлением подобного предмета можно выразить все стороны предмета. Слово недостаточно... и мне кажется, что словом никогда не может вполне владеть человек, потому что сказано, что слово бе к богу...

Ритор сделал движение рукой, чтобы остановить речь Pierr’a.

— Позвольте, — сказал он строго. — Ежели вы тверды, то я должен приступить к испытаниям. В знак щедрости, прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.

Pierre не понял.

— То есть что же я отдам?

— То, что на вас есть — часы, деньги, кольца...

Pierre поспешно достал кошелек, часы и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, ритор сказал:

— В знак повиновения, прошу вас раздеться.

Pierre снял фрак, жилет и левый сапог, по указанию ритора. Ритор разорвал рубашку на его левой груди и, нагнувшись, нежной белой рукой поднял его штанину на левой ноге выше колена.

Он поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему белокурого человека, но ритор сказал ему, что этого не нужно и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою на большом, толстом лице, Pierre стоял, опустив руки и расставив ноги, перед ритором, ожидая его новых приказаний. Лицо ритора было так же внимательно, холодно и строго.

— И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть главное ваше пристрастие, — сказал он.

— Мое пристрастие — порок мой? — повторил Pierre. — У меня их было так много, — сказал он. Ему казалось теперь, что пороки его прежде были в нем, а теперь их нет более, — так радостна ему была мысль обновления и исправления.

— То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, — сказал ритор. Pierre помолчал, отыскивая: «Вино? Объяденье? Женщины? Праздность? Леность?3104 Мстительность? Горячность? Злоба?»

— Женщины, — сказал он тихим, чуть слышным голосом, с той же детской улыбкой.

Ритор не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Pierr’y, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.

— Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас...

И Pierre в эту минуту уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства.

Скоро после этого в темную храмину пришел за Риеrr’ом уже не белокурый, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. Вилларский застал нового масона с кроткой, детской улыбкой на лице, с завязанными глазами, с открытой, широкой и выпуклой грудью и одной обутой и разутой ногой. На новые вопросы о твердости его намерения Pierre отвечал — да, да, согласен, — и с тою же сияющей улыбкой пошел вперед, с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой, из комнаты по коридорам, где его водили взад и вперед, и до дверей ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков и Pierre был введен и ему сделал чей то басистый знакомый голос (глаза его всё были завязаны) вопросы о том, кто он, где, когда родился и т. п. Потом его опять стали водить с завязанными глазами и при том говорить ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном строителе мира, о мужестве, с которым он перенес труды и опасности, и называли его при этом то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали молотками и шпагами, и изредка шептали, очевидно поправляя неправильности в приеме. Потом взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Pierre, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку и он увидел в слабом свете спиртового огня, что пять или шесть человек в таких же фартуках, как и те, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Pierr’y не было страшно, он знал, что вреда ему не сделают, но ему было совестно. Он заметил одного старичка беззубого и с выдавшейся челюстью, которого рука тряслась, держа шпагу.3105 и который в это самое время удерживал зевание Ему тотчас же стали надевать опять повязку. Но он заметил еще одного человека в белой рубашке с красными пятнами. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi.3106 [так проходит мирская слава.] И тут только он увидал комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать людей всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Многих из них Pierre знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел его торжковский знакомый с своими большими бровями и в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Pierre видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова Нарымова, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой стороны было что то вроде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было семь больших, вроде церковных, подсвечников. Потом его подводили двое из братьев к алтарю, ставили ему ноги в известное положение, потом приказывали ему ложиться, говоря, что он повергается к вратам храма, и потом, наконец, стали одевать его. На него надели такой же кожаный фартук, и великий мастер Нарымов с большими бровями обратился к нему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего силу и непорочность, потом ему дали лопату невыясненную и сказали, чтоб он3107 трудом старался выяснить ее. трудился ею очищать сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом ему дали одни перчатки, мужские, которых значения он не мог еще знать, но которые должен был хранить, потом другие перчатки мужские, которые он должен был надевать в собраниях масонов, и, наконец, третьи, женские перчатки.

— Любезный брат, — сказал ему Нарымов, с своей властью и кротостью в голосе, — и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменщицу. — Нарымов, с сожалением помолчав, поглядел на Pierr'a. — Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук не чистых.

После этого обряда белокурый ритор подвел Pierr'a к ковру и стал читать ему объяснение всех на нем фигур, как то: солнца, луны, молотка, отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д., потом указали ему его место, знаки ложи, сказали входное слово, и сам великий мастер, своим прекрасным, внушительным голосом, прочел устав, весь основанный на стремлении к совершенствованию и на чувстве любви и самоотвержения для ближнего.

Слушая этот устав, читаемый Нарымовым, который, казалось, не читал его, а импровизировал по мере того, как ему приходили мысли, и у которого в некоторых местах чтения слезы навертывались на старческие глаза, вся усталость Pierr’a от сложных обрядов и все сомнения в законности их опять исчезли, и он чувствовал себя вполне обновленным и счастливым.3108 «Всякий каменщик, какого бы исповедания и какой бы страны он ни был», читал великий мастер, преобразившимися, влажными глазами глядя вперед себя, «есть твой брат и имеет право в твоей помощи. В наших храмах мы не знаем никаких степеней» «В наших храмах мы не знаем других степеней», читал великий мастер, блестящими глазами глядя вперед себя, «кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое-нибудь различие, могущее нарушить равенство.3109 Не стыдись в свете человека, которого ты лобызал между нами Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающего, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Единое только согласие может довершить работы наши.

Буди ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастие с ближним твоим и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой, величества».

После чтения великий мастер3110 поцеловал Pierr’a предложил братьям обсудить дела ложи. Итальянец заявил необходимость представить шотландские акты и по этому случаю произошло прение, котор которое не слушал и не понял Pierre. После этого великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и старичок, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Pierre3111 положил все деньги, которые хотел записать в лист милостыни все деньги, которые у него были,3112 в Петербурге: пять тысяч но он боялся этим выказать гордость и записал только столько, сколько записывали другие.3113 сто рублей

Ложа была закрыта и, вернувшись домой, Pierr'y казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет и совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.

* № 90 (рук. № 88. T. II, ч. 2, гл. XVII—XX).

<отталкивали ноги больных, которые были на дороге посетителя (очевидно принятого ими за начальника, ревизора) и вытягивались перед ним с видимым удовольствием, что они так хорошо помнят службу.

— Да дай же ему воды, — сказал Ростов одному из них, который глупыми глазами старательно провожал его в то время, как сзади его3114 положил все деньги, которые больной, высунув одну кость руки, обтянутую желтой кожей, тщетно тянулся к железному ведру с водою, стоявшему у его ног.

— Слушаю, ваше благородие! — закричал солдат, не трогаясь с места и провожая начальство глазами.

«Нет, тут ничего нельзя сделать», подумал Nicolas, задыхаясь от внутренной боли, и, стараясь не смотреть,3115 более вокруг себя, прибавил шага. Ужаснее всего для Nicolas были взгляды всех этих людей, которые, как сквозь строй, прогоняли его между себя. Эти горячешные, блестящие взгляды все говорили одно и то же: они и надеялись, что он подаст им помощь, и упрекали его, что он не помогает им, и, главное, завидовали ему, что он смеет быть так свеж, молод, здоров и жив посереди них. Проходя последнюю комнату, Nicolas, уменьшая шаг, опускал глаза и всеми средствами старался неслышно и незаметно пройти мимо их. прошел до выхода и выбежал на крыльцо и за ворота. Солнце пекло и блестело, пахло летом, и звуки были летние, но глазам Nicolas еще долго представлялись эти завистливые, страдающие, покоренные страданием лица, слуху его представлялись звуки этих метаний по жесткому полу и, куда ни уходил он, он всё слышал этот запах мертвого тела от живых людей, который поразил его в гошпитале.

По спискам фельдшера Макеева, отысканным на его квартире, оказалось, что маиор Денисов был записан в этот гошпиталь, но переехал в бывший помещичий дом, теперь офицерский гошпиталь, и лечится там у прусского доктора.

Nicolas поехал туда. Когда он вошел к нему, Денисов сидел в одной рубашке перед столом и что то3116 быстро треща пером, писал. Он поднял голову, взглянул прямо в лицо Nicolas растерянными глазами из похудевшего и пожелтевшего лица и продолжал писать. Не хотел, или не успел узнать его Денисов, Nicolas не мог понять. кричал, рассказывая толстому офицеру в халате, стоявшему перед ним. Несколько офицеров стояло около, слушая. Денисов похудел и пожелтел за то время, что Ростов не видал его.

— Денисов!3117 друг! — крикнул Nicolas.

Денисов поднял опять голову и узнал Ростова; на лице его выразилось сознание, но никакой радости.

— А! Ростов! Вот спасибо, что приехал,3118 голубчик, очень рад, очень рад крикнул — проговорил он. — Садись, — сказал он так, как будто Nicolas был не больше, как его случайный знакомый, и как будто они только дня два тому назад виделись. Как ни поражен был Nicolas этим приемом, как ни странно подействовал на него этот равнодушный тон и эти растерянные глаза, говорившие о большом перенесенном страдании, Nicolas обнял Денисова, поцеловал его и стал расспрашивать о том, где он был, как перенес рану, в каком положении он теперь, и рассказывал о том, в каком положении их полк, как он рвался к нему и т. д. Денисов слушал его, рассеянно улыбаясь, как человек из другого мира.3119 но как только Nicolas спросил Денисова о том, в каком положении его дело с комиссариатскими, как вдруг Денисов оживился. — Под судом!

— Ты знаешь, за чем ты меня застал? А? Ст'гочу, б'ат, отзыв на этого 'акалью...

— Какого? — спросил Ростов.

— Того самого. Ведь ты знаешь, — закричал Денисов, — Я под судом приговорен к разжалованью и лишенью прав. Да, с лишением прав за то, что я вздул эту гадину. А? Ты слушай.3120 Нет, брат, уж ежели на то пошло, так я все их мерзости выведу. Я к государю пойду. Я прямо пишу им. Постой, постой. — Денисов хотел встать, чтобы достать бумаги на окне, забыв свою рану, но3121 визгнул сморщился от боли3122 — Лаврушка! — закричал он. и попросил Ростова подать ему лежащие там бумаги. Ростов подал ему бумаги, но Денисов взял в руки ту, которую он писал.

— Ты слушай, я прямо пишу.

Видно было, что Денисов наслаждался этим процессом отписыванья и что его меньше занимал в это время вопрос о том, чем кончится суд над ним, чем то, каково он отделывает их. Стуча кулаком по столу, хмурясь и горячась, он передал Ростову все подпущенные им шпильки провиантскому ведомству. Последняя же бумага, которую он теперь только писал, по его мнению была chef d'oeuvre.>

— Ты слушай, Ростов. Вот что я пишу им. «Ежели высшее начальство считает поступок мой отбития неназначенного мне транспорта для спасенья вверенной мне части войск от голода — разбоем, то какое наименование может быть дано поступку чиновника, не отбивающего, но ворующего солдатский хлеб не для утоления не только людей, но и своего голода, а ворующего для своей корысти».

<Ростов пробыл3123 два часа с глазу на глаз с Денисовым сутки у Денисова и ничего не слышал от него, кроме разговоров о своем деле, ругательств на воров и чтения его3124 ядовитых бумаг. Как только разговор заходил о постороннем, Денисов замолкал и, видимо, не слушал. Ввечеру к Денисову зашел3125 прусский доктор, обходивший больных, и, застав его за горячим рассказом, улыбнулся.

— Верно о своем деле говорит господин маиор, — сказал доктор Ростову таким тоном, что видно было, доктор уж не раз слыхал такие рассказы. — Вы бы ему советовали не думать об этом, а лечиться, пустая рана, а не заживает...

После доктора в комнату вошли два офицера. Один — улан с повязанной головой, другой — артиллерист в халате без правой руки и с маленькой трубочкой во рту, закушенной набок. Это был Тушин, призревший Nicolas в Шенграбенском деле. Тушин узнал и радостно обнял Nicolas.

— Вот где бог привел свидеться, милый человек, а мне так отрезали кусочек — вот... — Он с веселой улыбкой показал свой пустой рукав. — Ну, что ж, сыграем в бостончик, Василий Дмитрич, — сказал он.

Денисов согласился и они вчетвером сели играть на постели Денисова. В середине игры разговор зашел о последнем Фридландском сражении. Улан рассказывал полученные им известия. Он говорил, что армию нарочно погубили, вывели ее на поле, поставили задом к реке и заставили стоять до тех пор, пока не собралась вся французская армия. Потом, как началось сражение, сейчас же велели отступать. И пошла потеха. Мосты сожгли, бродов нет. Так, ни за что, погубили армию. Говорят, у главнокомандующего падучая сделалась, а я думаю — измена.

— И, как можно! — защищал Тушин, — какая измена? Так, задумались.

— Ну, вам всё хорошо.

— И поделом! — закричал Денисов, — пускай их бьют! Чтоб они знали, что подлецы и что честные люди. Небось какой-нибудь вор провиантский командовал. — Он отложил карты и опять начал рассказ о своем деле.

На другой день рано утром Тушин отозвал Ростова в сторону и сказал ему.

— Я хотел вам сказать3126 майор отличный человек, только горяч очень. про Денисова — вы его друг, как я вижу.3127 Его рана Дело его плохо. У нас такой пример был, разжаловали.3128 Он вам бумаги будет давать, вы не передавайте. А то что их дразнить Одно спасенье, коли есть у вас человечек в штабе, надо поскорее подать письмо и просить государя, пока у него не было на конфирмации, Я, любя его и вас, говорю...

Ростов пробыл день у Денисова, во время которого он ни минуты не нашел старого Денисова. Он видел в нем только озлобленность, раздражение, равнодушие ко всему, что только не касалось его дела и полусумасшедшего увлечения своими бумагами.

С тяжелым чувством потери своего друга Ростов поехал в полк и, посоветовавшись с полковым командиром и выпросившись у него, поехал в главную квартиру.3129 хлопотать за Денисова

В главной квартире у Ростова никого не было, кроме Бориса, бывшего адъютантом у весьма важного лица, и3130 как это ему ни было неприятно, надо было он решился обратиться к нему.

Есть одно свойство человеческой природы, которое служит главным источником обвинений в лживости этой природы и в противуречиях, которые кажутся нам в ней. Это есть свойство выбора из бесчисленной массы разнородных впечатлений одного известного рода впечатлений и сгруппирования их около какого нибудь одного поражающего явления. Человек спит и в мгновение неполного сна испытывает различные впечатления и опять забывает их, но какое нибудь резкое впечатление — стук или свет — пробуждает его и все прежние безразличные впечатления в момент пробуждения мгновенно группируются около последнего впечатления. Человек просыпается и говорит, что он видел сон. Человек просыпается и рассказывает, что он видел во сне, как он ходил на охоту, собака искала, он взводил курок, дичь вылетала, он стрелял, и звук выстрела разбудил его.

Звук же выстрела был звук ударившего ставня.3131 Человек этот действительно видел этот сон. В момент пробуждения все прежние впечатления сгруппировались около удара ставня.

То же явление бывает и не во время сна. Человек встречает другого человека, с которым он ничем не связан в продолжение долгого времени, и в числе бесчисленных впечатлений, прозводимых всяким человеком, впечатления, произведенные этим известным человеком, затеряны и так незаметны, как будто их нет. Существуют впечатления о том, что известный человек имеет приятный взгляд, некрасивое сложение, нежные руки, пискливый голос, сказал нынче умно, завтра выказал сухость сердца и т. п.

Впечатления эти, в числе миллионов и миллионов других, остаются неподнятыми и, весьма вероятно, исчезнут бесследно между миллиардами других впечатлений, но вдруг этот человек больно оскорбил вас: это тот факт, тот удар ставнем, около которого, мгновенно выплывая из безразличности, группируются все прошедшие впечатления, совпадающие с чувством оскорбления; все же несовпадающие с ним, противуположные, исчезают, так как они ничем не освещены, не вызваны, и исчезают так, что вы так же мало в состоянии возобновить их, как и возобновить те впечатления сна, которые были у вас в то время, когда ударил ставень, и вы увидали сон только об охоте. Случится же известному человеку напротив быть причиною удовлетворения вашей страсти или польстить вашему самолюбию, и вы действительно находите в своей душе уже давно составившееся о нем понятие, как о прекрасном человеке, умном, с приятными глазами и нежными руками и т. д. и т. д.

Такой переворот суждений относительно Наполеона произошел 1807 года июня 13-го дня в высших сферах русской армии.

Генерал русской армии, которому Наполеон на Тильзитском плоту сказал несколько ласковых слов, не из придворного чувства лести и потворства, но искренно не находил в душе своей следов чувства ненависти к вчера еще проклинаемому Бонапарте, к убийце мученика Енгиенского и к врагу рода человеческого, находил в душе своей только благоговение к покорителю революции, террора, к восстановителю религии и величайшему гению своего века. Он был твердо и законно убежден, что не переменил своего мнения, но всегда, совершенно искренно так думал.

В душе Бориса, находившегося при императорской главной квартире, переворот этот сделался так же, как и у других.> Французский и русский императоры съехались в Тильзите 13-го3132 числа, когда он просился у генерала, при котором он состоял, на Неман, он сказал, говоря про Бонапарта, которого он всегда так называл июня. Борис просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы он был причислен к свите, назначенной состоять в Тильзите: «Je voudrais voir le grand homme».3133 Я бы желал видеть великого человека. <B Тильзите же он отвечал на вопрос своего генерала: «где государь?» он отвечал: «sa majesté, l'empereur Napoléon» и, чтобы назвать так Наполеона, не сделал ни малейшего усилия.

Борис, в числе немногих, попал на Неман в день свидания и потом, на третий день, в самый Тильзит и видел и плоты на Немане, и свидание императоров, и ежедневные их посещения друг к другу.> Так как свита была небольшая, то присутствие в Тильзите было очень важно. Борис два раза удостоился исполнять поручения к самому государю. Так что, хотя государь и не говорил с ним, он узнал его в лицо. Борис жил с другим адъютантом, графом Жилинским, и каждый день они с французскими офицерами обменивались обедами и вечерами так же, как и императоры.

24-го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. Был один адъютант Наполеона, один капитан французской гвардии и молодой мальчик, паж Наполеона.

Перед тем как садиться за ужин, Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в штатском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Бориса.

В Nicolas, так же как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте. Еще недавно Nicolas, разговаривая с платовским казачьим офицером, спорил о том, что, ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно он в гошпитале, встретившись с французским раненым полковником, разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте.3134 Еще недавно, после Фридландского дела, когда Ростов, командуя эскадроном, напрягал целый день все силы, чтобы поступить наилучшим образом, узнав вечером, что сражение проиграно, к стыду своему не мог удержать слез перед офицерами. Возвращаясь из своего посещения гошпиталей и вспоминая все ужасы, которые он там видел, и вспоминая то, что виновником их был один Бонапарт, Nicolas воображал себе, какая бы была заслуга для человечества убить, жестокой казнью казнить этого человека. Подъезжая к Тильзиту, он узнал о перемирии и свидании императоров, но не хотел верить в возможность мира. Теперь, увидав французов в гостях у Бориса, он не знал, что подумать.

Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его невольно в первую минуту, когда он узнал Nicolas, выразило досаду.

— А, очень рад, — сказал он улыбаясь и подвигаясь к нему.

Но Nicolas уже заметил первое его движение.

— Я не во время, кажется? — сказал он, — я бы не приехал, но мне дело есть, — сказал он сердито.

Nicolas, подъезжая к Тильзиту, спорил с своим товарищем, что не может быть мира после Фридландского сражения, и только что ругал французов.

Борис взял его за обе руки и повел в комнату.

— Ах, полно пожалуйста, можешь ли ты быть не во время?

Борис познакомил его с гостями и сказал, что вот как наши офицеры страстно желают видеть императора Наполеона, что рискуют ответственностью, в штатском платье приезжают в Тильзит.

Ростов мрачно глядел на французов и сказал, что не для того, чтобы видеть — он чуть было не сказал — Бонапарта (но Борис поспешно за него сказал — императора), но что у него есть дело. Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса и, как это всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает.

— Однако я тебя стесняю, — сказал он опять Борису, — пойдем, поговорим о деле и я уйду.

— Да нет, нисколько, — тщетно уверял Борис. — А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись.

В маленькой комнатке, где спал Борис, Nicolas тотчас же начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить через своего генерала у государя.

Когда они остались вдвоем, бывшие друзья в первый раз испытали, что им неловко было смотреть друг другу в глаза. Борис отвечал:

— Да, я скажу генералу, только не знаю, что же я могу сделать? По моему, лучше бы прямо полковому командиру просить государя.

— Идите, Друбецкой, — послышался голос из большой комнаты.

— Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! — закричал почти Nicolas.

Борис улыбнулся.

— Напротив, всё сделаю, что могу, только я думал....

— Ну иди, иди, иди! — И, оставшись один в маленькой комнатке, Ростов долго ходил в ней взад и вперед и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.

Ростов попал в Тильзит в день, менее всего удобный для беседы с другом Борисом и для подачи бумаги Денисова. Самому ему нельзя было, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, но и Борис, которого он просил об этом, не мог сделать этого в этот день, 27-го июня. С утра разнеслось известие, что мир заключен, что императоры поменялись орденами, андреевским и почетного легиона, и что будет обед Преображенскому баталиону; его угащивает баталион французской гвардии. Борис уехал с раннего утра к своему генералу, Ростов пошел бродить по городу.3135 «Друбецкой не хочет помочь мне, я так и ждал от него. Теперь всё кончено между нами. Но я не Борис, я должен помочь другу». (И как только Ростов вспомнил Денисова, он опять почувствовал запах гошпиталя и увидал эти завистливые взгляды, которые целую неделю преследовали его.) «Что будет, то будет, пойду прямо к дежурному и подам это письмо государю», подумал он. «Только бы дошло до государя», подумал он, «только подать мне ему самому, и государь не может не помиловать такого человека, как Денисов».

Подходя к двухэтажному дому, в котором стоял император Александр, Ростов неожиданно сошелся с знакомым генералом, который тотчас узнал его. Испуганный тем, что он будет отдан под суд, Nicolas хотел уйти за угол, но генерал остановил его. Генерал этот был князь3136 Бецкий Багратион.

— Э! Господин Ростов. Пожалуйста, пожалуйте сюда, — сказал он, улыбаясь. — Что или в отставку вышли, голубчик? Это не хорошо, — сказал он и строго, и шутливо.

— Я не из любопытства, ваше сиятельство, — сказал Nicolas,— у меня дело есть.

— Ну, ну, я не видал, — сказал Багратион, — а то беда, — и отвернулся.3137 «Беда ли не беда, а подам письмо», подумал Nicolas и вошел в приемную. — Что вам? — спросил лакей. — Письмо его величеству. — Пожалуйте к дежурному. Дежурный был без сюртука в красных, шелком шитых, помочах, которых красоту заметил Ростов. — Qu’est ce que c’est? [Что это?] — Un petitionnaire [проситель], — сказал дежурный другому. — Не принимай, надо ехать. — После, после, — сказал дежурный, надевая мундир. В это время вошел третий. — Выходит, выходит... — и все побежали, застегивая сабли.

Но тут уже Nicolas, которому вдруг пришла мысль, что этот добрый Багратион поможет делу Денисова, обратился к нему.

— Вы пособите, ваше сиятельство, храброму офицеру.

И Ростов рассказал всё дело Денисова, — Попросите государя.

— Я слышал, слышал, — сказал Багратион. — Хорошо, не обещаю, а может быть скажу, жаль молодца. — И Багратион вошел на крыльцо государя, у которого стояла лошадь государя, рыжая энглизированная, и лошади свиты.

Через несколько минут с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами. Это были господа свиты государя. Его лошадь берейтор Эне, тот самый, что был в Аустерлице, подвел к самому крыльцу, и по лестнице послышались шаги государя, которые сейчас узнал Ростов. Сердце его застучало и он, забыв опасность быть узнанным, подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу.

Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Nicolas (это был légion d'honneur), вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку, повернулся к князю Багратиону, вышедшему за ним, и, остановившись, сказал:

— Нет, не могу, князь, закон сильнее меня. Таких преступлений было слишком много.

Багратион, стоявший против Nicolas, переглянулся с ним. Государь надел шляпу, поставил ногу в стремя, сел и поехал галопом по улице.

* № 91 (рук. № 88. T. II, ч. 2, гл. XVIII).

Рана его еще всё не заживала, несмотря на то, что уже прошло шесть недель и не было важных повреждений.

— Всё от того, что Василий Дмитрич тревожится, от того и не заживает, — сказал офицер, товарищ Денисова по гошпиталю.

— Вздор, глупости, — закричал Денисов. — От собачьего содержанья не заживает! Разве нас, как людей, содержат? Как свиней! И всё так!

— Ну, а как твое дело идет? — спросил Ростов.

— Ничего, — сморщившись сказал Денисов, — что про эти глупости говорить.

Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дел и, когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.

Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той другой, вольной жизни, которая шла вне гошпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только тем, что происходило вокруг него: выписался ли этот Перновского полка офицер, придет ли к нему нынче доктор играть в бостон, будет ли нынче суп с курицей и т. п. были, казалось, единственные вопросы, имевшие для него интерес.

Один только раз в продолжение дня, который провел у него Ростов, Денисов вполне оживился. Это было тогда, когда за картами один из офицеров сказал, что теперь, слышно, большие награды будут и что Василью Дмитриевичу следовало бы прямо просить государя о своем деле.

— Мне просить государя! — закричал Денисов, бросая карты, — об чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что я вывожу на чистую воду разбойников! — Он встал и взял бумагу. — Пускай судят, я никого не боюсь! Я честно служил царю и отечеству и не крал! и меня разжаловать?...

— Да полноте горячиться-то, — уговаривал его Тушин. — Ведь не всё по справедливости делается.

— Это вы говорите! — налившимися кровью глазами глядя на Тушина, кричал Денисов.

Но несмотря на крик и горячность Денисова, Тушин и другие больничные товарищи его все напустились на него. Все доказывали ему, что дело его очень дурно, что он только портит его, раздразнивая их своими бумагами, что единственное спасение для него состоит в том, чтобы прямо, помимо начальства, просить милости государя, и что теперь или никогда он должен написать это письмо и передать его своему приятелю, графу Ростову, у которого верно есть связи в штабе, и который передаст письмо государю. Денисов долго, молча, опустив глаза, слушал их, потом схватился за волосы и, опрокинув стул, подошел к другому столу и стал писать. Через полчаса он с робкой, странной для Ростова улыбкой подал ему письмо.

— Так что ли, — сказал он, — коли подличать. Ах, чорт возьми! — Письмо было исправлено, переписано и передано Ростову.

— Нет, брат, правдой не проживешь. Ведь ты подумай, все их мерзости... — уже поздно вечером говорил он с печальным лицом сидевшему против него Ростову. Ростов не слушал его, не понимал ничего из того, что он говорил. Глазам его представлялись всё те же завистливые, покоренные страданием лица, которые он видел в гошпитале, слышались ему звуки этих хрипений и метаний по жесткому полу и всё слышался ему тот запах мертвого тела от живых людей, который поразил его в солдатском гошпитале. «И вот он, Денисов, и нет Денисова. И что всё это значит?» думал он.

* № 92 (наборная рукопись. T. II, ч. 2, гл. I).

Это состояние, в первый раз в жизни наведшее на него тоску, было ему очень тяжело и мучительно. Но это тяжелое и мучительное состояние имело для него свою неотразимую прелесть. Он боялся выйти из этого состояния. Всё в нем самом и вокруг него, во всем мире представлялось ему столь запутанным, бессмысленным и безобразным, что он боялся одного, как бы люди не втянули его опять в жизнь, как бы не вывели его из этого презрения ко всему, в котором одном он находил раздражающее, тревожное наслаждение.

«Торжковская торговка клянется богом, что туфли козловые и стоят пять рублей, а она знает, что они барановые и не стоят двух. А у меня сотни рублей, которых мне некуда деть, и она в прорванной шубе3138 ходит по морозу, так же как ходила ее мать, обманывая моего отца, и будет ходить ее дочь, обманывая моего сына. Ежели у меня будет сын», сказал он себе краснея. «Да, у нее будет не мой сын, который бесспорно будет носить имя Безухого, а я не имел права на это имя и получил его по особой милости царя. Милость царя!Точно» стоит и робко смотрит на меня. И я жалею дать ей эти пять рублей. Кто из нас прав, кто виноват?» Пьер велел камердинеру взять туфли и дать ей деньги.3139 Торговка благодарит и рассказывает, что у нее сын болен. А я думал, что у меня будет сын.

* № 93 (наборная рукопись. T. II, ч. 2, гл. I).

Это был невысокий, ширококостый, худой человек лет шестидесяти с3140 длинными седеющими, нависшими бровями над блестящими3141 черными карими глазами.

Pierre снял ноги со стола, встал и перелег на кровать, изредка поглядывая на вошедшего.

Проезжающий3142 которого смотритель называл превосходительством имел3143 угрюмый, твердый и спокойный вид. вид вместе ученого и помещика. На нем была черная бекеша, застегнутая до верху, и высокие сапоги; седая большая голова была коротко обстрижена, и на указательном пальце был большой чугунный перстень с каким то изображением.3144 адамовой головы.

Он сел у стола, расстегнулся, шепнул что-то слуге и, получив от него книгу, которая показалась Pierr’y духовною, стал читать, изредка взглядывая на Безухова и раза два встретившись с ним глазами. Строгое и спокойное выражение этого взгляда3145 успокоительно раздражительно действовало на Pierr’a. Ему всякий раз хотелось заговорить с проезжающим и сообщить ему свои мысли, но всякий раз он опаздывал и уже проезжающий опять читал. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинками желтый старичок без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, но никогда и не росли у него. Поворотливый старичок слуга3146 не только учтиво и подобострастно, но благоговейно служил своему господину. Он разбирал погребец, приготовлял чайный стол и принес кипящий самовар. Налив себе один стакан чаю, проезжающий налил другой безбородому старичку и подал ему. Этот поступок поразил Pierr’a. Он положил свою книгу и стал пристальнее вглядываться в проезжающего. Ему казалось, что он прежде где то видал его и что еще прежде он замечал твердый, строгий и полный жизни старческий взгляд этого человека.3147 «Тоже едет, как и я из Москвы в Петербург», думал Pierre, «и совершает путешествие, как будто может быть для него какая нибудь разница в том, что он будет в Петербурге или в Москве. Тоже читает книгу (я бы желал знать, какая это книга), точно он узнает что нибудь из нее; тогда как уже близок для него переход, который ничего не откроет, а все закроет для него...» В то время, как Pierre, при виде этого старого человека, опять в мыслях своих пришел к тому же безвыходному углу отчаяния и безнадежности, проезжающий сделал знак своему слуге, чтобы тот вышел, и пристальным, ласкающим и вместе строгим взглядом, таким взглядом, каким смотрят только люди, привыкшие к власти, стал смотреть в лицо Pierr’a.

Проезжающий выпил свой стакан, налил другой слуге и опять взялся за книгу. Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.

— Ступай, отдохни, — сказал проезжающий басистым голосом.

— Прокоша, — окликнул он уже выходившего слугу, — скажи смотрителю, чтоб к вечеру были сдаточные.

Когда слуга вышел, проезжающий опять углубился в чтение.

* № 94 (рук. № 88 и наборная рук. т. II, ч. 2, гл. II).

— Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, — сказал масон. — Никто один не может достигнуть до истины, только камень за камнем с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени воздвигается храм Соломона, который должен быть достойным жилищем великого бога. Ежели я знаю что нибудь, ежели я дерзаю сам, ничтожный раб, приходить на помощь ближнему, то только от того, что я есмь составная часть великого целого, что я есмь звено невидимой цепи, начало которой пропадает в небесах. Вот как мы стараемся постигнуть бога, граф. В чем же состоит ваше созерцание творца и его творения? Скажите мне его, граф, — сказал масон и закрыл глаза.

<— Да... я... да, отчего же?... — сказал Pierre. —Да, я бы желал знать, в чем состоит истинное... франмасонство. Какая цель его? — спросил Pierre.

— Цель? Воздвижение храма Соломона, — сказал старичок и закрыл глаза. «Вы ничего не понимаете... так и должно быть», говорило его выражение.

— Познание натуры, любовь к богу и любовь к ближнему, — прибавил старичок после молчания. И он опять закрыл глаза с выражением, говорившим: «это ты можешь понять». Они помолчали минуты две.

— Но это отчасти цель христианства, — сказал Pierre, всё притворно смеясь. Старичок не отвечал.

— Познание натуры... познание натуры, — потом повторил несколько раз Pierre.

— Какими же путями вы дошли до того, чтобы постигать натуру?

— На это есть целый свод наук. Науки открыто стремятся к этому. Есть физика, химия, ботаника, которые стремятся к постижению натуры.

Старичок кивал головой, как бы одабривая каждое слово Pierr’a. На последних словах он остановил Pierr’a, входившего в умственное, раздраженное одушевление.

— Да, но чем более они стремятся к этому, тем более они развиваются, тем более теряют из вида свою главную цель — постижение гармонического целого натуры. Наука одна, — сказал старичок.

— Какая это наука? — сказал Pierre.

И в то время, как он говорил это, он боялся, что старичок не будет в состоянии ясно ответить ему, он боялся, что старичок даст ему слишком слабые и мистические аргументы. Он желал поверить старичку, и с нетерпением ждал его ответа. Старичок не торопился.

— Поражало ли ваше внимание, граф, — начал он, — то природное явление, что живые силы природы поддерживаются одна в ущерб другой? Растение питается соками земли и удобрением, животное пожирает растение, человек питается животным и вновь содействует произрастанию растений. Видите ли вы в этом явлении случайность или известную цель, ведущую к общей гармонии?

— Я вижу в этом закон натуры, — отвечал Pierre.

— Очень хорошо. Но ботаника, физиология, или физика, или какая из натуральных наук научила вас видеть эту гармонию в натуре?

— Все они, — отвечал Pierre.

— Но вы сделали вывод из всех этих наук, граф, и вывод этот есть вывод одной единственной науки — натуры, которая имеет задачей понять гармонию и цель всего существующего, вещественного и невещественного, — человека — его место в природе, его цель и назначение. Во всем своде наук, о котором вы упомянули, граф, нет науки, которая бы открыла нам тайну назначения человека и его отношения к творцу, а это есть главный вопрос, представляющийся человеку. — Старичок замолчал. Pierr’y понравилась эта мысль одной науки, включающей в себе всё и отвечающей на все те страшные вопросы, которые он последнее время мучительно задавал себе; он быстро в голове своей дополнял всё недосказанное. Он чувствовал, особенно последними словами старичка о боге, что вся наука натуры, всё учение масонства должно было быть основано на признанном существовании всемогущего, живого творца, которого он никогда не чувствовал необходимости допустить.

* № 95 (наборная рукопись. T. II, ч. 2, гл. IX).

В ту минуту, как князь Андрей вышел из под полога, в воспоминании его проснулся вдруг со всеми подробностями его разговор с Риеrr’ом на пароме, как будто этот разговор имел самую твердую связь с тем, что теперь произошло в душе Андрея.

«Да, да, да», подумал князь Андрей, «это всё одно и то же. И он прав, тысячи раз прав», подумал князь Андрей, вспоминая слова Pierr’a.

И с той поры все мечтания Pierr’a, над которыми он почти смеялся, когда он оспаривал в разговоре с ним, он, никому не говоря о них, начал приводить в исполнение. В Богучарове был отведен флигель для больницы, была выписана ученая повивальная бабка для крестьян, священнику было внушено и даны деньги, чтобы он учил детей, барщина уменьшена и начато то, чего не начинал Pierre. Князь Андрей решил отпустить на волю своих крестьян, зачислив их в вольные хлебопашцы. Он написал о том письмо в Петербург.

* № 96 (наборная рукопись. T. II, ч. 2, гл. X).

Pierre около года провел то в Киеве, то в Одессе, то в своих огромных южных имениях, постоянно переписываясь с своим руководителем и работая, как ему казалось, для достижения предназначенных себе целей. В разъездах, в хлопотах по делам время его проходило незаметно, но в конце года он убедился, что он почти ничего не сделал из того, что предположил себе и что достижение его целей гораздо труднее, чем как он прежде это думал, что без помощи руководителя он заблуждается на своем пути опять и впадает в свои пороки и заблуждения.

Главные его цели, одобренные его руководителем, состояли в следующем: 1) физическое улучшение быта своих крестьян — менее отяготительная барщина, разведение лучших пород скота и более выгодных растений, устройство богаделен и больниц, 2) нравственное улучшение быта крестьян — школы, улучшение, образование духовенства и 3) освобождение всех крестьян от рабства.

К удивлению своему Pierre, кроме своей слабости, нашел два неожиданных препятствия к осуществлению своих целей, а именно: противодействие всех, считавших дурным то, что он считал хорошим. Для достижения этих целей первое, что было нужно, — это были большие деньги, а их то и не было.

* № 97 (вставка в корректуру. T. II, ч. 2, гл. III).

Ему скучно было и более всего страшно было, что его надежда найти объяснение жизни в масонстве окажется тщетною. Через несколько времени дверь отворилась и кто то вошел.

При слабом свете, к которому однако уже успел приглядеться Пьер, быстрыми шагами вошел очень низенький человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот вдруг остановился, потом осторожными шагами подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками руки. Пьер поспешил подвинуться к нему, старался рассмотреть его лицо.

Маленький человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что-то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое старческое, брюзгливое лицо, с выступавшею нижнею челюстью.

— Для чего вы пришли сюда? — спросил маленький человек поспешным, пронзительным голосом, очевидно еще не рассмотрев в темноте собеседника, но по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. — Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения, — быстро говорил маленький человек, видимо торопясь сказать скорее всё, что ему было нужно.

В первую минуту, как дверь отворилась и взошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким по братству людей человеком. Но как только ритор (так назывался в масонстве брат, приготавливающий ищущего к вступлению в братство) заговорил своим пронзительным, поспешным голосом, Пьер тотчас же узнал в нем Павла Ивановича Смольянинова, весьма богатого человека, которого он в прошлую зиму встречал в обществе старых дам, скучно и неприятно проповедующего всем известные истины. Пьер не только узнал в нем Смольянинова, но он узнал в нем человека, неприятного человека, и он мгновенно потерял надежду найти в масонстве объяснение жизни.3148 Как только Пьер услыхал этот пронзительный и торопливый голос, он вдруг понял, что всё, что он думал и что ему говорили, — было вздор. Ему стало стыдно.

— Да, я... я... хочу истины, — сказал Пьер.

— Хорошо, — сказал Смольянинов и тотчас же продолжал:

— Имеете ли понятие о средствах, которыми наш орден поможет вам в достижении вашей цели? — Пьер не успел еще ответить, как ритор продолжал:

— Какое понятие вы имеете о франмасонстве?

— Иногда я думаю, что это есть истина, иногда я думаю, что это есть обман, которому невольно подчиняются те, кто его составляют, — сказал Пьер, стараясь говорить всю правду, и взглянул на ритора, боясь не оскорбил ли он его.

— Хорошо, — сказал он поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом, — искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?

— Нет, я считал ее несправедливою и не следовал ей, — отвечал Пьер.

— Хорошо. Вы ищите истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? — спросил он.

Смольянинов прокашлялся, собираясь говорить, сложил руки в перчатках и начал быстро, иногда по нескольку раз повторяя одно и то же слово, но ни на секунду не прерывая пронзительного звука своего голоса:

— Теперь я должен открыть вам главные цели нашего ордена, — сказал он, — и, ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая, главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоторого важного таинства... важного таинства... таинства, от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства может быть зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его... обрести его.

Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного.

Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся, в третьих, исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Орден наш предписывает... — Он вдруг остановился.

— Подумайте об этом и я опять приду к вам, — сказал он и вышел из комнаты.

«Какое может быть таинство и как мне уйти отсюда, не огорчив их», думал Пьер, когда он остался один. «Теперь я ясно вижу, что всё это пустая игра»...

Через полчаса вернулся ритор и тем же быстрым голосом и странным языком передал ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность, соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.

— В седьмых, старайтесь, — сказал ритор, — частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом... другом... другом, который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.

Сказав это, ритор, взяв у Пьера его шляпу и шпагу, которую ему вручили при входе, опять вышел.

Оставшись вновь один, Пьер, загибая по пальцам, перебирал все семь добродетелей и недоумевал, почему их было семь и почему скромность поставлена наравне с любовью к ближнему и почему любовь к смерти была добродетель.

«Нет, все это пустяки», думал он. «Не ухожу сейчас только потому, что боюсь напрасно огорчить их, потому что желаю знать, как смотрит на всё это Иосиф Алексеевич, мой торжковский знакомый, и потому, что хочу видеть, чем всё это кончится».

В третий раз ритор вернулся скорее и, спросив Пьера, всё ли он тверд в своем намерении и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется, и, не давая времени Пьеру договорить утвердительный ответ, сказал:

— Орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами.

— То есть как же иероглифами? — спросил Пьер.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
* № 98 (рук. № 89. Т. II, ч. 3, гл. I).

3149 Прошло два года. Никто уже не поминал о Буонапарте — корсиканском выходце и антихристе: не Буонапарте был, а был великий человек — Наполеон. Два года мы были в союзе с этим гением и великим человеком — императором Наполеоном. Два года его посланник Коленкур был чествуем в Петербурге и Москве, как ни один из посланников. В 1809 [году] император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с своим новым другом и только и было речи в высшем обществе, в обществе Анны Павловны, что о величии этого торжественного свидания двух властелинов мира и о гениальности императора Наполеона, бывшего корсиканца Буонапарте, антихриста, которого год тому назад по высочайшему манифесту, как врага рода человеческого, по всем русским церквам предавали анафеме. В 1809 году дружба двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла даже до того, что поговаривали о браке Наполеона с одной из сестер императора Александра и, когда Наполеон объявил войну Австрии, то русский корпус выступил на границу для содействия своему прежнему врагу Буонапарту и для воевания с прежним союзником, австрийским императором. Но в обществе чувствовалось, что мы не примем серьезного участия в этой войне, и общество не было занято ею.

Главное внимание русского общества обращали в это время внутренние преобразования,3150 на образец французских которые были производимы в это время императором3151 с помощью возвышавшегося тогда из ничтожества Сперанского. во всех частях государственного управления.

Был тот молодой период царствования, следующий после продолжительного царствования (царствования Екатерины), в который всё бывшее, прежнее кажется устарелым, негодным, в который, кроме побуждения изменить надоевшее, дать разгуляться молодым силам, кроме той причины, что недостатки старого порядка видны и выгоды его незаметны, представляются еще бесчисленные причины, почему нужно уничтожить старое и ввести новое3152 тогда как сущность побуждения изменять лежит только в том, что старое надоело, что из старого устройства видны только невыгоды, а удобства незаметны, что уже забыт тот труд, который был положен на то, чтобы ввести это старое, когда оно еще было новое, и что молодости нужно положить свои силы. Всё переделывалось, как новый жилец непременно переделывает квартиру, в которой долго до него жил его предшественник. Был тот молодой период царствования, который всякий народ переживает раз пять в столетие — период революционный, отличающийся только тем от того, что мы называем революцией, что власть при этих революциях находится в руках прежнего правительства, а не нового. В этих революциях, как и во всех других, говорится о духе нового времени, о потребностях этого времени, о правах человека,3153 и т. п. фразы, служащие только предлогом для того, чтобы удовлетворить потребности молодости разрушать старое и творить новое, т. е. после старого жильца — убрать квартиру по своему вкусу, покуда еще есть на то энергия и охота. о справедливости вообще, о необходимости разумности в устройстве государства и под предлогом этих идей и выступают на поприще самые неразумные страсти человека. Пройдет время и охота, и прежние нововводители точно также упорно держатся за свое бывшее новое, а теперь старое, и отстаивают свое убранство квартиры против подросшей молодежи, которой опять хочется и нужно удовлетворить своей потребности попробовать свои силы. И точно также обе стороны говорят друг другу аргументы, которые они считают истиной: одни о новом духе времени, правах человека и т. п., а другие о освященном временем праве, о выгодах известного, привычного и т. п., и обе стороны стремятся удовлетворить потребностям возрастов человека.

Как и всегда, нововводители в 1809 году имели пример к подражанию, к которому они стремились. И пример этот был отчасти Англия, отчасти Наполеоновская Франция.3154 Эти нововводители совершенно разумно говорили, что во Франции и Англии учреждения лучше: там например есть ответственность министров, есть конституция, есть доступ всех сословий к высшим должностям, есть habeas corpus [хартия вольностей] и такие же постановления делали у нас.

Давно уже вышел указ о уничтожении коллегий и учреждении Государственного совета и министерств, вышел указ об экзаменах для получения чинов3155 Они были совершенно правы, но забывали только одно, что эти преимущества вынесли Франция и Англия из революций, принесших вместе с преимуществами и много зол, и что нельзя взять одни преимущества без невыгод, что нельзя удержать самодержавную власть и конституцию, что лучше бы было бессомненно, ежели бы корова могла и под верхом ходить, но что нет на свете коровы-лошади и что надо выбирать одно из двух: или верхом ездить или молоко пить, а к лошади нельзя пришить коровье вымя, а к корове лошадиные ноги. Консерваторы, Карамзин с своей запиской о старой и новой России и другие, были тоже правы, но они забывали, что тот старый порядок, который они защищали, был точно также когда то новым и тоже, по примеру других, насильственно пришит к еще прежнему порядку. и указ о уничтожении преимуществ придворных чинов, и готовились другие, еще важнейшие, еще разумнейшие преобразования, которые пугали стариков, которые знали, что им не дожить до плодов этих семян, и радовали молодежь, потому что молодежь любит новое. Как и всегда, и те и другие, полагая, что они приводят аргументы, и думая, что действуют вследствие мысли на основаниях разума,— и те и другие удовлетворяли только своей инстинктивной потребности. И так же, как и всегда, и те и другие, вследствие спора, забывали даже и свои мнимые доводы и действовали только вследствие3156 одного желания: оскорбить друг друга. одной страсти.

— А, так вы говорите, что дворянство было опорой трона, так вот, не угодно ли, пятидесятилетним надворным советникам держать экзамен, — говорил Сперанский.

— А, вы говорите, что новый дух времени лучше, так я вам докажу, что при Иоанне Грозном русские были счастливее, чем теперь, — говорили Карамзин и противники. И те и другие думали, что судьба человечества и наверное России и всех русских зависит от решения их спора о введении или не введении в действие указа о министерствах или экзаменах. И в этом то, как и всегда, они более всего заблуждались. Никому, кроме тех, которые в споре о том находили счастье жизни, не было никакого дела ни до министерств, ни до экзаменов, ни до освобождения крестьян, ни до введения судов и т. п.

Жизнь с своими существенными интересами: здоровья, болезни, богатства, бедности, любви брата, сестры, сына, отца, жены, любовницы, с своими интересами труда, отдыха, охоты, страсти, мысли, науки, музыки, поэзии, — шла вне указов о министерствах и о коллегиях, как и всегда идет вне всех возможных правительственных распоряжений.

* № 99 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XI, XXII, XXIII).

Приехав в Петербург в 1809 году, князь Андрей велел себя везти прямо в дом Безухового (не собственный дом, но дом, занимаемый им на Мойке со времени женитьбы, из которого Pierre, несмотря на дороговизну, не переехал, и жил один). Въехав в ворота, он спросил, дома ли? уверенный, что вопрос этот мог относиться только к Pierr’y, так как графиня была в Эрфурте, с тех пор приезжала в Петербург и опять уехала за границу.

— Графиня выехали, — отвечал дворник.

— Так стало быть Петр Григорьевич не живет тут?

— Они дома.

Князь Андрей был так удивлен этим известием, что он едва удержался от выражения недоумения перед дворником. Он послал наверх слугу спросить, может ли остановиться тут, но сам пошел вслед за слугою.

Дом был большой, половина Pierr’a была наверху в низеньких комнатках. Он остановил слугу и вошел сам. Pierre в выпущенной рубашке, с голыми, толстыми ногами в туфлях сидел за столом и писал. <Низкая комната была накурена.

— Что я вижу? — радостно закричал Pierre и бросился к своему другу. — Разумеется, у меня, нигде, как у меня.

— Да, как же ты с женой? — с улыбкой сказал Андрей.

Pierre интересовался не вопросом, а тоном, которым он был сделан, звуком голоса, улыбкой и в особенности лучистым светом глаз. Он в мгновение, с чутьем любящей женщины понял, что друг его — другой человек и ожил.

— Да с женой, — отвечал [Pierre], — я вам объясню всё: с женой и очень рад и спокоен, что с женой. Я расскажу, как это всё сделалось. Но как я рад. Ах, как я рад. А я вот за работой, — начал он, — аббат... вы не знаете его, это — удивительный человек. Я вас с ним непременно познакомлю. Можете представить, это — проект мира вечного. Он мне оставил. Много есть маниака, но мысль глубокая; я делаю отметки и увлекся, пишу целый traité,3157 [трактат,] ну, да после. Ведь мы два года не видались. Помните паром?... Что за прелесть была весна. Как вы, зачем вы? Как я рад.

Он говорил, что рад, и Андрей понимал, что друг его был рад не только видеть его, но видеть его ожившим. Он не только не скрывал этого, но, чтобы дать тон своего положения, тотчас сказал ему:

— Зачем? Ты удивишься.3158 Служить в комиссии составления законов. Дела с тестем. Тебя посмотреть и отсюда в Крым. Я нездоров, и очень нездоров.

— Что вы!

— Да, ну что нового? Окончил ли работы Сперанский?

— Да, капитальные перевороты. Но вы читали записку Карамзина?

— Я ни сперанцист и ни карамзинист, но, признаюсь,3159 вижу громадность дела и хочу помочь. Меня вызвал Кочубей, ну я и приехал. имею свое мнение, в котором схожусь с Монтескье. Но как ты опять с графиней? Donnez moi le mot de l'énigme. [Дайте мне ключ к загадке.] у Hélène важнейший дом в Петербурге. Партия — французские дипломаты, умнейшие люди: Билибин, Разумовский.

— Я? — Pierre слабо улыбнулся и одной этой улыбкой сказал всё. Сказал, что его окрутили и свели с женой против его воли. — Я? Au fond c’est une bonne pâte de femme, elle a ses défauts, je n’ai pas le moindre amour pour elle,3161 [В сущности она не плохая женщина, у нее есть недостатки, я не чувствую к ней ни малейшей любви,] но надо было ей помочь и спасти. Она гибла, а мне — всё глупости, всё пустяки. Душа моя, как я вам рад.3162 Так вы серьезно смотрите на эти преобразованья. Дай бог. Сперанский, что за человек... Ах, да, Ростовы здесь, у них сватьба: старшая дочь за Берга, — сказал он.

— Ведь вы их знаете? Меньшая говорила мне про вас. Это — лучшее было известие о вас...

Он не договорил. Андрей смутился и не мог скрыть смущения. Pierre сгорел, как маков цвет.

— Что за прелесть, что за девушка. Я не знаю...

— Очень милая.

Опять они заговорили о Сперанском, о указе и избегали говорить о Наташе. Они слишком хорошо знали друг друга и поняли, что для каждого из них она была — лучшая надежда в жизни. Андрей рассказал, что всё таки одно, что он любил (а Наташа?) — была война и он ехал в Турцию принять полк. Притом праздность — мать всех пороков, причина ошибок, заблуждений («женитьба на Наташе», подумал Pierre) и он ехал делать что нибудь.

На четвертый день своего приезда, как четыре года тому назад, Андрей получил розовую записо записочку от Анны Павловны, узнавшей, что он тут, и поехал к ней вместе с Риеrr’ом. То же было, только вместо эмигранта был секретарь французского посольства и похвалы Наполеону воздавались.

Князь Василий заглушал сам себя бессмысленным мычаньем, хваля Бонапарта [avec] empressement.3163 [с торопливостью.]

«L’amitié d'un grand homme

Est un bienfait des Cieux».3164 [«Дружба великого человека — дар небес».]

Князь Андрей. — Да, особенно, когда эта дружба после драки.

— Ваша бедная жена.

— Да, ежели бы женщины не рожали, они бы были совершенно вам приятны, только Наполеон не того был мнения в своем разговоре с m-me Staël, a V Vicomte такой приятный юноша. Pierre держал себя прилично, пока не стали говорить о континентальной системе. Он вдруг напустился на Наполеона с точки зрения республиканца.3165 Однако, надо сходить к твоей жене. Очень неприятно. Она с большим тактом кокетничает, но кажется Борис признанный любовник. Графиня Hélène очень с тактом себя держит. А Анна М Михайловна спрашивает пренебрежительно о Ростовых. — Allez, Boris, vous me ferez plaisir, ils ont été si bon pour vous [Съезди, Борис, ты мне доставишь удовольствие, они были так добры к тебе.] Hélène обожает франц [узов] А Анна П Павловна : Несчастная война.

— Да, в особенности вследствие потери NN, а сорок тысяч человек— ничего. К Кутузов вдруг стал глуп, это часто бывает. Борис с приятным достоинством рассказывает о чувствах императора. Оттуда едут к Ростовым на ужин. Дорогой говорят о Б Борисе .

— Он уйдет очень далеко, потому что он один не пошлый дурак между ними, идиотами, и вместе с тем имеет такт не оскорблять их своим превосходством и притворяется равным им. Многое он уступает, многое он принял от них.

— Мне его жалко. Чтоб умереть, нужно узнать тщету жизни; иному, как мне, дается это ударом, сразу, потом дотираешь пустую форму, а другим, бедным, как ему, раздувают эту форму и всё кажется, что что то есть, пока не лопнет этот осторожно надутый пузырь. О А Анне П Павловне . О них судить нечего.

Это — эхо, а голоса нет и эхо все перевирает, опаздывая. Они — никогда не в такте. Когда подступает новое, они все верят в старое. Когда новое сделается отсталой пошлостью и передние умы уже видят новое, они только разжуют ее. Так теперь с Наполеоном. Ежели бы я мог еще допускать великих людей, как четыре года тому назад, я бы давно разочаровался в Бонапарте и я с тобой согласен. Теперь это — ничтожество, пустота, близкая к своей погибели, сама себя заевшая. — Князь Андрей был в умственном раздражении, как и всегда возбужденный Риеrr’ом. И насколько ни возвысился Pierre за это время, он всё видел это громадное пространство между собой и Андреем и радовался ему. Князь Андрей еще больше ушел в область мысли.3166 Приятно после скучного вечера. — Ну давай ругать хозяев. — Не Бонапарт, a le droit des gens [народное право]. Свобода, конституция. Pierre разговаривает с Андреем о Наташе. — Я бы женился, коли бы я знал и смел. Pierre, сам не зная зачем, бежит и рассказывает это Наташе. Он не думает, что любит, но уважает ее больше всего в мире. Не понимает, как решаются обнять ее, танцуя, как лакеи не слышут, как стена не посторонилась. Поперек текста написано: Pierre считает столь ничтожной всю жизнь, что не стоит и не сойтись. В 1810 князь Андрей был опять проездом. На полях: Андрей узнает от Pierr’a и от Бориса о отношениях Наташи с Борисом и мучается и вследствие того воздерживается от предложения.

У Ростовых была свадьба и вечером бал. Дела Ростовых шли всё хуже и хуже. Они жили в деревне; чтобы спасти имение, надо было продать родовой дом. Старый граф медлил. Он приехал в Петербург искать место для поправления дел и вместе с тем последний раз повеселить дочерей, прежде чем зарыться в деревню. Но несмотря на московские обеды, на знакомства со всеми в мире, место не получалось. Надо было просить или через Аракчеева или через Сперанского. Оба презирали таких людей, как старый граф. А тут Берг, который устроил свою судьбу, про которого все уже переставали говорить, что он глуп, потому что он был уже полковник, несмотря на то, что только потому он и был полк полковником , что все соглашались, что он слишком глуп для того, чтобы не сделать ему того, о чем он так наивно просил, — Берг сделал предложение, Лиза согласилась. Отец, мать и брат поморщились и согласились. Отец морщился особенно оттого, что надо было дать приданое, деньги, а их не было. Он хотел дать вексель, но Берг не согласился, чуть не расстроилась свадьба. Граф занял восемьдесят тысяч и дал. Но это была брешь, после которой нельзя уже было колебаться в продаже дома и подмосковной. Nicolas приехал из полка, где он служил, рядовым, гусарским, честным, храбрым товарищем (на таком он был счету), штаб ротмистром, чтобы быть шафером сестры. Nicolas загрубел после Тильзита. В доме было грустно. Он отделился всеми интересами в полковую жизнь. Уговаривают Nicolas жениться. Езда, ученье, игра, попойка, война, производства, дружба и главное праздность, эта полная прелести полковая праздность. Сидит у заваленки, ничего не делает, не ждет, не думает. Придет на новую стоянку, люди все милы и просты кажутся. А тут поход, сражение — убьют может быть. Он загрубел. Ни новой музыки, ни новых песен, книг, интересов. Кроме того, он бежал из дома оттого, что его хотели женить на богатой невесте, и тут ему Соня жертвовала собой. Всё это было скучно. В Петербург он приехал с Васькой. В этот вечер, когда приехал Андрей с Pierr’ом, все обожатели Наташи были налицо: Борис, Андрей, Pierre, Денисов, и Наташа была на себя не похожа от радостного волнения; она вся дрожала и радостно светилась. Она была теперь вполне прелестная собой девушка, в полной силе красоты и молодости. Анатоль с Nicolas. Nicolas презирает его. Князь Андрей боится потерять ее при виде ее действия на других, но всё не изменяет сво своего р решения .

Ростовы в Москве без сомнения принадлежали в высшему свету, но в Петербурге они не могли быть высшего круга. Их общество было смешано. Были В. Денисов, сам жених Берг и был Анатоль Курагин, который в то время был львом Петербурга (он как то раз вошел в связь с замужней женщиной высшего света, убедился, что это нетрудно, стал смелее с другими и сделался лев), и Борис, державшийся в самом высоком кругу. Старые Ростовы не чувствовали и знать не хотели, к какому они принадлежат кругу, но, как и всегда, молодые чутче на эти оттенки и особенно Наташа по своей тщеславной натуре чувствовала это.

Pierre и Андрей приехали раньше других. Еще никого не было. Наташа одна в бальном платье ходила, постукивая каблучками, по зале с веером в руках (она была рада, что она как большая) и напевала. Она увидела Pierr'a и весело улыбнулась, но, увидав Андрея, она задрожала ясно от радости, но как будто она испугалась. Она справилась. Князь Андрей сиял лучистыми глазами, говоря с ней самые пустые, ничтожные вещи. Pierre видел это и грыз пальцы. Он бессмысленно ревновал. Вошел гусар с усами, загорелый, особенно обрадовался Андрей. Жених с невестой классически сидели, и тот веселый, поэтический бог, который парит над соединяющейся четой, стоял в воздухе. Тут был и Денисов, но невестой всех их четырех была одна Наташа. В ней был фокус всего света. Она была счастлива, кокетничала со всеми, но не выпускала из виду Андрея и перед одним им робела. Она потребовала от него вальса и он, пощелкивая шпорами, пошел один, потом другой. Она кокетничала и с Анатолем, но не обращая на него внимания. Борис по попался ей и она, как бы желая наказать его, заставила его пожалеть, что они [1 неразобр.] разошлись. Она и Бергу велела подать себе опахало и он улыбался и отец улыбался, глядя на нее издалека.

— Моя то, моя то!

— Послушайте, — сказала она Андрею, — как я рада, что вы теперь тут. Нам веселее будет.

— Я еду послезавтра.

— Как? — строго спросила она. — Нет, — умоляюще сказала она. — Не может быть.

Ночью, вернувшись домой, Pierre отмалчивался от речей князя Андрея, потом он вдруг повалился на подушку и заплакал.

— Боже мой! Что со мной, Андрей, я влюблен, до безумия влюблен, я без нее жить не могу.

— А, так вот оно когда пришло, — сказал князь Андрей, стараясь говорить просто.

— Да, а она любит вас. И слава богу, но я несчастлив. Я знаю, что я сделаю, я сопьюсь с круга.3169 И, несмотря на увещания князя Андрея, он потребовал вина. Сколько жизни, тонкости, сколько пороков и сколько прелести, — говорил он, соглашаясь и вспоминая каждую ее фразу, ее мину... А она в то время не спала и тоже плакала.

— Как он смел сказать, что он едет. Я спрошу еще у него. На другое утро Наташа была такая же безумная, как всегда, она верхом ездила на брате и кричала: дайте мне мужа! Доложили о князе Андрее. Она, не заботясь о том, что скажут, побежала вперед в залу и встретила его. Она в жемчугах. Нельзя подумать, что отец разорен, и это неправда, думают, глядя на нее. — Правда, что мне сказал Безухов? — Правда. — Ради бога не уезжайте. — Что же вы мне говорили? — Я — разбитое сердце. Ежели вы найдете лучшее. — Он нагнулся и отечески и учтиво поцеловал ее руку. Он не смел подумать о большем.

— Вы едете? — спросила она, дрожа от волнения и страха и глядя на него страстными глазами, испугавшими его своей серьезностью. Он так был счастлив, что долго не мог оторвать глаз и д долго ничего не говорил.

— Вы совсем едете?

— На два года, я думал.

— Ну, это навсегда. Кто переживет два года, прощайте. — Она подала ему руку. Он поцеловал ее. Она отвернулась и пошла назад.

— Послушайте, постойте, — сказал он, сам не зная, что он будет говорить. Она остановилась и слезы остановились на ее глазах.

— Ежели вы полюбите кого нибудь, выходите замуж, но когда будете выходить, напишите мне, чтоб я знал. Андрей начинает говорить о политике. Pierre говорит: к чорту всё. Князю Андрею — тогда любовь, когда он не желает ее, — тогда слава, когда он не желает ее. Он уезжает от Бориса и его истории или оттого, что сказал себе, что он не может любить. N Nicolas Ростов — дома, охота с Наташей — самое счастливое время, дяд дядюшка . Дайте мне мужа. Едет в Москву.

— Хорошо. — Она вся дрожала от волнения и страсти. Она ждала, что он обнимет ее. Она не знала, как делают предложение, может так. О, как бы она прижалась к нему. «Хорошо. Что же это», подумала она, «Борис тогда обещал через четыре года. И он тоже после. Нет, он не такой». Она всё ждала, но он тихо и учтиво прошел мимо нее и простился, вставая после болтовни со всеми и с нею при всех. Выходя, он взглянул на нее. Грудь ее поднималась и лицо было искривлено детскими рыданиями. Он поспешно вышел. Она решила, что она любила его одного в первый и последний раз, и сказала Соне.>

* № 100 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. VIII).

3172 Князь Андрей ехал в Крым. Приехав в Петербург в 1809 году, князь Андрей велел себя везти прямо в дом Безухового, полагая, что ежели, как и надо предполагать, Pierre не занимает один этот известный всему Петербургу огромный дом на Мойке, то по крайней мере там он узнает, где живет Pierre. Въехав в ворота, он заметил, что дом обитаем, спросил дома ли? уверенный, что вопрос этот мог относиться только к Pierr’y, так как графиня, Андрей знал, жила отдельно и последнее время со всем двором жила в Эрфурте.

— Графиня выехали, — отвечал дворник.

— Так стало быть граф Петр Григорьевич не живет тут? — спросил князь Андрей.

— Они дома, пожалуйте!

Князь Андрей был так удивлен этим известием, что он едва удержался от выражения недоумения перед дворником и вслед за слугой пошел в комнаты Pierr'a. Дом был большой, половина Pierr'a была наверху в низеньких комнатках. Pierre в выпущенной рубашке, с голыми, толстыми ногами в туфлях сидел за столом и писал. Низкая комната была завалена книгами и бумагами и накурена так, что днем было темно.3173 Андрей сочувствует Сперанскому, но слабость: кутейник. — Не могу. Что хочешь, не могу. Это стыдно, но [1 неразобр.] Князь Андрей в 1810 расцветает весной после четырех лет, как старый дуб, и едет к Кутузову в армию в Крым. Вообще масонство.

3174 Князь Андрей приехал в Петербург с намерением остановиться у Pierr’a. Pierre видимо так был увлечен своим делом, что он долго не слыхал шума входивших. На голос князя Андрея он оглянулся и прямо глядел в лицо Болконского, но всё еще видимо не узнавал его. Лицо Pierr'a было нездорово, опухше и желто-бледно и в глазах и губах было выражение досадливо-озабоченное. «И опять несчастлив», подумал князь Андрей, «и не могло быть иначе, как скоро он опять сошелся с этой женщиной».

— Ах, это вы! — воскликнул Pierre. — Слава богу, наконец!

Но в тоне Pierr'a не было заметно той прежней детски-восторженной радости. Он обнял князя Андрея и тотчас же повернулся к своим тетрадям, стал складывать их.

— Ах, я и не слыхал, я так занялся... Разумеется у меня остановитесь, больше нигде... Слава богу, — говорил Pierre. И в то время, как он это говорил, князь Андрей еще очевиднее, чем прежде, заметил на одутловатом лице его новые морщины, и в особенности общее выражение мелкой озабоченности, скрывающей обыкновенно неясность существенных условий жизни.

— Так ты не получил моего последнего письма, — спросил князь Андрей, — где я тебе пишу про свою болезнь и поездку...

— Нет... ах да, получил. Что с вами, неужели вы точно больны? Нет, vous avez bonne mine.3175 [вы хорошо выглядите.]

— Нет, плохи мы с тобой, дружок.3176 отжито, — сказал князь Андрей под впечатлением поразительных признаков постарелости своего друга, еще более, чем всегда, наведенный на свою манию мнительности. — Отжито. Стары становимся, — сказал князь Андрей.

— Стары? — подхватил испуганно Pierre. — О нет. — Он смущенно засмеялся. — Напротив, я никогда так вполне не жил, как теперь, — сказал он. Но тон его подтверждал как будто слова князя Андрея. Pierre повернулся опять к своему столу, как будто по привычке отыскивать на этом столе в своих бумагах спасение от жизни.3177 Вы ведь знаете все, что теперь делается Сперанским. Теперь только оживает наша Россия. Я не согласен с этим. На полях второй редакции: Р Ріеrre в Сперанском. Он верит в людей. Пишет государю: сделайте это и это. Государь передал его записку Сперанскому и он работает над сводом, когда его застает Андрей. «Все юристы».

— Вы знаете, за чем застали меня? перевожу и разъясняю трактат о самопознании. Я пишу3179 возражение на записку Карамзина о старой и новой России. Он говорит, что учреждения вырабатываются веками, но я спрашиваю его, во времени... хочет переделать учреждения России но исказив конституционных государств возражение на проект Сперанского о уничтожении коллегий. проект преобразования судов...

Pierre не договорил, заметив, что князь Андрей, усталый с дороги, снимал дорожное платье и отдавал приказание слуге.

— Впрочем, что ж я вам говорю, еще успеем. Ах, как я рад вам. Ну, что княжна Марья Николаевна, ваш отец? Вы знаете, что это пребывание в Лысых Горах осталось мне лучшим воспоминанием...

Ответив на все его вопросы, [князь Андрей спросил его:]

— Ну, что братья масоны? Как идут работы?

— Хорошо, — отвечал нерешительно Pierre. — У нас теперь именно очень оживленно. На днях готовится торжественное собрание. Мы получили из шотландских лож большого Востока послание, и готовится соединение Ищущих манны с Астреею. Вы долго пробудете?3180 Я введу вас непременно.

Князь Андрей молча улыбнулся.

— Нет, не думайте, — отвечал Pierre на эту улыбку так же определенно, как бы князь Андрей словами выразил ту мысль, которую означала эта улыбка. — Нет, не думайте, чтобы у нас преобладала формальность и внешность. Нет, у нас есть замечательные люди. Теперь великий мастер здесь. Он — замечательный человек. Я говорил ему о вас...

— Ну, как я счастлив, как я рад, — говорил Pierre, начиная понемногу входить в прежнее, естественное и искреннее оживление. В это время, с легким скрыпом сапог, в комнату вошел щегольской, блестящий новизной ливреи, румяный лакей и почтительно и достойно поклонился.

Pierre поднял кверху голову, прищурился, сморщился, и прежде даже, чем лакей начал говорить, стал подтверждая каждое будущее слово лакея, слегка одобрительно кивать головой.

— Ее сиятельство графиня Алена Васильевна приказали доложить вашему сиятельству, — отчетливо и приятно выговаривал лакей, — что как они изволили узнать о прибытии князя Андрея Николаевича, то не прикажете ли отвести для них внизу княжонскую половину?

— Да, хорошо, хорошо, да, да, да, да, — скороговоркой повторял Pierre. Несмотря на всё свое участие к судьбе друга, князь Андрей не мог не улыбнуться.

— Давно возвратилась графиня? — спросил он по уходе лакея. Князь Андрей чувствовал, что спрашивать о том, как опять Pierre сошелся с женой, было бы неприятно для Безухого, но и обойти молчанием эту новость было бы также неприятно.

Pierre слабо улыбнулся и этой улыбкой сказал князю Андрею всё, что хотел узнать Болконский. Он сказал этой улыбкой то, что во первых его заговорили, запутали, обошли и против воли свели его с женой; во вторых сказал то, что было всё таки основным верованием Pierr’a, сказал то, что жизнь так коротка, так глупа, что не стоит того не сделать того, чего другим так хочется, не стоит верить, так же, как и не верить чему бы то ни было. На словах же он сказал по французски:

— Vous voulez le mot d’énigme? Eh bien, mon cher, il faut que je vous avoue: j’ai été trop entier, j’ai eu tort et puis au fond c’est une bonne pâte de femme... Elle a ses défauts, mais qui n’a pas les siens. Et puis quoique je n’ai d’amour pour elle (entre nous) elle est ma femme et puis.... et voilà...3181 [Вам нужен ключ к разгадке? Итак, милый мой, сознаюсь вам, что я был слишком упорен и я был не прав. Затем, в сущности, она, сама по себе, не плохая женщина... У нее есть недостатки, да у кого их нет. И потом, хотя любви к ней у меня нет (между нами), она — моя жена и затем... ну и вот...]

Pierre совсем смутился этим объяснением и тотчас же опять подошел к столу, взял свою тетрадь и начал говорить про предмет своего сочинения. Теперь уже совершенно очевидно было князю Андрею, от каких преимущественно мыслей спасался Pierre своей работой над трактатом о самопознании запиской о старой и новой России, и ясно стало, отчего так одутловато стало лицо Pierr’a и так скоро показались на нем складки, не столько старости, сколько опущенности. Разговор о падшей женщине.

— Вот видите ли? Я вам начал говорить о моей записке.3184 Несомненно, что цель наша есть совершенствование, а для совершенствования есть одна ступень — самопознание. Мы же достаточно понимаем это... Выслушав трактат Pierr’a, видимо мало интересовавший князя Андрея, он спросил о Сперанском и о том, скоро ли введен будет в действие весь свод преобразований.

Я полагаю, что одних конституционных форм ответственности министров и т. п. мало.3185 но я возражаю против неполноты, произвольности и случайности этих преобразований. Необходима полнота преобразования. А что ж, может быть.

Князь Андрей знал до малейших подробностей о том, что делалось Сперанским, и имел об этом свое особенное понятие. Он считал всё существующее устройство таким безобразным, так презирал и ненавидел все правительственные лица, что революционная, ломающая всё деятельность Сперанского была ему по сердцу. Сперанский, которого он никогда не видал, представлялся ему чем то вроде гражданского Наполеона. Он радовался его возвышению, унижению прежних государственных лиц и из за тех преобразований, которые делались, видел всю общую основную мысль этих преобразований. Он видел освобождение крестьян, палаты депутатов, гласность судов и ограничение монархической власти.3186 В свою поездку в Петербург он обещал себе увидать и узнать Сперанского и, ежели бы это нужно было, предложить ему свое содействие. Он понимал мысль Pierr’a, состоящую в том, что конституция не может быть даваема сверху, что такая конституция будет только внешняя и не привьется народу, но не соглашался с этой мыслью, доказывая, что управляющие народом люди могут предчувствовать потребности народа и, угадывая их, удовлетворять им. Сперанский интересен ему был, как выражение новых идей и протест против старых.

Он вполне был согласен с мыслию Pierr’a, но в эту минуту это мало занимало его. Одной из главных целей его поездки в Петербург было узнать до малейших подробностей всё, что делалось в этом мире преобразований, и даже принять в них участие, ежели представится ему возможность достойной его деятельности.

— Так вы очень интересуетесь Сперанским? — говорил Pierre. — Вы знаете, что он масон, я через Hélène могу вас свести с ним.

— Да, это замечательный человек, — говорил князь Андрей.

— Ах, вы знаете, à propos de Speransky,3188 [кстати о Сперанском,] кто здесь? Ростовы. Они много говорили про вас, — сказал Pierre.

— Отчего же à propos de Speransky? — сказал князь Андрей, и к удивлению своему чувствуя, как он краснел при упоминании о Ростовых.

— Меня просили похлопотать через Сперанского о месте для старика Ростова, — отвечал Pierre, — но я боюсь, что этот добрый старик именно не такого сорта человек, которы которым протежирует Сперанский. Вы знаете, их дела очень плохи. Вы будете у них?

