ВАРИАНТЫ К ТОМУ ПЕРВОМУ «ВОЙНЫ И МИРА»

В начале 1805-го года первая европейская коалиция против Буонапарте была уже составлена. Взгляд высш высшего общ общества на Бон Бонапарта , на причину и необход необходимость войны. dans ses vastes pensées (se rapportant à des territoires vastes) [в его обширных мыслях (относящихся к обширным областям)]

— Eh bien, mon prince, que dites vous de la nouvelle atrocité de cet homme. Italie n'existe plus. Non, mais comment expliquez vous l'indifférence de l'Europe à la vue de toutes les horreurs qui se commettent impunément au temps que nous vivons. Direz vous encore que la guerre n'est pas un devoir d'honneur pour tous ceux qui ont conservé un reste de dignité. Bientôt ce sera le tour de la Hollande, de Rome, que sais-je. Il n'y a plus de foi, plus de rois, plus de justice il n'y a plus de dieu. Je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons de bonnes nouvelles de Haugwitz et que [nous] aurons la guerre et la guerre à outrance avec ce monstre, cet antichrist — ma parole d'honneur j'y crois — si vous ne me dites pas que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies de cet homme, ce n'est pas un homme, que dieu me pardonne, c'est pire — je ne vous connais plus, vous n'ètes plus mon ami, мой верный раб, comme vous dites.

Ah, si j'étais homme!!848 [Ну, князь, что вы скажете об этом новом ужасном поступке этого человека? Италия больше не существует. Нет, как вы объясняете себе равнодушие Европы при виде тех безобразий, которые в наше время творятся безнаказанно? И будете ли вы попрежнему утверждать, что война не долг чести для всех тех, у кого сохранилась еще хоть капля достоинства? Скоро наступит очередь Голландии, Рима, почем знать. Нет больше ни веры, ни королей, ни справедливости ни бога. Предупреждаю вас, что ежели я не услышу от вас хороших вестей о Гаугвице и что война будет, и война беспощадная против этого чудовища, антихриста — даю вам слово, что я так думаю — ежели вы не скажете мне, что будет война и решитесь по прежнему извинять все гнусности, совершаемые этим человеком, да это не человек, прости меня, господи! а хуже, то я больше вас знать не хочу, вы больше мне не друг, не верный раб, как вы себя зовете. Ах, если бы я была мужчиной!!]

— Ну здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur.849 Я вижу, что я вас пугаю. Хотите чаю?

Так говорила фрейлина и приближенная императрицы Марьи Федоровны, отпросившаяся от службы на один вечер для того, чтобы сделать у себя в этот вечер un thé,850 [чай] на который, разосланными накануне записочками с851 камер-фурьером красным лакеем, приглашены были, по мнению фрейлины, самые замечательные люди Петербурга, цвет общества, la crème de la société.852 [сливки общества] В записочках было написано: Si vous n'avez rien de meilleur à faire, Monsieur le comte или mon Prince, je serais bien charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures.

Annette D.853 Если у вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего, то буду очень рада видеть вас нынче у себя, между семью и десятью часами. Аннета Д.

854 Записочки были посланы к Кроме желания воспользоваться свободным вечером, Annette Д., может быть и не без основания, считала себя855 политическим и государственным лицом, на котором лежали политические обязанности. Она желала сообщить впечатления, произведенные в ней последними известиями о пребывании Бонапарта в Италии, вчера только полученные при дворе императрицы Марьи Федоровны.856 Особы, которые должны были собраться Некоторые из гостей, долженствовавших приехать на этот вечер,857 все, исключая двух родных, которых нельзя было исключить принадлежали858 посредственно и непосредственно к самым влиятельным придворным и государственным людям и все к одному и тому же лагерю, знаменем которого было убеждение в призвании России восстановить законность и святость самодержавия в Европе и презрение к Наполеону, называемому не иначе, как Буонапарте.

Разговор в этом обществе, конечно, происходил на французском и даже на том особенном французском языке, секрет которого, по мнению знатоков дела, теперь уже утрачен.

— Dieu! Quelle virulente sortie!859 Господи! Какое горячее нападение — отвечал, тихо улыбаясь, тот, к которому была направлена речь фрейлины. Нисколько не смутясь такой встречей, вошедший, известный в то время сановник, в придворном шитом мундире, чулках, башмаках и звездах, подошел к Annette Д., поцеловал ее пухлую ручку, подставив ей свою надушенную и сияющую860 чис чистотой белизной, даже между седыми волосами, лысину и сел подле нее.

— Avant tout, прежде всего, дайте мне чашку чаю, — сказал он, — потом, ежели вы обещаете взять назад вашу страшную угрозу — прогнать меня, я вам расскажу новость. Из за угрозы — ничего. Без угрозы — все.

— Хорошая новость для меня?

— Да.

— Постойте, успокойте меня, — Annette наливала чай из серебряного самовара — отчего вы в таком gala?861 [парадном наряде] Надеюсь, что je ne vous en impose jusqu'à ce point,862 [я не в такой мере внушаю вам почтение к себе] — сказала она, указывая на его звезды и башмаки. — Вы верно хотите убежать от меня?

— А вечер английского посланника — нынче середа. Мне надо показаться там. Я поеду так поздно, как только можно.

— Я думала, что нынешний вечер отменен.

— Ежели бы знали, что вы этого хотите... — Князь был один с Annette Д. Он улыбался приятно и говорил приятные вещи,863 как придворный но из за этой улыбки и слов совершенно ясно было видно его полное презрение к своей собеседнице, которое он не только не старался скрывать, но старался как будто выказать, говоря такие вещи, как то, что вечер посланника был бы отложен, ежели бы знали, что Annette Д. этого не хочет.864 И несмотря на то, он был почтителен. «Я государственный человек. Я дело делаю, а ты болтушка», казалось говорили все его приемы и, несмотря на то, он с почтительностью обращался к фрейлине и, перемешивая шуточками и глотками чаю, рассказал Annette Д. всё, что он знал о содержании депеши из Берлина, привезенной в тот день утром.

— Buonaparté a brûlé ses vaisseaux depuis l'affligeante événement d'Ettenheim,865 [Буонапарте сжег свои корабли после прискорбного события в Эттен гейме] — сказал князь. — Больше ждать нечего, кроме насилия во всех отношениях. Нынче утром на выходе я сказал это866 гр графу H., а он видит еще возможность мира.

— Совершенно справедливо. Il a brûlé ses vaisseaux, il faut que nous brûlions les nôtres. A propos.867 [Он сжег свои корабли, мы должны сжечь наши. Кстати] Нынче y меня будет очень интересный человек, le comte de Mortemart, il est allié aux Montmorency par les Rohans,868 [граф Мортемар, он в свойстве с Монморанси через Роганов] одна из лучших фамилий Франции. Он был при Monseigneur le Duc d'Enghien869 [его высочестве герцоге Энгиенском] во время его870 убийства плена.

— On dit qu'il est très bien, ce jeune homme. J'ai prié S. de me l’amener. Toutes nos dames en raffolent.871 [Говорят, что этот молодой человек очень мил. Я просила С. мне его привести. Все наши дамы без ума от него.]

— Кроме вас, разумеется. Я его видал в свете. Скажите, правда это, — продолжал князь, уже с видимым интересом, не так как прежде, когда он, видимо, исполнял только тяжелую для него обязанность взаимности рассказывая, — правда, что l'impératrice mère872 [вдовствующая императрица] говорила его величеству о бароне З. и о его назначении? — вопрос этот был, видимо, личной и живой для князя. — C'est un pauvre sire,873 [Ничтожный человек] всё что я могу сказать. Как вы думаете?

Annette Д. строго ответила, что барон этот был рекомендован ее величеству874 и что она à l'impératrice mère. Лицо Annette выразило глубокое, искреннее выражение преданности и уважения, соединенные с грустью, когда она назвала императрицу. Она сказала, что ее величество оказала барону beaucoup d'estime.875 много уважения

Вопросы внутренних интриг видимо мало интересовали Annette. Она потухала и делалась876 спокой спокойной достойно печальна. Она искренно вся была предана только одной страсти — ненависти к Наполеону и желанию войны во что бы то ни стало.877 Никто, никогда так всей душой не скорбит о ужасах войны, когда война начата, как женщины. Никто так сильно не желает войны, как женщины, до тех пор, пока война еще не начиналась.

Она делалась совсем другая, как только разговор касался войны. Она делалась оживлена, красноречива и увлекательна.

[Далее в рукописи нехватает одного листа]

— Сердце то это878 всегда занято... и вы знаете, кто в этом виноват...

— Перестаньте шутить. Я серьезно недовольна вашим меньшим сыном. Я его совсем не знаю, но он кажется il a pris à tâche de se faire une réputation scandaleuse.879 [он старательно устанавливает о себе скандальную репутацию]. Между нами будь сказано, — лицо ее приняло грустное выражение, — об нем говорили у ее величества и жалели вас.

Князь Василий880 оживился поморщился и с живостью и волнением стал рассказывать.

— Что вы хотите, чтоб я делал? Я обоих мальчиков отправил три года тому назад за границу, вы знаете, я себя лишил многого; я сделал для их воспитания всё, что может отец по обязанности, а не по чувству. Старший был и приехал молодым человеком хорошего дома, теперь он в иностранной коллегии, ну страсть его смешная к гербам... но всё он хорош. Правда, что между нами будь сказано — он глуп и очень даже глуп, что я, в скобках, считаю счастьем для отца et il fera son chemin,881 [и он пойдет своей дорогой] вы увидите; но Anatole — воспитывался так же, за границу поехал так же, с тем же abbé Brignole, те же примеры, те же влияния и вышло совсем другое. Son malheur ou plutôt le mien c'est qu'il a de l'esprit ce garçon,882 [Несчастье его, или скорей мое, в том, что он умен, этот малый] — сказал он, улыбаясь.

— И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла вас упрекнуть.

— Сколько раз я это себе говорил, — подхватил князь. — Je suis votre верный раб et à vous seule je puis l'avouer.883 [Я ваш верный раб и одной вам могу в этом признаться] Элен, моя дочь, для меня хорошенькая jeune personne que je trouve du plaisir à voir,884 [молодая особа, которую мне приятно видеть] и больше ничего; но мои мальчики ce sont les entraves de mon existence,885 [они обуза моего существования] которая без этого слишком бы была счастлива. Это мой крест. Я так себе объясняю. Que voulez vous?... —886 [Что делать?] Он помолчал, выражая жестом свою покорность судьбе.

— Pour en revenir à mes moutons,887 [Чтобы продолжать о чем была речь] — продолжал он, — ou plutôt à ce mouton,888 [или именно к нему] Анатоль еще до поездки за границу вел себя889 comme un payen [как язычник] бог знает как. Вы знаете, что он пятнадцати лет соблазнил гувернантку своей сестры, une charmante petite et de bonne maison,890 [прелестную девочку и из приличной семьи] которая жила y нас, и891 уносил вино на все свои карманные деньги покупал вино и сигарки. Voilà.892 [Вот] Потом il a fait la cour, tout bonnement la cour à sa soeur.893 [стал ухаживать, настоящим образом ухаживать, за сестрой.] Так что я должен был их разлучить.

— Ah Dieu,894 quel tempérament [какой темперамент] quel horreur!895 [Боже, какой ужас!]

— Я его отправил за границу. Они мне писали письма с описаниями достопримечательностей городов, нравов, искусства et tout ce qui s'en suit,896 [и так далее.] помните ces lettres si bien tournées que nous colportions ici, il se trouve que c'est l'abbé qui leurs faisait ces lettres à la Sévigné que nous admirions et lui ne sait pas écrire deux mots en français.897 [прекрасно написанные письма, которые мы распространяли здесь, а оказалось, что это аббат писал в стиле Севинье те письма, которыми мы так восхищались, а сам он не может написать двух слов по французски.] И что ж? сам l'abbé был совершенно развращен Анатолем. Оказывается, что там они с l'abbé пили, ездили по балам, играли и le cher Anatole898 [этот милый Анатоль] — завел интригу с какой то une de ces princesses italiennes et s'est trouvé être en concurrence avec un cardinal.899 [с одной из итальянских княгинь и оказался в соперничестве с кардиналом] И был посажен au château de St. Ange. Voilà. Tout cela est très triste, mais que voulez vous, c'est un trés beau garçon et qui malheureusement ne manque pas d'esprit. Très beau garçon!900 [в тюрьму Св. ангела. Вот. Всё это весьма грустно, но что поделаешь, он очень красив и, к сожалению, не лишен ума. Весьма красивый малый!] прибавил он.901 невольно радостно

— Вы никогда не думали о том, чтобы женить его? Говорят, что старые девицы ont la manie des mariages.902 [имеют манию женить] Я еще не чувствую этой слабости за собой, но у меня есть одна petite personne,903 [девушка] которая очень несчастлива с отцом, une parente à nous, une princesse B.904 наша родственница, княжна Б.

Князь Василий не отвечал, хотя, с свойственной светским людям быстротой соображенья и памятью, движеньем головы показал, что он принял к соображенью это сведенье. Он продолжал о меньшом сыне:

— Нет послушайте, теперь он живет у меня в доме, я им даю каждому по десять тысяч, наследство их матери; у Иполита всё это выходит на гербы и разные странности, у Анатолия на танцовщицу, на скакунов, на пиры, и он играет... — Он помолчал. — Что будет через пять лет, ежели это пойдет так? Voilà l'avantage d'être père.905 Вот выгода быть отцом Она богата, ваша княжна?

— Отец очень богат и скуп, он живет в деревне. Знаете, этот знаменитый князь В., отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но с странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse comme les pierres.906 [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее907 один сын брат, вот что недавно женился на Ляпиной, бывший адъютант Кутузова — он будет нынче у меня — и она одна дочь.

— Oui, ma chère, les affaires avant tout. Une fois que les choses en sont à ce point et qu'on en parle même à la cour, il faut que j'y mette ordre. Je sais bien que vous avez été, vous êtes et que vous serez toujours mon bon ange. La seule chose que je ne puis vous pardonner c'est de n'avoir jamais voulu de moi.908 [Конечно, милая моя, дела прежде всего. Раз положение таково, что о нем говорят даже при дворе, я должен навести порядок. Знаю хорошо, что вы были, есть и всегда будете моим добрым ангелом. Единственное, чего простить я вам не могу, это, что вы никогда не хотели принять моего поклонения.]

Эту фразу князь сказал в ту самую минуту, как придворный лакей доложил: — князь и княгиня Вие Волконские (Это был тот самый князь В Волконский , брат предлагаемой предполагаемой невестки князю Василью). Князь Василий чувствовал, что ничем он не мог так душевно польстить Annette Д., как намеком на супружество, но он выбрал, чтоб сказать это, такую минуту, когда входили гости, и потому дальнейшие объяснения, могущие быть неприятными для него, были невозможны.

Князь Василий был государственный человек, человек сильный в совете и при дворе, человек, одаренный великим даром для успеха в том мире, где он искал успеха, даром фамильярности. Он был короткой приятель всех. Так, по крайней мере, казалось всем сильным мира того времени. Каждый из министров, придворных, вельмож, влиятельных женщин, даже великих князей был уверен, что князь Василий со всеми остальными, исключая самого его, в самых коротких отношениях и что права на эту короткость даны князю на основании его серьезных и прекрасных качеств и достоинств. Ежели я и не нахожу в нем особенных достоинств, думал тот, который рассуждал таким образом, то это происходит, должно быть, от того, что я мало знаю его; но, судя по близости его ко всем и по простоте и фамильярности его обращения и со мной, он должен быть очень нужный и важный человек и им нельзя пренебрегать. Точно так, хотя и не отдавая себе в том отчета, думал каждый из людей, короткость с которыми нужна была князю. Дар фамильярности князя состоял в том, что он имел909 чутье искусство быть с каждым настолько и в такие минуты910 за панибрата фамильярным, что показать ему удивление в этой, ничем не оправдываемой короткости, которую он позволял себе, было невозможно, и что, вместе с тем, вид этой короткости действовал на других. На выходе он подходил к высшему сановнику государства, к удивленью его, брал его под руку и увлекал его ходить по зале, близко наклоняя к нему голову и конфиденциально что то сообщая ему. Старичок сановник только сбирался выразить неудовольствие за такие приемы непривычной короткости, как князь умел в ту же минуту сказать старичку такие вещи, которые заставляли его слушать с интересом и прощать неловкость короткости. От старичка он подходил к великому князю и, без вызова со стороны его высочества, начинал, опять низко наклоняя лицо, говорить смешное и заставлял смеяться его высочество. Сановник911 глядя на него говорил себе: il doit être très bien en cour,912 [его положение при дворе должно быть хорошо,] глядя на его отношения с его высочеством, а его высочество, заметив его прогулку под руку с старичком, думал себе: он, видимо, в больших связях с этим сановником. Потом князь подходил к новому лицу, молодому человеку, только что начинающему выплывать при дворе, и князь913 почти совсем незнакомый с ним, на всякий случай трепал по плечу и ласкал удивленного, но благодарного новичка.

Князь Василий совершенно справедливо говорил, что, ежели бы не дети, он бы был совершенно счастлив. Счастлив он был оттого, что дело его жизни совпадало с его вкусами, с его страстью к свету, к новым знакомствам, к изящной и разнообразной болтовне, к ненасытному любопытству, равнявшемуся только его памяти. Annette Д.,914 кроме того, что была его другом женщиной, таким полу-другом, полу-любовницей в хорошем смысле, которые бывали у всех образованных людей того времени с которой он пятнадцать лет в разговорах и переписках играл умной чувствительностью и надеждой на супружество, была одним из самых влиятельных лиц старого двора императрицы Марьи Феодоровны. Он знал, что Annette Д. была одна из тех придворных, которые от долгого пребывания при дворе и долгой, одинокой, т. е. холостой или девической жизни, делаются нравственными кастратами, не имеющими других интересов, как интересы своих покровителей, но которые взамен этого и утрачивают всё дурное придворной жизни — зависть, интригу, страсть к повышениям, и приобретают полное доверие своих господ.

Annette Д. была верным другом, как старая собака, старый дворовый, не признающие другой жизни, как жизнь при господине или госпоже.915 Вследствие этого ей легко было жить, во-первых потому, что не нужно было ни думать, ни чувствовать от себя, а делать только то, что внушала ей ее глубокая не только преданность, но страсть к своей высокой покровительнице, во вторых, потому что искренняя любовь и преданность ее была оценена и все знали, что Annette Д. всегда искренна.