— Да, непременно. Так твоя записка... — сказал князь Андрей, желая переменить разговор. Но Pierre не всё еще сказал о Ростовых, и Андрей заметил, как особенно по старому оживился Pierre, как скоро заговорил о них.

— Славное, прекрасное семейство. Вы знаете, бывают минуты уныния, грусти. И мне стоит только поехать к ним, я оживаю. Меньшая какая прелесть. Я помню ее почти ребенком. Вы знаете, что я никогда не был влюблен, но вот женщина, к которой я мог бы испытать это чувство.

Князь Андрей удивился, что Pierre чувствовал прелесть Наташи так же, как прежде удивляло Pierr’a тоже, что другие это чувствовали, и как казалось всем, чувствовавшим эту неопределимую прелесть. Но князь Андрей не хотел говорить с Риеrr’ом о том, что еще в сомнении и тайне ворочалось в самой глубине его души. Князь Андрей был новинкою в Петербурге. Заслуга его на известность теперь была в том, что он, интересный вдовец, бросил все и посвятил себя сыну и, исправи исправившись , обратился на путь истинный, делает много добра в деревне и главное отпускает крестьян. Hélène только приехала из Эрфурта. Обед и вечер у Hélène. Le salon le plus huppé de Pétersbourg est le salon de ma femme [Самый важный петербургский салон это салон моей жены]. Сам Pierre удивляется, как она так умно говорит с людьми, а сама глупа. Князь Андрей заметил кроткий фатализм выражения Бориса. За обедом еще свежее впечатление Эрфурта. Для князя Андрея любезность посадить его рядом с Анной Павловной. Hélène обожает французов.

Графиня Алёна Васильевна Безухова, и прежде имевшая один из первых салонов Петербурга, теперь после приезда своего из Эрфурта, где, как слышно было, она была удостоена предпочтением одного очень и очень значительного лица, и в особенности после соединения своего с мужем (муж, именно такой муж, как Pierre, был необходимым условием для вполне модной женщины), теперь графиня Безухова и ее салон были несомненно первыми в Петербурге. Князь Андрей по своей прежней репутации модного петербургского молодого человека и вообще по своему положению в особенности потому, что это был молодой мущина (Hélène предпочитала общество мущин), был сочтен ею не недостойным некоторых frais.3190 [стараний.] На другой день после приезда он был приглашен вниз, на половину графини, обедать и на вечер.

Князю Андрею нельзя было отказаться, и Pierre, не любивший вообще обедать у жены (он обедывал обыкновенно в клубе), собрался вниз вместе с своим другом.

— Vous devez savoir, mon cher, — сказал Pierre, бреясь, — que le salon le plus huppé de Pétersbourg c’est le salon de ma femme.

Vous trouverez chez elle les hommes les plus distingués du corps diplomatique et surtout de l`ambassade française: Caulaincourt vient chez elle.3191 [Нужно вам сказать, милый мой, что самый важный петербургский салон это салон моей жены. У нее бывают все выдающиеся дипломаты, особливо из французского посольства. Коленкур ездит к ней.]

Князь Андрей только щурился, слегка улыбаясь, слушал Pierr’a.

В шестом часу вечера (по новейшей моде) графиня в простом (оно стоило восемьсот рублей) бархатном, черном платье, с такими же кружевами, приняла князя Андрея в своей тоже простой (стоившей отделкой шестнадцать тысяч) гостиной. Разнообразный званиями и мундирами мужской двор приближенных графини, в числе которых преобладали французы, уже окружал графиню. Из знакомых князю Андрею был здесь один Борис, который сразу болезненно поразил князя Андрея по незаметным для других, но для него ясным как день, отношениям его к жене и мужу Безуховым.

Главной чертой Бориса, теперь уже ротмистра гвардии и адъютанта N. N., были все те же приятная представительность и calme,3192 [спокойствие,] но такой calme, за которым по тонкой улыбке, живущей в глазах и губах, видно было, что скрывалось многое. Правда, князь Андрей, уже входя в гостиную, был готов во всем отыскивать признаки несчастия бедного Pierr’a, но его особенно поразил тон особенной и несколько грустной почтительной учтивости, с которой Борис встал перед Риеrr’ом и, наклонив молча голову, приветствовал его. Само собою разумеется, что это была фантазия Андрея, но часто фантазии открывают истину вернее, чем очевидные доказательства. Князю Андрею показалось, что выражение лица Бориса в то время, как он здоровался с мужем Hélène, было кротко стыдливое и фаталистическое, как будто он говорил: «я вас уважаю и не желал вам зла; по страсти наши и страсти женщин не во власти нашей. Ежели я по страсти сделал вам зло, и вы считаете это злом, то я во власти вашей и готов нести всю ответственность своего положения. А ежели, впрочем, вы ничего не знаете и не думаете, — говорил вместе с тем насмешливый свет в его глазах, — то тем лучше для тебя, мой милый». Это представилось князю Андрею, но странно все последующие наблюдения над Борисом и Hélène, от которых он не мог воздержаться, подтверждали первое впечатление. Борис сидел не в числе окружавших графиню; он держался в стороне, занимая гостей, как домашний человек и, как человек, который доволен тем, что ему принадлежит в действительности, и потому не желающий выказывать больше того, что у него есть. Потом князь Андрей заметил, что графиня попросила Бориса передать что то с особенно холодным взглядом. Потом он заметил их мгновенные взгляды в то время, как они не говорили друг с другом, и, наконец, когда в разговоре Борис обратился к графине и сказал ей: «Madame la comtesse»,3193 [Графиня,] по тону, которым это было сказано, князь Андрей до очевидности понял, что Борис наедине не говорил ей «madame la comtesse», а говорил ей «ты», и что Борис наверное был, есть или будет ее amant de coeur,3194 [любовник по сердцу,] вместе с тем, какое то очень и очень высокое лицо, о связи которого с Hélène было известно всему миру, был amant avoué.3195 [признанный любовник.]

Pierre в свете, в гостиной жены, был, как всегда, оживленно говорлив и возбудительно спорлив. Он со всеми был одинаков и во всех, казалось, искал только мысли. Видно было, что тут, в свете, он забывался так же, как и за своей работой.

Дам было мало: две или три неизвестные князю Андрею и Анна Павловна, которую, как друга покойной жены Болконского, с своим необыкновенным светским [тактом] для князя Андрея пригласила Hélène и за обедом посадила с ним рядом. Графиня Безухова принимала гостей и приняла князя Андрея с тою особенной aisance3196 [непринужденностью] и уверенностью в своей безупречности, которой никогда не бывает у добродетельных женщин. Она еще похорошела за то время, что не видал ее князь Андрей. Она была очень полна, но не толста, необыкновенно бела — ни одной морщинки не было на ее прекрасном лице. Волосы были свои, необыкновенной длины и густоты. Собольи брови, как написанные, оттеняли гладкой, мраморный, выпуклой [лоб]. И всё та же, всегда та же улыбка румяных губ, или очень много или ничего не говоря, сияла на ее лице. Она была признанная красавица не только в Петербурге, но и за границей; весь партер поворачивался задом к сцене, когда она входила в ложу. Наполеон сказал про нее: «c’est un animal superbe».3197 [«это — великолепное животное».] Она знала это и еще более была хороша от этого сознания. Князю Андрею она никогда особенно не нравилась, он никогда бы не выбрал ее своей женой, но и он теперь невольно подчинился этому влиянию красоты, элегантности и всего этого круговорота светской жизни. Не она ему нравилась, но [он] видел в ней цель, которую все признают желанною, к которой все стремятся, и ему захотелось занять место в этом турнире и попытаться победить всех. Кроме того, он после своего воскресенья так оживленно чувствовал себя расположенным и давно не испытанное им удовольствие быть в изящно обставленном светском кругу, что он сам не заметил, как, подсев к графине, он сказал ей несколько более чем обыкновенных светских комплиментов, и более, чем нужно, смотрел на нее. Он уже забывал и свою жену, и Pierr’a, и всё; графине это было приятно. Андрей был теперь особенно хорош собою и держал себя в гостиной так свободно и презрительно, что женщине приятно было бы смутить его; в середине разговора она вдруг обратилась к нему и замолчала, ее прекрасные глаза съузились, и из за длинных ресниц вдруг засветились такие наглые, страстные и грязные глаза (те самые, которые смотрели на Pierr’a, когда она в день обручения поцеловала его), что князь Андрей, отвернувшись, опомнился, и она опять не понравилась ему; [он] холодным тоном отвечал на ее вопрос.

Анна Павловна приняла князя Андрея в свое соседство за столом радушно, но с некоторым оттенком укоризны всё за его адъютантство Кутузова, так огорчившего государя под Аустерлицом. Разговор общий шел преимущественно о Эрфуртском свидании, бывшем новостью дня. Четыре года после последнего своего светского вечера с Анной Павловной князь Андрей слушал теперь восторженные речи о Наполеоне, том самом, который прежде предавался проклятиям. Разговор зашел о важнейшем: о свихнутой ноге императора Александра и о преобразованиях Сперанского. Не было достаточно восторга и почтительности, чтобы говорить об этом гении. Графиня рассказывала про торжество Эрфурта, в разговоре называя, как своих близких знакомых, замечательнейшие лица в Европе. «Nous étions beaucoup de monde. Le duc de... le comte de...»3199 [Нас было много. Герцог такой то... Граф такой то...] или: «Le duc de Luine m’a fait rire».3200 [Герцог Люин меня насмешил.]

«Как могут они ее слушать, и как она может так искусно притворяться, что она всё это понимает, и что она не дура?» — думал Pierre, слушая свою жену. Vous voyez, comme nous lançons nos fusées, mais elles sont suivies immédiatement par l’obscurité. [Видите, как мы пускаем ракеты, но тьма идет за ними следом.] Hélène говорит. Всем кажется умно, кроме Pierr’a и князя Андрея. Государь в Петербурге с поврежденной ногой. Слава богу лучше. Графиня рассказывала про знаменитый торжественный спектакль, в котором играл Racin’a Talma, и оба императора сидели перед сценой на эстраде на двух приготовленных им креслах, и как, когда Talma сказал:

«L’amitié d’un grand homme est un bienfait de dieu».

— Des dieux, comtesse, s’il est permis de rétablir Racine,3202 [«Дружба великого человека — дар бога». — Богов, графиня, ежели вы разрешите восстановить Расина,] — поправил один из французского посольства.

— Ah! je ne suis pas monodéiste,3203 [О, я не исповедую единобожия,] — сказала графиня.

«И от кого она выучилась и запомнила это слово», подумал, наливая себе вино, Pierre, «и догадалась сказать — не понимаю. А я ведь знаю, что она дура и не понимает ничего того, что говорит». Pierre много пил, как заметил князь Андрей. Графиня продолжала рассказ, состоявший в том, что, когда Talma произнес эти слова, император Александр, мы все видели, [взял] руку императора Наполеона и пожал ее.

— Вы не можете себе представить впечатление на нас. Все затаили дыхание.

Князь Василий доканчивал фразы дочери и значительно мычал, как бы говоря этим: «Ну, что же un grand homme, un génie. Eh bien, je n'ai jamais dis le contraire».3204 [великий человек, гений. Ну, что же, я этого никогда не отрицал.]

Анна Павловна принимала участие в этих разговорах и не отказывала в легком восторге и глубоком уважении к «sa majesté l’empereur des français»,3205 [его величеству императору французов,] как она его теперь называла, но в ее восторге был оттенок некоторой грусти, долженствовавшей относиться к особенности взгляда ее высокой покровительницы на новый союз России. Она признавала Наполеона гением, оказавшим большие услуги революции и понявшим свои выгоды в союзе с Александром, но она всё соболезновала о разрушенном старом порядке вещей и была всё-таки par conviction dans les bons principes.3206 [по убеждениям за строгие принципы.] Одно, в чем она вполне сходилась с графиней, это был ее страстный восторг вообще к французам. — C’est la reine des nations. Être français et avoir un titre de noblesse,3207 [Это глава всех наций. Быть французом и принадлежать к дворянству,] — говорила она. Князь Андрей, как всегда в гостиной, вступал и даже держал разговор, весело и колко противореча. Он, который всегда так охотно бранил русских, не мог удержаться от некоторых не понравившихся Анне Павловне замечаний о том, что поэтому лучше бы перейти в подданство Наполеона и никогда бы не воевать с французами.

— Да, это было бы гораздо лучше, — сказала значительно Анна Павловна.3208 Pierre всё время не вступал в разговор, но перед вечером, когда он сказал жене, что князь Андрей желает познакомиться с Сперанским, и графиня обещала это сделать, он вступил в разговор, зашедший о Сперанском, и бестактно и неприятно для всех восхищавшихся в этом обществе Сперанским, начал умно и горячо, но длинно излагать причины своего несогласия со всеми намерениями Сперанского. начал доказывать ошибки Сперанского.

Pierre шутил и изредка блеском своей французской болтовни, несмотря на невыгодное положение мужа в гостиной жены, обращал на себя внимание. «Да, это ничего, не обращайте внимания, это мой муж», при этом говорило выражение лица графини.

3209 На другой день у князя Андрея были дела с тестем, необходимые выезды, явления, так [как] он всё еще был военный. С вечера, разойдясь из гостиной графини, Pierre поехал в клуб и, когда вернулся, Андрей уже спал. На другой день Андрей рано выехал по делам, обедал у тестя, вечером был в том доме, где его обещали познакомить с Сперанским, и только вечером вернулся домой и вошел в низенькие накуренные комнаты Ріеrr’а, с которым они целые сутки не видались. У Анны Павловны J. Maistre. Всё держится печаль о легитимизме. Кат[олические государи] царствуют долго. Монета, университеты, библейское общество Юнга Штиллинга, старики.

— Как я рад, что я тебя застал дома, — сказал князь Андрей, расстегнувшись, ложась на отоманку и потирая лицо руками.

Pierre знал это выражение в лице Андрея, знал и любил его. Он положил свои тетради и, закурив трубку, попокойнее уселся против друга.3211 Князь Андрей много видел людей в этот день, много спорил, много получил впечатлений, задирающих и неудовлетворенных. После своей деревенской жизни, где каждая мысль, каждое впечатление додумываются до конца, он чувствовал себя спутанным и усталым. Ему хотелось, высказавшись, привести всё это в ясность. — Боже мой, как на свете людей мало, — сказал Андрей. — Всё дураки, всё дураки, всё разумные дураки — вот что ужасно.

— Eh bien, savez vous, mon cher, je reste à Pétersbourg, on m’a fait des propositions que je ne puis refuser.3212 [Знаете, милый мой, я остаюсь в Петербурге. Я получил предложения, от которых не могу отказаться.] И в самом деле, такое время, такие перевороты, так кипит всё, так трещит гнилое, старое, что нельзя удержаться не дать и свой coup de main.3213 [не приложить своей руки.]

— Вот как! Как я рад, — сказал Pierre. — Где же?

Кочубей просит меня заняться в комиссии составления законов, потом мне предлагают место в Крым.

— Нет, оставайтесь здесь.

— Да, мы не видались с вами еще со вчерашнего вечера, — сказал Pierre. — Я думаю, странно на вас это всё подействовало, все эти восхваления Наполеону. Как иначе заговорило всё. Мне кажется, ежели бы я даже продолжал думать о Наполеоне то же, что думал прежде, я бы изменил своим мыслям, только чтобы не быть заодно с этой толпой.

— Да, — сказал князь Андрей, улыбаясь, — то, что мы с тобой думали и чувствовали четыре года тому назад, то они поняли теперь. Но для них Египет, итальянский поход, освобождение Италии, первый консул — было непонятно; pour faire une brèche dans leur entendement, il leur fallait tout le faste ridicule et dégoûtant de Tilsit et d’Erfurt.3214 [чтобы пробить доступ к их разумению, нужна была помпа Тильзита и Эрфурта, вызывающая насмешку и отвращение.] Они, как говорит Гете, эхо, а голосов нет. И как эхо, они, опаздывая, всё перевирают. Они никогда не поют в такт. Когда подступает новое, они всё верят в старое, когда новое сделается старым, отсталой пошлостью, и передовые умы уже видят новое новое, они только начинают разжевывать старое, то, против чего они спорили. Вот и теперь с Наполеоном. Ежели бы я еще мог допускать великих людей, как четыре года тому назад, я бы давно разочаровался в Бонапарте и без Аустерлица. Разговор о том, что князь Андрей простил бы не жену, а девушку.

— А, — подхватил Pierre, — так вы того же мнения о Бонапарте. По моему это ничтожество, пустота, близкая к своей погибели. Это — человек, не выдержавший своего положения и измельчавшийся.

— Еще бы, еще бы, — говорил князь Андрей, кивая головой, как будто то, что говорил Pierre, было избитой истиной, хотя едва ли в Петербурге не они двое были этих мыслей.

Они помолчали и переглянулись. Им приятно было чувствовать, что они, хотя и живя врозь, так равномерно шли вперед в своих мыслях, что после долгого промежутка времени далеко впереди по дороге жизни они находили себя опять вместе.

Князь Андрей по естественной связи мыслей от этого сближения перешел к воспоминанию о Борисе, в 1805 [году] очень понравившемся ему. С ним, он чувствовал, они очень разошлись за это время.

— А помнишь, я тебе говорил о Друбецком, которого ты рекомендовал мне. Он мне очень нравился. И я очень ошибся. Я его опять встретил нынче. Он мне не нравится.

Опять они сошлись. Pierre точно также был прежде прельщен и разочарован в этом молодом человеке, но он по причине этих подозрений, которые он имел о Борисе, не откровенно выразил о нем свою мысль.

— Нет, он очень хороший молодой человек. И он имеет большой успех в свете и службе.

— Да, да, он уйдет очень, очень далеко. И этим то он не нравится мне. Il prend au sérieux le succès dans le monde et la carrière.3216 [Он придает серьезное значение успеху в свете и карьере.] Это то и жалко в нем. Он умнее их всех. И это не трудно. Но он имеет такт скрывать свое превосходство, чтобы не оскорбить их и притворяется равным им. Это — главный рецепт успеха, но то то и жалко, что он не настолько умен, чтобы видеть, что это не стоит того. Ему кажется, что всё это очень важно — он старательно и бережно раздувает этот мыльный пузырь, и тем хуже ему будет, когда пузырь лопнет.

Pierre переменил разговор.

— Да, вы мне не говорите, видели вы Сперанского? Ну что?

Князь Андрей вздохнул.

— Encore une illusion de moins,3217 [Одним заблуждением меньше,] — сказал он. — Не то, чтобы я с тобой был согласен. Многое можно и должно сделать, но не такими нечистыми, кутейницкими руками.

— Ah, ah, не говорите, ah, mon cher, quel esprit de caste.3218 [Ах, ах, кастовый дух, милый мой.]

— Esprit de caste ou non,3219 [Будь то дух касты или нет,] только не могу я переносить этого кутейницкого тона с тою же догматичностью и с каким то лоском иакобинизма придворного. Кутейницкий особенный род.3220 — Нет я не согласен. Замысел его хорош, но меры не те...

— Mon cher qu’est ce que vous dites!3221 [Милый мой, да что вы говорите!] Но подумайте, что это единственный человек, имеющий...

— Да и потом, — перебил князь Андрей, — кому это нужно? Разве крестьяне требуют свободы, разве они могут пользоваться ею? Вот я отпустил своих, и кому нужна у нас ответственность, свобода печати? Эти люди не могут понять свободы, потому что они привыкли смотреть снизу вверх. В ложе князь Андрей ищет иллюминатства и нет его.

— Ну, вы совсем не то говорили вчера. Я всё это одобряю его как человек, но... — и Pierre начал опять говорить на свою любимую тему. Князь Андрей не слушал его, он думал в это время о том, что как это случилось, что он действительно говорил и думал вчера совсем другое. В самом деле, неужели гордая холодность, с которой принял его Сперанский, и вообще esprit de caste,3223 [кастовый дух,] с которой он смотрел на кутейника, заставила изменить весь взгляд на вещи? Или все эти впечатления, новые лица, разговоры успели так спутать его? Может быть. Он спрашивал себя и решительно не знал, каких он был убеждений о всем том, что в кабинете Богучарова представлялось ему так ясно, определенно и несомненно обдумано. Он не мог разобрать всего этого и совершенно обратно тому, как поступал Pierre, от неясности в деле чувства спасаясь в деле мысли, князь Андрей от сознаваемой им умственной неясности почувствовал потребность спастись в чувстве. Pierre заметил во время своего изложения, что Андрей, не слушая его, чему то внутренно улыбался.

Он остановился.

— Знаешь что, — сказал Андрей, — поедем к Ростовым. Мне необходимо у них побывать, пое поедем .

И действительно, приехав к Ростовым, как только в гостиную, услыхав о приезде гостя, едва удерживаясь от бега, вошла Наташа и, счастливая, испуганная и гордая, села и тотчас же вскочила, чтобы убежать в свою комнату и защекотать и перецеловать от радости всех домашних, т. е. как нибудь наружу излить свою радость, — тогда только вполне стали ясны для князя Андрея все эти вопросы, в которых он со времени своего приезда в Петербург чувствовал, что начинал запутываться. И вопрос об успехе в свете, и о Наполеоне, и о семейном горе Pierr’a, и о преобразованиях Сперанского, и о масонстве, и о назначении человека, — все эти вопросы стали ясны и решены. Стало ясно, что все эти вопросы не существуют, не имеют ни малейшей важности и что есть один только вопрос, счастливый вопрос о дубе, который всё ближе и ближе приходит к своему разрешению. Торжественное собрание ложи.

[Далее со слов: Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне. кончая: Разговор кончился тем, что граф, желая быть великолепным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XI.]

Но Берг, подумавши, сказал, что он не может взять один вексель, а просит сорок тысяч деньгами и на сорок вексель.

— Да, да, хорошо, — скороговоркой заговорил граф, — только уж извини, дружок, сорок тысяч я дам, а вексель, кроме того, дам на восемьдесят тысяч. Так то, поцелуй меня.

Через несколько времени граф за жидовские проценты достал деньги и отдал Бергу.3225 Это было в тот самый день, когда князь Андрей приехал к Ростовым.

Разговор графа с Бергом был тайной для всех в доме. Замечали только, что граф и жених особенно веселы.3226 Вскоре после этого приехал и Nicolas Ростов, сделавшийся загрубелым гусаром, и привез с собой

<У Ростовых, как в Москве, так и в Петербурге теперь, был постоянно полон дом. Но, судя по обществу, которое застал у них Андрей, он сейчас увидал, что, хотя в Москве Ростовы и принадлежали к высшему кругу, здесь в Петербурге их общество было смешанное. Его это оскорбительно кольнуло и еще более кольнуло то, что старая графиня, Вера и Берг и даже Nicolas чувствовали это. Только Наташа и старый граф не видали и не чувствовали это. Первые были рады ему, как представителю высшего петербургского круга. А старик и дочь просто рады были ему, отрадненскому знакомому. Князь Андрей всю жизнь потом помнил это свое посещение Ростовых и первый вход к ним. Вот как это было: Борис с тоном презрения. Это заметил Андрей. Как Наташа встретила Андрея. Как она была под влиянием похвал. Что же он не едет.

В передней было особенно освещено, так что лари и ливреи непривычно блестели. Музыканты проносили инструменты. Пока они снимали шубы, Pierre спросил у лакея, что такое.

— Нынче бал.

— Вот как, да я и забыл, — сказал Pierre. — Ну всё равно.

Андрей слышал в это время в зале по паркету стук носка и каблу каблука женского и напевавший голос отрывочную одну фразу в просторном резонансе большой залы.

«Какая другая, совсем другая есть жизнь, радостная, девичья, влюбленная, веселая», как всегда подумал князь Андрей свои дубовые мысли при звуке одного голоса Наташи. «Люблю я это ребячество и молодость, это оживляет меня», подумал он.

— И прекрасно, напьемся чаю и уедем от бала, — сказал он.

— Да, да, — сказал Pierre и он вошел вперед.

Улыбающийся голосок встретил его.3228 и князь Андрей по тону, с которым Наташа обратилась к Pierr’y, увидал, что это был друг, только друг, кот который

— Нет, князь, непременно танцуйте... начал голосок и вдруг замолк на середине: Наташа увидала князя Андрея и испуганно покраснела.>

Князь Андрей поступил на службу и через месяц после своего приезда в Петербург его узнать нельзя было. Несмотря на дурной петербургский климат, кашель его прошел, он был озабочен и занят с утра до вечера, занимая очень важное место в комиссии составления законов. Он ездил в свет мало и то в серьезный и административный и дипломатический свет. Философ дома, при столкновении с людьми слабеет. Он уже переехал на другую квартиру,3230 и Pierre часто бывал у него. По просьбе Pierr’a он согласился вступить в мастерскую масонскую ложу, но все это мало занимало его. Pierre редко видал его. Pierr’y удалось ввести его в масонскую мастерскую, но к огорчению своему он видел, что Андрей мало сочувствовал этому делу. Pierre даже боялся, не подтрунивает ли над этим в душе князь Андрей. У Ростовых князь Андрей не был.3231 <В начала года Pierre заехал, чтобы везти князя Андрея в торжественное заседание ложи и к м[астеру ложи], где они должны были иметь предварительное совещание. Несмотря на часто повторяемые от имени Pierr’a, часто бывавшего у Ростовых, упреки от графа Ильи Андреевича, что князь Андрей их знать не хочет, в середине зимы Андрей получил приглашение на бал к Ростовым и, не имея предлога отказаться, по уговору приехал к Pierr’y, с тем, чтобы ехать с ним вместе. В то время, как князь Андрей пошел к Pierr’y, у него сидел один из главных масонов Петербурга и между ними шло совещание, к которому князь Андрей не мог быть допущен, так как оба они были пятой степени ордена.

Сам не сознавая того, он боялся их — боялся их мовежанренного, добродушного тона, боялся энканальироваться и вместе с тем боялся своих дубовых мыслей. Он работал много и не только вступил в партию заметной и деятельной молодежи, занимавшейся переделкой всего старого, но и занял в этой партии одно из первых мест. Он на ходившую тогда по рукам записку Карамзина о старой и новой России составил на французском языке записку, имевшую в известном свете большой успех. В записке этой на основании того же Монтескье, которого ситировал Карамзин, князь Андрей опровергал его. Несмотря на свою гадливость к кутейницкому происхождению Сперанского, князь Андрей служил у него и выказывал ему уважение. В предстоящей работе надо было князю Андрею избрать одно из двух: или отказаться от презрения ко всей массе стариков, или к одному Сперанскому. Он выбрал последнее. Князь Андрей твердо был убежден, что он не принадлежит ни к какой партии, как это всегда думают люди действующие, — он считал и Шишкова с его любовью к старине полезным человеком, и Карамзина приятным писателем и стилистом, и в Сперанском видел пятна. Но он, сам того не зная, принадлежал к партии либеральной молодежи и очень скоро сделался одним из заметных ее представителей. Как и всегда, он думал, что он действует вследствие разумных причин, а он увлекался неизбежной односторонностью каждого дела и видел только необходимость сделать. Вопросы его занимавшие — всё предполагавшееся тогда переустройство России, готовившееся к началу [18]10 года, казалось ему существенным благом для народа и первым на очереди вопросом. Он забывал, так же как и все, что жизнь (и его жизнь) с воспоминанием о жене, с любовью к сыну, к сестре, к отцу, с разговорами с Pierr’ом, с дубовыми мыслями шла помимо и вне всех правительственных распоряжений, он забывал, что ни ответственность министров, ни палаты представителей, ни свобода крестьян и печати не могли ни на волос прибавить или убавить, его настоящего счастья. Ему казалось всё это очень важным. Мало того, он забывал часто даже самое дело и видел одни препятствия и от любви к делу переходил к ненависти к тем, кто мешал делу. И считал столь же полезным казнить, враждовать с стариками, сколько и делать дело, забывая, что этим самым враждованием он уже портил и для себя и для других жизнь, которую он хотел сделать более счастливой. Кроме того, он, живший долго в деревне, видевший и войну и мир в самой действительности, он невольно, делая это формальное дело писания законов для человечества, впадал в тот вечный камень преткновения законодателей, заключающийся преимущественно в том, что в законодательстве, как и во всяком деле, есть своя формальная сторона, увлекающая составителя и отвлекающая его от действительности, для которой он и работает. Его уже увлекала сторона симметрии, правильности, порядка в самой редакции. Нужно было, чтобы статьи были классифированы по отделам, разделам и т. д. Ежели в отделе и п параграфе права имущественного и ничего не было, он всё таки писал — право имущественное и означал, что ничего не было.

Но он работал с3232 наслаждением охотой, упорством и успехом. И то чувство гордости, которое он думал подавить в себе, всё сильнее жило в нем.

Князю Андрею для того, чтобы работать с Сперанским, надо было верить, что всё скверно старое, и князь Андрей верил в это.

Он дружески разошелся с Сперанским и стал составлять общее законодательство и для того поехал учиться за границу, но прежде на бал. Он почувствовал себя счастливым и готовым к счастию.

Он едет за границу: 1) изучение нравов, 2) свидание с своим гернгутером, 3) воспитателя швейцарца сыну.

* № 101 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. IV).

Приехав в Петербург, князь Андрей должен был, как камергер, явиться к министру двора и у него встретил князя Кочубея, знавшего князя Андрея. Князю Кочубею было известно то, что князь Андрей выпустил на волю своих крестьян. Это был тогда третий таковой случай. Случай этот обращал тогда особенное внимание, так как ходили неясные слухи о том, что в числе преобразований находилось и освобождение. Министр двора и князь Кочубей, как говорится, обласкали князя Андрея.

— Мы недавно говорили о вас, мой милый, — сказал князь Кочубей с своей величественной, вельможной и ласковой манерой, — говорили о вашей просьбе вписать мужиков ваших в вольные хлебопашцы.

— Vous craignez d’être en retard, mon cher,3233 Боитесь опоздать, мой милый, — прибавил князь Кочубей с слегка насмешливой улыбкой, в которой князю Андрею показалось выражение опасения и недоброжелательства.

— Нельзя быть достаточно поспешным, князь, для того, чтобы устроить свои дела согласно с своей совестью, — отвечал князь Андрей.

— О конечно, конечно! Что ж не служите? Теперь нужно людей не военных, не военных.

— Я навсегда распрощался с военной службой, — отвечал князь Андрей, — по многим причинам и, главное, потому что, как кажется, не военные силы теперь нужны нашему времени.

— Да, время преобразований, — сказал князь Кочубей, — время трудное и требующее молодых сил.

После общего разговора о предполагаемом преобразовании министерств, во время которого князь Кочубей сделал честь князю Андрею внимательно слушать его,3234 и сообщить ему о некотором преобразовании Государственного Совета. князь Кочубей обратился [к] князю Андрею:

— Я бы вас не пустил и дал бы вам работу в министерстве.

— Я не готовился к гражданской службе, — сказал князь Андрей, — и не имею намерения.

— Не пустил бы вас, mon cher,3235 мой милый, но теперь на днях должно состояться новое устройство Совета и тогда я рассчитываю на вас... Нет, нет, — он перебил князя Андрея, хотевшего отказываться. — Теперь нельзя отказываться...3236 Приходите. Приезжайте ко мне обедать в середу. Вы не знаете Сперанского, нашу новую звезду? — сказал он, обращаясь к министру двора, — приезжайте... Князь Андрей масон, иллюминат.

В середу князь Андрей нашел у Кочубея не обед, а домашнее общество с весьма малым количеством званых, в числе которых был и Сперанский. Князь Андрей имел успех в этом обществе, особенно вследствие его отпущения своих крестьян на волю. Сперанский взял в сторону князя Андрея и говорил с ним таким тоном, как будто желая дать чувствовать, что он уверен, они только одни в этом обществе понимают друг друга. За обедом зашел разговор о новом указе уничтожения придворных чинов и Кочубей, шутя, сказал князю Андрею:

— Вы, как камергер, должны пострадать от этого.

— Я не пользовался своим правом, — отвечал князь Андрей, — и поступил в турецкую кампанию на службу юнкером, а не генералом и потому вполне3238 сочувствую. одобряю эту меру.

Сперанский медленно, как и всегда, перевел свои усталые глаза на князя Андрея и видимо смутился, начав фразу по французски и переведя потом ее по русски, сказал, что вероятно мало будет людей, которые так бы смотрели на это дело.

Общее и первое впечатление князя Андрея о Сперанском в это первое свидание было то, которое он выразил Pierr’y. Это был кутейник без форм,3239 но трудолюбивый все свои силы посвящающий на искусство держаться в высших сферах и еще далее возвышаться, и трудолюбивый работник. Сперанский понял его и польстил.

Но на третий день, проведя целый вечер в кабинете Сперанского, он изменил свое мнение. Сперанский в это время, кроме всех других своих занятий, приготовливал свод законов и, отняв у Розенкамфа председательство комиссии составления свода, иначе учреждал комиссию и просил князя Андрея принять на себя составление гражданского свода. На возражение князя Андрея, что он не юрист, Сперанский говорил, что никто не юрист, что в России их нет. Нет юристов, нет администраторов, нет финансистов, но что всё это должно быть, потому что администрация — уродлива, суд — неправилен, неясен, законодательство — безобразно, финансы — расстроены, а всё должно быть и потому надо смотреть на настоящее время, как на время революции, где напрягаются все последние силы. Все должно быть преобразовано или всё должно погибнуть. Старые сваи подгнили... Надо подставлять новые скорее.

На все замечания, которые делал князь Андрей, не предполагая достаточно единства во всем, Сперанский отвечал, что то переделывается и то переделывается, и перед князем Андреем открывались громадные перспективы того, что должно было быть. Он взял предлагаемую работу и занялся ею. Составив свод, он принес его к Сперанскому, но Сперанский был занят другими работами и не успел поговорить с ним, но поручил ему новое дело. Через несколько времени оказалось, что работа князя Андрея была переделана Розенкамфом. Сам Сперанский показал ее Болконскому и просил его подвести под каждую статью сноски на древнее русское законодательство. Сперанский оживляется и говорит, что будет совет, но князь Андрей спорит и расходится с ним.

— Я не могу этого сделать après coup,3242 [по окончании,] — отвечал князь Андрей, — это было бы натяжкой...

— Государю представили, и ему так угодно...

— Представьте государю, что свод делается не на основании древнего права русского или черемисского, а на основании вечного натурального права.

Сперанский пожал плечами, благодарил князя Андрея и отпустил его. Через несколько дней он узнал, что та же работа подведения статей была поручена Ильинскому и что работа эта сделана к 1-му января 3243 Князь Андрей пришел Сперанскому сказать, что он не может служить после этого, но Сперанский упросил его остаться, подкупая его откровенностью. Он говорил о уступках, которые должно делать, и о важности того, что совершается. Князь Андрей был побежден. .

Князь Андрей знал про это и начинал отчаиваться в том, чтобы работа его на что-нибудь пригодилась.

1-го января он собирался к Сперанскому за объяснениями, но Сперанского не было, он был в3244 Совете. Шепелевском дворце. Князь Андрей3245 озлобленный и, не желая пропустить свое озлобление, поехал. приехал вечером. Сперанский был дома и принял его.

* № 102 (рук. № 89. Т. II, ч. 3, гл. XI—XIII).

Теперь в Петербурге Наташа на все дела семейные смотрела своим особенным манером. Что отец хотел служить и жаловался на дела, это, по ее понятию, было всё глупости. потому что можно не проживать, и в деревне очень весело. У меня философия в купанье. Хорошо было, что приехали в Петербург, и это надо было продолжать, потому что в Петербурге было весело. Что Вера выходила за Берга, это было хорошо, потому что будут балы, и весело посмотреть, как женятся, Наташа не видала этого. Борис и князь Андрей; предложения. Одно было нехорошо, это то, что по ее понятиям, родители не умели вести дома и сводить знакомства в высшем кругу. Всё, по ее понятию, было не так. В передней по московски сидел Фока и вязал чулок, а это не так надо было. Знакомые тоже были всякие, но одевались не так и тоже были не такие. Где она научилась этому, нельзя было сказать, но у Наташи было в высшей степени чутье на то, что называется comme il faut, и она, как муху в молоке, видела всякую мелочь, оскорблявшую ее чувства тщеславия и изящества. Платья она всегда заказывала сама, и даже мать одевала по своему и всегда хорошо. С двух слов, с первого вида она отличала людей по свету, к которому они принадлежали, и предпочитала высших. Pierr’a она любила и как будто покровительствовала (такие у них установились отношения) за то, что он принадлежал к высшему кругу; по той же причине она презирала Берга, не совсем довольна была своим братом за его гусарские манеры, давно отреклась от Денисова и была ласкова, хотя и холодна к Борису. По той же, вероятно, причине она после одного свидания с князем Андреем, которого она сейчас узнала за человека высшего света, решила, что он в ее вкусе, и что она влюблена в него по гроб, как это обыкновенно делают барышни.

Любовь эту вероятно она выбрала, потому что надо быть шестнадцатилетней девочке влюбленной, что лучшего выбора ей не представилось, что он не обратил на нее вниманья, так на зло же... что, вероятно, он не женится, и что такая любовь есть известная опора, положение, при котором можно ожидать всего, бывши хорошо занятой. Но выбрав себе эту любовь, мысли о ней, мысли о князе Андрее, испанские замки, строимые ею по случаю этой любви, она так привыкла думать, что она влюблена, что напоминанье о князе Андрее заставляло ее краснеть, что она мучилась тем, что не видела его, и что все лучшие девические мечты ее о любви были всегда соединены с ним.

Ей было шестнадцать лет; одни говорили, что она очень хороша, другие говорили, что она3248 дурна только мила, говорили, что она пустая, что она кокетка,3249 что она глупа что она избалована, но все говорили, что она очень мила,3250 и добра но все говорили, когда слышали ее, что прелестнее голоса и пенья никто никогда не слышал, особенно, ежели его обработать, говорили многие, желая отчасти показать свое знание, а отчасти и оттого, что действительно, несмотря на учителей и на временные припадки страсти к пению, Наташа так и не обработала свой голос. Очень может, что от этого то и действовал на людей так обворожительно ее голос, удержавший всю непосредственную свежесть, и страстность, и неожиданность, но все говорили, что очень жалко, что она так мало занимается.3251 Несмотря однако на все эти недостатки и на то, что дела графа были расстроены, Наташа говорила всем в Петербурге, что капитан Жомени, ездивший к ним в дом, был бы шестнадцатый ее жених, ежели бы она захотела. И действительно, еще в деревне графине предлагали три партии для Наташи, и в Петербурге сватались двое.

* № 103 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. X, XI—XIII).

Nicolas продолжал служить в своем полку, стоявшем в Польше. И, получив известие о женитьбе сестры, прислал холодное поздравительное письмо и сам не приехал под предлогом дел службы.3252 В 8-м году он приезжал Вскоре после Тильзитского мира он приезжал в отпуск, и на своих домашних произвел впечатление большой происшедшей в нем перемены. Отец нашел его очень возмужавшим и остепенившимся. Денег он брал не много, в карты не играл и обещал еще года через два выйти в отставку, жениться и приехать в деревню хозяйничать.

— Теперь еще рано, дайте хоть до ротмистров дослужиться.

«Славный, славный малый», — говорил отец.

Графиня тоже была довольна сыном, но на ее материнские глаза ей заметно было, что Nicolas загрубел, и ей хотелось бы женить его. Но, намекнув раз о богатой невесте, именно о Жюли Корнаковой, она увидала, что сын этого не сделает. Она видела, что что то хуже стало в сыне, но не могла понять этого. Она испытывала в первый раз то материнское чувство, что радостно веришь в каждый шаг вперед своего детища, а не веришь в его такой же переход книзу, какой и сам испытываешь. Вера была вполне довольна братом, она одобряла его умеренность в расходах и степенность.

Соня в этот приезд больше чем когда надеялась быть женой Nicolas, она опять сблизилась с Nicolas.3253 Оттого ли, что, видя дела совершенно расстроенными, Nicolas знал, что ему никак не позволят жениться на Соне, он говорил ей о женитьбе и успокоивал, что никогда он не женится на богатой. Он ничего не говорил ей о любви и женитьбе, но был кроток, ласков и дружен с нею.

Соня всё так же верно любила его и обещала любить его, женился ли бы он на ней или на другой. Сонина любовь была так верна и так тверда, что Наташа говорила: «я даже не понимаю, как можно так любить: точно ты себе велела и уж не можешь изменить этого». Наташа одна была недовольна братом. Она охала на его приемы совершенно большого, на его бурую шею, на его манеру держать трубку между пальц пальцев , всё дергала, тормошила его, вскакивала на него верхом и заставляла возить по комнатам3254 она одна могла по старому оживлять его и всё чего то как будто искала и не находила в нем.

— Что с тобой? — говорила она. — Ну? Ну! Где ты! — всё приставала она к нему, как бы докапываясь в нем того самого брильянта оживления, которого другие и не замечали, и который она один и любила в нем, и который заметно потускнел в последнее время.3255 Nicolas был в состоянии первого разочарования, когда всё кажется пустяками и всё мечтой, потому что то, за что первое взялся, оказалось мечтой и пустяками.

Наташа, проживши в одиночестве последний год в деревне, составила себе обо всем свое очень определенное, и часто противное мнениям своих родных, понятие. В этот последний год в деревне было скучно, оттого что все, кроме ее и Сони, говорили только о том, что мало денег, что нельзя ехать в Москву, жалели о барышнях и каждый день слышали толки Веры о том, что в деревне очень трудно выйти замуж, что умрешь с тоски, что можно найти место в Петербурге и т. д.

Наташа редко вступала в эти разговоры и, ежели вступала, то озлобленно нападала на Веру и утверждала, что в деревне гораздо веселее, чем в Москве. Летом, действительно, Наташа устроила себе такую жизнь, что она, не притворяясь, говорила, что она чрезвычайно счастлива. Она вставала рано утром и с дворовыми девушками, и гувернанткой и Соней отправлялась за грибами, ягодами или орехами. Когда становилось жарко, она подходила к реке и там купалась в устроенной купальне. Наташа с радостной гордостью выучилась плавать.

Потом она пела, обедала и отправлялась одна, в сопровождении Митьки охотника, верхом в любимые места, поля и луга. С каждым днем она чувствовала, как она крепнет, полнеет, хорошеет и лучше и лучше плавает, ездит верхом и лучше поет. Она постоянно была счастлива в поле и вне дома. И когда за обедом или вечерним чаем она опять слышала те же толки о скуке в деревне и о бедности, она еще более чувствовала себя счастливой в поле, в лесу, верхом, в воде или в лунную ночь на своем окне. Она не была влюблена ни в кого и не чувствовала в этом никакой надобности. Соня участвовала в ее жизни, но в самые лучшие минуты Наташи она чувствовала, что Соня со всем ее желанием не могла поспеть за ней, как не могла поспеть в лесу, в воде, на лошади.

Один раз в жаркий июльский день, когда они с Соней, гувернанткой и семью девушками пришли к реке, к купальне, Наташа разделась, завязала голову белым платком и в одной рубашке села на передней лавочке на корточках и обхватила тонкими руками свои гибкие ноги, и глаза ее остановились на воде. Все уже давно были в воде, плескались, боялись, кричали. Девушки взывали ко всем, забывая в воде различие господ от дворовых.

— Ну, девки, ну, на ту сторону! — кричали они с тем гуртовым, девичьим ухарством, с которым купаются русские девушки. Наташа всё сидела и смотрела на воду и на противоположную березу. Она думала, серьезно думала в первый раз в своей жизни.

«Зачем же ехать в Москву? Отчего же не жить всегда здесь? Разве здесь не хорошо? Ах, как хорошо! И как я довольна и счастлива! И потом, они все говорят, что мы бедны. Как же мы бедны, когда у нас столько земли, людей, домов. Вон Настя, у ней ничего нет, кроме этого розового платья, а она как мила, и как весела, и какая коса чудесная. Как же мы бедные? Зачем же нам столько учителей, и музыкантов, и два шута? всё это не нужно. Папаша всем доволен, и мама тоже, и я тоже. Продать всё лишнее и жить с двумя девушками в одном флигеле и как будет весело! Непременно пойду и скажу это папа», решила она сама с собой. В это время вихрь, поднимая пыль на пашне, пробежал по полю, по дороге к реке и понесся по реке, рябя воду, и прямо набежал на лицо плывущей Насти. Настя испугалась, задохнулась, потом засмеялась, и Наташа смеясь убежала в купальню и бросилась в воду. Вернувшись с купанья, Наташа, повязанная платком, загорелая, веселая3256 встретила князя Андрея и он помешал ей тотчас рассказать отцу свою философию, как она называла. Вечером, когда уехал князь Андрей, на которого она не обратила никакого вниманья, она пришла к отцу и вбежала к отцу и серьезно и внушительно рассказала ему свою философию, как она назвала ее. Отец, смеясь, поцеловал ее и презрительно ласково сказал, что хорошо бы было, коли бы всё так легко делалось. Но Наташа не скоро сдалась. Она чувствовала, что несмотря на то, что она девочка, а он старик, она говорит правду.

— Да отчего же нельзя? — говорила она. — Ну, долги. Ну, так давай жить так, чтоб проживать вдвое меньше. — Наташа не поверила презрительно ласковой улыбке отца и шуткам матери, она знала, что она говорит правду, и с этих пор стала думать, верить своим мыслям и обо всем иметь свои суждения. В Петербурге она не одобряла искательства места отца и говорила, что всё это глупости, что они и так богаты. Женитьбу Берга она очень одобряла, потому что Вера нам не пара.

Она была рада однако случаю веселиться в Петербурге. Но несмотря на то, что она готова была всегда жить в деревне, она в Петербурге недовольна была тем образом жизни, который вели ее родные. Всё ей казалось не так, не достаточно comme il faut, провинциально. Почему она знала, как надо было жить в высшем обществе, но чутье ее указывало ей верно и ее чувство изящества и тщеславия оскорблялось тем, что комнаты были убраны не так, лакеи грязные, карета старинная, стол не так накрывается. Она одевалась не только сама, но и одевала старую графиню, отдавшуюся совершенно в ее власть, и одевала прекрасно. Все те мелкие приемы манер и туалета, которые составляют оттенок высшего общества, она угадала сейчас же и в несколько смешном в Петербурге, провинциально-московском доме Ростовых Наташа поражала своей безупречностью манер самого высшего и элегантного общества.

Ей было шестнадцать лет; одни говорили, что она очень хороша, другие говорили, что она только мила, говорили, что она пустая, что она кокетка, что она избалована, но все говорили, что она очень мила.

В месяц однако после приезда Ростовых в Петербург богатыми женихами Наташе было сделано два предложения, из которых одно было очень выгодно, но она отказала обоим. Наташа так смеялась, так весело кокетничала, что людям наблюдательным никогда бы и в голову не пришло сделать ей самой предложение. Она казалась не от мира сего. Странно было подумать, чтобы она вдруг захотела выбрать себе одного мужа, который в халате ходил при ней, из всех этих сотен людей, которые все были ее мужьями, когда она того хотела. Все готовы были за ней ухаживать, поднимать ей платок, танцовать с одной ею и писать ей стихи в альбом. Она другого назначения не допускала в мущинах. И чем больше было таких, тем было лучше.3257 Одно время после обручения Берга ей вдруг стало досадно, что Берг, которого она совершенно презирала, целуется с Верой. Она обратила свое внимание на Берга и довела его до того, что он сказал ей то, что и нужно было: — Ежели бы я знал, Наталья Ильиничиа, это прежде, я бы вам сделал предложение, потому что я... — Как вы смеете это говорить. Я Вере скажу, — и ушла от него. Pierre сразу был оценен Наташей и не столько потому, что она воображала себе когда то, что она влюблена в него,3258 Зач. в наборной рукописи: Pierre, которого затащил граф Илья Андреевич, полюбил дом Ростовых. Наташа смеялась над своим прежним чувством к нему. Он был женат, стало быть, для нее не мущина, но он ей был особенно приятен. и не столько потому, что она сразу причислила его к людям самого высшего общества, сколько потому, что он был умнее и проще всех других людей. Узнав, что он масон, она расспрашивала его о том, что это такое, и когда он сказал ей в общих чертах цель масонства, она большими глазами долго смотрела на него и сказала, что это прекрасно.

Когда он уехал, старая графиня спросила ее, о чем они так горячо говорили.

— Нельзя сказать, мама.

— Знаю, знаю, что он фармазон, — сказала графиня.

— Franc-maçon, maman, — поправила Наташа.

В отношении мущин у ней было чувство, похожее на чувство распорядителя охоты, оглядывающего ружья — заряжены ли они? Заряжено, курок действует, есть порох на полках — хорошо. Так ждите, когда я захочу сделать залп из всех ружей или выберу одно. А надо, чтобы все были заряжены.

Наташе было шестнадцать лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор3259 она несколько раз виделась с Борисом в Москве, но при других говорила ему «вы», но ни разу с ним не видалась наедине и ни разу не говорила о том, чему они обещались в 1809 году. Борис был особенно внимателен к ней, но из его выражения она никак не могла понять, считал ли он свое и ее обещание существующим или уничтоженным. она ни разу не видела Бориса.

Перед Соней и с матерью она, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, было ребячество, про которое не стоило и говорить и которое давно было забыто; но эта девочка имела в высшей степени женский дар хитрости придавать, какой она хотела, тон своим словам, скрывать и обманывать, и в самой тайной глубине ее души вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой, забытым ребячеством, или важным, связующим обещанием, болезненно мучал ее. С одной стороны ей бы весело было выйти теперь замуж и именно за Бориса, который был так мил, хорош и comme il faut, особенно весело потому, что она показала бы Вере, что нечего так гордиться, что она уже большая и выходит замуж, как будто она одна может это сделать, и показать ей, как надобно выходить замуж не за немчика Берга, а за князя Друбецкого, с другой стороны, мысль об обязательстве, связывающем ее и лишающем ее главного удовольствия думать о том, что каждый встречающийся мущина может быть ее мужем, тяготила ее.

В 1809 году, когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним тотчас же, был принят, как все, т. е. с приглашением обедать, ужинать каждый день.3260 Но в первое же посещение Наташа, молча слушавшая разговор Бориса с отцом и матерью, осталась недовольна тоном Бориса. Наташа, узнав о приезде Бориса, вспыхнула и дрожащим голосом сказала Соне: — Знаешь, он приехал.

— Кто,3261 Князь Болконский? Безухов? — спросила Соня.

— Нет, прежний он, — сказала Наташа, — Борис, — и, посмотревшись в зеркало и оправившись, пошла в гостиную.

Борис ждал встретить Наташу изменившеюся, но всё в его воображении был тот милый ему образ чернушки с блестящими из под локон глазами, с красными губками и детски отчаянным смехом. Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым сильным поэтическим воспоминанием Бориса. Но его светская, блестящая карьера, которой одним из главных условий была свобода, и известия, полученные от матери, о расстройстве дел Ростовых заставили его принять окончательное решение уничтожить, забыть эти детские воспоминания и обещания. Но он знал, что Ростовы в Петербурге, и потому нельзя было ему не приехать к ним. Ежели бы он не приехал, он бы этим тем хуже показал, что помнит о прежнем. Он решился ехать, как старый, добрый знакомый, относясь к своему прошедшему с Наташей с той забывчивостью, которой так много постыдных и сердечных воспоминаний покрываются в свете. Но он смутился, когда вошла Наташа, сияя больше, чем ласковой улыбкой, во всей прелести своей только что развившейся шестнадцатилетней красоты. Он никак не ждал ее такою. Он3262 несмотря на весь свой такт покраснел и замялся.

— Что, узнаешь свою старую приятельницу шалунью?

Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.

— Как вы похорошели!

«Еще бы!» отвечали сияющие глаза Наташи.

— А папа постарел? — спросила она.

Наташа села молча и слушала разговор Бориса с графиней, которая обращалась с ним, как с большим. Она молча рассматривала его до малейших подробностей, и он чувствовал на себе радостную тяжесть этого упорно неучтивого взгляда. Наташа наблюдала и заметила в Борисе снисходительную учтивость, говорившую как будто, что он помнит свою прежнюю дружбу с Ростовыми и потому, только потому и теперь, хотя он и не принадлежит к обществу Ростовых, он не будет гордиться. Во время этого первого визита с тактом, но не нечаянно, как это чувствовала Наташа, Борис упомянул о дворцовом бале, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS, называя высшую аристократию. Он сидел, поправляя белой, нежной рукой чистейшую, облитую перчатку на левой; мундир, шпоры, галстук, прическа, — всё это было самое модное и comme il faut’ное. Наташа сидела молча, исподлобья разгоревшимися, оскорбленными глазами глядя на него. Он не мог оставаться обедать, но приехал через несколько дней; он приехал опять и пробыл от обеда и до ужина. Он не хотел и приехать, не хотел и пробыть так долго, но он не мог поступить иначе. Несмотря на свое решение отказаться от Наташи, несмотря на то, что он говорил себе,— это было бы неблагородно, — он не мог не поехать. Ему представлялось, что необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё... она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Он приехал, а этот день Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляя писать в него, 3263 Она ласкала его взглядом, улыбкой, слушала его, и он забывал все свои решения, был влюблен, как прежде. Про старое они, однако, не говорили оба. не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и поздно вечером он уехал в тумане, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и ничего не сказав того, что он был намерен сказать.3264 Отброшено во второй редакции: На другой день Борис опять приехал вечером. — Мама говорила со мной об вас, — сказала ему Наташа, когда они остались вдвоем, смело глядя ему в глаза, но краснея. Борис покраснел тоже и опустил глаза. — Что же вам говорила мама? — Мама говорит, что я не хорошо себя веду с вами, что надо кончить... Ну понимаете? — Ах, как бы я счастлив был, ежели бы я мог кончить, ежели бы я был богат... — Зачем богатство? Любите вы меня? Борис молчал и краснел все больше и больше. — Так зачем же богатство? Хотите вы, чтобы я вышла за вас — так скажите... — Да, да, я понимаю. Я дурно поступаю, — заговорил вдруг Борис, покрасневший до слез, но оживляясь, чувствуя, что он нашел выход. — Я связываю вас, когда бы вы могли сделать партию, я несчастный человек, но я не дурной человек — вы свободны, Наташа. Он встал, поцеловал ее руку. — Я не буду больше стеснять вас, и скажите тетеньке, мне слишком тяжело... — Я ничего не понимаю, — сказала Наташа, серьезно глядя на него. Борис, не отвечая, подошел к руке графини и вышел. На другой день Борис опять приехал, на третий, на четвертый. Он получал записки от графини Безуховой и целые дни проводил у Ростовых.3265 На пятый день Борис приехал рано утром <и попросил позволения видеть графиню. — Ma bonne tante [милая тетушка], — сказал он, когда она посадила его подле себя. — Я люблю Наташу, вы это знаете. У меня ничего нет, <но я служу> но я люблю ее больше всего на свете. Я прошу ее руки. — Ах, mon cher, как ты меня удивляешь, я так привыкла тебя любить, как сына, но Наташа так молода, ты сам говоришь, что ты не богат, а наши дела... Ах, подумать... А Наташа что? — Я не знаю, ma tante, — улыбаясь отвечал Борис. — Ах, боже мой, боже мой! Как это всё растет, как это всё... Нет, мой дружок... это нельзя. Я тебя люблю, очень люблю, нет, mon cher. — Графиня заплакала, сказав, что Наташа еще так молода, что средства их малы, но что она очень любит Бориса и впереди еще много времени. Борис, довольный тем, что он исполнил свой долг, продолжал ездить в дом, но уже меньше сближался с Наташей. Наташа продолжала всё так же быть с ним ласковой и кокетливой> и сделал предложение Наташе через старую графиню. Графиня поплакала, посоветовалась с графом и отказала ему.

[Далее со слов: На четвертый день вечером... кончая... потому что было по другому. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XIII.]

3266 Зач. в третьей редакции: В одно и то же время, как мать и дочь Ростовы решили между собой, что Борису не следует так часто ездить, он с своей стороны, видно, понял это и перестал ездить. Но в это время граф Илья Андреевич, встретив Безухого, затащил его к себе и Пьер сделался домашним человеком у Ростовых и даже поверенным Наташи в ее горе о измене Бориса. Зачеркнуто в наборной рукописи: В это время в дневнике Пьера сделался трехнедельный перерыв и наконец было записано то сновидение о летающей по книге женщине в белой одежде, которое заставило его задуматься над своими посещениями к Ростовым. На другой день Борис опять приехал вечером к Ростовым, и графиня, подозвав его к себе, взяла его за руку, притянула к себе и поцеловала.

— Boris, vous savez, que je vous aime comme un fils.3267 [Борис, вы знаете, что я люблю вас, как сына.]

Графиня покраснела, a Борис еще больше.

— Вы знаете, мой друг, что у материнской любви есть свои глаза, которые видят то, чего другие не видят. Mon bon ami, vous êtes un grand garçon, bon et raisonnable.3268 [Мой милый друг, вы — юноша взрослый, добрый и рассудительный.] Ты знаешь, что девушка — огонь, что молодой человек не может ездить в дом... — Графиня смешалась. — Vous êtes un honnête garçon et je vous [ai] toujours [aimé] comme un fils.3269 [Вы — честный юноша, и я вас всегда любила, как сына.]

— Ma tante,3270 [Тетушка,] — отвечал Борис, поняв значение таинственных слов графини так же хорошо, как ежели бы они были изложены по всем законам логики, — ma tante, ежели я был виноват, то не перед вами. Я никогда не забуду, чем я вам обязан и, ежели вы мне скажете, что я не должен бывать у вас, как ни тяжело это мне будет, моя нога не будет у вас.

— Нет, зачем, но помни, моя душа...

Борис поцеловал ручку графини и с этого дня ездил к Ростовым только на балы, на обеды и не оставался наедине с Наташей.3271 Девушка свеча. Наташа ушла от Сони. Наташа говеет. Жалко его было. На полях: Девушка свеча. Наташа ушла от Сони. Наташа говеет. Жалко его было.

[Далее со слов: 3272 В ту же ночь, как Наташа беседовала так с своей матерью, Pierre, проведший вечер у Ростовых, у которых он любил бывать, сам не зная почему, Pierre, поздно вернувшись домой, сидел один в своей низенькой комнате верхнего этажа с пером в руках над раскрытой тетрадью своего дневника. Он готовился записать нынешний день и перед этим перечитывал прежние дни. 18 ноября было написано: «Встал поздно и, проснувшись, долго лежал на постели, предаваясь лени». кончая: «Меркурий — есть жидкая и летучая духовная сущность — Христос, дух святой, он». — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. X.]

Всё так же ленив и чревоугодлив. Вспомнил о правиле воздержания в конце обеда и было поздно. Смотрел на Мар Марию Мих Михайловну с похотливыми мыслями. Господи, помоги мне!

22 января. Была мастерская товарищеская ложа. И описание страданий отца нашего Адонирама. Я слушал и, как и в первый раз, когда познал это, на меня нашло сомнение. Был ли Адонирам, не есть ли это аллегория, имеющая свое значение. Объяснил брату О. свои сомнения. Он сказал мне, что должно терпеливо ждать открытия дальнейших таинств, которые объяснят многое. Нынче вечер провел у графини у жены. Не могу преодолеть внутреннего отвращения к ней. Увлекся беседой с NN о суетном и ничтожном и злобно трунил над сенаторами. Ужинал неумеренно, так что всю ночь3273 не спал от похотных грез. спал с дурными грезами.

26. Мне было поручено устройство и председательство в столовой ложе. Бог помог мне устроить всё удовлетворительно. Я уговорил князя Андрея быть с нами. Я мало вижу его и не могу3274 руководить их следить за ним. Он увлечен мирской борьбой, и я каюсь, что часто завидую ему, хотя участь моя должна бы была казаться мне предпочтительнее. Он заехал ко мне и с гордостью говорил о своем успехе. Он горд и в своем успехе рад столько ж водворению добра, сколько и победой над теми, кого он считает своими врагами. Я старался приготовить его к торжественности нынешнего заседания, но он слушает меня с кротостью и вниманием, но я чувствую, что не проникаю в его душу, как благодетель в мою, когда он говорит со мною. Князь Андрей принадлежит к холодным, но честным масонам. Все масоны подразделяются по моим наблюдениям на четыре разряда. К первому принадлежат те редкие светила, как благодетель, которые вполне усвоили себе святые истины ордена, которых длинный пройденный путь утверждает в предприятии пройти остальной путь, для которых тайн меньше, чем знания, которые жизнь свою слили с святым учением ордена и которые служат образцами человечества. Таких мало. К второму разряду принадлежим мы, ищущие, колеблющиеся, отступающие и раскаивающиеся, но ищущие истинного света самопознания и воздвижения внутреннего храма. К третьим принадлежат люди, как и милый друг мой Болконский и О., и Б., и их много. Эти масоны равнодушно смотрят на наши работы, не ожидают от них успеха, хотя и не сомневаются. Это люди, которые отдают нашему ордену только малую часть своей души. Они поступают, как князь Андрей, потому что их приглашают и потому что они, хотя и не видят всего света Сиона, не видят ничего, кроме хорошего в масонстве. Это верные, но ленивые братья. К четвертому разряду наконец принадлежат те, которые, увы, вступают в святое братство только потому, что на это мода и что в ложе они делают нужные им для светских целей связи с богатыми и знатными людьми. Таких много, и молодой Др Друбецкой принадлежит к ним.

Ложа прошла благополучно и торжественно. Много ел и пил. После обеда в ответной речи не мог иметь всей нужной ясности, что многие и заметили.

* № 104 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. X),

Теперь было 28 декабря и Pierre ничего не писал с 25. Прочтя всё, он задумался и, потерев лоб, стал писать.

«Ни раза не был в ложе. Два раза был у Ростовых и, вместо трудов самопознания и воздвижения внутреннего храма, предавался наслаждениям суеты. Я был весел и смешил и веселил всё общество у Ростовых, как вырвавшийся школьник. Всё только затем, чтобы видеть и слышать смех Наташи. Я гибну. Мало мне было ударов, что я хочу навлекать на себя новые. Господи, помоги мне, научи меня ходить по стезе твоей и помнить, что радости этой жизни не для радостей, а для приготовления себя к смерти.3275 «29 ноября. Великая мысль пришла мне. Я должен ясно определить цели ордена, как я понимаю его. Целый день писал и изготовил речь, которую прочту завтра. Масонство имеет переродить род человеческий». Научи меня любить смерть, а не радости. Сделай мне горе из моих радостей. Силы мои слабы. Где искать масонства? в костях».

Дописав это, Pierre лег, но не думал о костях, а читал стишки о «la mélancolique Natalie»,3276 [меланхолической Натали,] которые он экспромтом написал в альбом Наташе, и как она смеялась, читая их.

* №105 (рук. № 89. Т. ІІ, ч. З, гл. IV—VI, VIII-X, XVIII).

[Начало варианта со слов: 3277 Утром было заседание Государственного совета. Сперанский сидел дома с Маг Магницким . Князь Андрей приехал в Петербург в августе... кончая:... которых он сам шутя называл comité du salut publique. Князь Андрей спорит с Сперанским о respect humain [общественном мнении] для государя. Неполнота работы. Ильинский подделывает статьи. Розенкампф перепортил работу князя Андрея. Сперанский говорит: вы знаете мнение государя. Он отменит и не решителен. Сперанский полюбил князя Андрея. Учреждение лицея без телесных наказаний. Андрей был на выходе. В 1809 государь повредил ногу в Петергофе. Заседание Совета 1-го января. Князь Андрей загадывает, будет ли его женой Наташа.
близко к печатному тексту. T. II, ч.3, гл. IV.]

Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь спросил его о его ране.3279 и об отце и прошел мимо. На другой день он явился к государю с своим проектом, но государь был занят и принял проект через флигель-адъютанта. Когда через два дня князь Андрей явился опять, ему объявлено, что государь приказал благодарить его за усердие к службе и передал проект графу Аракчееву, к которому Болконский и имеет обратиться. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В нескольких словах, сказанных ему на выходе, в этом сухом, отдаляющем взгляде князь Андрей, еще более, чем прежде, нашел подтверждение этому предположению; хотя он мог бы по своей службе и связям рассчитывать на более ласковый прием, настоящий прием был именно такой, какой он ожидал. Придворные объяснили сухость государя упреком Болконскому за то, что он не служит, и так объяснили ему.

«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях», думал князь Андрей, «и потому нечего думать о том, чтобы представить лично проект государю и ожидать от него награды. Но дело будет говорить само за себя».

Он тут же на выходе передал свой проект старому фельдмаршалу и другу отца. Фельдмаршал назначил ему час, ласково принял его и обещал доложить государю. Через несколько дней князю Андрею было объявлено, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву. В девять часов утра в назначенный день князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.

Князь Андрей знал графа Аракчеева и по рассказам артиллеристов — гвардейских, по анекдоту о собственноручном вырывании бакенбард солдатам и по кануну Аустерлицкого сражения, на котором всему главному штабу было известно, что под предлогом слабости нерв Аракчеев отказался от начальствования над колонной в деле. Репутация эта, слабости нерв, подтверждалась и в кампании [180]7-го года в финляндской войне, в которой граф Аракчеев командовал, находясь за сто верст от армии.

Лично князь Андрей не знал его и никогда не имел с ним дела, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку. «Но он был — военный министр, доверенное лицо государя императора, никому не должно было быть дела до его личных свойств, а ему поручено — следовательно он один и может дать ход моему проекту». Так думал князь Андрей, в числе многих важных и неважных лиц дожидаясь в передней графа Аракчеева. Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской службы, много видел приемных и приемов, и различные характеры приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной.3280 На неважных лицах выражался один страх, но страх, доходивший до смешного. Как только дверь отворялась, они вскакивали, бледнели и вытягивались. Некоторые принимали вид озлобленного отчаяния. «Пропади всё», как будто говорили они. Между важными лицами выражалась напротив какая то насмешка над чем то — над собою или над тем, кого они ожидали. — Дядюшка то наш, Сила Андреич, — говорили они, называя так Аракчеева, — не полюбится, ну уж, что делать.

[Далее со слов: На неважных лицах выражалось одно общее веем чувство неловкости... кончая:... и работой над составлением отдела: Права лиц. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. IV3281 На полях наборной рукописи зачеркнут следующий текст, соответствующий гл. V: Для чего его тянуло в эти сферы? Для чего он заботился, хлопотал, записывал, старался поспевать, сдерживал себя, придумывал ответы и вопросы, он бы не мог сказать. Но его тянуло к этой жизни так же непреодолимо, как тянет влюбленного в присутствие любимой женщины. Теперь в Петербурге уж он не говорил себе, как в деревне, что он делает это с известной целью, он жил этой жизнью теперь не по разумным причинам, а как бы по органической потребности. —VI.]

Князь Андрей ездит в свет. Легитимисты и Hélène. Так жил Андрей до нового 1810 года, того самого, в первый день которого должна была быть введена в действие вся новая конституция и быть первое заседание Государственного Совета. Часть своей сделанной работы, занимавшей всё его время, он передал Сперанскому. Но через несколько дней узнал, что его работа передана была опять Розенкампфу для переделки. Князя Андрея оскорбило то, что Сперанский ничего не сказал ему об этом и передал для переделки его работу тому самому лицу, к которому сам Сперанский выражал не раз полное презрение. Обстоятельство это оскорбило князя Андрея, но нисколько не поколебало того высокого мнения любви и уважения, которые он имел к Сперанскому. С упорством человека, многое презирающего, князь Андрей крепко держался за свое чувство к Сперанскому. Он раз шесть за это время был у Сперанского, всегда видел его одного и всякий раз много говорил с ним и подтверждался в высоком, совершенно особенном и необыкновенном уме Сперанского. Магницкий, с которым он имел дело по комиссии военного устава, напротив, не нравился ему. Он узнавал в нем тот неприятный тип французского esprit3283 [ума] с отсутствием французского добродушного легкомыслия, которое производило на него всегда неприятное впечатление. Магницкий говорил прекрасно, говорил часто очень умно, помнил страшно много, но на тот тайный вопрос, который мы всегда делаем себе, слушая умные речи: зачем человек говорит это, в речах Магницкого не было ответа. Однажды перед Новым годом Сперанский пригласил князя Андрея обедать en petit comité.3284 в дружеском кружке.

[Далее со слов: В паркетной столовой домика у Таврического сада, отличавшегося необыкновенной чистотой..., кончая:... того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XVIII.]

Магницкий сказал стихи, сочиненные им на князя В Василия . Жерве тотчас же импровизировал ответ, и они вдвоем представили сцену князя В Василия с женою. Князь Андрей хотел уехать, но Сперанский удержал его. Магницкий нарядился в женское платье и продекламировал монолог Федры. Все смеялись. Князь Андрей3285 однако не выдерживая более этой нравственной боли, простился и вышел, обещая себе никогда не бывать у них и испытывая чувство виновности и стыда. «Не то, не то», говорил он себе и, невольно перебирая все свои прежние беседы с Сперанским, иначе начинал смотреть на него. Возвратясь домой, он застал у себя Pierr’a, с которым он мало виделся за это время. — Вас нигде не найдешь, — сказал Pierre <Pierre, дожидаясь его, спал у него на кресле>. — Уж я сел, чтоб вас дожидаться. На что похоже, что мы с вами совсем не видимся. — Я очень, очень рад, — сказал князь Андрей. <Своего этого нового взгляда на Сперанского князь Андрей, не только не сообщал никому, но продолжал держать себя в обществе защитником и партизаном Сперанского, чувствуя в этом с своей стороны особенную заслугу. Проект его о военном уставе был не принят и делать князю Андрею в Петербурге было нечего, но он оставался, продолжая ездить в свет, как будто чего то ожидая. В последнее время он чаще прежнего стал видаться с Pierr’ом и несколько раз был с ним в ложе. На полях: Pierre примирился с женой. Благодетель. Его спокойствие, введение в ложу Бориса. Четыре сорта масонов. рано раскланялся с гостями и вышел.

Враги Сперанского — старая партия бранила Сперанского — говорили, что он вор, взяточник, говорили, что он — безумный иллюминат или легкомысленный мальчишка. И говорили это не с тем, чтобы оскорбить или очернить Сперанского, но потому, что были в этом искренно убеждены. В кругу Сперанского, как теперь слышал князь Андрей, говорили, что люди старой партии — воры, бесчестны, глупые, и смеялись над ними. И тоже не потому, что хотели очернить их, но искренно так думали. Это оскорбило князя Андрея. Зачем было осуждать, зачем личности, мелкая злоба у Сперанского, делающего такое великое дело. И потом этот аккуратный, невеселый смех, который не переставал звучать в ушах князя Андрея. Князь Андрей разочаровался в Сперанском, но еще больше, ежели это было возможно, увлекся своим делом, участием в общем преобразовании. Окончив свою работу по гражданскому своду, он писал теперь проект освобождения крестьян и с волнением ждал открытия нового Государственного Совета, в котором должны были быть положены первые основания конституции. У князя Андрея было уже свое прошедшее в этом деле, связывавшее его, были свои связи и свои ненависти и он, ни на мгновение не сомневаясь в важности дела, отдавался ему всей душою.

В эти два года Pierre, за редкими поездками в Москву, безвыездно жил в Петербурге опять в своем большом доме и три месяца тому назад опять соединившись с своей женой. Было много причин, которые привели Pierr'a к этому соединению, но одна из главных и почти единственная была та, что Hélène, ее родные и друзья считали для себя делом большой важности соединение супругов, a Pierre ничто в жизни не считал делом большой важности и не считал таким свою свободу и свое упорство в наказании жены. Аргумент, который победил его, хотя никто и он сам не приводил его себе, был тот, что «ça me coûte si peu et ça leur fera tant de plaisir».3286 [«мне это ничего не стоит, а им доставит огромное удовольствие».]

Для графини Елены Васильевны, для ее положения в обществе, было необходимо жить домом с мужем и именно с таким мужем, как Pierre, и потому с ее стороны и со стороны князя Василья были употреблены с свойственной глупым людям [настойчивостью] всевозможные хитрые и упорные средства для убеждения Pierr’a.3287 Элен, приехавшая из за границы вслед за Пьером и тайно жившая у отца, вскоре после выхода Пьера из петербургской ложи, в период тоски, овладевшей Пьером после своего разочарования в масонстве, приехала к мужу и зарыдав упала ему на грудь. Пьер отклонился от объяснений, устроил в общезанимаемом ими доме свою отдельную половину в низеньких комнатах третьего этажа и стал жить с своей женой и Пьер был убежден и жил с своею женою.

Главным средством было действие через великого мастера ложи, который имел большое влияние на Pierr’a. Pierre же, как человек, ничему житейскому не приписывающий важности, скоро согласился особенно потому, что после двух лет болезненная рана, нанесенная его гордости, уже зажила и загрубела.

Великий мастер ложи, которого масоны звали не иначе, как благодетелем, жил в Москве. Масоны, во всех затруднительных случаях жизни, обращались к нему и он, как духовник, давал советы, принимавшиеся, как приказания. В настоящем случае он сказал Pierr’y, нарочно для свидания с ним приехавшему в Москву: 1) что, женившись, он взял на себя обязанность руководить женщиной и не имеет права предоставить ее себе, 2) что преступление жены его не доказано, что ежели бы оно было доказано, то и то он не имеет права отвергнуть ее, 3) что человеку не хорошо единому быть и так как ему нужна жена, то он не может брать другой, кроме той, какая есть. Pierre согласился.