Притворяться и выказывать то, что она не думала или не чувствовала, она не могла. Она была слишком честная и хорошая натура; и потому с свойственной женщинам гибкостью, она раз навсегда отреклась от себя, от всей своей жизни и полюбила всеми силами души одну свою госпожу и, потому уже, искренно думала и чувствовала только то, что думала и чувствовала ее высокая покровительница. Искренность ее, отсутствие всякого искательства так редки везде и особенно в том мире, в котором она жила, что эти качества были оценяемы и чем меньше она желала делать для себя и для других, тем больше она могла сделать, и чем реже она высказывала свое особенное мнение,916 ее было противуположно мнению царствовавшему тем оно более уважалось. Князь Василий, не упускавший молодого флигельадъютанта, не приобретя на всякой случай его поддержку, не мог не ценить своих отношений с нею.

Но и в этом случае, как и в других, он действовал не вследствии обдуманного макьявелического плана, но по какому то ему самому необъяснимому влечению, которое инстинктивно тянуло его в короткость к тем, которые более всего ему были нужны. Как образуется механик, музыкант, воин, так точно образуется человек придворный и государственный.917 Это характер более, чем искусство Успех в этом свете есть следствие характера, а не искусства.

M-r Pierre был неуклюж. Когда он встал, еще заметнее стала его неловкость. Толстый, сутуловатый, с жирными руками, висевшими как плети и которые он не знал, куда девать, он, как говорится, «не умел войти в салон» и еще менее из него выйти. Когда Annette Д. прощалась с Лизой и он, дожидая времени откланяться,1008 ей вертелся переминался с толстой ноги на ногу, оглядываясь на всех и цепляя стулья, он был жалок. И еще удивительнее казалось, глядя на него, что такой человек, не умеющий совершенно держать себя в гостиной, тоже позволял себе иметь свое мнение и говорить неприличные речи.

Когда наконец Annette Д. повернулась к нему и с христианской кротостью, выражая прощенье ему за его выходку, кивнула ему и сказала:

— Ну, mon cher, я совсем не ожидал, как ты вдруг пустил в ход все каскады... — сказал он ему.

Князь Андрей подле m-r Pierr'a поражал еще больше своей изящной,1009 грациозной изнеженной и неприступно-гордой1010 и величавой осанкой. Он не был так развязен, как князь Иполит, который везде разваливался, хватал всё руками, и везде близко совал свой нос, но видно было, что ничто в мире не могло заставить этого невысокого, с маленькими ручками и ножками человека заставить смутиться, заторопиться или иначе, как высоко, нести голову и иначе, как сверху, смотреть на всех в мире.

Он отстал от жены, которая шла впереди, и взяв за руку m-r Pierr'a шел с ним, волоча по светлому паркету свою саблю, которую этот изнеженный человек, казалось, не мог и поднять, и чуть позванивая маленькими серебряными шпорами на маленьких женских ножках.

— Vous n'avez jamais été si terrible. Ты никогда не был так ужасен, — сказал он, утешая его.

— Не могу, — заговорил m-r Pierre, опустив голову, глядя через очки и останавливаясь.

— Вы совсем не то говорили месяц тому назад, m-r Pierre, — сказала маленькая княгиня, оглядываясь, — вы всё меняетесь, всё меняетесь.

— Говорю, что думаю, пускай меняюсь, — продолжал m-r Pierre. — Какже не видать ничего ни в революции, ни в Наполеоне, ничего, кроме личных интересов Бурбонов, потому что...

Князь Андрей не стал слушать продолжение этой речи, которую m-r Pierre начал с такой же живостью как в гостинной, и готов был в зале продолжать. Князь Андрей, вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему бобровую шубу, хмурясь смотрел на пустой угол, прислушиваясь к болтовне своей жены с князем Иполитом, своей новой,1011 безобразно растянутой походкой выбежавшим тоже в переднюю.

Он близко стоял подле беременной хорошенькой княгини, бормотал не шопотом, но и не так громко, как говорят обыкновенно, близко к ее лицу нагибая свое лицо.

Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шубами и слушали с непроницаемыми лицами их непонятной для них французской говор. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и смеясь слушала.

— Я очень рад, что не поехал к посланнику, — говорил князь Иполит, — что? скука...

— Прекрасный вечер. Неправда ли?

— Говорят, что бал будет очень хорош, — отвечала княгиня, предоставляя лакею обувать ноги теплыми сапогами. — Все красивые женщины общества будут там.

— Не все, потому что вас там не будет, — достало соображения сказать у князя Иполита и эта репарти так понравилась ему, что лицо его всё просияло от радости и он схватил салоп ее у лакея, толкнул даже его, и стал надевать княгине от неловкости или умышленно, никто бы не мог разобрать этого, долго не отпуская рук, когда салоп уже был надет, как будто обнимая ее.

Она, грациозно улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа.1012 Князь Андрей отвернулся от нее и при

— Ты готова, Lise? — спросил он, не глядя на нее.

Князь Иполит торопливо надел соболью шубу, которая у него тоже не по людски, а по новому, на два вершка была длиннее пяток, и путаясь в ней, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.

— Princesse, au revoir,1013 [Княгиня, до свиданья,] — кричал он, путаясь языком так же, как ногами.

Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты, муж ее оправлял саблю. Иполит,1014 подсаживал спотыкаясь под предлогом подсаживанья, мешал всем.

— Так приедешь ко мне ужинать, Pierre? — сказал князь Андрей1015 отталкивая почти Иполита молодому человеку, вместе вышедшему на крыльцо.

— Позвольте, — обратился он по русски к Иполиту и резко металически произнося это слово.

— Приеду, — сказал голос Pierr'a.

Дверца захлопнулась.

— И прекрасно, приезжайте. Я спать не хочу, — сказал голос княгини. — Приезжайте же, m-r Pierre.

— Ainsi vous permettez, madame,1016 [Так вы разрешаете, сударыня,] — пробурлил князь Иполит.

— Дурак! — опять так же резко послышался голос князя Андрея. Никто не знал, к кому относилось это слово.

«Разумеется, не ко мне», убедился князь Иполит.

— Пошел, — опять прозвучал металический голос и форейтор тронул и карета заскрипела по снегу.

Князь Иполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце, дожидаясь своей кареты. Когда он сел, он еще смеялся чему то.

Князь Иполит, как настоящий светский человек и человек очень элегантный, еленгантный не мог не знать, что человеку его сорта прилично иметь любовную связь в свете.

Пример успехов его брата всегда возбуждал в нем зависть, которой он не мог удовлетворить. До сих пор он был несчастлив в светской любви. Он не мог похвастаться хоть сам перед собой (он был не хвастун, а в душе правдивой молодой человек), не мог похвастаться ни одной победой в том обществе, к которому сам принадлежал. И это мучало его.

Приехав из за границы, он решил, что в Петербурге по крайней мере, где он — сын вельможи и только что возвратившийся из чужих краев — merveilleux1018 [щеголь] (как называли львов того времени), ему не трудно будет успеть. Выбор его пал на маленькую княгиню Б.

Подавала ли эта маленькая веселая женщина или не подавала ему повод сделать этот выбор, этого он не мог сообразить, да и не находил нужным. Точно так же, как в толпе пьяной черни при виде красивой молодой женщины оскаливаются рожи и слышится цинический смех, соединяя какую то нечистую мысль с видом женщины,1019 прямо не оскорбляя ее точно так же в свете, только иначе выражаясь, в толпе молодежи, танцоров, говорунов, дипломатов, явление женщины производит тоже нечистое впечатление. И нет того юноши, который бы, глядя на нее, не сказал себе:1020 а что, ежели бы взять ее любовницей?

— Elle est très bien! Elle est gentille. Charmante! Quel pied, quelle bouche! Quelle gorge....1021 [Она очень хороша! Она мила. Очаровательна! Что за ножка, что за рот! что за шея...] И улыбочки, и знаки. Les jeunes gens font la cour aux jeunes femmes.1022 [Молодые люди ухаживают за молодыми женщинами] Что ж тут дурного? И князь Иполит делал честь маленькой княгине de lui faire une cour très assidue.1023 [настойчиво ухаживая за ней.] Эта cour продолжалась уже всю зиму. Некоторые дамы и товарищи его, радуя его, посмеивались ему о его страсти к княгине Болконской, но он признавался себе, что дело его нисколько не подвигается и что должно быть у других это делается иначе. Князь В. говорит: идиот. А И. влюблен в нее. Ему смутно казалось, что необходимо предпринять что нибудь решительное, но при мысли о том, что он предпримет, его обхватывал страх чего-то и он начинал мычать что то и вертеться.

Отправляясь все таки к посланнику, он обдумывал свои поступки в этот вечер и остался ими не доволен. «Надо предпринять...» Но тут какой то страшный, непреодолимый внутренний голос говорил ему: «Чтоо? Смотри!» и он пугался и, ужимаясь в шубе в угол кареты, он жался и смеялся робко и отрывисто.

Князь Андрей, между тем, сидел нахмуренный и мрачный в своем углу кареты далеко от жены, уверенный, что никто не видит его в темноте. Он не отвечал ни слова на веселое щебетанье своей жены, которое не изменялось ни в гостиной при толпе, ни в карете с глазу на глаз.

— Как хороша была княжна! Какие у нее два брильянта в волосах! Я люблю брильянты, что ни говори. A vicomte очень мил.1025 Только знаешь, во время самого рассказа у меня опять зашевелился Что Annette не выйдет замуж? Как глупы все мущины, что никто на ней не женится.

Так болтала она. Молчанье мужа однако и при ее совершенном отсутствии наблюдательности поразило ее.

— André! Милый! Отчего ты молчишь? Уж я не сделала ли что нибудь? Не сердишься ли ты на меня? — вдруг обратилась она, придвигаясь к нему.

— Нет, за что же мне сердиться. Нет, ты ошибаешься... Все хорошо, — отвечал тот же голос мужа, сухо, холодно, после непродолжительного молчания, своим звуком уничтожая смысл слов и давая им противуположное значение.

И что ему было сказать? Он ни в чем не мог упрекнуть свою верную, милую, добрую жену, которая под сердцем уже носила залог своей любви и верности. Она дала ему всё, что обещала: красоту, веселость, любовь, верность и обещала потомство. В чем же было упрекать ее? Никто не может помешать человеку из толпы скалить зубы и хихикать, глядя на хорошенькую женщину, ни князю Иполиту faire la cour à une jolie femme.1026 [ухаживать за хорошенькой женщиной.] Она не будет ни виновата в том, ни менее чиста. Это знал князь Андрей и он слышал и видел это зубоскаленье уже год. Он знал, что это естественно и иначе быть не может.1027 но до сих пор еще нигде и ничем не сломленная оправданная природная гордость этого молодого человека мучительно страдала, страдала все больше и больше и в нынешний вечер не то страдал, с каждым днем больше и больше В нынешний вечер он в первый раз почувствовал, что ему тяжело, что ему стыдно. И стыдно от человека, которого он считал ничтожнейшим идиотом.

И гордость, безграничная гордость его возмутилась, расстроила1028 его невозмутимое душевное привычное спокойствие и спутала все его мысли и чувства. Он стал несправедлив и зол, убеждаясь, что он только справедлив.

«Боже мой, зачем я связал себя навеки с этим бездушным, пошлым существом?», думал он, отстраняясь от жены и без причины чувствуя ненависть к ней. «Я думал спастись от ничтожества и1029 мелочей низостей жизни в счастии семьи. Я думал, она будет достойна, как я, и что вместе с ней легче будет презирать всё; и, вместо этого, вся пошлость мужа или дурака, слепого и равнодушного к своей чести, или придирчивого ревнивца, унижающего самого себя сомнением в себе. И нет выхода! Ужасно», думал он. «И ничего, ничего, кроме порханья, болтанья и этой вечной веселости, прикрывающей тупость и бесчувственность. Она не в состоянии ни почувствовать, ни понять моих страданий. А я не в состоянии унизиться, чтоб сказать ей. Боже мой, зачем я женился».

Как будто в подтверждение его мыслей, маленькая княгиня с своей ясностью понимания, в словах его не слышала ничего, кроме успокоительного значения слов и не поняла тона, которым они были сказаны.

— А я боялась, что тебе что нибудь не понравилось во мне, — сказала она, придвигаясь к нему. Она взяла его руку и, заворотив перчатку, поцеловала ее. — Ты знаешь, милый, я всё тебя боюсь и всё готова для тебя сделать.

— Ах, да, — продолжала она, — ты видел я смеялась за чаем. Можешь себе представить, наш маленький князек всё время ворочался, пока я разливала чай. Он будет чай любить, André! — И она засмеялась своим звучным смехом и, взяв за голову, поцеловала1030 еще раз мужа1031 — Да, как тебе будет рожать без меня, — сказал князь Андрей, — Я т тебя .

— «А я ее не люблю», подумал князь Андрей Б Болконский с тоской в сердце. «Да я не люблю ее!»1032 Она мучает меня

Карета остановилась у подъезда большого дома на Фонтанке. Вслед за княжеской каретой подъехали сани m-r Pierr'a и он вошел за ними.

Княгиня прошла в свои комнаты, князь читал письма, без него привезенные с почты.

— Извини, Петруша, — сказал он, отрываясь от письма. — Накрывайте ужинать, — обратился он к лакею.

Они прошли в кабинет.

Петруша взял между тем первую попавшуюся ему книгу с полки, это были записки Кесаря, и сдвинув два стула, на один поставил ноги и открыв книгу из середины, забыл шляпу и взял военную читал, облокотившись или скорее повалившись на руку, с таким спокойным вниманием, как будто он часа два читал не отрываясь и сбирался читать еще столько же. M-r Pierre имел это странное свойство читать всегда и всё с одинаковым интересом.1034 Оба письма, полученные князем Андреем, были приятны для него

— Хорошие вести, Pierre, — сказал князь Андрей, подавая ему одно письмо, — прочти. А другое от отца. — Одно письмо было от Кутузова, который соглашался принять князя Андрея опять в адъютанты, другое от отца, который в первый раз после свадьбы сына писал, посылал благословение молодым и даже приглашал их приехать.

— А! — сказал Pierre и, разложив письмо на страницы Кесаря, так же внимательно стал читать его. — Так ты идешь на войну, это решено? —сказал он, поднимая голову и глядя через очки.

— Да. А вот от отца.1035 Читай вслух. Любезный Князь любезный мой сын, Князь Андрей!

Pierre прочел также лежа.

— Хорошо, — сказал он и хотел продолжать читать Кесаря, когда в соседней комнате зашумело платье княгини и он, скинув ноги, оправил очки и волоса.

Я сказал, что нет того молодого холостого человека, который, встречая в свете или часто ездя в дом к молодой красивой женщине, не подумал бы хоть раз: «А что как я вдруг влюблюсь в эту даму и она [в] меня влюбится?» Но m-r Pierre, почти живший у князя Андрея во время своего пребыванья в Петербурге, никогда не думал об этом.

Он в простоте своей души радовался на этих двух людей, на их семейное счастье, которое ему казалось совершенным, и даже никогда не спрашивал себя: могло ли бы ему достаться такое счастие, и потому никогда не завидовал. Мысли m-r Ріеrr'а постоянно были заняты самыми важными философскими и государственными и военными вопросами. M-r Pierre мечтал быть оратором, государственным человеком в роде Мирабо или полководцем в роде Кесаря и Наполеона. Он, менее всех в мире рожденной к такой деятельности, считал себя рожденным для нее. На все житейские события жизни он смотрел кротко и равнодушно, как будто из неизмеримой дали. Ему было всё равно, только бы не трогали его умственных интересов.

Андрея Б Болконского и его жену он любил, но никогда не спрашивал себя, что они за люди, как и зачем живут. Они его любили. У них было хорошо, весело, молодо, всё ново с иголочки, начиная от квартиры и посуды, до их лиц, с тем лоском свежести, который всегда бывает у молодых, jeunes mariés.1036 [новобрачных.] И он любил бывать [у них] больше, чем у кого нибудь в городе. Он так сжился с ними, что у одних у них ему не бывало неловко.1037 и он не делал неловкостей.

Несмотря на хорошие вести писем, лицо князя Андрея отразило опять ту же гордую, холодную1038 мрачно мрачность презрительность, которая выражалась в нем во весь вечер, и огонь, загоревшийся было в глазах при чтении писем, потух опять при входе жены.

Узнав о содержании писем, она выразила радость, но радость ее была незаметна. Она всегда была радостна. Тот же смех. Тот же блеск глаз и белых зубов из под короткой губки. Она села в кресло у камина на привычное свое место в кабинете мужа и, сложив маленькие ручки над возвышением талии (уже поздно было работать) устремила глаза на огонь. И глаза эти смотрели, как будто вглубь в себя — глаза смотрели кротко, радостно и серьезно, что так странно было с ее всегдашним оживлением, глаза смотрели матерински. Чуяла ли она опять движения ребенка, или думала о предстоящей разлуке с мужем, но она молчала.

— Да собственно он что, Кутузов? — сказал Pierre.

— Главнокомандующий!1039 Постой, в бумаге сказано, куда Он назначен. Я говорил, — сказал князь Андрей с своим видом всезнания. — Он оглянулся на жену. Ему неприятно было, что она пришла, неприятно было, что она ничего не говорит о предстоящей разлуке.

— И вы выступите против Наполеона?! — сказал Pierre. — Я не понимаю.

— André!1040 Когда ты поедешь — сказала Лиза, улыбаясь. Она всегда улыбалась, такая у нее была привычка, а улыбка эта раздражала мужа,— разве ты поедешь в армию?

Он пожал плечами.

— Нет не поеду, я буду в Петербурге ездить по балам, — сказал он сухо.1041 Когда же

— Нескоро еще? — сказала она. — Князь Иполит мне говорил, что война никогда не бывает зимой.

— Ты не будешь ужинать, Lise? — не отвечая спросил муж. — Ты бы шла спать.

— Нет, не буду,1042 сказала она кротко, как бы покоряясь его желанию я пойду. Прощайте, m-r Pierre. Какой вы спорщик. — И она всё улыбалась. — Bonsoir, André.1043 [Прощай, Андрей.] — Она поцеловала его в лоб. Он поцеловал ее руку. Она, шумя платьем, молча вышла из комнаты.

Князя Андрея что то кольнуло в сердце при звуке последней двери, которую она за собой затворила. Как будто он виноват был перед ней. «Милое существо», думал он, «но я не могу любить его», и опять унижение мысли князя Иполита о его жене и о нем мучало его. Они помолчали.