Hélène приехала из за границы, где она жила всё это время, и у князя Василья произошло примирение. Он поцеловал руку своей улыбающейся жены и поселился с ней в большом петербургском доме.

Два года изменили Hélène. Она была еще красивее и спокойнее. До свидания с нею Pierre думал, что он в состоянии будет искренно соединиться с нею, но, когда он увидал ее, он понял, что это было невозможно. Он отклонился от ее объяснений, галантно поцеловал ее руку и устроил в общезанимаемом ими доме свою отдельную половину в низеньких комнатках третьего этажа. Иногда, особенно когда бывали гости, он сходил обедать и часто присутствовал на вечерах жены, на которые собиралось всё весьма замечательное, часть самого высшего петербургского общества.3288 но большая часть жизни его проходила в ложе, в беседах с братьями масонами и в различных братских работах, которые он взял на себя, будучи теперь уже не учеником, а мастером и одним из важных должностных лиц ложи. Как и всегда, и тогда высшее общество, несмотря на то, что всё соединялось вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. Был, хотя и небольшой, но ясно определенный кружок недовольных союзом с Наполеоном, кружок легитимистов, Joseph Maistr’a и Марьи Федоровны (к кружку этому, само собой, принадлежала Анна Павловна). Был кружок М. А. Нарышкиной, кружок, которого характером было светское изящество, без всякого политического оттенка. Был кружок деловых людей, более мужской — либералов: Сперанского, Кочубея, князя Андрея, был кружок польской аристократии, А. Чарторижского и других, и был кружок — французской — наполеоновского союза, графа Румянцева и Caulaincourt’a, и в этом кружке один из самых видных центров заняла Hélène.

[Далее со слов: У нее бывали господа французского посольства... кончая:... никто не принимал au sérieux его выходок. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. IX.]

Он так больно страдал два года тому назад, узнав о оскорблении, нанесенном ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления, во первых тем, что он не был ей мужем, во вторых тем, что он бессознательно отвертывался от всего того, что могла ему дать мысль о подобном оскорблении, и был твердо уверен, что жена его сделалась bas bleu3289 синим чулком и потому не может увлекаться еще другим.

Борис Друбецкой, уже весьма успевший на службе и бывший в Эрфурте после возвращения оттуда двора, был домашним человеком в доме Безуховых. Hélène называла его mon page3290 мой паж и обращалась с ним, как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда она не улыбаясь смотрела на него. Иногда в редкие минуты Pierr’y приходила мысль, что эта покровительственная дружба к мнимому ребенку, которому было двадцать три года, имела что то неестественное, но потом он упрекал себя в этом недоверии. И притом так естественно и смело Hélène обращалась с своим пажем. Самое обращение Бориса в первую минуту неприятно поразило Pierr’a. Борис, со времени своего приезда в Петербург и интимности в его доме, обращался с особенной достойной и грустной почтительностью с Риеrr’ом. «Этот оттенок почтительности относится вероятно к моему новому положению», подумал Pierre и старался не обращать на него внимания, но странно, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно) физически действовало на Pierr’a. Оно сковывало все его члены, уничтожило бессознательность и свободу движений.

«Такая странная антипатия», подумал Pierre и реже стал бывать дома.

В глазах света Pierre был большой барин, муж знаменитой жены, добрый малый, умный чудак, хотя и ничего не делающий, но никому не вредящий. В душе же Pierr’a происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое, приведшая его ко многим духовным радостям и сомнениям.3291 Во все эти два года Pierre постоянно был занят работами масонства. Многое уж было открыто ему, он был принят мастером, но многое еще представлялось ему тайным. В начале зимы в Петербург приехали Ростовы и, случайно встретившись с ними, Pierre часто стал бывать у них. Вот что писал он в дневнике за несколько дней перед тем вечерним посещением князя Андрея, как он взволнованный, расстроенный приехал к князю Андрею.

Осенью этого года он ездил в Москву для свидания с великим мастером ордена Иосиф Алексеев Алексеевичем Поздеевым, пользовавшимся благоговейным уважением масонов и называвшимся не иначе, как благодетелем.

Свидание с благодетелем, во время которого Pierre был убежден соединиться с своей женой, имело большое влияние на Pierr’a и открыло ему многие новые стороны масонства.3292 В этот раз припадок тоски был еще сильнее, чем в первый раз, после дуэли с Долоховым. Невольно возвращаясь воспоминанием к тому времени, Пьер вспомнил о Иосифе Алексеевиче, которого он не видал с тех пор и который тогда вывел его из этого состояния. Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер решил ехать в Москву, чтобы увидаться с Иосифом Алексеевичем, который жил там. Свидание с благодетелем, как с тех пор называл Пьер Иосифа Алексеевича, опять живительно подействовало на Пьера. Оно открыло ему новые стороны масонства и опять вполне примирило и с масонством и с жизнью. С этого посещения Pierre за правило поставил себе регулярно писать свой дневник, и вот что он писал в нем:

«Москва 17 ноября. Сейчас только приехал от благодетеля и спешу записать всё, что я испытал при этом. Зная Иосифа Алексеевича по письмам и речам, читанным у нас, по великому, занимаемому им у нас, званию и всеобщему благоговению к нему, я ехал, готовясь увидать величественного старца, образца добродетели, и то, что я увидал, было выше того, что я ожидал. Иосиф Алексеевич, невысокий, худой, но с чрезвычайно широкой костью старец, с сморщенным, бурым лицом и большими, седыми бровями, из-под которых глядят огненные глаза. Он живет бедно и грязно. Страдает несколько лет мучительною болезнью пузыря, и никто, никогда не слыхал от него стона или слова ропота.

[Далее со слов: С утра и до поздней ночи, за исключением часов, когда он кушает..., кончая: И он ответил мне наклонением головы. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. IX и X.]

«И многое я прочел в этой книге. И всё, что я прочел, было определением цели ордена. Из этих мыслей, представившихся мне во сне, я и составил следующую речь, которую имею прочесть в ложе.

26 декабря. Я почти месяц не заглядывал в эту тетрадь и в свою душу. Я предался вполне суете и всем порокам своим, которые я льстил себя уничтожить. Вчера я постигнул, к какой пучине зла вела меня эта беспечность, ужаснулся и решился опомниться.

В Петербург приехали мои давние московские знакомые Ростовы. Старый граф, весьма добрый человек, встретив меня у N., пригласил к себе и я две недели каждый день у них бываю, только вчера поняв, для чего я это делал. Меньшая дочь, Наталья, имеет прекрасный голос и обворожительную наружность. Я возил ей ноты, слушал ее пение, смешил ее и говорил с нею даже о высоких предметах. Эта девушка всё понимает. Но вчера вечером старшая сестра ее, шутя, сказала, что когда я пять лет тому назад был у них на именинах в Москве, меньшая дочь Наталья сделалась влюблена в меня. Услыхав эти слова, я так смутился, покраснел и почувствовал даже слезы на глазах, что ничего не нашелся сказать и встал, заметив однако, что и она также покраснела. Это обстоятельство заставило меня вникнуть в свои чувства и3293 прекратить свои отношения с этой девицей. ужаснуться того, чему я подвергал себя. В прошедшую ночь я видел сон. Вижу, будто кто то показывает мне большую книгу в александринской лист. И в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающую к облакам. И будто я знаю, что это девица есть никто другая, как меньшая графиня Ростова, и вместе с тем знаю, что это есть изображение песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них.

Господи, помоги мне! Боже мой, ежели это оставление меня тобою есть действие твое, то да будет воля твоя, но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде ты меня вовсе оставишь».3294 На другой день после того, как это было написано, князь Андрей застал у себя дожидавшегося его и спавшего Pierr’a.

В последних числах декабря Pierre в торжественном заседании ложи 2-го градуса прочел свою речь о средствах распространения чистой истины и торжества добродетели. И речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Pierre с Андреем сошлись в ложе. Андрей последнее время занимался больше масонскими делами и написал следующую речь.
Безухов находился в таком волнении при чтении своей речи, с таким чувством и жаром говорил почти с слезами на глазах, что чувство его сообщилось многим из искренних братьев и испугало многих, которые видели в этой речи опасные замыслы. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии, многие спорили, обвиняли Pierr'a, осуждали его в иллюминатизме, многие поддерживали его.

Великий мастер, председательствующий в ложе, кончил прения тем, чтобы послать речь на обсуждение высших степеней и до тех пор прекратить о ней дело и заняться обычными работами.

Pierre никак не думал сам, чтобы он с такой силой был убежден в том, что он говорил до тех пор, пока он не прочел своей речи и не встретил с нею несогласия.

Братья с удивлением в первый раз заметили в Безухом страстность и энергию, которую не ожидали в нем. Он забывал условные обряды, перебивая всех, раскрасневшись, кричал и находился в состоянии энтузиазма, которое самому ему доставляло огромное наслаждение. По окончании заседания великий мастер сделал Безухову замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре, в чем Pierre не мог не сознаться.3296 Возвращаясь домой, Pierre однако не думал о том, что сказал ему великий мастер, а продолжая свой ход мысли о возможности более успешного распространения масонства, противодействуя злым правительствам

Вместо того, чтобы ехать домой, Pierre прямо из ложи поехал к князю Андрею, которого он давно не видал.

Pierr'a в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Несмотря на всю силу своего убеждения, Pierre не мог ни одного человека убедить вполне в своих мыслях: каждый понимал по своему, с ограничениями, изменениями, а между тем главная потребность мысли состоит в том, чтобы передать ее другому точно так, как ее сам понимаешь.

Князь Андрей был дома и за работой. Он внимательно выслушал рассказ Pierr'a о заседании ложи, сделал несколько вопросов и, когда Безухов кончил, встал и стал ходить по комнате.

— Всё это прекрасно, мой друг, всё это истина, и я бы был ревностный брат, ежели бы я верил в возможность всего этого, — заговорил он, блестящими глазами глядя на Pierr'a.3297 но ничего этого не будет. Разве ты найдешь людей? Ты говоришь, что на тебя напали. Так и должно быть, потому что, будь они чиновники, министры, масоны — они люди, а из людей на тысячи приходится один человек, настоящий человек, сам по себе думающий и чувствующий. Другие — толпа, les moutons de Panurge [Панургово стадо]. И что ты ни делай, будет царствовать посредственность, те, которые немножко умнее толпы, те, которые только настолько умнее, что понимают друг друга. Pierre видел, что друг его совсем иначе, ближе к своим интересам понимал вопрос. — Зачем царствовать? — сказал он. — Царствовать должны одна истина и добродетель. — Да, но ты хочешь организовать ее, чтобы править. А разве не то же наши правительства? Разве они организованы для того, чтобы царствовало зло? Напротив, они хотят и любят добродетель и правду, но из них организованное правительство и они любят добро, а делают зло. Кто же царствует? Сперанский, который умнее всех, Аракчеев. Разговор совсем отклонился от своего начала, Pierre невольно последовал за направлением, которое дал ему князь Андрей. Сперанский! — сказал он, — но вы сами считали его гениальным и великим человеком. — Чтобы сделать такое преобразование, нужна власть, а власть в руках правительства. И чем нам парализировать его, нужно помогать ему, особенно такому правительству, как наше.

— Да, но это случайно, — сказал Pierre, — а силы и действия ордена вечны. Случайно теперь человек, как Сперанский.

— Не Сперанский, — сказал князь Андрей, — государь, а главное время, образованье.

— Что вы так презрительно говорите о Сперанском? — спросил Pierre.

Сперанский? Une illusion de moin, mon cher,3298 [Одним заблужденьем меньше, милый мой,] — сказал князь Андрей. — Сперанский — это выслужившийся кутейник, немножко, на волосок умнее толпы.

— Mon cher, — с упреком сказал Pierre. — Esprit de caste.3299 [Милый мой,] [Кастовый предрассудок.]

— Нет, не esprit de caste. A я узнал его. Я никому не говорил и не буду говорить этого. Все лучше он, чем Аракчеев, но Сперанский 3300 это человек, который делает только то, что нужно. не мой герой. Сперанский... нет, что говорить.3301 Одно, моя душа. Для того, чтобы иметь силу, надо быть покорной частью одного целого, надо отказаться от своей самостоятельности, а я этого не могу и не хочу. Лучше я буду один, ничтожество для других, но для себя я буду что-нибудь... — Одно не понимаю, — заговорил Pierre, — как вы можете быть холодным братом? Ежели бы вы знали то чувство успокоения, возрождения, которое испытываешь в нашем святом братстве. Вы говорите: невозможно. Отчего? Пускай толпа (хотя я не того низкого мнения о людях, как вы), но толпа руководится людьми: почему же не руководить их к добру, а не к суете, как вы говорите? Мы ничего не сделаем. А воспитанье детей, а книги, а пример, а помощь. Что ж вы не служите теперь? — Нет, я подал в отставку и на днях еду. Не знаю еще, домой или за границу... Я очень доволен. Мне казалось из деревни, что я нужен тут, что что то важное делается. Но теперь я успокоился. Ничего нет важного, кроме своей жизни. И моя жизнь в деревне так хороша, что мне ничего не нужно. Но не Сперанский может что нибудь сделать, а учреждения, которые вынуждаются временем и делаются людьми, всеми нами. Мы не понимаем того времени, которое мы переживаем теперь. Это — одно из величайших событий истории. Государь сам дает права народу и ограничивает свою власть и дает права народу. Ведь это хорошо не понимать старикам. Но нам как же не чувствовать того, что делается теперь? Это лучше и выше всех военных подвигов. На днях открывают Государственный Совет, как сословие государства. Министры отдают отчеты публично. Финансовые дела объявляются народу. Нынче, завтра пройдет проект освобождения рабов. Чего желать, чего еще нужно?

— Да, это прекрасно, — говорил Pierre, — но согласитесь, что есть другая сторона души, которая не удовлетворяется этим и которую только наше святое братство поддерживает и просвещает. Я не понимаю, как вы можете быть холодным братом.

— Да я не холодный брат, особенно теперь. Ваш орден, я знаю, одно из лучших учреждений в мире, но этого мало для жизни.

Pierre помолчал.

— Отчего вы не женитесь? — сказал он. — Я думал о вас, вам надо жениться...

Князь Андрей молча улыбнулся.

— Ну, что ж я, — отвечал Pierre, — какой я пример? Я женился мальчишкой, et puis... au fond Hélène est une très bonne pâte de femme, au fond...3302 [и затем... Элен, в сущности, не дурная женщина... в сущности...]

Князь Андрей радостно, кротко улыбнулся и, подойдя к Pierr'y, потрепал его рукой.

— Мне ужасно жалко, что мы мало виделись с тобой, — сказал он. — Я не знаю, отчего ты так всегда возбудительно на меня действуешь. Посмотрю на твою рожу и3303 и думаю: нет, еще жить можно. весело и молодо сделается.

— Женитесь, — повторил Pierre с сияющей улыбкой, глядя на Андрея. И в эту же минуту ему пришла мысль, на ком надо жениться князю Андрею. Одна девушка, лучше которой он не знал, была достойна его лучшего друга. Это была Ростова. Pierr’y показалось, что он и прежде об этом думал, и только для этого так полюбил ее.

— Вам надо жениться и я знаю на ком, — сказал он.

Князь Андрей странно покраснел при этом слове. Его воспоминания о дубе и связанных с ним мыслях вдруг представились ему.

— Marie и то женит меня, — сказал он. — Тут есть ее друг, Жюли Корнакова, знаешь ее?

— Знаю, это не то, — сказал Pierre. — Я для вас не хочу mariage de raison,3304 [брака по рассудку,] я хочу, чтобы вы ожили, и я знаю...

— Нет, мой друг, мне не должно об этом думать и я не думаю. Какой я муж, больной и слабый. Моя рана на днях опять открылась и меня Вилье посылает за границу.3305 Через неделю после этого разговора Pierre уехал, и после него князь Андрей долго ходил по комнате, мечтая о любви и женитьбе. Он подходил к зеркалу, смотрел вопросительно на свое худое лицо и опять принимался ходить, воображая себе женщину, которую бы он мог полюбить и не находя ее в числе своих женских знакомых.

— Вы будете на бале Л Льва К Кириловича послезавтра? — спросил Pierre.

— Да, буду.

* № 106 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XVI).

<Князь Андрей вошел и увидал замирающую от р радостного в волнения Наташу. Он прошел с ней первый круг.

Струя поэзии и молодости налетела на князя Андрея и охватила его, когда он обнял ее тонкий стан — быстрая, поворотливая, спешащая. На него нашел страх. Эта счастливая задыхающаяся девочка, голая, маленькая, с блестящими испуганными глазами была окружена и Б., и А., и З. — все ловили, искали ее. Одна минута, и она погибнет для него, а она его, наверно его — не может быть иначе. Она краснела, встречая его взгляд. А он не покидал ее ни минуты. Он танцовал с ней два котильона и мазурку. Он повел ее ужинать и, когда сняла перчатки, эти сухие, белые, пахучие руки, и отец подошел.

— О, как весело. Никогда так не было весело. — На этом же бале участь Pierr’a и его жены. Его делают камергером. С бала они поехали к Pierr’y и сели за вино.

А Андрей . — Всё вздор, душа моя, всё вздор, — он, как мальчишка, вскакивает и целует.

— Женись.

— Да, женюсь.

Pierre на другое утро рассказал то, что з знал ,3306 о Борисе. Князь Андрей рассказал Наташе, и приехал к Андрею рассказал.

— Что ты сделал. — Андрей взбесился. Однако он поехал проститься, признал свое намеренье и уехал за границу.> — Я вас не стесняю, ежели вы полюбите другого — любите. — Никогда никого. <С другими она кокетничала, властвовала. Андрею она покорялась. «Ежели она теперь подойдет к матери, то она будет моей женой». На бале Жюли — приветливость. Князь Андрей сначала за ней из памяти сестры и вдруг видит, что не то. Nicolas герой бала. Соня мила и ее замечают.>

* № 107 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XVI, XVII).

3308 На полях наборной рукописи к тексту XV главы заметка: Он хотел сообщить горе. Андрей позвал его к Ростовым, votre protégé [та, которой вы покровительствуете]. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она ничего не видела, не помнила в эту минуту, но на лице ее не видно было ни малейшего замешательства. Она первая сказала несколько слов матери только для того, чтобы не стоять молча. Она не поспешно оглядывалась вокруг, не выказывая любопытства.3309 но внутри ее всё волновалось, как перед ней. Недалеко от нее стоял старичок3310 Каме Каменский посланник с серебряной сединой курчавых, обильных волос и, держа табакерку, смеялся и заставлял смеяться дам, окружавших его. Высокая, полная, необыкновенной красоты дама, спокойно улыбаясь, говорила с несколькими мущинами. Это была Hélène. Наташа восторженно любовалась ею и с грустью думала о своем ничтожестве в сравнении с этой красотой. Pierre шел, переваливаясь, через толпу, лениво опустив руки и с таким видом, как будто3311 он был уверен: все пропустят его он шел по торгу, и пожимал всем руки направо и налево. Не доходя до Наташи, на которую он издалека взглянул своими близорукими глазами, он схватил какого-то молодого офицера за руку и сказал:

— Allez faire la cour à ma femme,3312 [Ступайте ухаживать за моей женой,] — указывая на Hélène. Какой-то старый генерал подошел к Перонской, но скоро отошел, потом молодой человек тихо заговорил с ней. Наташа чувствовала, что спрашивают про нее. Борис подошел к ним и говорил с графиней. Приехали две девушки блондинки с матерью, на которой были огромные бриллианты. Вошел князь Андрей Болконский в полковничьем мундире и поразил Наташу своей уверенностью и элегантностью. Она вспомнила, что где то видела его. Мало двигались и говорили, ожидая приезда государя, и Наташа имела время делать наблюдения. Она всё наблюдала: и прически, и мундиры, и отношения людей. По отношениям, взглядам она определяла3313 безошибочно для себя, кто принадлежал к самому высшему, высшему и среднему обществу, и мысль о том, какое они займут место, занимала ее. Из мущин, входивших в это время и стоявших близко, она причислила к высшему обществу четверых: Pierr’a, князя Андрея, секретаря французского посольства и еще кавалергарда необыкновенной красоты, вошедшего после других и с презрительным видом, заложивши руку за пуговицу мундира, ставшего почти в середине залы. Pierre, увидав Наташу, оставил офицера и стал проходить к Ростовым, но в это время всё надвинулось, опять раздвинулось, заговорило и, между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь, за которым шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь поскорее избавиться от этой первой минуты встречи.

Тут заиграли польской, всё зашевелилось, какой то молодой человек с растерянным видом попросил Наташу посторониться. Некоторые дамы, с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, бросились вперед. Мущины стали подходить к дамам и строиться в пары польского. Всё расступилось и государь, улыбаясь, не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел опять из другой залы, за ним хозяин с Марьей Антоновной Нарышкиной, потом посланник, министры, генералы, которых называла Перонская, которая была не взята в польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, не взятых в танец, и что положение это было оскорбительно и что, ежели так она останется весь бал, только занимая место, и даром пропадет ее туалет, которым так восхищалась няня, то она будет несчастлива.

Она стояла, опустив свои тоненькие руки с веером и с мерно поднимающеюся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание и блестящими, испуганными, агатовыми глазками глядя перед собой, как подстреленная птичка, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни все важные лица, ни государь, на котор которых указывала Перонская, у нее была одна мысль: «Неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первых, неужели меня не заметят все эти мущины, которые теперь кажется и не видят меня и, ежели смотрят на меня, то с таким выражением, которое говорит: «а это не она, так и нечего смотреть». Нет, это не может быть», думала она. «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую и как им весело будет танцовать со мною».

Звуки польского, продолжавшегося долго, уже начинали звучать грустно, <каким то> воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Pierre с какой то важной дамой прошел, что то шамкая и не видя ее, мимо. Князь Андрей, которого она заметила, прошел с красавицей Hélène, лениво улыбаясь и что то говоря ей. Еще два, три молодых человека, которых она заметила и которых считала высшими и потому теми, с которыми бы она хотела танцовать, но никто не посмотрел даже на нее. Красавец Анатоль не пошел в польской и, презрительно улыбаясь, что то говорил молодым людям, окружившим его. (Наташа заметила, что он был тоже известность в своем роде.) Наташа чувствовала, что он говорил про нее и смотрел на нее, и это тревожило ее. Перонская, указывая на него, сказала графине:

— Вы знаете, это известный повеса Курагин. Как хорош!

Борис два раза прошел, видел Наташу и не сделал ей никакого знака. Наташа совсем разлюбила его. Берг с женой, не танцовавшие, подошли. Это было еще хуже. Наташе показалось оскорбительнее это семейное сближение здесь на бале.

Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя). Музыка замолкла, озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося посторониться, раздать круг. И с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута, никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к Марье Антоновне и пригласил на тур вальса. Она подняла руку, чтобы положить ему на плечо. Она была необыкновенно хороша. Адъютант танцовал прекрасно. И в большом круге залы под глазами сотен они пошли сначала глисадом, не кружась, потом мерно повертываясь и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, повертывающего повертывающих Марью Антоновну. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.

Она не видела, как в это время подходили к ней и глядя на нее Безухов и Болконский.

Князь Андрей любил бал с его толпою, цветами, музыкой и танцами. Он был одним из лучших танцоров в свое время до войны. В этот же приезд в первый раз был на бале. Он всех знал, почти все его знали и все желали его. Но за те пять лет, которые он не был в обществе, молодое, светское, танцующее, веселящееся общество переменилось. Те, кто в его время были выезжавшими девушками, были дамы, блестящие дамы того времени были затменены другими. Его встречали с вопросом о последнем указе, о политической новости. Старички и старушки с ним вместе хотели вспоминать прошлое, но ему не этого надо было. Он любил бал с его движеньем — вальсом, любил быть действователем, а не зрителем на бале. Как только он вошел на бал, его обдало этой поэзией блестящего, изящного веселья и он, отделываясь от дам и мущин, желавших акапарировать его, вышел вперед, испытывая такое оживление, которого он не ждал в себе. Он чувствовал по старому, что он хорош, что он обращает на себя внимание, и ему стало беспричинно весело. Pierre остановил его, ухватив за руку.

— Как мила Ростова, помните я говорил вам.

— Никогда ты мне не говорил и я не знаю, но кто эта?3315 Вот моя страсть: пусировать молоденьких — Он указывал тоже на Наташу Ростову. — Пари держу, что на первом бале?

— Это она. Пойдемте, я вас познакомлю.

— Ах, я знаю: отец —глупый3316 индюк предводитель рязанский, пойдем.

Так подошел с другой стороны, в которую не смотрела Наташа, Болконский с Pierr'ом, и князь Андрей предложил тур вальса. То замирающее выражение, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой. «Давно я ждала тебя», как будто сказала эта девочка своей просиявшей из слез улыбкой, с оголенными, тоненькими плечиками, испуганная, счастливая и сдержанная, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были третья пара, вошедшая в круг. И Наташа тотчас же была замечена. И нельзя было не заметить ее теперь. Такое восторженное сияние лилось из ее глаз, такая детская невинная грация была в ее оголенных руках и шее. Ее оголенное тело было некрасиво в сравнении с плечами Hélène, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки, но на Hélène был уже как будто лак всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили и которой бы очень стыдно это было, ежели бы она не знала, что это всегда так надо. Князь Андрей пошел танцовать, потому что ему хотелось выбрать ее, потому что из всех начинающих, которых он любил пускать в ход, она первая ему представилась, но едва он обнял этот тонкий, подвижный, трепещущий стан и эта оголенная девочка зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко от него, вино ее прелести вдруг ударило ему в голову. Во время вальса он сказал ей, как она прекрасно танцует. Она улыбнулась. Потом он сказал ей, что он видел ее где то. Она не улыбнулась и покраснела. И вдруг Pierre на пароме, дуб, поэзия, весна, счастие — всё вдруг воскресло в душе князя Андрея. Pierre стоял подле графини и на вопрос ее, кто эта дама в бриллиантах, отвечал: шведский посланник. Он ничего не видал, не слышал, он жадно следил за каждым движением этой пары, за быстрым, мерным движением ног Андрея и за башмачками Наташи и ее преданным благодарным, счастливым лицом, так близко наклоненным к лицу князя Андрея. Ему было больно и радостно. Он отошел и увидал в другой стороне жену свою во всем величии ее красоты, встающую перед высокой особой, удостоившей ее своего разговора.

— Боже мой! помоги мне, — проговорил он и лицо его сделалось мрачно. Он ходил по зале, как потерявший что то, и в этот вечер особенно удивлял своих знакомых своей бестолковой рассеянностью.

Он вернулся к Наташе и стал говорить ей про князя Андрея, про которого он так часто говорил ей. После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая к танцам, еще и еще молодые люди, и Наташа, счастливая, раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. В середине котильона Наташу беспрестанно выбирали и она с улыбкой соглашалась, несмотря на то, что еще тяжело дышала. Князю Андрею, танцовавшему недалеко от нее, вдруг пришла мысль, что эта девушка не протанцует половины зимы и выйдет замуж, и ему стало страшно чего то.3317 и он пошел приглашать ее и сказал ей, что она лучше всех на бале. Другой раз В конце бала, когда Наташа шла через залу, князь Андрей застал себя на странной и совершенно неожиданной мысли: «Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к матери, то эта девушка будет моей женой», сказал он сам себе. Она прежде подошла к кузине. «Что я говорю? я с ума сошел», подумал князь Андрей.3318 и опять весна и дуб живо представились ему.

Последний танец, мазурку, князь Андрей танцовал с Наташей и повел ее к ужину. Старый граф подошел к ним в своем синем фраке и, вспомнив Андрею Отрадное и пригласив его к себе, спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила, как можно было об этом спрашивать?

— Так весело, как никогда в жизни, — сказала она, [снимая] с сухой, белой руки душистую перчатку. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне добр и хорош, всех одинаково любит и всех считает равными. Государь Александр Павлович казался ей прелесть и, ежели бы ей это нужно было, она бы подошла к нему и сказала бы ему, что он прелесть, так же просто, как она сказала это Пер Перонской . Ей хотелось, чтобы все были веселы и счастливы. Соня танцовала, но когда она оставалась без кавалера, Наташа говорила незнакомым:

— Подите позовите мою кузину, — и это было так просто, что никого не удивляло. Пер Перонская не танцовала и сидела одна. Наташе приходило в голову, что напрасно она так пудрила шею, но она утешалась, что П Перонской этого не нужно. Всё таки она пошла и поцеловала ее. Князь Андрей, Pierre, другие танцовавшие — они все были ей равны, все были прелесть.

* № 108 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XVIII — XXII).

<На другой день князь Андрей проснулся уже весь вполне в том птичьем, цветочном бабоч бабочном мире, в который он столько раз только заглядывал, помолоделый, улыбаясь всему и особенно заботам житейским, начал новую жизнь. Ему рассказывали про торжественность и значительность заседания Совета. «Государь прямо назвал Сенат и Совет сословиями, он сказал, что правление должно опираться на твердые основы».

«Зачем? что такое это говорят?» спрашивал себя князь Андрей. Он видел в своем месте присутствия товарищей над работой, он слышал споры, упреки. «Зачем? что всё это значит? Они не знают всего, не знают», думал он. С кроткой, победительной радостью он смотрел на всех и на свет божий. Он поехал к Ростовым.

Что то говорили, что то хлопотали там тоже все остальные люди и старый граф, и графиня. Но она одна понимала всё. Она была в другом платье и другой прическе. Сначала это удивило князя Андрея, как будто он ждал найти ее такою же, как вчера в бальном платье. Но когда она, закрасневшись, вышла к нему и, как всегда, близко, близко, решительно подошла к нему и остановилась, смешавшись, как будто ей неловко было так только подойти к нему, не обняв его, он оглянул ее в этом синем платье и позабыл, какою она была вчера. Она всегда такая была. Кроме ее, ничего не было. Все где то там, что то шумели, говорили и притворялись, что они тоже живут сами по себе, тогда как они знали, что, кроме ее — такою, какая она была в сердце князя Андрея, ничего не было. Перед обедом она стояла в дверях и смотрела на князя Андрея. Граф вел под руку старую даму и за тоненькую руку отстранил, хотя и нежно, но отстранил Наташу.

«Он это нарочно сделал», подумал князь Андрей, «чтоб показать, что и кроме ее есть люди, но всё таки она осталась одна».

Она, смеясь, отбежала, и князь Андрей подал ей руку. За обедом она протянула руку к графину, и князь Андрей ждал, что сам графин вскочит в ее руку. Она была необыкновенно хороша, не только для князя Андрея, но и для всех. Вчерашний успех и нынешнее посещение князя Андрея делали ее счастливой. Всё ей было ловко, всё ясно, всё просто, все добры, все прекрасны. Поздно вечером князь Андрей уехал домой, на другой, на третий день он был опять у Ростовых. На третий день после обеда она пела. Пела, как и всегда, забывая себя и всех для своего пенья. Князь Андрей был счастлив, был влюблен, знал, что она его могла любить, знал, что ему отдадут ее, но, слушая ее пенье, он должен был отойти от клавикорд, чтобы подавить рыдания и скрыть слезы, выступившие ему на глаза.

Ему решительно не об чем было плакать, но он плакал и что-то грустное представлялось ему. Какая то страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, что было в нем, и чем то узким и телесным, что был он сам. Только что она кончила петь, она подбежала к нему мимо всех и спросила, как ему нравится? Он только улыбнулся, глядя на нее. Она улыбнулась тоже. Всё в Наташе пленяло князя Андрея, но одно, в чем он (может быть именно от того, что это было ошибочно, и что ему только хотелось, чтоб это так было), была непосредственность, первенность, девственность ее чувства.

«Она не только никого никогда не любила, она и теперь не знает, что она любит», думал он, не слыхавший ее вечерней конференции с графиней.

Он уехал поздно вечером, лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что теперь, как он узнал настоящую жизнь, спать не нужно. Он то, зажжа свечу, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницею. Так радостно и ново ему было на душе. Перед утром он заснул часа два, но когда проснулся, был свежее, чем когда нибудь. Утром получил он письмо от Мари. Она описывала болезненное состояние отца, невольно высказывала недовольство на Bourienne; потом пришел сотрудник и жаловался на порчу их работы, потом слышал он упреки и толки о Сперанском и на все ему смешно было обращать внимание.

«Как они не понимают, что всё это ничего, всё это будет хорошо. Я всё это им устрою, это так легко вот после того...» думал он.

Он опять поехал к Ростовым, опять не спал ночь и опять поехал к Ростовым. В то время, как он в третий день сидел вечером подле Наташи и говорил ей о последнем бале, он почувствовал на себе взгляд чей то, упорный и серьезный. Он оглянулся. Это был взгляд, строгий взгляд графа и вместе сочувственный взгляд графини, которым она соединяла их обоих, как будто она этим взглядом и благословляла их, и боялась обмана с его стороны, и жалела о разлуке с любимой дочерью. Графиня тотчас же переменила выражение и сказала что то о comtesse Apraksine, но князь Андрей понял, что было будущее, что есть ответственность, и с этой мыслью опять посмотрел на Наташу, как будто спрашивая себя, стоит ли она всей этой ответственности. «Стоит, и стоит всей жизни», подумал князь Андрей. «Впрочем дома я это обдумаю и с этой новой стороны».

Ночью он опять не спал и уж думал и спрашивал себя, что ж он будет делать?

Он старался забыть, выкинуть из своего воображения воспоминание о лице, о руке, о походке, о звуке голоса, последнем слове Наташи и без этого воспоминания решить вопрос, женится ли он на ней и когда? Он начинал рассуждать: «невыгоды — родство, наверно недовольство отца, отступление от памяти жены, ее молодость, мачеха Коко... Мачеха, мачеха. Не мачеха, а мальчик, милый, девственный, невинный, прелестный мальчик». И опять ему с особенной силой представлялось то, что он думал, он любил больше всего в ней — ее чистоту, девственность. «Кроме куклы, музыки и летания по воздуху ничего она не любила прежде меня». Эта святость ее девственности в мыслях его больше всего прельщала. «Да, и главное я не могу, не могу иначе, я не хочу быть без нее. Что бы я ни думал, я поеду завтра и послезавтра и всегда буду с ней... Это должно быть...»

Но страшная мысль в том состоянии возбуждения, в котором он находился, ошибиться, увлечь ее и не сдержать как нибудь хоть и не выговоренного обещания, поступить нечестно, так испугала его, что он решился на четвертый день не видеть ее и стараться все обдумать и решить с самим собою. Он не поехал к Ростовым, но говорить с людьми и слушать толки о их пустых заботах, иметь дело с людьми, которые не знали того, что он знал, было для него невыносимо. <В этот день он встретил на Невском Сперанского с его видом вне мира сего. Сперанский низко снял ему шляпу. Князь Андрей старался скрыть свою улыбку. Он шел к Pierr’y> <Вечером он поехал к Pierr’y. У Pierr’a было свое горе. На том же бале Н. высокое лицо обратило внимание на Hélène. Hélène не считала нужным уже скрывать своей связи с этим лицом и сама объявила Pierr’y, что он жалуется званием камергера. Pierre вспылил и окончательно разорвал связь с женою. Он ехал в Москву. Андрей рассказал ему всю свою любовь и все сомнения, вызванные разговором с В Верой . Вопрос был в том: он желал знать, любит ли она его или любит Бориса. Он боялся потерять ее. И вместе с тем боялся увлечь ее, когда она еще не знала, любит ли она его, и пока он не знал, даст ли старик отец свое согласие, против которого Андрей не хотел действовать. Pierre нашел утешение в заботах своего друга от горя своего собственного. Он встретился с Риеrr'ом.> — Ну что, я слышал, вы были у Ростовых. — Андрей улыбнулся. — Знаешь, что я тебе скажу. Я чувствую, что могу влюбиться. — И прекрасно, женитесь! — с особенным жаром, удивившим князя Андрея, заговорил Pierre. — Это редкая девушка. — Легко сказать! Во-первых я стар, — испытывая, сказал князь Андрей. — Какой вздор! — Ну даже ежели бы я думал... Quoique je suis à cent lieues de mariage [Хотя я зa сто верст от женитьбы]. Отец, он мне сказал раз, что одно, что могло бы еще огорчить и удивить его, это — чтобы я женился. — Вздор! — кричал Pierre, — поручите мне, я вам устрою все. Женитесь, женитесь, женитесь. В Петербурге нет подобной девушки! — Слова Pierr’a сильно подействовали на Андрея. Он решил обдумать, испытать себя и четыре дня не бывать у Ростовых.

Ввечеру он поехал хотя к Ріеrr'у. Этот, хотя приблизительно, знал то, что знал князь Андрей, и что так изменяло весь мир божий. Pierr'a не было дома. «Вероятно, в ложе», — как предположил князь Андрей. Болконский лег на его диван и задремал к двенадцатому часу, когда Pierre, везя с собой фартук великого мастера и молот, вернулся. Pierre не знал и не заметил, что у него был князь Андрей. Он бросил книги и вещи на стол и повалился в кресло. Достал тетрадь и стал писать.

«Где искать масонства? В костях?» — проговорил он, ковыряя упорно в носу и морщась. «Кем вынута эта соль и сера? Как стать в центре квадрата?» Потом он встал, посмотрелся долго в зеркало, придал себе торжественный вид и стал говорить: «Любезные братья, наше собрание...» Андрей проснулся от звука его голоса и проснулся, как это часто бывает после коротких дневных снов, в духе тринадцатилетнего мальчика.

— Pierre, милый мой Pierre, — сказал он с нежностью женщины в голосе, — Pierre, душа моя, поди сюда, сядь, я тебя ждал, — говорил он с той бессознательностью пробужденья, которая заставляет иногда нас так чисто и просто смотреть на свет. — Pierre, душа моя, — говорил он, приподнимаясь и обнимая удивленного Pierr'a. — Я влюблен, я счастлив. Я ожил, я другой человек. Толстый, милый, мне некому, кроме тебя, сказать этого.

— Ну, слушай, — продолжал он, — ты знаешь Наташу Ростову? я люблю ее, как никогда никого не любил...

Pierre улыбался и был счастлив счастием своего друга, и не вследствие слов, а вследствие непосредственного влияния духа Андрея на себя он был счастлив.

— Вот как! Поздравляю.

Но в ту же минуту, как он понял то, что говорил ему Андрей, болезненно-злое чувство зависти и сожаления к себе сжало доброе сердце Pierr'a. Всё, что он делал нынче вечером, все стуки молотком и речи над мертвой головой под сияющей звездой об отце Адонираме в соединении с тем чуждым, грязным миром жены, с которым он был неразрывно связан, так вдруг убийственно грустны представились ему. Он шумно и громко поздравлял Андрея и расспрашивал его, но в словах его не было душевности. Злое чувство зависти мучало его. Князь Андрей не замечал этого. Он рассказывал Pierr’y, как он неизбежно любит ее, как он не может поступить иначе, как на днях сделает предложение, и о том, как он счастлив. До раннего утра они проговорили, и когда князь Андрей вышел из комнаты, Pierre почувствовал, что вот был сейчас в этой комнате один живой, вполне живущий человек, а теперь остался он один, труп беспокойный, обязанный двигаться, безжизненный труп. Он вздохнул, задумался, и не разрешив всех мучавших его сомнений, быстро заснул. На другой день он встал с сознанием совершенного преступления. Он не знал, в чем состояло это преступление, но он знал, что с другом его и с милой ему девушкой, Ростовой, совершилось большое счастье, которому он рад и которому он должен, как можно скорее, выказать свою радость.

Он поехал обедать к Ростовым. Он, как и всегда, был чрезвычайно весел и любезен и особенно осторожен, бережен в обхождении с Наташей. Он обходился с ней, как с человеком, с которым случилось несчастье, и который еще его не знает. Вечером он взял ее альбом с тем, чтобы мочь говорить с ней наедине.

Нагнувшись над альбомом, как будто собираясь писать, он вдруг обратился к ней, глядя через очки и нежно, действительно нежно. Он в эту минуту, видя ее, больше любил ее, чем завидовал.

— Мы — старые друзья,— сказал он. — Я знаю и желаю быть первым, поздравить вас. Это — мой лучший друг и лучший человек из всех, кого я знаю.

Наташа радостно, но всё еще вопросительно смотрела на него. Ежели она ошибалась и не так его понимала, то она желала еще и еще так ошибаться.

— Ежели этот человек любит, то на любви его можно строить свою жизнь смело. Я рад, что мой лучший друг женщина, — он галантно поцеловал ее руку, — будет женою моего лучшего друга.

Наташа, вся красная, задыхаясь, отдала ему свою руку, хотела сказать: «Кто — он?», но не могла выговорить.

— Я никогда не думал, чтобы André был так молод и чтоб такие сокровища любви были в нем. Когда вчера он всё рассказал мне...

Наташа уже не слушала: она медленно повернулась, сама не зная, что она делает, и вышла из комнаты. Только что она зашла за дверь, она побежала к себе, села на кресло и закрыла лицо руками.

Pierre уехал с успокоенным чувством человека, сделавшего доброе и честное дело.>

[Далее со слов: В эту же ночь Наташа то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами долго лежала в постели у матери... кончая: обнимая мать.3320 На другой день В тот же день, как Pierre так добродушно исполнял перед своей совестью долг, облегчающий от греха зависти, не думая о том, какие могла иметь последствия его нескромность, в этот же день князь Андрей, решившийся еще на сутки испытать себя, не поехал к Ростовым. близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXII.]

Озлобление на Наташу, перемена взгляда на семью всю. В этот же день предложение от Сперанского губернатором в Белосток — ответ ни да, ни нет. Деят Деятельность , письма отца. Объяснение с Наташей. Переписка. Князь Андрей четыре дня не ездил к Ростовым и никуда, где бы он мог встретить их. Но на четвертый день он не выдержал и, обманывая самого себя, в смутной надежде увидать Наташу, он вечером поехал к молодым Бергам, который два раза был у него и звал его к себе вечером.

Несмотря на то, что Берг всякий раз, как он где бы то ни было встречал князя Андрея, настоятельно упрашивал Болконского приехать к нему вечером, когда ему доложили в его аккуратной, чистой до возмутительности квартире на Владимирской, что приехал Болконский, Берг взволновался, как от неожиданности. Он в то время, как приехал Болконский, сидел в своем новом кабинете, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью так аккуратно, что трудно было жить в этом кабинете, что невольно цель этого кабинета представлялась в том, чтобы он всегда был в порядке, и что малейшее житейское употребление этой комнаты представлялось нарушением порядка.

[Далее со слов: Он сидел в кабинете в новеньком расстегнутом мундире... кончая:... указывая на пелеринку. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XX.]

В это время доложили о приезде почетного, давно желаемого гостя, князя Андрея, и оба супруга, переглянувшись, самодовольной улыбкой — каждый себе — приписал честь этого посещения. «Вот что значит уметь делать знакомства!» — подумал Берг. «Вот что значит уметь держать себя».

Князь Андрей, приехав к Бергам, сделал компромисс с своим решением два дни не видать Наташи. Он смутно надеялся увидать ее у сестры. Он был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрию, чистоту и порядок, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла или дивана для дорогого гостя и, видимо, находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предлагал решение этого вопроса выбору гостя. Князю Андрею вообще не неприятен был Берг с его наивным эгоизмом тупоумия (вероятно потому, что Берг представлял самую резкую противуположность его собственного характера), а теперь в особенности Берг был для него наилучшим собеседником. Он долго слушал его рассказы о служебных повышениях, о его планах, о благоустройстве, с удовольствием под звуки его голоса мечтал всё [об] одном же своем. Вера, которая сидела, изредка вставляя слово и в душе не одобряя мужа не за то, что он говорил всё про себя и только про себя (это по ее не могло быть иначе), но за то, что он говорил недостаточно небрежно, Вера была тоже приятна князю Андрею по невольной связи, существовавшей в его воспоминании между ей и Наташей. Вера была одна из тех, так часто повторяющихся в свете, приличных незаметных лиц, что о них никогда серьезно не думаешь, и князь Андрей всегда считал ее добрым, ничтожным существом, теперь особенно близким ему по близости ее к Наташе.

Берг, прося извинения оставить князя Андрея наедине с Верой (Вера взглядом показала Бергу неприличность этого извинения), вышел, чтобы послать поскорее денщика купить к чаю тех именно печений, которые он ел у Потемкиных и которые по его понятию были верхом светскости и которые должны были поразить удивлением князя Андрея, когда они будут поданы в серебряной, присланной ему отцом к сватьбе, корзинке.

Князь Андрей остался наедине с Верой, и ему стало вдруг неприятно. Вера также много и одна говорила, как и ее муж, но при ее говоре нельзя было независимо думать, потому что она имела привычку, не бывшую у ее мужа, в середине своего разговора обращаться с вопросами к своему собеседнику, как бы экзаменуя его: Y êtes vous?3322 [Вы поняли?] Князь Андрей должен был поэтому следить за ее разговором, да и кроме того, как только вышел ее муж, она заговорила о Наташе.

Вера, как и все в доме и бывавшие у Ростовых, заметила чувство князя Андрея к Наташе и на основании его делала свои предположения. Теперь она не то, чтобы сочла нужным сообщить князю Андрею свои соображения о характере Наташи и о ее прошедших склонностях и увлечениях — хотя она это и сделала— не то, чтобы она нашла нужным это сделать, но для нее была необходимость в разговоре с таким дорогим и светским гостем приложить к делу свое мнимое дипломатическое искусство обращения, такта намеков и бесцельной хитрости. Ей нужно было быть проницательно-тонкой, и ближайшим и лучшим для того предлогом была Наташа, и на него то она и обратила всё свое искусство. Наведя вопрос на своих, на последнее посещение князя Андрея, на голос Наташи, она остановилась на рассуждениях о свойствах сестры. Князь Андрей к Сперанскому: — Давайте дело — я ваш. Берется за работу, но нейдет. Дает работу вне Петербурга.

— Вы, я думаю, князь, часто удивлялись этой необыкновенной способности Natalie изменять свои пристрастия. То она любила французскую музыку, теперь слышать не может. И это у нее беспрестанно. Она способна так страстно привязываться ко всему и так же скоро забывать...

— Да, я думаю,3324 это относится только не к людям, — сказал князь Андрей, — потому что я всегда любуюсь на ее любовь к вашей матушке. она очень сильно чувствует, — сказал князь Андрей таким тоном, как будто вопрос о свойствах Наташи ни в каком случае не мог интересовать его.

— Да, — с тонкой улыбкой сказала Вера. — Но вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характеры людей. Что вы думаете о Натали? Может она постоянно любить одного человека?

Князю Андрею стал неприятен этот разговор.3325 — Я думаю, что она будет прекрасной женой, когда она полюбит. — Да, но любовь, князь, такое сложное чувство. Часто нам

— Не имею повода думать ничего, кроме хорошего, о вашей сестре.

— А я думаю, князь, когда она полюбит действительно, — с значительным видом сказала Вера, как бы давая чувствовать, что теперь она любит. (Вообще во всем этом разговоре Вера думала, что она желает добра Наташе.) — Но в наше время, — продолжала она, упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени, и что свойства людей изменяются с временем, — в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d’être courtisée3326 [удовольствие иметь поклонников] заглушает это чувство et Natalie, il faut l'аvоuer, y est très sensible.3327 и Натали, надо признаться, к этому очень чувствительна.

Князь Андрей не знал, что будет, но, слушая бестактные и неловкие слова Веры, он чувствовал внутреннее страдание,3328 как будто какое то несчастие начинало совершаться над ним подобное тому, которое должен испытывать музыкант, когда слышит и видит своего лакея, передразнивающего его, играющего с значительным видом на инструменте, которого он, лакей, не знает. Так самодовольно играла Вера на инструменте тонкого, гостинного разговора.

— Да, я думаю, — отвечал Андрей сухо, — вы были в последнем концерте Каталани?

— Нет, я не была, но, возвращаясь к Natalie, я думаю, никто так не был courtisée,3329 [ни за кем столько не ухаживали,] как она, но никогда до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился, даже наш милый cousin Борис, которому очень тяжело было от нее отказаться.

Князь Андрей прокашлялся и, нахмурившись, молчал3330 Ему совестно и больно становилось за себя и за Наташу. . Он испытывал враждебное чувство к Вере, которое он бы не удержался выразить, ежели бы она не была женщина. Она не замечала этого.

— Вы ведь дружны с Борисом? — сказала она.

— Да, я его знаю...

— Он, верно, вам говорил про свою детскую любовь к Наташе. Последнее время он трогателен был,3331 но Natalie a su tenir bon et lui a refusé net. [Натали была тверда и отказала ему наотрез.] он очень влюблен и, ежели бы он был богат...

— Разве он делал предложение? — спросил князь Андрей невольно.3332 начинавши интересоваться

— Да, знаете, это была детская любовь, vous savez, entre cousin et cousine cette intimité mène quelquefois à l'amour. Mais... vous savez l'âge, les circonstances.3333 Вы знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость очень часто приводит к любви. [Но, знаете, возраст, обстоятельства.]

— Ваша сестра отказала ему или он отказал? — спросил князь Андрей.

— Да, знаете, эти были детские интимные отношения, которые были очень милы, когда они были детьми. Mais le cousinage est dangereux voisinage et maman a mis bon ordre à tout cela. Et tant mieux pour Natalie, n'est ce pas? 3334 [Но двоюродное родство — опасное соседство и мама всё это привела к порядку. И тем лучше для Натали. Не так ли?] Борис ездит к нам, но теперь уж он не опасен для того, кого полюбит Наташа.

Князь Андрей ничего не ответил и неучтиво молчал. Внутри его как бы оборвалось что то. То, что было не только естественно, но необходимо при характере Наташи, то, что она любила кого нибудь, что она целовалась с своим cousin (как сам князь Андрей в отрочестве обнимался с своей кузиной), это никогда не приходило в голову князю Андрею, но всегда, когда он думал о Наташе, с мыслью о ней соединялась мысль о чистоте и девственности первого снега. «И что за вздор, чтобы я любил когда нибудь эту девочку», было первое, что подумал князь Андрей.3335 и вдруг он как будто опомнился от сна, в котором он находился в продолжение всего этого времени со дня бала. И как заблудившийся ночью путешественник с удивлением на рассвете оглядывает местность, в которую занесло его, князь Андрей не мог понять сразу, какими судьбами занесло его за чайный стол молодых, наивных каких то Бергов. И что ему за дело до Наташи3336 и сестры, которая может совершенно целоваться с кем ей угодно, которая верно перецеловала уже многих. и до сестры ее и до этого наивного немца, рассказывающего, как хорошо в Финляндии делают серебряные корзиночки для хлеба и сухарей. Но как путешественник, заехавший в незнакомую местность, долго не может решиться выехать, не зная, где была его прежняя дорога, князь Андрей не слушал, не отвечал, долго сидел у Бергов, удивляя и даже под конец тяготя их своим присутствием.3337 Поздно, во втором часу он приехал к себе и к ужасу своему увидал опять, что он опять не может спать, что он всё так же и не так же, а в сто раз больше любит теперь Наташу, ревнует и боится потерять ее. И он решил, что завтра, ежели бы только это было не поздно, он едет просить руки Ростовой. Но недовольство отца верное, но сын, но родство этого москвича барина, но Борис! «Что бы не было, всё равно я должен быть уверен, что не упущу ее». И он поехал к Ростовым, но прежде, чем ехать к Ростовым, он поехал к Pierr’y. На полях: Тем более я женюсь на ней. Он поехал с решением объяснить свою любовь и поездку за границу. Он с ней, как с ребенком.

Выйдя от Бергов, князь Андрей, как только он остался сам с собою, почувствовал, что он не может уже вернуться на старую дорогу, что он любит и ревнует и боится потерять ее, несмотря на все, еще больше, чем прежде. Было еще не поздно. Он велел ехать к Pierr'y, которого он, к удивлению, не видал все эти дни. У освещенного подъезда Безуховых стояли кареты. У графини был раут, был французский посланник, но Pierre был один наверху в своей половине.

Pierre в выпущенной рубашке сидел в низкой, накуренной комнате и переписывал подлинные шотландские акты, когда вошел к нему князь Андрей.

Pierre со времени бала чувствовал на себе приближение припадка ипохондрии и с отчаянными усилиями старался бороться противу них. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: к чему? И он дни и ночи заставлял себя работать, трудом надеясь отогнать приближение злого духа.

— А, это вы, — сказал он ему с нерадостно и рассеянным видом.3338 Я очень рад — А я вот работаю, — сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.

— Давно не видать тебя, милый, — сказал Андрей. — Ростовы спрашивали про тебя.

— А, Ростовы... — Pierre покраснел. — Вы были у них?

— Да.

— Мне некогда, вы знаете, я еду и вот кончаю работу.

— Куда? — спросил князь Андрей.

— В Москву. — Pierre вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван подле Андрея. — Правду тебе сказать, nous ne nous convenons pas avec la comtesse.3339 [мы с графиней не подходим друг к другу.] Испытание сделано и... Да, да, я рано женился, но вам, вам самое время.

— Ты думаешь? — сказал князь Андрей.

— Да, и я скажу вам на ком, — опять покраснев, сказал Pierre.3340 Ну, что я вам говорил про младшую Ростову.

— На младшей Ростовой, — улыбаясь сказал Андрей. — Да, я скажу тебе, что я мог бы влюбиться в нее.

— Влюбитесь и женитесь и будете счастливы, — с особенным жаром заговорил Pierre, вскакивая и начиная ходить. — И я всегда это думал. Эта девушка такое сокровище, такое... Это — редкая девушка. Милый друг, я вас прошу — вы не умствуйте, не сомневайтесь. Женитесь, женитесь и женитесь.

— Легко сказать! Во-первых я стар, — сказал князь Андрей, глядя в глаза Pierr'y и ожидая ответа.

— Вздор! — сердито закричал Pierre.

— Ну, ежели бы я и думал, quoique je suis а 100 lieues du mariage,3341 [хотя я очень далек от женитьбы,] y меня отец, который сказал мне, что моя новая женитьба была бы единственное, могущее его поразить, горе.

— Вздор! — кричал Pierre, — и он полюбит ее. Она — славная девушка. Женитесь, женитесь, женитесь и n'en parlons plus.3342 [не будем об этом больше говорить.]

И действительно, Pierre придвинул свои тетради и стал объяснять князю Андрею значение этих подлинных шотландских актов, но князь Андрей не слушал объяснения актов, не понимал даже всё завистливое скрываемое страдание Pierr'a, опять навел разговор о Ростовых и женитьбе. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность. Он, как мальчик, мечтал, делал планы и жил весь в будущем. Pierre был единственный человек, перед которым он решался высказаться, но зато ему он уже высказал всё, что у него было на душе. То наивно, как мальчик, рассказывал свои планы, то сам смеясь над собою.

— Да, ежели бы я женился теперь, — говорил он, — я бы был в самых лучших условиях. Честолюбие мое всякое похоронено навсегда. В деревне я выучился жить. Привез бы instituteur'a3343 [воспитателя] Николушке. Маша, которой жизнь тяжела, жила бы со мной. Зиму я приезжал бы в Москву. Право, мне точно семнадцать лет.

Они проговорили до поздней ночи и последние слова Pierr’a были: женитесь, женитесь, женитесь.

* № 109 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XXII).

<Во втором часу он приехал к себе и к ужасу своему увидал опять перед собою весь тот сложный, лживый мир борьбы, сомнений, неправды, тщеты, мир трудов с Сперанским, отношении с врагами, с светом, с отцом, с сыном, с сестрой, с самим собой, который мрачнее в тысячу раз, чем прежде, опять представился ему. Только на короткое время, на крыльях любви вылетел он из этого мира. Всё было ясно, просто, легко, счастливо и душевно. Теперь опять всё было тяжело, запутанно и, главное, я сам, я с своими особенностями, воспоминаниями, которые были забыты, опять стоял один перед самим собою с своими отвратительно-прискучившими, мрачными чертами. В первый раз после пяти дней он едва лег в постель, как крепко и беспробудно заснул до другого утра.

На другое утро он написал все свои запущенные письма, сделал распоряжения по имениям, тоже запущенные, разобрал свои бумаги и перечел начатые работы, потом пошел к Сперанскому и объявил ему, что он не отказывается, а желает работы и такой, которая бы отвлекла его от Петербурга. Сперанский предложил ему место губернатора в Тираспольской области, присоединенной к России по Тильзитскому миру, заведывание которой поручено было Сперанскому и в которой происходили величайшие беспорядки. Через неделю, во время которой князь Андрей нигде не был и не принимал никого, усердно работая, он поехал делать прощальные визиты.

На списке визитов, составленных им, не было Ростовых, но, проезжая по Фонтанке мимо дома, в котором они жили, он велел кучеру остановиться у их подъезда. «Благодарю судьбу, которая спасла меня от этой глупости», подумал он, входя на их подъезд, «и недовольство старого, слабеющего отца, и неверность памяти жены, и мачеха Коко, и бросить всю общественную деятельность — нет, как теперь, так лучше. Но ежели действительно всё кончено, то отчего же мне не заехать к ним и быть неучтивым в отношении этих добрых людей».

Наташа проснулась на другой день объяснения с Риеrr'ом удивленная, что она была всё на старом месте в комнате с Соней, тогда как такие огромные и счастливые перевороты уже совершились с нею в ее воображении. Она видела себя уже княгиней Болконской, при дворе, затмевающей всех своей красотой, она видела себя рядом с мужем в коляске на пути заграницу. Она видела себя такою же блестящею и окруженною, какою она видела на бале прелестную Hélène. И вдруг то же стеганое одеяло, и та же Соня в белой кофточке, расчесывающая с помощью Дуняши перед трюмо свою огромную помаженную косу. «Но ежели этого еще не было — всё равно это скоро будет», думала Наташа и, только больше, чем всегда, веселая, вскочила с своей постели, вспрыгнула на плечи к Дуняше и, несмотря: «ну, полноте, барышня», проехалась на ней вокруг комнат.

В первый день Наташе было страшно, что приедет князь Андрей и наступит страшная минута, решающая всё, но он не приехал ни на другой, ни на третий и Безухой, заезжавший в это время, сказал, что он сам не видел Болконского за это время и не может понять, где он. Nicolas проведи с нами праздники. Визжит мороз У Р Ростовых все знали и оставили его одного. Она не ждала один день и рада, потом сердилась, потом плакала, что ей мешают с другими кокетничать. Потом забыла нарочно. И когда приехал князь Андрей, скорее, скорее кончить.

* № 110 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XXII—XXIV).

<Но несмотря на то, он еще твердо верил, что он уедет отсюда столь же свободный, как он и приехал.

Глаза их встретились, и в обоих было выражение упрека и сожаления. Он первый опустил глаза и попытался сделать равнодушные.

— Вы давно не видали сестру, — начал он. Она перебила его.

— Вы едете? — спросила она его спокойным, но дрожащим от страха и волнения голосом.

Он взглянул на нее, и серьезная страстность ее выражения испугала его, как неожиданность. Он хотел не смотреть на нее, но такое новое счастье любви обхватило его, что он не мог этого сделать. Он забыл, что она делала ему вопрос, и не отвечал ей.

— Вы совсем едете? — повторила она.

— Года на два, я думаю...

— Ну да, навсегда. А я, — сказала Наташа, — а я дум... — она не договорила, встала и остановилась перед ним, опять в том же положении, в котором она встретила его после бала. Так близко от него, так робко и преданно, с опущенными прямо руками и нежным взглядом, устремленным на него, как будто она говорила: «что ж, возьми меня. Вот она я». Но она не только не сказала этого. Она опять не дала ему выговорить того, что он хотел.

— Прощайте, — сказала она. Он поцеловал ее руку. Она, быстро повернувшись, пошла из комнаты.

«Нет, это невозможно...» — сказал себе князь Андрей и побежал за ней. Но не успел он еще сделать двух шагов, как она, не слыхав его, остановилась у двери, повернулась к нему и встретила его.

— Нет, нет, нет, — капризно перебивая его, заговорила она, чтобы не слыхать, что он скажет.

— Безухов сказал мне, что вы, что вы... Что вы ему сказали про меня? Правда ли это? Мне надо это знать. — Наташа не смотрела на князя Андрея и чем больнее оскорблена была ее гордость, что она говорила это, тем более вид ее был гордый и презрительный.

Князь Андрей не думал ничего о своих прежних решениях, не знал, что он говорит. Он чувствовал себя новым и счастливым.

— Да. Хотите вы быть моей женой? — сказал он, подходя к ней еще ближе и взяв ее руку.>

Наташа не могла отвечать. Внутренняя работа, происшедшая в ней, измучала ее. Она громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще и зарыдала. Она ничего не могла выговорить. «Ну так что же?» говорили ее глаза, с детской нежностью смотревшие в лицо князя Андрея. Она села. Князь Андрей взял ее тонкую, худую руку и прижал к губам.

— Да? — сказал он, улыбаясь.

Она улыбнулась тоже сквозь слезы, нагнулась над его головой, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.

— А как я боялась, что вы уедете, — сказала она.

— Я всё таки уеду, — сказал князь Андрей, глядя на нее и успокоивая ее этим взглядом. И он долго и нежно говорил с ней, стараясь убедить ее в неизбежности его отъезда и отсрочки свадьбы на полтора года. Он говорил ей о том, что он принял служебное назначение и не может не исполнить его, о том, что ему, хотя и не нужно, но приятнее бы было получить согласие отца, о том, что она молода, очень молода еще. Он не говорил еще об одной важнейшей причине отсрочки. В ту минуту, как он говорил с ней, образ маленькой княгини с своими простыми, жалкими словами представлялся ему.

Она слушала его, и из всего, что он говорил, она понимала только то, что она, девочка Наташа, такой ребенок, недавно обиженная М. Э. гувернанткой, над которой Nicolas смеялся, когда она рассуждала, с ней, с этой девочкой, советуется, говорит как с равной, как с высшей, сообщает ей все свои задушевные мысли, кто же: князь Андрей, такой умный, такой рыцарь, такой большой, такой милый человек.

<— Pierre сплетник, которому от меня достанется, — говорил князь Андрей, — он сказал правду, но он заставил меня сказать вам эту правду теперь, а не через полтора года. Не сердитесь на меня, мой друг, — говорил он, — но вы молоды, вы страстны, я стар, я вдовец, у меня сын, я бы не желал связывать вас. Ежели через полтора года вы будете еще любить меня, то я буду счастливейший человек назвать вас своей женой, но ежели вы полюбите другого, более достойного — напишите мне. И я вас не связываю...

— Никогда, никогда, какие глупости.

— Я всё это говорю к тому, что я не желал бы, чтобы всё, что было сказано между нами, было известно до полутора года, как я и намерен был сделать. Пишите мне и я буду писать вам.

— Только мама я скажу, да? — сказала Наташа. — Мне всё равно, будут ли знать это или не будут.

— Скажите maman, но это моя фантазия, чтобы до тех пор, пока я буду в состоянии назвать вас своей женой, это бы было тайной, прощайте, — сказал Андрей, — я приеду обедать и завтра еще буду у вас.

Наташа встала, проводила его и ждала, что он обнимет ее. Как бы она прижалась теперь к нему, как она страстно любила его в эту минуту. Но он учтиво поцеловал ее руку и вышел. На другой день он еще раз обедал и, вечером простившись, на полтора года уехал.

В доме и в обществе предполагали многое, но только одна графиня и Наташа знали тайну предложения Андрея.>

* № 111 (рук. № 89. T. II, ч. 3, гл. XXIII—XXVI).

В первый день после своего ночного объяснения с матерью, где они решили, что князь Андрей должен сделать предложение, Наташа ждала его со страхом, что наступит та решительная минута, которая лишит ее лучшего ее счастия — надежды ожидания любви от всех мущин, которых она встречала, тех испытаний, которые она любила делать над каждым мущиной — полюбить ее. Наступит то время, когда будут и другие радости — быть дамой, ездить ко двору и т. д., но надо будет отказаться от прежних привычных, веселых радостей. Ей страшно было, что приедет этот князь Андрей, который один из всех мущин более всех нравился ей, и сделает предложение. Но он не приехал, и на другой день она уже нетерпеливо и страстно ждала его и боялась, что он не приедет. Ежели бы она умела сознавать свои чувства, то она увидала, что нетерпение это проистекало не из любви, но из страха оказаться смешною и обманутою в глазах себя и матери и, ей казалось, всего света, который знал или узнает то, что было и как она надеялась. В этот день она была тиха и пристыжена. Ей казалось, что все знают ее разочарование и смеются над ней или о ней жалеют. Вечером она пришла к матери и расплакалась, как ребенок, в ее постели. Сначала слезы ее были слезы обиженного, оскорбленного ребенка, который сам отыскивает свою вину, и, не находя ее, спрашивает, за что он наказан, но потом она рассердилась и объявила матери, что она вовсе не любит и никогда не любила князя Андрея и не пойдет за него теперь, пускай он, как хочет, будет просить ее.

«Но будет ли он еще просить ее?» Этот вопрос ни на минуту не оставлял ее, и с этим мучительным, неразрешимым вопросом она заснула.

«Он такой странный, такой непохожий на всех остальных. От него всё может случиться», думала она. «Но всё равно, кончено. Теперь я об нем больше не думаю, а завтра надеваю папашино именинное голубое платье, любимое Бориса, и буду весела целый день».3345 «Очень нужно мне слушать, что этот твой Безухой наговорил и зачем мне от этого быть скучной, и когда Безухой приедет, скажу ему, чтобы он вперед не говорил мне таких глупостей». Но ни князь Андрей, ни Безухой не приезжали и в следующие дни. Князь Андрей потому, что он решился никогда больше не ездить. Безухой оттого, что, поняв на другой день глупость, которую он сделал, он заперся у себя в комнате за переписками подлинных шотландских актов и не выезжал никуда, ожидая, что как-нибудь развяжется сделанная им глупость, как и всё на свете развязывается.

Но, несмотря на твердое решение забыть всё и возвратиться к прежней жизни, несмотря на голубое папашино платье, несмотря на полосатое с кружевами, в котором, по приметам, бывало всегда еще веселее, Наташа не могла уже войти в прежний ход жизни. Все ее обожатели были у них за эти дни и Борис и.... и еще другие, все они так же смотрели ей в глаза и восхищались ею, но всё это было невесело, при них еще живее вспоминался ей князь Андрей и беспрестанно она краснела и раздражалась; ей всё казалось, что они знают и жалеют ее. Мысль о возможности замужества и серьезной взгляд на всё это матери — незаметно для нее самой всю переродили ее. Ей в душе уже не могло быть весело попрежнему.

Когда, один раз вечером, графиня стала успокоивать Наташу, говоря ей, что отсутствие князя Андрея очень естественно, что перед таким важным решением ему, вероятно, надо многое сделать и обдумать, что необходимо ему, вероятно, согласие отца, Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее.

[Далее со слов: Перестаньте, мама, я и не думаю и не хочу думать.3346 Что нибудь Безухой солгал. Просто солгал, солгал. кончая: — Я не хочу мучиться. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXIII.]

— Что ж, проси, — сказала графиня со вздохом вслед за Наташей вошедшему лакею и подтвердившему известие Наташи.

Князь Андрей вошел и с спокойным лицом поцеловал руки дам и3347 начал ту повторенную уж им несколько раз нынче фразу, которую он говорил, что он приехал проститься, и почему и куда он едет. стал говорить про m-llе Georges. Князь Андрей говорил всё это более спокойно, чем когда.3348 он говорил это в других гостиных. Он смотрел на Наташу, и взгляд его был так же холоден и спокоен, как когда он смотрел на А Анну П Павловну . Князь Андрей в своем житейском опыте умел усвоить себе то необходимое искусство говорить одним ртом и смотреть, не видя, то искусство, которое все мы прилагаем бессознательно, когда глаза наши останавливаются упорно на одном предмете и мы его не видим, или когда произносим заученные слова, не думая о них, и которое сознательно прилагается, когда мы хотим, не испугавшись, смотреть на что нибудь страшное или произнести трогательные слова не без дрожания голоса, искусство, которое состоит в том, чтобы как будто раздвинуть два механизма: внешних проявлений и внутренней душевной жизни так, чтобы тот вал, шестерня, ремень, та передача механизма, которая в нормальном состоянии существует между этими двумя механизмами, не существовала более. У князя Андрея были умышленно раздвинуты эти механизмы, когда он смотрел и говорил, и он чувствовал, что, ежели бы восстановилось это сообщение, он бы не мог так смотреть и говорить, и бог знает, что бы вышло. От этого он старательно не давал колесу от внешних проявлений цеплять за душевную жизнь и от того был так слишком неприятно прост и спокоен. Наташа в ту же минуту поняла, что тут что то было неестественное и непонятное, и она с упорным и неучтивым любопытством и волнением смотрела, ни на секунду не спуская глаз, на лицо князя Андрея. Графиня не слушала князя Андрея, не понимала, что он говорил ей (она не слыхала даже того, что он сказал о своем отъезде). Она беспрестанно вспыхивала, краснела, как девочка, и взглядывала на дочь. Графиня за эту неделю так много передумала и перечувствовала об этом предстоящем объяснении, что она теперь только думала о том, что неужели вот оно пришло уж это страшное мгновение и что вот надо или не надо встать и уйти под каким нибудь предлогом, оставив их для объяснения. Поговорив о театре, графиня встала.

— Я пойду позову мужа, — сказала она. — Он занят, но будет очень жалеть, что не видал вас.

Когда она встала и вышла, Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на мать, и князь Андрей почувствовал, что против его воли раздвинутый механизм опять сдвинулся, и что теперь уже он не в состоянии сказать ни одного спокойного слова, и что глаза его передают ему всю силу влияния на него этой девушки. Он взглянул на нее, и серьезная страстность ее выражения испугала его, как неожиданность. Он хотел не смотреть на нее, но такое новое счастье любви обхватило его, что он не мог этого сделать.3349 — Вы знаете, зачем я приехал? — спросил он. — Зачем вы спрашиваете. — И как только она замирая сказала «да», князь Андрей почувствовал, что она принадлежит ему, что некуда было торопиться, что страшно ошибиться и лучше еще не связывать себя. — Я люблю вас. Но я боюсь, что ни вы — Вы знаете, что я чувствую, но я боюсь сказать это вам, потому что боюсь, что ни вы, ни я — не свободны.

Он улыбнулся ей и начал говорить.3350 ровно и спокойно.

— Вы знаете, зачем я приехал?

— Да. Нет, — поторопилась сказать она.

— Я приехал3351 просить вашей руки узнать о своей участи, которая зависит от вас.

Лицо Наташи просияло, но она ничего не сказала.

— Я приехал сказать вам, что я вас люблю, что счастье зависит от вас, захотите ли вы соединить свою судьбу с моею.

— Да, — тихо, тихо сказала Наташа.

— Но знаете ли вы, что я — вдовец, что у меня сын, что у меня отец, которого бы я желал получить согласие.3352 — Нет, зачем вы это говорите. Нет, говорите, ну, что еще, что? — Не связаны вы ничем с вашим cousin. — Лицо князя Андрея сделалось строго и зло, когда он сказал это. Наташа покраснела. — Нет, теперь нет. Да, я никогда не любила его так как... Князь Андрей улыбнулся и поцеловал ее руку. Она смотрела на него, как будто говоря: только то. — Вы не связаны так, — продолжал он, — но это было так недавно. Вы сами не знаете себя... — Нет, я знаю... Но отчего вы не свободны? — Наташа сказала это и ей самой стало страшно, как она могла сказать это. — Я? Я во первых стар, и болен, я вдовец.

— Но, положим, вы захотите взять [меня] таким, как я есть. У меня есть отец, который стар и который, я хочу, чтобы любил вас так же, как и я. Хотите вы?

— Да, да,3353 говорила Наташа, ожидая поцелуя, но она — всё так же сказала Наташа.

Он улыбнулся, поцеловал ее руку.

— Но нужно время. Дадите вы мне год... — сказал он.

— Я ничего не знаю, не понимаю, я только... Я очень счастлива. Я...3354 Она прижалась к его спустившейся щеке губами. В это время вошла графиня и князь Андрей повторил ей то же, что

— Вы дадите мне год? вы не разлюбите меня?

Наташа не могла отвечать. Внутренняя работа, происшедшая в ней, измучала ее. Она громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще и зарыдала. Она ничего не могла выговорить. «Ну, так что же?» говорили ее глаза, с детской нежностью смотревшие в лицо князя Андрея. Она села. Князь Андрей взял ее тонкую, худую руку и прижал к губам.

— Да? — сказал он, улыбаясь.

Она улыбнулась тоже сквозь слезы, нагнулась над его головой, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.