Андрей снял мундир, надел кафтанчик и, как будто стряхнув с себя тяжелые мысли, совсем другой, веселый и спокойный, вышел в столовую.

Когда он сидел за ужином, глядя на добродушное толстое лицо Pierr'a, сидевшего против него,1044 лицо глаза его горели непривычным блеском оживления — всё таки гордого оживления, и дружбы, и все гордой, покровительственной дружбы. Казалось, чем больше в нынешний вечер он потерял надежды на счастье с женой, тем сильнее в нем становилась1045 очарованье потребность дружбы. Он не спускал глаз с доброго круглого лица Pierr'a и постоянно заигрывал с ним и ласкал его, как заигрывают и ласкают любимую женщину.

Pierre1046 много ел и много говорил иногда отрывался от еды, чтобы1047 много говорить все длинно высказать всё, что он хотел, иногда отрывался от разговора, чтобы есть очень много и быстро, почти не жуя, всего, что подавали.

— Ты был очень хорош, — говорил князь Андрей. — Тебя, как плотину, прорвало1048 И что рожу сделал этот французик и m-lle Annette надо было видеть.1049 она тебя съесть хотела То хорошо, что ты один из всех говорил. Коли бы не ты, то во весь вечер мы бы живого слова не услыхали.1050 Бессмысленные истории vicomt’a и анекдот...

— Да, нет, — поднимая голову и пережевывая сказал Pierre. — Нет, ты заметил анекдот Иполита. Очень хорош. Очень хорош...

Князь Андрей не отвечал. Он был слишком горд, чтобы смеяться над кем нибудь за глаза, особенно над таким жалким человеком, как князь Иполит.

Замечательно было, что князь Андрей, который часто бывал mordant1051 [язвителен] в глаза, никогда за глаза ни про кого не говорил того, чего бы он не мог сказать ему в глаза.1052 За то в глаза о он И это было не правило, но инстинкт, вытекавший из того же убеждения, что равных ему никого не было.

— Знаешь, что я открыл? — продолжал Pierre. — Я у них живу теперь и видаю его часто. — (Pierre, приехав в Петербург, остановился у князя Василья по желанию отца, который был дядя князю Василью.) — Я прежде думал, что Иполит только странен, но все таки человек, как человек, теперь я открыл, ласков к Pierr’y, все ласковы что он просто идиот, да, просто идиот. Ты знаешь, он не может счесть 25 и 36. Ни за что, я пробовал. Вот странно-то.

Князь Андрей поморщился.

— Ну, что говорить про это. Скучно.

— Но он добрый и честный малый. Право, но совсем, совсем идиот. Это он с детства.

— Одного я не понимаю, для чего ты остановился у них и отчего ты ко мне не переедешь.

— Граф хотел, чтоб я у них остановился. (Pierre называл графом своего отца). Ну, а потом неловко. Да и чтож, они славные люди.

— Гм, — сказал князь Андрей.

— Я знаю, — подхватил Пьер, — строго смотреть на них, вся эта семья такая comme il faut и grand seigneur,1054 [аристократическая и барская,] вся эта семья грязнее грязи. Анатоль это какой то кусок мяса, с одними физическими похотями. Иполит идиот. Отец ни то ни се, а сестра... Это удивительно... я никогда не видал, чтоб она чему нибудь была рада или чем нибудь огорчена. Я никогда не видал, чтоб она взяла книгу. Я ей дал раз потихоньку от отца la Nouvelle Héloïse. Она говорит скучно, Radcliffe скучно, Adèle de Sénange скучно. Вот не знаю, на ком бы я не мог жениться, только не на ней. Это тот же Анатоль, красивый кусок мяса в юпке.

— Ты не знаешь женщин, — сказал князь Андрей. — Одно, моя душа, — прибавил он ласково и покровительственно. — Зачем ты водишься с князем Анатолем К Курагиным . Зачем? Я знаю, что тебя все любят, но тебе не надо любить всех. Ну, что у тебя с ним общего? Зачем эти кутежи?

— Да это правда, твоя правда. Сколько раз я говорил сам себе, что не буду с ним кутить. И голова болит, и гадко вспомнить, и денег стоит это пропасть. У меня опять нет, — сказал он, как будто удивленно.

— Я тебе дам еще, — сказал князь Андрей. Он достал красивый, новенькой портфель, разложил его, открыл пергаментную тетрадку. — Вот твой счет. Сколько тебе, 100 р. довольно? — Он достал кошелек с золотом из кармана и отсчитал деньги, потом неторопливо, чисто записал в пергаментную тетрадку и уложил в карман.

— Да сколько же я тебе должен? — тяжело вздыхая и преступно улыбаясь сказал Pierre. — Я забуду и забыл.

— Не бойся, я за тебя помню. За тобой нянька хорошая, — и ласковый, особенно поразительный нежностью, взгляд князя Андрея остановился на Пьере.

— Нет, я даю честное слово, что я больше не буду кутить с ним, — отвечал он на этот взгляд. — Этот Анатоль...

— Ну, они славные люди и оставь их в покое, — улыбаясь сказал князь Андрей, видимо умышленно переменяя разговор, — ты ведь мне тоже дал Гете 1055 Во второй редакции вместо зачеркнутого: Гете — Räuber’ов [«Разбойников»] Шиллера. баллады и велел прочесть. Я прочел.

— Ну чтож? неправда ли удивительно.1056 Набор слов, фразы, скука.

— Это не моя книга, не для меня. Я нахожу, что все это неправдиво, утрировано. И потом, comme dit Voltaire, tous les genres sont bons hors le genre ennuyeux,1057 [как говорит Вольтер, все жанры хороши, кроме скучного.] a это скучно.

— Как, это скучно! — И Pierre начал декламировать Gott und die Baiadere. — Нет, я не понимаю, как ты умен, чувствителен и ты не понимаешь. Прежде, когда ты мне говорил, что Раеsillо для тебя хуже генерал-марша, я думал, ты шутишь, или в ушах у тебя чего нибудь недостает, но выходит, ты просто лишен поэзии.

— Не думаю. Расина я люблю. Это поэзия. Вольтера... но эти ручейки для меня всё равно, что сонаты. Que me veut cette sonate? и que me veulent ces vers?1058 [На что мне эта соната? и на что мне эти стихи?] Voltaire другое дело и Rousseau я люблю, но только не Nouvelle Héloïse, a Contrat social. Эту поэзию я понимаю. C'est grand.1059 [Это великое.] Я понимаю и твое одушевление к революции. Я аристократ, да, но я люблю великое во всем. Я не разделяю этих мыслей, но тут есть поэзия, я понимаю. Я понимаю, как можно обожать такого человека, как le petit caporal, хотя и не обожаю его, и с удовольствием пойду драться против него. Эту поэзию я очень понимаю. А остальное1060 Во второй редакции вместо зачеркнутого: Эти Илиады и Шекспиры и m-me Suza всё это... — твои Шиллеры и Матисоны и наши Мерзляковы и всё это... это хорошо. эти Илиады и Шекспиры и m-me Suza все это для дамских альбомов. Ну эта твоя Gott und die Baiadere. Was soll das eigentlich bedeuten?1061 [Бог и баядерка. Что это должно означать?] И когда это было, и зачем это все. И отчего это неясно. Признак величия — ясность.

Pierre с ужасом слушал святотатственные для него речи своего приятеля, но улыбался через очки, глядя на него.

— Нет, ты лишен этого. В тебе нет этого чувства. Подумай пожалуйста. Я понимаю и Гете, и Вольтера, и Nouvelle Héloïse, и Contrat social. Отчего же ты только одно? Ты лишен большого счастья. Вот я прочел эту пьесу и мне слезы выступили и не оттого, что я выпил. (Я выпью сколько хочешь и мне не будет так хорошо, как от этого).

Князь Андрей спокойно улыбнулся, давая этой улыбкой чувствовать своему собеседнику, что он угадывал и ждал это возражение.

— Я тебе и1062 завидовал бы, ежели бы я тебя не любил завидую. Ты все любишь, и тебя всё и все любят. Ты слаб характером, ты каждый день изменяешь мнения, ты бестолков, но я бы желал быть таким, как ты, да видно каждому свое. Ты1063 лучше счастливее меня.

— Этак князь Иполит еще счастливее нас, — шутя сказал Пьер. Князь Андрей нахмурился. Он встал и велел подать вино в кабинет. Pierre хотел ехать, но князь Андрей задержал его.

— Погоди, посидим, допьем это вино.1064 Мне очень скучно, грустно нынче. — И он задумчиво глядел на налитой стакан. Пьер никогда еще не видал его таким. Спросить, что с ним, разговорить его, Пьер не смел и на него, на ближайшего человека, так действовало это взятое о себе убеждение всеобщего превосходства, что и Пьеру оно казалось несомненным.

Они молчали.

— Скверно жить, душа моя, — сказал князь Андрей, прямо взглянув на Пьера, вызывая его.1065 Он начал [1 неразобр.]

— Отчего?1066 Ты говоришь, мне завидуешь, за что Je suis un bâtard,1067 [Я внебрачный сын,] я незаконный сын без замени, без положенья, в долгах,1068 бестолковый человек, никому не нужный, а ты богат, хорош, умен, знатен, милая жена, будешь отец, любишь военное дело — дороги тебе открыты а всё я ни с кем не променяюсь. А ты, всё то, что люди называют счастьем, то у тебя есть. Чего тебе1069 Отчего тебе может быть дурно еще?1070 Стало быть есть что то другое, счастье выше того. И тебя опутывает пошлое людское счастье, связывает тебя и тебе нужна свобода... Да?

— Никогда не женись, вот что, — вдруг начал князь Андрей,1071 превращаясь весь в один комок напряженных нервов приходя мгновенно в сильнейшее нервное раздражение, глаза его блестели, голос дрожал. — Не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что я сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не1072 узнаешь перестанешь любить женщину и не увидишь ее ясно. Женись стариком и женись без любви. Да. Ежели ты ценишь себя,1073 свою честь то тебя на каждом шагу мелкими булавками будут пронизывать твое сердце. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом. И где идиот нечаянно тебя будет мучать так, что ты не будешь в состоянии избавиться от него. — Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброты, и удивленно глядя на друга. — Моя жена, — продолжал князь Андрей, глядя на его удивленное лицо, — моя жена прекрасная женщина, я ни в чем не могу упрекнуть ее, но что бы я дал, чтобы разжениться. Ежели я тебе говорю, то я и ей говорил. Карьера моя — а, бог знает, какая она могла быть, я на малом не помирюсь — карьера погублена. Отец — видел его письмо — он мой лучший друг, и нет лучше его человека.1074 которого бы я уважал больше его. Это сила Нет другого. Отца я потерял почти; карьеры не может быть и не будет, и за всё это что? Видеть, как какой нибудь идиот хохочет из за угла, глядя на мою — на мою жену и ждет чего... чтоб я ему уши выдрал? Нельзя, я осрамлю себя.1075 Нет, душа моя, не женись. Нет, это ужасно.

— Я тебя не понимаю, решительно не понимаю, — отвечал Пьер, растирая себе переносицу.

— Не будем говорить об этом... не будем.

Разговор не шел дальше.1076 Что же ты скоро поедешь?

— Когда Кутузов едет?

— Через месяц. Поеду к отцу, коли он полюбит Лизу, оставлю ее у него и поеду. Иначе я должен отказаться от всего. Она должна родить.

Вошел лакей: княгиня1077 нездоровы приказали просить к себе.

— Сейчас.

Князь Андрей не шел и молчал.

— Ты странный нынче, — сказал Pierre, — прощай до завтрого.1078 Прощай, смотри же, ты мне обещал разорвать все связи с князем Анатолем К Курагиным , — сказал князь Андрей, всегда называя из презрения Анатоля всем именем. — Слово закон.

— А ты долго не будешь спать, я вижу по твоим глазам, — прибавил Pierre, оглядываясь.

— Да,1079 Ты угадал долго. Прощай.

— André, я не могу заснуть, ты на меня сердишься? — сказала княгиня, розовенькая, в белом чепце и кофточке, лежа высоко на подушках. — André, за что ты меня не любишь? Да? не любишь? — И она заплакала.

Но князь Андрей не сказал, как он обещал своему другу, не сказал, что он ее не любит, хотя он больше чем когда нибудь чувствовал это в эту минуту. «Она беременна, слезы могут повредить ей», и он насильно целовал хорошенькую плачущую женщину.

Князь Василий, у которого гостил m-r Pierre, жил у Обуховского моста в огромном казенном здании, занимаемом тем управлением, в котором он был начальником. Внизу, с улицы, была его огромная квартира. Во дворе были подъезды квартир его сыновей. Пьер жил в комнатке, занимаемой прежде секретарем князя, на том же подъезде, где была и квартира Анатоля.

Когда он подъехал, он заметил свет в окнах Анатоля и у кры крыльца карету и несколько саней.

«Опять кутеж и игра верно. Не зайти ли?», подумал он и совершенно забыв обещание, данное князю Андрею, разорвать сношения с Анатолем. «Спать не хочется, книжки нет, все прочел», подумал он итак ему скучна показалась своя квартира, которую он себе живо представил с сводами на потолке, с одной свечкой, заспанным лакеем, он вошел к Анатолю. Дверь была незаперта. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, в углу гора изогнутых карт, плащи и шубы, догоревшие две свечи, которые, верно, начал переменять лакей и бросил, оторванный за другим делом. Он скинул шубу на ларь. Из покоев слышалась возня, хохот, крики, удары по чем то, как молотком, и опять говор и1080 дикие крики, не менее шести или восьми человек вместе.

Он вошел. Всякому, не видавшему того прежде, человеку показалось бы то, что он увидал, домом сумашедших. А это были все молодые, красивые и, многие из них, умные, образованные и даровитые люди. Человек шесть мущин,1081 все молодых, без сертуков только по штатским или кавалерийским с кантиками панталонам можно было различать1082 военных и штатских их звание, толпилось около окна, все что то кричали, принимая участие в работе лакея, выставлявшего раму.1083 Лица были красны, волоса всклокочены, глаза мутные, голоса неровные, рубашки растерзаны

— Я держу за1084 англичанина сер Чаплица 100 рублей, — кричал один.

— И, смотри, не поддерживать!1085 кричал другой.

— А я за Долохова. Разними, Анатоль. Одним духом, иначе проиграно.

— Выбей. Скучно. Петров,1086 брось играть давай бутылки... так кричали все эти люди, перебивая один другого.

— Стойте, господа, вот он, Pierre, — закричал Анатоль. — Он будет судья. Согласны?

— А Петр! Петруша! Pierre le grand. Pierre le gros!1087 [Петр великий. Петр толстый!] — закричали со всех сторон, обступая его. Видно, князь Андрей был прав. Все любили этого Pierr’a и на всех1088 пьяных красных, бледных и с красными пятнами лицах выразилась1089 веселая радость при виде толстого лица Pierr'a, который, сняв очки и протирая их, улыбаясь смотрел на всю эту толпу.

— Ничего не понимаю; в чем дело? — сказал он.

Как это часто бывает с пьяными, как с детьми или с баранами, чувство, выраженное одним,1090 быстро мгновенно сообщается всем. Шумная радость Анатоля сообщилась всем его гостям.

— Качать его! — послышался голос.

— Качать! Качать! Федька, простыню. Нет, ковер.

— Стойте. Он не пьян. Дай бутылку целую.

Анатоль взял бутылку шампанского, отбил горлушко и с стаканом подошел к Pierr’y.

— Прежде всего, пей!

Pierre стал пить стакан за стаканом и покорно выпил почти всю бутылку. Анатоль стоял подле, серьезно глядя своими оловянными большими глазами попеременно на стакан, на бутылку и на рот Pierr’a.

Анатоль был красавец. Большой ростом, полный, белый, румяный; грудь у него была так высока, что шар — голова1091 стояла у него всегда откидывалась назад и что он, как будто, не мог сгибаться. Небольшие усы,1092 курчавые густые, русые волоса и навыкате черные глаза, которые похожи были на стеклянные глаза кукол. Глаза эти, казалось, были сделаны не столько для того, чтобы смотреть, сколько для того, чтобы на них смотрели. Они и губы никогда не изменяли выражения. Что он был пьян, видно было только по красному лицу, по еще более неестественно выпученной груди и по большей, чем обыкновенно, разинутости глаз.

— Ну пей же всю, а? — сказал он серьезно, как он все и всегда делал, подавая последний стакан Pierr’y. — А? — прибавил он, по своей привычке к каждому слову прибавлять вопросительное «А?».

— Нет, не хочу. Ну, в чем дело?

— Пей же всю. А? — продолжал Анатоль, разевая больше глаза и поднося своей мохнатой, белой, голой до локтя рукой недопитой стакан.1093 Он делал это так серьезно и степенно, как будто совершал важное дело. Он имел вид человека, делающего важное дело, и вид происходил в особенности от того, что он всю энергию свою в эту минуту употреблял на то, чтобы держать стакан прямо и сказать именно то, что он хотел сказать.

— Говорю, не хочу, — отвечал Pierre, надевая очки и отходя прочь. — Об чем вы кричите?

Анатоль постоял, подумал и, сообразив, что Pierre так и не выпьет стакану бросил его на пол.

— Эй! подбери!1094 Остальные обступили Pierr’a и рассказывали, как могли, в чем дело.

Вот в чем было дело. Они из театра приехали к Анатолю. Играли в фараон. Анатоль проиграл немного и бросил. Он не имел страсти к игре, а играл по привычке. Один конногвардеец проиграл много, а Долохов выиграл у всех. После игры стали ужинать. P Pierre терпим иначе замер история Англичанин, который был в этом обществе, хвастал, что он перепьет всех.1096 Составился пари на 500 рублей. Англичанин предложил пари, что сразу выпьет бутылку рома1097 Анатоль поддержал пари Долохов, который больше всех выиграл, сказал, что это выпьет всякой и что он предлагает выпить бутылку рому, не отпуская от рта и сидя на окне пятого этажа и спустив ноги наружу. Англичанин предложил пари. Анатоль держал за Долохова, т. е. что он выпьет, другие — против, т. е. что не выпьет; и в ту минуту, когда вошел Pierre, лакеи выставляли раму в окне, которое, хотя было только в третьем этаже, было достаточно высоко от тротуара, чтобы упавший с него убился до смерти. С разных сторон пьяные, но дружелюбные лица рассказывали Пьеру в чем дело, как будто видя в том, что Пьер будет знать дело — какую то важность.