Князь Андрей попросил видеть графиню и передал ей то же. Он просил руки ее дочери. Но так как дочь ее еще так молода, имела привязанность к своему cousin, так как князю Андрею нужно получить согласие отца (который конечно за честь сочтет родство с Ростовыми), — сказал князь Андрей, так как нужно ему, Андрею, лечиться за границей, он просит подождать год, во время которого он связывает себя, но не связывает Натали. Через год, ежели он будет жив, с согласием или без согласия отца, он будет просить сделать его счастье, отдать ему Нат Натали , но ежели Натали полюбит другого в это время, он просит ее только написать ему одно слово. Наташа улыбнулась, слушая это. От графини зависит решить, объявить ли это обязательство, или оставить его тайной. Сам князь Андрей желал бы лучше, именно для своего отца, не разглашать его. Графиня согласилась оставить тайной. Но в тот же день, как тайна, это было сообщено всем домашним.3355 Когда кончилось объяснение, князь Андрей, взяв руку Наташи, поцеловал ее и, на правах жениха, отошел с ней к окну. Он был счастлив, хотя и менее счастлив, чем как он ждал, но он был счастлив и сказал это Наташе. Она слушала его и из всего, что он говорил, она понимала только то, что она, девочка Наташа, такой ребенок, недавно обиженная М Марьей Э Эмильевной гувернанткой, над которой Nicolas смеялся, когда она рассуждала, с ней, с этой девочкой равняется, как с равной, как с высшей и ее любит3356 сообщает ей все свои задушевные мысли — кто же? Князь Андрей, такой умный, такой рыцарь, такой большой, такой милый человек. Это было лестно, это было счастливо, но и страшно вместе с тем. Страшно потому, что Наташа чувствовала, что теперь это не шутка, что нельзя играть больше с жизнью. В первый раз она чувствовала, что она большая, и что на нее тоже ложится ответственность за каждое слово, которое она необдуманно скажет теперь.

Князь Андрей был счастлив, хотя и менее того, как он ожидал, но он был счастлив. Он отошел к окну с Наташей.

— Вы знаете, что я с того времени, как вы были у нас в Отрадном, люблю вас, — сказала она.3357 Он еще раз поцеловал ее руку.

Старый граф делал, как будто он ничего не знал, но особенно радостно ласков был к князю Андрею.

Князь Андрей каждый день бывал у Ростовых до того времени, когда3358 В конце зимы В последнее время Наконец в конце зимы граф, не получив места, уехал в Отрадное. Князь Андрей приехал к ним весною проститься перед своим отъездом за границу. Его рана открылась, он похудел, и доктора посылали его. Он обещал приехать осенью, он так же нежен был к Наташе и так же тверд в своем намерении. Об отце он ничего не говорил. — Он будет любить вас, как я, — говорил он Наташе. Наташа была спокойна и счастлива. Ростовы уже должны были уезжать, но они остались еще несколько времени для Наташи и князя Андрея. Болконский бывал у них каждый день и, как домашний человек, в расстегнутом мундире сидел за маленьким шахматным столиком, рисовал в альбомы, играл в мячик с Петей3359 заставлял петь Наташу, рассказывал свои похождения, путешествия и свою ссору с Nicolas. и оживлял их семейный кружок добродушной и простой веселостью. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с ним. Его называли и считали ученым. Он казался человеком из чуждого света, но потом привыкли к нему и, не стесняясь, говорили при нем о своих домашних делах3360 оставляли его одного с Наташей, с которой он себе не позволял ничего, кроме дружеских разговоров, и перестали перед ним выказываться и с ним говорили о пустяках, в которых он, как и все, принимал участие.

Он им казался сперва гордым и почему то ученым, но скоро они убедились, что он про всё мог говорить. Он про хозяйство умел говорить с графом и про тряпки с графиней и Наташей. Ему доверчиво рассказали про Nicolas, про его решение мало брать денег и про его проигрыш.

— Это очень счастливо, что он раз и сильно проигрался, — сказал князь Андрей. — Это — лучшее средство для молодого человека. Со мной то же было.

И он рассказал, как в первое его время службы его обыграли в Петербурге и как он хотел застрелиться. Наташа смотрела на него.

— Это удивительно, как всё уже знает, — сказала Наташа. — Всё и всех знает, всё испытал, даже неприятно.

— Отчего же? — спросил князь Андрей, улыбаясь.

— Так, я не знаю.

— Ну, я не буду рассказывать.

— Нет, я люблю.

Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидно были к этому предзнаменования. Всё казалось им предзнаменованиями: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и Андреем, которое заметила Н Наташа в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805-м году между Андреем и Nicolas и то, что всё это решилось в день Адриана и Натальи, «Андрея и Натальи» говорили они.

[Далее со слов: В доме царствовала, однако, та поэтическая скука... кончая:... обратитесь к нему одному за советом и помощью. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXIV.]

К конце февраля уехали Ростовы и скоро после них, получив отставку, уехал и князь Андрей за границу, только на четыре дня заехав в Лысые Горы, куда к этому времени возвратились уже князь с дочерью, прожившие эту зиму в Москве. Эту зиму 1809 и 10 годов князь Николай Андреич Болконский с дочерью жили в Москве. Старику был разрешен въезд в столицы и он хотел воспользоваться им, но не выдержал жизни в Москве более трех месяцев и еще великим постом возвратился в Лысые Горы.3361 Письмо к князя А Андрея в Москву. Его приезд, старик сердит. Едут в деревню. К Княжне М Марье забота. Ее юродивые, приезжает Пьер. Денег мне не нужно, у меня состояние моей матери. Зачеркнуто: Еще в бытность свою в Москве княжна Марья получила из Петербурга письмо от брата, в котором он писал ей про свою любовь к Ростовой, намеренье жениться на ней и с эгоизмом влюбленного рассказывал про свое счастье и просил сестру сказать про это отцу. Хотя он ничего не писал ей о том, чтобы она приготовила отца к этому известию, княжна Марья поняла, что этого хотел ее брат, и что ее обязанность была сделать это. Но сделать это было очень трудно, тем более теперь, когда после отъезда сына и после различных столкновений в Москве характер князясделался еще раздражительнее, чем прежде.

[Далее со слов: Здоровье и характер князя... кончая: Мне ничего от него не нужно. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXV—XXVI.]

«Я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, было для меня ужасно и разрушило бы наполовину мое счастие. Однако, время приближается и, ежели через пять месяцев он не даст мне своего согласия, я должен буду обойтись без него.3362 Кроме тебя и меня, есть еще два человека, которые бы могли иметь влияние на отца: это старый граф З. и наш милый, добрый Петруша Безухов, которого одного из всего молодого поколения любит отец. Ты знаешь, он опять и теперь окончательно оставил жену. Я писал ему и просил о том, чтобы он с тобой вместе переговорил с отцом об этом деле.» Скоро после этого письма действительно в Лысые Горы приехал Безухов, и княжна Марья, не решавшаяся одна начать говорить о женитьбе брата, с ним вместе начала действовать. Pierre после нарышкинского бала, где решилась счастливая для нее судьба Hélène, оставил ее совсем, написав ей письмо, и уехал в Москву. Получив письмо Андрея, он поехал в Лысые Горы. Старый князь был попрежнему ласков с Риеrr’ом и при нем даже ласков с княжной Марьей, но, как только Pierre заговорил о женитьбе Андрея, старик нахмурился и, не дав договорить Pierr’y, разразился своим гневом. — Мало ему одной... ну да бог с ней... Какая служба с такой женой... Сиди, карауль... Нужно жену, возьми короткую, а не на жизнь... Пусть делает, как хочет. Мне что? Законы для России писать хочет, а для себя не умеет... Я говорил отцу намеками в мое последнее пребывание, а теперь прямо и решительно пишу ему, прося тебя передать это письмо в добрую минуту...»

После многих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу.

На другой день князь сказал ей, казалось, спокойно: — Напиши брату, чтоб подождал пока умру... недолго — скоро развяжу...

Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее и стал все более и более возвышать голос.

— Женись, женись, голубчик!3363 благодарить будешь, — говорил он, как будто князь Андрей был тут налицо. — И кто ходатайствует... Ты? Хорош ходатай. Скажи ты ему, дураку, чтоб подождал — скоро умру. Тогда покойнее будет... Не дождется. — Ах, что вы говорите князь, — сказал Pierre. — Что говорю, правду говорю. Родство хорошо. Умные люди, а? богатые, знатные, а? Да. Хороша у Николушки мачеха будет.3364 Ну, ты посредник, сводник. Напиши ты ему, что пускай женится: мачеха Николушке будет — она, а я на Бурьенке женюсь. Ха, ха, ха. И ему чтобы без мачехи не быть... Только одно: в моем доме больше баб не нужно, пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь, — обратился он к княжне Марье, — с богом — по морозцу, по морозцу.3365 Пусть делает — я рад. Только не говори со мной, не говори...

И после этой вспышки князь не говорил3366 с Риеrr’ом больше ни раза о женитьбе сына,3367 но продолжал с ним быть ласков. Андрею было написано о результате совещания. И княжна Марья и Pierre писали ему, что они не отчаиваются и что всё решится в Москве, где на будущую зиму будет князь и Ростовы. Только после отъезда Pierr’a но сдержанная досада за его малодушие выразилась в отношениях его с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавилось еще новое: разговор о мачехе и любезности к m-lle Bourienne.

* № 112 (рук. № 85. Т. II, ч. 3, гл. XXV).

3368 Решение судьбы старого графа, в гостиной Анны Павловны толки о войне. Румянцов и т. д. Жюли. Княжна Марья по старому, стареясь в девках, жила в Лысых Горах с своим стареющим и опускающимся отцом, следила за упадком сил отца и за развитием сил племянника, одинаково воображая, что как упадок одного, так и развитие другого — суть необыкновенные, ей первой встретившиеся явления. В 1809 году она так писала свое обычное письмо другу своему Жюли. Письмо княжны Марьи к Жюли. 1812 13 октября. Поперек текста: Говорят, у Ростовых веселье. Мы были в Москве. André va a Petersbourg pour affaire, mais je crois que c’est plutôt pour ne pas perdre de vue [1 неразобр.] [Андрей едет в Петербург по делам, но мне кажется скорее для того, чтобы не потерять из виду [1 неразобр.]] На полях: Письмо Жюли прежде. Письмо Pierr’a всё масонское, слегка о Ростовых. С этого начать. «Горести видно общий удел наш, милый и нежный друг Жюли, которую я, кажется, тем более люблю, чем более она несчастна», писала княжна Марья. «Ваша потеря после несчастий, которые нанесла вам война, так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенною милостью бога, который хочет испытать, любя вас, вас и вашу превосходную мать».

Письмо княжны Марьи было письмо соболезнования по случаю смерти от горячки третьего брата Julie, тогда как два были убиты, один в кампании 1805-го, а другой 1807 года. Так что из четырех сыновей Настасьи Дмитриевны теперь оставался только один.

[Далее со слов: Ах, мой друг, религия, только одна религия... кончая:... не упадет без его воли. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXV.]

«А воля его руководится только одною беспредельною любовью к нам и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага.3369 и в минуту печали мы только должны просить его, чтобы он открыл нам те пути, вследствие которых кажущееся нам несчастие делается благом, и тем бы облегчал нам нашу печаль. Наша семейная жизнь идет по старому. Маленький Коко составляет всю мою радость. Он уже читает, учится хорошо, несмотря на то, что я такая дурная учительница. И действительно: умнее и милее этого ребенка ничего нельзя себе представить. Мой отец, который, как вы знаете, строг сам к себе и боится внешних проявлений чувства, обожает этого мальчика и совсем изменяется в его присутствии. Семейная жизнь наша изменилась к худшему только в том отношении, что нездоровье моего отца становится с каждым днем всё сильнее и он, несмотря на наши просьбы, до сих пор не хотел согласиться переехать в Москву для постоянного лечения. Главный вред ему сделала два года тому назад его служба по ополчению. Он, несмотря на свои семьдесят три года, так молод душою и горяч, так удивляется, как бы неожиданному, всякой подлости в людях, что все гадости, что все низости, обманы и воровства, которые делались по ополчению, которые он не мог искоренить и которые ввели его в неприятные столкновения, положили начало его теперешних недугов, чрезвычайной раздражительности, которую он, несмотря на силу своей воли, не всегда может преодолеть, и по своему чувству справедливости страдает от нее больше всего сам. Раздражительность

[Далее со слов: Вы спрашиваете, приедем мы в Москву и скоро ли? кончая: Во всяком случае это решится очень скоро. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXV.]

Семейная жизнь3370 наша, главное, стала грустней от разлуки с братом. идет по старому, за исключением присутствия Андрея. Он, как я уже писала вам,3371 сделал уступку своему решению никогда уж больше не служить в военной службе. Он сказал, что обещался только после Аустерлицкого позора не служить больше никогда против Буонапарте, но что война с Турцией — другое дело и по письму Кутузова, назначенного, как вы знаете, помощником к Прозоровскому, он тотчас же согласился и поехал в Петербург. Он и теперь там, со дня на день ожидает отправления, как мне известно по последнему письму. Обращики и книги он прислал, а не привез сам к вам потому, что знал, вас не было дома, а на другой день он должен был ехать. Отец мой, хотя как и всегда скрывая это, очень одобрил решение очень изменился последнее время.

После его горя он теперь только в нынешнем году совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: кротким, добрым и нежным. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена; но, вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее, чем прежде, нервнее. И я очень боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку в Петербург. Я надеюсь, что это поправит его.

Он поехал в Петербург, где ему нужно окончить дела с тестем, и еще потому, что он обещал Ростовым быть на сватьбе их старшей дочери. Она выходит за какого то Берга. Но я надеюсь, что эта поездка так или иначе оживит его. Я знаю, что князь Разумовский писал Андрею, приглашая его занять какое то важное место по статской службе. Андрей сказал «нет», но я надеюсь, что он раздумает. Ему нужна деятельность. Отец мой очень одобрил поездку Андрея. Он желает, чтобы André служил. Как он ни бранит и ни презирает нынешнее правительство, хотя он и не высказывал этого, пятилетнее бездействие Андрея и то, что многие товарищи перегнали его по службе, очень мучило моего отца. Хотя и при презираемом правительстве, но он желает, чтобы Андрей занимал важное место и был на виду у государя, а не оставался бы век отставным полковником.

Андрей же тоже в последнее время, я видела, не то, чтобы тяготился бездействием, празден он никогда не бывал и не может быть с его огромными способностями3372 Он чрезвычайно много читал, учился, образовывал себя, потом занимался сыном, имениями и, главное, в несчастном [180]7 году, состоя при отце, умеряя его порывы, делал так много добра, что в нашем околодке от мужика до губернского предводителя нет человека, который бы не любил и не уважал его. и с его сердцем, нельзя перечесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная от своих мужиков и до дворян et cetera, а он не то, чтобы тяготился бездействием, а он чувствует себя настолько готовым на всякое госуд государственное , важное дело и в военной и в гражданской сфере, что ему жалко видеть, как пропадают его способности и что места, принадлежащие ему по праву, занимаются другими, ничтожными людьми. Я знаю, что он огорчен этим.3373 и кроме того, странно сказать, но он любит, просто любит войну, войну, которая так ужасна для нас, женщин, он любит ее, не отдавая себе отчета почему, так, как некоторые женщины любят тряпки. Итак он уехал, хотя худой, больной и несколько кашляющий, но оживленный и нежный.

Он, не скрывая так, как прежде, считая стыдным показывать печаль, поплакал, прощаясь со мной, с отцом и маленьким Коко.

Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из деревни в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, слухи о мнимой женитьбе Андрея на маленькой Ростовой. Правда, что Андрей в последнее время видел общество только у них, у Ростовых, правда, что Ростовы, проезжая из деревни в Петербург3374 (Вы слышали, что дела Ростовых очень расстроились и что старик Ростов поехал в Петербург искать себе места) со всем семейством, заезжали к нам, пробыли у нас целый день, правда, что Натали Ростова есть одна из самых обворожительных девушек, которых я когда-либо видывала, правда, что Андрей очень ласков к ней, но ласковостью старого дяди к племяннице, правда, что он очень любит ее прелестный голосок, который даже и отца моего развеселил, но не думаю, чтобы Андрей когда-нибудь думал жениться на ней, и не думаю, чтобы это могло случиться.3375 Видела я тоже в этот приезд Nicolas и скажу вам, что он — один из тех молодых людей, которые мне больше всех нравятся в жизни. Он принадлежит к тому роду людей весёлых, скромных, честных, правдивых, которым легко и приятно прямо смотреть в глаза и из которых выходят лучшие отцы семейства, мужья, граждане и христиане. Эти люди бывают добродетельны без всякого усилия, сами не зная того и не давая этого другим ни чувствовать и не заметить. У него очень приятный голос, они пели нам с сестрою и, глядя на него, я думала, что как бы счастлива была, ежели бы этот молодой человек был мужем лучшего моего друга. Тут я узнала, что странно, в первую кампанию молодой Ростов встретился случайно с Андреем, и у них произошло столкновение, чуть не доведшее их до дуэли. Теперь же нет ничего похожего на неприязнь, но напротив Nicolas, как и все хорошие молодые люди, находится в обожании перед моим братом и мне вдвойне мило и дорого это. Я вам сказала так решительно, что, по моему мнению, брат Андрей никогда не подумает жениться на маленькой Ростовой, не сказав, почему я это так решила. И вот почему:

Во-первых, я знаю, что несмотря на то, что Андрей редко говорит о покойной жене, печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда-нибудь дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому Коко. Во-вторых потому, что эта Наташа совсем не из того разряда женщин, которые могут нравиться Андрею. Она привлекательна, обворожительна, но в ней нет того, что называется fond.3376 [основой] После того, как она обворожит вас и вы, без всякой причины улыбаясь, глядите на нее, вы невольно себя спрашиваете: «что ж в ней хорошего, за что я пленилась ею?» и не находите ответа. Она меня обворожила и всех нас так, что я только на второй день могла собраться с мыслями, чтобы обдумать ее характер. У нее два огромные недостатка: тщеславие, страсть к похвалам и кокетство, не имеющее границ и цели. Я не видала ничего подобного. Она кокетничала со всеми: с Андреем, со мной, с своим братом и, главное, с моим отцом. Она видно слышала о его характере и решила победить его, и победила. Через два часа времени она дошла до того, что позволяла себе с ним такие вольности, которые никто, я думаю, в жизни не позволял себе.3377 З ачеркнуто: но она мила и необыкновенно мила.

Не думаю, чтобы Андрей выбрал ее своею женою, и, откровенно скажу, я не желаю этого.3378 Я невольно улыбнулась, читая то место вашего письма, в котором вы сожалеете о моей участи и приглашаете меня в Москву. Знайте, что ежели бы я этого хотела, отец мой тотчас бы исполнил мое желание. Странно, как мало люди, и даже вы в том числе, умеют понять всю высоту души и то прекрасное сердце, которое заставило бы меня боготворить отца, ежели бы он был мне даже чужой. Нет, мой друг, я совершенно счастлива и не желаю другой жизни. Жизнь моя полна: заботы об отце, о маленьком Коко, переписка с друзьями, как вы, и еще главное...... но этого нельзя описать словами. Довольно того, я счастлива так, как желаю быть вам. Прощайте, милый друг, да сохранит вас бог под своим святым и могущественным покровом. Г-жа Бурьен всё такая же милая и приятная и так же нежно целует вас». Так писала княжна Марья свое четверговое французское письмо, которое было уже едва ли не пятисотое во время пятилетней переписки двух друзей, и то, что она писала, было искренно, насколько для нее возможна была искренность, но многое былонесправедливо. Что касается до Nicolas, то скажу вам откровенно, что он мне очень понравился и, признаюсь, глядя на него, я мечтала о счастье вашем с ним. Как бы я желала видеть такого милого человека мужем моего лучшего друга!

Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг, да сохранит вас бог под своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга Бурьен целует вас.

* № 113 (рук. № 85. T. II, ч. 3, гл. XXVI).

на еще высшее и блаженнейшее спокойствие, которое ожидает ее на конце <всего земного пути там, где нет печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство. «И не дойти мне», думает княжна, с страхом сознавая в своей душе то страх перед отцом, то неприязнь к г. Бурьен, то грешное воспоминание и сожаление о невозможности связать свою судьбу с Анатолем или с Nicolas, чувствует, что далека для нее и невозможна для нее та ясность взгляда и чистота любви, которые живут в душе этой только что ушедшей от нее странницы.

Но потом она надеется смириться, достигнуть этой высоты и пойти с котомкой по святым местам, молясь за всех и уничтожая себя.

Пускай так думает милая, бедная княжна, пускай она не видит и никогда не знает того, как Пелагеюшка, выпив стаканчик водки, на выходе из Лысых Гор пронзительным голосом кричит грубые слова Мавре, вырывая у нее из рук будто бы подаренные и украденные теплые башмаки княжны. Пускай она не знает этого, а видит в них только тот идеал совершенства, который светится в ней самой и который она переносит на других только для того, чтобы сильнее заставить себя подражать ему.

Письмо Пьера к князю Андрею.

Петербург, 1809 года, октября 11 дня. Князь Андрей разговаривает перед отъездом с княжной Марьей об отце и крепостном праве и о будущем, о Nicolas говорит: он женится из-за денег, но будет хороший муж, предводитель — настолько в нем есть пошлости.

Вы мне пишете, милый друг, что франмасонство есть одна комедия и что тогда, когда оно захотело быть чем-нибудь, то оно перешло в общество иллюминатов и было запрещено и уничтожено. Это не так. Во первых мы, масоны, те же иллюминаты, но без всякой цели вредить какому бы то ни было правительству. Мы не имеем дела с правительствами, так как мы не знаем и не хотим знать ни государств, [н]и народностей.3380 На этом рукопись обрывается. >

* № 114 (рук. № 86. T. II, ч. 3, гл. I, III, XXV, XXVI).

Князь Андрей безвыездно два года прожил в деревне.

Все те предприятия по именьям, которые затеял было у себя Pierre и бросил, не в силах будучи преодолеть все неожиданные им препятствия, встреченные во всех и в особенности в тех, для кого он думал сделать добро, и препятствия, встреченные в увлечениях, переносивших его беспрестанно от одного дела к другому, все эти предприятия, без заметного труда, были исполнены князем Андреем. Он имел в высшей степени ту, недостававшую Pierr'y, практическую цепкость, которая без размахов и усилий, при весьма малом движении с его стороны, заставляла покорно и правильно двигаться прикасающиеся ему колеса. Одно имение его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы, это был первый пример в России, в других барщина заменена оброком. В Богучарове была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьян и дворовых грамоте. Князь Андрей одну половину своего времени проводил в Лысых Горах, где он особенно горячо всегда был удерживаем сестрою (только один князь Андрей имел силу смягчать, с годами всё делающийся жестчим, характер старого князя), с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в Богучаровской обители, как называл отец его деревню. В обители князь Андрей вел действительно монашескую жизнь. Он думал, учился и работал над самим собою. Несмотря на высказанное им Pierr'y равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг и, к удивлению своему, замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося в мире, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне. Кроме общих занятий, чтения с выписками и заметками (всегдашняя его привычка), несмотря на выраженное им равнодушие к военным делам, он, соображая условия прошедших кампаний, невольно был вовлечен в составление записки, принявшей под конец размер трактата, и проекта о недостатках наших военных уставов и постановлений. Перечитывая Montesquieu для руководства в этой работе, он увлекся даже критикою и государственных законов, тем более, что по письмам он знал всё, что делалось в это время в Петербурге. В мае 1809 года, возвратившись из поездки в рязанские имения в Лысые Горы, [он] объявил отцу и сестре, что осенью он намерен ехать в Петербург и провести там зиму.

«Может быть», отвечал он на вопрос отца — будет ли он там служить. В откровенном разговоре с отцом он объяснил ему, что у него есть проект нового устройства армии, который он желает представить государю, что бездействие его в деревне начинает тяготить его, что теперешнее время так интересно, что надо вблизи посмотреть на всё это и что надо освежиться. Старик подсмеялся над намерением Андрюши написать новые законы для армии, но одобрил его намерение ехать и быть чем-нибудь побольше отставного полковника.

Все его практические и умственные работы были только наполнение пустого от жизни времени, а вопрос о дубе и связанных с ним мыслей — была жизнь.

«Да, крепился», улыбаясь думал князь Андрей про дуб, «долго крепился, не выдержал, как пригрело, пригрело тепло любви, не выдержал, размяк и послужил, чему смеялся, и сам дрожит и млеет в темной, сочной зелени. Да, да», говорил он, улыбаясь и слыша голос женщины, молодой, красивой, энергической, и видя всю ее перед своими глазами. Он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое красивое, сухое и задумчиво-умное лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая, с à la grecque3381 [по-гречески] взбитыми буклями, нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она смотрела весело, а всё-таки она говорила: «что я вам сделала? Я всех так любила». И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая мысли о дубе в связи с женщиной, с славой, с Pierr'ом,3382 с своим проектом военн[ых уставов] с добродетелью, и в эти то минуты, ежели кто входил к нему, он бывал особенно сухо строго решителен и, в особенности, неприятно логичен.

— Mon cher, — бывало скажет, входя в такую минуту, княжна Марья, — Коко нельзя нынче гулять, очень холодно. Князь Андрей сухо в эти минуты смотрел на сестру и говорил:

— Ежели бы было тепло, то он бы пошел в одной блузе, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не следует, чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, — говорил с особенною логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, внутреннюю работу о дубе. Княжна Марья думала в этих случаях, что князь Андрей занят умственной работой и что как сушит мущин эта умственная работа.

Зимой 1809-го года Ростов, у которого после своего посещения в 1807-м году князь Андрей изредка бывал, уехал в Петербург. Дела старого графа так расстроились, что он поехал искать места на службе. Весной того же года князь Андрей стал кашлять. Княжна Марья уговорила его показаться доктору, и доктор значительно покачал головой и посоветовал молодому князю быть осто рожнее и не запускать этой болезни. Князь Андрей посмеялся сестре о ее заботливости и о медицине и уехал в Богучарово. Неделю он пробыл один и продолжал кашлять. Через неделю он поехал к отцу с твердым убеждением, что ему остается недолго жить и тут, проезжая мимо распустившегося дуба, он окончательно и несомненно решил тот тайный вопрос, который давно занимал его. «Да, он и был прав. И счастье, и любовь, и надежда — всё это есть, всё это должно быть и мне надо употребить на это остаток моей жизни». Может быть оттого так ясно решил этот вопрос князь Андрей, что он был уверен в близости своей смерти, как это часто бывает с людьми около тридцати лет. Князь Андрей чувствовал, что кончается его юность, и подумал, что кончается его жизнь. Он твердо верил в близость смерти. Само собой разумеется, что князь Андрей никому не сказал о своем предчувствии смерти, служившем продолжением его тайных мыслей, но он стал еще озабоченно деятельнее, добрее, нежнее со всеми и вскоре уехал в Петербург.

Старый князь,3383 перессорившись со всеми во время своего командования по ополчению и в особенности после известия о смерти сына и возвращения его и смерти невестки, в особенности же после неприятностей, бывших у него по ополчению, сильно постарел. В 1808-м году он ездил в Москву, но скоро возвратился. Нравственный упадок его особенно высказался после отъезда сына. Он выражался преимущественно в раздражении, только сменявшемся редкими минутами спокойствия и странным, вдруг проявившимся (княжна Марья видела это и не могла верить себе) пристрастием к m-lle Bourienne. Только она могла говорить и смеяться, не раздражая его. Только она могла читать ему вслух так, чтобы он оставался доволен, и она постоянно служила для него образцом, на который он для подражания указывал своей дочери. Княжна Марья была виновата и в том, что она не так весела и не имеет такого здорового цвета лица, не так ловка, как г-жа Бурьен. Большая часть разговоров за обедом происходили с Михаил Ивановичем о воспитании и имели целью доказать княжне Марье, что она портила баловством своего племянника и что женщины ни на что более не способны, как на то, чтобы производить детей, и что в Риме, ежели бы были старые девы, то вероятно бы их кидали с Тарпейской скалы, или с m-lle Bourienne о том, что религия есть занятие для праздных людей и что ее одноземцы в 92-м году одно только сделали умное, уничтожив бога. Проходили недели, что он не говорил ласкового слова с дочерью и старательно находил все больные места, где бы уколоть ее. Иногда (это случалось преимущественно до завтрака, время самого дурного расположения духа) он приходил в детскую; няньки и мамки с трепетом разбегались, он находил всё дурным, всё — систематической порчей ребенка, раскидывал, ломал игрушки, бранил, даже толкал иногда княжну Марью и поспешно убегал.3384 Маленький внук, несмотря на это, боялся и страстно любил деда. Выходили иногда счастливые минуты, но это было редко. Он призывал к себе княжну Марью, начинал ходить по комнате, изредка неловким жестом дотрогиваясь до ее волос, и приговаривал скороговоркой: — Qui aime bien, châtie bien [Кто любит, тот и наказует]. — Ну! ступай! — говорил он, и княжна Марья уходила спокойная, довольная и разнеженная и, как ей казалось, всё понимающая. Одно, что ей тяжело было, это всё более и более усиливающееся влияние г-жи Бурьен на старого князя. Г-жа Бурьен невольно даже становилась в отношении княжны Марьи в положение покровительствующее. Как ни тяжело это было княжне Марье, в особенности вследствие того, что она, после посещения Анатоля, не могла преодолеть антипатии к своей компаньонке и любила ее только тою христианскою любовью, которая велит подставлять левую ланиту тому, кто ударил вас по правой Вскоре после отъезда князя Андрея еще новое событие, сватовство за княжну Марью, которая, как очень богатая невеста, была заманчива для многих, расстроило еще больше ее спокойствие. Ее сватали через Анну Михайловну за Nicolas Ростова, которого она видала несколько раз в его последний отпуск. Неправда в ее письме было еще то, хотя и несознаваемая неправда, то, что отец всё готов был сделать для нее. Напротив, недавно в последнее время сближения с Ростовыми

В середине зимы князь, безо всякой причины, заперся в свою комнату, не видя никого, кроме m-lle Bourienne и не принимая к себе дочь. M-lle Bourienne была очень оживлена и весела и в доме делались сборы для отъезда куда-то. Княжна ничего не знала. Она не спала две ночи, мучалась и наконец решилась пойти объясниться с отцом. Княжна Марья, неосторожно выбрав время до обеда, пришла к отцу, требуя свидания с ним для необходимого объяснения. Несмотря на всегдашний свой страх, она преодолела его на этот раз под влиянием чувства негодования за свое незаслуженное положение в доме. Эта мысль волновала ее так, что она допустила даже в себе подозрение против m-lle Bourienne, умышленно восстанавливавшей против нее отца. Но она осталась кругом виновата, дурно выбрав время для объяснения. Ежели бы она спросила у m-lle Bourienne, та бы объяснила ей, в какое время можно и не можно говорить с князем. Но она, с своею бестактностью, своими тяжелыми шагами и с выступившими красными пятнами на лице, вошла в кабинет и, боясь, что ежели она замнется и недостанет у ней более храбрости, прямо приступила к делу.

— Mon père, — сказала она, — я пришла сказать вам одно, что ежели я что нибудь дурно сделала, скажите мне, накажите меня, но не мучьте так. Что я сделала?

Князь был в одной из самых дурных минут. Он, лежа на диване, слушал чтение; он фыркнул, посмотрел на нее молча несколько секунд и, неестественно засмеявшись, сказал:

— Тебе что надо? Что надо? Вот жизнь: ни минуты покоя!

— Mon père...

— Что тебе нужно? Мне никого не нужно. У меня Bourienne есть, она хорошо читает, и Тихон камердинер хороший. Что ж мне еще? Ну, продолжайте! — обратился он к m-lle Bourienne и опять лег.

Княжна Марья расплакалась и выбежала, но в истерике упала у себя в комнате.

Ввечеру того же дня князь позвал ее к себе, встретил у двери — он видно дожидался ее, тотчас обнял ее, как только она вошла, заставил ее читать себе и всё ходил, дотрогиваясь до ее волос. M-lle Bourienne он не звал в этот вечер и долго не отпускал от себя княжну Марью. Только она хотела уходить, и он выдумывал еще новое чтение, и опять продолжал ходить. Княжна Марья знала, что он хочет говорить с ней об объяснении нынешнего утра, но не знает, как начать. Ей было невыразимо больно и совестно, что отец перед нею в виноватом положении, но помочь она ему не могла потому, что не смела. Наконец в третий раз она встала, чтобы уходить; его смягченное, просветленное лицо с детски робким взглядом и детской улыбкой на морщинистых щеках смотрело прямо на нее. Он быстрым движением схватил ее руку и, несмотря на все усилия отдернуть ее, поцеловал. Он никогда в жизни не делал этого. Закрыл ее обеими ладонями, вновь поцеловал, с тою же робкой улыбкой взглянул в глаза дочери, вдруг нахмурился, перевернул ее за плечи и толкнул ее к двери.

— Ступай, ступай, — проговорил он.

В то время, как он повертывал ее, он сам был так слаб, что пошатнулся, и голос, проговоривший: «ступай, ступай», хотевший казаться грозным голосом, был слабый, старческий голос. Как было не простить всего после этого. Но не простить, княжна Марья и не могла думать о прощении, разве мог он быть виноват перед нею, разве мог быть несправедливым, да и что такое несправедливость? Она никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все законы человечества сосредоточивались для нее в одной простой и ясной истине: исполнять закон любви и самоотвержения, преподанный нам тем, который с любовью страдал за человечество, когда сам он был богом. Что ей бывало за дело до справедливого и несправедливого других людей? Ей нужно было любить и исполнять закон любви, и это она делала.3385 Ранней весною в Лысые Горы приехал князь Андрей. Он взял отпуск и ехал за границу лечить свою открывшуюся рану и приискать своему сыну швейцарца-воспитателя, одного из таких наставников-философов, добродетельных друзей, которых тогда привозили детям богатые люди.

Но минута умиления старого князя прошла и на другой день прежняя жизнь пошла по старому и прежнее чувство тихой ненависти старика к своей дочери, выражавшееся ежеминутными оскорблениями, которые как бы против его воли делались им, стало проявляться по прежнему. С этого времени новая мысль стала входить в голову княжны Марьи. Эта мысль для княжны Марьи, столь же темная и столь же дорогая и составлявшая сущность жизни мысль, как мысль князя Андрея о дубе, это была мысль о монашестве, и не столько о монашестве, сколько странничестве.

Года три тому назад княжна Марья сделала обыкновение два раза в год ездить говеть в Сердобскую пустынь.3386 и беседовать там с отцом Акинфием, настоятелем скита, и исповедываться ему. Только ему, отцу Акинфию, она поверяла эту тайну, и он сначала отговаривал, а потом благословил ее.

Оставить семью, родню, родину, свое положение, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепиться ни к чему, ходить в посконном рубище, скитаться под чужим именем с места на место, не делать вреда людям и молиться за них. Молиться и за тех, кто покровительствует им, и за тех, которые гонят их. «Выше этой истины и жизни нет истины и жизни», думала княжна Марья. Что же могло быть лучше такой жизни? Что могло быть чище, возвышенней и счастливей?

Часто, слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми — для них механическими речами так, что она готова была вот — вот бросить всё и бежать из дому.3387 (У ней уже был и костюм, приготовленный для этого) Но потом, увидав отца и, особенно, маленького Коко, она проклинала свою слабость, потихоньку плакала, но чувствовала, что она, грешница, любила их больше, чем бога. С ужасом и страхом находила княжна в своей душе еще худшее (по ее мнению, помыслу): страх к отцу, зависть к Bourienne, сожаление о невозможности связать свою судьбу с каким нибудь простым, честным и милым молодым человеком.3388 каким ей представлялся Ростов И потом опять и опять возвращалась к своей любимой мечте, видела себя с Пелагеюшкой, в грубом рубище, одною, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие, без зависти, без любви человеческой, без желаний, от угодников к угодникам и в конце концов туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство. «Нет, я обдумаю это, я непременно это исполню», думала княжна Марья, сидя у письменного стола и грызя перо, которым она писала в 1809 году свое обычное, привычное, четверговое французское письмо своему другу Julie.

№ 115 (рук. № 88. T. II, ч. 3, гл. I—III).

ЧАСТЬ3389 четвертая ТРЕТЬЯ честолюбие

I.

В 1808-м году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном и3391 только и было речи в высшем петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.3392 двух властелинов мира и о гениальности императора Наполеона, бывшего корсиканского Буонапарте, антихриста, которого год тому назад, по высочайшему манифесту, как врага рода человеческого, по всем русским церквам предавали анафеме. В 1809-м году3393 дружба близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра, и когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Буонапарте и против прежнего союзника, австрийского императора.3394 Но в обществе чувствовалось, что мы не примем серьезного участия в этой войне, и общество не было занято ею. Кроме политических соображений, в это время внимание русского общества обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы императором во всех частях государственного управления.3395 с помощью неслыханно возвысившегося из ничтожества Сперанского.

Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, восторгов — шла, как и всегда, независимо и3396 вне всех указов о министерствах, Совете и экзаменах, вне дружбы или вражды. вне политической близости или отдаления с Наполеоном Бонапарте и вне всех возможных внутренних преобразований.

Князь Андрей, за исключением короткой поездки в Петербург, где он был принят в масоны, еще два года после Тильзита безвыездно прожил в деревне. В торжественные, имянинные дни он бывал у Ростовых, иногда, редко, ночевывал у них, но держал себя таким гостем, а не домашним человеком, что самые проницательные барыни не могли ничего вывести, никакого заключения из его частых посещений. Личное вступление свое в масонскую ложу (он числился масоном) и поездку для этого в Петербург (в чем умолял его письмами Pierre) он постоянно откладывал, не в силах чувствуя себя преодолеть свое отвращение к свету и особенно к Петербургу. Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по имениям, которые затеял у себя Pierre и3398 бросил, не в силах будучи преодолеть все неожиданные им препятствия, встреченные во всех и в особенности в тех, для кого он думал сделать добро, и препятствия, встреченные в увлечениях, переносивших его беспрестанно не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, — все эти предприятия, без высказывания кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем. Он имел в высшей степени ту, недостававшую Pierr'y практическую цепкость, которая без размахов и усилий с3399 при весьма малом движении его стороны3400 заставляла покорно и правильно двигаться прикасающиеся ему колеса. давала движение делу. Одно имение его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы, — это был первый пример в России, в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник, за жалование, обучал детей крестьян и дворовых грамоте.

Одну половину своего времени князь Андрей проводил в Лысых Горах3401 где он особенно горячо всегда был удерживаем сестрою (только один князь Андрей имел силу смягчать, с годами всё более делающийся жестчим, характер старого князя) с отцом и сыном, который был еще у нянек, другую половину времени — в Богучаровской обители, как называл отец его деревню. В обители князь Андрей вел действительно монашескую жизнь. Он думал, учился и работал.3402 над самим собою. Несмотря на высказанное им Pierr’y равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг и, к удивлению своему, замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.

Кроме занятий по имениям, кроме общих занятий, чтения философских сочинений с выписками и заметками3403 (всегдашняя его привычка), несмотря на выражаемое равнодушие к военным делам он, соображая условия прошедших кампаний, невольно был вовлечен в составление записки, принявшей под конец размеры трактата, и проекта о недостатках , он усерднее всего занимался критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта изменения и исправления всех наших военных уставов и постановлений.3404 <Перечитывая Montesquieu для руководства этой работы, он увлекся даже критикою и государственных законов, тем более, что по письмам он знал всё, что делалось в это время в Петербурге. В мае 1808-го года, возвратившись из поездки в Петербург в Лысые Горы, князь Андрей объявил отцу и сестре, что осенью он намерен ехать в Петербург и провеститам зиму. — Может быть, — ответил он на вопрос отца, будет ли он там служить.> <и составлением проекта освобождения крестьян.> Кроме того, устраивая своих вольных хлебопашцев, он, обдумывая общее дело освобождения рабов, он составил записку и об этом предмете.

К весне 1809 года обе работы его приближались к концу. И чем ближе они приходили к окончанию, тем чаще ему приходила мысль, что он засиделся в деревне, что ему необходимо поехать в Петербург и видеть людей. Он не отдавал себе отчета, для чего это было ему нужно, но чувствовал эту потребность. Он был доволен собой за это время. Иногда ему приходила гордая мысль, что теперь он совершенно хорош и готов. «Но для чего? для кого?» спрашивал он себя. «И в самом деле, хорош ли я?» спрашивал он себя. «Только другие люди могут сказать мне это. Только примерившись к другим людям и испытав на них свое влияние, я могу испытать свою силу и убедиться, насколько я действительно вырос».

Но, как только он живо представлял себя опять в этом водовороте жизни, наравне со всеми, одним из толпы, как только он воображал себя лишенным того гордого спокойствия, которым он пользовался в деревне, он ужасался и откладывал свое намерение.3405 В откровенном разговоре с отцом, он объяснил ему

Князь Андрей сказал отцу, что у него есть проект нового устройства армии, который он желает представить государю.3406 (О записке об освобождении крестьян он ничего не сказал отцу). Он сказал только, что бездействие его в деревне начинает тяготить его, что теперешнее время так интересно, что надо вблизи посмотреть на всё это и что надо освежиться.

— Может быть я и съезжу в Петербург, — сказал он, желая знать мнение отца. Старик посмеялся над намерением Андрюши написать новые законы для армии, но одобрил его намерение ехать3407 и быть чем нибудь больше отставного полковника. Князь Андрей сказал отцу, что он решил ехать в Петербург потому, что тяготится своим бездействием, и потому, что он хочет и надеется быть полезным. Он и сам так думал. Но это было не совсем справедливо. Не вследствие таких разумных и логических причин было принято им это решение, а вследствие других, более неясных, сложных и совершенно неразумных. в Петербург.

— Служить, служить надо, — сказал он. — Съезди, съезди. Честолюбие. Не знает зачем, но не может быть хорош один. Надо, чтоб и все знали это.

— Ни за что служить не стану.

Старик усмехнулся.

— А вот поезжай и станешь служить. Служить надо.

После разговора с отцом князь Андрей3409 еще больше, тверже окончательно решился не ездить в Петербург,3410 но одиночество всё больше и больше тяготило его. обдумал, как и кому он пошлет свой проект и как и чем он будет в деревне заниматься следующее лето и зиму.

Великим постом 1809-го года он должен был поехать в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном. Сначала занятия по проекту, приближавшиеся к концу, удерживали его, потом нездоровье. Рана его стала болеть и он стал кашлять. Так что он только после святой, в апреле, когда прошли реки, слабый и больной, выехал в свою поездку.3411 Перемена образа жизни и воздуха благотворно подействовали на него и на второй станции он Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске,3412 бессмысленно счастливо поглядывая на первую траву, листья березы, и ледок, и грязь дороги.3413 чего давно с ним не бывало Он ни о чем не думал, а лениво смотрел3414 слушал, дышал и жил по сторонам. Проехали перевоз, на котором они говорили с Пьером. Грязные деревни, гумны, зеленя, спуск с оставшимся снегом у моста, подъем по размытой глине, опять поле с жнивьем, кустарник, зеленеющийся кое где, и они въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было3415 еще теплее почти жарко и зелено, ветру не слышно было.3416 Было жарко, легко Береза, вся обсеянная зелеными, клейкими3417 сочными листьями, не шевелилась.3418 Над черемухой и орешником с висячими цветами и бурозеленым, развертывающимся листом Из-под прошлогодних листьев, поднимая их, зеленелась3419 сочная первая трава и3420 желтые лиловые цветы3421 усыпали полянки. Из за бубенчиков слышно было, как неумолчно переговаривались птицы. вылезали из под сухого листа. Лошади зафыркали, въехав в лес, и виднее запотели.

Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил.

Но, видно, Петру мало было сочувствия кучера, он повернулся на козлах к барину.

— Ваше сиятельство, лёгко как? — сказал он, почтительно улыбаясь.3422 своим изрытым лицом

— Что?

— Лѐгко, ваше сиятельство.3423 — Да. Князь Андрей вздохнул, действительно было легко, и продолжал смотреть по сторонам. «И там зеленое, и там зеленое», думал он.

«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно», подумал он, оглядываясь по сторонам. «И то зелено всё уже. Как скоро. И береза, и3424 орешник черемуха, и осина уж начинает... А дуб и незаметно. Да, вот он дуб». На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес,3425 хотя он немного казался их выше, но он был в десять раз толще и в два раза выше каждой3426 самой толстой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей3427 огромными старыми болячками. С огромными своими, неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами он, старым, сердитым и презрительным уродом, стоял между улыбающимися, ликующими березами. «Весна, и любовь, и участие», как будто говорил им этот дуб, «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же и всё обман. Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите — растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они, из спины, из боков, как выросли — так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам». Цветы и трава были и под ним, птицы перелетали и на его сучья, но он, всё так же хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно стоял посреди их. С Соня , возьми терцию из хора. Уложили спать в доме. <Наверху, в окне, в лунную ночь девочка не может спать. Так бы полетела туда. Что за прелесть! Нет, посмотри... Спит! Тихо запела. Князь Андрей зашумел, они зашептали, она захлопнула окно. Князь Андрей долго смотрел на луну. Но утром — «всё вздор>.>

Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу,3429 и глядя на него, вспомнил о своем разговоре с Риеrr’ом на пароме. как будто он чего то ждал от этого дуба. Но дуб оставался всё таким же презрительным, злым и недоверчивым к весне и счастию. «Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб», думал князь Андрей, «пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем: жизнь, наша жизнь кончена. Некуда мне ездить и нечего искать. Буду доживать в деревне, стараясь не делать зла и, чем умею, наполняя свои досуги».

II.

По опекунским делам рязанского именья князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был Илья Андреевич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему. Был первый жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и в первый раз хотелось купаться. Князь Андрей подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых и из за деревьев услыхал женский веселый крик и увидал бегущую наперерез его коляски толпу девушек в светлых платьях. Впереди других ближе подбегала к коляске, рассыпая грибы из подола, черноволосая и черноглазая3430 грациозная, молодая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком.

— Папа! — закричала эта девушка и, тотчас же узнав чужого и даже не приглядевшись к его лицу, с смехом побежала назад. Князю Андрею стало досадно, больше чем досадно — больно, что в такой прекрасный день, при таком веселом солнце эта девушка не только не знает его, но и не хочет знать про его существование и довольна и счастлива какой то своей отдельной — верно глупой — но веселой и счастливой жизнью. Девушка эта была Наташа. За обедом князь Андрей видел ее, но не3431 говорил с ней. Она даже не смотрела на него. Глупая обращал на нее ни малейшего внимания. «Уездная барышня», подумал князь Андрей.3432 и окончив дела, в тот же вечер уехал. <Возвращаясь домой в середине мая, князь Андрей стал вспоминать что то, как только он въехал в березовую рощу. «Pierre, масонство, небо высокое... — вспоминал он, — дуб... да». <Она за ужином и ночью при луне все ходит, сидит на окне> Князь Андрей стал вспоминать: моя записка освобождения рабов, девочка в желтом платье.

Граф Илья Андреевич в 1809 году жил в Отрадном всё так же, как и прежде — т. е. принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею и, употребив различные хитрости, оставил его ночевать.

Князь Андрей долго не мог заснуть на новом месте. Он читал долго, потушил свечу и опять зажег ее. В комнате, с закрытыми изнутри ставнями, было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, досадовал на себя за то, что остался. Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет осветил его, стол со свечкой и часть кровати. Он отворил окно. Ночь была свежая и душистая. Перед самым окном был ряд подстриженных лип, черных с одной и серебристо освещенных с другой. За липами была какая то блестящая крыша, правее — большая береза и, выше ее, почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Он посмотрел вниз под окно. Там была видна едва просохшая дорога и та мелкая, курчавая травка, которая всегда растет около домов, была ясно видна. Так светло было. Князь Андрей перегнулся через окно и смотрел на эту траву, ожидая сна.

Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он видел свет из этого окна, слабо и красно падавший вниз, и слышал женский говор.

— Только еще один раз,3433 говорил один голос — говорила Наташа, — возьми только эти две ноты.

— Да когда же ты спать будешь?3434 ответил другой голос — отвечала Соня.

— Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз... — Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.3435 Один голос был очень хорош.

— Ну, теперь спать и конец.

— Ты спи, а я не могу, — отвечал3436 первый голос Наташа голос Наташи, приблизившейся к окну. Она, видимо, уселась с ногами на окно. Долго после этого оба голоса молчали. Слышны были только ночные звуки.

— Соня! Соня! — Послышался опять голос Наташи. — Ну, как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Спит... — Она долго молчала и потом тихо, тихо начала петь какую то тихую мелодию, но, не допев ее, она остановилась. — Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, — заговорила она почти со слезами досады в голосе. — Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало!

Соня проснулась и неохотно что то ответила.

— Нет, ты посмотри, что за луна. Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь. Так бы вот села на корточки — вот так, подхватила бы себя под коленки — туже — как можно туже — натужиться надо — и полетела бы туда. Наверно полетела.

— Полно, ты упадешь. Послышалась борьба и3437 сер сердитый недовольный голос Сони. — Ведь второй час.

— Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.

Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал ее иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.

— Ах, боже мой! боже мой! Что ж это такое! — вдруг вскрикнула она. — Спать, так спать. — И захлопнула окно.

Первою мыслью князя Андрея на другой день, когда он проснулся в доме Ильи Андреевича, была эта девочка в желтом ситцевом платье, которая хотела, натужившись и подхватив себя под колена, улететь куда то с окна. Ему захотелось в первую минуту остаться обедать у Ростовых, чтобы ближе рассмотреть эту девочку, но, вполне очнувшись от сна, он тотчас же отогнал эту мысль.

«Хорошо бы это было», подумал он, презрительно улыбаясь над своей мыслью, «чтобы я,3438 начал опять все ездить по водить знакомства с благородным который решил сам с собою, что я ни для кого и ни для чего, ни даже для общего и полезного дела, не покину своей одинокой жизни, чтобы я находил удовольствие вести эту глупую деревенскую жизнь и рассматривать девочек в желтом платье».

Простившись только с одним графом и не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.

Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем месяц тому назад, всё было полно, тенисто и густо.

«Дуб теперь должен быть на правой стороне за поворотом», подумал князь Андрей. Целый день был жаркий, была где то гроза, но в роще только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени, правая — мокрая, глянцовитая, блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету, соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.3439 уж никого и ничего не было в лесу, что противустояло весне. На князя Андрея вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг, в одно и то же время, вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка в желтом платье, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, и опять высокое небо — всё это вспомнилось ему. «Да, здесь в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он?» Презрительный, суровый дуб, весь покрытый сочной, темной зеленью, млел, чуть колыхаясь, в лучах вечернего солнца; ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя — ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья,3440 он слышнее и светлее всех говорил о любви, надежде и счастье. так что верить нельзя было, что этот старик произвел их.

«Нет, жизнь не кончена в 31 год», — вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей.3441 И целый рой мечтаний и надежд, давно забытых, вдруг воскрес в его душе. И тут «Я не могу оставаться в деревне.3442 Мало того, что я знаю, что я второй человек в России отпустил своих крестьян, что я обработал проект общего освобождения. Мало того, что я знаю себе цену и люблю себя, надо, чтобы и все знали это: и Pierre, и эта девочка, которая отвернулась и побежала с своими сенными девушками и хотела улететь в небо.3443 И государь, и все Надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы не жили они так, как эта девочка, независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтоб все3444 любили и ценили меня. они жили со мною вместе». Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург,3445 <и поступить на службу> для того, чтобы подать придумал разумные причины этого решенья. Он даже не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, тогда как он столько уже сделал и столько мог сделать. Ему казалось ясно, что все его труды, все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу. Так явно думал и говорил сестре и отцу князь Андрей, но сущность всей его жизни составляли мысли неясные, неопределенные, невыразимые словом даже для самого себя, тайные, как преступление3446 (Князь Андрей сам с собою краснел, как дитя, когда он думал, что кто нибудь узнает эти мысли) эти то неясные мысли, связанные с дубом и с Pierr’ом и с девочкой в желтом платье — составляли сущность всей его жизни> Это были мысли о Пьере, о дубе, о девочке, о славе и добродетели. и связанные с воспоминанием о дубе. Все его практические и умственные работы были только наполнение пустого от жизни времени, а вопрос о дубе и связанные с ним мысли — была жизнь.

«Да, крепился», — улыбаясь думал князь Андрей про дуб, — «долго крепился, не выдержал как пригрело. Пригрело тепло солнца, не выдержал, размяк и послужил, чему смеялся. Да, да», говорил он, улыбаясь и слыша голос какой то женщины, молодой, красивой, энергической. Он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое красивое, сухое и задумчиво-умное лицо.

* № 116 (рук. № 88. Т. II, ч. 3, гл. XIX?).

<Голос Наташи был замечен и в Петербурге. Она пела раз в обществе и баронесса Зальберг пригласила ее к себе, лелеяла и ухаживала за ней. На одном из музыкальных вечеров баронессы Зальберг был и Андрей на другой день после своего разочарования в Сперанском. Наташа пела и пела чрезвычайно хорошо. Князь Андрей стоял в толпе и не видал, кто поет, но, услыхав голос Наташи, он вспомнил что то весеннее, радостное, иное от всего того, что он испытывал в это свое пребывание в Петербурге. Он рассеянно не отвечал на слова хозяйки, подле которой он сидел, и слушал.

— Кто это поет? — спросил он.

— Это моя protégée, большой талант, — и баронесса опять начала говорить.

Князь Андрей встал и подошел к клавикордам. У них стояла, судорожно перебирая рукой в перчатке по крыше крышке клавикорд, та самая девочка в белом платке, которая с грибами бежала ему навстречу в Отрадном. Она была такая же румяная, с теми же блестящими глазами, с тем же выражением полной сосредоточенности в то, чем она была занята, и довольства собою, болезненно-завистливо действовавшего на душу князя Андрея. «Нет ей до меня дела. А я хочу ей быть нужен».

И вся весна прошлого года с своими ощущениями надежд, чего-то лучшего, чем жизнь, мгновенно воскресла в его душе. «А было же это хорошее время!» подумал он. После пения Наташу окружили, и князь Андрей заметил, что как с дворовыми девушками она была самая бойкая и веселая, так здесь она была самая грациозная и милая светская барышня. Вся эта светская ненатуральность была в ней, но даже и эта ненатуральность была в ней мила и естественна.

— Il faut que je vous fasse faire la connaissance de la petite Rostoff, elle est charmante malgré son papa,3447 [Я должна вас познакомить с маленькой Ростовой, она прелестна, невзирая на отца,] — сказала хозяйка князю Андрею.

Но почему то, сам он не знал почему, князь Андрей отклонился от этой чести.>

* № 117 (рук. № 88. T. II, ч. 3, гл. XVIII, XXII).

На другой день утром Пьер, редко бывавший у князя Андрея, приехал к нему.

— Eh bien, on ne vous voit plus, mon cher,3448 [Что то вас не видно, мой милый.] что вы зарылись. Все проекты? — говорил Пьер, как князю Андрею тотчас же почувствовалось, каким то неестественным, притворно небрежным тоном. Князь Андрей сейчас почувствовал, что Пьеру что то нужно от него, что он сбирается сказать что то и не может решиться.

Положение Пьера было бы смешно для князя Андрея, ежели бы оно не было так жалко. Мрачная складка на лбу Пьера не разглаживалась. Он говорил и о Государственном совете, и о последнем бале, и о своих работах, бестолково перескакивая с одного предмета разговора на другой. Князь Андрей сказал Пьеру о своем намерении выйти в отставку и ехать за границу, и это вывело Пьера из его запутанного состояния.

— Да, да, да, — заговорил он, хватая его за руку, — и прекрасно сделаете, вам давно пора. И знаете что? Я думал о вас, вам надо жениться. Непременно жениться.

— Отчего это вдруг? — улыбаясь спросил князь Андрей.

— Надо, надо и надо. Ну, да мы поговорим когда-нибудь. Вы не были еще у Ростовых? Они ждут вас, — сказал вдруг Пьер очевидно то, что намерен был сказать, и покраснел. — Поедем вместе.

Князю Андрею странно показалось это вмешательство и замешательство Пьера, но он не остановился на нем и охотно принял его приглашение ехать вместе к Ростовым, тем более, что этого требовала учтивость.

[Далее со слов: Наташа была в другом, чем вчера — синем платье, в котором она была еще лучше, чем вчера, кончая: Он только воображал ее себе и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XVIII—XIX.]

Он обдумал в первый раз ясно свое положение, свою болезнь, происходящую от раны, и свои семейные отношения. Рана его раскрывалась каждую весну и доктора говорили ему, что он должен был провести лето на водах и зиму в теплом климате для того, чтобы совершенно излечиться.

«Как мог я пренебрегать этим до сих пор, когда мне предстоит еще столько жизни». Другое важное соображение, которое он теперь только сделал, касалось сына. Мальчик уже становился велик. «Как мог я его до сих пор оставлять на руках женщин? Во первых это вредно ему, а во вторых я сам не свободен. Я должен найти ему воспитателя такого, какие бывают в Швейцарии, и поручить его ему. Третье, ежели мысли мои не имели успеха, то вина в том мое малое образование. Мне надо учиться, видеться с учеными за границей. А я так много чувствую в себе молодости. И для всего этого ясно, что я должен выйти в отставку и ехать за границу. А потом... да, жизнь не кончилась, а только начинается, настоящая, сильная жизнь», — говорил он себе, как человек, проснувшийся после долгого сна, и самые разнородные, но простые радости жизни представлялись ему.3449 Перед утром он заснул часа два, но когда проснулся, был свежее, чем когда-нибудь. Утром получил он письмо от княжны Марьи. Она описывала болезненное состояние отца, невольно высказывала недовольство на Bourienne

В это утро к князю Андрею, взволнованный и расстроенный, пришел сотрудник его по составлению свода. Сотрудник этот только что узнал важную и неприятную, оскорбительную новость. Та работа, которая была сделана им и князем Андреем о правах лиц и была передана Сперанскому, не поступила прямо на рассмотрение Государственного совета, как обещал Сперанский, а была передана для исправления Розенкампфу, — тому самому Розенкампфу, над которым в присутствии князя Андрея смеялся Сперанский. Это известие удивило князя Андрея и кольнуло его самолюбие, тем более, что сотрудник, узнав из третьих рук разговор Розенкампфа и Сперанского, передал его Болконскому.

— Ради бога, — сказал Сперанский Розенкампфу, — пересмотрите это и сделайте из этого что нибудь.

— Да это никуда не годится, — отвечал Розенкампф.

— Ну, всё таки кое что тут есть, хотя и бестолково и без знания дела — вы с вашим талантом и знанием умеете воспользоваться даже и этой уродливой работой.

И Розенкампф, взяв всю работу Болконского, перемарал и переделал ее. Это было оскорбительно для князя Андрея.3450 В то время, как они говорили об этом, ему принесли записку от Сперанского, звавшего его нынче обедать en petit comité. «Ну вот верно и он хочет объяснить мне все дело», сказал он себе.

— Впрочем, нынче Михаил Михаилыч звал меня обедать en petit comité,3451 в дружеском кружке — сказал он. — Вероятно, речь зайдет об этом. Я и сам спрошу его и сообщу вам, — сказал он.3452 Магницкий, с которым князь Андрей имел дело по комиссии военного устава, напротив не нравился ему. Он узнавал в нем тот неприятный тип французского esprit [ума], с отсутствием французского добродушия и легкомыслия, которое часто встречалось между русскими, воспитанными зa границей, и которое производило на него всегда неприятное впечатление. Магницкий говорил прекрасно, говорил часто очень умно, помнил страшно много, но на тот тайный вопрос, который мы всегда делаем себе, слушая умные речи: з ачем человек говорит это? в речах Магницкого не было ответа. Он обо всем мог говорить одинаково хорошо и легко. Однажды перед Новым годом Сперанский пригласил князя Андрея обедать en petit comité [в дружеском кружке].

[Далее со слов: В назначенный час обеда Сперанского князь Андрей входил в собственный, небольшой дом Сперанского... кончая: Он уехал от Сперанского, твердо решившись, что это было последний раз. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3 гл. XVIII.]

В этот же вечер князь Андрей поехал к Ростовым. За чайным столом он разговорился с Наташей и Соней и вдруг почувствовал на себе чей то упорный и серьезный взгляд. Он оглянулся. Это был грустный, строгий и вместе сочувственный взгляд графини, которым она соединяла их обоих, как будто она этим взглядом и благословляла их, и боялась обмана с его стороны, и жалела о разлуке с любимой дочерью.

Графиня тотчас же переменила выражение и сказала, что3453 она удивляется, что так давно не видит графа Бе зухого. то ничтожное, но князь Андрей из ее слов понял другое. Он понял, что она напоминала ему, что есть ответственность, которую он берет на себя теперь этим сближением, и с этой мыслью он опять посмотрел на Наташу, как будто спрашивая себя, стоит ли она всей этой ответственности. «Дома», подумал князь Андрей, «дома, я всё это обдумаю». Ночью он опять не спал, и уж думал и спрашивал себя, что ж он будет делать? Он старался забыть, выкинуть из своего воображения воспоминание о лице, о руке, о походке, о звуке голоса, последнем слове Наташи, и без этого воспоминания решить вопрос: «Женится ли он на ней и когда?» Он начал обсуждать невыгоды: «родство, наверное недовольство отца, отступление от памяти жены, ее молодость, Николушка... она — мачеха... мачеха... мачеха. Да, но главное, что же я с собой сделаю,3454 Ему представлялась она уже его женою ежели я не позволю себе любить ее. Не могу, не могу иначе. Я не могу быть без нее. Но я не могу сказать ей, что я люблю ее... Не могу, рано», — говорил он сам себе.

Но страшная мысль в том состоянии возбуждения, в котором он находился, ошибиться, увлечь ее и не сдержать как нибудь хоть и не выговоренного обещания, поступить нечестно — так страшила его, что он решился на четвертый день не видеть ее, и стараться всё обдумать и решить с самим собою.

Однако он не поехал в этот день к Ростовым, но говорить с людьми и слушать толки о их пустых заботах, иметь дело с людьми, которые не знали того, что он знал, было для него невыносимо.

В эту же ночь3455 после того, как князь Андрей был у Ростовых Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами, долго лежала в постели у матери.3456 и расспрашивала у нее, что это значит? То она рассказывала ей, как он хвалил ее, как он спрашивал, где они будут и когда поедут в деревню,3457 Я только не знаю, что он нашел во мне? А вы вот говорили, что я глупая. то она спрашивала, как он ей нравится.

— Но такого со мной никогда не бывало, — говорила она. — Только мне страшно при нем. Ежели мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее? Да? Мама, вы спите?

— Нет, душа моя, мне самой страшно, — отвечала мать. — Иди.

— Всё равно, я не буду спать. Что за глупости, спать.3458 И могли ли мы думать... и она опять начинала то, что говорила уже раз десять, что я его люблю, и что он меня полюбит. Мамаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало. И могли ли мы думать?3459 И надо было ему нарочно теперь в Петербург приехать, и нам тоже приехать. Она говорила всё это, как игрок, который не может придти в себя оттого, что ему дана первая, огромная карта, которую он поставил. Ей

* № 118 (рук. № 88. T. II, ч. 3, гл. XXII).

— Голубушка мамаша, как я вас люблю. Как мне хорошо! — крикнула Наташа, плача слезами счастия и волнения и обнимая мать.

Долго после этого Наташа не видала князя Андрея. Наташа оживлялась только тогда, когда говорили про него и особенно, когда по ночам она говорила об нем с матерью. Всё это время Наташа была тиха, скучна и даже немиловидна. Она ходила по комнатам, праздная и унылая, тщетно ожидая его посещения. В следующее воскресенье после бала они поехали в театр и Наташа, не слушая, не глядя, с потухшим взглядом сидела в ложе.

— Это — князь Болконский, кажется, — сказал подле нее голос матери.

Наташа встрепенулась и увидала его в партере. Вдруг как бы фонарь вставили в нее, она вся насквозь осветилась радостным, счастливым блеском, покраснела и долго, тяжело переводила дыханье. Графиня задумчиво качала головой, глядя на нее.

Князь Андрей при разъезде подошел к ним и сказал несколько слов. Он сказал, что Берг, его товарищ по комитету, звал его к себе в середу вечером и что он надеется видеть их там. И середа вечером сделалась целью жизни для Наташи.

* № 119 (Наборная рукопись. T. II, ч. 3, гл. VIII.)

Пьер чувствовал себя неудовлетворенным своей деятельностью, но не отдавал себе в том отчета до известия, полученного им в конце 1808-го года, о том, что его жена, жившая за границей, намеревалась возвратиться в Петербург. Она сама писала ему, прося забыть прежнее недоразумение, прощала его за всё, что он сделал против нее, и обещалась, ежели он будет вести себя хорошо, опять быть ему верною подругой жизни. В одно и то же время Пьер с других сторон стал получать советы о необходимости сойтись с женою. Пьер, получив эти письма и советы, почувствовал прежнее сознание своего бессилия отказать людям в том, чего хотят от него, и вместе с тем поднялась его прежняя злоба к жене. На него нашла тоска и он, как и после дуэли, на несколько дней заперся в своей комнате и передумал всю свою жизнь.

«Ежели Елена Васильевна придет сюда и меня сведут с нею, я не в силах буду поступить иначе, как или убить ее или опять начать жить с нею. В обоих случаях я сделаю себя еще более несчастным, чем я есть. Масонство, по крайней мере то масонство, которое я знаю здесь, основано на внешности и самообольщении, а между тем ни одно учение не проповедует таких высоких и успокоительных истин и, раз вступив на эту дорогу, я должен пройти ее до конца. Главные цели масонства в четвертом градусе рыцарей Иерусалима скрыты от меня. Я должен пытаться узнать их. Для того чтобы избегнуть возвращения Елены Васильевны и для посвящения себя в тайны высших градусов, я должен уехать отсюда и ехать в Пруссию и Шотландию». Такое решение вынес Пьер из своей трехдневной тоски и вскоре после этого уехал за границу.

* № 120 (рук. № 88. T. II, ч. 3, гл. XXII—XXIII).

Это был князь Андрей, который после проведенного последнего дня у Ростовых чувствовал необходимость высказать кому-нибудь всё, что было у него на душе.

— Душа моя, — сказал князь Андрей, радостно и несмело улыбаясь, — мне тебя нужно, поговорить нужно. Вот что, мой друг, — сказал князь Андрей, — я провел день у Ростовых.

— Ах да, — заговорил Пьер и, как будто желая замять этот разговор: — А у графини раут, я был...

— Да слушай меня, — продолжал князь Андрей, — ты знаешь, я не поверил бы этому месяц тому назад — я влюблен, влюблен, как мальчик, как безумный. И я не знал этого до вчерашнего вечера.

Pierre вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван подле князя Андрея и стал сопеть носом.

— Никогда не поверил бы; и что открыло мне глаза. Мне хочется всё высказать. Ревность, мой друг. Вчера эта m-me Берг стала говорить мне этот вздор и я почувствовал, что я ревную и люблю и что жребий брошен, что я не могу жить без нее, что я должен... Что ж ты думаешь?... Что ты не говоришь?

[Далее со слов: Я? Я? Что я говорил вам... кончая:... он ему высказал всё, что у него было на душе. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXII.]

То наивно, как мальчик, он рассказывал свои планы и мечтанья о том, как устроится его простая, бесхитростная жизнь в Богучарове с женою и сыном, то он удивлялся, как на что-то странное, чуждое, от него независимое, на чувство, которое овладело им.

— Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, — говорил князь Андрей. — Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Я тебе говорю о моих планах, но это всё вздор. Я не могу себе представить, как я буду жить с нею. Это — слишком большое счастье, которого я не могу себе вообразить. Я не для себя — мне всё равно — я для нее люблю ее. Мне сказала эта ее сестра, что она была влюблена в Друбецкого; ты можешь себе представить, что я только больше полюбил ее, что я почувствовал весь ужас того, чтобы она могла принадлежать другому.

Они проговорили до поздней ночи и последние слова Pierr'a были: «Женитесь, женитесь, женитесь».

[Далее со слов: Для женитьбы нужно было согласие отца... кончая: я к вашим услугам, — едва могла проговорить от волнения графиня. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXIII.]

Наташа знала, что будут говорить о ней, знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать. Что то сжимало ей горло и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея. «Сейчас? сию минуту... Нет, это не может быть», думала она.

Он взглянул на нее.

— Весело ли провели это время? — обратился он к ней.

Наташа не отвечала и с упорным, неучтивым любопытством смотрела, ни на секунду не спуская глаз, на лицо князя Андрея.

Графиня беспрестанно вспыхивала, краснея, как девочка, и взглядывала на дочь. Графиня за это время так много передумала и перечувствовала об этом предстоящем объяснении, что она теперь только думала о том, что неужели вот оно пришло уж это страшное мгновение, и что вот он скажет то слово, которое решит судьбу дочери.

— Так вы хотели поговорить со мною с глаза на глаз?

— Ежели графиня Натали позволит мне сказать то, что я имею, при ней...

— Поди, Наташа, я позову тебя, — сказала графиня.

Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на мать и вышла.

Он улыбнулся ей и начал говорить.

— Вы знаете, графиня, зачем я приехал?

— Да... нет... — поторопилась сказать она.

— Я приехал узнать о своей участи, которая зависит от вас и от вашей дочери... — Лицо графини просияло, но она ничего не сказала.

— Я приехал сказать вам, что я люблю вашу дочь и что мое счастье зависит от нее. Захотите ли вы соединить ее судьбу с моею?

— Да... —тихо, тихо сказала графиня.

— Но вы знаете, графиня, я вдовец, у меня сын, у меня отец, который недоволен тем, что я женюсь, и который непременным условием своего согласия положил то, чтобы сватьба была через год.

Графиня подумала.

— Отчего же год? И это не может быть иначе?

— Никому это не может быть так тяжело, как мне.

— Да, я принимаю ваше предложение, я рада. Я не буду скрывать, Наташа любит вас.

[Далее со слов: Графиня прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой... кончая:... как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXIII.]

— Да, да, я люблю, люблю вас...

Князь Андрей держал ее руку и смотрел ей в глаза. Они долго сидели молча и не чувствовали надобности ни говорить, ни изменять, ни прибавлять чего-нибудь к настоящему.

Наташа была счастлива, как только могла быть, и большую часть времени ни о чем не думала, но вдруг ей то приходила мысль, что вот она, девочка Наташа, ребенок, недавно обиженный гувернанткой Марьей Эмильевной, девочка, над которой Nicolas смеялся, когда она рассуждала, теперь невеста и чья же? Князя Андрея, такого умного, такого рыцаря, такого большого, такого милого человека, который не только, как с равной, но как с высшей обращается с ней. То ей приходила мысль, что теперь уж нельзя шутить с жизнью, надо перемениться, что она большая и что на ней тоже лежит ответственность за каждое слово, которое она скажет теперь.

В соседней комнате зашевелилось платье графини. Надо было прервать это счастливое молчание — так ничтожны были слова в сравнении с этим молчанием, но надо было это сделать. Князь Андрей вздохнул и сказал:

— От ваших родителей будет зависеть решение в том, объявить ли всё теперь всем или оставить тайной до срока.

— Как хотите, — сказала Наташа.

Князь Андрей желал именно для своего отца оставить дело втайне. Но он сказал, что предоставляет решить это графу и графине.

— Це-лый год! — вдруг сказала Наташа, тотчас только поняв то, что сватьба отсрочивается на год. — Да отчего ж год? Отчего ж он не хочет?

— Ежели бы вы знали...

— И нельзя иначе? — спросила Наташа.

Князь Андрей ничего не ответил, но в лице выразил невозможность изменить это решенье.

— Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! — вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. — Я умру, дожидаясь года, это нельзя, это ужасно.

Графиня вошла в комнату и подошла к Наташе.

— Нет, нет, я всё сделаю, — заговорила Наташа. — Я больна нынче, я так счастлива. — Она подошла к нему. — Я уж ждала, — сказала она ему, улыбаясь.

С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым, и он был счастлив, хотя и менее того, как он ожидал, прежде чем сделал предложение.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
№ 121 (Рук. № 89. T. II, 4, гл. I).

<Nicolas Ростов сидел в полку эскадронным командиром.3460 Анатоль Курагин приехал в Москву в отпуск. Он остановился у сестры Безуховой в доме. Княжны жили в нем. Он испытывал то перемещение интересов и ту военную поэтическую праздность, которую нельзя описать, ежели не испытал ее. Он сидел на завалинке и думал. «Владимир с бантом. Обидели — черт их дери, в деревню, жениться <на княжне Марье, стаю завесть. Соня вот пристала.> Ну, да что я за дон Жуан и за то спасибо, что любит». Зашел товарищ, поедем в город. Песенники отличные. Скука поэтическая. Мечты, перебор домашних дел. Решимость Сони. Брак на княжне Марье, богатство. Награды, досада. Охота, собака. Письмо от матери. Поедем, там письмо. Мать пишет: «я признаюсь, отец медлит, дом не продан, приезжай, помоги нам». Вдруг весь взгляд на вещи изменился: награда, эскадрон, песенники далеко, впереди только дом, Наташа, Соня. «Пристали, я не дон Жуан. А пора бы Наташе мужа Андрея. Тогда мне нельзя».

Подъезжает к дому. Говорит с знакомыми извощиками, радость.

Наташа одна тоскует, скверное общество, дайте мужа.

В тот же вечер Nicolas пошел к Митиньке, разгорячился и избил его. Соня умоляет не горячиться. Учет. Папа, продадим дом. Старый граф сам едет и берет Наташу с собой. Nicolas дома охотится, волк брызги большой стаи (Киреевской). Приезжает Анатоль.