Когда Пьер с трудом понял, он1098 приятно улыбнулся своей доброй и гнилозубой улыбкой,1099 и обратился к Долохову по русски ничего не сказал и только посмотрел на Долохова. Граф Долохов, тот, который выиграл в нынешний вечер и готовился делать опыт, был1100 Семеновского гвардейского пехотного полка офицер, среднего роста, мускулистый, весь сбитый, с широкой и полной грудью, чрезвычайно курчавый, с светлыми голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, составлявший поразительную черту его лица, был весь виден. Рот этот был чрезвычайно приятен, несмотря на то, что почти никогда не улыбался,1101 и тонко энергически был сжат и изогнут линии его, это этого рта, были чрезвычайно тонко изогнуты. В середине верхняя губа энергически опускалась на толстую нижнюю острым клином; в углах образовывались постоянно что-то вроде двух презрительных улыбок, по одной с каждой стороны, а все вместе, и особенно в соединении с прямым, несколько наглым, но огненным и умным взглядом, составляло впечатление такое, что никто не проходил мимо этого лица, чтоб не заметить его и не1102 спросить себя, что за человек этот курчавый сказать себе:— вот так рожа! Красивое и странное лицо. Женщинам, без исключений, Долохов нравился так, что он искренно смеялся, когда ему говорили о безупречной женщине. Он еще не встречал таких, которые бы для него не готовы были1103 броси бросить забыть всё. Долохов был молодой человек хорошей фамилии, но не богатый, однако он жил роскошно и постоянно играл. Он почти всегда выигрывал, но никто, и в отсутствии его, не смел бы приписать его постоянный успех чему нибудь другому, кроме [как] счастью и, главное, постоянно среди попоек, светлой голове и1104 страшной непоколебимой силе воли. Ежели он говорил раз, что сделает что нибудь, то все знали, что он исполнит свое слово. Теперь, когда он затеял свою опасную штуку, пьяное общество приняло особенное, живое участие в его намереньи именно потому, что знало, что сказанное им будет сделано. «Так я и знал — лихо!» сказала молчаливая улыбка Пьера. Остальное общество состояло из трех офицеров, англичанина моряка, известного своей способностью много выпить, одного москвича, старого кутилы и игрока, и одного известного в то время музыканта и повесы. Бутылка рому была принесена, раму выставлял лакей,1105 торопясь и робея привыкший ко всему, не робея и грубо отмахиваясь от советов господ.

Из всех этих людей, за исключением старого кутилы москвича и англичанина, человека1106 уже истасканно [го] иссушенного и уже не первой молодости, из всех этих людей, казалось, выпирал избыток молодости1107 удали и энергии. Несмотря на пьяное их состояние, все они были разнообразны, но все в своем роде хороши собой и преисполнены силы, которую не знали куда девать, и какой нибудь государственный человек, полководец или молодая одинокая женщина, ежели бы подсмотрели их в эти минуты, одинаково бы пожалели, что не нашли этим силам более сообразного с выгодами каждого употребления.

Бросив стакан, Анатоль, не переменяя выражения, с выпученной грудью, не обходя и не прося сторониться, продавил своим тучным телом толпу у окна, подошел к раме и, так же бесстрастно как он все делал, обернув обе белые руки сертуком, валявшимся на диване, ударил в стеклы и пробил в двух местах обе рамы.

— Ну, вот, ваше сиятельство, — сердито сказал лакей, — только мешаете и ручки порежете.

— Пошел, дурак! А? — Анатоль видел, что то, что он сделал, было напрасно, и рассердился. Кто то догадался взяться за перекладины рам и тянуть наружу. Несколько рук взялись, потянули и выломали рамы так, что можно было сесть.

— Сломай верхнюю перекладину, а то скажет, что я держусь, — сказал Долохов.

Анатоль отвел Пьера в сторону.

— Понимаешь... Англичанин хвастался... А? вот национальность... А? Хорошо?

— Хорошо, — сказал Пьер, с замиранием сердца подходя к окну, из которого вдруг понесло холодом и на которое с бутылкой рому в руке влезал Долохов. Кое кто надел сертуки. Анатолю все еще было жарко. Долохов вскочил на подоконник и стоял выше всех.

— Слушать! — крикнул он. Все замолчали.

— Я держу пари с мистером Чеплицом — (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и не слишком хорошо) — на 501108 золотых имперьялов — так?

— Оо! — сказал англичанин.

— что я выпью бутылку рому всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте. — (Он нагнулся и показал покатый выступ каменной стены за окном) — и не держась ни за что. Так?

— Оо! — сказал англичанин.

[Далее со слов: Анатоль повернулся к англичанину, кончая: Лицо его было бледно и весело. — близко к печатному тексту. Т. I, ч. I, гл. VI.]

— Пуста. — Он кинул бутылку англичанину и спрыгнул с окна.

Долохов1109 выпил еще ви вина велел себе облить голову водой.1110 и взял деньги

— А? Каково? А? — спрашивал у всех Анатоль, как будто он это сделал.

— Чорт вас возьми совсем, — говорил старый кутила.

Англичанин расспрашивал Долохова о впечатленьи, испытанном им. Один офицер обещался сделать то же в первый раз, как он будет не пьян.

Пьер поцеловал Долохова и в совершенно растерянном виде ходил по комнате, улыбаясь.

— Господа! Кто хочет со мной пари. Я то же сделаю, — вдруг заговорил он. — И пари не нужно. Вели дать бутылку.1111 Пьер был пьян

Все расхохотались.

— Что ты, с ума сошел? У тебя на лестнице голова кружится.

— Это подло, что мы оставили одного Долохова рисковать жизнью. Нет, я пойду. — Его с хохотом схватили за руки.

— Ты пьян.

— Господа, вы знаете новость? — сказал Pierre. — Война!

— Ну, чорт с ней.1112 Перешли в другую комнату Кто то хотел ехать домой. Кто то предложил ехать не домой, а всем вместе куда то еще. Все согласились, надели шубы и поехали. Pierre поехал с ними. Англичанин уехал домой, а Долохов, пьяный, бесчувственным сном заснул на диване у Анатоля.

1113 Прошло два месяца. В Москве у графа Простого были праздновались именины жены. Я пишу до сих пор только о князьях, графах, министрах, сенаторах и их детях и боюсь, что и вперед не будет других лиц в моей истории.

Может быть это не хорошо и не нравится публике; может быть, для нее интереснее и поучительнее история мужиков, купцов, семинаристов, но со всем моим желанием иметь как можно больше читателей, я не могу угодить такому1114 желанию вкусу, по многим причинам. Во первых потому, что памятники истории того времени, о котором я пишу, остались только в переписках и записках людей высшего круга — грамотных; интересные и умные рассказы даже, которые мне удалось слышать, слышал я только от людей того же круга. Во вторых потому, что жизнь купцов, кучеров, семинаристов, каторжников и мужиков для меня представляется однообразною, скучною, и все действия этих людей, как мне представляется, вытекающими, большей частью, из одних и тех же пружин: зависти к более счастливым сословиям, корыстолюбия и матерьяльных страстей. Ежели и не все действия этих людей вытекают из этих пружин, то действия их так застилаются этими побуждениями, что трудно их понимать и потому описывать.

В третьих потому, что жизнь этих людей (низших сословий) менее носит на себе отпечатка времени.

В четвертых потому, что жизнь этих людей некрасива.

В пятых потому, что я никак не могу понять, что думает будочник, стоя у будки, что думает и чувствует лавочник, зазывая купить помочи, галстуки, что думает семинарист, когда его ведут в сотый раз сечь розгами, и т. п. Я так же не могу понять этого, как и не могу понять того, что думает корова, когда ее доят, и что думает лошадь, когда везет бочку.

В шестых потому, наконец,1115 что мне это кажется вовсе не занимательным, что (и это, я знаю, самая лучшая причина), что я сам принадлежу к высшему сословию, обществу и люблю его.

Я не мещанин, как смело говорил1116 с горд гордостью Пушкин, и смело говорю, что я аристократ,1117 и говорю это теперь с неменьшей смелостью, чем и по рожденью, и по привычкам, и по положенью. Я аристократ потому, что вспоминать предков — отцов, дедов, прадедов моих, мне не только не совестно, но особенно радостно. Я аристократ потому, что воспитан с детства в1118 знании любви и уважении к1119 образованию высшим сословиям и в любви к изящному, выражающемуся не только в Гомере, Бахе и Рафаеле, но1120 в любви к чистым рукам, к красивому платью, изящному столу и экипажу и во всех мелочах жизни. Я аристократ потому, что был так счастлив, что ни я, ни отец, ни дед мой не знали нужды и1121 не должны были бороться между борьбы между совестью и нуждою, не имели необходимости никому никогда ни завидовать, ни кланяться, не знали потребности образовываться для денег и для положения в свете и т. п. испытаний, которым подвергаются люди в нужде. Я вижу, что это большое счастье и благодарю за него бога, но ежели счастье это не принадлежит всем, то из этого я не вижу причины отрекаться от него и не пользоваться им.

Я аристократ потому, что не могу верить в высокой ум, тонкой вкус и великую честность человека, который ковыряет в носу пальцем и у которого душа с богом беседует.

Все это очень глупо, может быть, преступно, дерзко, но это так. И я вперед объявляю читателю, какой я человек и чего он может ждать от меня. Еще время закрыть книгу и обличить меня, как идиота, ретрограда и Аскоченского, которому я, пользуюсь этим случаем, спешу заявить давно чувствуемое мною искренное и глубокое нешуточное уважение.

Раздвинули бостонные столы, разобрались партиями и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и1122 бильярдной библиотеке. Марья Дмитриевна ругала Шиншина, который играл с нею.

— Вот ругать всех умеешь, а догадаться не мог, что тебе с дамы сюровой итти надо. Граф, распустив карты, с трудом удерживался от привычного послеобеденного сна. Кое кто сидел еще в кабинете. Молодежь, надзираемая графиней, собралась около клавикорд и арфы.1123 Семейство Ростовых было известно своей музыкальностью. Старшая дочь Марьи Дмитриевны сыграла на арфе; старшие девицы попросили Наташу и Nicolas спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились прежде других, не соглашаясь и не отказываясь, отошла к сторонке и, пробуя свой голос, взяла несколько нот из арии Joconde, которую она любила.

— Можно, можно, у меня нынче голос прекрасный, — сказала она, весело встряхивая кудрями, которые валились ей на глаза. Pierre, отяжелевший от обеда, плюхнувшись на первый попавшийся ему стул, не спускал глаз с некрасивой, но милой девушки ребенка, прелесть которого, ему казалось, он один открыл.

— Что за голос славный, — сказал он Борису, который ему почти так же нравился в этот вечер, как и Наташа. Пьер находился, после скуки уединения в большом доме отца, в том счастливом послеобеденном состоянии сильного молодого человека, когда всех любишь и видишь во всех людях одно хорошее. Кроме того он, с свойственной ему способностью увлекаться, в этот вечер был сразу влюблен в двух: в Наташу, которая ему тем более нравилась, что он был убежден, что он один открыл ее прелесть, и в Бориса, который еще утром пленил его своей решительностью и честностью и который, чем больше он смотрел на его милое, всегда спокойное лицо и слушал его умные речи, всё более и более нравился ему. Еще за обедом он с петербургской высоты презирал, на сколько способно было его доброе простое сердце, всю эту московскую публику. Теперь же ему уже казалось, что здесь только в Москве и умеют жить люди, здесь только и найдешь настоящую поэзию жизни, думал он.

Борис, как и все очень молодые люди, дорожил внезапной дружбой Пьера, который был старше его, и старался выказывать перед другими, и особенно перед Наташей, близость своих отношений с Пьером.

— Nicolas! — сказала Наташа, подходя к роялю, — что бы спеть?

— Хоть «Ключ,» — отвечал Nicolas скучливо, который, видимо, был грустен.

— Ну, давайте, давайте. Борис, идите сюда. А где же Соня? — она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.

«Ключ», как называли его у Ростовых, был старинный кватюр, которому научил их Димлер, они пели его вчетвером, Наташа, Соня, Nicolas и Борис, который хотя и не имел собственно таланту и голоса, но имел верный слух и, с свойственной ему во всем точностью и спокойствием, мог выучить партию и твердо держал ее.

Пока Наташа ушла, стали просить Nicolas, чтоб он спел что нибудь один. Он отказывался1124 видимо, чувствуя всю неловкость отказа, но почти неучтиво и мрачно. Старшая дочь Марьи Дмитриевны Ахросимовой, хорошенькая1125 кокетка брюнетка, сидевшая с ним рядом за обедом и видимо кокетничавшая с ним, подошла к нему:

— Pourquoi faites vous le beau ténébreux?1126 [Зачем вы напускаете на себя интересную мрачность?] — сказала она. Nicolas морщился, его, видимо, тревожило отсутствие Сони.

— Nicolas, ne vous faites pas prier, c'est ridicule,1127 [Николай, не заставляй себя просить, это смешно,] — сказала графиня.

Nicolas порывистым движением, как он и всё делал, вскочил, подошел к клавикордам, стукнул крышкой, открывая их.

— Что у него хороший голос? — спросил Pierre у Бориса.

— Не особенно, но у них в семействе музыкальное дарование; он с уха всё, что услышит, играет и поет. Втору, бас, что хотите.

Nicolas задумался на минутку и начал1128 известную песенку Кавелина.

«На что с» (в записках студента 260 стр., 1-й куплет).

Голос у него был ни хорош, ни дурен и пел он лениво, как бы исполняя скучную обязанность; но несмотря на то в комнате всё замолкло, барышни покачивали головами и вздыхали и Пьер, открыв свои порченые зубы нежной и слабой улыбкой, которая особенно смешна казалась на его толстом лице, так и остался до конца песни.

Всяк пляшет, да не так, как скоморох, говорит пословица. Всяк поет, да не так, как поет тот, у кого талант. После до можно взять фа, но для того, чтобы настроить до и настроить фа на скрипке, надо поворотить колышек чуть чуть, еще чуть чуть, еще чуточку, чтобы это было совершенно фа и до, которые суть математические точки в пространстве звуков; но, и не поворачивая колышка, будет фа и до, только не совсем верные. Для голоса не нужно ворочать колушка, можно сразу попасть на настоящий, совсем верный фа и до, тогда как не совсем верных фа и до, таких, при которых вертят колышки, есть тысячи, милионы, бесконечность. Фа надо тянуть одну четверть секунды, но можно тянуть и одну четверть секунды без одной сотой или с одной сотой и никто не скажет, что темп не верен. Талант тем отличается от неталанта, что он сразу берет одно единственно верно из1129 тысячи бесчисленности несовсем верных фа и тянет его ровно одну четверть секунды, ни на одну тысячную не больше и не меньше, и усиливает или уменьшает звук ровно, в каждую одну сотую секунды, по одной десятитысячной силы звука. Достигнуть этой точности человеку невозможно. Ее достигает только бог и талант. И тем то отличается талант от неталанта. И затем выдумано такое, кажущееся странным и неточным, название таланта. Nicolas пел с талантом, но пел лениво, и, несмотря на то, его слушали покорно, не судя его, а только радуясь на его звуки.

[Далее со слов: Между тем Наташа, вбежав в Сонину комнату кончая: Пойдем. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XVII.]

Они засмеялись, оправились, отряхнули пух. Соня спрятала в пазуху стихи, и легкими веселыми шагами с раскрасневшими лицами пришли в гостиную, где Nicolas допевал еще последний куплет песни. Он увидал Соню, глаза его оживились, на открытом для звуков рте готова была улыбка, голос стал сильнее и выразительнее. Он пел последний куплет (Дневник студента 260 и 261). Песенка эта, еще мало известная в Москве, понравилась необыкновенно. Марья Дмитриевна встала из за бостона и остановилась в дверях, чтоб слушать.

— Ай да Никола, — сказала она, — славно! поди сюда, поцелуй меня.

[Далее со слов: После песенки спели квартет «Ключ» кончая: Ай да Данила Купор, — сказала Марья Дмитриевна. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XVII.]

Перед ужином лакей пришел доложить Пьеру, который всё более и более пленялся московской жизнью, что князь Василий прислал за ним, что велено сказать — графу хуже.

— Partons, partons, mon cher,1130 [Едемте, едемте, милый мой,] — говорила Анна Михайловна, быстро и энергически собираясь, — faites avancer.1131 [велите подавать.] — Pierre в рассеянности прощался с Марьей Дмитриевной, принимая ее за графиню, и просил позволения бывать и, наконец, найдя настоящую хозяйку, полный веселых и молодых впечатлений, со вздохом сел с Анной Михайловной в карету и приехал домой.

Швейцар протянул руку к звонку.

— Зачем? не надо, голубчик, — сказала княгиня Анна Михайловна.

— Князь Василий Сергеевич приказали доложить, когда вы изволите приехать, — сказал швейцар.

— Ах нет, не надо, не надо. — Княгиня остановила руку швейцара.

— Au revoir, mon cher, — сказала она, — je lui parlerai de vous, c’est mon devoir,1132 [До свиданья, дорогой мой, я буду говорить с ним о вас, это мой долг]. — сказала она печально Пьеру, когда они расходились на лестнице. Pierre промычал что то, не понимая и желая не понимать, зачем говорить о нем, какая это обязанность и всё, что делалось в этом большом роскошном доме. Молодое чутье его говорило ему, что все действующие здесь люди неестественны и чем то таинственно заняты. Ему приятно было, что его не звали и позволяли ни в чем не участвовать. Он прошел к себе, ему еще не хотелось спать, и открыв в середине только что вышедшую тогда Corinne M me de Staël, начал читать лежа. Княгиня на ципочках пошла в комнату больного.

Pierre лежал на диване в любимом своем положении, задрав ноги на стол, читал, прислушивался ко всем звукам дома и думал. То он живо воображал себе полногрудую и чернокудрую Коринну, везомую в триумфе в Колизей, и отрывался от книги, чтоб подумать о ней, то он думал о неправильном милом лице Наташи, которую он один умел оценить, то думал о том, что делалось теперь в большой комнате отца, и всё читал. В те промежутки чтения, когда он думал об отце, он чувствовал, что ждет чего то с страхом, с тоской, но ждет и с нетерпением, с досадой нетерпения. «Чего ж это я жду так давно, со времени приезда в Москву и так сильно?» вдруг спросил он себя. «Неужели я жду смерти отца? Это было бы слишком дурно. Но чего еще и ждать мне?» Он не ответил себе и опять принялся читать. Римляне бежали за Коринной, она выражала на своем лице скромность, робость и сознание своего достоинства. Pierre подумал об этом выражении, сам попытался воспроизвесть это выражение на своем лице. «Ах да, о чем бишь это я думал и не додумал?», спросил он себя. «Я чего то ждал. Да. Поскорее, как можно бы поскорее это всё кончилось». «Что кончилось?», спрашивал другой голос. «Да, я желаю, чтобы как можно скорее умер мой отец и кончилось бы всё это неестественное положение. Я желаю как можно скорее смерти своего отца», повторил он нарочно вслух, как бы наказывая себя и сам себе ужасаясь. И опять он читал, и Коринна начинала импровизировать, и Наташа начинала петь; но неотвязный вопрос опять приходил в голову: «Неужели ты, который считаешь себя добрым и новым, образованным человеком, ты желаешь смерти отца? — Да, желаю и не могу не желать, — отвечал он себе с ужасом. — Я буду богат, я буду свободен. — Но это было слишком страшно, он встал, перевалился на другой бок и опять стал читать и опять встал и стал ходить по комнате, стараясь отогнать свои мысли. Он прислушался, ему показалось, что он слышит стон. Невозможно было слышать того, что делалось в комнате больного, но ему подумалось, что это стон умирающего отца, и звук этот ему был страшен и радостен. Звук этот был не стон, но женские приближавшиеся шаги. Значенье их было для него то же, что и стон. Большая, высокая дверь беззвучно отворилась и вошла Анна Михайловна с платком в руке и слезами на глазах.

— Что вы? Что? — испуганно спросил Pierre, почти подбегая ей навстречу.

— Venez,1133 [Идемте,] — сказала Анна Михайловна, закрывая лицо платком и садясь на стул у двери. — Ah, Pierre, la bonté divine est inépuisable, — сказала княгиня Анна Михайловна. — С'est un saint, votre père. Venez. Ayez du courage. Soyez homme.1134 [Ах, Пьер, милосердие божие неисчерпаемо. Ваш отец — святой. Идемте. Ободритесь. Будьте мужчиной.]

Pierre не отвечал, не понимал ничего, но, чувствуя себя преступным, готов был итти за ней. Анна Михайловна встала и они пошли вниз, наверх и через анфилады комнат. Много людей всякого сорта было в гостиной и в маленькой комнате, предшествовавшей спальной. Pierre узнал докторов, одного молодого петербуржского, и заметил священника с длинной бородой, сидевшего в углу на плетеном стуле и державшего что то завернутое в епитрахили. Все люди эти смотрели на проходившего Pierr'a больше чем с любопытством и участием,1135 и уважением они смотрели на него, как казалось Pierr'y, с страхом и ужасом. Ему казалось, что все они знали его тайну, но, несмотря на то, он был здесь первое лицо, обязанное совершить какой то обряд, которого все ждали. Ему оказывали уважение, которого никогда прежде не оказывали. Одна дама вскочила, чтоб отворить перед ним дверь в спальную,1136 другие вздыхали, глядя на него другая подняла платок и подала ему. Он хотел предупредить даму и самому отворить дверь, но ему чувствовалось, что это было бы неприлично, что он должен был давать им услуживать себе. Князь Василий встретил его в двери. Лицо его было серьезно, как будто он делал большие усилия над собой. Князь Василий пожал в первый раз в жизни руку Пьеру и проговорил: courage, mon ami.1137 [не унывай, мой друг.] Pierre чувствовал, что отвечать не надо и надо предоставиться вполне на волю тех, которые руководили его. В комнате было почти темно. Одна свеча горела по сю сторону ширм и за ширмами, где стояла большая кровать, на которой лежал больной, светилось еще что [то] с абажуром. Пахло нехорошо и странно. Было очень жарко. Чем ближе он подходил, тем сильнее становился запах. За ширмами слышались звуки каких то тяжелых старческих усилий, звук, источник которого не понял Pierre.

Анна Михайловна неслышными шагами обогнала Pierr'a, пошепталась с князем Василием, зашла за ширмы. И из за ширм, из-за вдруг прервавшихся звуков усилий, послышался хриплый, умоляющий, разбитый голос — de grace1138 [ради бога] — сказал голос. Но это не мог быть граф, говоривший всегда резко и строго. Pierre в эту же минуту вступил за ширмы. На высокой постели, на горе подушек, он увидал что то белое, огромное и страшное,1139 и понял, что это был его отец. Последнее впечатление, произведенное отцом на сына и в середине подушек, прижатую к пуховому изголовью, увидал седую голову отца, всегда такую гордую и насмешливую, теперь жалкую и беспомощную. Это был он — отец.1140 — Pierre, — сказал отец. Сколько нужно было сказать друг другу этому умирающему отцу и испуганному сыну! Давно уже между ними накопилось многое невысказанное и всё откладывалось и откладывалось. Отец никого в жизни так не любил, как мать этого Pierr’a, с которой он был в связи до ее смерти. Он любил и сына, но держал себя далеко от него, полагая лучшим не стеснять его молодой свободы и не считая сына способным понять его чувства. Кроме того, он боялся упреков сына за незаконность его происхождения. Сын понимал эти scrupules,1141 [щепетильность,] хотел сколько раз высказать свою любовь отцу, просить его помощи и совета, но боялся, и еще многое, многое накопилось недосказанное между двумя людьми. Теперь пришла минута всё высказать. Князь Василий и княгиня Анна Михайловна отошли за ширмы и что то пошептали. Умирающий с трудом поднял глаза и в глазах, всегда гордых, умных и презрительных, была одна робость, мольба о чем то и стыд перед чем то. Молодому человеку вспомнилось то, что он думал за пять минут в своей комнате, он поглядел на этот взгляд, слезы подступили ему к горлу и он нагнул голову к опухлой, огромной руке отца. Очки его упали на подушку. Он торопливо их снял и сунул в карман. Теперь они всё бы сказали друг другу; но отец только поднял с трудом руку, положил ее на волосы сына, в лице выразилась улыбка мольбы и стыда перед собой и он хрипло сказал:

— Pierre, pourquoi ne pas être venu chez votre père? Il y a si longtemps que je souffre.1142 [Пьер, почему было не прийти к отцу? Я так давно страдаю.] Никто его не звал, на вопросы об отце ему всегда отвечали уклончиво. Отец никогда не выражал нежности и не позволял ее выражения сыну. Всё это подумал сын, но ничего не сказал. Pierre положил голову к его лицу и рыдал.

— Je ne sais pas,1143 [Я не знаю,] — сказал он только. И на лице умирающего показалась улыбка, выражавшая сознание того, что говорить некогда, что всё теперь видится и чувствуется иначе, что тяжело, больно, страшно и всё уже кончено. Больше они не говорили.

Подошли княгиня Анна Михайловна и князь Василий и сказали, что довольно. Анна Михайловна взяла за руку Pierr'a, отводя его от постели. Как будто отец с сыном что то делали важное и как будто отцу еще оставалось что то делать еще важнее. Pierre вышел из спальни. Все чего то ждали еще с большим нетерпением, чем он ждал. Он смотрел сквозь1144 слезы очки на докторов и священника, Анну Михайловну и князя Василия, входивших и выходивших из двери. Все ждали недолго. Анна Михайловна, рыдая, вышла из спальни. «О чем она рыдает?», подумал Pierre. Две женщины прошли в спальню. Он прошел за ними. Отец его тянулся и содрогался, но еще дышал. Он хотел подойти к нему, сам не зная, что он будет делать, как его взяли и вывели.1145 Он рад был этому. В эту минуту он заметил, что князь Василий и Анна Михайловна о чем то спорили, держа в руках бумаги

Не раздеваясь, он лег на диван и заснул до другого утра. Когда он проснулся, граф в гробе уж лежал на столе и князь Василий в трауре пил кофе в своем кабинете. У подъезда стояли цуги. Княгиня Анна Михайловна первая зашла к нему.

— Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous, je ne parle pas de vous. Mais dieu vous soutiendra, vous êtes jeune et vous voilà à la tète d'une immense fortune. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tournera pas la tète, mais cela vous impose des devoirs et il faut être homme.1146 [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь обладатель огромного богатства. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности и надо быть мужчиной.]

Pierre молчал. Ему было неприятно.

— Peut-être plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas été là dieu sait ce qui serait arrivé.

Vous savez que si nous n'avions pas trouvé le testament, qui vous fait héritier, et la supplique à l'empereur, vous savez bien que le prince Basile aurait hérité de tout.

Je ne dis pas qu'il aurait pu soustraire le testament et la supplique, il est trop chevalier pour pouvoir être soupçonné, mais on aurait pu le faire pour obtenir ses bonnes grâces. Et vous savez...1147 [После я, может быть, расскажу вам, что, еслиб я не была там, то бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что если бы мы не нашли завещания и прошения на имя государя, которое делает вас наследником, то все наследство получил бы князь Василий. Я не говорю, что он бы мог похитить завещание и прошение, он слишком благороден, чтоб его можно было подозревать, но это могли сделать другие для того, чтобы снискать его благосклонность. А вы знаете...]

Pierre ничего не понимал и молча, недружелюбно смотрел на княгиню Анну Михайловну. Только гораздо позже он узнал, что до смерти отца никаких распоряжений о наследстве не было сделано, и князь Василий считал себя наследником, но что в то время, как мертвого стали одевать, князь Василий под изголовьем нашел бумагу: завещание и письмо государю, в котором умирающий просил усыновить сына Петра1148 Вла Владимировича и передать всё именье. Княгиня Анна Михайловна потребовала у князя Василья бумагу. Князь Василий отказал было, но княгиня Анна Михайловна, как бы ненарочно, повторила свою просьбу при докторе и священнике и бумага была положена на бюро и дверь запечатана. Весь этот день княгиня проспала от усталости, а на другое утро рассказывала всем, как удивителен был отец и какой был необыкновенно трогательный его конец и какие необыкновенные слова он она сказал сыну, который был необыкновенно трогателен и чувствителен. Князь же Василий писал своей жене:

«Enfin le V. Б Безухов n'est plus. Il est mort comme je voudrai mourir. J'ai mis les scellés sur tout et compte quitter Moscou le sept. Le jeune homme a été très bien, je compte l'emmener avec moi pour le distraire».1150 [Наконец граф В. Б Безухов скончался. Он умер, как и я хотел бы умереть. Я всё опечатал и собираюсь выехать из Москвы седьмого. Молодой человек держался очень хорошо. Намереваюсь увезти его с собой, чтобы развлечь его.]

Екатерининский генерал аншеф князь Николай Андреич Волхонской, по прозванию в обществе le roi de Prusse,1151 [прусский король,] отец князя Андрея, в осень 1805 года не поднимался из деревни в Москву по обыкновению, а ожидая к себе сына, который должен был заехать примириться и проститься перед отъездом в армию, и невестку,1152 которую он не знал намерен был прожить всю зиму в деревне. Князь был вдовец и в отставке со времени Павла, немилость которого он заслужил, как рассказывали, дерзким ответом. Павел предложил князю жениться на г же Д. «Сыщите кого другого, чтоб жениться на вашей б...», будто бы отвечал князь. И за этот ответ, достоверность которого никто не знал, но который был совершенно сообразен с чрезмерной гордостью и раздражительностью князя, он был сослан. При воцарении Александра князю разрешен был въезд в столицы, но молодые люди не любившие князя за его надменность и он был забыт. Князь жил зиму в Москве в своем доме, видая только ближайших родных, и лето в Лысых горах, которые он, с свойственной его возрасту (свежей старости) страстью обстроивал, обсаживал и украшал. С ним жила его единственная, некрасивая дочь (княжна Марья), та самая, которую сватала m-lle Annette Анатолю, и1153 бывшая гувернантка молоденькая, хорошенькая француженка m-lle1154 Enitienne Bourienne, компаньонка княжны, одна из бывших у княжны восемнадцати гувернанток, которая умела удержаться в доме более двух лет.

Roi de Prusse князь был прозван за то что, говорили, он не только подражал, но и воображал себя столь же великим человеком, как великой Фридрих. Жизнь князя проходила в городе, как и в деревне, так же правильно и акуратно для себя, как и для окружающих, от которых, начиная с дочери, он строго требовал той же методичности во всем. В 5 он вставал, до 7 гулял, в 7 кушал чай, в 12-ть завтракал, отдыхал, в 3 обедал, час сидел с дочерью, кушал чай, занимался делами и в 10 ложился. В 1805 осень была теплая. В сентябре в конце еще ходили без шуб. Был заморозок.

Между семейством Марьи Дмитриевны Ахрасимовой и семейством князя Николая Андр Андреевича Волхонского, отца князя Андрея, существовала старинная связь. Говорили в обществе: qui se ressemble s’assemble, le roi de Prusse et le terrible dragon,1155 [С кем схож, с тем и дружен — прусский король и страшный дракон,] так прозывали князя Волхонского и Марью Дмитриевну. Говорили про того и другую, что, хотя они и люди, достойные уважения, никто не желал бы быть на месте их сыновей или дочерей. Близость сношений родителей и, может быть, одинаковая участь неволи и строгости сблизила дочерей князя Волхонского и Марьи Дмитриевны. Между старшей дочерью Марьи Дмитриевны, Julie, и единственной дочерью князя завелась дружба и переписка, продолжавшаяся без перерыва1156 20 25 лет. В осень 1805 года она только что начиналась, так как князь не ездил в Москву.

Вскоре после обеда у графа Ростова и смерти графа Безухова вот что писала Julie Ахрасимова.

«La grande nouvelle du jour et qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Б Безухов et son héritage. On prétend que le prince Basile a été dégoutant et que malgré tous les efforts tant permis qu’impermis pour accaparer l’immense fortune du défunt ont été infructueux; mais que néanmoins il s’est complètement compromis vis-à-vis des gens de cour. Je vous avoue que je comprends très peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais c’est que depuis que le jeune homme, que nous connaissions tous sous le nom de m-r Pierre tout court est devenu comte Б Безухов et possesseur de l’une des plus grandes fortunes de la Russie, je m’amuse fort à observer le changement de ton des mamans, accablées de filles à marier et des demoiselles elles même à l’égard de ce jeune homme qui, par parenthèse, m’a toujours paru être un pauvre sire. Il n’y a que maman, qui continue à le traiter avec sa rudesse habituelle, qui ne décourage pas le jeune homme à venir chez nous, ce qui parle fort en sa faveur.1157 Главная новость, занимающая всю Москву — смерть старого графа Безухова и его наследство. [Говорят, князь Василий держал себя отвратительно; несмотря на то, что он пустил в ход все средства, чтобы присвоить себе громадные богатства покойного, все усилия его оказались тщетными, он себя совершенно уронил в глазах двора.] Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям, знаю только, что с тех пор» как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безуховым и владельцем одного из лучших состояний России, я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. [Одна моя маменька продолжает с ним обращаться с своей привычной суровостью, это не мешает молодому человеку бывать у нас, что хорошо его характеризует.]

Comme on s’amuse depuis deux ans à me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse B Bésouhoff . Mais vous sentez bien que je ne me soucie nullement de le devenir.

Vous plaisantez sur mes relations avec le petit comte Nicolas Rostoff. Eh bien je vous avouerai que malgré l’extrême jeunesse de ce prétendant, c’est celui que j’aurais choisi le plus volontiers. (Je n’ai pas besoin de vous recommender la discrétion.)1158 Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. [Вы шутите по поводу моих отношений с молодым графом Ростовым. Так и быть, признаюсь: несмотря на чрезвычайную молодость этого искателя, я бы его охотно выбрала среди других. Надеюсь, это останется между нами.]

[Далее со слов: Il a tant de noblesse... кончая словами: mais j’ai cru de mon devoir de vous en avertir. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XXII.]

Le jeune homme a soupé chez nous avant hier. II vient d’arriver de Pétersbourg et compte accompagner son père dans sa tournée et pousser jusqu’à chez vous comme si c’était en passant. Il est très beau, c’est tout ce que je puis dire, car j’ai été si occupée ce soir que je n’ai pas eu le temps de lui adresser la parole après sa présentation.

Karamsine a soupé chez nous le même soir. Quel homme! Chère amie, je n’ai jamais cru pouvoir rencontrer tant de perfection dans un être masculin. Maman me fait chercher pour aller dîner chez les Apraksines, je vous quitte. N’oubliez pas de lire le livre de... que je vous ai envoyé. Voilà la religion que je comprends.

La mort de votre bonne, comme je m’en aperçois d’après votre dernière [lettre], a dû vous donner des idées bien noires. Lisez ce livre et vous sentirez que la mort n’est que le passage au bonheur de l’éternité.1159 [Молодой человек ужинал у нас позавчера. Он приехал из Петербурга, собирается сопровождать своего отца в его поездке и посетит вас, как будто проездом. Он очень красив — вот все, что могу сказать, так как я была занята в тот вечер и не успела с ним поговорить после того, как его мне представили. В тот же вечер у нас ужинал Карамзин. Что за человек! Милый друг, я никогда не думала, что столько совершенства может быть в мужчине. Маменька прислала за мной, чтоб ехать обедать к Апраксиным. Прочтите непременно книгу, которую я вам посылаю. Вот — понятная для меня религия. Смерть няни, как я вижу по вашему последнему письму, навеяла вам черные мысли. Почитайте эту книгу и вы почувствуете, что смерть — только переход к вечному блаженству.]

Княжна отвечала:

1805 год 12 Août. Lissi Gori.