В Москве весною первая встреча у Жюли с Анатолем. Наташа кокетничает. Старик зовет к себе. Анатоль. Она пишет письмо Андрею, что она погибла.

Общий ход дел — народная война.

Старик Болконский умирает и княжна Марья, Bourienne.>

№ 122 (рук. № 89. T. II, ч. 4. гл. I).

После Фридландского сражения, Денисовского гошпиталя и Тильзитского свидания Nicolas вступил в тот неизбежный для каждого молодого человека период развития, в котором, разочаровавшись в каком-нибудь одном своем мечтании, молодой человек прикладывает этот процесс разочарования ко всем, еще и неиспытанным сторонам жизни, и делается разочарованным, blasé3462 [пресыщенным] , в отношении всего на свете и устремляет свое внимание только на ближайшие и простейшие радости жизни. После Байрона положение разочарования, выраженное как назначение человека, сделалось модой, но всегда оно было и будет естественной ступенью в жизни человека. Разочаровавшись в возможности геройства в войне, в возможности воевать, не страдая и не унижаясь, разочаровавшись даже в разумности причин войны, Nicolas разочаровался заодно и в дружбе, и в любви, и во всем, чего еще не успел испытать он. Он жил в полку, наслаждаясь обязательной военной праздностью и забавляясь простейшими радостями жизни, веселыми попойками с товарищами, которые любили и даже начинали уважать его, хорошими песенниками, лихими тройками, блестящими парадерами и веселыми, приятными женщинами, от которых он ничего не ожидал и не желал, кроме удовольствия. Он жил в своем полку и эскадроне, которым он уже командовал, испытывая то же наслаждение ясности и ограниченности интересов, которые испытывает монах, удалившись от всей сложности и запутанности мирских отношений в свою келью и монастырь с его несложными интересами. Как черепаха, запрятавшаяся в свою скорлупу, сидит и монах в своем монастыре, и офицер в своем эскадроне, предоставляя свету итти помимо его, волноваться, искать, враждовать и распутываться, как он сам знает. Утро — к заутрене или на ученье, отец Никандр пожалован в мантию, Соколов получил Анну, вечером — всенощная, на послушанье, к адъютанту на жженку, а как там Сперанский и дела с Австрией, — им дела нет. Они оба знают, что, исполняя эти свои несложные дела в своем мире, они делают дела. Точно так же для тех и для других времени, как будто, не существует, потому что оно ничем не занято, и точно так же в обоих сословиях долго не стареются.

Самый дальний горизонт жизни для Ростова составляла бригада, товарищи, уланы и панна Пшиздецка, у которой бывали гусары и предпочитались уланам

№ 123 (рук. № 89. T. II, ч. 4, гл. I—III).

Библейское3463 откровение предание говорит, что отсутствие труда — праздность было условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие все тяготеет над человеком и не только потому, что мы должны снискивать хлеб свой, мы не можем быть праздны и спокойны. Какой-то червячок сосет нас и говорит, что мы не должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором бы он, бывши праздным, чувствовал себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности в каждом благоустроенном государстве пользуется постоянно одно большое сословие — сословие военное. И в этой-то обязательной и безупречной праздности состоит блаженство и привлекательность военной службы.

Nicolas Ростов после 7-го года продолжая служить в гусарском полку на мирном положении, испытывал вполне это блаженство. 5-ая часть. Р Pierre и княжна Марья. Письма от Андрея, и странницы Признание брату. N Nicolas хвалит А Андрея , но он ему не симпатичен.

Денисова уже не было в полку — он перешел. С утра вставал Ростов поздно — некуда было торопиться, выпивал чай, выкуривал трубки, беседовал с вахмистром, потом приходили офицеры, рассказывали о важной штуке, произведенной N. N., о том, как надо осадить этого нового молодчика, о вороном жеребце, проданном за бесценок, и о том, куда ехать вечером. В карты Ростов не играл, по службе был исправен, дрался раз на дуэле, деньги у него всегда были, пил много, не делаясь пьяным, и был щедр на угощенье. Он сделался загрубелым добрым малым, которого московские знакомые нашли бы mauvais genre,3465 дурного тона но который уважался товарищами и имел репутацию молодца и славного человека даже по дивизии.

Он был лихой ездок и постоянно менял, продавал, покупал лошадей и сам выезжал их, ездил верхом, гонял на корде, обедал дома, и у кого не было обеда, все знали, что у Ростова найдут готовый прибор и радушный прием. После обеда он спал, потом призывал песенников, сам учил их. Езжал и к полякам и волочился за паннами, но аффектировал грубого гусара, не дамского кавалера. Когда он оставался один, он редко брал книгу и, когда брал ее, читал забывая то, что он прочел.

[Далее со слов: В последнее время, т. е. в 1809 году... кончая:... где все было вздор и путаница. — близко к печатному тексту» T. II, ч. 4, гл. I.]

Через неделю вышел отпуск, гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде дали обед Ростову, стоивший пятнадцать рублей подписки — играли две музыки, два хора песенников, Ростов плясал трепака с майором Басовым. Молодежь вся повалилась к восьми часам. Все были пьяны, качали, обнимали Ростова. Он целовался с своими гусарами солдатами. Солдаты еще раз качали его и после этого он уже ничего не помнил, как только то, что он на другое утро с головной болью и сердитый проснулся на третьей станции и крепко избил за что-то жида содержателя станции.

До половины дороги, как это всегда бывает, до Кременчуга, до Киева, все мысли Ростова были еще назади, в эскадроне, но перевалившись за половину, уж он начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра и панну Бзжозовску и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее, как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону ускорения падения тел обратно квадратам расстояния, он думал о своем доме. И на предпоследней станции избил ямщика, у которого были плохие лошади, и на последней перед Отрадным дал три рубля на водку и, как мальчик, задыхаясь, вбежал на крыльцо дома.

[Далее со слов: После восторгов встречи... кончая:... любовь этой девушки радостно действовала на него. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. I.]

На Наташу Nicolas долго удивлялся, ужасался и смеялся.

— Совсем не та, — говорил он.

— Что ж подурнела?

— Напротив. Но важность какая-то. — Наташа в первый же день приезда Nicolas под секретом рассказала ему свой роман с князем Андреем и показала его последнее письмо. Nicolas был очень удивлен и мало обрадован. Князь Андрей был чуждый для него человек из другого, высшего мира.

— Что же ты рад? — спрашивала Наташа.

— Очень рад, — отвечал Nicolas. — Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?

— Как тебе сказать, — отвечала Наташа. — Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде...

Петя поразил всего больше. Это был совсем большой малый. <Наташа в этот год была так весела, спокойна и — главное — свободна, как никогда в жизни. В ней не было того, присущего девицам, беспокойства относительно будущей судьбы и не было на глазах ее того мущины, с которым была связана ее судьба и о котором она боялась <часто> думать, чтобы не быть несчастной от ожидания. Поэтому она была особенно спокойна и свободна. Она, как никогда прежде, в этот <приезд сблизилась и сошлась с братом>. Nicolas часто удивлялся, глядя на нее.

[Далее со слов: Первое время этого своего приезда Nicolas был серьезен и даже сердит, кончая:... но не знал, как поправить это. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. II.]

— Нет, знаешь, он преданный человек. Я прошу тебя заняться делами, я стар, я...3467 но его оставь

Nicolas забыл о Митиньке и обо всем, увидав смущенное лицо отца, он не знал, что говорить, и чуть не заплакал. Так ужасно было думать, что отец его, старый, добрый, милый, мог считать себя виноватым.

— Нет, папинька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное, я меньше вашего умею,3468 вы оставьте меня. И под предлогом, что Митинька остается, Nicolas был рад отказаться заниматься делами. простите меня, я ни за что не вступлюсь больше.

«Чорт с ним, с этим транспортом, и мужиками, и деньгами, и со всем этим вздором», подумал он. И с тех пор более не вступался в дела и имел сношения с Митинькой, который особенно был приятен и услужлив в отношении молодого графа, только по распоряжениям о псовой охоте, которая была огромная и запущенная у старого графа.

Единственное хозяйственное распоряжение Nicolas за это время состояло в том, что однажды графиня сообщила Nicolas свою тайну

о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на двенадцать тысяч, и спрашивала у Nicolas, как он думает поступить с ним.

— А вот как, — отвечал Nicolas, вспомнив бедность Анны Михайловны, свою прежнюю дружбу к Борису и теперешнюю нелюбовь. (Это последнее обстоятельство более всего заставило его поступить так, как он поступил.) — Вот как! — сказал он. — Вы мне сказали, что это от меня зависит, так вот как! — и он разорвал вексель и слезами радости заставил этим поступком рыдать старую графиню. Графиня отозвала N Nicolas и заговорила про Н Наташу и А Андрея . «Он слаб здоровьем. Вот письмо». Графиня боится, не доверяет. N Nicolas по гусарски видит сущность .

Nicolas серьезно занялся делом охоты, так как была осень и самое лучшее охотничье время. Наташа смело ездила верхом, по своей охотничьей породе, как мущина, любила и понимала охоту, и, благодаря охоте, эти два осенние месяца, которые провели Наташа и Nicolas в 1810 году в Отрадном, были счастливейшим в своем роде временем в их жизни, о котором они более всего любили вспоминать впоследствии.3470 Наташа, благодаря своему обещанию князю Андрею, успокоенная насчет мущин Соня не умела ездить верхом и оставалась дома и вследствие этого Nicolas меньше виделся с ней. Он был с ней в простых дружеских отношениях, любя ее, но считая себя совершенно свободным. Наташа, переставшая учиться, не имея никого, с кем бы она кокетничала, не тяготясь своим одиночеством, потому что она была уверена в будущем браке с князем Андреем и, не слишком нетерпеливо ожидая этого времени, тоже чувствовала себя вполне, как никогда, свободной, и с страстью, с которой она всё делала, отдалась охоте и дружбе с братом. Благодаря ей, Nicolas повеселел и нашел и здесь, в этом прежде страшном своей путаницей мире, свой замкнутый мирок существенных интересов дружбы с Наташей и охоты. Соня кошечка рада и всегда одна веселится и играет одна любовь. Ее характеристика.

Это было 12 сентября. Уже были зазимки — утренние морозцы, заковывавшие смоченную осенними мгами землю, уже зеленя уклочились и здоровыми, зелеными, огромными полосами отделялись от полос светложелтого озимого жнивья и буреющего, выбитого скотом, ярового жнивья с изрезывавшими его красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зеленые острова между черными полями озимей и жнивами, на которых еще были копны, теперь были темнобурыми с золотистыми и яркокрасными отблесками и с устланным падшим мокнущим листом островами посреди яркозеленых озимей. Русак уже до половины затер портки и седел в спинке, лиса повыцвела и выводки нынешнего года начинали разбредаться. Молодые волки уже были больше гончей собаки, и собаки горячего молодого охотника Ростова уже порядочно подбились, вошли в охотничье тело, и в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам, а 14 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где были волки.

* № 124 (рук. № 89. Т. II, ч. 4, гл. III).

Третьего дня было счастливое поле, в котором Nicolas в Соповом и Кипарисной вершине затравил трех лисиц на одной перемычке, в полях затравил семнадцать русаков и в лоск, как говорили охотники, уложил лошадей, собак, борзых и гончих, которые лихо вывели в поле матерую лисицу и, обведя два круга верст в двадцать, в бурьянах под мельницей словили ее. Наташа участвовала в этой охоте, одна из первых на своей пристяжной Белогубке подскакала к словленной гончими лисице и возвращалась не только счастливая и усталая, но довольная собою и ничего в мире не желающая, как может быть доволен человек, совершивший величайший подвиг мира, долженствующий предать его имя бессмертию.

Nicolas, притворяясь совершенно равнодушным к радостям нынешнего дня (Nico1аs, как и все охотники, считал великой заслугой и необходимым притворяться, что какое бы великое счастье он ни испытывал на охоте, что всё это ему очень обыкновенно, и что радоваться над тем, что случилось, не следует, а нужно думать только о том, как бы еще большие подвиги совершить в будущем), Nicolas объявил, что теперь он три дня даст отдыхать собакам и, хоть бы в сад к нему перевела она (т. е. волчица) выводок, он не поедет до 14-го. «А то собьешь собак и не с чем выехать будет». Он с снисходительным презрением слушал Наташу, которая, не понимая еще правила притворяться равнодушной, с разгоревшимися глазами и махая руками и стараясь, но перевирая охотничьи выражения, рассказывала Nicolas, как она подскакала, и собаки за хвост (— трубу, — поправил строго Nicolas) — за трубу хотели поймать, и Трунило первая поймала ее. Я чувствую, что это лучшее время.

— Отчего же поймала? поймал, — опять заметил Nicolas.

— Нет, вот что, теперь дадим вздохнуть три дня, а потом слушай, — говорил Nicolas. — Я тебя отпрошу у папеньки, и маленькой отъезд сделаем. Начнем с Дубровы, тут выводок, потом проравняемся... И Nicolas, сияя ожиданиями будущих радостей, изложил Наташе и подъехавшему ловчему план следующего маршрута с 14 сентября.

№ 125 (рук. № 89. T. II, ч. 4, гл. III—VII).

Nicolas велел седлать. Ругает И[лью] А[ндреича.] Вдруг приятная добрая улыбка у Данилы.
Но только что Данила хотел выйти, как в комнату3474 вбежала вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и вся окутанная в большой нянин платок с черным полем, на котором были изображены птицы.

Наташа была взволнована так, что она насилу удерживалась не раскрыть платка и не замахать при охотниках голыми3475 худыми руками. Она отчасти это и сделала.

— Нет, это гадость, это подлость, — кричала она. — Сам едет, велел седлать, а мне ничего не сказал...

— Да ведь тебе нельзя. Маменька сказала, что тебе нельзя.

— А ты и выбрал время ехать. Очень хорошо. — Она едва удержалась, чтоб не заплакать. — Только я поеду, непременно поеду. Что хочет мама, а я поеду. Данила, вели мне седлать, и Саша чтоб выезжал с моей сворой, — обратилась она к ловчему.

И так то быть в комнате Даниле казалось неприятно и тяжело, но иметь какое-нибудь дело с барышней, — в этом уж он ничего не понимал. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь только как-нибудь нечаянно не повредить барышню.

Хотя и говорили, что Наташе нельзя было ехать, что она простудится, но еще меньше можно было помешать ей сделать то, что она хотела, и Наташа собралась и поехала. чужая охота. Скучно едут, Батюшка, Ругаюшка. Лопотание над затравл затравленным

Старый граф, всегда державший огромную охоту и изредка сам выезжавший в поле, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день 12 сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать и послал жену, Соню, гувернантку, Петю ехать в линейке. Через час вся охота была у крыльца. Nicolas, не дожидаясь никого, с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи, с помощью своего стремянного Саши садившейся на лошадь, осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к Отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел его, старого графа, стремянный, сам же он должен был прямо, на оставленный ему лучший лаз, выехать в дрожечках. Всех гончих собак в охоте Ростовых было восемьдесят. Все одной старинной ростовской породы, костромки, низкие на ногах, сухие, паратые и голосистые, черные с подпалинами. Но много уже было подбившихся собак, так что вывели в стаю всего пятьдесят четыре собаки. Данила с Карпом Туркой ехали передом. Сзади ехало три выжлятника. Борзятников было четыре господских своры: графские (старого графа) в одиннадцать собак и два стремянных, графченкова (Nicolas) в шесть собак, Наташина в четыре плохеньких собачки (на нее не надеясь, ей дали что было похуже) и Митинька с своей сворой; кроме того, было семь свор борзятников. Так что вышло в поле около ста пятидесяти собак и двадцать пять конных охотников. Каждая собака знала хозяина, кличку, каждый охотник знал дело, знал свое место и назначение. Весь этот хаос визжавших собак, окрикивающих охотников, собравшийся на дворе дома, без шума и разговоров равномерно и спокойно расплылся по полю, как только вышли за ограду. Только слышно было изредка подсвистыванье, храп лошади или взвизг собаки и, как по пушному ковру, шаги лошадей и побрякиванье железки ошейника. Едва выехали за Чепыж, как по полю показались еще пять охотников с борзыми и два с гончими, шедшие навстречу Ростовским.

— А. дядюшка, — сказал Nicolas подъехавшему к нему красивому старику с большими седыми усами.

— Так и знал, — заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед, исключительно посвятивший свою жизнь охоте), — нельзя вытерпеть и хорошо, что идешь, такая погода — чистое дело марш (это была поговорка дядюшки). Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик мне донес, что Илагины с охотой в Карниках стоят, они у тебя, чистое дело марш, под носом выводок возьмут.

— Туда и иду. Что же свалить стаи? — спросил Nicolas. Гончих соединили в особенности потому, что дядюшка утверждал, что без его Волтора, чистое дело марш, на волков хоть не ходи, и господа поехали рядом. К ним галопом подскакала и Наташа, неловко и уродливо закутанная и увязанная и перевязанная платками, которые все-таки не могли скрыть ее ловкой, уверенной посадки на лошади и ее оживленного, счастливого, с блестящими глазами, лица, высовывавшегося из-под платков и мужской шапки. На ней сверх всего был однако рог, кинжал и сворка.

— Nicolas, какая прелесть Трунила, он узнал меня, — заговорила она. — Здравствуйте, дядюшка.

Nicolas не отвечал, озабоченный соображениями и планами, чувствуя на себе всю ответственность предприятия и оглядывая свою армию. Дядюшка поклонился, но ничего не сказал и поморщился при виде юбки. Он не любил, чтоб соединяли баловство с серьезным делом, как охота. Nicolas был того же мнения и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое их должно было разделять в эту минуту, как Генрих IV давал чувствовать Фальстафу, что, какая бы ни была между ними дружба прежде, теперь между королем и Фальстафом была пучина. Но Наташа была слишком весела, чтобы заметить это.

— Nicolas, посмотри, какая Завидка моя стала худая — ее верно плохо кормят, — она подкликнула Завидку, старую, старую облезлую суку с шишками на кострецах. — Посмотри.

Nicolas дал эту суку Наташе потому, что некуда было девать ее, и теперь перед дядюшкой ему совестно было, что у него в охоте была такая собака.

— Ее повесить надо, — сказал он коротко и сделал распоряжение, которое передавать поскакал стремянной на рыжей лошади, брызгая грязью в Nicolas, Наташу и дядюшку. Но плохое положение Завидки не смутило Наташу. Она обратилась к дядюшке, показывая ему свою другую собаку и хвастаясь ею, хотя и эта другая была очень плохая собака. Но уже остров Отрадненского заказа виднелся саженях в ста, и доезжачие подходили к нему. Nicolas, решив окончательно с дядюшкой откуда бросать, указал Наташе место, подтвердив, где стоять ее стремянному, и сам поехал в заезд над оврагом, считавшимся вторым по достоинству лазом на матерого волка. Лучший лаз в узкой перемычке к большому лесу предоставлен был старому графу.

— Nicolas! — прокричала Наташа, — я сама заколю...

Nicolas не отвечал и только пожал плечами на бестактность сестры.

— На матерого становишься, прогладишь, — сказал дядюшка.

— Как придется, — отвечал Nicolas. — Карай, фють, на, — крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был огромный бурдастый кобель, не похожий на собаку, серьезный и уродливый, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка.

Все разъехались.

Старый граф, зная охотничью горячку сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, позавтракав, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к лазу и, расправив шубку и надев охотничие снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую, как и он сам, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хоть и не охотник в душе, но знавший твердо охотничьи законы, забрался в опушку леса, от которого он стоял, разобрал поводья, выправил шубку и оглянулся улыбаясь. Подле него стоял его камердинер и старинный ездок, но отяжелевший Семен Чекмарь, державший на своре трех лихих тоже зажиревших, как хозяин и лошадь, волкодавов. Две собаки умные, старые улеглись без свор. Подальше в опушке стоял другой стремянной, маленькой краснорожий, всегда пьяный форейтор Митька Копыл, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф, по своей старинной привычке, перед охотой выпил охотничей запеканочки серебряной кубочек, закусил и запил полубутылкой своего любимого Бордо. Илья Андреич был немножко красен от вина и езды, глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, прямо, укутанный в шубку, сидя на седле, оглядывался, улыбаясь, кругом и имел вид ребенка, которого собрали гулять.

Семен Чекмарь, пивший запоем, худой, с втянутыми щеками, имел грозный вид, но не спускал глаз с своего барина, с которым они жили тридцать лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уж оно было учено) из-за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде и в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Иваныч.

— Ну, смотри Настасья Иваныч, — сказал ему, подмигивая, граф, — ты только оттопай зверя, тебе Данила задаст.

— Я сам... с усам.

— Шшш, — зашипел граф и обратился к Семену.

— Наталью Ильиничну видел? — спросил он у Семена. — Где она?

— Они от Жаровых кустов стали, — отвечал Семен улыбаясь, — так и норовят волка затравить...

— А ты удивляешься, Семен, как она ездит... а? — сказал граф.

— Хоть бы мущине впору...

— Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? — спросил граф, всё говоря шопотом.

— Так точно-c. Уж они знают. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз с диву даемся, — говорил Семен, зная чем угодить барину.

3477 Ловок Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?

— Картину писать. Как намеднись они из Заварзинских бурьянов лисицу перескакивали, — страсть: лошадь тысяча, а седоку цены нет. Ну, уж такого молодца поискать.

— Поискать... — повторил граф, видимо сожалея, что кончился так скоро разговор Семена. — Поискать? — сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку. Семен слез и, выпростав табакерку, подал.

— Намедни, как от обедни во всией регалии вышли, так Михаил то Сидорыч... — Семен не договорил, услыхав ясно раздавшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он поспешно ухватился за стремя и стал садиться, крехтя и бормоча что-то.

— На выводок натекли... — заговорил он, — вон она, во подвывает, вишь подваивает. Но... прямо на Лядовской повели.

Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдоль по перемычке и, не нюхая, в руке держал табакерку. Семен говорил правду. Послышался голос по волку в басистый рог Данилы. Стая напала на выводок, слышно было, как заревели с заливом голоса гончих с тем особенным подвыванием, которое служит признаком гону по волку, слышно было, как уж не порскали, а улюлюкали доезжачие, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно стальной, тонкий, которому мало было этих двухсот десятин леса, так и выскакивал наружу и звучал везде в поле. Прислушавшись несколько секунд, граф заметил, что гончие разбились на две стаи: одна, большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, (это были прибылые) другая часть стаи понеслась вдоль по лесу, мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтобы оправить сворку, в которой запутался молодой кобель. Граф тоже вздохнул и машинально, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть.

— Назад, — крикнул шопотом в это время Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку.

Семен хотел слезть поднять ее, но, раздумав, мигнул шуту. Настасья Иваныч слез и, подходя к табакерке, зацепился за сук и упал.

— Али перевесила? — Семен и граф засмеялись.

— Кабы на Николашу вылез, — сказал граф, продолжая прерванный разговор. —То то бы потешился, Карай возьмет...

— Ох, мертвый кобель... Ну, давай сюда, — говорил Семен, протягивая руку к табакерке графа и смеясь тому, что Настасья Иваныч одной рукой подавал табакерку, а другой подбирал табак с сухих листьев. Не хочется смеяться И граф и Семен смотрели на Настасью Иваныча. Гончие всё гоняли, казалось, всё так же далеко. Вдруг, как это часто бывает, звук мгновенно приблизился, они услыхали гон, как будто вот — вот перед самыми ими были лаящие рты собак, и услыхали улюлюкание Данилы, который, казалось, вот — вот задавит, скача на своем буром мерине. Оба испуганно и беспокойно оглянулись, но впереди ничего не было. Граф оглянулся направо [на] Митьку и ужаснулся. Митька с выкатывавшимися глазами, бледный, плачущий, смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ею вперед на другую сторону графа.

— Береги! — закричал он таким голосом, что видно было, это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. Митька поскакал, выпустив собак, к графу. Граф и Семен, сами не зная зачем, выскакали из опушки и налево от себя, шагах в тридцати, увидали седого, лобастого волка, с наеденным брюхом, который неуклюжо, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули, ахнули и, срываясь с свор, как стрелы, отбивая скачки по упругому, мягкому жнивью, понеслись к волку, мимо ног лошадей. Почувствовал, что нельзя Волк уже был у опушки; он приостановил бег, неловко повернул свою седую голову к собакам, как больной жабой поворачивает голову, и так же мягко переваливаясь, прыгнул раз, другой, мелькнуло полено, и скрылся в опушку. В ту же минуту, как граф, чувствуя свою ошибку, плачущим голосом заулюлюкал вслед волку, в ту же минуту из противуположной опушки с ревом и гоном, похожим на плач, растерянно вынеслась одна, другая, третья гончая и вся стая взрячь понеслась по полю, по тому месту, где бежал волк. Но это бы было еще ничего: вслед за гончими расступились кусты орешника, и вылетела бурая, казавшаяся вороной от поту, лошадь Данилы. На длинной спине комочком, валясь вперед, сидел Данила, без шапки, с седыми встрепанными волосами над красным потным лицом (одни усы насмешливо торчали кверху).

— Улюлюлю, — крикнул еще раз в поле Данила. — Береги распро...... — крикнул.

— Ж.. а, — крикнул он, со всего размаха налетая с поднятым арапником на графа. Но, и узнав графа, он не переменил тон.

— Проб... ли волка-то. Охотники. — И как бы не удостоивая графа дальнейшим разговором, он со всей злобой на графа ударил по быстро ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и, улюлюкая так, что ушам больно было, понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял, оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать хоть в Семене сожаление к своему положению. Но Семен, увидавший наеденное брюхо волка, понял, что была надежда перескакать его, и несся по кустам, заскакивая волка от Засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами, и ни один охотник не перехватил его.3480 На полах: Nicolas травит и вот оно счастье. Не слезают. Данила. П. В зеленях драка за лисицу.

Через полчаса Данила с гончими с другой стороны вернулся в первый остров, подваливая их к отбившейся части стаи, всё еще гонявшей по прибылым.3481 Один переярок вылез на Nicolas. Он перескакал и затравил его. Два прибылых было взято живыми, и один, третий прибылой, был затравлен в глазах Николая. Тот же Данила первый вынесся за гончими и, не допустив борзых, со всего размаху лошадиного скока свалился на спину волка и, едва выпроставшись из-под собак и волка, сел на него верхом и, взяв за уши, стал струнить.

В острову оставались еще два переярка и четыре прибылых. Одного прибылого затравил дядюшка, другого словили гончие и откололи выжлятники, третьего затравили борзятники на опушке, по четвертому еще гоняли. Один из переярков слез лощиной к деревне и ушел нетравленным, другой переярок полез по Лядовскому оврагу, тому самому, над которым стоял Nicolas.

Nicolas чувствовал охотничьим чувством (определить и сознать которое невозможно) по приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, что совершалось в острове, что были прибылые и матерые, что гончие разбились, что где-нибудь травили и что что-нибудь случилось неблагополучное. Сначала он наслаждался звуками варом варившей стаи, два раза проведшей мимо его по опушке, сначала он замирал, напрягая зрение и, подбираясь на седле, с готовым криком отчаянного улюлюкания, стоявшим уже в верху его горла. Он держал во рту этот крик, как держат воду во рту, готовясь всякую секунду его выпустить. Потом он отчаявался, сердился, надеялся, несколько раз в душе молился богу о том, что чтобы волк вышел на него, — молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что тебе стоит», говорил он богу,3482 с болезненной улыбкой «сделай это для меня. Знаю, что ты велик, и что грех тебя просить об этом, но, ради бога, сделай, чтобы на меня вылетел матерый и чтобы Карай на глазах дядюшки, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло».

Но волк всё не выбегал. Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Nicolas и опушку леса с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из-за куста направо, и Наташу с Сашей, которые стояли налево. «Нет, не будет этого счастия!» думал Nicolas, «и что бы стоило. Не будет, мне всегда во всем несчастье, и смотреть нечего».

Он думал это и в это самое время, напрягая усталое зрение, весь зрение и слух, оглядывался налево и опять направо..........

Направо, лощиной по Лядовскому верху, уж шагах в тридцати от опушки, в то время, как Nicolas опять глянул направо, катил матерый, как ему показалось, волк, своей белой сериной отличаясь от серой зелени травы по скату оврага. «Нет, это не может быть!» подумал Nicolas, тяжело вздыхая, как облегченно вздыхает человек при совершении того, что долго ожидаемо. Совершилось величайшее счастье и так просто, без шума, без блеска, бежит серый зверь, как будто по своему делу, бежит вскачь, не шибко, не тихо, оглядываясь по сторонам. Nicolas не верил себе; он оглянулся на стремянного. Прокошка, пригнувшись к седлу, не дышал, устремляясь не только выкаченными глазами, но и всем наклоненным туловищем к направлению волка, как кошка, встречающая беззаботно бегущую к ней мышь. Собаки лежали, стояли, не видя волка, ничего не понимая. Сам старый Карай, завернув голову и оскалив желтый, старый клык, щелкал зубами, сердито отыскивая блоху в своем лесе комками висевшей на задних ляжках шерсти.

Бледный Nicolas строго и значительно оглянул их, но они не поняли взгляда. — Улюлюлю! — шопотом, оттопыривая губы, проговорил он им. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай дочесал однако свою ляжку и только потом встал, насторожив уши и слегка мотнув хвостом, на котором висели войлоки. «Что ж, я готов, в чем дело?» как будто сказал он.

«Пускать, не пускать,» всё спрашивал себя Nicolas в то время, как волк подвигался к нему, отдаляясь от леса. Но вдруг вся физиономия волка изменилась: он вздрогнул, увидав человеческие глаза, устремленные на него, присел, задумался — «назад или вперед» — и пустился вперед, уж не оглядываясь, своим мягким, редким, вольным скоком, как будто он сказал себе: «Э, всё равно! посмотрим еще, как то они меня поймают».

«А! ты так! ну, держись». И Nicolas, заулюлюкав, выпустил во весь мах свою добрую лошадь под гору Лядовского верха, впоперечь волку. Nicolas смотрел только на собак и на волка, но он видел и то, что напротив его в развевающейся амазонке неслась с пронзительным визгом Наташа, обгоняя Сашку, сзади спешил дядюшка с своими двумя сворами.

Волк летел, не переменяя направления, по лощине. Первая приспела чернопегая Милка. Но, о ужас, вместо того, чтобы наддать, приближаясь к нему, она стала останавливаться и, подняв хвост, уперлась на передние ноги. Второй был Любим. Этот с разлета схватил волка за гачи, но волк приостановился и, оглянувшись, оскалился. Любим спустил. «Нет, это невозможно. Уйдет», подумал Nicolas. — Карай! — Но Карай медленно, тяжело скакал наравне с его лошадью. Одна, другая собака подоспели к волку. Собаки Наташиной своры были тут же, но ни одна не брала.

Nicolas был уже шагах в двадцати от волка. Волк раза три останавливался, садился на зад, огрызался, встряхивался от хватавших его больше за задние ноги собак и с поджатым хвостом опять пускался вперед. Всё это происходило на середине3483 Лядовского верха, соединяющего Отрадненский заказ с казенным огромным лесом Засекой. Перейди он в Засеку, волк ушел. — Караюшка, отец, — кричал Nicolas. Древний урод, калеченный Карай был немного впереди лошади и ровным скоком, сдерживая дыханье и не спуская3484 налитых кровью, больших, черных глаз, спел к опять на мгновение присевшему в это время волку. Муругой молодой, худой, длинный кобель своры Наташи с неопытностью молодости подлетел спереди к волку и хотел схватить его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, бросился к неопытному кобелю, ляскнул зубами, и окрававленный, с распоротым боком кобель, поджав хвост, бросился в сторону, отчаянно и неприятно визжа. Волк поднялся и опять двинулся вперед, между ног пряча полено. Но пока происходило это столкновение, Карай с своими мотавшимися на ляжках войлоками и нахмуренными бровями, был уже в пяти шагах от волка, всё не изменяя свой ровный скок. Но тут, как будто какая-то молния прошла сквозь него, Nicolas видел только, что что-то сделалось с Караем: он двумя отчаянными прыжками очутился на волке3485 с вдавленными волку в шиворот зубами, поднявшейся шерстью и с волком вместе повалился кубарем. Та минута, когда Nicolas увидал голову3486 ноги волка поднятыми волка, с разинутой, ляскающей и никого не достающей пастью, поднятой кверху, и в первый раз всю фигуру волка на боку, с усилием цепляющимся толстыми лапами за землю, чтобы не упасть на спину, была счастливейшей минутой в жизни Nicolas. Nicolas был уже тут же над ним и заносил уже ногу, чтобы слезть принимать волка. Карай сам упал через волка.

Шерсть его поднялась, он весь дрожал и делал своими съеденными зубами отчаянные усилия, чтобы встать и перехватить из шиворота в горло. Но, видно, зубы его были уже плохи. На одном из этих усилий волк рванулся, справился. Карай упал и выпустил его. Как бы поняв, что шутить нечего, волк выпустил во весь мах и стал отделяться от собак.

— Боже мой! за что? — с отчаянием закричал Nicolas.

Дядюшка, как старый охотник, скакал наперерез от Засеки и встретил опять и задержал волка. Но ни одна собака не брала плотно. Карай отстал далеко сзади. Охотники, Nicolas, его стремянный, дядюшка с своим, Наташа с своим, все вертелись над зверем улюлюкая, крича, не слыша друг друга, всякую минуту сбираясь слезать, когда волк садился на зад. Но всякий раз волк встряхивался и медленно подвигался к Засеке, которая должна была спасти его.

Еще в начале этой травли Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку и, так как это было дело не его и без гончих, остановился посмотреть, что будет. Он видел, как Карай взял волка, ждал, что сейчас возьмут его. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся, Данила крякнул.

— Отвертится, — сказал он и выпустил своего бурого не к волку, но прямой линией к Засеке, к тому месту, где, он знал, волк войдет в Засеку. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки прежде, чем Карай успел второй раз приспеть к зверю.

Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и, как цепом, молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого. Nicolas не видал и не слыхал Данилы до тех пор, [пока] мимо самого его не пропыхтел, тяжело дыша, бурый, и он не увидал, что Данила через голову лошади не упал в середину собак на зад волка. В то же мгновение те же собаки, которые не брали, уцепились с визгом за гачи волка, и Данила кубарем, падая вперед, добежал до остановленного зверя и измученный, как будто ложась отдыхать, всей тяжестью повалился на волка, хватая его за уши. Данила не позволил колоть волка, а послал стремянного вырубить палку, засунул ее в рот волку, завязал сворой и взвалил на лошадь. Когда всё было кончено, Данила ничего не сказал, а только, сняв шапку, поздравил молодого графа с красным полем и улыбнулся из-под усов своей детски нежной, круглой и кроткой улыбкой.

Гончих вызвали, все съехались, желая поговорить; под предлогом рассказать друг другу всё, что было, рассказали всё то, чего не было, и тронулись дальше. Старый граф посмеялся Даниле об прозеванном волке.

— Однако, брат, ты сердит, — сказал граф. Данила на это только улыбнулся своей приятной улыбкой. Старый граф и линейка поехали домой. Наташа, несмотря на уговоры и требования, осталась с охотой. Более всего хотелось Nicolas захватить Зыбинскую вершину прежде Илагиных, которые стояли недалеко от нее, и потому он пошел дальше, чем предполагал.

Зыбинская вершина была глубокая, изрытая водой, поросшая чащею осинника котловина в зеленях, в которой всегда бывали лисицы. Только что бросили гончих, как услыхали в соседнем острове рога и гон Илагинской охоты и увидали охотника Илагина с борзыми, стоявшего от Зыбинской вершины. Случилось так, что в то время, как из-под Ростовских гончих побежала на перемычку от Илагинского леса лисица, их охотник заезжал в заезд. Травить стали оба, и Nicolas видел, как расстилалась по зеленям красная, низкая, пушисто-странная лисица, как кругами плавала она между собак, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг пушистой трубой, и как наконец налетела белая собака и вслед за ней черная и всё смешалось и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки и подскакали два охотника — один его, в красной шапке, другой чужой, в зеленом кафтане. Охотники эти долго не торочили, стояли пешие — около них на чумбурах лошади с своими выступами седел и собаки — и махали руками и один махал лисицей и подал голос.

— Дерутся, — сказал стремянной Nicolas. Так гончие вышли за лисицей. Nicolas послал подозвать к себе сестру и шагом поехал на место драки. С другой стороны, тоже прекрасной лошадью и нарядом отличаясь от других, сопутствуемый двумя стремянными, выехал навстречу Nicolas толстый барин. Но прежде, чем съехались господа, дравшийся охотник с лисицей в тороках подъехал к графу. Он далеко снял шапку и старался говорить почтительно, но он был бледен, как полотно, задыхался и был видимо в таком озлоблении, что не помнил себя. Глаз у него был подбит, но всё он имел гордый вид победителя.

— Как же, из-под наших гончих он травить будет, да и сука то моя полòвая поймала. Поди, судись. За лисицу хватает, я его лисицей-то по морде съездил. Отдал в тороках. А этого не хочешь, — говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом. Nicolas, не разговаривая с охотником, тоже взволнованный, поехал вперед к приближавшемуся барину. Охотник победитель въехал в задние ряды и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг. Вместо врага Nicolas нашел в Илагине добродушного и представительного барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Он объявил, что велел строго наказать охотника, очень жалеет о случившемся, просит графа быть знакомым, предлагал свои места и низко галантно снял соболью шапку перед Наташей и сделал ей несколько мифологических комплиментов, сравнивая ее с Дианой. Илагин, чтобы загладить ви вину , настоятельно просил Nicolas пройти в его угорь, который берег для себя и в котором было пропасть лисиц и зайцев. Илагин злодей в качке Nicolas, польщенный любезностью Илагина и желая похвастаться перед ним охотой, согласился и отвлекся еще дальше своего маршрута. Итти до Илагинского угоря было далеко и голыми полями, в которых было мало надежды найти зайцев. Они разровнялись и прошли версты три, ничего не найдя. Господа съехались вместе. Все взаимно поглядывали на чужих собак, тайком стараясь, чтобы другие этого не заметили, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим. Ежели разговор заходил о резвости собак, то каждый обыкновенно особенно небрежно говорил о достоинствах своей собаки, которых он не находил слов расхваливать, говоря с своим охотником.

— Да, это добрая собака, ловит, — равнодушным голосом говорил Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он два года тому назад отдал три семьи дворовых соседу. Эта Ерза особенно смущала Nicolas, она была необыкновенно хороша. Чистопсовая, тонкая, узенькая, но с стальными на вид мышцами и с той драгоценной энергией и веселостью, которую охотники называют сердцем. «Собака скачет не ногами, а сердцем». Всем охотникам без памяти хотелось померять своих собак, у каждого была своя надежда, но они не признавались в этом. Nicolas шопотом сказал стремянному, что даст рубль тому, кто подозрит, то же самое распоряжение сделал Илагин.

— У вас половый кобель хорош, граф, — говорил Илагин.

— Да, ничего, — отвечал Nicolas.3488 Любим, фю!

— Я не понимаю, — говорил Илагин, — как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя. Меня веселит, знаете, проехаться, потравить, вот съедешься с такой компанией... Уж чего же лучше. — Он снял свой бобровый картуз перед Наташей, — а это, чтобы шкуры считать, сколько привез, мне всё равно.

— Ну, да.

— Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя — мне только бы полюбоваться, — не так ли, граф, потому я сужу...

Охотники ровнялись вдоль оврага. Господа ехали в середине правой стороной.

— Оту его, — послышался в это время протяжный крик одного из борзятников Илагина. Он заработал рубль, подозрил русака.

— А, подозрил, кажется, — сказал небрежно Илагин. — Что же, потравим, граф?

— Да, подъехать... да что же, вместе, — отвечал Nicolas, вглядываясь в Ерзу и в черного кобеля дядюшки, не в силах скрыть волнения, что приходит минута поровнять своих собак с чужими, особенно с Илагинскими, славившимися своей резвостью, и чего ему еще ни разу не удалось сделать. «Ну, что как с ушей оборвут мою Милку».

— Матерый? — спрашивал Илагин, подаваясь к месту и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу. — А вы, Михаил Никанорович, — обратился он к дядюшке. Дядюшка ехал, насупившись.

— Что мне соваться, ведь ваши по деревне плачены собаки. Ругай, на, на, — крикнул, — Ругаюшка, — прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежды, возлагаемые на этого красного кобеля. Наташа чувствовала то же, что и другие, и не скрывая волновалась, и вперед уже чувствовала и выражала даже ненависть ко всем собакам, которые смеют поймать зайца вместо ее Завидки.

— Куда головой лежит. Отъезжай, отведи гончих, — крикнул кто-то; но не успели еще исполнить этих распоряжений, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил,3489 покатил полу-бугром сначала приложив одно ухо. Гончие на смычках, преследуемые доезжачими, понеслись за ним. Борзятники со всех сторон, так везде было, выпустили собак. Почтенный спокойный Илагин под гору выпустил свою лошадь, Nicolas, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца и боясь только потерять хоть на мгновение их из вида.

Заяц попался матерый и резвый. Он лежал на жнивах, но впереди были зеленя, по которым было топко. Нетерпеливая Наташа была ближе всех к зайцу. Ее собаки первые воззрились и поскакали. Но к ужасу ее, она заметила, что надежная ее Завидка стала мастерить, взяла в сторону, две молодые ее стали придвигаться, но еще далеко не достали, как из-за них вылетела краснопегая Ерза и приблизилась к зайцу на собаку и стала вилять за ним, вот вот обещая схватить его. Но это продолжалось мгновение. С Ерзой сравнялся Любим и даже высунулся из-за нее.

— Любимушка! батюшка! — послышался торжествующий крик Nicolas. Наташа только визжала без слов. Казалось, сейчас ударит Любим и там и другие подхватят, но Любим догнал и пронесся. Русак отсел и отделился, опять насела красавица Ерза и повисла над хвостом русака, повисла, примеряясь как будто, как бы не ошибясь схватить за заднюю ляжку.

— Ерза, матушка! — послышался плачущий не свой голос Илагина. Но Ерза не вняла его мольбам, она на самой границе зеленей дала угонку, но не крутую, русак вихнул и выкатил на зеленя; опять Ерза, как дышловая пара, выровнялась с Любимом и стала спеть к зайцу, хотя уже не так быстро, как по жнивам.

— Ругай, Ругаюшка.3490 Отец Чистое дело марш, — закричал в это время голос, и Ругай, утопая по колена, тяжелый, грузный, красный кобель, вытягиваясь и выгибая спину, стал с первыми двумя выступать из-за них, обогнал их, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился и звезда собак окружила его. Через минуту все стояли над зайцем. Один счастливец дядюшка слез и, отпазанчив и потряхая потряхивая зайца, чтоб стекала кровь, тревожно оглядывался, бегая глазами и не находя положения рукам и ногам, говорил, сам не зная с кем.

— Вот это собака... вот вытянул — чистое дело марш, — говорил он, задыхаясь, как будто ругая кого-то, как будто все были его враги, все его обижали и наконец он оправдался. — Вот вам и тысячные, чистое дело марш. Ругай, нà пазанку, —говорил он, кидая лапу с налипшей землей, — заслужил, чистое дело марш. Что прометался.

— Он вымахался, три угонки дал один, — говорил Nicolas, тоже не слушая никого и не заботясь о том, слушают его или нет, и забыв свое старание казаться всегда равнодушно спокойным. — А это что же впоперечь?

— Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, — говорил также в одно время Илагин, красный и задохшийся от скакания.

Наташа визжала в одно [и то] же время, не переводя духа, так что в ушах звенело. Она не могла не визжать всякий раз, как при ней затравливали зайца. Она, как какой-то обряд совершала этим визгом. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своими единовременными разговорами. Дядюшка сам второчил русака, перекинул его ловко и бойко, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с видом, что он и говорить ни с кем не хочет, поехал прочь.

Все, кроме него грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия, но долго еще поглядывали на красного Ругая, который с испачканной землей горбатой спиной, с спокойным видом победителя шел рысцой за ногами лошади дядюшки, слегка побрякивая железкой.

«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись, всем очки вотру».

Когда долго после дядюшка подъехал к Nicolas и просто заговорил с ним, Nicolas был польщен, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.

В угори нашли мало, да и было уже поздно. Охоты разъехались, но Nicolas было так далеко итти домой, что он принял предложение дядюшки оставить охоты ночевать у него (у дядюшки) в его деревеньке Михайловке, бывшей от угори в двух верстах.

— И сами бы заехали ко мне, чистое дело марш, видите погода мокрая, — говорил дядюшка, особенно оживляясь, — отдохнули бы, графиню бы отвезли в дрожечках.3491 Наташа очень рада была заехать, но не хотела возвращаться.

Охота пришла в Михайловку, и Nicolas с Наташей слезли у маленького, заросшего садом, серого домика дядюшки.

[Далее со слов: Человек пять больших и малых дворовых... кончая: Но она была очень счастлива. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. VII.]

Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни «Как заутра выпадала», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.

— Отлично, — сказал Nicolas.

— Ты об чем думал теперь, Nicolas? — спросила Наташа. Они любили это спрашивать друг у друга.

— Я, — сказал Nicolas, раздумывая, — а вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя за лады,3492 А потом думал, что Лады, Лады, Лады песня есть, припев и что, как в хороводе, когда ходят, то хорошо бы взять и потащить всех скоро, скоро... дядюшку. Как он ладен, дядюшка, а? — Он захохотал. — Ну, а ты?

— А я ничего не думала, а только всю дорогу твержу про себя: ich bezeuge dich, mein lieber Pumpernikel, ich bezeuge dich, mein lieber Pumpernikel,3493 [уверяю тебя, мой милый Пумперникель,] — повторила она и еще звучнее захохотала Наташа.

— А знаешь, — вдруг сказала она, — я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.

— Вот вздор, глупости, врешь, — сказал Nicolas и подумал: «что за прелесть эта моя Наташа, такого другого друга и товарища у меня нет и не будет».

«Экая прелесть этот Nicolas», думала Наташа.

— А, еще огонь в гостиной, — сказала она, указывая на окна Отрадненского дома, краси красиво блестевшие в мокрой темноте ночи. — Ну, уж зададут тебе. Мама велела...

* № 126 (рук. № 89. T. II, ч. 4, гл. VIII, IX, XIII).

Секрет Наташи о ее отношениях с Андреем, о взаимном, связывающем [его], но не связывающем ее обещании, как и должно было предполагать, был секретом только в том смысле, что, говоря про это, все говорили, что это секрет. Все в доме знали про это. Наташа не могла удержаться и рассказала про это брату и Соне. Графиня не могла не сказать мужу.

В продолжение восьми месяцев было получено одно письмо из Тирасполя. Князь Андрей писал графине почтительно и несколько холодно, как показалось Наташе. Он просил передать Натали, что считает дни и часы, отделяющие его от назначенного срока свидания, просит верить, что, ежели чувства его изменились, то только в том, что они стали сильнее, обещался писать еще один раз и просил Натали в конце года написать ему только одно короткое слово: «приезжайте», которое сделает его счастливым, или другое слово «не приезжайте», которого он ожидает, не считая себя достойным руки дочери графини, и которое он примет безропотно — своей навеки преданности и любви к Наташе.

Прочтя это письмо, Наташа долго, ничего не говоря, сидела с письмом в руках (это было еще до приезда Nicolas) и потом разрыдалась до истерики озлобления, как это почти всегда с ней бывало Их болтовня, С Соня не пони понимает . Н Наташа смотрит на поэт поэтическую любовь N Nicolas , ей грустно, дайте мне мужа. Меланхолия Жюли. Pierre пьет — пьян бывает.
Она детски сердито кричала на мать, чтоб ее оставили в покое, что она несчастна, и что никто этого не понимает. Как балованный ребенок, которому не дали сейчас в руки игрушку, она плакала и не верила, что когда-нибудь эта игрушка будет ее. Еще почти год! Это легко было сказать тому, кто прожил пятьдесят таких годов, но для нее год это был такой же длинный и полный впечатлений, чувств и изменений взглядов период, как и вся ее молодость, с шестнадцати до семнадцати лет. «И что за дурацкие опыты? Что он хочет испытывать? Нечего испытывать. Ежели бы он любил меня так же, как я его. Целый год!.. Нет, он гордый человек, я его ненавижу... Целый год... А вот я на зло влюблюсь в кого-нибудь — вот он и будет знать — целый год», говорила она сквозь слезы. Потом сквозь слезы же она стала улыбаться, вспоминая бал Нарышкиных, вспоминая его таким, какой он был на другой день. На другой день, проспавши ночь над своим горем, Наташа перестала думать о нем. Она не то, чтобы помирилась с мыслью ждать его целый год. Этого она не могла. Ежели бы она старалась это сделать, она бы только всё больше и больше раздражалась — она забыла — нарочно забыла и не думала об этом. Она с одной стороны слишком сильно чувствовала для того, чтобы быть в состоянии долго чувствовать, с другой стороны она так сильно чувствовала, что боялась отдаваться этому сильному чувству, и способна была увлекаться беспрестанно всеми теми радостями, которые ей представлялись.

* № 127 (рук. № 89. T. II, ч. 4, гл. VIII, IX, XIII).

Поздней осенью получено было еще письмо от князя Андрея, в котором он писал, что здоровье его совсем хорошо, что он любит свою дорогую невесту больше, чем когда-нибудь, и считает часы до счастливой минуты свидания, но что есть обстоятельства, о которых не стоит говорить, которые мешают ему приехать раньше определенного срока. Наташа и графиня поняли, что эти обстоятельства было согласие отца. Он умоляет Наташу не забывать его, но с замиранием сердца повторяет прежнее, что она свободна и всё таки может отказать ему, ежели она разлюбит его и полюбит другого.

— Какой дурак! — закричала Наташа со слезами на глазах. В письме он присылал свой миниатюрный портрет и просил Наташин. «Только теперь, после шести месяцев разлуки, я понял, как сильно и страстно я люблю вас. Нет минуты, в которую бы я забыл вас, нет радости, при которой бы я не подумал о вас». Несколько дней Наташа ходила с восторженными глазами, говорила только про него и считала дни до пятнадцатого февраля. Но это было слишком тяжело. Чем сильнее она любила его, тем страстнее отдалась она мелким радостям жизни. Читали La Nouvelle Héloïse разговоры

Она опять забыла и, как она говорила Nicolas, никогда в жизни она не испытывала, ни прежде, ни потом, той свободы, того интереса к жизни, который она испытывала в эти восемь месяцев. Зная, что вопрос о замужстве, о счастьи жизни, о любви решен, сознавая (хотя и умышленно не думая об этом), что есть мущина, лучший из всех, который любит ее, — в ней исчезло это прежнее беспокойство, тревога при виде каждого мущины и потребность3496 вскружить нравственно присвоить себе каждого, весь мир с своими бесчисленными радостями, не заслоненный уж этой кокетливой тревогой, открылся перед нею. Никогда не чувствовались ею ни красоты природы, ни музыки, ни поэзии, ни прелесть семейной любви, дружбы с такою ясностью и простотой. Она чувствовала себя проще, добрее и умнее. Она редко вспоминала и не позволяла себе углубляться в мысли об Андрее и не боялась забыть его. Ей казалось, что это чувство так сильно вкоренилось в ее душе. С приездом брата начался для нее совершенно новый мир товарищеской, равной — дружбы, охоты и всего того коренного,3497 русского природного и дикого, связанного с этого рода жизнью. Старый вдовец злодей Илагин, пленившись Наташей, стал ездить и через сваху сделал предложение. Прежде бы это польстило Наташе, она забавлялась бы и см смеялась , но теперь она оскорбилась за князя Андрея. «Как он посмел?» думала [Наташа.]

* № 128 (рук. № 89. T. II, ч. 4, гл. VIII—XIII).

Граф Илья Андреевич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами, и, не имея больше надежды получить место, остался на зиму в деревне. Но дела всё не поправлялись, часто Наташа и Nicolas видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слыхали толки о продаже богатого родового московского дома и подмосковной. Лучшие знакомые, соседи уехали в Москву, без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и жизнь отрадненская велась тише, чем в прежние года, и от этого еще приятнее. Огромный дом и флигеля всё таки были полны, за стол всё таки садилось больше двадцати человек, но всё это были свои, обжившиеся в доме, почти члены семейства. Такими были музыкант Димлер с женой, Иогель с семейством, барышня Белова, жившая в доме, и еще другие. Не было приезда, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Nicolas, охота, те же пятьдесят лошадей и пятнадцать кучеров на конюшне, тот же сказочник слепой рассказывал на ночь графине сказки, те же два шута в золотых бахромах приходили к столу и чаю и получали полоскательные чашки с чаем, с сухарем и так же говорили свои заученные, мнимо смешные речи, которым из снисходительности улыбались господа. Те же учителя и гувернеры для Пети, те же дорогие друг другу подарки в имянины и торжественные на весь уезд обеды. Те же графские висты и бостоны, в которых он, распуская веером всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреевича, как на самую выгодную аренду. Берг настоятельно и холодно, учтиво, с каждой почтой писал, что они находятся в затруднении и что нужно получить все деньги по векселю. Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался, и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать ее. Графиня никак бы не умела сказать, как она смотрит на это дело, но она любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть другим, что он сам страдает, хотя и скрывает это. Графиня искала средства и с своей женской точки зрения нашла только одно, женитьбу Nicolas. Она с своей апатией и ленью искала, думала, писала письма, советовалась с графом и наконец нашла, и нашла, по ее понятиям, такую счастливую, во всех отношениях выгодную партию для Nicolas, что она чувствовала, что лучше этого найти нельзя и что ежели от этой откажется Nicolas, то надо навсегда отказаться поправить дела. Партия эта была Жюли3498 Ахр Ахрасимова Корнакова, известная с детства Ростовым, отличного семейства, дочь прекрасной, добродетельной3499 хоть и чудач чудачки М Марьи Д Дмитриевны матери и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев. Графиня писала прямо к3500 М. Д.> матери А. М. в Москву и получила от3501 М. Д. А. М. благоприятный ответ и приглашение Nicolas приехать в Москву. С этой стороны всё было хорошо, но графиня чутьем понимала, что Nicolas по его характеру отвергнет с негодованием брак по расчету, и потому она, изощряя всю свою дипломатическую способность, несколько раз с слезами говорила Nicolas о ее единственном желании видеть его женатым, о том, как бы она легла в гроб спокойной, ежели бы это было, о том, какая есть прекрасная девушка у нее на примете. В других разговорах она хвалила Жюли Ах Ахрасимову и советовала Nicolas съездить в Москву на праздники повеселиться. Nicolas догадался очень скоро, к чему клонились разговоры, он вызвал ее на откровенность, и когда она сказала ему, что вся надежда поправления дел теперь в его женитьбе, он с жестокостью, которую сам не понимал, спросил мать, неужели бы, ежели бы он любил девушку без состояния, она бы потребовала, чтоб он пожертвовал чувством и честью для состояния. (Nicolas испытывал в это время то же чувство, как и Наташа, спокойствия, свободы и отдохновения в несложных условиях жизни. Ему было так хорошо, что он ни в каком случае не желал менять своего положения и потому менее чем когда нибудь мог спокойно думать о женитьбе.) Мать ничего не отвечала и расплакалась.

— Нет, ты меня не понял, — говорила она, не зная, что сказать и как оправдаться.

— Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, — сказал Nicolas, но графиня, хотя и верила ему, чувствовала, что весь план ее рушился.

«Да может быть я и люблю бедную девушку», говорил сам себе Nicolas и с этого дня, хотя он прежде был совершенно равнодушен к Соне, стал более и более сближаться с ней.

«Жертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных», говорил он сам себе, «но чувству своему я не могу приказывать, коли я полюблю ее».

После охоты начались длинные зимние вечера, но Nicolas, Наташе и Соне было не скучно. Кроме волкобоен для Nicolas, для них всех: троек, катанья, горы, затем театров, музыки, дружеской болтовни, громкие чтения (они прочли «Corinne» и «Nouvelle Héloïse») счастливо и вполне занимали их время.

Nicolas сидел по утрам в своем накуренном кабинете с трубкой и книгой, хотя ему и нечего было делать отдельно, но так, потому что он был мущина. И барышни с уважением нюхали этот запах табаку и судили об его этой отдельной, мужской жизни, во время которой он либо читал, либо куря лежал и думал, то о будущей женитьбе, то о прошедшем службы, то о Карае и его будущих щенках и гривастой лошади, то о Матреше, сенной девушке, то о том, что Милка всё таки косолапа. Но зато тем веселее была их жизнь вместе, когда он к ним присоединялся и особенно когда за фортепьянами или просто в диванной с гитарой они засиживались за полночь3502 переливая из пустого в порожнее за такими разговорами, которые для них одних имели смысл. Обыкновенно у Наташи каждый день бывала какая-нибудь новая поговорка или шуточка, которой нельзя было не смеяться, то « éch échappement à cilyndre»,3503 [ходовой цилиндр] то «остров Мадагаскар», которые она говорила с особенным чувством. Потом,3504 она засыпала вдруг когда расходились, она вскакивала на спину Nicolas и требовала, что чтобы он так нес ее наверх спать, и там задерживала его, сближая его с Соней и радостно сощуренными, сонными глазками изредка поглядывая на их любовное шушуканье. Люди не сердятся Так они раз читали б. А. Наташе не понравилось, но С Соня прос прослезилась и Nicolas тоже. Тут они играли и пели неожиданно урывка урывками и хором. Уголок поэтический. Д Димлер сухой немец расчувствовался. Соня чувствовала так, что Nicolas чувств чувствует ее верность. Ил Илагина предлож предложение , «как он смеет!»

Пришли святки. Кроме парадной обедни, на которой в первый раз пела Наташа с Nicolas, дьячком и охотниками разученные духовные песни, торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, ничего особенного, ознаменовывающего святки не было. Так прошел тихо и грустно первый, второй и третий день праздников. А в воздухе, в солнце, в рожественском, безветренном, двадцатиградусном морозе, в холодном лунном свете, в блестках снега, в пустоте передней и девичьей, из которых отпрашивались погулять и, запыхавшись и принося мороз, красные прибегали из дворни, во всем этом было то поэтическое требование ознаменования праздника, которое делает грустным тишину во время праздников.

После обеда Nicolas, ездивший утром к соседям, вздремнул в диванной. Соня вошла и вышла на ципочках. Свечей не подавали, и в комнату отчетливо ложились тени и лунный свет рам. Наташа пела, после обеда посидела с задремывавшим папенькой, потом пошла ходить по дому. В девичьей3506 она проехалась верхом на нянюшке, но, не доехав до половины дороги, спрыгнула, скучно было. никого не было, кроме старух. Она подсела к ним и выслушала историю о гаданьи и о том, как в баню подъехал суженый и при крике петуха рассыпался, потом пошла к Димлерам в комнату. Музыкант с очками на носу читал что-то перед свечкой, жена шила. Только что они подвинули ей стул и выразили удовольствие ее видеть, она встала и ушла, внушительно проговорив:3507 Сидней Лабордам, Сидней Лабордам. «остров Мадагаскар, остров Мадагаскар» Наташа сидит одна, перебирает свои вещицы — всё воспоминания и горюет о том, что она стареется Димлеры не обиделись. Никто не обижался на Наташу. Потом она пошла в переднюю и послала одного лакея за петухом, другого за овсом, третьего за мелом, но как только они принесли ей это всё, она сказала, что не надо, и велела отнести. И лакеи, даже старики почтенные, с которыми старый граф обращался осторожно, никогда не сердились на Наташу, несмотря на то, что Наташа беспрестанно помыкала ими, мучала посылками, как будто пробуя, «что рассердится, надуется он на меня? Достанет у него духа».3509 но действительно ни у кого недоставало духа Во второй, редакции после слов: Достанет у него духа. Теперь все трое побежали приготавливать все для гадания с петухом с таким оживлением, как будто это гадание им самим должно было доставить большое удовольствие. Наташина горничная Дуняша ни минуты не имела покоя от своей барышни. Наташа ежеминутно требовала от нее то того, то другого, вскакивала ей на спину и ездила верхом, учила ее танцовать вальс, когда Дуняше надо было гладить, будила ее ночью для малейших пустяков, смеялась над ней, но несмотря на то Дуняша не могла жить без своей барышни, отложила свою сватьбу с охотником Петром до сватьбы барышни и, раз заболев и прожив неделю на дворне без барышни, пришла служить ей еще слабая и больная. Из передней Наташа вернулась в гостиную. Графиня сидела за круглым столом и раскладывала пасьянс. Наташа смешала карты матери, настолько рассердила ее, что сейчас же заставила ее засмеяться и простить себя, поцеловала ее в душку и пошла в буфет велеть подавать самовар, хотя это было вовсе не время. Горничная Дуняша была самый несчастный человек: ни минуты она не имела покоя от своей барышни, которая, ежели не требовала то того, то другого, растрепывала Дуняше косу или портила ее платье, вместо того чтобы дарить ей, и несмотря [на это] Дуняша умерла с тоски, как она раз, заболев, прожила две недели на дворне без барышни, и пришла служить еще слабая и больная. Из передней Наташа пошла в гостиную. Найдя там мать с барышней Беловой за круглым столом, раскладывающую пасьянс, она смешала ей карты, поцеловала в душку и пошла велеть подавать самовар, хотя это было вовсе не время. Самовар велели унести.

— Уж эта барышня, — сказал Фока, унося самовар, не в силах и не желая рассердиться.3510 — Цыц, — закричала на него Наташа и замахнулась на него так, что он, держа в руках самовар, моргнул. Наташа засмеялась, глядя в глаза Фоке, и за этот-то смех никто не сердился на нее.

— Настасья Иваныч, что от меня родится? — спросила она проходя у шута.

— От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, — отвечал шут. Наташа спросила только у шута, но не слушала его ответа, она редко смеялась шуту и не любила говорить с ним. Как будто обойдя свое царство и испытав свою власть и убедившись, что все покорны, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы. Для посторонних слушателей на гитаре у нее выходило «ту-ить, ту-ить», не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из-за этого «ту-ить» воскресал целый ряд воспоминаний3511 розового атласного платья, Бориса и еще многого, многого. Она сидела в уголке и, с серьезной улыбкой устремив глаза, слушала себя и вспоминала — всё вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания. Сначала звуки этой толстой струны напоминали ей целый ряд впечатлений из прошлого, но когда она перевспоминала всё из того времени, ей нечего было вспоминать, но всё таки хотелось находиться в этом полугрустном состоянии воспоминания. И вдруг ей представилось, что она вспоминает настоящее, что то, что она сидит теперь с гитарой в углу, и в щель буфетной двери падает свет, что это было, и еще прежде было, и было, что она вспоминала, что это было. Соня зачем-то прошла в буфет, в конец залы. И это было точь в точь так же.

— Соня, что это? — крикнула Наташа, делая свое «ту-ить, ту-ить» на толстой струне. Соня подошла и прислушалась.

— Не знаю, — сказала она, как всегда робея перед теми странными разговорами, которые бывали между Nicolas и Наташей о разных бессмысленных тонкостях, которых она, Соня, не понимала. А ей особенно больно это было перед Nicolas, который, она видела, особенно ценил эти непонятные разговоры.

— Не знаю, — сказала она,3512 робея — из «Девы Дуная». — буря! — сказала она, робко угадывая, боясь ошибиться. Соня всегда, когда заходили такие разговоры, испытывала совсем особенное от Nicolas и Наташи поэтическое удовольствие. Она не понимала, в чем они находят удовольствие и в этих разговорах и в музыке, но она чувствовала и верила, что тут совершается что-то хорошее, и с любимым Nicolas Соня3513 В рукописи описка: Наташа старалась усвоить себе это отражение. «Ну вот точно так робко она улыбнулась тогда, когда это уж было», — подумала Наташа, «и точно так же...».

— Нет, это хор, разве не слышишь: «ту-ить», «ту-ить»? — и Наташа допела, чтобы дать понять.

— Ты куда ходила? — спросила Наташа.

— Воду в рюмку переменить, я срисовываю узор мамаше. — Соня всегда бывала занята.

— A Nicolas где?

— Спит, кажется, в диванной.

— Поди, разбуди его, — сказала Наташа. — Я сейчас приду.3514 и она всё делала «ту-ить, «ту-ить» и всё вспоминала. Она вспоминала, как детьми целовались Nicolas с Соней, подумала, как теперь он непременно поцелует ее руку.

Она посидела, подумала, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, что не разрешила его: «Ах поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет. А главное: я стареюсь, вот что. Уж того, что теперь есть во мне...» Она встала, бросила гитару и пошла в гостиную.

Все домашние сидели уж за чайным столом; из гостей был дядюшка. Люди стояли вокруг стола. Наташа вошла и остановилась.

— А, вот она,— сказал Илья Андреевич. Наташа оглядывалась кругом.

— Что тебе надо? — спросила мать.

— Мужа надо. Дайте мне мужа, мама, дайте мне мужа, — закричала она своим грудным голосом, сквозь чуть заметную улыбку, точно таким голосом, каким она за обедом ребенком требовала пирожного. В первую секунду все были озадачены, испуганы этими словами, но сомнение продолжалось только одну секунду. Это было смешно, и все, даже лакеи и шут Настасья Иваныч, рассмеялись. Наташа знала и злоупотребляла даже тем, что она знала, что не от того она будет мила и приятна, что она то или другое сделает, но что всё будет мило, как только она, что бы то ни было сделает или скажет.

— Мама, дайте мне мужа. Мужа, — повторила [она], — у всех мужья, а у меня нет.

— Матушка, только выбери.3515 За чаем зашел разговор о том, что накануне было получено письмо, извещавшее графиню о печальном для нее известии: о женитьбе Бориса на Жюли Ахрасимовой. — Что же ты упустила Бориса, женишек славный был, — сказал граф.

Наташа не ответила, она поцеловала отца в плешь.

— Нет, не надо, папа. — Она присела к столу (она никогда не пила чай и не понимала, зачем это притворяются, что любят чай) и поговорила рассудительно и просто с отцом и дядюшкой, но скоро ушла в диванную, в любимый их с Nicolas уголок, в котором всегда начинались задушевные разговоры, принесла брату трубку и чай и уселась с ним.3516 — А помнишь, — начала она, она всё находилась в состоянии вспоминания, — арапа в кабинете? Помнишь, когда мы совсем маленькие были? Nicolas обрадовался, как старому другу, воспоминанию этого арапа. — Как же. — Nicolas, мне скучно, — сказала она, садясь подле него. — Отчего же тебе скучно? — сказал

Nicolas с улыбкой потягиваясь смотрел на нее.3517 Всё хорошо, отлично даже.

— Отлично выспался, — проговорил он.

— Бывает с тобой, — начала Наташа,— что тебе кажется, что ничего не будет — ничего. Что всё, что хорошее, то было. И не то, что скучно, а грустно?3518 — А я видел во сне, что будто я лежу в кабинете и вдруг в дверь лезет что-то страшное медведь и что он меня задерет и я притворяю дверь, держу и не могу, и вдруг отворилась, и арап вошел, и я умер. И думаю «кончено» и помню, что это во сне... Взял и проснулся. Nicolas никогда небрежно не слушал Наташу. Он знал, что она, как бы неясно она ни говорила, говорила то, что было, не для того, чтоб подумал

— Еще как! — сказал он. — У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, и тут мне придет в голову, что ничего не будет и3519 все счастливы всё вздор. Особенно, когда я бывало в полку издалека слышу музыку...

— Еще бы! знаю, знаю, — подхватила Наташа. —Я еще маленькая была, так со мною это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали? И вы все танцовали, а я сидела в клас классной и рыдала. Так рыдала, никогда не забуду. Мне и грустно было, и жалко было всех, и себя, и всех, всех жалко.

— Помню, — сказал Nicolas.

Наташа подумала (она всё находилась в состоянии воспоминания).

— А помнишь ты, — сказала она с задумчивой улыбкой, — как давно, давно, мы еще маленькие были, папенька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, и темно было, мы пришли и вдруг там стоит...

— Арап, — докончил Николай с радостной улыбкой, — как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап или это мы во сне видели или рассказали.

— Он серый был, помнишь, и белые зубы — стоит и смотрит на нас...

— Вы помните, Соня? — спросил Nicolas.

— Нет, не помню, — робко отвечала Соня.

— Я ведь спрашивала про этого арапа у папà и мамà, — сказала Наташа. — Они говорят, что никакого не было. А ведь вот и ты помнишь.

— Как же, как теперь помню его зубы.

— Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.3520 Они улыбались, глядя друг на друга и, перебивая один другого, вспоминали различные события из самого первого детства. Для них воспоминание, как и для всех молодых людей, имело особенную, не грустную, как для старых, а поэтическую, волшебную прелесть.

[Далее со слов: — А помнишь, как мы катали яйца в зале... кончая: Разговор шел теперь о сновидениях. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. X.]

Наташа рассказывала, как она прежде часто летала во сне, а теперь редко.

— Ты как, на крыльях? — спросил Nicolas.

— Нет, так, ногами. Усилиться надо немножко ногами.

— Ну да, ну да, — улыбаясь говорил Nicolas.

— Вот так, — сказала быстрая Наташа, вскочив на диван стоя. Она выразила в лице усилие, протянула вперед руки и хотела полететь, но спрыгнула на землю. Соня и Nicolas смеялись.

— Нет, постой, не может быть, непременно полечу, — сказала Наташа. Но в это время Димлер начал играть. Наташа соскочила, опять взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В их углу было темно, но в большие окны падал на пол холодный, морозный свет месяца.

— Знаешь, я думаю, — сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Nicolas и Соне, когда уже Димлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности, оставить или начать что-нибудь новое, — что когда этак вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете.

— Это метампсикоза, — сказала Соня, которая всегда хорошо училась и помнила историю египтян, [которые] верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.

— Твоя я знаю в кого пойдет душа.

— В кого?

— В лошадь?

—Да?

— А Сонина?

— Была кошка, а сделается собакой, шарло. Петя, наряженные.

[Далее со слов: — Нет, знаешь, я не верю этому... кончая:... дурак, — закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и заплакала. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. X.]

Но тут же вскочила, поцеловала Петю и побежала навстречу наряженных: медведей, коз, турок, баринов, барыней, страшных и смешных. Дворовые с балалайкой ввалились в залу и начались песни, пляски, хороводы и подблюдные песни. Через полчаса в зале между другими наряженными появились еще: старая барыня в фижмах — Nicolas, ведьма — Димлер, гусар — Наташа, черкес — Соня и турчанка — Петя. Всё это было затеяно и устроено Наташей. Она и придумывала наряды и разрисовывала пробкой усы и брови. Она была теперь веселее и оживленнее, чем обыкновенно. После снисходительных удивлений, неузнаваний и похвал со стороны ненаряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому-нибудь. Nicolas, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек шесть наряженных, ехать к дядюшке, который3522 обедал в Отрадном, но только что уехал к себе. Через полчаса были готовы четыре тройки с колокольцами и бубенчиками и в неподвижном, морозном, пропитанном лунным светом воздухе, по не только скрипящему, но свистящему от двадцатипятиградусного мороза снегу, тройки с наряженными покатили3523 с песнями к дядюшке. дядюшка суетился, едва ли приятн приятно Н Наташа советы дает странные.

[Далее со слов: Наташа первая дала тон того святочного веселья... кончая: Его не расслышали, но всё равно засмеялись. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. X.]

Бог знает, рад ли был <Дядюшка весело принял гостей, зажег во всех подсвечниках свечи, велел подать угощенье и казался очень доволен этим приездом. Анисья Федоровна обходила всех с подносами и штофом, и в маленьких комнатах дядюшки не умолкали песни и пляски дворовых.> дядюшка всему этому веселью — даже первое время он казался смущен и ненатурален, но те, кто приехали к нему, и не замечали этого. После плясок и песен начались гаданья. Nicolas снял свои фижмы и надел дядюшкин казакин, барышни оставались в своих костюмах, и всякий раз Nicolas надо было прежде вспомнить, что это Соня и Наташа, когда он смотрел на них с их пробкой начерченными усами и бровями. Особенно Соня поражала его и, к радости ее, он беспрестанно внимательно и любовно смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только, благодаря ее усам и бровям, узнал ее в первый раз. «Так вот она какая, а я-то дурак», думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную из-под усов улыбку, делающую ямочки на щеках, которые он не видал прежде. <В промежутке игр господа ушли <отдохнуть> в кабинет дядюшки, и Анисья Федоровна рассказала о <гаданьи>, предложила барышням пойти в амбар послушать. Амбар был около самого дома, и Анисья Федоровна рассказывала, как прошлые святки Матреша слышала в этом амбаре, как пересыпали хлеб и за живописца вышла замуж, а как другая слышала стук и умерла в тот же год. — А сами вы ходили? — спросила Наташа. — И не спрашивайте, барышня, мне человеческим голосом сказал, да я так испугалась, что уши зажала и побежала. Наташа сказала, что она пойдет, но потом вдруг на нее нашел страх, и она отказалась. — А я ничего не боюсь, — сказала Соня. — Можно сейчас. Она встала.>

После вынимания колец и петуха Анисья Федоровна предложила барышням пойти в амбар послушать. Амбар был около самого дома, и Анисья Федоровна говорила, что в амбаре верно всегда слышат, либо пересыпают, либо стучат, а раз голосом заговорили оттуда. Наташа3527 побежала слушать, но вернулась уверяя холодная, озяблая, но ничего не слыхавшая. Потом пошла Соня сказала, что она боится.