Nous voilà parvenus à la fète de mon père, jour de réjouissance chez nous, comme vous le savez, chère bonne amie. Nous l’avons passé assez tristement, car la veille même du 11, une heure après la messe, j’ai vu finir ma pauvre bonne. Elle a terminé sa longue et pénible agonie d’une manière digne d’envie pour tout bon chrétien, pas moins; comme je lui ai été fort attachée, sa mort quelque préparée que j’y aie été, n’a pas laissé que de me déranger sensiblement. Accoutumé à elle depuis ma naissance je la pleure amèrement. Vous avez tort, chère amie, d’attribuer à des idées noires produites par la maladie le sens où j’avais conçu la lettre qui vous l’avait apprise. Je vous assure qu’elle n’y était pour rien; mais depuis que je suis à la campagne, une réunion de plusieurs circonstances, telle, par exemple, que le spectacle continuel d’une femme mourante. (Quoique logée dans l’aile pendant sa maladie et malgré la défense de mon père, je ne pouvais m’abstenir de ne pas aller la voir deux fois par jour et elle [est] morte sur mes bras.) Ce spectacle, dis-je, a dû donner à mon esprit une teinte moins frivole, moins éloignée de ce que l’on regarde communément dans le monde comme un sujet effrayant dont il faut détourner sans cesse sa pensée, tandis que c’est le seul peut être qui mériterait toute notre attention. Je desirerais conserver cette disposition autant que je viverai et dans quelque position que je me trouve. Malheureusement je ne puis pas répondre de moi mème. Un genre de vie plus dissipée, des distractions souvent répétées, que sais-je moi, mille choses différentes pourront m’enlever à moi même et me rendre à cet étourdissement dans lequel nous vivons tous du plus au moins.1160 Вот мы и достигли именин моего отца, дня увеселений у нас, как вы знаете, мой милый добрый друг. Мы провели этот день довольно грустно, потому что накануне, 11-го, час после обедни, я видела, как кончилась моя бедная няня. Она окончила свою длинную и тяжелую агонию достойно зависти для каждого хорошего христианина. Несмотря на то, как [ни] была я приготовлена, смерть ее меня очень расстроила, так [как] я была к ней очень привязана. Я привыкла к ней с детства и потому горько оплакиваю ее. Напрасно вы, милый друг, приписываете черным мыслям, произведенным болезнью, смысл письма, в котором я извещала вас о ней (о болезни). Уверяю вас, что она (болезнь) тут не при чем, но с тех пор, как мы в деревне, соединение обстоятельств, как например, постоянное зрелище умирающей (хотя она жила со времени болезни во флигеле и отец мой запрещал мне видеть ее, я не могла удержаться, чтобы не видать ее, [дважды в день] и она умерла на моих руках). Это зрелище, говорю я, не могло не дать моему уму оттенок менее легкомысленный и менее отдаленный от того, на что в свете обыкновенно смотрят, как на предмет страха, от которого нужно отдалять взоры, между тем как он один (предмет) заслуживал бы всего нашего внимания. Я бы желала удержать это настроение на всю мою жизнь и в каком бы положении я ни была. К несчастию, я не могу отвечать за себя. Образ жизни, более рассеянной, и часто повторенные удовольствия, и другиепричины могут отнять меня у меня самой и возвратить меня к тому отуманению, в котором мы все живем более или менее.

Mille grâces, chère amie, pour la proposition de me procurer l’ouvrage qui fait si grande fureur chez vous.1161 J’en aurai peut-être profité, si je devrais rester sur place et m’en occuper tranquillement pour vous le renvoyer tout de suite après. Mais n’ayant plus que trois semaines à passer ici, il n’arriverait à Tamboff chez nous que lorsque je n’y serai plus et serait obligée de courir bien du pays avant que de me parvenir. [Я может быть ею и воспользовалась бы, ежели бы осталась на месте и могла спокойно ею заняться и вернуть ее вам тотчас же по прочтении. Но я проживу здесь всего еще три недели и книга прийдет к нам в Тамбов, когда меня уже не будет здесь. Ей пришлось бы не мало попутешествовать прежде, чем я получу ее.]

[Далее со слов: Cependant puisque vous me dites... кончая словами:... et plutôt il nous en accordera la découverte parson divin esprit. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XXII.]

Il y a cependant des livres excellents, dont la lecture nous est profitable; mais ceux-là sont clairs, ne traitant que de ce que nous devons chercher à connaitre parce [que] Jesus-Christ lui même nous a dit qu’il jugerait tout le monde d’après ce qu’on a fait, sans demander ce qu’ qu’on aura su.

Du nombre de ces livres est un ouvrage parfait du Averendissime Père Innocent le Masson, général des1162 Пропуск в рукописи. ... Il y a pour livre «Introduction à la vie intérieure et parfaite, tirée de l’Ecriture Sainte, de l’Introduction à la vie dévote de St. François de Sales et de l’Imitation de Jésus Christ». Je vous prierais méme, chère amie, ainsi que M. Louskoy, de le chercher dans les librairies de Pétersbourg et si vous l’у trouverez, d’en faire aussitôt l’emplette. Vous le garderez chez vous.

Mon père ne m’a pas parlé du prétendant, mais il m’a dit seulement qu’il attendait une visite du prince Basile.1163 Adieu, chère bonne amie, je vous embrasse ainsi que maman et vos charmantes soeurs. [Прощайте, милый, добрый друг. Целую вас, матушку и ваших прелестных сестер.]

J’ai reçu une lettre de mon frère qui m’annonce son arrivée chez nous pour le 15 avec sa femme. Ce sera une joie de courte durée puisque il nous quitte pour prendre part à cette malheureuse guerre. Je [meurs] d’envie de faire connaissance avec ma belle soeur, on la dit charmante.

Si elle pouvait plaire à mon père, c’est le seul voeu que j’adresse au bon dieu.

M-lle Bourienne se rappelle à votre souvenir.1164 [Тысячу раз благодарю вас, милый друг, за предложение прислать мне книгу, которая наделала у вас столько шуму. А между тем есть превосходные книги, чтение которых нам полезно. Книги эти — ясны, в них пишется только о том, что нам должно знать, ибо сам Иисус Христос сказал, что он будет судить по делам, а не по знаниям их. Из числа таких книг — прекрасное сочинение преподобного отца Иннокентия-Каменьщика, главы... Эта книга: «Введение в духовную совершенную жизнь. Извлечено из: св. писания, «Вступления к благочестивой жизни св. Франциска Сальского» и «Подражания Христу». Я вас попрошу даже, милый друг, так же как и г-на Лузского, поискать ее в книжных лавках в Петербурге. Если вы ее найдете, купите ее тотчас же. Оставьте ее у себя. Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что ждет посещения князя Василия. Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде к нам 15-го числа вместе с женой. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой несчастной войне. Я умираю от нетерпения познакомиться с моей невесткой. Говорят, она прелестна. Если бы только она понравилась батюшке, это — единственная просьба, с которой я обращаюсь к богу. Мадемуазель Бурьенн просит меня напомнить вам о себе.]

Княжна ничего не сказала, вздохнула, как будто этим вздохом выражая свою преданность воле божьей и привычку незаслуженного страдания, и сошла вниз своей тяжелой ступней. Пройдя через официантскую, в которой вскочило два сидевших в кафтанах, чулках и башмаках слуги, княжна остановилась перед массивной, в два роста княжны, затворенной, коричневой дверью кабинета и, пригнув руку к груди, как будто она оправляла платье, она незаметно перекрестилась два раза и, остановив глаза, прошептала молитву. Ручка двери слегка визгнула под рукой княжны и тотчас кто то изнутри отворил ее. Дверь эта не вела еще прямо в кабинет, а в маленькую прихожую, в которой сидел всегда камердинер князя. Тихон, камердинер, с проседью, тоненькой человечек с тихими движеньями и всегда испуганным лицом, отворил дверь.

— Ваше сиятельство, их сиятельство изволят быть заняты, приказали пожаловать к завтраку, — сказал шопотом Тихон.

Когда князь не принимал дочь поутру, это значило, что он был очень не в духе. Княжна Марья знала это. Она вышла в столовую и сложив, странным для женщины, но свойственным ей движением, руки за спиной, стала ходить от двери к буфету и опять к двери.1165 Видно было, что много передумала уж эта девушка и что мысль никогда не оставляла отдыхать ее голову. Скоро вышла m-lle Bourienne и три официанта.1166 — Вы не видали князя?

— Ну, каков князь? — спросила m-lle Bourienne.

— Я не видала отца, кажется, он здоров, — отвечала княжна, видимо желая показать, что она не желала бы слышать рассуждения о расположении духа отца. M-lle Bourienne, видимо не желая, или не умея понимать, продолжала рассказывать, как Михаил Иванович говорил с князем в саду и как она боялась. Княжна не слушала свою компаньонку.

Вдруг дворецкой всполохнулся, мотнул головой официантам, которые взялись за спинки стульев, и1167 торопливо, быстро подошли к буфету m-lle Bourienne, говорившая что то княжне, замолкла на середине речи и вызвала на своем лице приятную улыбку, обращенную к двери. Княжна подошла к своему стулу.

В столовую1168 быстрыми, твердыми нервическими,1169 медленными быстрыми шагами вошел коротконогой, сухой и прямой старичок1170 старик с звездой на кафтане, в манжетах и пудре. Платье и вся особа его были необыкновенной чистоты. Он оглянул двух девиц и официантов. Княжна криво подошла к нему. Он дал поцеловать свою небольшую белую руку дочери и сел,1171 ни на кого нахмуренно, из под густых бровей, глядя перед собой нервически подергивая рукав и перестанавливая стоявшие перед ним солонку, стакан и приборы. Девицы сели на торопливо пододвинутые стулья.

— Что ты делала утро? — спросил он у дочери.1172 Зач.: — Занималась музыкой, геометрией

— Читала, mon pére, потом...

— Я знаю. — Он поморщился. — Что ты делала перед завтраком? Отчего ты опоздала ко мне?

— Я писала письма, — отвечала княжна тихо, робко и чуть взглядывая на отца.

— Кому?

— Julie A Ahrossimoff , mon père.1173 [Жюли Ахрасимовой, батюшка.]

— Этой дуре, — сказал он, взглянув на m-lle Bourienne. Француженка приятно улыбалась.1174 Все молча кушали первое блюдо

Все молчали и на лицах всех, даже лакеев,1175 кроме компаньонки выражалось чувство затаенного страха.

Одна компаньонка, казалось, ничего не видела и видеть не хотела. Она1176 весело и прямо глядела на князя такими глазами, которыми можно было глядеть только на молодого, красивого и веселого шутника. Как будто он только что подарил ее самыми забавными ласковыми словами. Она развернула белейшую салфетку еще более свежими и белыми ручками и, грасируя, обратилась к князю:

— Il nous vient du monde, mon prince, — сказала она. — Le prince K Kouraguine vient vous présenter ses respects. Il est ministre, n’est ce pas?1177 К нам гости едут, князь. Князь Курагин едет свидетельствовать вам свое почтение. Он министр, очень значительное лицо, не правда ли? Она даже прямо с вопросами обращалась к нему.

Как на диких зверей действуют их укротители преимущественно своей смелостью и убеждением, что тигр или лев не посмеет съесть их, так и на князя действовала компаньонка. Он с укоризной посмотрел на княжну и потом на m-lle Bourienne, как будто этим взглядом он хотел сказать: «Вот дура дочь, ничего не умеет сказать. Хоть бы у этой француженки поучилась».

— Значительное лицо!1178 мною было всунут выведено в люди, — сказал князь. — Пустой мальчишка. — насмешливо повторил князь. — Теперь все значительные люди. Он мной выведен в люди. — М-llе Bourienne с удивлением и подобострастием посмотрела на князя.

— Впрочем князь[?] этот порядочный человек, всегда ко мне с глубоким уваженьем, по старой памяти боится.1179 Князь замолчал, видимо сообразив, что некому было говорить того, что он знает.

M-lle Bourienne выразила в лице убежденье, что это не могло быть иначе.

— Смешно, — продолжал князь, — что здешний дурак губернатор присылал ко мне узнать, когда будет Курагин? Я ему велел сказать, что он дурак, — и князь замолчал, видимо сообразив, что не перед кем было говорить всего, что он знал, и энергически оттолкнул от себя тарелку, которую на лету подхватил Тихон, вышедший за ним и служивший за его стулом. M-lle Bourienne была одна из тех женщин, которые, как бы легко и просто нельзя было сделать и сказать вещь, всегда любят сказать или сделать ее тонко и хитро. Она знала про планы сватовства князя Анатоля и теперь, с целью навести на этот предмет разговор, начала о приезде Курагина. Она взглянула на княжну Марью, на князя и опять на княжну Марью, как глядят на французском театре актрисы, играющие хитрых субреток.

— И он не один едет, я слышала, а с молодым князем. Куда едет молодой человек? я бы желала знать. — Князь посмотрел тоже на дочь. Несмотря на тот строгий и спокойный взгляд на супружество, который княжна Марья выразила в письме к приятельнице, она под взглядом отца и компаньонки опустила глаза и голову к тарелке и лицо ее внезапно покрылось красными пятнами.

— Шестьдесят лет я прожил на свете, — начал князь сердито, насмешливо, — и никогда не видал барышни, которая бы не думала, что всякий молодой человек, который ей встречается, сейчас влюбится, станет на коленки и предложит ей руку и сердце. Вот княжна Марья тех же мыслей... Не правда ли?1180 Этот молодой человек сейчас влюбится. — Княжна Марья не отвечала и продолжала краснеть, только робко взглянула, как бы прося помилованья.

— У меня была кузина, у которой нос был больше этой бутылки, — сказал князь, — и синий. — M-lle Bourienne звонко засме засмеялась .>

— Il nous vient du monde, mon prince,1181 [К нам едут гости, князь,] — сказала1182 M-lle Bourienne, не замечая дурного расположения духа князя и она, светло улыбаясь, развертывая салфетку такими же свеженькими ручками, как и сама салфетка.1183 Oui, c'est le fils d'un ami à moi [Да, это — сын моего друга.]

— Должно быть Курагин молодой, — отвечал князь. — Сын князя Василья — он министром теперь1184 сказал князь презрительно — добрый малый, но пустой, я1185 его мальчишкой знал про отца говорю. Он тут в городе, делают ревизию.1186 какую то, и заедет ко мне. Он писал, что завтра будет сюда, — прибавил князь не без удовольствия. 1187 Капитан исправник скакал уж тут.

— А сын куда же едет, mon père?1188 [батюшка] — спросила княжна, вдруг вся вспыхнув.1189 Князь не отвечал.

— С отцом едет, — совсем другим тоном, сердито и грубо отвечал князь. — Эй,1190 крикнул он — обратился он к дворецкому. — Это что? А? и он нахмурился, указывая на пятнушко на тарелке. — А? — Дворецкий, изогнувшись, хотел взять тарелку, но князь1191 бросил ее об земь и подперся руками, чтоб встать остановил его. — Смотри! — Складка опять обозначилась между бровями. Княжна опустила глаза и побледнела.

М-llе Bourienne быстро1192 вскочила, нагнулась обернулась к князю.1193 Зач.: — Mon prince, vous vous ferez du mal. Est ce que ces gens peuvent mériter votre colère, voyez? [Князь, вам это вредно. Неужели эти люди достойны вашего гнева, взгляните?] — Она показала на княжну. Князь сел спокойно. — Подобрать! — крикнул

— Il vient vous présenter ses devoirs.1194 [Он просит прощения.]

— Убрать,1195 сто палок! — сказал князь и продолжал начатый разговор. — Сын едет в именье, отец отделил ему, — отвечал он дочери. — Говорят, нашалил в Петербурге.

— А я думала, что это едут наши молодые, — сказала m-llе Bourienne. — Княжна так было обрадовалась.

— Тишка, посмотри, кто едет, — сказал князь.

— C’est le prince A André peut être.1196 [Может быть это князь А[ндрей,]]

Княжна побледнела, хотела выскочить, но оглянулась на князя, у которого лицо стало еще серьезнее, чем прежде.1197 Он, казалось, делал себе point d’honneur [делом чести] быть всегда холодным.

Тишка вернулся, сказав, что коляска четвериком.1198 Это был не князь Андрей, но Анатоль, который, растаращив глаза, весело, прямо, выпучив грудь, сидя в коляске, победительно подъезжал к дому, где он должен был по желанию отца смотреть себе невесту

Княжна побледнела.1199 Elle se trouve mal [Она плохо себя чувствует]

— Mon père, permettez que j’aille voir.1200 [Батюшка, позвольте мне пойти посмотреть]

Она встала и, тяжелой ступней, сбежала вниз навстречу брату, как она воображала. Князь начал кушать1201 Зач.: — Узнай, кто? и на высоком лбу его вдруг сделалось содрогание кожи, как будто защелкнутой за что то и вдруг расправившейся. Это движение на лбу князя знали все его домашние и знали, что это был хороший признак. В коляске подъезжал, однако, не молодой князь Волхонской, а князь Анатолий Курагин, которого отец после того, как его выслали за историю с квартальным из Петербурга, отец не зная, что с ним делать, вез с собой1202 по ревизии в деревню и намерен был посватать на княжне Марье. Анатоль ехал один, а отец должен был съехаться с ним на другой день у князя Волконского. Анатоль был один из тех счастливых людей, которые с рождения и до смерти смотрят на жизнь, как на1203 что то в роде пикника празднество, на которое они так же необходимо приглашены, как они бывают необходимо приглашены на всякие балы в городе. Ежели в жизни1204 что-нибудь не удается случается то, что называют несчастием, то люди, как Анатоль, смотрят на это не больше, как на неудачи, расстраивающие на время празднества. Они не более как досадуют ежели даже смерть бывает та особа, которая расстроивает пикник. Самые важные и сложные исторические элементы жизни, как то правительство, религия, война, брак представляются для этих людей только удобствами, придуманными для празднества. Умерла, например, недавно тетка, оставив ему наследство. Он был призван на похороны. Не будь религии, он не знал бы, какую contenance1205 [вид] держать, а тут панихида и можно креститься и до земи дотрогиваться костяшкой руки, и он всё это сделал с спокойной уверенностью и приличием и очень было удобно.1206 Однажды Pierre, вообразив себе, судя по образу жизни Анатоля, что он держится религии разума, позволил себе пошутить над святыней; Анатоль, выпучив глаза, рассердился и, выпучив глаза, сказал, что смеяться можно, но надо знать что, а это — нехорошо. Правительство в глазах Анатоля было учреждение, назначенное для того, чтобы его отцу, а посредством его отца и ему самому, давать почет и деньги. Война для того бывала, чтобы ему иметь случай получить золотую саблю и Георгий, когда он этого пожелает. Брак — было учреждение, предназначенное для того, чтобы дать ему возможность иметь опять много денег после того, как он промотает все свои деньги.

Теперь однако, хотя у него и было очень уж много долгов, он не полагал еще, чтобы брак был нужен для поправки его дел, и считал, что отец слишком рано начинает для него эту часть празднества. Однако, так как ему деваться было некуда, он повиновался отцу, и в этой поездке находя удовольствие. Он ехал1207 теперь так себе пошутить, посмеяться à la campagne voir les promises1208 [в деревню смотреть невест] и, выпучив грудь и разинув глаза, он1209 чистый, опрятный, модный здоровый, красивый и всегда веселый ехал из самого Петербурга и теперь подъезжал к дому князя. От самого Петербурга празднество было очень удачно для Анатоля. В1210 Твери Новгороде нарочно для него стоял гусарской полк и знакомые Анатоля, с которыми он выпил так много вина, что при отъезде был положен на дно коляски и1211 он проснулся только в не помнил, каким образом он доехал до Твери.1212 что было очень смешно по мнению Анатоля В Москве еще смешней было то, что ему удалось увезть1213 купчиху и в Подольске передал ее другому француженку актрису, которую он продал приятелю за ящик шампанского. Даже под самым именьем князя Волконского произошло увеселение.1214 Гнали партию рекрут в Минск. Несколько рекрутов плясали на привале. Анатолю, который был выпивши с предшествовавшей станции, это очень понравилось. Он остановился, поднес вина офицеру, выпил с ним, рекрутам дал водки и заставил всех рекрутов плясать, сам проплясал с ними, сел в коляску и уехал. Удалось очень весело прибить смотрителя. Теперь он подъезжал к дому князя по усыпанному песком проспекту.1215 Он был очень весел.

— Tout cela est très bien, très bien,1216 [Всё это очень хорошо, очень хорошо,] — говорил он, оглядывая кругом сад и новые строения. — Mais très bien, ma parole d honneur.1217 [Да, ведь очень хорошо, честное слово.] Он был доволен князем, устроившим так всё для его приезда. Ежели и княжна мила, можно пошутить. Nous verrons.1218 [Посмотрим.] Лакей соскочил с козел, а Анатоль, разинув глаза, сидел, оглядываясь.

По лестнице послышались тяжелые шаги княжны, она всегда ступала на всю ногу, потом1219 показались ее глаза, которые невольно вся ее некрасивая фигура. Княжна была близорука и увидала свою ошибку только тогда, когда1220 Анатоль откинулся от нее прочь. подбежала близко к коляске.1221 — Pardon, monsieur, — сказала она

— Точно своих генералов нет. Удивленье, что творится. И на какого героя собираются? Подумаешь. Мальчишка, который понятия не имеет о военном деле.

Как ни уважал А Андрей своего отца, он не мог воздержаться от высказания своего мнения.

— В этом не могу согласиться с вами, батюшка.

— Да где ж он показал себя? Что безмозглых австрийцов побил, так это не удивительно. Кабы Суворов был жив, давно бы уж и перестали говорить про вашего Буонапарте. — Так шел разговор во время обеда и после все, как будто отпущены на воздух из душного погреба,1222 вышли в гостиную свободно дохнули, когда князь вышел на свою вечернюю прогулку. Об Апраксиных. Страх опять. Перед отъездом только о себе.
А Андрей пошел к себе делать приготовления к отъезду. Княжна Марья повела своего друга сестру к себе, и там в глубокие сумерки А Андрей застал их без свечей, с ногами на диванах, без умолку, весело, счастливо лепечущих что то все по французски. Он постоял, послушал, но ничего не мог разобрать. Тут и общие знакомые, и планы будущего, и confidences,1224 [откровенности] но по звуку голосов, по позам видно было, что им обеим было необыкновенно хорошо. Оттого ли, что, присутствуя сейчас только при укладывании, А Андрей живо вообразил себе, что завтра он оставит свою жену, может быть на долго, или оттого, что, сам испытав тяжесть дурного расположения духа отца, он понял, как тяжело бывало и его жене, или оттого, что он видел, как сестра его нежно полюбила его жену, или так просто в эти сумерки проснулось в нем чувство справедливости к своей бедной жене, только она ему показалась в полусвете, маленькая, толстенькая, с ногами сидящая на диване и неумолчно болтающая, как будто после слишком долгого воздержания, она ему показалась такою жалкою, что он в темноте, никем невиденный, кротко улыбнулся, глядя на них.

— Как у вас славно! — сказал он. Они замолчали, потом засмеялись. Княжна Марья встала.

— Ах, André, — сказала она, взяв его за руку. — Quel petit trésor de femme vous avez.1225 [Какое сокровище твоя жена.] — Он вздохнул.

— André, ты не уходи, а то я завтра не успею, — прибавила она. — Ты там, что хочешь думай, а для меня это сделай. Сделай пожалуйста. Я тебя благословлю образом и ты не снимай его, André, пожалуйста, во всё время.

— Ежели икона целая, я не ручаюсь, — отвечал А Андрей 1226 кротко шутливо. Но голос его звучал нежно.

— Отчего ты думаешь, Marie, qu'il na'pas de religion,1227 [что он не религиозен,] — заступилась маленькая княгиня, — он только не любит показывать. — А Андрей в темноте улыбался.

— Куда ты, Marie? — Княжна Марья неловко, тяжело влезла на диван, отворила киоту и при свете одной лампадки разыскивала образок.

— Я знаю,— говорила она на ходу, — его правила, но для меня он это сделает. — В это время княгиня поднялась на коленки, придвигаясь к мужу, и тихо, чтоб княжна не слыхала:

— André, какая прелесть твоя Marie. Ах, какая прелесть.

А Андрей улыбался, улыбался и вдруг ему1228 плакать так грустно и сладко стало на душе. Он в первый раз после многих месяцев взял за плечо жену, пригнул ее к себе и не поцеловал, а головой прижал ее к себе.

— Вы обе славные, славные, — сказал он.

— A... A... A... ndré — сквозь слезы проговорила Lise и радостно рыдая, стала обнимать мужа. В это время княжна Марья зажгла бумажку о лампадку и, тяжело спрыгнув, зажгла свечу.

— Что с вами? — удивленно спросила она. Lise так и сидела на коленках, маленькая, толстенькая, разрумяненная, она отирала слезы и смеялась.

— Мы знаем что, Marie, — сказала она. André выпустил ее руку и прошелся по комнате.

— Как у тебя славно, уютно в комнатке, — сказал он. — Ну, который же образок? — и чуть заметная, насмешливая складка показалась на его губах. Княжна Марья перекрестила его и велела перекреститься, исцеловать и надеть небольшой, в ризе, образок Спасителя. André всё это исполнил и потом посидел с ними, болтая весело, как давно уж ему не случалось.

На другой день старый князь подставил опять свои, еще раз выбритые, щеки сыну и простился с ним.

— Уж она тебя верно и благословила, и всё, — сказал старый вольтерьянец, — я этих штук не люблю, ну, а вот тебе мой подарок. Он1229 дал указал на мешок с золотом, который держал сзади дворецкой на подносе. — Вели уложить. А еще помни одно, что ты сын князя Николая Волконского и что, ежели я узнаю, что ты убит или ранен, мне тяжело будет, но ежели я узнаю, что ты в чем нибудь отстал от кого бы то ни было, то мне будет стыдно за тебя. А я никогда ни перед кем не стыдился. Прощай, пиши каждую почту. Жена твоя будет успокоена. Я не пойду тебя провожать.

В другой комнате А Андрей 1230 холодно поцеловался с женой и сестрой.1231 и едва они успели выйти на крыльцо, как он сел и поехал. Все были холодны. Уже когда экипаж отъехал, князь вышел в гостиную и, увидав, что Лизе было дурно и княжна Марья терла ей виски, нахмурился, сердито повернулся и ушел в кабинет, хлопнув дверью.

Разговор сестры с братом о ней. Княжна Марья защищает ее.

Старый князь позвал к себе Андрея.

— Жена твоя дура. Ну, нечего делать. Они все такие. Помни одно. — Он прослезился.

— Ah, chère amie, — отвечала княжна Марья. — Je vous ai prié de ne jamais me prévenir de l’humeur dans laquelle se trouve mon pore. Je ne me permet pas de le juger et je ne voudrais pas que les autres le fassent.1232 Ах, милый друг мой. Я просила вас никогда не говорить мне о том, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие это делали.

M-lle Bourienne закусила розовенькую губку.

— Не забудьте, ваше время играть на фортепьяно.

Княжна взглянула на часы и заметив, что она пять минут уже пропустила, с испуганным видом пошла в диванную.

В этот же день князь отдыхал до обеда, а княжна по расписанию играла на клавикордах.1233 В доме было совершенно тихо. Княжна играла хорошо, но музыка была для нее, как и хотел того отец, только механическая работа. Он не любил музыки, но требовал, чтобы его дочь, которая всё должна была делать не так, как другие, играла самые трудные вещи и без пропусков и неправильностей. Она должна была упрямым трудом преодолевать трудности, и княжна покорялась ему.

Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпенью князя, в приемной кабинета, в дальней стороне дома в диванной из-за затворенных дверей слышались по двадцать раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты. В это время подъехали к крыльцу карета и бричка и из кареты вышли князь Андрей и маленькая княгиня, его жена. Узнав, что отец спит, князь Андрей, зная порядок дома, и не подумал о том, чтобы возможно было разбудить отца. Притом и седой Тихон, высунувшись из двери, таким тоном сказал, что князь почивают, что видно было, что, только перешагнув через труп Тихона, можно было нарушить покой князя и никто, не знавший даже порядка дома, не попытался бы будить.

— Allons chez Marie, — говорила княгиня, улыбаясь и Тихону, и мужу, и официантам, провожавшим их. — C’est elle qui s’exerce, allons doucement, il faut la surprendre.1234 [Пойдем к Мари. Это она упражняется, тише, застанем ее врасплох.]

Андрей шел за ней с тем видом, который ясно показывал, что ему было всё равно surprendre1235 [застать врасплох] или не surprendre. Он с видимым отвращением давал целовать свои руки дворовым, всякой раз обтирая ее батистовым платком,1236 и его отношения к жене, судя по его обращению, казалось, оставались те же. и, морщась и брюзгливо выставляя нижнюю губу, что то мурлыкал себе под нос. Маленькая княгиня была весела и оживленна, какою она бывала при входе в гостиную. Возвышение талии княгини сделалось больше, она больше перегибалась назад и растолстела, но глаза и короткая губка с усиками улыбались так же весело и мило.

— Mais c’est un palais,1237 [Да это — дворец,] — говорила она, оглядываясь кругом,1238 когда проходили анфиладу высочайших, оригинально расположенных комнат, с зимним садом и комнатой чучел птиц и зверей. — У него страсть строить, — сказал лаконически князь Андрей. как будто она входила в бальную залу, для нее так хорошо убранную. Проходя одну из комнат, к ним выскочила хорошенькая белокурая француженка m-lle Bourienne, очевидно уже успевшая надеть лишнюю ленточку в косу и другие воротнички.

— Ah quel bonheur pour la princesse, — заговорила она, грасируя, — il faut que je la prévienne...1239 — Ах, какая радость для княжны. Надо ее предупредить...

— Non, non, de grâce. Vous êtes m-lle Bourienne, je vous connais déja par l'amitié que vous porte ma belle soeur...1240 — Нет, нет, пожалуйста... Вы — мадемуазель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка... — проговорила княгиня. — Elle ne nous attend pas,1241 — Она не ожидает нас, — и пошла на ципочках. Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Андрей остановился, видимо не охотник до чувствительных сцен, которую он ожидал.

— Passez, mon prince,1242 [Проходите, князь,] — сказала француженка, давая ему дорогу. Он насмешливо оглянул m-lle Bourienne, которая казалась в восторге и улыбалась ему, как другу.1243 что француженка обратилась исключительно к его жене.

[Далее со слов: M-lle Bourienne прошла вперед,... кончая:... чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех своих приближенных. — близко к печатному тексту. Т. І, ч. I, гл. XXIII — XXIV.]

Он обласкал княгиню, погладил ее по голове, потрепал рукой по затылку, приговаривая: «я рад, я рад» и видимо не зная, что говорить дальше, быстро отошел и сел на свое место. В его отношениях к невестке заметно было нескрываемое совершенное презрение к ней, как к женщине, то есть, как к вещице, вероятно на что нибудь годной для его сына и которую потому он готов был соблюсти как можно лучше, для которой он построил дом, которую он готов был кормить и одевать, но с которой говорить очевидно было нечего. Один только вопрос относительно ее занимал его, это были ее предстоящие роды.1244 — Вот что я должен сказать тебе, — сказал он ей. — Была одна злая женщина и обманщица, она выдумала, что рожать очень больно, и стала кричать, все ей поверили и с тех пор женщины стали себя и других уверять, что это больно, ты пожалуйста не верь им, а поверь мне, старику: сморкаться не больно и глотать не больно, как и все, что натурально. — А как же, mon père, сказано в Библии, что в муках рождать чада свои, — сказала маленькая княгиня, блестя своими белыми зубами. — А, в Библии, ну так это правда, — сказал князь, значительно поднимая и опуская брови. — Княжна Марья тверда по части Библии, с ней поговори, тверже, чем в подобии треугольников, то то разговоров будет. Я об одном думаю, как вы будете с княжной Марьей разговаривать в то время, как вы рот полоскать будете, — и он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами. Он терпеть не мог вида чужого страдания, которое возбуждало в нем раздражение, похожее на злобу.

— Го, го, — сказал он, оглядывая ее округленную талию. — Поторопились, нехорошо. Ходить, ходить надо, как можно больше, как можно больше, — сказал он. Княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов, она молчала. Он спросил ее об отце и княгиня заговорила о общих знакомых Петербурга, передавая князю поклоны и городские сплетни.1245 Она оживилась, вспоминая

— La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son mari, et la pauvre a pleuré les larmes des yeux.1246 [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла мужа и выплакала все глаза.]

Видно было, что кроме как в рассказах о том, что было, княгине неловко. В этих же рассказах она была дома. Князь входил быстро, беспорядочно, весело, как будто торжественность и порядок не им, а кем то другим были заведены.

[Далее со слов: По мере того, как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее..., кончая: Вечером старый князь, не отступая от своего порядка жизни, ушел к себе. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XXIV—XXV.] Андрей, одевшись опять в дорожный сюртук, распорядившись с своим камердинером,1248 укладкой вещей на завтра, сидел, облокотившись на обе руки, перед столом в большой комнате, которая была отведена ему. Лицо его было больше, чем грустно, на нем выражалась безнадежная печаль. сам осмотрев коляску и уложив погребец, шкатулку и саблю, которая, он полагал, ему нужна будет, велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Всё это было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками. Все эти дорожные и вообще жизненные принадлежности были всегда в большом порядке у князя Андрея.

В минуту отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего.1249 И то, и другое казалось князю Андрею безнадежно грустно. Он чувствовал, что ничего не любил, ничего ему не хотелось. В прошедшем представлялась ему однообразная петербургская жизнь в гостиных, среди людей, которых он давно выучился презирать всех без исключения, успехи в свете, которых так легко было достигнуть, и успехи у женщин, которые не доставляли ни удовлетворения, ни наслаждения, а только чувство, похожее на раскаяние. Он вспомнил свою женитьбу, которая сделалась бог знает зачем и как будто против его воли, «Точно такой же, как и все люди», сказал он сам себе, «un fils de famille qui a fait un très bon mariage et qui est en train de faire une très jolie carrière militaire» [молодой человек из хорошей семьи, который удачно женился и теперь на пути к блестящей военной карьере]. И он вспомнил Бонапарте, начало его карьеры и его брак с Жозефиной. «Нет, он был не в тех условиях, как я», сказал он сам себе, «у него не было этих пяти лет праздной, убийственной жизни, и Жозефина не была похожа на эту ничтожную Лизавету Ивановну», сказал он с озлоблением, мысленно называя по имени и отчеству свою жену, «Лизавету Ивановну, которая жива только в гостиной, у которой понятия об величии не распространяются дальше папеньки-сенатора и которая не умеет желать для меня другой славы, как славы первого петербургского болтуна и танцора. Нет, она не Joséphine Beauharnais и мне при таких условиях трудно быть тем, чем стал Бонапарте. Да, мне должно перейти во фрунт», продолжал он размышлять, «взять отряд и тогда... Бонапарте начал с Тулонской осады» и ему представлялся уже отряд, с которым он решает участь сражения, назначение его в главнокомандующие, блестящий прием его при возвращении в Россию, замешательство отца, обязанного признать большим полководцем, нежели Суворов... экспедиция в Индию... Александр Македонский, императорская корона, я и Бонапарте. Он встал и, отдав последние приказания о чемоданах Петрушке-камердинеру, пошел посмотреть, что делают дамы. Видно не в радостном свете представлялось Андрею ни то, ни другое. Лицо его было очень задумчиво и грустно. Он, заложив руки назад, с несвойственным ему искренним и детским жестом, быстро ходил по комнате из угла в угол.

[Далее со слов: Страшно ли было ему итти на войну... кончая: Андрей строго посмотрел на нее. — близко к печатному тексту. Т. I, ч. 1, гл. XXV.]

— Moi, j'aime cette galerie. C’est si mystérieux. Je m’y promène le soir ordinairement.1250 [Я люблю эту галлерею. Здесь так таинственно. Я гуляю здесь обыкновенно по вечерам.]

— Боюсь, что ваши прогулки отвлекали вас от обязанности при моей сестре.

— Я вас не понимаю, — сказала m-lle Bourienne.

— Извините, мне некогда объяснять вам подробности, — проговорил он, своим потухшим взглядом оглядывая ее лоб и волосы, но не глядя ей в лицо.

Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась. И ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, слышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.

— Non, mais figurez vous la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et fausses dents comme si elle voulait défier les années et même les souvenirs de son terrible mari.1251 Нет, представьте себе, старая графиня Зубова с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами [и даже над памятью своего ужасного мужа.] Xe, xe, xe.

Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз восемь слышал при посторонних князь Андрей от своей жены. Он тихо вошел в комнату. Княгиня говорила одна, перебирая петербургские знакомства, воспоминания и даже фразы. Она сидела толстенькая, румяная, с ногами на диване и неумолкаемо болтала. Она жалка показалась мужу. Он погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Когда Андрей присоединился к ним, ее разговор не переменился, она перебирала знакомых, только теперь вспомнила о княгине Д., которая жила в деревне с мужем и рожать приехала в Петербург.

— C’est l’opposé de ce qui m’arrive,1252 [Как раз наоборот, чем со мной,] — сказала она.

— Неужели ты в самом деле в ночь едешь? — сказала она.

— Что делать... — он помолчал и прибавил, — мой друг, — видимо стараясь быть как можно мягче.

— Андрей, поезжай в воскресенье, для меня.

— Нельзя, ma chère amie1253 [мой милый друг...] ... я и так просрочил отпуск. Ежели я не догоню Кутузова на границе в Радзивилове, мне будет очень трудно.

— А мне так страшно, так страшно. Одной.

— A Marie — ты ее и не считаешь, а она тебя так любит.