Соня, смеясь, накинула себе на голову шубку и, улыбаясь, выглянула из-под нее.

— Вот я ничего не боюсь, сейчас пойду.

Опять Nicolas увидал эту неожиданную улыбку из-под пробочных усов.

«Что за прелесть эта девочка», подумал он. «И об чем я, дурак, думал до сих пор?» И только Соня вышла в коридор, Nicolas пошел на парадное крыльцо освежиться: в маленьком доме было жарко. На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге так много, что на небо не хотелось смотреть, и звезд незаметно было. На небе было черно и скучно, на земле было весело.

[Далее со слов: Дурак я, дурак, чего я ждал до сих пор, подумал Nicolas... кончая: Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес с усиками и блестящими глазами, смотревшими из-под собольего капора, сидел там. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. XI—XII.]

3528 Когда уже часу во втором барышни раздевшись, но не смыв пробки пришли в свою комнату, Дуняша, тоже насурмленная, устроила зеркала и предложила гадать. Обе барышни посидели. Я подумаю об нем, о твоем — сказала Соня по французски Наташе и села за зеркала. — Наташа, я видела комнату большую и сидит пишет, — рассказывала Соня. После Сони села Наташа, но, как ни текли у нее слезы от усилия вглядываться в эту перспективу свечей, она ничего не видала и так и сказала, что ничего не видала. Вскоре после святок старая графиня настоятельно стала требовать от сына, чтоб он женился на Жюли, и когда он признался ей в своей любви и в обещаниях, данных Соне, старая графиня стала упрекать перед сыном Соню и называла ее неблагодарной. Пишут Р Pierre и [Марья], чтоб они приезжали знакомиться с стариком. Три московские круга: Д Долохов и А Анатоль , Pierre — умники веселые, свет Жюли и Hèléne Театр. Старый князь в Москве, жизнь с Коко.
Nicolas умолял мать простить его и ее, угрожая даже тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же тайно женится на ней и, почти рассорившись с отцом и матерью, уехал в полк, обещая Соне устроить в полку свои дела и через год приехать жениться на ней.3530 Вскоре после отъезда сына граф получил известие, что князь N. желает купить его дом, и для окончательного производства этой продажи поехал в Москву и взял с собою Наташу, особенно скучавшую после отъезда брата, чтобы повеселить ее.

Илья Андреевич собрался в Москву3531 Наташей было получено письмо от князя Андрея, в котором Pierre до назначенного князем Андреем срока оставался месяц и Наташа надеялась найти его уже в Москве для продажи дома. Наташа утверждала, что князь Андрей уже верно приехал, и умоляла, чтобы отец взял ее с собою. После переговоров и колебаний решено было графине оставаться в Отрадном, а отцу с двумя девочками ехать в Москву на месяц и остановиться у тетушки.

* № 129 (рук. № 88. T. II, ч. 4, гл. XI).

Две старушки были в восторге от приезда ряженых. Они никого не узнавали и долго, обращаясь к Nicolas, говорили, не хочет ли барыня чаю, и к Наташе, предлагая гусару — трубку. Старшая из сестер надела очки и ходила с сияющей улыбкой вблизи рассматривать всех ряженых, меньшая хлопотала о угощении гостей и об очищении залы от лишней мебели. Она открыла клавикорды и стала играть вальс для гостей, умоляя их, чтоб они танцовали, упросила Димлера сыграть кадрель и заставила всех танцовать. Потом, понемногу узнавая турок и черкесов и гусар, она новела их в гостиную угащивать вареньем и восхищалась с сестрою красотою и неузнаваемостью каждого. В зале между тем кофишенка обносила орехами и наливкой ряженых и, оправившись с мороза, опять зазвучали песни, хороводы и пляски.

* № 130 (рук. № 88. Т. II, ч. 4, гл. IX—X).

Наташа, Соня и Николай часто засиживались далеко за полночь за такими разговорами, которые для них одних имели смысл. Наташа обыкновенно руководила этими глубокомысленно бессмысленными разговорами.

Обыкновенно у Наташи каждый день бывала какая-нибудь новая поговорка, которую она выговаривала с особенной внушительностью. То échappement à cilyndre,3532 [ходовой цилиндр] то «остров Мадагаскар» говорила она ко всякому слову и заставляла всех смеяться.

Разговоры эти почти всегда кончались музыкой и пением Наташи. Потом, когда расходились, Наташа вскакивала на спину Николая и требовала, чтобы он нес ее наверх спать и там задерживала его. Она умышленно сближала его с Соней и радостно сощуренными глазами изредка поглядывала на их любовное шушуканье. Несмотря на приближающееся свиданье с своим женихом, Наташа была самым веселым лицом этого общества. Когда получались письма от князя Андрея, а иногда просто когда что-нибудь живо напоминало ей о нем, о своей любви к нему, о том счастьи, которое она ожидала от своего замужества с ним, — на нее находили минуты такого страшного нетерпения, желания видеть его, отчаяния от разлуки, что она убегала в свою комнату и начинала рыдать. Но чувство это было так сильно, что она боялась его. Она знала, что не перенесет ожидания, ежели позволит себе думать о нем, и потому она умышленно старалась забывать его и достигала своей цели. Она инстинктивно раздвигала так колеса своего душевного механизма, что это колесо любви к своему жениху не цепляло за остальной механизм ее жизни и она чувствовала себя вполне свободной, еще более свободной и доступной, чем прежде, к восприниманию всех мелких радостей жизни.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
* № 131 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. I).

Вскоре после нарышкинского бала, где особенно была замечена прекрасная Hélène, Pierre был пожалован в камергеры, и его супруга пришла к нему, сияя от счастия, объявить эту радостную новость. Теперь она имела въезд ко двору, и теперь уже Pierre не может отказаться. Услыхав это, несмотря на всё искусство самопознания и совершенствования, в котором так долго и усердно упражнялся муж Hélène, вся кровь прихлынула ему к горлу, он вскочил и, выговорив страшно тривиальное, бранное слово, объявил жене, что скорее он умрет, чем нога его будет при дворе, и объявил, что он едет в Москву. Pierre уехал в первое время один, но вскоре и Hélène, которой по разным сложным, придворным соображениям неудобно было оставаться, далее оставаться при дворе, соединилась с своим мужем. Из Москвы уж Pierr’y уже бежать было некуда, и потому он остался с женою. «Притом всё так скоро кончится, что не стоит», думал он.

Последнее заседание, вместе с Андреем, Шотландской столовой ложи, улыбка князя Андрея при обрядных словах закрытия, ссора и интриги с Астреею и получение актов 6-й степени, а главное, что страннее всего, любовь Наташи к князю Андрею вдруг заставили усумниться Pierr’a в3533 истине и разумности, правде, чистоте и нужности для него масонства. Дорогой из Петербурга в Москву он все три дня, не переставая, перебирал, вспоминал свои впечатления масонства. Воздержание и самосовершенствование ни к чему не привело. Так же он вставал поздно, так же на каждой станции пил водку и лафит, хотя знал, что это ему вредно. Жизнь свою семейную и своих подданных лучше не устроил. Ежели он дал много пожертвований на убранство ложи и на [его] деньги заведена настоящая серебрянная звезда, то никому не стало лучше. «Цель и клятва наша — помощь ближнему, а по счетам сборов приношений у нас в заседании собиралось десять, пятнадцать рублей, когда сидели мастера по десять тысяч душ состояния. По общей книге расходов я платил за всех и все в долгу, и малые то приношения не платят. P Pierre закутил и жена прогнала. Таинств я никаких не узнал, хотя и проник до IV степени, сера и меркурий — вздор. Отец наш Адонирам не имел секретов и не за что было его убивать», с улыбкой уже думал Pierre, подъезжая к Москве.

* № 132 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. I—II).

Одно только, отличавшее Pierr’a от других, но и то общее с большинством людей его состояния, — он последнее время страстно увлекся живописью и приобретением и увеличением своей уже огромной галлереи.

В 11-м году зимой Pierre [жил] в огромном, заново отделанном безуховском доме, в котором большинство москвичей считали за честь быть приглашенными на большие ужины, но в котором Pierr'y одному было тяжело и скучно. Его монастырь, его тот уголок с несложными условиями жизни, в который он уединялся от всей путаницы действительности, был клуб, особенно с помощью выпитой одной или двух бутылок вина. Там он всё бранил, над всем смеялся, как и все московские старички в клубе, частью оттого, что легче критиковать и бранить, чем понять смысл дела, частью оттого, что в характере Москвы не делать уступок и глупость называть глупостью. Не одно происходило от другого, а обе причины совпадали. Несмотря на то, однако, когда скучая Pierre появлялся в обществе; он, сам не зная того, делался французски мил и любезен, и про него говорили: «il est charmant, c'est dommage (что то), c'est un homme de beaucoup d'esprit».3535 [Он премилый, жаль (что-то), он большого ума человек.] Ho Pierr’y было скучно и тяжело. Князь Андрей был далеко и не писал, знакомых были все, а друга, любимого человека, мущины или женщины, не было ни одного. В середине зимы Pierre узнал, что в Москву приехал с дочерью князь Николай Андреевич Болконский. Он был, как говорили, слаб, стар и болен и приехал лечиться. Pierre поехал к нему, был принят особенно ласково, как и тот раз в Лысых Горах, и с тех пор дня не проходило, чтобы Pierre не бывал у них. И старый чудак с дочерью сделались для Pierr’a именно теми людьми, которых ему нужно было, людей, которых бы он любил сердцем. Старый князь, приехав в 11-м году после долгого изгнания

* № 133 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. II).

Pierre, кроме удовольствия слушать его, испытывал радостное чувство и любовался на весь обиход такой особенной, старинной жизни князя Болконского — и лакеи в пудре, и огромные трюмо, и вся мебель дореволюционного, екатерининского времени — любовался и на самый вид этого крепкого старика, живущего одного с внуком и двумя молодыми женщинами, княжной Марьей и m-lle Bourienne, хотя разнообразно, но одинаково сильно преданными ему, угадывающими его мысли и желания, и, как казалось Pierr'y, ничего не желающими кроме того, чтобы всегда быть с ним. Pierre любовался на княжну Марью и завидовал ей. Когда он ей это сказал, он заметил в ней замешательство и объяснил его тем, что ей неприятно было слышать похвалы о том, что не должно было быть иначе.

Pierre забывал и судил, как и всегда все посещающие дом, только тогда, когда готовы принимать их.

№ 134 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. I V).

Любовь князя Андрея и Наташи и их счастье было одной из главных причин происшедшего переворота в жизни Pierr’a. Ему не было завидно, он не ревновал. Он радовался счастию Наташи и своего друга, но после этого3536 он не мог уже переносить даже прежних холодных отношений своих к жене, и весь интерес и всё значение масонства для него мгновенно исчезли. Он уехал в Москву. вся жизнь его расстроилась. Весь интерес масонства вдруг исчез для него. Весь труд самопознания и самосовершенствования пропал даром. Он поехал в клуб. Из клуба с старыми приятелями к женщинам. И с этого дня начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Pierre, ничего не сказав ей, собрался в Москву и уехал.

В Москве, как только он въехал в свой огромный дом, с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной праздно кормящейся дворней, как только он увидал, проехав по городу, эту Иверскую с свечами, эту площадь с неизъезженным снегом, этих извощиков, эти лачужки Сивцова Вражка, увидал стариков московских, всё ругающих, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь и английский клуб, он3537 навсегда распростился не с масонством по форме, а с верою и любовью в него. почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Со времени своего приезда в Москву он ни разу не открывал своего дневника, не ездил к братьям масонам, отдался опять своим главным страстям, в которых он признавался при принятии в ложу, и был, ежели не доволен,3538 и спокоен то не мрачен и весел. Как бы он даже не ужаснулся, а с презрением бы не дослушал того, который семь лет тому назад, до Аустерлица, когда он только приехал из за границы, сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея определена предвечно и давно пробита. Жениться на красавице, жить в Москве, давать обеды, играть в бостон, слегка бранить правительство, иногда покутить с молодежью, быть членом английского клуба. Он и хотел произвести республику в России, он хотел быть и Наполеоном, он хотел быть и философом, и хотел залпом выпить на окне бутылку рому, он хотел быть тактиком, победителем Наполеона, он хотел и переродить порочный род человеческий и самого довести себя до совершенства, он хотел и учредить школы и больницы и отпустить на волю крестьян и, вместо всего этого, он был богатый муж неверной жены, камергер в отставке и член московского аглицкого клуба, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить слегка правительство. Он был всем этим, но и теперь не мог бы, не в силах бы был поверить, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад. Ему казалось, что он совсем другой, особенный, что те совсем другие, те пошлые, глупые, а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать всё это для человечества. Ему бы слишком больно было подумать, что верно и все те отставные камергеры так же бились, искали какой-то новой, своей дороги в жизни, и так же, как и он, силой обстановки, общества, породы, той стихийной силы, которая заставляет картофельные ростки тянуться к окну, — приведены были, как и он, в Москву — английский клуб, легкое фрондерство против правительства и отставное камергерство. Он всё думал, что он другой, что он не может на этом остаться, что это так, покаместа (так покаместа уже тысячи людей входили со всеми зубами и волосами и выходили без одного из московского английского клуба) и что вот-вот он начнет действовать... Он и его друг Андрей в этом взгляде на жизнь были до странности противоположны один другому. Pierre всегда хотел что-то сделать, считал, что жизнь без разумной цели, без борьбы, без деятельности не есть жизнь, и всегда он ничего не умел сделать того, что хотел, и просто жил, никому не делая вреда и многим удовольствие. Князь Андрей, напротив, с первой молодости считал свою жизнь конченною, говорил, что его единственное желание и цель состоят в том, чтобы дожить остальные дни, никому не делая вреда и не мешая близким себе, и вместе с тем, сам не зная зачем, с практической цепкостью ухватывался за каждое дело, и увлекался сам, и других увлекал в деятельность.

В Москве жили очень весело эту зиму с 1810 на 11 год, как и в Петербурге. Pierre знал всю Москву и бывал во всех самых разнообразных московских обществах и во всех ему было весело, и во всех ему были рады. Он ездил и по старикам и старушкам, которые все любили его, и в свет, на балы, где о нем было составившееся мнение чудака рассеянного, очень умного, но смешного, «ridicule» человека, и вместе с прежними кутежными товарищами, собравшимися в Москву, к цыганам и т. п.

Товарищами его в этих экскурсиях были Долохов, с которым он опять сошелся, и шурин Анатоль Курагин.3539 Эти два молодые человека, бывшие тогда знаменитостями Москвы, сделались опять приятелями Pierr’a и часто из клуба, после выпитых двух бутылок вина, с более обыкновенного блестящими глазами и путающимся языком, Pierre уезжал с ними на ночные похождения.

[Далее со слов: Прожив год, Pierre сделался... кончая:... он давно бы был нищим. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 5, гл. I.] Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, школы, церкви, книги — ничто не получало отказа и ежели бы не два его друга, занявшие у него денег много и взявшие его под опеку, он бы всё роздал. В клубе не было обеда, вечера без него. Как только он приваливал на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались споры, толки, шутки. Где ссорились, он одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой — мирил. На балах он везде был, недоставало кавалера, он танцевал. Старушек он дразнил и веселил. С молодыми барынями был умно любезен, и никто лучше его не рассказывал смешные истории и не писал в альбомы. На турнирах в буриме с В. Л. Пушкиным и П. И. Кутузовым всегда его буриме был прежде готов и3540 смешнее забавнее.

— Il est charmant, il n'a pas de sexe,3541 Он прелестен, он не имеет пола, — говорили про него молодые дамы. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.

Только в самой, самой тайной глубине души своей Pierre говорил себе, объясняя свою распущенную жизнь, что сделался таким не оттого, что природа его влекла к этому, а оттого, что он влюблен несчастливо в Наташу и подавил в себе эту любовь.

[Далее со слов: В начале зимы князь Николай Андреевич с дочерью опять приехал в Москву... кончая:... резкие суждения о происшедшем, нельзя было не удивляться этой свежести ума, памяти и изложения. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 5, гл. II.] Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо и дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре и сам свежий, энергический старик с его кроткой дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, представлял величественное и приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме тех двух-трех часов, во время которых они видали хозяев, были еще двадцать один час суток, во время которых шла тайная внутренняя, домашняя жизнь. И эта то внутренняя домашняя жизнь в последнее время так тяжела стала для княжны Марьи, что она уже не скрывала от себя тяжесть своего положения, сознавалась в нем и молила бога помочь ей. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял бы таскать дрова и воду, ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно, но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучал себя и ее, — он умышленно с хитростью злобы умел ставить ее в такое положение, что ей надо было выбирать из двух невыносимых положений.3542 Он мучал людей, ссылал их в Сибирь и в солдаты и посылал этих же людей, которые и без посылки приходили, просить заступы княжны Марьи. Он выгонял и не впускал к себе дочь и говорил, что он несчастен, и что она его знать не хочет, он умышленно унижал ее перед m-lle Bourienne и с упорством (как казалось княжне Марье) Он знал, что теперь ее главная забота была получить его согласие на брак князя Андрея, тем более что срок его приезда приближался и на это то, самое больное место он направлял все свои удары с проницательностью любви-ненависти. Пришедшая ему в первую минуту мысль-шутка о том, что ежели Андрей женится, и он женится на Bourienne, он видел, так больно поразила княжну Марью, что эта мысль понравилась ему и он с упорством последнее время выказывал особенную ласку к m-lle Bourienne и держался плана выказывать свое3543 нелюбовь недовольство к дочери любовью к Bourienne. Один раз в Москве княжна Марья видела (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), как князь поцеловал у m-lle Bourienne руку. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m-lle Bourienne вошла к ней, приглашая ее к князю. Увидев Bourienne, княжна Марья спрятала слезы, вскочила, сама не помнила, что она наговорила своей французской подруге и закричала на нее, чтоб она шла вон из ее комнаты. На другой день3544 Дмитрий Лавруша — лакей, не успевший во время подать кофе француженке, был отослан3545 сослан в пастухи Сибирь в часть с требованием сослать его в Сибирь. Сколько раз в этих случаях вспоминала княжна Марья слова князя Андрея о том, для кого вредно крепостное право, и князь при княжне Марье сказал, что он не может требовать почтительности от людей к своему другу Амелии Евгеньевне, ежели дочь его позволяет себе забываться перед нею. Княжна Марья просила прощенье у Амалии Евгеньевны, чтобы спасти3546 Дмитрия Лаврушку.

[Далее со слов: Утешения прежнего в монастыре и странницах не было, кончая:... ненавидела и презирала себя за то. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 5, гл. II.]

В 1811 году в Москве был быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом красавец, любезный как француз, Прогнал доктора. Обед. Растопчин, ругают Сперанского. Борис. Р Pierre говорит, что он в положении ищущего невест, оттого у вас. — Я бы пошла. Под опеку. Княжна Марья пишет Р. Pierre не ошибся, весьма скоро Борис сделал предложение. Меветов, Карамзин, сколько приданого.
необыкновенно ученый и образованный и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства. Метивье был принят в высших домах не как доктор, а как равный.3548 и как только графиня Безухова приехала в Москву, Метивье сделался ее домашним человеком, и Pierre всякий раз, как встречал у себя этого француза или как слышал изречения жены, что un médecin est un ami, un confesseur [врач — друг и духовник], всякий раз краснел и старался не слыхать и не видать этого Метивье. Но Метивье был везде.

Князь Николай Андреевич, смеявшийся над медициной, последнее время стал допускать к себе докторов, как казалось, преимущественно с целью посмеяться над ними. В последнее время был призван и Метивье и раза два был у князя, как и везде, кроме своих врачебных отношений, стараясь войти и в семейную жизнь больного. В Николин день, именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не принимал, и некоторых, список которых он дал княжне Марье, велено было звать обедать. Метивье, в числе других приехавших с поздравлением, нашел приличным, как доктор, de forcer la consigne,3549 силою нарушить приказ, как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Это именинное утро князь был в одном из самых дурных своих периодов. Он выгнал от себя княжну Марью, пустил чернильницей в Тихона и лежал, дремля, в своем волтеровском кресле, когда красавец Метивье, с своим черным хохлом и прелестным румяным лицом, вошел к нему, поздравил, пощупал пульс и сел подле него. Метивье, как бы не замечая дурного расположения духа, развязно болтал, переходя от одного предмета к другому. Старый князь, хмурясь и не открывая глаз, как будто не замечая развязно веселого расположения духа доктора, продолжал молчать, изредка бурча что-то непонятное и недоброжелательное.3550 Но Метивье, привыкший держать в руках сокровенные пружины людских стремлений и посредством их управлять ими, привыкший безучастно смотреть на людей, заставляя их делать то, что он считал нужным, взял себе задачей за point d’honneur [вопрос чести] поставил себе разговорить старого князя и заставить его говорить о том, о чем он, Метивье, захочет. Князь Николай Андреевич, как это часто бывает с стариками, понял, чего хотел француз, но не счел нужным дать ему заметить, что он его понял, и за point d’honneur поставил себе не разговориться. Метивье поговорил с почтительным сожалением о последних известиях неудач Наполеона в Испании и выразил условное сожаление в том, что император увлекается своим честолюбием. Князь молчал. Метивье коснулся невыгод континентальной системы. Князь молчал. Метивье заговорил о последней новости введения нового свода Сперанского. Князь молчал. Метивье с улыбкой торжественно начал говорить о востоке, о том, что направление французской политики, совокупно с русской, должно бы было быть на востоке, что слова сделать Средиземное море французским озером...

Князь не выдержал и начал говорить на свою любимую тему о значении востока для России, о взглядах Екатерины и Потемкина на Черное море. Он говорил много и охотно, изредка взглядывая на Метивье.

— По вашим словам, князь, — сказал Метивье, — все интересы обоих империй лежат в союзе и мире.3551 Князь вдруг вспомнил, как он обещал себе не говорить и разговорился. Он

Князь вдруг замолк и устремил прикрываемые отчасти бровями злые глаза на доктора.

— А, вы меня заставляете говорить. Вам нужно, чтоб я говорил, — вдруг закричал он на него. — Вон! Шпион. Вон! — и князь, войдя в бешенство, вскочил с кресла, и находчивой Метивье ничего не нашел лучше сделать, как поспешно выйти с улыбкой.3552 Дальше в рукописи недостает одного листа.

Обед был чопорен,3553 как и всё в доме князя Николая Андреевича, но оживлен, как и всякое общество, где бывали Pierre, всегда напрашивающийся на споры, и граф Растопчин с своей живостью фигуры и мастерством речи подвижностью, быстротой и неожиданностью остроумия. Князь Николай Андреевич рассказал, как он выгнал Метивье, и о том, почему он знает верно, что этот француз шпион. Растопчин грустно подтвердил мнение князя, как будто он никогда и не сомневался в этом. — Да, в странное время живем мы: со всеми в дружбе, в связи, а все правительства наши друзья, а везде измена, — говорил Растопчин, когда за кофеем собрался небольшой кружок в парадной гостиной. За обедом разговор зашел о последнем присоединении немецких мелких государств, и в том числе герцогства Ольденбургского к Франции, о последнем манифесте учреждения министерств Сперанского. — Я не вижу другой цели, как уронить верховную власть, породить смуты в народе, — говорил Растопчин. — Прожили царствование Екатерины с коллегиями, к ним привыкли. но разговоры и интересные разговоры не умолкали. Тон разговора был такой, что гости, как будто перед высшим судилищем, докладывали князю Николаю Андреевичу все глупости и неприятности, делаемые ему в высших правительственных сферах. Князь Николай Андреевич как бы принимал их к сведению. Всё это докладывалось с особенной объективностью, старческой эпичностью, все заявляли факты, воздерживаясь от суждений, в особенности, когда дело могло коснуться личности государя. Pierre нарушал только этот тон, иногда стараясь сделать выводы из напрашива напрашивавшихся на выводы фактов и переходя границу, но всякий раз был останавливаем. Растопчина видимо все ждали и, когда он начинал говорить, все оборачивались к нему, но вошел он в свой удар только после обеда.3554 Монотонность этого доклада нарушалась только иногда оживленным рассказом старого князя о старом времени Потемкина. На полях: Сперанский. Совет. Манифест о учреждении министерств Растопчин: avec 500 000 hommes il serait facile d’avoir un beau style [C 500 000 армией легко иметь прекрасный слог] Le russe n’a de viril que la baïonnette, tout le reste est enfant. [В русском человеке одно мужественно — это штык. Всё остальное в нем ребячливо.]

— Consul d'état, ministères des cultes.3555 [Государственный Совет, министерство вероисповеданий. | Хоть бы свое выдумали,3556 Кутейники! — закричал князь Николай Андреевич, — изменники, державная власть есть самодержавная власть, — говорил князь, — та самая, которая велит делать эти изменения.

— Хоть плетью гнать министров, — сказал Растопчин больше для того, чтобы вызвать на спор.

— Ответственность! Слышали звон, да не знают, где он. Кто назначит министров? Царь, он их и сменит: взмоет голову, сошлет в Сибирь, а не объявит народу, что у меня такие министры, которые могут изнурить нас налогами, а потому быть виноваты.

— Мода, мода, мода, французская мода, больше ничего. Как мода раздеваться голыми барыням, как в торговых банях вывеска, и холодно и стыдно, а разденутся. Так и теперь. Зачем власти ограничивать себя? Что за идея на монетах писать Россия, а не царь? Россия и царь — всё одно, и тогда всё одно, когда царь хочет быть вполне царем.

— Читали вы, князь, записку Карамзина о старой и новой России? — спросил Растопчин. — Он говорит...

— Умный молодой человек, желаю быть знакомым.

За жарким подали шампанское. Все встали, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему. Он подставил ей щеку, но не забыл и тут взглянуть на нее так, чтобы показать ей, что он не забыл утреннее столкновение, что вся злоба на нее остается попрежнему во всей силе.

Разговор замолк на минуту. Старый генерал сенатор, тяготившийся молчанием, пожелал поговорить.

— Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге?

— Нет, что?

— Новый французский посланник (это был Лористон после Коленкура) был при его величестве. Его величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию, церемониальный марш, так он будто сказал, что мы у себя на такие пустяки не обращаем внимания. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему, — сказал генерал, как будто удерживаясь от суждения и только заявляя факт.

— Читали вы ноту, посланную к дворам и отстаивающую права герцога Ольденбургского? — сказал Растопчин с досадой человека, видящего, что дурно делается то дело, которым он сам прежде занимался. — Во-первых, слабо и дурно написано, А нам можно и должно заявлять смелее, имея 500 0003557 В рукописи описка: 50 000 войска.

— Да, avec 500 000 hommes il est facile d'avoir un beau style.3558 [С 500 000 армией нетрудно владеть и хорошим слогом.]

Pierre замечал, как во всех осуждениях своих эти старики останавливались у границы, где осуждение могло касаться самого государя, и никогда не переходили этой границы.

Растопчин остановился, одабривая фразу Pierr'a и повторяя ее.

— Я спрашиваю, какие же законы можно писать для своего государства, какую справедливость можно требовать после того, как Бонапарт поступает, как пират на завоеванном корабле, с Европой?

— Войны не будет, — резко и сентенциозно перебил князь. — Не будет оттого, что у нас людей нет. Кутузов стар, и что он там в Рущуке делал — не понимаю. Что принц, как переносит свое положение? — обратился он к Р Растопчину , который был на днях в Твери у принца Ольденбургского. Князь Николай Андреевич умышленно переменял разговор; в последнее время он не мог говорить о Бонапарте, потому что он постоянно о нем думал. Он начинал не понимать в этом человеке. После того, как он в прошлом году женился на дочери австрийского кесаря, старый князь не мог уже более уверенно презирать его, не мог и верить в его силу. Он не понимал, терялся в догадках и был смущен, когда говорили о Бонапарте.

— Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractère et une résignation admirable,3559 [Герцог Ольденбургский с твердостью и достойной покорностью переносит свое несчастье,] — сказал Растопчин. И продолжал о Бонапарте. — Теперь дело до папы доходит, — говорил он. —Что ж мы не перенимаем? Наши боги — французы, наше царство небесное — Париж, — он обратился к молодым людям, к Борису и Ріеrr'у. — Костюмы французские, мысли французские, чувства французские. Ах, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял [бы] старую дубинку Петра Великого из кунст-камеры, да по-русски обломал бы бока... Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, не хандрите, бог не выдаст, свинья не съест.

— Прощай, голубчик, гусли, заслушаюсь его, — сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя свою щеку. С Растопчиным поднялись и другие. Один Pierre остался, но старый князь, не обращая на него внимания, пошел в свою комнату. Борис, откланявшись и сказав княжне Марье, что он всегда, как на святыню, смотрит на ее отца, заслушивается его и потому не может насладиться ее обществом, вышел с другими, но просил позволения бывать у нее.

Княжна Марья сидела в гостиной молча во время разговора и, слушая эти толки и пересуды о столь важных государственных делах, ничего не понимала из того, что говорилось, а странное дело, только думала о том, не замечают ли они враждебных отношений ее отца к ней. С этим вопросительным взглядом она и обратилась к Pierr'y, который перед отъездом с шляпой в руке повалился своим толстым телом подле нее в кресло. «Вы ничего не заметили?» как будто говорила она. En voyant le duc d’Oldenbourg on est dans le cas d’admirer le triomphe de la vertu, — сказал Растопчин тоном, показывавшим, что фраза эта уже узаконилась при дворе. — Car sa fermeté est une chose admirable ainsi que l’égalité de son humeur. [При виде герцога Ольденбургского сознаешь силу добродетели. Твердость его и мирное состояние духа достойны поклонения.]

Pierre же находился в приятном послеобеденном состоянии духа.3561 особенно оживленный происходившим разговором. Он завидовал этой тихой, преданной жизни княжны Марьи. Он глядел вперед себя и тихо улыбался.

— Давно вы знаете, княжна Марья, этого молодого человека? — сказал он, указывая на уходящего Бориса.

— Я знала его ребенком, но теперь недавно...

— Что он вам нравится?3562 не очень.

— Да, отчего же.

— Что, пошли бы за него замуж?

— Отчего вы у меня спрашиваете? — сказала княжна Марья, вся вспыхнув, хотя она уже оставила всякую мысль о замужестве.

— Оттого что я, ежели езжу в свет, не к вам, а в свет, то забавляюсь наблюдениями. И теперь я сделал наблюдение, что молодой человек без состояния обыкновенно приезжает из Петербурга в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой.

— Вот как, — сказала княжна Марья, все думая о. своем.

— Да, — продолжал Pierre с улыбкой, — и этот юноша теперь себя так держит, что где есть богатая невеста, там и он. Я, как по книге, читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или m-lle3563 Ахросимов Julie Корнаков. Il est assidu auprès de vous deux.3564 [Он приложил свои старания к вам обеим.] Но, я думаю, Julie aura la palme, [что Жюли одержит победу.] И вы знаете новая манера de faire la cour? [ухаживать] — Нет, — грустно улыбаясь, сказала княжна Марья. — C’est la mélancolie! Il est plus mélancolique la bas qu’ici. [Меланхоличность! Там он меланхоличнее, чем здесь.] — Полноте смеяться, мой друг, мне так грустно.

— Vraiment?3565 — Правда? — A княжна Марья думала: «Отчего бы мне его не выбрать своим другом и поверенным и не высказать ему всё. Мне бы легче стало. Он бы подал мне совет».

— Пошли бы вы за него замуж?

— Ах, боже мой, граф, есть такие минуты, — сказала княжна Марья, — что я пошла бы за всякого, — вдруг, неожиданно для самой себя, сказала княжна Марья со слезами в голосе. — Ах, коли бы вы знали, mon ami,3566 [мой друг,] — продолжала она, — как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что ничего не можешь для него сделать, кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно — уйти,3567 А мне уйти только можно замуж. — Вы про князя говорите? — Да про кого же, — со слезами уже говорила княжна Марья, — он ненавидит меня. Должно быть я сама в этом виновата. Но за что же, что же он так ужасно мучит меня? Я никогда никому и Андрею не говорила, но вам я всё расскажу. — Ах, говорите. Как бы я счастлив, ежели бы я мог помочь вам. а куда мне уйти можно.

— Что вы, княжна. — Но княжна не договорила и заплакала.

— Я не знаю, что со мной нынче, — сказала она оправившись. — Не слушайте меня, а поговорим лучше про André. Скоро ли приедут Ростовы?

— Я слышал, что они на днях будут.

Княжна Марья, чтобы забыть о себе, сообщила Pierr’y план, как она, ничего не говоря отцу, как только приедут Ростовы, постарается сблизиться с будущей belle soeur3568 невесткой с тем, чтобы князь привык к ней и полюбил ее.

Pierre вполне одобрил этот план.

— Одно, — сказал он ей, уезжая и с особенной теплотой глядя ей в глаза, — насчет того, что вы о себе сказали, помните, что у вас есть верный друг — я. — Pierre взял ее за руку.

— Нет, я бог знает, что говорила,3569 я ничего. И она рыдая ушла к себе. На другой день Pierre получил письмо от княжны Марьи, в котором она умоляла его забыть весь разговор, бывший между ними, в котором она, бывши больна, не помнила, что она говорила. После этого объяснения Pierre сиживал с княжной Марьей и, хотя никогда ни слова не говорил с ней о случившемся, он с тактом и почтительностью, которая бывает только перед несчастьем, показывал ей, как он готов бы был помочь ей. Говорили они и о князе Андрее и под великим секретом о его женитьбе, о которой старый князь еще ничего не знал. От князя Андрея давно не было ничего. Княжна Марья предполагала по его последнему грустному письму, что он в дороге. забудьте, — сказала княжна. — Только дайте мне знать, как приедут Ростовы.

В этот же вечер она сидела по обыкновению с работой у отца. Он слушал чтение и крякал сердито. Княжна Марья молча глядела на него. Княжна Марья думала за него тысячи злых вещей. «Он ненавидит меня, он хочет, чтоб я умерла». Она оглянулась. Он оттопырил губу и клевал носом с старческим бессилием.

Предположения Pierr’a относительно Бориса были справедливы. Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами Москвы. Дядя [?] умер, сделалась богатой. Но княжна Марья казалась ему, несмотря на то, что княжна Марья, как ни дурна она была, казалась ему привлекательнее Жюли, он боялся и чувствовал, что с ней у него трудно поведется дело, и остановился на Жюли. Он сделался ежедневным у Ахрасимовых. И Марья Дмитриевна, все такая же прямая, но убитая душевно потерею сыновей и презиравшая в душе столь непохожую на нее дочь, с нетерпением ждала случая сбыть ее. Жюли было двадцать семь лет. Она думала, что она не только так же, но гораздо больше привлекательна теперь, чем была прежде. Она была [привлекательна] действительно, во-первых потому, что она была богата, во-вторых потому, что, чем старее она была, тем безопаснее она была для мущин и тем свободнее была с ними. Она сама принимала и одна ездила с каким-нибудь чепцом.

Мущина, который десять лет тому назад побоялся бы каждый день ездить в дом, где была семнадцатилетняя барышня, чтобы не компрометировать ее, теперь ездил к ней смело на ужины (это была ее манера). Она умела принимать, передразнивать всевозможные тоны и, смотря по людям, была то чопорная аристократка, фрейлина, то москвичка простодушная, то просто веселая барышня, то поэтическая, меланхолическая, разочарованная девица. Этот последний тон, усвоенный ею еще в молодости и употребляемый еще тогда, когда она кокетничала с Nicolas, был ее любимый. Но все эти тоны она принимала так поверхностно, что людей, действительно бывших меланхолическими или просто веселыми, подделки поражали и отталкивали, но так [как] большинство людей только притворяется, а не живет, то ее окружало и ценило большинство людей. Ее приятелем был и Карамзин, в прежние времена бедняк, и В Василий П Пушкин и П Петр А Андреевич В Вяземский , который писал ей стихи. Всем весело было без последствий пусто болтать с нею. В числе ее искателей Борис был для нее один из самых приятных, и она ласкала его и с ним нашла нужным принять любимый тон меланхолии. Покуда Борис был в нерешительности, он еще смеялся и бывал весел, но когда он твердо решился выбрать ее из двух, он вдруг сделался грустен, меланхоличен, и Жюли поняла, что он отдается ей. Весь альбом Жюли был исписан его рукою такими изречениями над картинками гробниц:


La mort est secourable et la tombe est tranquille.
Ah! contre les douleurs il n'est pas d'autre asile.3571 [Смерть спасительна, и в могиле покой. И нет иного приюта от горестей.]

Или:

Arbres antiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les ténèbres et la mélancolie.
Bois, fait être l'asyle de la mélancolie. Je veux, hermite nouveau, me reposer sous ton ombre.3572 [Деревья вековые, ваши темные ветви навевают на меня мрак и меланхолию. Меланхолии в роще приют. Отшельником хочу отдохнуть в ее тени.]

Или:

Plus j'approche du terme et moins je le redoute...3573 [Чем ближе подхожу я к пределу, тем меньше страшит он меня...] и т. д.


Борису Жюли играла на арфе самые печальные марши. Борис вздыхал и читал ей вслух «Бедную Лизу». Но положение это тянулось две недели и становилось тяжело. Оба чувствовали, что надобно выйти из ожиданий, смерти, любви к гробнице и презрения к жизни. Жюли — для того, чтоб сделаться женою ф флигель а адъютанта , Борису — для того, чтобы с меланхолической невестой получить нужные три тысячи душ в Пензенской губернии. Выход этот был очень тяжел, но надо было перейти его, и в один день после сознания в том, что, кроме мечтания о неземной любви, Борис, решившийся в этот день объясниться, сделал предложение. Предложение, к ужасу старой графини Ростовой и к досаде Наташи (она всё таки Бориса так считала своим), предложение было принято. И на другой день оба игрока не считали более нужным употребление меланхолии и весело стали ездить, показываться в театрах и на балах, как жених с невестой, и по утрам в магазины, закупая всё для сватьбы. Устроившаяся сватьба Жюли с Борисом была свежей и капитальной светской новостью, когда Илья Андреевич Ростов приехал в конце зимы в Москву продавать свой дом и привез с собой повеселить Наташу.3574 Кроме света, английского клуба и старых екатерининских тузов, в котором князь Николай Андреевич и граф Растопчин играли главную роль, кроме другого светского света балов, в котором первенствовала Hélène и, как барышня, Жюли, в Москве был еще другой холостой, мужской свет, в котором первенствовал Долохов. Общество этой холостой молодежи играло, пило, вводило в моду хор цыган Ильи и изредка показывалось и в светском свете, как будто только для того, чтобы показать свету, что оно презирает его. Долохов ездил на балы, но редко. Жюли, желавшая приручить к себе этого медведя, раз танцовала с ним мазурку, и все видели, как она багрово покраснела при каком-то слове Долохова. Долохов сказал ей на ее вопрос, женится ли он когда, что он женится на женщине, которая его будет любить, а что доказательство любви женщины есть одно — отдаться мужчине. «Сделали бы вы это?» спросил он. На полях: Они все полнокровны. Жюли декольте с прыщами, засыпанными пудрой, и Долохов, которому всё надоело, и он готовил новенькое.

* № 135 (рук. № 89. T. II). ШЕСТАЯ ЧАСТЬ

В 1812 году весною князь Андрей был в Турции в армии, в которой после Прозоровского и Каменского был назначен тот же Кутузов. Князь Андрей, много изменившийся в своих взглядах на службу, отклонился от штабных должностей, которые ему предлагал Кутузов, и поступил во фронт в пехотный полк, командиром батальона. После первого дела он был произведен в полковники и назначен командующим полком. Он достиг того, чего желал — деятельности, т. е. избавления от сознания праздности и вместе с тем уединения. Несмотря на то, что считал себя много изменившимся с Аустерлицкого сражения и смерти жены, несмотря на то, что он и действительно много изменился с тех пор, он для других, для сослуживцев, подчиненных и даже начальников представлялся тем же гордым, неприступным человеком, как и прежде. Только с тою разницею, что гордость его теперь не была оскорбительна. Подчиненные и товарищи знали, что он человек честный, храбрый, правдивый и чем то особенный — презирающий всё одинаково (Ничто не возбуждает презрения, как неровность и обратное — твердость).

Он был в полку уединеннее не только, чем в своей деревне, но чем мог бы быть в монастыре. Только один Петр, его камердинер, был человек, знавший его прошедшее, его горести; все остальные были солдаты, офицеры — люди, которых нынче встретил, с ними дерешься, но вероятно никогда не увидишь, выйдя из полка. Они так смотрят на вас, и сам так смотришь на них — без соображения прошедшего и будущего и оттого особенно просто, дружелюбно, человечески.3575 Всё, что он Как он ехал оживленный возвратившимся к жизни за границу, как там тоска по родине. И проч. Успехи по службе, презрение к этому успеху. Он притворялся себе самому убитым, а был полон жизни. Он желает смерти, а княжна Марья будет жить у него и ходить за Коко. Он предложит себя не только к Б., но генералом с огромной карьерой впереди. Полно, предложить ли себя? слишком много чести. Поперек текста: Князь Андрей не служит. Он в Крыму. Притом полковой командир поставлен положением в уединение. Его любили, называли наш князь, любили не за то, что он был ровен, заботлив, храбр, но любили главное за то, что не стыдно было повиноваться ему. Он — наш князь — так очевидно стоял выше всех. Адъютант, квар квартирьер , баталионный командир робея входили в его всегда изящно убранную, чистую палатку, где он, чистый, сухой, спокойный всегда, сидел на обыкновенном кресле, и робели докладывать ему о нуждах полка, как бы боясь развлечь его от его важных чтений или соображений. А они не знали, что чтения эти были Шиллер, а размышления — мечты любви и семейной жизни. Он хорошо управляя полком и именно хорошо оттого, что главные силы его были направлены на мечты и он отдавал службе только ничтожное, небрежное, механическое внимание. Pas trop de zèle,3576 [Не слишком много усердия,] оттого и хорошо было, как и всегда бывает.

1812 года 18 мая штаб его полка стоял в Олтенице на берегу Дуная. Военных действий не было. С утра осмотрев прошедший баталион, он поехал верхом кататься, как он всегда делал. Проехав верст шесть, подъехал к молдаванской деревне Будшеты. Там был праздник.3577 Цыгане водили Народ сытый, отпоенный вином, южный, все в новых посконных рубахах сидели празд празднично . Девки водили хороводы, на него посмотрели и продолжали играть. Напев веселый, мелодический, манерный. Одна цыганка с стоячими грудями из под посконной белой рубахи, рябая и счастливая. Цыган корявый, нарядный малый. Они смутились военного, прижались. Он купил им3578 семячек орехов — не взяли. Ему было весело. Он улыбался. Но грустно стало, что его боятся. Он был в том состоянии яркого наблюдения, которое было с ним на Аустерлицком поле, у Ростовых. Он въехал в лес. Молодая листва дубов. (Его парило, наконец и он распустился.) Тень и свет колыхали теплый, душистый воздух. Офицеры встретились и почтительно прошли. Он поехал в рощу. Офицеры думали, что он осматривает позицию, а он не знал, что с ним делается. Он отослал провожатого и поскорее уезжал, чтобы никто не видал его. Ему хотелось плакать.

«Есть же», думал он, «истина и любовь, и путь верный и счастливый в жизни. Похоть к цыганке — гадость. Где он, где он?» Он слез с лошади, сел на траву и заплакал. «Лес теплый, душистый. Цыганка с грудями. Небо высокое и сила жизни и любви, и Pierre, и человечество, Наташа. Да, Наташа — я люблю ее сильнее всего в мире. Я люблю тишину, природу, мысль». И вдруг, прежде он не знал, что с собою сделать, заторопился, встал и поехал веселый, счастливый домой. Приехав домой, он сел и написал две бумаги, одну на почтовом, другую на простом листе. Одно — было прошение об отставке, другая — письмо к графу Ростову, в котором он официально просил руки его дочери с вложенной запиской к Наташе, по французски. Дуб «Я вас люблю, вы это знаете. Я не смел предложить вам до сих пор свое разбитое сердце, но любовь к вам так оживила его, что я чувствую в себе силы посвятить всю жизнь твоему счастью.3581 Напиши Я3582 прошу жду вашего ответа».

Как то, так и другое решение было самопожертвованием в понятии князя Андрея. Бросить службу, когда он был представлен в генералы и ему предлагаемо было место дежурного генерала, когда его репутация в войске была прекрасна,— это было лишнее и отречение от всего прошедшего, но тем более наслаждения доставляла ему мысль, что он бросит всё это, из за чего? Из за мысли, над которой, слушая ее от Pierr'a, он не раз смеялся, что война есть зло, в котором могут участвовать только тупые орудия, а не самостоятельно думающие люди. Для человечества он жертвовал этим. И всё это было в нем, но вдруг выпросилось наружу под впечатлением цыганки, покупавшей орехи, и теплой, колышащейся тени листвы; да будет так. Другое пожертвование было вступление в дрязги родства жизни. Ежели бы она, как цыганка, была бы тут, это не было самопожертвование: увезти ее и связать себя с ней навеки; но теперь его ужасало будущее, но он твердо решил пройти через всё. Через пошлость ее родных, через неудовольствие своего отца. Она представлялась ему плачущей и кокетничающей с Pierr'ом. «Нет, я не могу, не могу жить без нее». И цыганка в посконной рубахе связывалась со всеми этими решеньями. «Нет, дуб и груди цыганки солгали», думает князь Андрей. «Это не то было — не то. Но что же?» Он взглянул на небо и увидал комету. Остановка кометы возбуждает к деятельности.

У него обедали всегда несколько офицеров. Он считал нужным образовывать их. Был маленький двор.

Почтительно сели офицеры, замечая хороший дух нашего князя. Разговор о войне с французами. После обеда пришли пакеты. О ремонте фур. О производст производствах .

— Поздравляю вас, господа.

— Это вам обязаны, ваше сиятельство.

— Ну, а вам, князь?

— В генералы и назначение.

— Что ж вы нас оставите, — стараясь быть грустным, сказал баталионный командир.

— Я всё равно бы оставил, — сказал князь Андрей. — Потрудитесь отправить конверт. Извините. — Он стал читать письмо.

Это было письмо Наташи. Он побледнел, прочтя это письмо,3584 В милых каракулях этих рассказывалось неосторожно история падения Сперанского и всех планов конституции и писалось о предстоящей войне 1812 года. но продержал офицеров до вечера. Всю ночь он ходил по двору, глядя на комету, которая как будто разметалась и уперлась на одном месте, подняв кверху хвост. Князь Андрей с Аустерлицкого поля выучился смотреть на далекое небо, понимать его и находить в нем успокоение. «Да, и это было заблуждение», думал он, «как и прежние. Но что же правда, где же то, чего нужно моей душе, то, про что говорят мне эти звезды и эта остановившаяся, влепившаяся комета?»

* № 136 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. VI—VII).

В начале февраля приехали Ростовы. Никогда Наташа не была3585 так хороша так взволнована, так3586 полна готова, зрела для любви и потому так женственно хороша, как в этот свой приезд в Москву. Перед отъездом своим из Оградного она видела сон, что князь Андрей встречает ее в гостиной и говорит: «Зачем вы едете? Я уже давно приехал». Наташа так страстно желала этого, так сильна была в ней потребность любить мущину не в одном воображении, так тяжело ей становилось ожидание своего жениха, что она, приехав в Москву, твердо была уверена, что сон ее сбудется и что она найдет уже в ней князя Андрея.

Они приехали вечером. На другой день утром были посланы извещения Pierr'y, Анне Михайловне и Шеншину. На другой день утром прежде всех приехал Шиншин и рассказывал про московские новости. Главная новость была про то, что здесь теперь два молод молодые человека, Долохов и Курагин, которые свели с ума всех московских барынь.3587 — Помнишь, Наташа, этот красавец кавалергард на бале у Нарышкиных? — сказал граф. — Помню, — отвечала Наташа.

— Это те, что медведя связали? — сказал граф.

— Ну, тот самый, — отвечал Шиншин. — Да добро бы Курагин, ну, отец — известный человек, и точно — красавец писаный. Ну, а Долохов-то что. «Dolochoff le Persan»,3588 Долохов персиянин, таки прозвали барыни.

— Да откуда он взялся, — сказал граф, — ведь он пропал куда-то года три назад?

— Нашелся; оказывается, что он у какого-то владетельного князя был министром в Персии где-то, гарем там имел, убил брата шахова. Ну и с ума все сходят московские наши барыни. Dolochoff le Persan, да и кончено. А он шулер, вор. А у нас нет обеда без Долохова, на Долохова зовут — вот как.

— И что забавнее всего, — продолжал Шеншин. — Помните, Безухов с ним на дуэли дрался, теперь друзья закадычные. Первый гость и у него и у графини Безуховой.

— Разве она здесь? — спросил граф,

— Как же, на днях приехала. Муж от нее сбежал, она сюда за ним приехала. А хороша, очень хороша, я понимаю, что и...

«Что мне за дело до них», думала Наташа, рассеянно слушая.

— Андрей Болконский здесь? — спросила она.

— Старик здесь, а молодого увы нет, ma chère cousine,3589 [милая кузина,] не с кем пококетничать, — отвечал Шиншин насмешливо, ласково улыбаясь.3590 «Есть чему улыбаться», сердито отворачиваясь от него, подумала Наташа и ушла в свою комнату плакать.

Наташа даже не улыбнулась на ответ Шиншина, едва удержалась, чтобы не заплакать.

Потом приехала Анна Михайловна и объявила со слезами на глазах о своей радости: о женитьбе сына на Жюли.

— Главное, это такое сердце золотое. И так страстно мой Боря любит ее. С детства еще, — говорила состаревшаяся Анна Михайловна, повторяя фразу, которую она говорила всем, и не успевшая сообразить, что для Ростовых надо было изменить эту фразу.

Наташа вспыхнула, услыхав это известие, и, не сказав ни слова, встала и вышла. Но только что она вышла, она поняла, как неуместна была ее досада. Что ей было за дело до Бориса, когда она сама была невеста и кого же? Князя Андрея, самого лучшего человека в мире. Но всё таки ей было больно и досадно и еще более досадно то, что она выказала свою досаду.

Pierre, который должен был сообщить ей последние известия о Андрее, всё не приезжал. Он до поздней ночи прокутил накануне и потому встал только в третьем часу. К обеду и он приехал. Наташа, услыхав о его приезде,3591 стремглав бросилась бегом побежала к нему из задних комнат, где она молча и задумчиво сидела до тех пор.

Увидав Наташу, Pierre покраснел, как ребенок, чувствуя, что он глупо краснеет.

— Ну, что? — говорила Наташа, удерживая руку, которую он у ней целовал, — есть письма? Милый граф. Все мне так противны, кроме вас. Есть? Давайте. — Наташа за руку повела Pierr'a к себе в комнату, не помня себя от радости.

— Скоро ли он приедет?

— Должно быть скоро, он пишет мне об паспорте для гувернера, которого он нашел.

— Покажите, покажите, — говорила Наташа, и Pierre3592 с грустью подал ей письмо.3593 которое, он чувствовал, разочарует ее. Письмо было короткое, деловое, по-французски. Князь Андрей писал, что последнее его дело сделано. Швейцарец Chapelle, умный, образованный, идеальный instituteur,3594 [воспитатель,] ехал с ним — нужно было достать ему паспорт. Письмо было деловое и сухое, как писал князь Андрей. Но Pierre по этому заключил, что он был в дороге.

— Ну, а еще? — спросила Наташа.

— Еще нет ничего, — улыбаясь сказал Pierre.

Наташа задумалась.

— Ну, пойдемте в гостиную.

Pierre еще сообщил ей о желании княжны Марьи видеться с ней, о том, что она приедет к Ростовым, и о том, что приятно бы было познакомиться с стариком, будущим beau pèr'ом.3595 Pierre жалел, что он едет в деревню. Он не мог переносить Наташу Наташа согласилась на всё, но была очень молчалива и сосредоточена.

На другой день Илья Андреич поехал с дочерью к князю.3596 Князь не мог принять, но княжна Марья просила войти к себе. Наташа была всё время этого визита молчалива и строга. Ее поражала и отталкивала эта атмосфера страха, царствовавшая в этом доме. Илья Андреич, оставив дочь, поехал сделать еще визит. Вслед за ним вошел старый князь («стало быть он мог принять», подумала Наташа) и, пробурчав что-то, прошел через комнату. Наташа с страхом и неудовольствием замечала, что ее отец неохотно согласился на эту поездку и робел, входя в переднюю, и спрашивал, дома ли князь. Наташа заметила тоже, что после доклада о них произошло смятение между прислугой, что двое шептались о чем-то в зале, что к ним выбежала девушка и что только после этого доложили, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу вышла m-lle Bourienne. Она особенно учтиво, но холодно встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Они обе не сказали друг другу то, что думали. Княжна с взволнованным, испуганным лицом и красными пятнами на лице встретила гостей, тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Кроме своей неопределимой антипатии и зависти к Наташе, княжна была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали.

Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую-нибудь выходку. Княжна Марья знала о предполагаемом браке, Наташа знала, что княжна Марья знала это, но они ни раза о том не говорили.

— Ну, вот я вам, княжна милая, привез мою певунью, — сказал граф, — уж как хотела вас видеть... Жаль, жаль, что князь всё нездоров, — и, сказав еще несколько общих фраз, он встал. — Ежели позволите, княжна, на четверть часика прикинуть вам мою Наташу, я бы съездил тут два шага в Конюшенную к Анне Дмитревне и заеду за ней...

Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой. Княжна сказала, что она очень рада и просит только князя пробыть подольше у Анны Дмитриевны.

M-lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, не выходила из комнаты и держала твердо le fil de la conversation3598 [нить разговора] о московских удовольствиях и театрах.

Наташа была оскорблена и огорчена и, сама того не зная, своим спокойствием и достоинством внушала к себе уважение и страх в княжне Марье.

Через пять минут по отъезде графа дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.

— Ах, сударыня, — заговорил он, — сударыня, графиня Ростова, коли не ошибаюсь... Прошу извинить, извинить... Не знал, сударыня. Видит бог, не знал, что вы удостоили нас своим посещением. Извините, прошу, — говорил он так ненатурально, неприятно, что княжна Марья,3599 краснея опустив глаза, стояла, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу, а Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m-lle Bourienne приятно улыбалась.

— Прошу извинить! Прошу извинить, — пробурчал старик и вышел. M-lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя, но через пять минут вошел Тихон и доложил княжне Марье, что князь приказал ей ехать к тетушке. Княжна Марья до слез покраснела и велела сказать, что у ней гости.

— Chère Amélie, — сказала она, обращаясь к m-lle Bourienne, — allez dire à papa que je n'irai pas ce matin. Je vous en prie,3600 [Милая Амели, подите, скажите батюшке, что я нынче утром не поеду. Пожалуйста,] — прибавила она тем тоном, который m-lle Bourienne знала за неизменный, за такой, в котором княжна Марья, доведенная до последних границ терпения, уже не уступала. M-lle Bourienne вышла. Княжна Марья, оставшись одна, встала и взяла за руки Наташу и тяжело вздохнула, сбираясь говорить.

— Княжна, — вдруг сказала Наташа, вставая тоже.3601 Зач.: — Я ни за что не пойду в дом, где отец моего мужа будет презирать меня. — Нет, подите, подите, княжна, — сказала она с слезами на глазах. — Я хотела вам сказать, лучше всё оставить... лучше, — она заплакала.

— Полноте, полноте, душенька, — и княжна Марья заплакала и стала целовать ее. В этом положении их застал старый граф и, получив обещание княжны быть у них завтра вечером, увез дочь.

В этот же вечер Ростовы поехали в театр. Наташа3602
после своего сосредоточенного, молчаливого состояния, в котором она была со времени приезда, вдруг сделалась так безумно весела и обворожительна, как она бывала в свои лучшие минуты. Уже одетая, она ходила по залу распевая и спрашивала у всех, хороша ли она, и хорошо ли поет. Графиня, покачивая головой, глядела на нее, боялась, как она всегда своим материнским чутьем боялась чего-то от дочери. — Завтра княжна Болконская обещала приехать к нам? — спросил отец. — Не говорите мне, мама, про Болконского, — сказала Наташа. — Тогда всё видно будет. Теперь пока надо веселиться, едем. В это время в Москве было два героя молодых человека, обращавшие на себя общее внимание. Это был Долохов и Анатоль Курагин, оба приятели. Долохов только в нынешнем году опять появился в Москву, из которой он пропадал четыре года, в черкесском платье, с курчавыми, копной стоящими волосами, с раненной рукой в рукаве с завязочками, но с большими денежными средствами, на которые он жил холостой, роскошной жизнью. Про него рассказывали самые странные истории.
была весь день молчалива и сосредоточена. Она одевалась в театр без всякого удовольствия.

* № 137 (рук. № 89. Т. II, ч. 5, гл. XI).

<М. И. Долохова, дочь богатого человека, была бедная вдова с шестьюдесятью душами и тремя дочерьми и одним сыном. Она жила в деревне. И только в 1805 году сын ее, примерный сын, перевез ее в Москву, купил ей на выигранные деньги маленький домик у Н Николы Я Явленного и содержал ее и сестер. М. И. считала своего сына Федю образцом всех человеческих совершенств, но слишком благородным и пылким для нашего нынешнего, развратного света. Она и сестры во всем, что случалось с ним, только видели несчастье, преследующее всегда добродетель.

1806 год, тот самый, во время которого произошла дуэль между Долоховым и Безуховым, был самый счастливый год для матери. Несмотря на горе, которое причинила матери его рана, всё время выздоровления он лежал у нее и был с нею. В том, что Безухов дрался с Долоховым, мать видела только новое доказательство людской злобы и порчи света.

— Где же нет, чтобы молодой человек не имел связи с женщинами? Это, напротив, формирует людей. Ежели Безухов так ревнив, то он [должен бы] прежде показать это, а не после года. И что за низость вызвать на дуэль человека, который ему должен, предполагая, что он откажется. И вот людская справедливость: Безухову ничего не сделали, а Федю судили и лишили чина.

Но лучшее время для матери было последовавшее после дуэли сближение сына с семейством Ростовых. Nicolas, мать видела, понимал всю высоту души ее сына и ценил его. Он был у них в домике Н Николы Я Явленного ежедневным гостем, и мать помнила их задушевные разговоры. Она помнила, как сын, еще лежа в постели, разговорившись о правилах, говорил:

— Есть три рода людей: одни, которые никого не любят и никого не ненавидят. Это самые глупые и самые счастливые. Есть другие, которые только любят некоторых и остальных не знают. Это Безухов, это бабы. Есть такие, как я, которые только малое число любят, а остальное всё ненавидят. Это — я. У меня есть обожаемая неоцененная мать, есть два-три друга, еще есть одно... ты знаешь, — сказал он, — а остальное я всё ненавижу и презираю, и изо всех остальных готов сделать окрошку для того, чтобы избранным было хорошо.3603 И мать знала, что это была правда.

В это время сближения с Ростовым мать знала, что сын ее влюблен в Соню, в воспитанницу без средств, без состояния, что он бросил самую блестящую в России связь для этой девочки, что он для нее отказался от всех лучших партий, которые предлагала ему мать. И хотя мать желала ему богатства, она радовалась этому благородству сына. Она и дочери ее все были влюблены в Соню. Они ездили в театр, чтобы смотреть на нее, и восхищались ею. Тоска, овладевшая Долоховым после отказа, была ужасна. Он говорил, что убил бы себя, ежели бы не несравненная мать, поддерживавшая его. Он всегда, говоря о матери и с матерью, употреблял какие-нибудь страстные эпитеты. Тоска эта его продолжалась до того дня, в который он решился отплатить кому-нибудь за свою неудачу и выместил на Nicolas свою досаду, обыграв его. У М. Д. Долоховой был один догмат веры: то, что сын ее есть образец добродетели, и потому всё, что случалось с сыном, для матери подтверждало только истину развращенности света и добродетели сына. Безухов был взбалмошный, пьяный дурак, Nicolas Ростов был неблагодарный человек, который за всю любовь Феди отплатил, распуская нелепые слухи, Соня, про любовь к которой сына М. Д. тоже знала, была гадкая девчонка, а Феде было носить кресты в своей жизни. Мать долго не могла простить Ростовым то, что они раззнакомились с ее сыном за этот проигрыш и распускали о нем невыгодные слухи.

— Что же, все играют и проигрывают. Федя не меньше других проигрывал и никогда никого не обвинял. Как не узнаешь этих молодых людей. Казался честным, а вышел какой подлый, что может распускать такие слухи, про кого же? Про Федю бесценного, несравненного.

Вся жизнь последующая Долохова3605 (он жил отдельно от матери) — буйная, развратная, игорная только возбуждала горесть и сожаление о несчастном, благородном сыне. Она понимала, что всё это происходило от горя несчастной любви, которое он старался заглушить всем этим шумом. История с купцом была опять несправедливым преследованьем благородного сына. Разумеется, он погорячился, но кому же не будет досадно, что какой-нибудь купчишка смеет говорить, что он не заплатит, потому что его обыграли обманом. Кто же это, мой сын Федя обыграл обманом? Очень похоже на него! Когда Долохов уезжал в Финляндию, он рыдая, как ребенок, обнимал мать и его почти без чувств посадили в перекладную.

Последнее письмо, полученное из Финляндии, было следующего содержания.>

* № 138 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XI).

В это же время в Москве, в начале 1812 года, жил Анатоль Курагин; он приехал из Петербурга, как он говорил, baiser les moscovitaines.3606 [целовать москвичек.] Петербургские дамы ему надоели. Он поехал к Долохову, потому что все ездили к Долохову и спрашивали, видали ли знаменитого Африканца, a Долохов обворожил его, как он умел, потому что он ему был нужен. Долохов жил отдельно от матери, опять богато и оригинально (чем, никто не знал). У него обедывали. И обеды его бывали странны: щи, бок, запеканка и редкая мадера. Анатоль обедал у него. Они выпили и разговорились.

— Что же, — говорил Анатоль, философствуя, — больше ничего нет на свете, как вино и женщины. Вот женщины! Как глупы, как жалки; я люблю, когда плачет. И пройдет от ласк. К—а жалкая была.

— Я, брат, обезьяну любил: всё тоже. Теперь — красивые женщины.

Была утвердившаяся между ними (и при них подражатели) профессия донжуанства. Они рассказывали друг другу. Долохов на вечере сказал Жюли, что он женится только на женщине, которая захочет быть его любовницей. «Хотите?»

Анатоль брал молчаливой дерзостью, но добродушен был со всеми, с товарищами мущинами. Долохов натравливает Анатоля, он его раб. В Москве было общество кутил.

* № 139 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. VIII).

В начале3608 Первоначально было: мая апреля они встретились в театре, французском театре, возбуждавшем тогда негодование патриотов. Всё уже говорило о предстоящей войне. Но Анатоль никогда не думал и не мог думать об этом вздоре.

Долохов сумел уже так поставить себя, ознакомившись с значительными лицами столицы, что, ежели бы его выслали теперь, то компрометированы бы были эти лица, принимавшие его. Кроме того, за него хлопотали. Он уже показывался везде.

Анатоль стоял у рампы переднего ряда, разговаривая с первым попавшимся соседом (он всегда так был фамильярен). Сосед этот, московский юноша, был счастлив, что в виду всего театра говорит с львом московским. Анатоль стоял с тем добрым, веселым и спокойным совестью видом, который показывал однако, что он знает, что большинство дамских биноклей, хотя и стараясь скрывать это, обращены на него. Он весьма мало был занят и тем, что на него смотрели (он привык), и тем, что рассказывали по театру новости из Петербурга о смене Сперанского и верной войне, и даже тем, как распутается эта тонкая французская комедия, которой он видел только второй акт; он думал о ножках в розовых башмачках актрисы и о том, куда бы поехать выпить после театра. В это время по первому ряду, шагая всем через ноги, как через кусты, и не глядя на них, подходил к нему Долохов в своей оригинальной черкеске.

— Здорово. — Анатоль улыбнулся своей доброй, глупой и твердой улыбкой.

— Вот говорил с ним (он сказал про московского юношу, которого видел в первый раз), куда бы поехать выпить. Поедем к Jogans и его возьмем, а оттуда махнем к цыганам. — Долохов убийственно посмотрел на юношу: он строже и разборчивее был к знакомствам. Человек должен был быть выше его в общественном мнении, чтобы он был равен. Он отвел его.

— Нет, брат, поедем к Ахрасимовым, я обещал тебя привесть.3609 На полях.: Письмо к княжны М Марьи о брате. Он совсем переменился и поехал служить к Кутузову. Маленькая Ростова. Напрасно вы думаете, что отец не пускает меня — я счастлива маленьким Коко. Письмо Жюли, Берг garçon très distingué [вполне порядочный] женится. Ростовы расстроены. М Марья Д Дмитриевна несчастлива, братья убиты. Р Ростовы ищут места и продают дом

— А, это та, которой ты сказал, чтоб она убежала с тобой — тогда женишься? Ха, ха, ха, это отличная штука. Что же, не хочет?

— Да, я обещал. У них будут Ростов старик с дочерью, вон, в третьей с правой стороны.

— Эта в локонах — jolie femme, charmante petite,3610 [хорошенькая женщина, прелесть,] — сказал Анатоль. Он не мог говорить иначе, как всё французское о женщинах.

— Я не нахожу.

— Да, знаю, ты в ту был влюблен, в маленькую, худенькую.

Долохов нахмурился.

— Не говори об ней, — сказал.

— Ха, ха, ха, — засмеялся. Вот не знаю, где такие женщины, qui ne veulent pas de nous, quand nous voulons d’elles?3611 [которые не хотят нас, когда мы хотим их?]

— Я тебе говорю — цыганки.

— Поедем к цыганкам. А не дурна. — Анатоль смотрел на Наташу, которая, действительно, с отцом сидела в третьей ложе. Наташа [видела], что Анатоль и Долохов смотрели на нее, и она смеялась, говоря что-то отцу, и не смотрела на них, но лицо ее светилось уже тем блеском и прелестью, которое придавало ей восхищение других. Восхищение усиливалось, и прелесть усиливалась. (Она знала, что Анатоль и Долохов были львы Москвы; ей обещала обоих показать ныне вечером Жюли, и Наташе досадно было, что они не обращали на нее внимания). Теперь cercle vicieux3612 [заколдованный круг] установился между ей и Анатолем через весь театр.

— Délicieuse cette petite,3613 [Эта девочка очаровательна,] — сказал Анатоль и во время пиесы не смотрел на башмачки, а, повернувшись назад, на Наташу. Она, разумеется, только смотрела пьесу, ни разу не взглянула на него, но всё хорошела, и Анатоль влюбился по своему.

Марья Дмитриевна Ахросимова опустилась после смерти трех сыновей. Она молчала и только представляла своей фигурой.

Жюли всё не выходила замуж. Хотя знакома была со всем миром и принимала уже сама.

Анатоль с Наташей встретились, как старые знакомые, не вследствие знакомства в Петербурге, а вследствие театра.

В Москве не чаи, как в Петербурге, а ужины. Победитель Анатоль. Они сейчас же уселись за стол. Старый граф о иллюминат иллюминатстве .

Он поддается направлению времени, с Марьей Дмитриевной. Подошел к Анатолю.

— О чем вы, о доме в деревне? Вот приезжайте, посмотрите. Анатоль, как милость делает, признает, что у нее для него достаточно хороша нога. С женщинами даже не глуп.

Nicolas по другим деревням. Май. Старый граф: — и зачем ты привез его. Соня караулит. Соня проснулась рано, Наташи не было. Целуются под шляпу Бежит искать. В саду встречается Наташа счастливая, бросается ей в объятия. Анатоль идет.

Наташа. — Нет, не могу. Он меня любит. Я люблю его.

С Соня . — Но что же было. Когда же он объявит?

Н Наташа . — Ах, ты ничего не понимаешь. Он не может. Его отец.

С Соня . — Да, что же его отец? Твой не хуже его.

Н Наташа . — Ах, не говори, коли ты хочешь моего счастья.

Вечером я пойду с тобой, Соня. Я всё переговорю с ним. — Соня плачет.

— Наташа, что ты делаешь? Вспомни об Nicolas.

— Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. А ежели я его люблю, то он благороден.

С Соня . — Наташа, друг мой,3616 Вспомни Андрея, как ты будешь раскаиваться. это злое чувство; когда любишь, то добр, а ты сердита.

Н Наташа . — Нет, душенька. Дай мне счастия. Я не знаю, я так счастлива.

С Соня . — Вспомни отца, мать.

Н Наташа . — Не говори, молчи.

С Соня . —Так что же ты делаешь, ты губишь себя. Я говорила с ним, он неблагороден, он погубит тебя.

Н Наташа . — И погублю, погублю, поскорее погублю себя. Так надо видно. — Она убежала к себе и написала Андрею.

«Я люблю другого. Я отдалась ему. Это Анатоль Курагин» и она послала письмо.

— Я не понимаю тебя. Она после обеда. Анатоль спит, бежит к нему. Требует объяснения.

— Я не могу жениться. Но коли вы хотите, дайте мне переговорить с ней еще раз.

— Я вам говорю, поезжайте сейчас же, сейчас же, или я сию минуту скажу графу и напишу брату.3617 Анатоль при ней сел и поехал. Вы губите, неужели в вас нет человеческого чувства любви к матери, к сестре. — Она заплакала, у Анатоля не было этого чувства. Но он поверил, что оно могло быть. Он заплакал и уехал. Наташа рыдала, не ела, приняла яд и обожала Анатоля.

Вскоре после этого было получено письмо от Nicolas, он ехал из минской деревни и встретил полк. Он не может оставить отечество в опасности, враг перешел границу. Всё равно я оставил бы вас. Теперь меньше горя. Отечество прежде интересов. Дом продастся и всё поправится. А коли Россия погибнет, то ничего не нужно. Россия погибнет, а я буду считать прикащиков, я умру от позора.

Князь Андрей возвращается из Крыма и узнает измену Наташи. Озлобление на весь мир. Столкновения с отцом в отдельном имении.

В Москве ездит по гостиным и злословит.

Конец 3-й части.

В Москве видит Pierr'a упавшего и сбирающегося ехать к Ростовым.

12-й год.

1-я часть. Петербург. Москва. Деревня.

За границей, Петербург, Москва, Аустерлиц.

2-я часть. Обед в клубе и Тильзит, смерть.

Сватовство заочное Nicolas. Юродство к княжны М Марьи и говенье Наташи. Старик желает смерти — так уже всё неясно стало.

Москва, в Смоленске Дол Долохов жжет. В Москве в собраньи.

** № 140 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. VIII—X).

<Был бенефис любимой московской публикой итальянской певицы. Семенова Театр должен был быть полон. На морозе с обледенелыми усами стояли жандармы, визжа одна за другой подъезжали кареты, и нарядные дамы, спеша, с озабоченным видом служительниц храма, пробегали по холодным сеням в двери, которые сами отворялись перед ними. Элегантные мущины, военные и штатские, оглядывали дам, и в зимних платьях, по припомаженным волосам, выказывая праздничность, обходили и сторонились перед дамами. Веселые компании купцов, мещан, лакеи шумно пробегали по задним лестницам. Снимались в коридорах шубки, салопы с дам (лица дам при этом делались еще торжественнее) и, охорашиваясь, оправляясь, шопотом отдавая приказания лакеям, заваленным шубами, и переговариваясь, кому итти вперед, наполняли ложи. Негромким говором и легкими звуками шагов по ковру оглашался наполовину наполненный партер. Музыканты строили. За занавесом, как мыши, таинственно и незаконно шуршало и шевелилось. Вся Москва была в этом спектакле. В середине съезда — не из первых, но всё еще слишком, слишком рано, по мнению Наташи, приехали Ростовы, т. е. граф Илья Андреич с Наташей и с племянницей, которую он взял, чтобы Наташа не была одна (Илья Андреич с Наташей приехали только третьего дня, и Илья Андреич не упускал случая повеселить дочь.) Наташа была свежая из деревни. В ее воспоминании и воображении были только Nicolas с Соней, дядюшка, Карай, Анисья Федоровна, баня, морозная месячная ночь, лиловеющий снег на закате, ямщики, дорога3619 <спокойные> радостные мысли об Андрее и сознание того, что она спокойна, что ее девичья карьера кончена, что она счастлива и спокойна. Наташа, подъезжая к театру, даже думала о том, как она удивит всех (она не могла не думать, что все должны быть заняты ею) происшедшей в ней переменой, как она спокойно и весело будет смотреть на то, что прежде ее волновало и тревожило. <Наташа только теперь, когда она меньше думала об этом, поспела — созрела для любви. Она глядела вокруг себя и везде видела любовь.> Когда они стали снимать шубы, рядом с ней к ложе подошло незнакомое семейство — дама, три девушки и два молодых человека. Одна из девушек, старшая, некрасивая, посмотрела на Наташу и, видимо, о ней сказала что-то матери. Мать тоже посмотрела на Наташу недоброжелательно, как показалось Наташе. Но тут же она заметила, что оба молодые человека смотрят только на нее. Так как она любила, чтоб на нее смотрели, Наташа слегка улыбнулась3621 презрительно отставив губку и тотчас же заметила, что все это семейство очень mauvais genre.3622 [дурного тона.]

«Первое — толпа народа в ложе, потом эта тока и фермуар брильянтовый, и что за зеленый корсаж».

— Возьми, Захар. (Это был охотник Захар, он же и один из двух лакеев.) Наташа скинула с голых плеч соболью шубку, сделала серьезную мину, как будто говоря: «не для того делаю, чтоб показать себя, а надо же снять шубу» и почувствовала, что она очень хороша, и всё деревенское спокойствие ее исчезло, и в глазах засветились веселые, вызывающие звездочки. Наташа была в эту пору вполне созревшей для любви красавицей — глаза ее светились любовью и вокруг себя она видела только одну любовь. Свиней — телят в Тулу
Гавно — навоз — яма — поро поросята
Столяра расчесть
Бибикову о кабаке






Больше половины бельэтажа еще было не занято. Наташа, слегка улыбаясь (потому что на нее смотрели), сделала упрек отцу, что рано приехали, и, оправив платье, села впереди, облокотив тонкую обнаженную руку на бархат балюстрады. Как всегда большинство глаз обратилось на входящих и большинство глаз надолго остановилось на Наташе, которая не ошибалась, думая, что она очень хороша в этот вечер. Прическа à la grècque,3624 [греческая] открытое спереди платье на тонкой, еще костлявой шее с жемчугами, очень шло к ней. Но главное, всё выражение ее лица, ее глаза3625 ярко и светились особенным,3626 восторженным любовным блеском в этот вечер. После деревенской тишины, после разочарования в приезде князя Андрея и досады первых дней и при ярком свете, и при звуках этой прелестной, любимой ее музыки3627 она пришла в то взволнованное девичье состояние, когда все существо только ждет одного счастия, почувствовала, что всё в ней вдруг перевернулось и что она очень счастлива. она почувствовала, что кроме той ее жизни с ожиданием, разочарованием есть совсем, совсем другая счастливая жизнь.

— Посмотри, это Аленины.

— Да, а вон Петров идет.

— Какой Петров?

— Да cousin Бестужевых.

— Ах, да. Как хороша Аленина.

— Ничего хорошего, — говорили и спрашивали отец с дочерью.

И говорили оба как-то особенно торжественно не так, как они говорили между собой дома. Они говорили так, что видно было, [что] кроме смысла их речей было еще что-то. Наташе было уже не ново это состояние, оно с прелестью охватило ее. Сознание обнаженности плеч и груди, ощущение свежести, чистоты рук, обтянутых перчатками, запах духов и ощущение чего-то стройно воздвигнутого на напомаженной голове и не имеющего быть нарушенным, — все эти ощущения соединялись в ней с особенным душевным состоянием восторга и самодовольства и легкости всего. И главное, Наташа испытывала особенное состояние размягченности сердечной и готовности любви, которую она давно не испытывала. Ей было и весело и грустно. Всё, что она видела и слышала, заставляло ее вспоминать о любви и желать ее. Но она желала не той, наскучившей уже ожиданием, любви, которую она испытывала в деревне к князю Андрею, а какой-то другой, светлой, веселой, блестящей и не будущей, а той любви, о которой говорил и яркий свет, наполнявший театр, и музыка, которую она слышала.

Это было то же ощущение, которое она испытывала на памятном ей нарышкинском бале, которое она испытывала несколько раз после и которого она лишена была более года. С тем большей силой она отдалась ему. Не успела она перекинуться несколькими фразами с кузиной и с отцом, пригибавшим к ней свою лысую — тоже припомаженную голову, как застучала палочка капельмейстера, и на одних духовых инструментах началось тихое и стройное adagio увертюры. Музыка, этот большой, стройный оркестр, уже совсем перенесла Наташу в новый мир. Отрадненские воспоминания сделались чем-то давно, давно прошедшим. Увертюра была очень хороша. Наташа уже не смотрела вокруг себя, она чувствовала, что сидит в блестящем свете, и на нее смотрят, и слушала так, как слушают люди, одаренные даром понимания музыки. Ей казалось, что не оркестр играет, что она сама производит эти строгие, чистые, отчетливые звуки. Она чуть заметно, в такт, сгибала и выпрямляла свою голову, чуть заметно улыбалась в местах, ей особенно нравившихся, и выпрямлялась и гордилась в блестящих местах увертюры. Увертюра, как и всякая оперная музыка, составляющая сделку между двумя искусствами, драмой и музыкой, и потому не удовлетворяющая ни одной из них,— увертюра состояла из неизбежного анданте бури,3628 фуги в которой главную роль играют хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, опять анданте и allegro con fuoco, кончающегося теми же неизбежными аккордами унтер доминанты, доминанты и, наконец, tutti аккорды. Наташе казалось, что она сама сейчас же и сочиняла и исполняла эту увертюру3629 и когда она дошла до последних аккордов tutti, то лицо ее разгорелось, она, видя перед глазами проходящих в партер мущин, продолжала исполнять увертюру, гордо оглядываясь на входивших. и думала только: «ну, идите, идите, много ли вас тут идет, проходите все, все3630 вот сейчас доиграю , всем вам место есть, все слушайте. Всем вам рада. Всех люблю и все любите меня». Она искала везде любви, но не той любви, заочной, к князю Андрею, наскучившей уже ей ожиданием (она ни раза не подумала о князе Андрее), а новой, блестящей, светлой любви, такой же, какая была эта увертюра.3631 Тим том, тим том, тим том, тим, играла и наконец

Раздался последний аккорд.3632 и тотчас же аплодисменты Наташа, слушая увертюру, напряженно перебирала пальцами руки, которые лежали на рампе, как будто она мяла что-то, и граф Илья Андреич, покачивая головой и смеясь, смотрел на эти пальцы.3633 Наташа делала это невольно, но Наташа чувствовала, что из партера тоже смотрели на нее неотступно чьи-то глаза. Она видела даже, что Анатоль Курагин улыбался, глядя на эти пальцы. Но вдруг Наташа почувствовала, что и Анатоль Курагин смотрел на эти пальцы, и даже видела, что он улыбнулся этим пальцам. Она перестала перебирать ими.

— Папа, что за прелесть, — сказала Наташа.

— Отлично! — ответил Илья Андреич, — пальцы то что же у тебя работали?

Наташа3634 не отвечала, ей некогда было. только улыбнулась. Она стала разглядывать теперь то, что она мельком видела вокруг себя во время увертюры, и стала разглядывать ложи.3635 партера и партер В ложах она увидала много знакомых и в одной из них Корнаковых. Старая Корнакова сидела слева с зеленым пером, справа сидела Жюли, такая же курносая, полнокровная, с толстыми плечами и пудрой засыпанными прыщиками, в брильянтах и очень нарядная. Подле нее, немного сзади, видна была красивая, тонкая, белокурая голова Бориса, беспрестанно наклоняющаяся с улыбкой то к уху, то ухом к губам Жюли. На обоих их и на матери видно было сияние совершающегося брака. Сзади виднелась и Анна Михайловна с кротко преданным воле бога и благодарностью ему выражением. Она заметила Ростовых, и Борис, улыбаясь, что-то о них сказал Жюли. «Верно успокаивает ее ревность», подумала Наташа. «Не завидую вам, Жюли, дай бог вам счастия», подумала Наташа и отвернулась от них на другие ложи. Но в это время поднялся занавес.>

Там были ровные доски посередине, с боков стояли крашенные картоны зеленым, долженствовавшие представлять деревья, из-за картонов под лампами высовывались мущины в сертуках и девушки какие-то, позади был очень дурно нарисован какой-то город, такой, какие всегда бывают на театре и никогда не бывают в действительности. Наверху были протянуты полотна. На досках сидели какие-то барышни в красных корсажах и белых юбочках, одна в шелковом белом платье сидела особо, и все они были одеты, как никогда в действительности и всегда на театре. И все они пели очень дурно и не слышно. Потом в белом подошла к будочке, и к ней подошел в шелковых в обтяжку панталонах (ноги толстые были) с пером и кинжалом и стал что-то ей доказывать, хватать за голую руку, перебирать пальцами по руке и петь. Наташа, как ни редко бывала в театре, всё это знала. И знала, что всё это так будет, и не интересовалась тем, что было на сцене.3636 Она смела признаться в этом, но она не любила даже оперу. Она вообще мало любила театр, а теперь после деревни и в том серьезном настроении, в котором она была, всё это ей было скучно и неинтересно. <Она стала урывками глядеть в партер и в ложи. Когда ребенком ее в первый раз привезли в театр, она думала, что самый театр не с боку, на сцене, а прямо против, в рядах освещенных лож, где всё головы, головы, и, хотя ее старались в этом разуверить, она, никому в том не сознаваясь, осталась при этом убеждении. Во время увертюры она особенно заметила3637 налево в соседней ложе что-то в золотых очках, знакомое, и рядом с ним что-то прекрасное и еще в первом ряду кресел у рампы, задом к сцене, Долохова и Анатоля. Теперь она рассмотрела их. Правда, что Анатоль был очень хорош и, главное, странно, что его выставляли таким страшным человеком, а у него была такая добрая, славная улыбка. что-то знакомое и очень замечательное и напротив, в ложе, что-то близкое и неприятное. Но тогда ей не было времени разбирать, У нее осталось в памяти только одно знакомое, доброе; знакомое доброе был Pierre, который с женой занял ложу рядом с Ростовыми; прекрасное это была его жена Hélène, во всем блеске красоты и элегантности петербургской дамы, которая хочет уничтожить всех московских соперниц. Знакомое и замечательное был Долохов в черкесском платье, с огромной копной стоящими курчавыми волосами и с раненой рукой в рукаве на завязочках и рядом с ним красавец кавалергард Курагин. Она видела, [что] Долохов3639 В рукописи описка: К т. е. Курагин. и теперь и во время увертюры упорно смотрел на нее, сидел в первом ряду3640 обращая на себя внимание и не тяготясь им, и неприятное, близкое, была Жюли с матерью и Борисом, который был уже женихом и который с Анатолем и, тоже не глядя на сцену, указывая на одну из лож, что-то злое (как убеждена была Наташа) говорил Курагину. Наташа поглядела на ложу, на которую они смотрели. В ложе этой были Корнаковы.

— Папа, смотри, Жюли с матерью, — сказала Наташа, — и Борис.3641 Она указала на противоположную ложу бельэтажа По одному тому, как3642 он вошел в ложу сидел Борис, как улыбнулся, подставив улыбаясь ухо Жюли, можно было сейчас признать его за жениха.3643 Это было неприятное — отчего и как, Наташа не могла себе дать отчета. Она отвернулась. «Только бы я захотела!» подумала Наташа. «Я очень рада», и опять стала смотреть на сцену. На сцене, с двух сторон, из-за зеленых картонов, вышла слева женщина с короткой юбкой, а справа мущина, и стали друг против друга и стали что-то петь — не слышно было что. Один из них, ровно подымая и опуская руку. Это был старичок в желтых, в обтяжку панталонах. «Долго он это будет», подумала Наташа, и она опять стала оглядывать залу и наблюдать всех этих чужих людей3644 Анатоль с Долоховым что-то говорили и смеялись, оглядываясь на них. «И что они говорят обо мне?» подумала она. «Дорого бы я дала, чтобы знать это». и настоящих людей, которые тут по настоящему жили перед нею. Пришептывающий голос над самым ухом развлек ее. Это был Pierre, который, узнав и перегнувшись к ней, улыбаясь начал говорить, глядя ласково, радостно через очки.

Pierre, сидя сзади, уже давно успел пожать руку графа, расспросить его, как и надолго ли он здесь, и давно уже тщетно старался обратить на себя внимание Наташи, которая смотрела и вперед, и на Жюли, и на сцену, и на первые ряды, и на сцену, где было всё то же, и на прекрасную Hélène, но [на него] не успела взглянуть.

— Вы не хотите знать вашу нянюшку, — говорил ей Pierre, который с Наташей всегда держался в веселых, шуточных отношениях, вероятно оттого, что он чувствовал, что стоило бы ему только выйти из этих подставных, шуточных отношений, и он бы оказался к Наташе в других, слишком неудобных для него отношениях.

С тех пор, как он вошел в ложу, он не спускал с нее глаз, и теперь, когда он, нагнувшись, через очки смотрел на нее,3645 Наташа с несдерживаемым восхищением Наташа почувствовала с радостью, что он всей душой восхищается ею.

— Боже мой! Можно ли так похорошеть, — говорил он ей. — Что вы делали всё это время? Я говорил вашему папиньке, как ему не грех лишать Москву...

Наташа улыбалась и не отвечала. Что ж ей было отвечать? Она чувствовала только, что Pierre говорит очень умно и истинную правду. Но, кроме этой правды, ей от Pierr'a, который живо напомнил ей Андрея, хотелось узнать, не имел ли он известий, писем. «Уж не скрывают ли они от меня», подумала она, «и вдруг, когда я меньше всего жду, он войдет в ложу. Уж не приехал ли он?» С этой мыслью она обратилась к Pierr'y и спросила, где он провел это время, давно ли оставил Петербург. Она думала сначала искусно навести разговор, но потом вдруг покраснела и спросила прямо, не вернулся ли князь Андрей.

Pierre вздохнул почему-то и ответил, что не имеет ни писем, ни известий. Всё остальное время первого акта Pierre, перегибаясь к ней, смешил Наташу своими замечаниями насчет актеров, но Наташа не смеялась, ей грустно было. Напротив Жюли беспрестанно обращалась к Борису, который нагибался и улыбался ей. Рядом, у Hélène, сидел за ней, кроме мужа, француз, шептавший ей что-то. Со всех сторон все были счастливы, все были окружены. Она одна должна была быть одна, хотя она и видела и чувствовала, что не один Pierre, но и большая часть партера смотрела на нее, несмотря на соседство Hélène. В антракте Долохов, необыкновенно похорошевший, с приемами презрительной уверенности стоявший в середине театра, не спуская глаз, смотрел в их ложу. Наташа поняла, что он искал Соню. К ним вошел знакомый москвич, с которым говорил Долохов (Наташа заметила это), и стал спрашивать о семействе и о Соне, где она? приедет ли она? Наташа поняла, что он был подослан Долоховым, и ей вдруг после чувства восторженного самодовольства сделалось грустно. Она вдруг, как это часто и особенно болезненно бывает, почувствовала себя одинокой в этой блестящей толпе. Pierre ушел из своей ложи. Граф тоже вышел. Она рассеянно смотрела вокруг себя, завидовала, ревновала и хотела или поскорее уехать, или что-нибудь сделать необыкновенное. В соседней ложе ее внимание обратило имя Бориса Друбецкого и Жюли. Она прислушалась.

— Разве это уже объявлено? — говорил один из блестящих молодых людей, вошедших в ложу к Hélène. — М-llе Ахросимова старше Друбецкого, я думаю.

— Как же, вчера это решилось, — отвечала Hélène с громким смехом. — Ce sera mariage mélancolique comme dit mon mari.3646 [Это будет меланхолический брак, как говорит мой муж.]

Наташа поглядела в ложу Ахросимовых. Борис подавал руку Жюли, чтобы выйти из ложи.

«Да, когда еще это будет», подумала Наташа о князе Андрее, «когда-нибудь, и что за испытание, точно он не мог выйти в отставку или взять меня с собой, а теперь я одна, и никому до меня дела нет». В соседней ложе шептали что-то.

— La cadette charmante, une téte de poétesse... délicieuse.3647 [Младшая прелестна, голова поэтессы... очаровательна.] Она знала, что это говорили про нее.

— Voyons voirl3648 [Давайте посмотрим!] — послышался голос, громче других, басистый, мужской, приятный голос. — Gentille! Très gentille.3649 [Мила! Очень мила.] А нога? хороша? Я сужу о женщине, как о лошади — по ногам.

— Шшш, — сказала Hélène. — Этого уж я тебе не могу сказать...

— Покажи свою, — сказал мужской голос.

— Вот вздор.

В заду ложи послышалась возня и веселый хохот.

— Mauvais polisson,3650 [Скверный шалун,] — сказала Hélène.

— Так я к тебе ужинать, — сказал мужской голос.

Наташа, само собою разумеется, в то время, как она слышала этот разговор, была занята рассматриванием афиши и не оглядывалась, но, не оглядываясь, она видела, что тот, кто говорил «ты» Hélène и который спрашивал о ее ноге, был гвардейский офицер с белым затылком и шелковистыми русыми волосами, зачесанными наперед. «Кто это может быть?» подумала Наташа и сама для себя, для своего успокоения, выставила ножку из-под платья.3651 и полюбовалась ею.

В ложу вернулись Илья Андреич и Pierre. Наташа слушала и отвечала им, но смотрела в parterre, как бы карауля кого-то. Вот он. Это был тот самый mauvais polisson, который сомневался в ее ноге. Он вышел из боковой двери в кавалергардском, высокий, статный красавец с широкой грудью, румяными губами и высоко, гордо поднятой головой. Наташа узнала тот самый затылок, который она видела, и ей смешно было думать, какое он уважение к себе там, в партере, внушал своей осанкой (она заметила, что перед ним сторонились), и на него смотрели дамы, и как он был <polisson> сейчас в ложе. У него был значительный, гордый и молодецкий вид. Так самоуверенно небрежно итти по рядам, прямо на людей, с уверенностью, что посторонятся, не мог итти человек, который не знал себе цены. Походка у него была немного ленивая, немного ухарская, такая походка, которая бы сделала его смешным, ежели бы он не был так хорош собой. Кроме того, начиная от звука его сапог по ковру (тонких с маленькими шпорами) до прически и покроя платья,3652 виден был l’homme élégant et comme [il faut] [нарядный и хорошего тона], что так высоко ценила Наташа. все это было красиво и мило и, главное, необыкновенно в нем: не такое, какое у других людей.3653 «Да, влюбился ли бы он в меня», опять подумала Наташа. «Он совсем другой от тех, которые влюблялись в меня», подумала Наташа. «Таких я не знаю». Анатоль прошел в первый ряд, подошел к Долохову, к которому так почтительно приближались другие, и улыбаясь потрепал его по животу (тут на самом виду всего театра). «Знаю, что вы все смотрите», как будто говорил его вид. «Ну, смотрите, мне всё равно». «И о чем они говорят, о чем они смеются?» думала, глядя на них, Наташа. «Что-нибудь отличное». И ей досадно было, что они смеялись и говорили не о ней. Но в то время, как подняли занавес, они оба перегнулись назад, Анатоль перекинул руку через спинку кресла и смеясь, глядя на нее, что-то говорил Долохову.3654 Невольно она следила за ним. Наташе стало досадно и беспокойно от его взгляда. «Это что-то новое, этого я не испытала еще», подумала Наташа. «В нем всё другое, чем в князе Андрее, что? — не знаю, но всё другое».>

Во втором акте были всё картоны, изображающие какие-то монументы, и дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры ламп подняли и стали играть в басу трубы и контрабасы, и в черных мантиях стали ходить, и пришло много справа и слева, и стали опять махать руками, а в руках что-то вроде кинжалов.3655 под предлогом пения Потом прибежали еще какие-то и стали тащить ее прочь, но не утащили сразу, а она долго с ними пела, а потом уже ее утащили и за кулисами ударили три раза в кастрюльку, и все очень этого испугались, и стали на колени, и опять пели очень хорошую молитву. Наташа слушала, ее занимало много вещей: 1) ей хотелось быть знакомой с Hélène, известной модницей и красавицей, и она удивлялась, почему папа не познакомит ее; 2) ей досадно было смотреть на Бориса, который был ее собственный и посмел сделаться женихом. Она ждала его к себе в ложу и сбиралась быть, как можно веселее с ним и как можно естественнее и радостнее поздравить его; 3) она сама не знала почему, но Анатоль,3656 притягивал который очевидно был — и по тому, какое положение он принимал в партере и в ложах дам — первым кавалером Москвы, занимал ее, и она не спускала с него глаз. Потом ее занимал вопрос, придет ли к ним в ложу Pierre, и главное занимало, что про нее говорили Анатоль с Риеrr'ом и с Долоховом.

Во втором антракте пришел Борис. Наташа обошлась, как и хотела, радушно и холодно, и Наташа, выйдя в коридор с отцом, была представлена Hélène.3657 Но, занятая ими, она не заметила Анатоля и нашла его опять уж на своем месте. Анатоля не видно было. Он под руку с Долоховым ушел куда-то.

В третьем акте был представлен дворец очень светло и картины, рыцари с бородками, особенно дурно нарисованные, так дурно, как только бывает на театре, и царица, и царь, вероятно, которые оба очень дурно пели, пропели что-то по сторонам и сели на трон. Она была, тоже и он, в дурном платье и очень грустен. Но они сели. Сперва вышли мущины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе, кружиться, а потом скрипки заиграли, одна отошла на угол, поправила корсаж худыми руками и стала прыгать и скоро бить одна об одну толстыми ногами.

В это время Наташа заметила, что Анатоль смотрел в трубку на нее и хлопал и кричал. Потом один мущина стал в угол, заиграли громче в цымбалы и трубы, и один этот мущина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и очень дурно, и потом наверху стали хлопать и кричать, и мущина стал глупо улыбаться и кланяться. Потом еще плясали другие, и потом опять один из царей закричал что-то под музыку и стали петь. Но вдруг, само собой разумеется, сделалась буря, стали arpeggio уменьшенными септимами и хроматической гаммой играть, и все побежали и потащили опять кого-то.

В этом антракте Hélène особенно просила графа Илью Андреича пустить к ней в ложу дочь и просила так настоятельно, что, несмотря на очевидное нежелание это сделать, граф Илья Андреич не мог ей отказать. Hélène говорила, что она так полюбила Наташу, что она хочет воспользоваться ею, что она слышала о ее прелестном голосе, что они будут вместе петь и т. д. Наташа перешла к Hélène. Pierre сел сзади с графом, и Наташа слышала, как ее3658 папинька, очевидно притворяясь отец говорил что-то, что пора давно было образумить Россию, что Сперанский прекрасно всё делает, что надо, наконец, приняться за финансы, а то лаж...

Pierre спорил, но кротко, видимо, не желая употреблять всех своих сил против такого неравного бойца. Как и что это было, Наташа не знала, но она чувствовала, что ее папинька фурфоируется. что он хочет быть современным, и что то, что он говорит, уже старо, что на нем узкие панталоны, тогда как давно носят широкие. Наташа желала бы внушить это папеньке, но не успевала и не пробовала. Наташа была тщеславно возбуждена лестным приемом Hélène, казавшейся ей такой неприступной красавицей и grande-dame, и всё тщеславно замечала. Когда она перешла к Hélène, она взглянула торжествующе на соседок справа. «Вот вы на меня так смотрели, а уж графиня Безухова-то, я думаю, всем известна, а видите, как я с нею».

В последнем акте приходил дьявол и проваливался кто-то в раздвинутые доски, и был хор, где он всё впереди всех и громко пел, поднимая руку, но Наташа меньше всех видела этот последний акт, потому что3659 только что она перешла в ложу Hélène, как Анатоль, на которого она смотрела невольно, что-то сказал Долохову, засмеялся и ушел, несмотря на то, что начинался акт. Через две минуты пахнуло холодом из растворенной ложи, уже знакомая Наташе походка послышалась в ложе; между ней и Hélène нагнулась фигура Анатоля.

— Hélène, présentez moi à la comtesse Ростовой,3660 [Элен, представь меня графине Ростовой,] — сказал голос, улыбаясь Наташе. И он начал с ней говорить прежде даже, чем сестра исполнила его просьбу. Он близко, так близко, что Наташе неловко было, подсел к ней и начал, наклоняясь совсем к ней, говорить ей о давнишнем желании быть представленным ей, о бале Нарышкиных. Он говорил чрезвычайно легко и просто, видимо, и не думая о том, что выйдет из его речей. Он, не спуская улыбающихся глаз, смотрел на лицо, на шею, на руки Наташи. Ей было это очень весело, но тесно, жарко и тяжело становилось. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она с страхом чувствовала, что между им и ею нет той преграды стыдливости, которую всегда она чувствовала между собой и мущинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно фамильярно близкою к этому человеку. Когда она отвертывалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах, а она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мущиной. И что ей странно было, это то, что он не только не робел перед нею, как робел сам князь Андрей, а напротив, он как будто ласкал и подсмеивался над нею. Тон, небрежно подсмеивающийся, был принят Анатолем раз навсегда со всеми женщинами.

Наташа, оглядывалась на Hélène, Pierr’a и отца, как оглядывается ребенок, когда его чужие хотят увести, но3661 Hélène разговаривала со своим французом, a Pierre и они все не смотрели на нее. В числе вопросов учтивости Наташа спросила у Анатоля, как ему нравится Москва. Наташа спросила и ужаснулась тому, что она спросила: ей постоянно казалось, что что-то неприличное она делает. Анатоль улыбнулся.

— Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, les femmes, les jolies femmes,3662 [женщины, хорошенькие женщины,] но теперь к середине зимы подъезжает товар, и должен признаться, с каждым днем лучше. Ma parole d'honneur, vous êtes la plus jolie femme de la saison,3663 [Честное слово, вы самая красивая женщина в нынешнем сезоне,] — сказал он и, протянув руку к ее букету, сказал:

— Donnez moi cette fleur.3664 [Дайте мне этот цветок.] Наташа отвернулась и покраснела. Она не знала, что сказать. Но только что она отвернулась, она с ужасом подумала, что он тут сзади и так близко от нее, что он теперь сконфужен, рассержен. Она не могла и оглянулась. Он, нагнувшись, отрывал бант с подола ее платья и когда она взглянула на него, он оторвал его и, улыбнувшись, прижал к губам.

Она позволила ему вольность, она ласково посмотрела на него и началась та ретроспективная работа, которая доказала ей, что она его любила с самого начала. А любила, так он прекрасен. Это спокойствие, мужественность. А он — приемы романтика и ловеласа.
Хотела или не хотела рассердиться Наташа, она сама не знала, она прямо в глаза взглянула ему, и его близость, и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась тоже, так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. «Боже мой, что я, где я?» думала она. Но и весь этот третий акт, всякий раз, как она глядела на него, она, покоряясь ему, улыбалась, она чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды. Когда они выходили с отцом, Анатоль провожал их до кареты. Он подсадил Наташу и пожал [ей руку выше локтя].

* № 141 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. ѴІІІ-Х).

Илья Андреич с дочерью и племянницей опоздали и приехали в конце увертюры.

Театр был полон, увертюра уже кончалась, в партере и в ложах осторожно входящие поздно, яркий свет блистал на ярких туалетах. Наташа оправила платье, прошла в бенуар и села впереди, облокотив руку на бархат балюстрады и оглядывая залу.

Прическа à la grècque, открытое спереди платье на тонкой, но полной шее с жемчугами очень шло к ней.

— Посмотри, это Аленины.

— Да, а вон Петров идет.

— Какой Петров?

— Да cousin Бестужевых.

— Ах, да.

— Как хороша Аленина.

— Ничего хорошего, — говорили Соня и отец с дочерью. И говорили оба как то особенно торжественно, — не так, как они говорили между собой дома. Они говорили так, что видно было, [что] кроме смысла их речей было еще что-то.

3666 Она заметила, что четыре глаза от рампы, не переставая, смотрели на нее. Это был какой-то знакомый красивый мущина и персиянин. Видишь Курагина? — сказала ей Соня, указывая на мущину, стоявшего у рампы в середине первого ряда.

— Да, и Долохов, — сказала Наташа. — Не мешай мне слушать...

Наташа слушала3667 всей душой увертюру, но вместе с тем чувствовала, что она в блестящем освещении, что она хороша, и на нее смотрят и, не глядя ни на кого особенно, знала, кто и кто на нее смотрит, и сама смотрела на тех, кто интересовал ее. И невольно более всех обратили ее внимание два человека, обращавшие и внимание всей Москвы. Это были Анатоль Курагин и Долохов. Они оба стояли в самой середине театра, против суфлера, опершись задом на рампу, разглядывая публику, разговаривая и смеясь.

Долохов с курчавыми волосами копной на голове, в персидском костюме, с раненной рукой в рукаве с завязочками, что-то говорил Анатолю Курагину. Курагин, гораздо выше его ростом, в адъютантском мундире стоял, тихо улыбаясь своим красивым лицом, небрежно слушая и оглядывая ложи.

Репутация Анатоля Курагина, его удивительных успехов с женщинами, несмотря на то, что старшие при Наташе старались не говорить о том, была известна Наташе, и он сам прежде интересовал ее;3668 как интересует всякую женщину победитель, следовательно, ценитель женщин. «Влюбился ли этот в меня?» подумала Наташа. она внимательно посмотрела на него и опять отвернулась.

На сцене были ровные доски посередине, с боков стояли крашеные картоны зеленым, долженствовавшие представлять деревья, из-за картонов под лампами высовывались мущины в сертуках и девушки какие-то, позади был очень дурно нарисован какой-то город, такой, какие всегда бывают на театре и никогда не бывают в действительности. Наверху были протянуты полотна. На досках сидели какие-то барышни в красных корсажах и белых юбочках, а одна в шелковом белом платье сидела особо, и все они были одеты, как никогда в действительности и всегда на театре. И все они пели что-то. Потом в белом девица подошла к будочке и к ней подошел в шелковых в обтяжку панталонах (ноги толстые были) с пером и кинжалом и стал что-то ей доказывать, хватать за голую руку, перебирать пальцами по руке и петь. Наташа, как ни редко бывала в театре, знала, что всё это так будет, и не интересовалась тем, что было на сцене. Она вообще мало любила театр, а теперь после деревни и в том серьезном настроении, в котором она была, всё это ей было скучно и неинтересно. В одну из самых тихих минут, когда любовник в обтянутых панталонах перебирал пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая такта начать, скрипнула дверь партера и зазвучали шаги с легким поскрыпиванием сапог по ковру партера на той стороне, на которой была ложа Ростовых.

[Далее со слов: Hélène обернулась... кончая... и прошел в первые ряды. —близко к печатному тексту. T. II, ч. 5, гл. IX.]

Прошел первый акт,3669 В антракте она заметила выходившего из партера кавалергарда с Долоховым. Они опять взглянули в их ложу. И Наташе таким старым приятелем показался этот кавалергард по его взгляду и улыбке. Он был весь партер встал и перепутался, очень многие проходили мимо самой их ложи и кланялись. Анатоль, высокий, стройный, красивый, стоял в самой середине рампы и что-то оживленно доказывал толстому полковнику, очевидно, не думая о другом, все о ней, о Наташе. В середине рядов Наташа заметила большую толстую фигуру с очками, которая стояла, оглядывая наивно ложи. Это был Pierre. Встретившись глазами с Наташей, он кивнул ей, улыбаясь, головой. И в это же время Наташа увидала, что по направлению к Pierr’y шел Анатоль, как по кустам по толпе, раздвигая ее перед собою, и стал что-то говорить, глядя на ложу Ростовых. «Наверное, пари держу, просит Pierr'a, чтобы представить его нам», подумала Наташа. Но Наташа ошиблась3670 В ложу к ним входили многие в этом антракте, но не было ни Pierr’a, ни Анатоля. Анатоль куда-то вышел. : Анатоль вышел один из партера и опять вернулся только тогда, когда уж сели на места.

Проходя мимо их ложи,3671 с тем же поскрипыванием сапог по ковру. Анатоль небрежно повернул прямо к ней свою красивую голову, и ей показалось, что он улыбнулся. Потом она слышала его голос в ложе сестры, что-то шептавший ей.

Во втором акте были всё картоны, изображающие какие-то монументы, и дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры ламп подняли и стали играть в басу трубы и контрабасы, и в черных мантиях стали ходить люди, и пришло много справа и слева, и стали опять махать руками, а в руках у них было что-то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие-то и стали тащить ее прочь, но не утащили сразу, а она долго с ними пела, а потом уже ее утащили и за кулисами ударили три раза в кастрюльку, и все очень этого испугались и стали на колени и опять пели очень хорошую молитву.

Во время этого действия Наташа3672 невольно, несколько раз всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла, смотревшего на нее; ей становилось неприятно и беспокойно от этого взгляда.

Как только кончился акт, Элен B Besouchoff встала, повернулась к ложе Ростова, пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа и, не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала, любезно улыбаясь, говорить с ним.

— Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, — говорила она, — весь город про них кричит, а я их не знаю.

Наташа, краснея, присела ей. Ей приятно было знакомство и похвала этой блестящей красавицы.

— Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой. И как вам не грех зарыть такие перлы в деревне? — Элен B Besouchoff по справедливости имела репутацию обворожительной. Она могла говорить то, чего не думала, а в особенности лесть совершенно просто и натурально.

— Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго и вы тоже. И я постараюсь повеселить ваших. К Княгиня А Алена В Васильевна спросила о князе Андрее Болконском, тонко намекая этим, что она знала отношения его к ним, и попросила, чтобы ей лучше познакомиться, позволить одной из дочерей посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла в ложу Элен В.

В третьем, акте был представлен дворец очень светло и картины, рыцари с бородками, особенно дурно нарисованные, так дурно, как только бывает на театре, и царица и царь, вероятно, которые оба очень дурно пели, пропели что-то по сторонам и сели на трон. Она была, тоже и он, в дурном платье и очень грустны. Но они сели. Справа вышли мущины с голыми ногами и женщины с голыми ногами и стали танцовать все вместе, кружиться, а потом скрипки заиграли, одна отошла на угол, поправила корсаж худыми руками и стала прыгать и скоро бить одна об одну толстыми ногами.

В это время Наташа заметила, что Анатоль смотрел в трубку на нее и хлопал и кричал. Потом один мущина стал в угол, заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мущина с голыми ногами стал прыгать очень высоко (мущина этот был Duport, получавший шестьдесят тысяч рублей серебром за это искусство), семенить ногами, и все стали хлопать и кричать, и мущина стал глупо улыбаться и кланяться. Потом еще плясали другие, и потом опять один из царей закричал что-то под музыку, и стали петь. Но вдруг, само собой разумеется, сделалась буря, стали arpeggio уменьшенными септимами и хроматической гаммой играть, и все побежали и потащили опять кого-то.3673 Pierre вдруг вошел с Анатолем в ложу и ввел с собой Анатоля начал Анатоль, добродушно улыбаясь, близко наклоняясь к Наташе своей душистой головой, просто и весело [стал] говорить с нею. Наташа весело улыбалась ему. Ей приятно было видеть, что в нем не только ничего не было страшного, но что [он] был очень добрый, веселый и милый человек.

Еще не успело всё это кончиться, как вдруг в ложе пахнуло холодом, отворилась дверь, и в ложу вошли Pierre и за ним, нагибаясь и стараясь не зацепить кого-нибудь, улыбаясь, вошел3674 красивый Анатоль. Наташа была рада Pierr'y и с той же радостной улыбкой обратилась к Курагину; когда Элен B Besouchoff представила его, он подошел к Наташе, низко пригибая к ней свою надушенную голову и говоря, что он желал иметь удовольствие это еще с бала Нарышкиных 1810 года.

Анатоль Курагин говорил просто, весело и Наташу странно и приятно поразило, что не только ничего не было такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что, напротив, у него была самая наивно веселая и добродушная улыбка.

Анатоль Курагин рассказывал ей про карусель, который затевался в Москве, и просил ее принять в нем участие.

— Будет очень весело.3675 — Вы будете очень хороши амазонкой.

Почему вы знаете?3676 — Уж я знаю. — Я бы был вашим кавалером.

— Пожалуйста, приезжайте, право, — говорил он.

*№ 142 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XI).

3677 История Долохова Долохов был. С 1807 года после был выслан со времени своей дуэли много пережил и переиспытал и недавно опять поселился в Москве. Долохов в это время был знаменитым и жил в Москве. История Долохова за это время была следующая. После выигрыша у Ростова Долохов открыл у себя3678 регулярный организованный игорный дом, в который собирались все игроки московские, несмотря на то, что все говорили, что Долохов играет поддельными картами.3679 Но искусство ли, такт ли Но, во-первых, неудобно было говорить ему, что он шулер. Был известен анекдот, что одному артиллерийскому полковнику, сказавшему ему, что он шулер, он, отведя его в сторону, спокойно ответил: «очень может быть, но я терпеть не могу, чтобы мне это говорили», и вызвал его. Во-вторых, он делал так, что люди, как сенаторы, имевшие голос в обществе, выигрывали часто у него, проигрывали же большей частью неизвестные молодые богатые люди. В 1807 году один молодой купец был обыгран Долоховым на несколько десятков тысяч, и так [как] молодой купчик не знал изречения, что une dette de jeu est sacrée,3680 [карточный долг свят,] то купчик, очнувшись на другой день от дурмана, подлитого ему в вино, с наивным здравым смыслом объявил, что он не заплатит, так как он обманом обыгран. Тогда Долохов с особенным жестоким блеском глаз посмотрел на него, улыбка стала виднее, ничего не сказав купцу, кликнул людей, велел приготовить вексельной бумаги и селедки в пустую комнату и запер туда купца.3681 Ну, так погостите у меня, может вздумаете подписать.

* № 143 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XI).

Долохов в нынешнем году только опять появился в Москве, из которой он пропал Вскоре после того, как Долохов обыграл Ростова, рассказывали, что он, опоив дурманом, обыграл еще одного бывшего купца и пыткой принудил этого купца заплатить деньги.
вскоре после того, как обыграл Ростова. Рассказывали, что в этом году он обыграл еще купца и когда купец объявил, очнувшись на другое утро, что он был опоен дурманом и платить не намерен, то Долохов, ничего не сказав купцу, кликнул людей, велел приготовить вексельной бумаги и селедки в пустую комнату и запер туда купца. Рассказывали, что через три дня, во время которых купцу не давали пить, вексель был подписан и купец выпущен. Но купец подал жалобу и, несмотря на сильную защиту, которую успел найти Долохов, он был выслан из Москвы и ему угрожали разжалованием, ежели он не вступит в службу. Рассказывали, что он поступил капитаном в финляндскую армию.3683 Во второй редакции вместо зачеркнутого: и там изувечил девушку, дочь пастора, и был отдан под суд — и там был отдан под суд за какой-то зверский поступок с дочерью одного пастора. В Финляндии их полк не был в деле, и он, как всегда умевший быть в связи с людьми высшими себя по состоянию и положению, жил вместе с3684 родственником князем Иваном Болконским, двоюродным братом Андрея. Оба стояли у пастора и оба влюбились в его дочь. Долохов, прикидываясь только влюбленным, давно уж был любовником пасторской дочери. Болконский, узнав это, стал упрекать Долохова.

Долохов вызвал его и убил. В тот же вечер пасторская дочь с упреками и угрозами пришла к нему.3685 Долохов был в припадке своей жестокости. Он прогнал и избил ее.

Сразу начались два новые дела. И в это время Долохов пропал, так что в продолжение двух лет никто ничего о нем не слышал. Последнее известие, полученное от него им , было письмо к матери, таинственно переданное ей одним из прислужников и помощников по игре Долохова во время его блестящей жизни в Москве. Письмо это было короткое, но страстно нежное, как и все письма Долохова к матери, и как его отношения к ней с того самого времени, как он стал на ноги.

Марья Ивановна Долохова ездила по Москве, показывая всем это письмо и прося защиты и милости своему обожаемому Феде. Письмо это, писанное из Финляндии, было следующее:

«Бесценный ангел-хранитель мой, матушка. Жестокая судьба не перестает преследовать меня. Роковые обстоятельства увлекают меня в бурный поток жизни. Я опять несчастен, опять сужусь. Богу истинному, справедливому известна правда. Я бежал. Но о себе я не думаю. Одно горе, мучающее меня, это вы, мой ангел, мой голубчик; обнимаю вас, бесценная, и умоляю не печалиться, жалеть себя для лучших дней. Я не пропаду. Я чувствую, что буду опять видеть ясные, любви полные, материнской любви, которая дороже света для меня, — очи и лобзать эти руки. Божественная натура говорит во мне сильнее других голосов. Прощайте, ангел, посылаю, что могу, и молю об терпении. Ваш, обожающий вас, сын Ф. Долохов».

При письме было 5000 денег.3687 последние Долохов писал, что ему ничего не нужно.3688 Мать, обливаясь слезами, перечитывала это и прежние такие же письма, когда в 10 11 году зимой старый дворник Гаврила пришел сказать, что мужик пришел спрашивать. Ольга, сестра, пошла посмотреть. Одни женщины боялись. Как вдруг вскрикнул мужественный голос, и в кафтане вбежал бледный Долохов и упал в обморок в объятия матери. Это был он. Он пешком пришел из Камчатки. Он был в диком [виде], татуирован, он ездил вокруг света. Он боялся всего. Его велено было расстрелять за бунт, произведенный на корабле. Он тайно пришел. Мать спрятала его, но тайна скоро узналась и важные лица тайно (secret de la comédie) видели этого странного человека и хлопотали за него. Он сделался даже известностью и модой.

Марья Ивановна Долохова обливала слезами это письмо, упрекала весь свет за несправедливость к ее благородному сыну, и Безухого за его жестокость, и Ростова за его клевету, и этого гадкого купчищу, который, подлый, проиграв благородному человеку, — пошел жаловаться, и чухонку эту наглую, и жестокое правительство.

Три года прошло без всяких известий, наконец в 10-м году, осенью, в домик к Марье Ивановне явился в странном персидском одеянии, красно загорелый и обросший бородой человек, который бросился к ногам матери. Это был Долохов. На Кавказе и у горцев. Рассказывали, что он всё это время был в Грузии у какого-то владетельного князя министром, что он воевал там с персиянами, имел свой гарем, убил кого-то, оказал какую-то услугу правительству и был возвращен в Россию. Несмотря на это прошедшее, которое не только не скрывал, но с особенным цинизмом любил останавливаться сам Долохов, он понемногу не только был принят во всем высшем московском обществе, но он поставил себя так, как бы делал особенную милость тому, к кому он приезжал. В лучших московских домах для него делали обеды и звали гостей на Долохова-персиянина. Очень много молодых людей сгорали желанием сблизиться с Долоховым и стыдились своего прошедшего, в котором не было таких историй, какие были у Долохова.

Никто не знал, чем он жил в Москве, но он жил очень богато. Он продолжал носить персидский костюм, который очень шел к нему. И дамы и девицы наперерыв кокетничали перед ним. Но Долохов в это свое последнее пребывание в Москве усвоил себе тон презрительного донжуанства в отношении к женщинам, которое особенно волновало дам. В Москве повторялся и известен был его ответ Жюли Корнаковой, которая так же, как и другие, особенно желала приручить этого медведя. Она спрашивала его на бале, отчего он не женится.

— Оттого, — ответил Долохов, — что не верю ни одной женщине, а еще меньше девушке.

— Чем же бы могла доказать вам девушка свою любовь? — спросила Жюли.

— Очень просто: тем, чтобы отдаться мне до сватьбы, — тогда женюсь. Хотите?

Долохов в этом году в первый раз пустил в моду хоровых цыган, часто угощал ими своих приятелей и говаривал, что ни одна барыня московская не стоит пальца Матрешки. Анатоль был другим блестящим молодым человеком этого сезона в Москве, хотя и в другом несколько обществе, но друг и приятель Долохова.3690 Анатоль, старый приятель Долохова, приехав в Москву по приказанию отца, сделался неразлучным с Долоховым, и Долохов умел себя так поставить с Анатолем, что как будто Долохов делал честь этой дружбой Курагину. Оба они были в том периоде жизни холостого, красивого мущины, когда уже притупилось чувство любви к женщине, но когда еще нет потребности в женской семейной любви — в том периоде донжуанства — желания наслаждений женщиной без обязанностей и соображений положений, через которые проходит более или менее каждый человек. Но в Долохове это донжуанство соединялось с презрением, злобой к женщине вообще и склонностью к жестокости, в Анатоле, напротив, с добродушной ограниченностью, не позволявшей ему видеть ничего дальше своего удовольствия.

А Анатоль К Курагин с тех пор много пережил, и репутация его, соблазнителя и Дон-Жуана, как ком снега, наростала. Он соблазнял потому, что им имел репутацию. Анатолю было 28 лет. Он был в полном блеске своей силы и красоты. Во все эти пять лет со времени 1805 года он, за исключением времени, проведенного в Аустерлицком походе, пробыл в Петербурге, в Киеве, где он был адъютантом, и в Гатчине в кавалергардском полку. Он не только не искал службы, но всегда избегал ее и, несмотря на то, он не переставая служил на видных приятных местах, не требующих никаких занятий. Князь Василий считал одним из условий приличия для себя, чтобы сын его служил, и потому не успевал сын напортить себе в одном месте, как он уже назначался в другое. Анатолю казалось, что это было необходимое условие жизни, и он, поступая в адъютанты, делал вид, что он делает милость, поступая. Впрочем, он и этого вида не делал. Он был для этого слишком всегда здоров и добродушно весел. На деньги точно так же смотрел Анатоль. Он был инстинктивно всем существом своим убежден, что ему нельзя было жить иначе, как он жил, т. е. проживать около двадцати тысяч, что это было одно из естественных условий его жизни — как вода для утки. Отец жаловался, упрекал его (хотя не часто. Князь Василий понимал то же, что и сын, и видел, что говорить незачем), но давал, отрывая от себя и принужденный выпрашивать у государя. Анатоль тем более был убежден, что ему проживать двадцать тысяч неизбежно, что он чувствовал, он не имел никаких дурных страстей. Он был не игрок, не проматывался на женщин. (Он был так избалован женщинами, что не понимал, как можно им платить за то, чего они так желают.) Был не честолюбив. (Он сотни раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями.) Он был не скуп на деньги3692 В рукописи описка: надеюсь и не копил, напротив, везде он сорил деньгами, везде, где только мог, и был кругом должен. Но как же ему было не иметь двух камердинеров, не иметь скаковой лошади, ежели вздумывалось скакать на призы, как не иметь экипажа, не иметь счетов у портных, парфюмеров и поставщиков эполет и т. п. по тысяче в год. Ведь он не мог же думать об этом и занашивать мундиры. А главное, как же ему было не выпить бутылку с приятелем, не угостить обедом или ужином друзей. Кажется, он этим никому вреда не делал. Нельзя не послать букета и браслетку хорошенькой женщине в благодарность зa ее внимание, расставаясь с нею. У кутил, у этих мужских магдалин, есть темное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила. А ему всё простится, потому что он веселился и никому вреда не делал». Так думают — или скорее в глубине души чувствуют — кутилы, и чувствовал Анатоль, несмотря на свою неспособность соображать. И Анатоль это чувствовал более другого, потому что он был вполне искренний кутила, всё пожертвовавший для добродушного веселья. Он не был, как другие кутилы, даже как В Васька Д Денисов , для которых двери честолюбия и высшего света, богатства, счастия супружества закрыты и потому утрирующие свой кутеж, не был, как Долохов, помнящий всегда выгоды и невыгоду — он искренно знать не хотел ничего, кроме удовлетворения своих вкусов, из которых главный был женщины и веселье. Оттого он так твердо веровал в то, что об нем должны были кто-то другие заботиться, помещать его на места и что для него должны были быть всегда деньги. А оттого, что он так твердо веровал в это, оттого это действительно так было, как это и всегда бывает в жизни.

Последнее время в Петербурге, в Гатчине он задолжал так много, что кредиторы стали, несмотря на свою особенную терпимость с ним, надоедать ему. (Кредиторы перед тем бывали обезоружены его открытой, красивой рожей с выпученной грудью фигурой, когда он говорил им, улыбаясь: «Ей-богу, нет, что делать».) Но теперь стали приставать. Он поехал к отцу и, улыбаясь, сказал:

— Papa, il faut arranger tout ça. On ne me donne plus de repos.3693 [Папа, надо уладить всё это. Мне покоя не дают.]

Потом он зашел к сестре.

— Что же это? дай мне денег. — Отец погудел и вечером придумал:

— Поезжай ты в Москву, я напишу, тебе там дадут место, и живи у Pierr'a в доме, — тебе ничего не стоить будет.

Анатоль поехал и весело зажил в Москве, сойдясь с Долоховым и вместе с ним заведя какое-то масонство донжуанства.3694 презрения, грубости к женщинам. И странно, эта грубость внушала всем уважение. Как пример грубости, Долохов говорил и самой Жюли сказал, что он, пожалуй, женится на ней, ежели она отдастся ему до сватьбы. Анатоль тот прямо говорил, что ему надоели женщины тем, что ни одна не борется. В отношениях этих людей было однако неравенство. Долохов делал, что хотел, с Анатолем. Они стояли в театре у рампы и разглядывали входящих. — Браво, Р Ростовы , — сказал Долохов. — Как похорошела меньшая. Вот на твоем месте я бы отбил ее у Болконского. Он ее формирует. — Очень хороша, — сказал Анатоль.

Pierre принял Анатоля сначала неохотно по воспоминаниям о жене, которые возбуждал в нем вид Анатоля, но потом привык к нему, изредка ездил с ним на их кутежи к цыганам, давал ему денег взаймы и даже полюбил его. Нельзя было не полюбить этого человека, когда ближе узнавали его. Ни одной дурной страсти не было в нем — ни корыстолюбия, ни тщеславия, ни честолюбия, ни зависти, ни еще меньше ненависти к кому-нибудь. (Никогда ни про кого Анатоль не говорил дурно и не думал дурно.) «Чтоб не скучно было покуда», вот всё, что ему было нужно. Анатоль был добрый, славный малый. Н Наташа пишет Андрею, что она любит готова и ждать не может.

Его общество в Москве было другое, чем общество Долохова. Главный круг Анатоля был свет с балами и актрисы французские, особенно m-lle George.

Он ездил и в свет, и танцовал на балах, и участвовал в карусели в рыцарских костюмах, которую устраивали тогда в высшем обществе, и даже на домашних театрах, но планы князя Василия о его женитьбе на богатой были далеки от осуществления. Приятнейшие минуты для Анатоля в Москве были те, когда с бала или даже от m-lle George, с которой он был очень близок, он приезжал или к Шальма или к Долохову, или к себе или к цыганам и, сняв мундир, принимался за дело: пить, петь и обнимать цыганку или актрису. Бал и светское общество в этом случае действовало на него, как возбуждение стеснения перед ночным разгулом. Сила и сносность его в перенесении этих бессонных и пьяных ночей удивляла всех его товарищей. Он после такой ночи ехал на обед в свет такой же свежий и красивый, как всегда.

В отношениях их с Долоховым была со стороны Анатоля наивная и чистая товарищеская дружба, насколько он был в состоянии испытывать это чувство, со стороны Долохова был расчет. Он держал при себе беспутного Анатоля Курагина и настраивал его так, как ему нужно было.3696 Последнее время на театре появилась молоденькая, красивая хористка, славившаяся своей безупречностью. Долохов с Анатолем оба решили соблазнить ее и не пропускали ни одного спектакля, где она плясала.

Ему нужно было чистое имя, знатность связей и репутация Курагина для своего общества, для игорных расчетов, так как он опять начинал играть, но нужнее всего ему было настраивать Анатоля и управлять им так, как он хотел. Этот самый процесс — управление чужой волею — было наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова. Только в редкие минуты своих припадков буйства и жестокости Долохов забывал себя, всегда же он был самый холодный, расчетливый человек, любивший более всего презирать людей и заставлять их действовать по своей воле. Так он управлял Ростовым, так теперь, кроме многих других, управляя Анатолем, забавляясь этим иногда без всякой цели, как бы только набивая руку.3697 В последнее время в Москве две певицы актрисы имели свои партии. Долохов предпочитал Семенову. Чтоб поддержать ее, ему нужен был Анатоль, и он, притворяясь, что ему все певцы равны, что все не стоят Стешки цыганки, так однако раздразнил Курагина, что Курагин приехал в театр с намерением свистать той певице и собрать подписку на браслет для Семеновой своей певицы. На полях во второй редакции: Долохов не любил Ростовых, потому что с ними связывались для него тяжелое воспоминание об обыгранном Николае, Николае, так искренно любившем его, и оскорбительное воспоминание об отказе Сони. Он увидал Соню, заметил впечатление, произведенное Наташей на Анатоля, и у него составился план действия. Он восхищался Наташей, подсмеивался над Анатолем, дразня его тем, что ему перебил дорогу Болконский, рассказывал, как он в Финляндии увез от матери девушку-невесту, и бился об заклад, что Наташа не обратит внимания на Курагина

* № 144 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XI, XV).

<Долохов, как люди пьющие запоем, уже давно жил смирно. Ему уже было беспокойно, и потребность такого поступка,3698 жест жестокости который бы выходил из всех принятых условий жизни, начинала сильнее и сильнее чувствоваться ему. Когда он, стоя в первых рядах кресел рядом с Анатолем, в первый раз увидал в бенуаре свою прежнюю любовь Соню, гадливо отвернувшуюся от него, и поразившую не его одного3699 похорошевшую, привлекательную Наташу, у него дернулись губы, как они дергались в то время, как он вызывал Ріеrr'а, приказывал запереть купца и3700 убивал топил своих в Аустерлицком льду.

— Кто такие? Кто? — спросил Анатоль, тотчас заметив отличавшуюся от других Наташу.

— Не про нас писано, — отвечал Долохов. — Говорят, сосватана за Болконского Андрея. Очень хороша.

— Charmante!3701 [Прелестна!]

— Богаты?

— Были, — отвечал Долохов. — Вон Безухов их знает, попроси, он тебя познакомит...

Возвратившись из ложи Ростовых, Анатоль всё повторял: charmante и сожалел о том, что она была не дама.

— Да, да, невеста! — говорил Долохов.

— Скука с этими барышнями, что с ними делать?

— Что делать? Увезть.

— Врешь.

— В Финляндии с покойным Болконским (это был тот, которого он убил), — начал рассказывать Долохов, — мы3702 в две недели обделали отличное устроили дело с одной баронессой Хезен. — И Долохов с своей улыбкой рассказал подробно похищение, [о] вымышленном, поддельном браке и все подробности этого дела. Рассказывали, что после выигрыша у Ростова он завел правильно устроенный игорный дом, в котором обманом обыгрывал молодых приезжих дворян и купцов. Рассказывали, что один из таких обыгранных купцов, очнувшись на другой день после выпитого вина, объявил, что он платить не будет и что Долохов

Не от того, что Долохов подстрекал к этому Курагина, но оттого, что Курагину надоела в это время его актриса, оттого, что Наташа была очень хороша и сильно Анатоль приехал в Москву по приказу отца, чтоб жениться. подействовала на него, оттого что замыслы Долохова совпали с увлечением Курагина, он с этого вечера стал ухаживать за Наташей.> Он не ездил в дом к тетушке Ростовых, у которой они гостили, во-первых потому, что был незнаком с нею, во-вторых потому, что старый граф, весьма чопорный в отношении девиц, считал неприличным звать такого известного повесу, в-третьих потому, что Анатоль не любил ездить в дом, где барышни. На бале он был дома, но в тесном домашнем кружку ему было тесно и неловко.

Анатоль не думал, потому что не мог думать о том, что выйдет из его ухаживанья за Наташей,3705 С каждым днем он все больше и больше влюблялся <но он был влюблен в нее.

На последнем бале, где он встретил ее, он сказал ей, что влюблен в нее, что он застрелится, ежели она оттолкнет от себя, что он не может ездить к ним в дом, но и не может жить без нее. Наташа сама не знала, как она выслушала всё это, но ничего не ответила и, прощаясь с ним, опять улыбнулась ему.

Узнав эти подробности, Долохов сказал Анатолю, что он надоел ему своими вздохами. Что это все глупости, которые надо бросить или жениться.

— Ты знаешь, что я не могу,3706 У них ничего нет да и не хочу,— сказал Анатоль.

— Ну, так увези ее. Я тебе всё устрою, как по маслу. Первое: пиши письмо. Священника подставного, тройки — всё мое дело.

Долохов и подкупил девушку Ростовых, и написал страстное, с орфографическими ошибками, французское письмо, и передал его Наташе и, получив согласие, все приготовил к 18 числу февраля.

Анатоль был влюблен и не знал и не думал о том, что из этого выйдет, был на все согласен.>

* № 145 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XII—XV).

Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он сам не знал, что и зачем волочился за ней.

Он не ездил в дом к тетушке Ростовых, у которых они гостили, во-первых потому, что был незнаком с нею, во-вторых потому, что старый граф, весьма чопорный в отношении девиц, считал неприличным звать такого известного повесу, в-третьих потому, что Анатоль не любил ездить в дом, где барышни. На бале он был дома, но в тесном домашнем кружку ему было тесно и неловко.

Анатоль не думал, потому что не мог думать о том, что выйдет из его ухаживанья за Наташей.

На третий день после театра он приехал обедать к сестре.

— Я влюблен. Mais fou amoureux,3707 [Схожу с ума от любви,] — сказал он сестре. — Elle est délicieuse,3708 [Она — прелестна,] — говорил он. — Но они никуда не ездят. А что я к ним поеду? Как и потом сейчас — жениться... Non il faut que vous m'arrangiez cela.3709 [Нет, надо, чтобы вы устроили мне это.] Позови их обедать, я не знаю, вечер сделай.

Hélène радостно насмешливо слушала брата и дразнила его. Она искренно любила влюбленных и следить за процессом любви.3710 Кроме того, устроив эту интригу, она сразу отплачивала маленький долг Наташе, в Петербурге отвлекшей от нее Бориса, и делала несчастие Болконского, который, она знала, не любил ее.

— Vous voilà pris,3711 [Вот и попался,] — говорила она. — Нет, я не позову. Они скучные.

— Скучные! — с ужасом ответил Анатоль. — Это такая прелесть. C'est une déesse.3712 [Это — богиня.] Анатоль любил это выраженье. За обедом Анатоль молчал и вздыхал. Hélène смеялась над ним. Когда Pierre ушел из гостиной (Hélène знала, что он не одобрит этого), она сказала брату, что готова сжалиться над ним и завтра у нее будет декламировать m-llе Georges, будет вечер и она позовет Ростовых.

— Только знай, что не делать твоих проказ, я беру ее на свою ответственность и, говорят, она невеста, — сказала Hélène, которой именно и хотелось проказ со стороны брата.

— Vous êtes la perle des femmes,3713 [Вы — лучшая из женщин,] — кричал Анатоль, целуя сестру в шею и плечи. — Quel pied.3714 [Какая ножка.] Ты видела? Прелесть.

— Charmante, charmante,3715 [Прелестна, прелестна,] — говорила Hélène, которая искренно любовалась Наташей и искренно желала повеселить ее.

На другой день серые рысаки Hélène подвезли ее к дому Ростовых, и свежая с мороза, сияющая улыбкой из соболей, поспешно и оживленно она вошла в гостиную.

— Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф. Как, жить в Москве и никуда не ездить. Нет, я от вас не отстану: нынче вечером у меня m-lle Georges и, ежели вы не привезете своих красавиц, которые лучше Georges, я вас знать не хочу. Непременно, непременно в девятом часу. — Оставшись одна с Наташей, она успела сказать ей:

— Вчера брат обедал у меня. Мы помирали со смеха. Он ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chère.3716 [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]

Наташа покраснела. «К чему она говорит мне это!» подумала она. «И что мне за дело до тех, кто вздыхают, когда у меня есть один избранный». Но Hélène, как будто догадываясь о сомнении Наташи, прибавила:

— Непременно приезжайте. Повеселитесь. Si vous aimez quelqu'un, ma délicieuse (она так называла Наташу), ce n'est pas une raison pour se cloîtrer. Si même vous êtes promise, je suis sûre que votre promis aurait désiré que vous alliez dans le monde en son absence plutôt que de dépérir d'ennui.3717 [Из того, что вы любите кого-нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствие выезжали в свет, чем погибали со скуки.]

«Что же это: она знает и она же говорит мне про любовь Анатоля? Они с мужем, с Риеrr’ом, говорили и смеялись про это. И она такая grande dame, такая милая и так видно всей душой любит меня». (Наташа не ошибалась в этом: Hélène искренно нравилась Наташа.) «Они лучше знают», думала Наташа. «Кто же кому может запретить влюбляться. И отчего же не веселиться?»

Освещенная гостиная дома Безуховых была полна. Анатоль был тут и видно у двери ожидал входа Наташи и тотчас же подошел к ним и не отходил от нее в продолжение всего вечера. Как только его увидала Наташа, опять то же чувство страха и отсутствия преград неприятно охватило ее. M-lle Georges надела красную шаль на одно плечо и, став на середине гостиной, строго и мрачно оглянула публику и начала монолог из Федры, где возвышая голос, где шепча и торжественно поднимая голову. Все шептали: adorable, divin, délicieux!3718 Восхитительно, божественно, чудесно! Но Наташа ничего не слышала и не понимала и ничего не видела хорошего, кроме прекрасных bras3719 [рук] m-lle Georges, которые, однако, были слишком толсты. Почти позади всех она сидела, и сзади ее сидел Анатоль3720 и не переставая и она испуганно ждала чего-то. Изредка встречала она глаза Pierr’a, которые всегда были строго устремлены на нее, которые всякий раз опускались, когда встречались с ее взглядом. После первого монолога всё общество встало и окружило m-lle Georges, выражая ей свой восторг.

— Как она хороша! — сказала Наташа, чтобы сказать что-нибудь.

— Я не нахожу, глядя на вас, — сказал Анатоль. — И теперь она толста, а вы видели ее портрет?

— Нет, не видала.

— Хотите посмотреть, вот в этой комнате?

— Ах, посмотрите, — сказала Hélène, проходя мимо их. — Анатоль, покажи графине.

Они встали и прошли3721 через пустую столовую в соседнюю картинную,3722 В комнате были только две дамы, оживленно говорившие о чем то, очевидно тайном. Дамы направились к двери. Наташа делала, как будто она не видит его, но он, назвав ее по имени, начал говорить, как Наташе показалось, опять про впечатление, которое она произвела на него. Чтобы перебить его, она сказала: — Как необыкновенно хорош был тот монолог, который читала теперь m-lle Georges. — О, необыкновенно хорош, но... Анатоль поднял тройной бронзовый подсвечник и осветил наклоненный портрет. Он стал рядом с Наташей, держа высоко одну руку с свечой и, наклонив голову, глядя на лицо Наташи. Наташа хотела смотреть на портрет, но ей совестно было притворяться, портрет не интересовал ее.3723 страх и ожидание чего-то волновали ее. Она опустила глаза, потом взглянула на Анатоля. «Я не смотрю, мне нечего смотреть на портрет», сказал ее взгляд. Он, не опуская руки с подсвечником, левой рукой обнял Наташу3724 притянул к себе и поцеловал в3725 шею щеку.3726 «Да, так это и должно было быть», сказалось в душе подумала Наташа, но она отстранилась от него. Наташа с ужасом вырвала свою руку. Она хотела сказать что-то, хотела сказать, что она оскорблена, но не могла и не знала, что ей сказать. Она готова была плакать и, красная и дрожащая, поспешно пошла из комнаты.

— Un mot, un seul. Au nom de Dieu,3727 Одно слово, только одно, ради бога, — говорил Анатоль, следуя за ней.

Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило то, что случилось.

— Natali, un mot, un seul, — всё повторял он. Но в это время послышались шаги, и Pierre с Ильей Андреичем и дама шли тоже смотреть галлерею.

В продолжение вечера Анатоль Курагин успел сказать Наташе, что он любит ее, но что он несчастный человек, потому что не может ездить к ним в дом (почему — он не сказал, и Наташа не спросила его). Он умолял ее приезжать к сестре, чтобы изредка хотя они могли видеться. Наташа испуганно глядела на него и ничего не отвечала. Она сама не знала, что делалось с нею.

— Завтра, завтра я скажу вам.

После3728 объяснения на балу этого вечера Наташа не спала всю ночь и к утру решила в самой себе, что она никогда не любила князя Андрея, а любит одного его и так скажет всем, и отцу, и Соне, и князю Андрею.

Внутренняя психологическая работа, подделывающая разумные причины под совершившиеся факты, привела ее к этому. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то только оттого, что он благороден, прекрасен, что я всегда с первой минуты любила его и никогда не любила князя Андрея». Но какой-то страх обхватывал ее при мысли о том, как она скажет это.3729 В этот же день На другой день вечером она через девушку получила страстное письмо Анатоля, в котором он3730 говорил, что от нее зависит его жизнь, что никто никогда не любил ее, как он, что он умоляет ее сказать ему только два слова, хочет ли она быть его женой ему только, любит ли она его или нет, и найти средство дать ему свиданье. спрашивал ее ответа на вопрос: любит ли она его, жить ему или умереть, хочет ли она довериться ему и тогда он завтра вечером будет ждать ее у заднего крыльца и увезет, чтобы тайно обвенчаться с нею, или нет, и тогда3731 погибнет. он не может жить более.

Все эти старые, выученные, списанные с романов слова показались ей новыми, только к одному ее случаю относящимися. Но, как ни казалось ей всё уже решенным в ее душе, она ничего не отвечала и сказала девушке, чтобы она ничего никому не говорила.

Но прежде, прежде всего надо было написать князю Андрею. Она заперлась в своей комнате. И стала писать.

«Вы были правы, когда говорили мне, что я могу разлюбить вас. Не разлюбить я не могу вас. Память о вас никогда не изгладится во мне. Но... я люблю другого, люблю Курагина, и он любит меня». Тут Наташа остановилась и стала думать. Нет, она не могла дописать этого письма, всё это было глупо — не так. Долго она думала потом.

Мучительное сомнение, страх, тайна, которую она никому не решалась сказать, и бессонная ночь сломили ее. Получив это письмо и отослав девушку, она, как была одетая, упала на диван и заснула с письмом в руках.

Соня, ничего не подозревавшая, вошла в комнату и на ципочках, кошачьи подойдя к Наташе, вынула из ее рук письмо и прочла его.

Соня не верила своим глазам, читая это письмо. Она читала и взглядывала на Наташу спящую, как будто на лице ее отыскивая объяснения. И не находила его. Лицо было милое, кроткое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня тихо положила письмо, села и стала думать.

Графа не было дома, он с утра уехал,3732 на два дня с покупателем в подмосковную тетушка была богомольная старушка, которая не могла подать помощи. С Наташей говорить было страшно: Соня знала, что противуречие только утвердило бы ее в ее намерении. Бледная и вся дрожащая от страха и волнения, Соня на ципочках ушла с свою комнату и залилась слезами. «Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко?3733 Что она ответила и ответила ли она? Что скажет Nicolas, когда Да, это3734 Анатоль Курагин. И зачем он не ездит в дом? Зачем эта тайна? Неужели он обманщик? Неужели она забыла князя Андрея?» И что ужаснее было всего, ежели он обманщик, что будет с Nicolas, с милым благородным Nicolas, когда он узнает про это? «Так вот [что] значило ее взволнованное, решительное и неестественное3735 и счастливое лицо нынче», думала Соня. «Но нечего предполагать, надо действовать», думала Соня. «Но как, но что?» Как женщине и особенно ей с ее характером, Соне тотчас пришли в голову средства окольные — хитрости. Ждать, следить за нею, выпытать ее доверие и помешать в решительную минуту. «Но может быть действительно они любят друг друга. Какое я имею право мешать им? Послать3736 к графу с ложным известием, что Наташа больна сказать графу. Нет, граф не должен ничего знать. Бог знает, что с ним будет при этом известии. Написать Анатолю Курагину, потребовать от него честного, правдивого объяснения, но кто же велит ему приехать ко мне, ежели он обманщик. Обратиться к Pierr’y, единственному человеку, которому бы я смогла доверить тайну Наташи. Но неловко и что он сделает?» Но так или иначе Соня чувствовала, что теперь пришла та минута, когда она должна и может отплатить за всё добро, сделанное ей семейством Ростовых, спасая их от несчастия, которое грозит им. Она радостно плакала при этой мысли и горько при той, что Наташа готовит себе такое несчастье.

После многих колебаний она остановилась на решении. Она3737



написала одно письмо к Анатолю: <Mon prince! Ma cousine m’a chargé de vous donner sa réponse à votre lettre du 18. Veuillez venir le soir entre 7 et 8 heures dans la maison de ma tante et de m’attendre dans le vestibule. S. Cherboff [Князь! Кузина моя поручила мне ответить вам на ваше письмо от 18-го. Будьте добры притти вечером между 7 и 8 часами к тетушке и. подождать меня в сенях. С. Щербова.] Угадав ту девушку Аксюшу, которая могла передать письмо Наташе, Соня, краснея и задыхаясь, передала ей ответ. — Наталья Ильинична всё сказала мне. Передай, голубушка, <Аксюша> Дмитрию. Чтобы никто не знал и как можно скорее, — сказала она лакею. И возвратилась к Наташе с намерением переговорить с нею обо всем> другое к Pierr’y: Monsieur le comte. Un grand malheur <vient d’arriver dans notre famille> nous menace. Connaissant l'intérêt que vous portez à tout ce que concerne notre famille et n’ayant personne pour me consulter et secourir, je prends la liberté de m’adresser à vous. Venez le plutôt que vous pouvez. Votre devouée Sophie. [Граф! Большое несчастье <случилось в нашей семье> нам угрожает. Я решаюсь обратиться к вам, зная ваше участие ко всему, что касается нашей семьи, и не имея никого, с кем посоветоваться и к кому обратиться за помощью. Приходите как можно скорее. Преданная вам Софи.]
вспомнила слова князя Андрея о том, к кому обратиться в случае несчастия, пришла назад в комнату, где спала Наташа, взяла письмо и написала от себя записку Безухому, в которую вложила начатое письмо3738 Анатоля Наташи. Она умоляла Pierr’a помочь ей и её кузине объясниться с Анатолем и узнать причину тайных сношений и его намерения.

Наташа проснулась и, не найдя письма, бросилась к Соне с тою решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения.

— Ты взяла письмо?

— Да, — сказала Соня.

Наташа вопросительно посмотрела на Соню.

— Нет, Соня, я не могу. Я так счастлива, — говорила Наташа. — Я не могу скрывать больше с тобой. Ты знаешь, мы любим друг друга.3739 — Кто он? — Курагин. Он сказал мне, Соня, голубушка. Он пишет... Соня.

Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.

— А Болконский? — сказала она.

— Ах, Соня, то было не любовь, я ошибалась. Ах, коли бы ты могла знать, как я счастлива. Как я люблю его.3740 — Но что же было между вами? — Всё, всё. — Наташа! Да отчего же ты не сказала мне, maman?

— Но, Наташа, неужели ты можешь променять на него Болконского?

— Еще бы. Ты не знаешь, как он любит. Вот он пишет.

— Но, Наташа! Неужели то все кончено?

— Ах, ты ничего не понимаешь, — с радостной улыбкой сказала Наташа.

— Но, душенька. Как же ты откажешь князю Андрею?

— Ах, боже мой! Разве я обещала? — с сердцем сказала Наташа.

— Но, душенька, голубчик, подумай. Что ты меняешь и на что? Любит ли этот тебя?

Наташа только презрительно улыбнулась.

— Но отчего же он не ездит в дом? Зачем эта тайна? Подумай, какой это человек.

— Ах, какая ты смешная. Он не может объявить всем теперь, он просил меня.

— Отчего?3741 Его отец не позволит

Наташа смутилась, видно, ей самой пришел в первый раз в голову этот вопрос.

— Отчего? Отчего? Не хочет, я не знаю. Отец верно. Но, Соня, ты не знаешь, что такое любовь...

Но Соня не подчинялась выражению счастия, которым сиял, лицо ее друга, лицо Сони было испуганное, огорченное и решительное. Она строго продолжала спрашивать Наташу.

— Что же может мешать ему объявить свою любовь и просит твоей руки у твоего отца? — говорила она,— ежели ты разлюбил Болконского.

— Ах, не говори глупости! — перебила Наташа. он тайно женат

— Какой отец может мешать ему, чем наше семейство хуже его? Наташа, это неправда...

— Не говори глупости, ты ничего, ничего не понимаешь, — говорила Наташа, улыбаясь с таким видом, что она уверена была, ежели бы Соня могла говорить с ним так, как она говорила с ним, то она бы не делала таких глупых вопросов.

— Наташа, я не могу этого так оставить, — испуганно продолжала говорить Соня. — Я не допущу до этого, переговорю с ним.

— Что ты, что ты? ради бога, — заслоняя ей дорогу, как будто Соня сейчас могла это сделать, закричала Наташа. — Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб он уехал, чтоб он...3743 перестал ездить

— Я скажу ему, что благородный человек... — начала Соня.

— Ну, я сама скажу,3744 завтра нынче вечером скажу, как это ни гадко будет с моей стороны, но я всё переговорю с ним, я всё спрошу его. ее Он неблагородный человек? Кабы ты знала, — говорила Наташа.

— Нет, я не понимаю тебя, — сказала Соня и, не обращая внимания на Наташу, которая вдруг заплакала.3746 и сквозь слезы бранила ее, говоря, что это нечестно, пошла в залу, где Анатоль с веселым лицом играл в мячик с Петей. Соня подошла к нему и отозвала его в сторону. Соня была красна, как пион, губы ее дрожали, но она, не спуская глаз, вверх смотрела в лицо Анатоля. — Князь, Наташа — мой лучший друг, она сказала мне про ваше чувство к ней, и не мое дело советовать ей и вам, но молодой человек, любящий девушку, молодой человек и девушка... зачем тайны... ежели вы не скрываете... — Соня сама на себя рассердилась за то, что не могла высказать того, что хотела <и еще более на лицо> Анатоля, который весело улыбаясь> смотрел на нее сверху вниз. Соня рассердилась и дрожащим голосом, теперь коротко и ясно, сказала, что она хотела сказать. — Ежели вы любите Наташу, то просите ее руки нынче же вечером... да... — Да, ежели бы я был совсем свободен, то я бы последовал такому милому совету, — сказал Анатоль, всё улыбаясь, — но... По спокойной улыбке этой Соня сразу поняла, что Анатоль был обманщик. Она помолчала, опустив глаза, потом решительно подняла их. — Ежели вы нынче не объявите всё графу, то я сейчас всё скажу ему, — сказала Соня. — Послушайте, m-lle, за что же вы ее губите? Вы <говорите, что вы ее любите...> Ежели бы я мог... Соня задумалась, <действительно> это была новая точка зрения, которую она упустила в своем раздражении. — Вы гадкий, вы подлый человек. <— Вы знаете, одно, чем отплатить мущине за грубости женщины, это поцеловать ее, — сказал Анатоль с улыбкой.> — Нет... — продолжала Соня, дрожа всем телом. — Последний раз говорю вам. Ежели в вас нет человеческого чувства жалости, ежели вам весело погубить эту девушку, сделать несчастие семейства, то по крайней мере, ежели вы не любите ее, уезжайте, сейчас совсем уезжайте. — Соня заплакала. — Умоляю вас, князь, простите меня, ежели я оскорбила вас, умоляю вас всем святым, именем вашей матери < К Княгини с бор бородавками >, вашей сестры (Hélène), уезжайте навсегда. Я не отпущу ее ни на шаг от себя, я всё скажу отцу. Вы погубите всех, но я не отдам ее вам. Нет, ради бога, у вас доброе сердце, уезжайте. — Она подала ему руку. Он поцеловал ее и, странное дело, на глазах его она видела слезы. Он тихо вышел и уехал. <Он сам себе засмеялся, вероятно думая, что это стыдно, что он прослезился. После обеда Наташа увела к себе Соню и стала спрашивать ее совета, как ей поступить теперь. — Ничего нельзя знать, пока он не объявит свои намерения, — отвечала Соня.>

Разговор их прервали, позвав обедать. После обеда Наташа стала спрашивать письмо у Сони.3747 Соня с вечера написала.

— Наташа, сердись на меня или нет, но я написала графу Безухову и отослала ему письмо, просила его объясниться с ним.

— Как глупо, как гадко, — закричала сердито Наташа.

— Наташа, или он объявит свои намерения или откажется...

Наташа зарыдала.

— Откажется. Да я жить не могу. А коли ты так,3748 сказала Наташа, узнав разговор Сони с Анатолем так — закричала она, — я убегу из дома, хуже будет.

— Наташа, я не понимаю тебя, что ты говоришь. Ежели ты уже разлюбила князя Андрея, вспомни о Nicolas, что с ним будет, когда он узнает это.

— Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? — кричала Наташа.

— Наташа, ты не любишь его, — говорила Соня,— когда любят, то3749 все делаются добры, а ты сердишься на всех, ты никого не жалеешь, ни князя Андрея, ни Nicolas.3750 ни отца, ни матери

— Нет, душенька, Соничка, я всех люблю, мне всех жалко, — добрыми слезами плача теперь, говорила Наташа, — но я так люблю его, я так счастлива с ним, я не могу с ним расстаться.

— Но должно ж. Пускай он объявит. Вспомни отца, мать.

— Ах, не говори, молчи, ради бога, молчи.

— Наташа, ты хочешь погубить себя.3751 Ведь я говорила с ним Безухов тоже говорит, что он неблагородный человек.

— Зачем ты говорила с ним, никто не просил тебя? И ты не можешь понимать всего этого. Ты мой враг, навсегда.

— Наташа, ты погубишь себя.

— И погублю, погублю, поскорее погублю себя, чтобы вы не приставали ко мне. Мне дурно будет, так и оставьте меня, — и Наташа, злая и плачущая, убежала к себе,3752 написала письмо князю Андрею. «Вы просили меня написать вам, когда я полюблю другого, я полюбила. Прощайте». Она запечатала это письмо и отослала его на почту схватила начатое письмо, прибавила: «я влюблена, прощайте и простите меня» и, отдав девушке, велела отнести на почту. Другое письмо она написала Анатолю, в котором умоляла его приехать за ней ночью и увезти ее,3753 Это письмо Соня успела перехватить у горничной и вместо него написала другое от себя. «Ежели завтра вы еще будете в Москве, то знайте, что графу будет всё известно, и что вы отдадите тяжелый отчет перед ним и другими в ваших поступках. С. Низнова» Кроме этого письма Соня, отыскивая везде помощи, всё <рассказала приехавшему на другой день Pierr’y и умоляла его помочь ей. На другой день Анатоль уехал из Москвы, а через два месяца, на обратном пути в Россию, князь Андрей получил письмо Наташи> <написала Pierr’y и послала с нарочным письмецо, в котором было написано: «Не зная, к кому обратиться и зная вашу любовь к князю Андрею и к моей кузине, прошу вас приехать как [можно] скорее> написала Pierr’y [письмо], в котором она писала: «В нашем доме случилось страшное несчастье: Наташа написала отказ вашему другу. Она <говорит> страстно влюблена в Анатоля Курагина, который предлагал ей свою руку. Но этот молодой человек поступил самым низким образом, он обманул ее, не решаясь сказать ничего графу. Ради бога, помогите мне. Спасите Наташу и удалите Курагина». На полях: Андрей, получив письмо, поехал в Турцию. потому что она не может жить дома.

На другой день ни от Анатоля, ни от Pierr’a не было известий. Наташа не выходила из своей комнаты и говорила, что она больна. Ввечеру этого дня приехал Pierre.

* № 146 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

<3754 История узналась. Старый граф приехал к Ріеrr'у, прося его быть секундантом. Pierre бьет Анатоля и гонит его. Ростовы уезжают в деревню. На другой день приехал Андрей. Р Ростов получает письмо в деревне пока Ри Pierre В продолжение двух дней,3755 во время которых еще не приехал Ри Pierre Анатоль не ездил в дом, но был в Москве. Наташа находилась в исступленном состоянии отчаяния. На вопросы отца3756 и матери она ничего не отвечала. А на другой день объявила Соне, что она написала отказ князю Андрею. Соня в отчаянии написала письмо Pierr’y, прося его помощи. Она сама пришла к отцу и рассказала ему всё: что отказала Андрею, что любит Анатоля, и что Соня прогнала его из дома. Граф Илья Андреич ничего не понял. Как ему ни горько было отказаться от Болконского, который был ему по сердцу, горше всего ему было видеть горе дочери, и он тотчас решил ехать за Анатолем, как за игрушкой, которую требовала дочь. Но, чтобы прежде объяснить себе Соню, он позвал с себе Соню и строго спросил ее, как она могла так оскорбить сестру. Соня рассказала свое объяснение с Анатолем, и граф Илья Андреич пришел в бешенство, которое редко на него находило. «Как! моя дочь ему нехороша! Как, играть со мной. Эй! лошадей, сани». И он, не отвечая ничего дочери и приговаривая только «будь покойна, будь покойна», пошел садиться. Князь Андрей в Швейцарии ходит по горам и решает ехать назад. Он поехал в дом Безухова. Анатоля не было дома. Граф спросил Pierr’a. Pierre лежал ногами на столе и спокойно читал, когда ему3758 В рукописи, вместо зачеркнутого: доложили о приезде графа написано: принесли письмо Сони. <доложили о приезде графа.> «Нет, не буду ездить к ним, не следует», подумал он.

— Проси.

Но, не дожидаясь доклада, граф, раскачиваясь, вбежал к нему. Pierre ужаснулся, увидав лицо графа. Это одутловатое доброе лицо было красно, глаза были на выкате и волосы растрепаны.3759 — Где он, подлец, я его изобью, — кричал граф, — давайте его мне. Шутить. Не-ет.

— Что с вами, граф? — заговорил вскакивая Pierre, — что с вами?

— Где ваш зять? Ваш шурин подлец, с которым я разделаюсь по свойски.

— Что такое, что?

— Что? Он ездил в дом, он завлек мою Наташу, и он думает так пошутить и говорит, что он женат. Ежели вы благородный человек, граф Петр Кириллович, то вы дадите мне удовлетворение. Как это у вас делается? Дуэль? Ну, дуэль — я убью его.

— Да успокойтесь, граф, верьте, что я... я не понимаю.

— Вот вам всё. Наташа третий день плачет, нынче узнаю, что этот мерзавец ездил в дом, обещал жениться. Наташа отказала Болконскому.

— Не может быть!

— Не может быть! Отказала. А он женат, говорят. Она влюблена в него...

— Ах, боже мой, боже мой, — заговорил Pierre, хватаясь за голову. — Одно, граф, знайте, что я предан вам и всему семейству вашему, как никому. Его нет, он уехал, но я нынче объяснюсь с ним, и не вы, а я с ним разделаюсь. Да. — Pierre бледнел, когда говорил это. — Я виноват, поезжайте домой. Я буду у вас вечером.

Когда Ростов уехал, Pierre долго ходил по своему кабинету, ожидая Анатоля, о котором он велел доложить себе. Ему и не надо было ходить за ним. Анатоль сам пришел к нему. Ему нужно было ехать и надо было занять денег у зятя.

— Mon cher, il faut que vous me prêtiez 2000 r.,3760 [Милый мой, одолжи мне две тысячи рублей,] — сказал он, входя румяный, красивый, уверенный в себе, как всегда.

— Что у тебя было с Ростовой?3761 закричал на него — сказал Pierre, бледный,3762 подходя к нему садясь на стол.

— Ах, charmante!3763 [прелестна!] — сказал Анатоль. — Ей богу, женился бы, ежели бы у ней было что нибудь.

— Что у тебя было с ней?3764 закричал Pierre, тряся его за руку. — заговорил Pierre тихим дрожащим голосом. — Ты понимаешь ли, что ты пальца ее не стоишь,3765 а ты компрометировал ее. ты понимаешь ли, — заговорил Pierre, тряся его за руку. — Правда ли, что ты обещал на ней жениться?

— Ну, ну, — сказал Анатоль, отстраняясь и хмурясь.

Этого только и ждал Pierre. Он не владел уже собой, он схватил его за плечи, перевернул и ударил в шею таким страшным ударом, что Анатоль упал и до крови разбил себе лоб. Вид этой крови совсем одурманил Pierr’a. Он еще, еще наносил ему удары, выталкивая за дверь, и, захлопнув дверь, бледный, схватился за голову.

— Я к вашим услугам всегда, — закричал он, отворив дверь.

Княжна услыхала крик и прибежала к Pierr’y. Он хрипел и задыхался. Послали за доктором и пустили ему кровь. К вечеру он велел заложить карету и поехал к Ростовым>. Соня встретила его в зале и рассказала ему все.

Наташа не выходила из комнаты и не плакала, а сидела молча, устремив прямо глаза, и не ела, не спала, не говорила.

Pierre пошел к графу и объяснил ему, что Анатоль3766 мерзавец нынче едет, что с Курагиным он разделается, а граф не должен себя компрометировать, что дело зашло очень недалеко, что графиня Наталья Ильинична3767 В рукописи: Н. Л., т. е. Наталья А Андреевна вероятно забудет это минутное увлеченье и не откажет Андрею, что надо переговорить с нею и послать эстафету перехватить письмо.

* № 147 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XIX).

— Нет, я не понимаю тебя, — сказала Соня, не обращая внимания на Наташу, которая вдруг заплакала.

Разговор их прервали, позвав обедать. После обеда Наташа стала спрашивать письмо у Сони.

<Перед обедом приехал Pierre, который со времени первого приезда к Ростовым, заметив сильное впечатление, производимое на него Наташей, решил не ездить к ним.

Он с3768 испуганным, расстроенным лицом вошел удивленным и робким лицом вошел в гостиную. Соня вызвала его в другую комнату, чтоб показать ему новые стихи в альбоме.

— Что с вами? Что такое? — спросил он,

Соня, едва удерживая слезы, сказала, что она надеется на его честь, что никого не имеет, кроме него, и показала ему оставленное ею у себя письмо Анатоля.

— Это адресовано вашей кузине графине Наталье Ильиничне? — сказал он, прочтя несколько строк и строго взглядывая на Соню.

Она опустила голову, подтверждая.

Pierre продолжал читать, и Соня слышала, как он не дышал, а сопел, и как лист бумаги трещал, быстро дрожа в его руках. Он, прочтя, бледный вопросительно посмотрел на Соню, хотел что-то сказать и не мог выговорить.

— Она верит ему, — заговорила Соня. — А я знаю, что это... Граф, помогите мне. Спросите у него, велите ему...

Pierre всё молчал. Только, увидав в двери Наташу, он торопливо передал письмо назад Соне и с страхом и любопытством посмотрел на Наташу. Он пошел было к Наташе, но вдруг остановился и повернулся к Соне.

— Что же, как вы думаете, граф, правда это или обман?3769 — Нет, это нельзя, — сказал он. — Нет, прощайте.

— Обман? Хуже, — проговорил Pierre. — Благодарю вас за доверие ко мне... Я сделаю... —только сказал он.

Весь обед он молчал и упорно и злобно смотрел на Наташу. Ему казалось, что он ненавидел ее.3770 Но вместе с тем он твердо решил

* № 148 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

Pierre лежал ногами на столе и спокойно читал, когда ему принесли письмо Сони.

Получив это письмо, долго не мог притти в себя. Он, боясь влияния на него Наташи, не ездил с этой целью к Ростовым, и вот к чему повело его отсутствие. <Pierre поскакал отыскивать Анатоля и нашел его в расстегнутой белой рубашке у цыган. Цыгане пели «Пряди, моя пряха», две плясали. Одну на коленах держал Анатоль и весело, добродушно хохотал чему-то.

— Э, ва-ше сиятельство, графчик, — закричала старуха, встречая Pierr'a. Гости улыбнулись ему радостно, в том числе и Анатоль. Там такой был в низеньких комнатах, что ничего нельзя было расслышать. Pierre подошел к Анатолю и стал звать его.

— Погоди. Ах, ты, моя пряха, — кричал он. — Пей. Фрак долой.

— Поди сюда,3771 мне очень важное дело — сказал Pierre, хватая его за руку, по французски.3772 Что, отец? — Нет, поди сюда. — После песни.

Анатоль смутился и, добродушно улыбаясь, пошел за Риеrr’ом.

Анатоль вышел в маленькую комнатку, где стояла двухспальная.

— Иди, князь, — кричала в дверь цыганка.

— Сейчас.

Но Pierre запер дверь.

— Что ты хочешь этим? — сказал Pierre, показывая.

— А,3773 ты про это, — сказал Анатоль, робко улыбаясь, — да, это глупость с моей стороны, но что делать... Она очень мила, что делать... Мне не надо было. Ну, да я еду. с Ростовой, — смутился Анатоль, схватил записку. — Что тебе за дело?3774 <Ах, mon cher> что <тебе нужно> мешаться <в мои дела. Я еду, вот и все.> Оставь. — Нет, мне нужно. <Отец ее был сейчас. Он хочет знать> намерен ли ты жениться. Анатоль поморщился. — Ты знаешь, что я не могу. — Да, ты не можешь, — <задыхаясь> сказал Pierre. — Но какой ты мерзавец <скажи мне, что между вами было. Ты понимаешь, что я это не из любопытства хочу знать, мне нужно. — Ну, что, пустяки. Поцелуи, может быть, — улыбаясь сказал>

— Одевайся и едем, — сказал Pierre.

— Куда?3775 Что с тобой? Я не могу жениться. Я тебе сказал.

— Одевайся и едем. И чтоб твоего духа не было в Москве.3776 Ну, это другое дело. Дай денег, а? Завтра я уеду.

— Я готов, mon cher, но ты знай, что я хотел достать денег.

— Подлец, — сказал Pierre, — деньги я дам.

— Mon cher...

— Знай, что, ежели завтра я узнаю, что ты здесь...

— Ну, уеду, уеду, чего же тебе?

Pierre вышел с ним. Его окружили цыгане, стали величать. Он выпил вина,3777 и пробыл более часа пяти минут. Он чувствовал, что что-то тяжелое совершилось и предстоит ему. Но хотел забыть. — Помни, — сказал Анатоль. но уехал вместе с Анатолем и, выслав ему деньги, велел сказать себе, когда графиня приедет

* № 149 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

Анатоль, получив записку Наташи и решившись увезти ее,3778 прощался с Москвой у цыган был у Долохова. Долохов все приготовил для похищения и для тайного, ложного брака. Долохов с своим уменьем всё устроил и заботливо приготавливал Анатоля к отъезду. Анатоль, взволнованный и3779 счастливый нетерпеливый, ходил по комнате с запиской в руках и с удивлением увидел Pierr'a.

Pierre подал ему его письмо к Ростовой.3780 — Этого нельзя, — сказал он. Pierre чувствовал себя виноватым и робея сказал:

— Что ты хочешь этим сделать? Ты понимаешь?

— Что такое? Как? — спросил Анатоль.

— Что ты хочешь? Хочешь ты жениться на ней, или?.. — спрашивал Pierre, но в голосе его не было решительности. Глядя на счастливое, веселое лицо Анатоля, вдруг сделавшееся огорченным, он чувствовал, что не имел никакого права вмешиваться в это дело, что Анатоль был прав, что всё так коротко и так глупо.

Но Анатоль был смущен еще более Pierr'a.

— Я не знаю. Ma parole d'honneur,3781 [Честное слово,] я не знаю. Je suis fou amoureux d'elle,3782 [Я безумно в нее влюблен,] я на всё готов. Но стало быть открыто.

— Да... — В это время вошел Долохов с своим светлым взглядом и своей твердой походкой. — Ну, вот пиши3783 попу дьякону, чтобы он был готов, — сказал он Анатолю. — Безухий, ты как?

— Всё открыто, — сказал Анатоль, — вот мое письмо. Чорт возьми...

Долохов нахмурился.

— Ну, всё к чорту. Я говорил, вчера надо было.3784 Pierre поглядел на Долохова, и Долохов. — Поедем со мною, — сказал. — Какие же твои намерения теперь? — сказал Pierre.

— Чорт возьми. Я не знаю. Жизнь бы отдал за то, чтобы удалось.

— Поезжай в Петербург завтра, вот и всё, — сказал Долохов.

— Неужели всё кончено. Безухий, ты знаешь, какая она прелесть.

— Женись, — сказал Pierre, боясь, что Анатоль примет его предложение, но Долохов ответил за него смехом. — Едем к цыганам, вот и всё.

— Эх! — промычал Анатоль, — скверно.3785 — Едем. Ты с нами? — Да, я приеду.

— Об одном я тебя прошу, — сказал Pierre. — Это то, чтобы ты уехал.

— Еще бы, завтра уеду. Ах, проклятье.

Pierre простился, вышел от них и поехал к Ростовым.

«Нет, он не виноват», думал Pierre. «Но бедный Андрей и ничтожная, гадкая девушка».

* № 150 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

<Получив письмо Наташи, Анатоль поехал к сестре.

— Hélène, mon ange! Je suis le plus heureux des mortels,3786 [Элен, ангел мой! Я счастливейший из смертных,] — сказал он ей. —Ты знаешь. Я увезу ее. Ma parole d'honneur.3787 [Честное слово.] Я увезу ее.

— Пожалуйста, мне ничего не рассказывай о своих проказах, меня не мешай.

— Душа моя! Мне деньги нужны, ради бога. Я душу черту заложу.

— На что же тебе деньги?

— Да ведь ты не велишь говорить тебе...

— Разумеется.

— Ma chère! Elle m'aime.3788 [Милая моя! Она меня любит.] Я еду к Долохову, он мне обещал всё устроить, попа, тройки и ночью в шубку в сани и... Нет, ты дашь денег?

— Я тебе дам денег, но только не на твои глупости. Et très amoureuse?3789 [И очень влюблена?] — спросила, кротко улыбаясь, Hélène.

— Ну, давай, ради бога. Я тебе отдам. Мне хоть три тысячи теперь. — Hélène дала денег, от нее Анатоль поехал к Долохову, который взялся устроить всё похищение.

— Так всё сделаю, что ни одна бестия не пронюхает, две тройки, поп у меня есть... Ступай домой и собирайся, в одиннадцать часов я у тебя.

Pierre застал Анатоля одного, спящего на диване, после клубного обеда.>

* № 151 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

<Раза два видев Наташу с Анатолем, он удивлялся, какое удовольствие могла с ним находить Наташа, но он так верил в нее, что не смел сомневаться, говорил себе: верно, я не понимаю, а так надо. Он ничего не воображал до объяснения Сони. Когда Соня стала рассказывать, он выставил глаза и сначала улыбался. Всё, касавшееся Наташи, должно было быть приятно и весело. Но улыбка мало помалу перешла в плаксивую гримасу, и когда на вопрос его, чего же она боится? Соня со слезами закричала: — Как же вы не понимаете, граф, они целуются — она погубит себя, она этого хочет... [сказав]3790 В рукописи описка: Услыхав это, посмотрела на Pierr'a и, не веря своим глазам, увидала, что он плачет. Он извинился перед Соней за свою слабость и уехал домой, тотчас же отыскал [Анатоля] и тут между зятем и шурином произошла такая же сцена, как и тогда между тестем и зятем. Pierre в первый раз после семи лет пришел в свое наследственное от отца львиное бешенство, но на этот раз он не удержался.

Когда он объявил Анатолю, чтоб тот уезжал сейчас же и чтобы он знал, что после его поступка с Наташей он не смел показываться ему на глаза, Анатоль сказал:

— Que diable sur quel ton le prenez vous, parce qu'on embrasse une jolie fille?3791 [Какого черта вы поднимаете историю из-за того, что я поцеловал красивую девушку?]

Pierre, сжав кулаки, подошел к его лицу.

— Ты хочешь жениться на ней?

— Да, ежели бы у ней было состояние...

Но не успел Анатоль договорить этого, как Pierre с поднятыми кулаками бросился на него и стал бить его по голове и спине до тех пор, пока Анатоль, и не думая защищаться, не выбежал из комнаты. Анатоль уехал, тем более, что Pierre послал ему десять тысяч и объявил, что до тех пор, пока он не покажется в Москве, он будет получать прежнюю пенсию.

Но этого подвига было мало.

Pierre, который спорил с князем Андреем о том, что нельзя простить никогда падшую женщину, и не ставил себе вопроса, прощает он или не прощает Наташу. Она была всё та же для него. Только новый, грустный, матовый круг этой ореолы прибавился, это было сожаление.>3792 Pierre спрашивал ее, как confesseur [духовник], любит ли она Анатоля? Она отвечает: не знаю, не спрашивайте, и убегает. Зачеркнуто: Этого подвига мало. Pierre чувствовал, надо было спасти Наташу.

№ 152 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX—XXII).

После первого своего свиданья с Наташей в Москве Pierre почувствовал, что он не свободен и неспокоен с ней, он решил не ездить к ним.3793 Накануне того дня, как он получил письмо Сони, Анатоль приходил к нему и занял у него большую сумму денег. — Что с тобою? — спросил у него Pierre, заметив особенно сияющее лицо своего beau frèr'a. — Mon cher, je suis amoureux comme un fou, [мой милый, я влюблен безумно,] сказал Анатоль. — В кого же? — После узнаешь. «Так вот в кого он был влюблен», подумал Pierre.

Но Элен B Besouchoff привлекла к ним в дом Наташу, и Pierre с чуткостью влюбленного мучался, глядя на их отношения. Но какое право он имел вмешиваться в это дело? Тем более, что он чувствовал себя не беспристрастным в этом деле. Он решился не видеть никого из них.

Получив письмо Сони, как ни стыдно ему бы было признаться в том, первое чувство Pierr'a было чувство радости. Радости, что князь Андрей не счастливее его. Чувство это было мгновенное, потом ему стало жалко Наташу, которая могла полюбить человека, столь презираемого Риеrr'ом, как Анатоль, потом ему стало непонятно это, потом страшно за Андрея и потом больше всего страшно за ответственность, которая на него самого ложилась в этом деле. Мгновенно, как утешение, ему пришла его мрачная мысль о ничтожестве, кратковременности всего, и он старался презирать всех; но нет, этого нельзя было оставить. Измена Наташи Андрею мучала его, как измена ему самому, больше, чем его мучала измена своей жены. Так же, как при известии об измене своей жены, он испытал какое-то отталкивающее, но кроткое чувство к тому, для кого изменили, и озлобление к той, которая изменила. Он ненавидел Наташу. Но надо было на что-нибудь решиться; он велел закладывать и поехал искать Анатоля.

Pierre нашел его у цыган веселого, красивого, без сюртука, с цыганкой на коленах.

В низкой комнате пели и плясали, был крик и гам. Pierre подошел к Анатолю и вызвал его с собой.

— Я от Ростовых, — сказал Pierre.

Анатоль смутился и покраснел.

— Что, что? А?

Но Pierre был еще более смущен, чем Анатоль. Он не смотрел на него.

— Mon cher,— начал он,— vous savez que A André B Bolkonsky qui est mon ami est amoureux de cette jeune personne. Je suis l'ami de la maison et je voudrais connaître vos intentions.3794 [Вы знаете, милый мой, что мой друг Андрей Болконский влюблен в эту молодую девушку. Я — близкий человек в их семье и желал бы знать ваши намерения.] Pierre взглянул на Анатоля и был удивлен выражением волнения и смущения, показавшегося на лице Анатоля.

— Да что ты знаешь? Что? — говорил Анатоль. — Ах, mon cher,3795 que je suis fou d’elle.. [Ах, милый мой, [знайте,] что я с ума по ней схожу.] всё это так глупо. Это меня Долохов сбил.

— Я знаю то, что ты позволил себе написать вот это письмо и что оно попалось домашним.

Анатоль схватился за письмо и вырвал его.

— Что сделано, то сделано, вот и всё,— сказал он, багровея.

— Это хорошо, mais je suis autorisé à vous demander vos intentions.3796 [но мне поручено узнать у вас, каковы ваши намерения.]

— Ежели меня хотят заставить жениться, — заговорил Анатоль, разрывая письмо, — то знай, что3797 никто меня не заставят плясать по своей дудке, а она свободна, она мне сама сказала. И ежели она меня любит, tant pis pour Bolkonsky, voilà tout.3798 [тем хуже для Болконского, вот и всё.] Pierre тяжело вздохнул. У него уже поднялось его метафизическое сомнение в возможности справедливости и несправедливости, этот его свинтившийся винт, и потом он вместе так завидовал и так презирал Анатоля, что он постарался быть особенно кротким с ним. «Он прав» — подумал он — «виновата она, а он прав».

— Всё таки прямо отвечай мне, я затем приехал, — топотом, не поднимая глаз, сказал Pierre, — что мне сказать им, намерен ты просить ее руки?

— Разумеется, нет!3799 крикнул — сказал Анатоль, тем более смелый, чем робче был Pierre.

Pierre встал и вышел в комнату, где были цыганы и гости. Pierr'a знали цыганы и знали его щедрость. Его стали величать.3800 Он нарочно именно потому, что ему не хотелось этого Илюшка проплясал, размахнулся и поднес ему гитару. Pierre положил ему денег и улыбнулся ему. Илюшка не виноват был и отлично плясал. Pierre выпил вина, поданного ему, и побыл более часа в этой компании. «Он прав, она виновата», думал он. И с этими мыслями он приехал к Ростовым.

Соня встретила его в зале и рассказала ему всё, что письмо написано... Старый граф жаловался на то, что с девками без графини3801 нельзя — беда, что он не понимает, что с Наташей.

— Как же, папа, не понимаете, я вам говорила, — сказала Соня, оглядываясь на Pierr'a. — Курагин делал предложение. Ну, она отказала, и расстроило ее.

— Да, да, — подтвердил Pierre.

Поговорив несколько времени, граф уехал в клуб. Наташа не выходила из комнаты и не плакала, а сидела, молча устремив прямо глаза, и не ела, не спала, не говорила. Соня умоляла Pierra пойти к ней и переговорить с нею.3802 Он в своем объяснении с Анатолем нашел его столь ничтожным, легкомысленным, столь твердо уверенным, что он не может жениться, столь испуганным тем, что он может иметь дело с отцом, и столь охотно согласившимся уехать, когда Pierre предложил ему денег, что Pierr’y казалось, стоило только всё это помягче рассказать Наташе, чтобы излечить ее от ее безумной страсти.

Pierre пошел к Наташе. Она была бледна3803 заплакана и дрожала. Pierr'y жалко стало ее, она поглядела на него сухо и не улыбнулась. Pierre не знал, как и что начать говорить. Соня первая начала.

— Наташа, Петр Кирилович всё знает, он пришел сказать тебе...

Наташа оглянулась3804 радостным любопытным взглядом на Pierr'a, как бы спрашивая, друг он или враг по отношению к Анатолю. Сам по себе он не существовал для нее. Pierre это чувствовал. Увидав этот переменившийся взгляд и ее3805 красное похудевшее лицо, Pierre понял, что Наташа не виновата, и понял, что она больная,3806 Он поскорее хотел вылечить ее и начал говорить.

— Наталья Ильинична,3807 В рукописи: Н. А., т. е. Наталья А Андреевна — сказал он, опустив глаза, — я сейчас виделся с ним и говорил с ним.

— Так он не уехал? — радостно вскричала Наташа.

— Нет, но3808 уедет это всё равно для вас, потому что он не стоит вас. Он не может быть вашим мужем. И я знаю, вы не захотите сделать несчастье моего друга. Это была вспышка, минутное заблуждение, вы не могли любить дурного, ничтожного человека.

— Ради бога, не говорите мне про него дурно.3809 Он лучше всех вас. Болконского не поминайте. — Pierre перебил ее.

— Наталья Ильинична,3810 В рукописи: Н. А., т. е. Наталья А Андреевна подумайте, счастье ваше и моего друга зависит от того, что вы решите. Еще не поздно.3811 Напишите ему.

Наташа усмехнулась ему. «Разве это может быть, и разве я думаю о Болконском, как он хочет?»

— Наталья Ильинична, он ничтожный, дурной...

— Он лучше всех вас, — опять перебила Наташа. — Если бы вы не мешали нам. Ах, боже мой, что это, что это? Соня, за что? Уйдите, — и она зарыдала с таким отчаянием, с которым оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной.3812 Pierre ушел. Анатоль <не вызывая его на дуэль> уехал в ту же ночь в Петербург. Как ни старались все участвовавшие скрывать всю эту историю, через неделю по всей Москве <говорили о ней> ходили по поводу ее самые несправедливые толки. <Через две недели приехал князь Андрей и послал просить Pierr’a к себе.> Князь Андрей не приезжал, и великим постом Pierre узнал, что он получил письмо отказа, писанное Наташей, и поехал домой.

Pierre начал было говорить. Но она3813 зарыдала и закричала: «уйдите, уйдите». И тут только Pierr'y3814 опять всей душой стало жалко ее, и он понял, что она3815 только была больна, а что она всё также была прекрасная девушка. не виновата в том, что с ней сделали.

Pierre поехал в клуб. Никто ничего не знал, что делалось в душе Pierr'a и в доме Ростовых. Это Pierr'y было странно. Все сидели по своим местам, играли, приветствовали его. Лакей принес свечу на привычное место Pierr'a и доложил ему, что князь в столовой (лакей знал, кто знакомые Pierr'a). Но Pierre не читал, не говорил и даже не ужинал. В третьем часу он вернулся домой.

— Где Анатолий Васильевич? — спросил он у швейцара.3816 — Сейчас домой приехали. — Pierre вошел к нему. Он лежал в постели и перечитывал письмо. Дома

— Не приезжали. Им письмо принесли от Ростовых. Оставили.

— Сказать мне, когда приедут.

— Слушаю-с.

До поздней ночи Pierre, не ложась, как лев в клетке, ходил в своей комнате. И он не видал, как прошло время до третьего часа, когда камердинер пришел сказать, что Анатолий Васильевич приехали. Pierre остановился, чтоб перевести дыхание, и пошел к нему. Анатоль, до половины раздетый, сидел на диване; лакей стаскивал с него сапоги, а он держал в руках письмо Наташи и улыбаясь читал его. Он был красен, как всегда после попойки, но тверд языком и ногами и только икал. «Да, он прав, он прав», — думал Pierre, глядя на него. Pierre подошел и сел подле него.

— Вели ему уйти, — сказал он на лакея.

Лакей ушел.

— Я опять о том, — сказал Pierre. — Я бы желал знать...3817 — Что тебе за дело до моих пассий? Это наконец скучно, — сказал Анатоль, понимая по официальному тону, с которым вошел Pierre, что он всё о том же.

— Зачем ты вмешиваешься? — сказал Анатоль, — я тебе не скажу и не покажу.

— Mon cher, j’en suis bien fâché, — сказал Pierre, — mais il faut que vous me donniez cette lettre, prime.3818 [Милый мой, сожалею, но необходимо, чтобы вы отдали мне это письмо, во-первых.] — Он вырвал письмо, узнал почерк, скомкал, положил в рот и стал жевать. Анатоль хотел возражать, но не успел этого сделать и, заметив состояние Pierr'a, замолк. Pierre не дал ему договорить. — Je ne serais pas violent, ne craignez rien.3819 [Не бойтесь, я не употреблю насилия] — Он встал и3820 разбил опершись на стул, сломал его взял3821 ножни ножницы на столе3822 подс подсвечник щипцы и стал судорожно гнуть и ломать их.

— Второе, il faut que vous partiez cette nuit même,3823 [вы должны уехать нынче же ночью,] — сказал, жуя бумагу и ломая.3824 Что же это у себя Что с тобой, говорил

— Mais, mon cher,3825 [Однако, милый мой,] — сказал Анатоль, но робко.

— Это очень неучтиво с моей стороны, но не отсюда, не из моего дома ты должен уехать, а из Москвы и нынче. Да, да. Третье, ты никогда ни слова не должен говорить о том, что было между тобой и этой несчастной... и не должен ей попадаться на глаза.

Анатоль, нахмурясь и опустив глаза, молчал. И взглянул, робко на Pierr'a.

— Ты добрый, честный малый, — вдруг3826 нежно дрожащим голосом заговорил Pierre, отвечая на этот робкий взгляд.3827 И ежели в тебе есть искра совести, то ты век не простишь себе того, что ты сделал. Ты сделал самую гадкую подлость. — Mon cher, faire la cour à une femme... [Милый мой, ухаживать за женщиной...] — сказал Анатоль. Пьер опять вспыхнул. — Faire la cour! Да как ты не понимаешь того, что ты — мерзавец и что ты украл самое дорогое у человека, faire la cour à une femme c’est différent, mais une fille [ухаживать за женщиной — это другое дело, но девушка], обращаться с ней, как с женщиной, поднять в ней те чувства, которых она не знает. Женщина знает, что с ней, но девушка, чем невиннее и чище она, тем она беспомощнее. Это всё равно, что избить старика, ребенка. Гадина, ты противен мне. Я видел ее, она больная, она жалкая, не виноватая, а сколько людей несчастных. — Это должно. И я не стану говорить, почему, но это должно, мой милый.3828 — Это нужно, я тебя люблю и ты добрый малый. Но ежели в тебе есть честь, то ты сделаешь. Дай честное слово. — Ежели так, то другое дело.

— Да отчего ты так? — сказал Анатоль.

— Отчего? — крикнул Pierre. — Отчего? Да кто она, девка, что ль? Это мерзость... Тебе забавляться, а тут несчастье дома.3829 — Это черт знает что такое. По крайней мере, дай мне денег, чтоб уехать, — говорил Анатоль, не глядя на него. — Я тебя прошу.3830 повторил Pierre — тебе деньги нужны. Я принес тебе (он достал из кармана панталон) я тебя прошу... — Не слова, но тон убедил Анатоля. — Он робко взглядывал на Pierr'a.

— Да, да, — сказал он. — Я говорил Долохову. Это он подбил меня. Он хотел увезти ее. Я ему говорил, что потом...

— Мерзавец, — сказал Pierre. — Он... — и хотел что-то сказать еще, замолчал и начал сопеть носом, выкатившимися глазами уставясь на Анатолия. Анатоль знал его это состояние, знал его страшную физическую силу, отстранился от него.3831 и кликнул лакея. Je vous donne ma parole [Даю вам честное слово], — сказал он — То, что благородно и неблагородно, я знаю сам, — сказал Анатоль, — и тебе меня учить нечего.

Pierr'e всё сопел, как надуваемая волынка, и молчал.

— Это так, ты прав, — говорил Анатоль. — N'en parlons plus.3832 [Не будем об этом говорить.] И знай, mon cher, что ни для кого3833 кроме, как для тебя я не сделал бы этой жертвы. Я еду.

— Votre parole?3834 [Даешь слово?] — сказал Pierre.3835 посылай за лошадьми, — и обнял Анатоля и чуть не заплакал.

— Ma parole.3836 [Честное слово.]

Pierre вышел из комнаты и прислал с лакеем денег Анатолю на дорогу.

На другой день Анатоль взял отпуск и уехал в Петербург.3837 Через неделю уехали Ростовы в деревню. Пьер поехал к княгине Марье и там узнал

История Наташи с Анатолем сильно поразила Pierr'a. Кроме своей любви к Андрею, кроме больше чем дружбы к Наташе, кроме того странного стечения обстоятельств, которые заставляли его принимать постоянно участие в судьбе Наташи и его участие в его сватовстве, его поразила мысль, что он был виною этого столкновения, что он не предвидел того, что сделает Анатоль. Но мог ли он это предвидеть? В его понятии Наташа была такое высокое, неземное существо, отдавшее свою любовь лучшему человеку в мире — князю Андрею, и Анатоль, такое глупое, грубое, лживое животное. Он сознается себе в тайной, никогда не имеющей быть объявленной любви к Наташе.

Несколько дней после происшествия Pierre не был у Ростовых и усердно ездил в свет и особенно в сплетничье, т. е. самое большое общество. Там действительно с радостным сожалением говорили про Наташу, и Pierre со всей силой своего умения удивлялся тому, как могли выдумывать нелепости, не имевшие никакого основания, и спокойно рассказывал, как его beau frère влюбился в Ростову и как ему было отказано. Когда он в первый раз приехал к Ростовым, он особенно был весел с родными и с Наташей. Он не замечал, как будто, заплаканных глаз и исхудавшего лица и остался обедать. За обедом он во всеуслышание, не глядя на Наташу, рассказал, как по всей Москве говорят о том, что Анатоль делал предложенье Наташе и как она отказала ему, и Анатоль, убитый горем, уехал. Он не заметил ни как пошла при этом кровь носом у Наташи и она вышла из [-за] стола, ни как Соня умиленно, набожно за это смотрела на него. Он остался и вечер и приехал на другой день. И каждый день стал ездить к Ростовым.

С Наташей он был, как прежде, весел и шутлив, но с особенным оттенком робкой почтительности, которая бывает у нежных людей перед несчастьем. Наташа часто улыбалась ему сквозь слезы, которые, хотя глаза были сухи, как будто всегда были в ее глазах. Соня после Nicolas теперь больше всех в мире любила Pierr'a за добро, которое он делал ее другу, и потихоньку говорила ему это.

Он ничего не говорил с Наташей ни о Анатоле, ни о князе Андрее, он только много говорил с ней и стал привозить ей книги, между прочим любимую свою Nouvelle Héloïse, которую Наташа прочла с увлечением и стала судить о ней, говоря, что она не понимает, как Альбер мог любить Héloïse.

— Я бы3839 не мог, — сказал Pierre. (Наташе странно показалось, что Pierre говорит про себя, как про мужчину, который тоже мог любить и страдать. Он и для нее не имел пола.) — Я бы не мог, — сказал Pierre, — но мы раз3840 спорили говорили с3841 Андреем Болконским и он мне доказывал одним моим другом, и решили, что любовь женщины очищает всё прошедшее, что прошедшее не его... — Он смотрел на Наташу через очки. Соня нарочно отошла. Она ждала объяснения и желала его.

Наташа вдруг заплакала.

— Петр Кириллович,3842 В рукописи ошибочно: Ильич — сказала она. — Зачем нам скрываться? Я знаю, про что вы говорите. Этого никогда, никогда не будет... не от него, а от меня. Я слишком его любила, чтобы3843 захотеть заставить его страдать.

— Одно скажите мне, любили вы... — Он не знал, как назвать Анатоля, и краснел при одной мысли о нем, — любили вы этого дурного человека?

— Да, — сказала Наташа,3844 — но никогда — и не называйте его дурным, вы меня оскорбляете. Но я ничего, ничего не знаю, — теперь она опять заплакала, — ничего не понимаю.

— Не будем говорить, мой друг, — сказал Pierre, так странен вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, нянюшкин тон с ней. — Не будем говорить, мой друг, но об одном прошу вас, считайте меня своим другом и, ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому-нибудь — не теперь, а когда у вас ясно будет в душе, вспомните обо мне.3845 Знайте, что ежели бы я был свободен, я бы за счастье счел пред предложить Он поцеловал ее руку и, достав платок из кармана фрака, стал протирать очки. Наташа была счастлива этой дружбой и приняла ее. Ей и в мысль не приходило, что Pierre тоже мужчина, что дружба эта могла перейти в другое. Это могло бы быть, но не с этим милым Pierr'ом. Она верно это чувствовала за себя, но не знала, что делалось в душе Pierr'a. Она оттого так чувствовала это, что та нравственная преграда между мужчиной и женщиной, отсутствие которой она так болезненно чувствовала с Анатолем, у Pierr'a была, казалось, непреодолимой. Pierre ездил каждый день к Ростовым, особенно последнее время, и оставил клуб и цыган.3846 Когда его жена уехала, уехали в деревню и самые приятные для него знакомые в Москве, князь Болконский с дочерью. Так продолжалось до самой весны, когда на страстной неделе он получил от Наташи письмо, написанное перед исповедью и когда опять приехал князь Андрей в Москву с просьбой передать князю Андрею. На полях: Князь Андрей приехал из Петербурга, Крыма Турции. Он был уже в мундире. Он поступил на службу. Философские, государственные занятия были связаны с ней. Теперь он не мог ни ее видеть, ни этих занятий. Он был уже у отца. Видно, как он мучается. «Еду на службу, где ничего не будет в Турцию, где ничего не будет рядовым офицером буду служить».

Князь Андрей приехал не к Pierr'y, а остановился в гостинице и написал записку Pierr'y, прося его приехать к себе.

Pierre нашел его таким же, как всегда:3847 но у него был новый рубец на лице — рана в Турции. в генеральском мундире он был несколько бледен и нахмурен. Он ходил взад и вперед по комнате, ожидая видимо. Он слабо улыбнулся, увидав Pierr'a, одним ртом. И поскорее перебил Pierr'a, чтобы не дать ему говорить шуточно и легко, когда предстояло совсем не легкое и не шуточное объяснение. Он провел его в3848 кабинет заднюю комнату и затворил дверь.

— Я бы не заехал сюда (он так называл Москву), я еду3849 в Свенцианы к Кутузову в турецкую армию, но мне нужно передать тебе объяснения здесь на это письмо. — Он показал Pierr'y каракули Наташи на сером клочке бумаги. (Эти каракули дошли по назначению.) Было написано: «Вы мне сказали, что я свободна и чтоб написала вам, когда я полюблю. Я полюбила другого. Простите меня. Н. Ростова.»

Видно было, что письмо это написано было в минуту нравственной болезни, и лаконическая грубость его была тем извинительнее, но тем тяжелее.

— Прости меня, ежели я тебя утруждаю, но мне самому трудно, — голос его дрогнул. И, как будто рассердившись на эту слабость, он решительно и звонко, неприятно продолжал. — Я получил отказ от графини Ростовой и до меня дошли слухи о искании ее руки твоим шурином или тому подобное. Правда ли это? — Он потер себе лоб рукою. — Вот ее письма и портрет. — Он достал его со стола и, передавая Pierr'y, взглянул на него. Губа его задрожала, когда он передавал его.

— Отдай графине...

— Да... Нет... — сказал Pierre. — Вы не спокойны, Andre, я не могу говорить теперь с вами, у меня есть письмо к вам, вот оно, но я должен сказать вам прежде...

— Ах, я очень спокоен, позволь мне прочесть письмо. — Он сел, прочел и холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.

— Я не знал, что это зашло так далеко, и г-н Анатоль Курагин не удостоил предложить своей руки графине Ростовой, — сказал Андрей. Он фыркнул носом несколько раз. — Ну, так, так, — сказал [он], — передай графине Ростовой,3850 В рукописи описка: Толстой что я очень благодарю ее за хорошее воспоминание обо мне, что вполне разделяю ее чувства и желаю всего лучшего. Это неучтиво, но ты, милый друг, извини меня, я не сумею напи... — он не договорил, отвернулся.

— André, разве ты не можешь понять это увлечение девушки, это безумство? Но это такое прелестное, честное существо...

Князь Андрей перебил его. Он усмехнулся зло.

— Да, опять просить ее руки? Простить, быть великодушным и т. п.? Да, это очень благородно, но я не способен идти sur les brisées de...3851 по следам этого... Ах да, еще дружбу. Где теперь находится... г-н? Где этот...3852 мерзавец, — вдруг закричал он. — Ты понимаешь одно, что я не могу жить, пока он не задушен моими руками... Нет. — Андрей упал в кресло и зарыдал, как женщина в истерике. Ну... и страшный свет блеснул в глазах князя Андрея.

— Уйди, Pierre, уйди, я умоляю тебя.

Pierre послушался его и ушел, ему слишком тяжело было и он видел, что не может помочь. Он вышел и велел ехать к Ростовым, сам не зная зачем, но он хотел только увидать Наташу, ничего не сказать ей и вернуться, как будто вид ее мог научить его, что делать. Но он не застал Ростовых и вернулся к князю Андрею.

Болконский, совершенно спокойный, сидел за столом и один завтракал.

— Ну, садись, теперь поговорим толком, — сказал он.

Но, сам того не замечая, князь Андрей не мог говорить ни о чем и не давал говорить Pierr'y. На всё, про что только они ни начинали говорить, у Андрея было короткое, насмешливое, безнадежное словечко, которое для Pierr’a, столь близкого к такому состоянию,3853 закрывало всякую уничтожало весь интерес жизни и показывало во всей наготе этот страшный, не распутываемый узел жизни. Такие слова и мысли могли выработаться только в пропитанной ядом отчаяния душе, хотя они иногда были даже смешны.3854 Они заговорили о Сперанском войне и отъезде государя. — Не бойся, ничего не будет, — сказал Андрей, — другой плот на Немане построим и скажем que nous sommes de grands hommes [что мы великие люди] и всё кончится. — Когда Pierre рассказал ему значение числа звериного 666, то Андрей заметил, что П Петр К Кириллович очень хорошо делает, что так учтив, называя его l'empereur Napoléon [император Наполеон]. О главнокомандующем он сказал: — Бенигсен лучше всех, с ним приятные воспоминания у государя, вместе шалили и шутили над Павлом. Когда Pierre сказал, что заметно патриотическое настроение, — да, как в седьмом году, особенный патриотизм выказали те, которые собирали провиант и сукно.

Заговорив об отце, он сказал:

— Что делать, он любит, зато и мучает княжну Марью, так видно надо — пауку заесть муху, а отцу заесть жизнь княжны Марьи. И она довольна. Она съест бога своего с вином и хлебом, сколько б не унижал и не мучал отец. Так надо видно.

О себе он говорил тоже. — Стоило мне только надеть генеральские эполеты, и все воображают, что я генерал и что-нибудь понимаю, а я никуда не гожусь, другие все таки еще хуже меня. Да, tout est pour le mieux dans le meilleur des mon despossibles.3855 [всё к лучшему в лучшем из миров.] Так я буду иметь удовольствие встретить твоего милого beau-frèr’a в Вильне? Это хорошо. И твою милую супругу? Mon cher, ты в выгоде, право, хорошая жена жила бы с тобою. Это еще хуже. Ну так и прощай. Или ты посидишь? — сказал он вставая и пошел одеваться. Pierre ничего не мог3856 понять придумать. Ему было едва ли не тяжелее своего друга. Он хотя никак и не ждал, чтобы князь Андрей так больно принял это дело, но, увидав, как он его принял, Pierre не удивлялся.

«Однако, я виноват и во всем, во всем, я не должен это так оставить», думал он, вспоминая, каким легким представлял он себе примирение и как теперь оно казалось ему невозможно. «Однако, надо сделать всё, что я хотел». Он вспомнил приготовленную наперед речь и пошел говорить ее князю Андрею, как бы она ни была некстати. Он вошел к князю Андрею. Болконский сидел и читал какое-то письмо, лакей укладывался на полу. Болконский сердито посмотрел на Pierr'a. Но Pierre решительно начал то, что хотел.

— Помните вы наш спор в Петербурге? — сказал он, — помните о N. H.?

— Помню, — поспешно ответил князь Андрей. — Я говорил, что падшую женщину надо простить, я говорил это, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.

— André, — сказал Pierre.

Князь Андрей перебил его. — Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мной никогда про эту... про всё это. Ну, прощай. Готово? — крикнул он на лакея.

— Никак нет-с. Это было в 11 году

— А я тебе сказал, чтоб было готово, а я тебе сказал, мерзавец.3858 и он ударил лакея, чего с ним никогда не бывало. Вон.

— Прощай, Pierre, прости меня, — тотчас же после этого обратился он к Безухому, обнял, поцеловал. — Прости,3859 меня, ежели я дурно с тобою прости. — И он выпроводил Pierr’a до передней. светлохристово воскресенье

Больше Pierre не видал его и не говорил Ростовым о своем свидании с ним.

Ростовы в эту3861 это лето весну из-за не улаживавшейся продажи дома думали ехать и не уехали из Москвы. Pierre тоже жил в Москве и каждый день бывал у Ростовых.

* № 153 (рук. № 88. T. II, ч. 5, гл. III).

<Метивье поговорил с почтительным сожалением о последних известиях неудач Наполеона в Испании, выразил сожаление о том, что император слишком увлекается своим честолюбием. Он ждал, что князь, как обыкновенно, оживится в своем озлоблении к Бонапарту и начнет желчно и резко обсуждать его поступки, но князь молчал. Метивье поговорил об испанских делах, но князь также молчал. Метивье потер лицо руками и с улыбкой, выражавшей уверенность в том, что теперь он верно достигнет цели, начал тот разговор, который, он знал, никогда не оставлял князя спокойным. Он заговорил о последних новостях нашей турецкой войны и выразил сожаление, что дело шло не так хорошо, как можно было ожидать.

— Впрочем, — прибавил он, — мне кажется, русская политика направлена теперь не на восток, а на запад, что, как говорят, гораздо благоразумнее.

Князь не выдержал и начал говорить на свою любимую тему о значении востока для России, о взглядах Екатерины и Потемкина на Черное море.

Метивье, достигнув своей цели, чуть заметно самодовольно улыбнулся.

Вдруг князь замолк и устремил прикрываемые отчасти бровями злые глаза на доктора. «Кому говорю всё это?» вдруг подумал он. «Французу, рабу Бонапарта. И зачем я стал говорить это.

Зачем он подделывался ко мне?» И лицо, и улыбка Метивье и интерес, с которым он слушал, показались ему вдруг оскорбительными. «Он заставил меня говорить. Он играет со мной. И кто? Со мной этот французишка...»

Все эти мысли в одно мгновенье промелькнули в его голове и разразились следующими словами, сказанными сдержанно бешеным голосом.

— За визиты благодарю вас господин, за ваши визиты. Дворецкий заплатит сейчас. Прошу не ездить больше. Меня раздражаете. Прощайте. Идите...

— Я не понимаю, — с тихим удивлением начал Метивье

— Не понимаешь? — кричал князь. — А я понимаю. Ты шпион. Французский шпион. Бонапартов раб, вон из моего дома, вон, я говорю. — Князь одной рукой звонил, другой угрожающим жестом указывал на дверь.

Метивье, пожав плечами, <вышел. Княжна Марья и M-lle Воurienne <встретили его в соседней> комнате.

* № 154 (рук. № 88. Т. II, ч. 5, гл. V).

Жюли играла Борису на арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух «Бедную Лизу» и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыхание. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга, как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого и тщету радостей жизни.

<Так продолжалось две недели. Обоим становилось неловко.3862 Обоим было очевидно, что от любви к гробнице и от улыбки меланхолии Жюли очевидно уже не интересовала любовь к гробнице, а интересовал вопрос, когда и как он сделает предложение. Борис уже не мог сочувствовать смерти, так как уже в голове его совершенно созрел план о том устройстве новой жизни, которую он поведет с тремя тысячами душ, которые должны получиться за невестой. <Нужно было сделать что-нибудь несообразное. Отречься от меланхолии и поговорить о деле.>

Однажды Борис приехал утром и привез меланхолическую книгу. Но пузырь меланхолии совершенно созрел, лопнул и из него неожиданно показалось другое.

— Жюли, я вас люблю, как лучшего друга, хотите вы быть моей женой?

— Борис! — сказала Жюли и протянула ему руку.>

* № 155 (рук. № 90. T. II, ч. 5, гл. XII).

По воскресеньям Марья Дмитревна ездила в остроги и тюрьмы, выкупая должников и отвозя узникам съестные припасы. Она никогда не говорила никому, куда она ездит, хотя трудно было скрыть от света то добро, которое она делала не только по острогам и тюрьмам, но и всем бедным просителям, которые приходили к ней по будничным дням.3863 и которым она раздавала большую часть своего дохода. В этот день на Марью Дмитревну нашло искушенье.

— Или тебя взять с собой? — сказала Марья Дмитревна, вставая и обращаясь к Наташе.

— Как хотите? — сказала Наташа, вставая тоже.3864 — Болтать не будешь?

— Ну, поедем кататься, надевай шляпку. — Марья Дмитревна посадила Наташу на первое место, направо, отодвинула сама кульки, лежавшие в3865 коляске санях, себе под ноги и, вытянувшись в струнку,3866 прямая и с строгим3867 села на свое место лево лицом сидела на левой стороне.3868 Наташа поглядывала на Марью Дмитревну и дивилась на Они проехали молча одну улицу.

— Хорошо тебе сидеть? — спросила Марья Дмитревна.

Ей видно хотелось поговорить, и ласковая улыбка играла на ее суровом лице.

— Очень хорошо-с.

— А ты3869 положи ноги на фордек, вытяни облокотись, так, на спинку облокотись, — сказала Марья Дмитревна. — Ничего, ничего, облокотись, — настаивала Марья Дмитревна. Как ни неловко было Наташе сидеть,3870 с вытянутыми ногами облокотившись на далеко отстоящую спинку, она чувствовала, что это была милость со стороны Марьи Дмитревны, и исполнила ее волю.3871 — Ты моя милая, не тужи, — вдруг

— Что же, весело было третьего дня в театре? — спросила Марья Дмитревна.3872 — Очень весело.

— Да, весело, — невеселым голосом сказала Наташа.

— А ты не грусти,3873 казак Наташенька, я бы нынче поехала, кабы не воскресенье, я завтра сама к нему, к князю Николаю поеду. Я с ним переговорю.3874 «Опять, опять эти скучные разговоры», подумала

Наташа ничего не отвечала. Марья Дмитревна тоже замолчала. Когда уже стали подъезжать к острогу, Марья Дмитревна опять круто оборотилась к Наташе.

— Что же хорошо тебе сидеть? Тут я заеду в одно место, — сказала Марья Дмитревна. — Тебе я скажу, да только уговор: не болтать. — Видно было, что Марья Дмитревна не могла удержаться, чтобы не сообщить своей любимице — Наташе того удовольствия, которое она испытывала3875 в делании добра и которое теперь переполняло ее душу теперь; но что она вместе с тем осуждала себя за это.

— Тут вот в остроге иногда очень жалкие люди бывают, ну, да и все они несчастные — не нам их судить. Так вот, я им разной дряни — там остается что и свезу. Не то чтобы благодеянье это какое было с моей стороны, а так, как я одна, состоянье имею, отчего же мне не пожалеть их.

— Ну, чур, молчать. Ты посиди, а я сейчас вернусь.

Почтительно встречаемая смотрителем, Марья Дмитревна вышла из3876 коляски и вошла в подъезд. Смотритель лакей понес за ней кульки, другой остался у коляски. саней одна. Через несколько минут она вышла оттуда и поехала в долговую тюрьму, где она пробыла дольше, и, выходя оттуда, имела особенно строгий вид.

Во весь обратный путь она только один раз обратилась к Наташе.

— Все мы умирать будем, Наташенька, и как можешь человеку добро сделать, так то на душе хорошо. — Марья Дмитревна быстро отвернулась. Наташа, сидя в своем неловком положении по требованию Марьи Дмитревны, облокотясь на спинку, с удивлением и любопытством смотрела на свою соседку. «Ах, боже мой, как бы я была счастлива, ежели бы этого не было в театре. Ну, да и это ничего, только бы он скорее приехал».

* № 156 (рук. № 91. T. II, ч. 5, гл. VI—VII).

Просить Анну Михайловну.

— Зачем Анну Михайловну. Я тебе всё сделаю, — сказала Марья Дмитриевна. Она уже давно знала про предполагаемый брак. — Что же, дай бог, — сказала она. — Я рада. Андрюша человек хороший. Много об себе думает, ну да поживет перестанет; а Машеньку я душой люблю. Это святая мученица. Что ж на старика смотреть? Кабы он что против твоей дочери имел, а то один каприз. Ведь Андрей не мальчик. Он дочь замучил, так и сына тоже хочет. Нынче этого нельзя. С богом, с богом, хорошее дело. Я сама к нему с Наташей съезжу. А когда приедет жених,3877 мы графиню выпишем и свадьбу сыграем. У вас в деревне будете? Опять с тобой попляшу. Хоть бы проводили графа то, — крикнула она на братца, засыпавшего на стуле в столовой.

На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и m-me Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей свои наряды, только бы поскорее выжить ее от себя, и заказала приданое.

Вернувшись, она выгнала всех, кроме Наташи, из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.

— Ну,3878 девынька теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца. Я рада за тебя и его с таких лет знаю, — она указала на аршин от земли. Наташа радостно краснела. — Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Говорят, старик кнезь Николай об тебе слышать не хочет. Нравный старик. Оно, разумеется, если3879 сын захочет он князь Андрей не дитя и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись, как надо.3880 — Ах, я так желаю, чтобы ему не было неприятностей от меня Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна, от застенчивости, а в сущности Наташе было неприятно, что кто-нибудь вмешивался в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее, должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.

— Ты видишь ли, я его давно знаю и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки колотовки, ну, уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. И она нынче приедет. Ты с ней обойдись. А завтра к нему поедем. Всё лучше, как твой-то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома и тебя полюбили. Так или нет. Ведь лучше будет?

— Лучше, — неохотно отвечала Наташа.

Княжна Марья перед обедом приехала к Марье Дмитриевне3881 и Наташа в первый раз увидала в то время, как Наташе примеривали платья от m-me Шальме. Наташа, увлеченная нарядами, рассеянная, вышла к своей будущей золовке. Они обе не понравились друг другу. Наташа с чувством оскорбленной гордости обращалась с княжной очень холодно и сдержанно, и оттого смущенная княжна представилась Наташе ненатуральной и глупой. Наташа представлялась княжне слишком тщеславной, мелочной и занятой собою. Княжна Марья не знала, что независимо от ее воли в суждении ее о характере своей невестки ее руководит и чувство зависти к счастью красивой, молодой и любимой девушки, и чувство ревности к любви брата. Наташа из чувства гордости не заговорила о своих отношениях к князю Андрею и ждала, что начнет княжна Марья. Княжна Марья в продолжение часа, который она пробыла с Наташей, собиралась заговорить об этом, но почему-то не решалась и только краснела всякий раз пятнами, как только начинала говорить о своем брате.

* № 157 (рук. № 88. T. II, ч. 5, гл. XV—XVI).

На другой день был обед у Безуховой. Пьера опять не было, но Анатоль был у сестры и сидел подле Наташи и говорил с ней с глазу на глаз после обеда. Вечером, когда вернулись домой, Соня пришла к Наташе, спрашивая ее о том, объяснил ли Анатоль, почему он не ездит в дом и не просит ее руки. Наташа опять рассердилась.

— Какие у тебя мысли гадкие, — заговорила она, — разумеется, разумеется.

— Ну, что же он сказал?

Наташа задумалась.

— Он сказал... Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему. —

Соня вздохнула.

— Но ты не отказала?

— Нет, отказала.3882 вчера Нынче я написала княжне Марье. С Болконским всё кончено... Ну, что тебе еще?

На другой день утром граф Илья Андреевич уезжал в подмосковную с откупщиком, который был намерен купить эту деревню. Он ехал на одни сутки и, прощаясь с дочерьми, потрепал по щеке Наташу и сказал:

— Ну, смотри ж, без меня вести себя хорошенько, не скучать. Бог даст, приедет еще до поста. Не долго осталось.

— Папенька, — сказала Наташа, вдруг вспыхнув.

— Что, ми...

— Нет, ничего, вы завтра приедете? — только сказала она. Но Соня заметила волнение Наташи при прощании с отцом, и это испугало ее и заставило еще внимательнее наблюдать за своей подругой.

Наташа весь этот день казалась на глаза Сони помешанной. Она всему смеялась. Отвечала невпопад и несколько раз начинала и не доканчивала разговоров.

Обедали в этот день дома и ездили утром только в магазины. На улице Соня видела два раза Курагина, ехавшего за каретой Ростовых, и дома под окном увидала его и заметила какой-то жест, сделанный ему Наташей.

После обеда она заметила прежнюю девушку, выжидавшую у двери и вошедшую вслед за выходом Сони. «Опять письмо», подумала Соня. «У них что-то затеяно, боже мой, будет поздно», думала она. «Говорить с Наташей нельзя, она точно сумасшедшая. Боже мой, что мне делать?» Соня написала письмо Пьеру, в котором писала: «Ваш друг Болконский просил меня обратиться к вам в случае несчастья. несчастье случилось. Наташа нынче, как она сказала мне, послала к княжне Болконской отказ князю Андрею, она безумно влюбилась в вашего beau — frère и ежели вы не приедете и не поможете мне, с ней случится великое несчастье». Она тайно послала письмо. Но посланный пришел с письмом, объявив, что граф уже третий день, как уехал в Тверь.

Было уже семь часов вечера. Наташа с потерянными, странными глазами3883 ходила по комнатам, и беспрестанно прошла в свою комнату и заперлась в ней. Соня постучалась к ней, она не пустила ее. Марья Дмитриевна сидела в гостиной и вязала, братец читал. Гостей никого не было.

— Что вы, как зачумленные, от народа бегаете? — сказала она Соне. — Добро Наташа, все жениху письма пишет, а ты что?

— Марья Дмитриевна, у нас несчастье, мне вам надо сказать наедине...

— Что, платье разорвала?

— Ну, после дочитаешь П. И. Ну, что за важное дело? — сказала она, когда братец ушел.

— Марья Дмитриевна, Наташа отказала Болконскому, она влюблена в Курагина, она в тайной переписке, она сейчас получила от него письмо.3884 Я боюсь, что она сбирается бежать — Соня зарыдала.

Марья Дмитриевна сидела неподвижно, нахмурившись, глядя перед собой.

— Хорошо, очень хорошо, — сказала она. — Это в моем доме. Хорошо уваженье. Ну, долго будешь хныкать. Утри. Утри. Ты читала письмо от этого?

— Читала.

— А кто переносил?

— Дуняша...

— Позвать Дуняшку ко мне, — крикнула Марья Дмитриевна. Через полчаса в руках Марьи Дмитриевны было письмо Наташи к Анатолю.3885 в котором она писала, что в десять часов она выйдет на улицу, соглашалась на

«В десять часов я буду у ворот» было написано в этом письме. Марья Дмитриевна с письмом в руке вошла к Наташе и, безжалостно грубо называя ее, уличила ее и, не слушая ее, заперла ее на ключ и вышла.

В половине десятого у крыльца дома, занимаемого Долоховым, стояли две ямские, московские, щегольские тройки.3886 в передней сидел краснорожий Анатоль3887 ходил по комнате, с беспокойным лицом поглядывая на часы Долохов в столовой говорил с щеголем, тверским, знаменитым в то время ямщиком Балагой. Балага толстый мужик плотный, с красной шеей, румяный и курчавый парень лет двадцати пяти сидел перед Долоховым и пил пунш. — Это, батюшка Федор Иваныч, — говорил он, — дело рук наших. По Москве и Долохов сидели за3888 ужином столом, кончая обедать.

— Я тебе говорю: съешь и выпей, — сказал Долохов Анатолю, который ходил по комнате.

— Не могу, ma parole d'honneur,3889 [честное слово,] не могу, не хочется, — отвечал Анатоль,3890 глядя на часы. — Право пора. А Балага на мгновенье останавливаясь. — Отчего ж его нет до сих пор? — сказал он.

— Уж ты не хлопочи, если я взялся за дело,3891 я все сделаю чисто и акуратно. Я люблю, чтоб акуратно... Балага через четверть часа Мишка будет здесь и поп будет готов. Я тебе отвечаю за всё.

— Одно, — сказал Анатоль,3892 вставая — я право думаю, что отчего ж моя женитьба будет неправильна, нисколько не неправильнее всякой другой, кто знает, кто и как там меня обвенчали?3893 шш

— Я тебе говорил, — сказал Долохов, — об этом никогда ни при ком говорить не надо...3894 А я не знаю этого ничего Я ничего не знаю и никогда не слыхал, обвенчан ты или нет, я знаю, что ты влюбился, родители там женили и мы увезли и обвенчали тебя, вот и всё. — Анатоль с счастливым и взволнованным лицом посмотрел на Долохова и ушел всё таки не спокоен.

— Эй, приехал Балага? — крикнул Долохов. Балагой звали знаменитого в то время троечного, тверского ямщика, стоявшего в Москве с своими тройками и служившего таким господам, как Анатоль и Долохов.

— Пошли его сюда.

Вошел краснолицый и красный, толстеющий ямщик щеголь, в синем кафтане, с здоровой улыбкой на лице.

— Здорово, Балага, — сказал Долохов, протягивая руку, которую полупочтительно, полутоварищески пожал ямщик.

— Здорово, батюшка Федор Иваныч. Здорово, ваше сиятельство,— сказал он выглянувшему Анатолю и он тоже пожал руку Курагина.

— Ну, садись, пей! — Долохов налил Балаге большой стакан мадеры и подал ему. Балага выпил всё и с приятной улыбкой.

— Ну, слушай, брат, вот теперь мне и князю службу надо верную сослужить.3895 На каких тройках приехал, на мертвых? Надо в Клин до петухов поспеть и чтоб никакая погоня не догнала.

— Как ваш посол приказал.3896 серопегая одна. — Ну, это дрянь. — А другая моя. Я сам на своей тройке.

— То-то.

— Хотел молодца послать, да как посол сказал, сам оделся. Что же, когда ехать?

— Да вот3897 видишь ли до зари петухов чтобы в Клину быть. через часик может.

— Как дорога будет, а то отчего же, — сказал Балага. — Доставляли же в Тверь в семь часов, те же лошади. Помнишь, в Рожество, — сказал Балага, обращаясь к Анатолю, — я молодых запрег, так шестьдесят верст звери летят, держать мочи нет, от мороза руки закоченели, бросил вожжи, говорю: держи Федор Иваныч, так после петухов из Москвы выехали, к заре в Твери были...

* № 158 (рук. № 88. T. II, ч. 5, гл. XVI, XVIII).

Марья Дмитриевна с письмом в руке вошла к Наташе.

— Мерзавка! — сказала она, показывая ей письмо. — Только для отца твоего не выкину тебя из дома. Ничего, ничего слушать не хочу. Жди, жди любовника. — Она оттолкнула от себя рыдающую Наташу, заперла ее на ключ и вышла.

Через Дуняшу открылось, что кроме ее, дворник был подкуплен для того, чтобы нынче вечером, откликнувшись на свисток, пропустить людей к заднему крыльцу и выпустить их. Записка Наташи по приказанию Марьи Дмитриевны была послана по назначению, и дворник точно так же по свистку должен был впустить людей к девичьему крыльцу, но не выпускать их. Марья Дмитриевна, надев шубу, капор и теплые сапоги, с огромной палкой в руках вышла на заднее крыльцо и, приказав поставить себе кресло, села в него. Житье Долохова. Описывает похищение.

Анатоль уже второй день жил у Долохова. Всё у них уже было готово для похищения Наташи и для тайного и недействительного венчания их <в селе по тверской дороге за сорок верст. В тайну были посвящены, кроме Долохова, отставной промотавшийся гусар, приживавший то у Анатоля, то у Долохова и прозванный Макаркой, и Иван Дмитриевич Хвостиков, худощавый болезненный человечек из приказных, товарищ и слуга Долохова по игре. Они двое должны были быть свидетелями при свадьбе. Расстриженный поп, подкупленный заранее, уже ожидал их третий день в селе Каменке в шестидесяти верстах по Тверской дороге. Оттуда молодые должны были ехать за сто двадцать верст в именье Несвицкого, где в барском доме всё было приготовлено для их приема.> У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег взятых у сестры, и десять тысяч занятых через посредство Долохова. <Всё было готово и ожидался только тот последний ответ Наташи, который прошел через р[уки Марьи Дмитриевны.]

— Нет, так нет, — сказал Долохов. — Может и вовсе не будет. Эх, брат, брось всё это, —> вдруг сказал Долохов с насмешливой улыбкой.

[Далее со слов: Брось всё это. кончая: Долохов, холодно улыбаясь, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 5, гл. XVI.]

<Хвостиков, продолжая разговор своего принципала, обратился к Анатолю.

— Ведь оно точно, князь, что может быть и не узнается. Да ведь это если он уедет за границу что ль или так скроетесь, а то ведь, хорошо, поп вас обвенчает и всё. Ведь хватятся, ее то искать станут, потом то что?

— Потом? А? — повторил Анатоль с искренним недоумением. — Ну, потом? Там я не знаю что. Ну что глупости говорить.

Лакей вошел с свернутой запиской.

— Ну, теперь лошадей! — крикнул Анатоль, пробежав записку.

— Что же, согласна?

— Беги ты, скачи ты на извозчике к Балаге (Балага был троечный московский ямщик), чтобы две тройки и сам ехал, как я приказывал.

Лакей Анатолия поскакал за ямщиком и лошадьми.

* № 159 (рук. № 88. T. II, ч. 5, гл. XVI).

<В Леонтьевском переулке был старый дворянский дом, который Долохов выиграл в прошлом году. В доме этом наверху жила его мать. Низ, роскошно и оригинально убранный, был занят Долоховым. Самая большая комната нижнего этажа был кабинет Долохова, убранный от стен и до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием. Долохов в расстегнутом бешмете и с всклокоченными волосами лежал на низком турецком диване с большим белым янтарем трубки во рту и, лаская одной рукой бульдога, свернувшегося подле него на диване, разговаривал с <приезжим из Петербурга офицером.> Анатоль в расстегнутом мундире с остановившимися прекрасными глазами ходил взад и вперед по всем комнатам, проходя и через кабинет. Лицо Анатоля было озабочено и рассеянно. Проходя по кабинету, он, очевидно, не слышал и не видел Долохова с офицером.

Долохов говорил об игре.

— Разве можно так играть, — говорил он. — Так играть надо пятьдесят тысяч в кармане иметь, а то всегда в дураках останешься.

— Да ведь сорвал же Медынцев...

— Раз сорвал, а двадцать раз попадет, — говорил Долохов, — <нынче, завтра мне нельзя, а послезавтра <зови ко мне ужинать,> посмотрим.

— Отчего же его нет до сих пор? — сказал Анатоль, останавливаясь посереди комнаты.

<—Уж ты не хлопочи, если я взялся за дело. Через четверть часа Митька будет здесь и поп будет готов. Я тебе отвечаю за всё, — сказал Долохов.

— Одно,— сказал Анатоль, — я право думаю... — Он остановился, очевидно сообразив, что то, что ему нужно было сказать, нельзя было говорить при постороннем лице, и опять стал ходить

Долохов улыбнулся на него.

— Что это он так расстроен, — сказал Анатоль. Долохов не отвечал.

— Эй, Мишка! — крикнул он своему лакею, — приготовить, что я велел!

— Ну, прощай, так до послезавтра, — сказал офицер.

— Прощай. Я тебя не удерживаю, мне дело есть, — сказал Долохов.

— Послушай,— сказал Анатоль, садясь на коленки на диван перед Долоховым, как только ушел офицер.

— Это черт знает что такое. А? Никогда этого со мной не бывало. Ты посмотри. — Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. — Это черт знает что такое. А? Я боюсь, что-нибудь помешает. А? — Долохов засмеялся.

— Обвенчаем, как бог свят, вот и всё. Ничего и никто не помешает.

— Никто не помешает, — с счастливым и взволнованным лицом сказал Анатоль, посмотрел на Долохова, улыбнулся и, обеими руками взявшись за голову, ушел в темную комнату.

Лакей принес на подносе водку, запеканку, жареного рябчика, сыр и вино.


Мы собираем cookies для улучшения работы сайта.