Княгиня подвинулась к Marie и засмеялась своим милым смехом и пожала ей руку и поцеловала ее.

— А я как полюбила cette chère Marie,1254 [эту милую Мари,] — сказала она мило и с тактом, поправляя сделанную неловкость. Но почему то казалось, что эта любовь к Мари, о которой она говорила, не имела никакой цены.

[Далее со слов: На дворе была темная осенняя ночь, кончая: Мне и так совестно, что я вам на руки оставляю беременную... — близко к печатному тексту. Т. I, ч. 1, гл. XXV.]

— Петербургскую манеру оставь. Скажи: сделайте то то и то то.

— Ну так вот что сделайте: когда жене будет время родить, в последних числах ноября, пошлите в Москву за акушером — он предупрежден. Чтоб он тут был.

Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.

— Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, я согласен, и что из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела и она боится.

— Она и есть, — про себя проговорил старый князь и продолжал дописывать. — Я сделаю. Она и есть, она и есть, — повторял он.

— Кто она?

— Твоя жена.

— Что она?

— Дура, — коротко, как один слог отрезал князь и, расчеркнув свою подпись, начал свертывать письмо.

— Вы бы могли мне этого не говорить, батюшка, — печально и строго сказал Андрей.

— Я за обедом вникал. Да нечего делать, дружок, — сказал князь, — они все такие. Ты не бойся,1255 я ей рад, я ее успокою никому не скажу, а ты сам знаешь.

Он схватил его за руку выше локтя костлявой маленькой кистью и потряс ее и засмеялся своим неприятным смехом. Потом он начал складывать и печатать письмо, с своей привычной быстротой хватая и бросая сургуч, печать и бумагу.

— Что делать. Она — добрая бабочка. Красива. Я все ей сделаю. Ты будь покоен, — говорил он отрывисто во время печатания. Андрей сидел, недовольно морщась и потирая себе лоб и глаза рукою. Старик встал и подал письмо сыну.

— Слушай, — сказал он. — Об дуре жене не заботься, что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай. Отдай письмо Михаилу Илларионовичу. Я пишу, чтоб он тебя употреблял в хорошие места и долго не держал адъютантом.1256 Лакейство. Скверная должность.

Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет, весь разговор напиши. Коли хорош будет, служи у него. А коли жаться будет ни то, ни се, напиши. Николая Андреича князя Волконского сын из милости ни у кого служить не будет. Понял? Теперь поди сюда. — Он говорил еще больше скороговоркой, чем обыкновенно. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным длинным почерком тетрадь.

— Должно быть мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их передать государю после моей смерти. Баста. Теперь здесь вот ломбардный билет и письмо. Это — премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай, для себя найдешь пользу.

— Что вы это, батюшка, умирать собрались?

— Ну, теперь прощай, — он дал поцеловать свою руку, щеку и обнял сына. — Помни одно: коли тебя убьют, где следует, хоть и с Буонапарте теперь деретесь, а и его пушки бьют — коли убьют, скучно мне будет старику, скучно. Очень скучно. — Он неожиданно замолчал. И вдруг крикливым голосом продолжал: — а коли узнаю, что князь Андрей Волконский1257 не храбрый хуже других, мне будет стыдно. А мне до 72-го года стыдно не бывало. Это помни.

Сын презрительно улыбнулся.

— Вам не будет стыдно. Это верно. — сказал он. — А ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя. Пускай она с вами останется. Но сына не отпускайте.

— Да, скучно одинокому старику, очень скучно, очень скучно, очень скучно. — И вдруг старый князь начал сопеть громко и часто, как запаленная лошадь, как будто что-то засело у него в носу. — Ступай, ступай, ступай. Простились, ступай. Ступай, я тебе говорю, — закричал он сердитым, громким голосом и вытолкал сына в дверь кабинета.

[Далее со слов: Что такое? Что? кончая: сердитые звуки стариковского сморканья. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XXV.]

«Все это я вижу может быть в последний раз», пришло в голову князю Андрею. «Но кто ж будет мною, кто сделает все то, что я могу сделать?» вслед за этим пришло ему в голову. «Меня не убьют? Наполеона не убили на Аркольском мосту».

Князь Андрей молча сидел в углу коляски, закрыв глаза.

— Отчего Annette не вышла замуж, я все думаю, — говорила маленькая княгиня. — Как вы глупы все мужчины, что на ней не женились. — Муж посмотрел на нее, как будто удивляясь, что тут кто то сидит подле него, и опять отвернулся.

— Где ты был, André, ты не слыхал, как хорошо рассказывал vicomte? — сказала княгиня. Андрей пожал удивленно плечами.

— Ты знаешь ли, André, — сказала она вдруг грустно, — мне скоро никуда нельзя будет ездить. Мне так тяжело становится от ребенка.

— Не езди, — как будто сквозь сон после непродолжительного молчания отвечал муж. — Поедешь к отцу, там ездить некуда будет.

Княгиня насупилась и лицо ее совершенно переменилось.

— Я думаю иногда, не затем ли ты меня везешь в деревню, не ревнив ли ты?

— К кому? Уж не к этому идиоту ли? — сказал князь Андрей, отворачиваясь. — К кому? — повторил он насмешливо, как будто не было и не могло быть человека, которому он сделал бы эту честь.

— А он опять шевелился нынче вечером.

— Гм! — сказал муж.

— André, je crains les couches, seule à la campagne. André, je crains, je crains.1258 [Андрей, я боюсь рожать, одна в деревне. Андрей, я боюсь, я боюсь.] Она почти закричала.

Опять муж пожал плечами с видом, говорившим: «мне тут делать нечего».

— André, ты только об себе думаешь, — сказала она, недоброжелательно посмотрев на мужа.

<Муж ничего не отвечал и лицо его все больше хмурилось и, ежели бы в карете было светло, княгиня бы увидала, как он морщился, как будто гадил[?] чем то в то время, как она ему это говорила. Но хотя она и не видела, она почувствовала, что говорить больше нечего и, тяжело вздохнув, замолчала.

Карета остановилась у подъезда на Владимирской. Вслед за ними вошел m-r Pierre.

— Мне спать не хочется, я у вас долго посижу, — сказал он весело.

Андрей, не отвечая, ласково и покровительственно потрепал по животу Pierr’a. И лицо его прояснилось. Он провел его в кабинет, а сам прошел в другую комнату переодеваться. Pierre взял [книгу].

Княгиня прошла в свою комнату. Князь Андрей нахмуренный прошел за нею.

Молодая женщина раздевалась, взглядывая на мужа, который нахмуренный стоял посередине комнаты.

— Что, André?

— Надо, чтоб это кончилось, — сказал он своим дурным голосом, злобно глядя на нее.

— Да что, André?

— Что André? — повторил муж, не сдерживая голоса.1259 — Это порханье, это кокетничанье, это гадкое обращение с мущинами. — Не думал я, чтоб мне пришлось говорить это моей жене. А должно.

— Да что я сделала, André?

— Я не хочу, чтоб вы ездили в это глупое общество, где вы можете встречать всякую дрянь.

— Какое же дурное общество у Annette?

— Самое гадкое. И я не хочу, чтоб вы ездили. Слышите? Я могу принимать к себе тех, кого я считаю достойными. А ездить я не хочу, чтоб встречать всякой народ с улицы.1260 который бы смел ухаживать за моей женой Вам это может быть обыкновенно...

Княгиня заплакала и ничего не говорила.

Князь Андрей вышел от жены еще бледный, но на вид спокойный. Он сел за письменный стол и стал писать.

Князь запечатал написанные два письма, он хлопнул в ладони.

— Послать Фадея. — Князь встал, отдал письмо Фадею. — Слышишь ли, завтра утром поезжай с малого подъезда второе крыльцо, спроси швейцара, покажи адрес, отдай по адресу и доложи, что князь приказали просить ответа. Другое письмо, вот это, отвези к князю И Иполиту и подожди ответа. Понял? Повтори. — Фадей повторил, но не так. Князь заставил его повторить еще раз и тогда только отпустил его.

Князь скинул мундир, надел сертук и крепко стал растирать себе лоб и глаза ладонью.

— Pierre, — сказал он, отрывая от чтения своего друга, — знаешь, что я прежде тебя уеду из Петербурга.

— Куда? — спросил Pierre, отрываясь от книги и глядя через очки.

— В армию. Я перехожу адъютантом к Кутузову.

— Не может быть? Когда же вы это решили?

— Сию минуту.

— Удивительно! А княгиня куда же поедет?

— Она поедет к отцу.

— Да зачем же это вдруг?

— Так надо.

Pierre по странному чувству никогда не мог решиться говорить своему другу ты, несмотря на то, что уже давно они сошлись и Андрей говорил ему ты.

— Это удивительно! — повторял он.

В спальне княгини произошла страшная сцена.

Князь Андрей видел, как Иполит положил записочку в ридикюль княгини. Он достал ее оттуда и в спальной княгини произошла страшная сцена между мужем и женой. M-r Pierre спокойно лежал в кабинете, не подозревая того, что делалось в спальне.>

Переодевшись, князь Андрей медленно и аккуратно, как он и всё делал отложил письмо в сторону, сложил письменные матерьялы по местам, [сел] в кресла перед столом и, обернувшись к Pierr'y, расправил морщины. Pierre тотчас же оставил книгу и поверх очков смотрел на своего друга с видом покорной готовности1261 восхититься всем тем слушать то, что скажет князь Андрей.

— Да, довольно этой жизни, — сказал князь Андрей1262 возбужденный страстным вниманием своего друга. оживленно и желчно. — Эта жизнь была не для меня. Я чувствовал, что падаю все ниже и ниже. Я становился такой же, как все.

Pierre недоверчиво улыбнулся, показывая этим, что друг его не мог сделаться таким, как все.

— Нет, право. Я чувствовал, что эта жизнь не по мне... Ну, теперь довольно. Война. И я знаю, где мое место.1263 — Ты знаешь, что в этом письме? — прибавил он, грациозным и небрежным движением перекинув написанное и запечатанное письмо на раскрытую книгу. — Прочти. Pierre прочел адрес Кутузову и вопросительно посмотрел на князя Андрея. Через две недели я буду в армии.

— Когда же вы это решили?

— Сейчас.

— А жена? — робко спросил Pierre.

— Она будет в деревне у отца.

В это время зашумело в соседней комнате женское платье. Лицо князя Андрея отразило опять ту же гордую, холодную злобу, которая выражалась в нем во весь вечер, и огонь, загоревшийся было в глазах при начале разговора, потух опять при входе жены.

Княгиня, все так же улыбаясь белыми зубами из под короткой губки, сложила свои маленькие ручки над возвышением талии1264 с рабочими ридикюлями на руке и села на кресло в кабинете мужа.

Pierre, спустив ноги, посмотрел на князя и его жену и, видимо, желая спросить еще что то, воздержался от вопроса, полагая, что решение князя еще должно оставаться тайной для жены. Князь Андрей понял его и видимо нарочно продолжал тот же разговор.

— Да, — сказал он, — странно будет, что я, я буду драться с Наполеоном.

Княгиня рассеянно смотрела вперед и, казалось, не слушала и не понимала того, что говорилось.

— Неужели вы думаете, что мы победим? — наивно спросил Pierre.

— Гм! — отвечал князь Андрей. — Мой долг сделать всё, что я могу, а там что будет. Но война теперь решительно объявлена и до зимы понюхаем пороху, — прибавил он, оглядываясь на жену и с досадой отворачиваясь от ее равнодушно спокойного и радостного лица. Она, видимо, не понимала того, что говорилось, глаза ее смотрели, как будто вглубь себя, кротко, радостно и серьезно, матерински... Она чуяла движение ребенка1265 и гнев мужа и его жестокие слова, сказанные ей в спальне, все было не то что забыто, но было и все казалось ей так ничтожно в сравнении с тем первым чувством матери, которое она испытывала.

— Что ж вы будете адъютантом Кутузова? — спросил Pierre.

— Да, он предлагал мне прежде. Во фронте я не могу служить, слишком мерзко наше воинство.

— Да собственно он что, Кутузов? — спросил Pierre.1266 Князь Андрей засмеялся.

— Это ты только можешь не знать, — сказал князь Андрей. — Главнокомандующий!

Он оглянулся на жену. Ему неприятно было, что она пришла, неприятно было, что она ничего не говорит.1267 И вы с Кутузовым выступите против Наполеона?! — сказал Pierre. — Я не понимаю!

— Чем замечателен этот Кутузов, где он был?

— Он? Везде от Измаила до Праги. Правая рука Суворова. Он был губернатором здесь, потом уехал в деревню, известная история. Много говорят, но я1268 ты знаешь, не стал бы служить у человека, которого бы можно было упрекнуть. лучшего не желаю главнокомандующего. Служить с ним в военное время можно.

— André! — сказала Лиза, улыбаясь и блестя зубами из под короткой губки. Она всегда улыбалась, такая у нее была привычка, а улыбка эта теперь еще более раздражала мужа, — я нынче говорила о Marie.

Он пожал плечами и не отвечал.1269 Она замолчала и взялась за работу. Рука ее наткнулась на розовую записку

Они помолчали.

— Знаешь что, André — сказала опять жена. — Для твоей сестры Маши есть жених очень хорошей фамилии.

— Оставим ее самою о себе заботиться, — сказал муж. — Ты бы шла спать.1270 Lise, ты не будешь ужинать — Княгиня продолжала сидеть.

— Первое время я соглашаюсь быть его адъютантом, но потом я должно быть возьму отдельный отряд, — продолжал князь Андрей, обращаясь к Pierr’y.

— André, разве ты едешь в армию? — вдруг испуганно спросила княгиня.

— Нет. Русские будут драться, а я буду ездить в Петербурге на обеды к вашим родственникам, — сказал он резким раздраженным голосом.

— M-r Pierre, он точно едет? — спросила княгиня, готовая плакать. Pierre удивленно через очки смотрел на эту сцену, не зная, что отвечать.

— Я три часа при вас об этом говорю, — продолжал князь, все более и более раздражаясь, — да вы видно заняты так мыслями о разговорах князя Иполита Курагина, что вам это не интересно.

— André, за что ты ко мне так переменился? Л Лиза говорит о браке belle soeur [золовки].

— Ежели вы хотите делать сцены, то увольте от этого Pierr’a. Идите спать.

— Ты е-дешь в ар- ар-мию... а я?...

— Когда вам нужно будет знать, вы всё узнаете, идите спать

— Пойду. Прощайте m-r Pierre. Какой вы спорщик, — сказала она, покорно вставая и улыбаясь.

Она поцеловала его в лоб и, шумя платьем, вышла из комнаты. Она сопела и, как ребенок, едва могла держать слезы.

«Что же делать, что я не могу ее любить», сказал он сам себе.

— André, не говори этого, не говори больше, — рыдая проговорила княгиня, — я не буду больше говорить, я уйду, я сделаю всё, что ты хочешь, я не буду говорить, чтобы ты не ездил в армию, — и она встала и собиралась выйти.

Pierre дышал тяжело и готов был плакать. Он не мог переносить вида чужого страданья и встал тоже в нерешительности.

— Прощайте, прощайте, — заговорил он, протягивая руки. — Извините меня пожалуйста. Мне надо поскорее.

— Куда надо? — спросил князь Андрей.

— Я обещал к Анатолю. Прощайте.

— Да ты мне дал честное слово не ездить к нему больше.

— Я не поеду, я домой. Прощайте, — и он торопливо вышел.

Оставшись одни, князь с княгиней замолчали, как будто, как это часто бывает, они только для постороннего говорили то, что они говорили.

— Пора спать, — сказала княгиня. — Я ухожу. Ты не сердись на меня, André. Я никогда не сержусь.

— Я только замечу тебе, — сказал князь Андрей уже мягче, чем при Pierr’e (и он говорил уже ты, а не вы. Хорошо ли, дурно было его положенье,1272 оставшись с глазу на глаз он видно понял, что надо сносить его). — Я замечу тебе только то, что ежели бы я разлюбил тебя, как ты говоришь, такие сцены, как сейчас, не способны заставить меня полюбить тебя. Напротив...

— André, ты верно опять полюбишь меня? Верно всё вернется. Я это чувствую. Рано или поздно, а всё вернется. Я чувствую это, потому что я не переменилась к тебе.1273 Идите раздеваться.

— Идите, идите и выпейте этих капель, что Lorrain вам прописал...

Она вышла.

— André, только когда ты вернешься, не было бы поздно, — сказала она, остановившись у двери.

— Выпейте капель.

Княгиня была в слезах и держала в руке розовую записку Иполита.

— André, c’est un billet doux!1274 [— Андрей, это — любовная записка!] — говорила она сквозь рыданья, подавая ему записку. — Я не знаю за что, чем я виновата. Я ничем не дала повода. Ей богу. Не будем ездить.

Князь взял записку, прочел.

— А я этого ждал, — сказал он, сжег записку, она была без подписи, и опять пошел в кабинет за письменный стол. Он был еще бледнее и написал Иполиту. «Ежели вы когда нибудь посмеете показаться на глаза мне или моей жене, то я вам выдеру при всех уши. Ежели вам не нравится это приказанье, то соглашаюсь один раз еще видеться в тот день и в тот час, который вы назначите». Написав письмо и отослав его с Фадеем, князь1275 вернулся в спальню. Жена его еще не спала и плакала. Он лег подле нее. долго, облокотившись на руки, сидел в кабинете.

Перед ужином лакей пришел доложить Пьеру, который находился в самом веселом и приятном расположении духа, что князь Василий Сергеевич прислал за ним и велено сказать, что графу хуже.

— Partons, partons, mon cher,1276 [Едем, едем, мой милый,] — заговорила Анна Михайловна, по петербургски энергически собираясь. — Faites avancer.1277 [Велите подавать.] Pierre простился с графиней, прося позволения бывать. Графиня сказала, что она очень рада. Граф почему то обнял Пьера и несмотря на то, что во весь день не говорил с ним, просил, чтобы он с ним был, как с родным, и говорил, что он очень полюбил его. Полный1278 в первый раз в жизни веселых, молодых и чистых впечатлений, Пьер сел с Анной Михайловной в карету и приехал к дому графа Б., перед которым было настлано соломы.

Швейцар протянул руку к звонку.

— Не надо, голубчик, — сказала княгиня Анна Михайловна.

— Князь Василий Сергеевич приказали доложить, когда вы изволите приехать, — сказал швейцар.

— Ах нет, не надо, не надо, — сказала княгиня, торопясь и конфузясь. Она остановила руку швейцара.

— Allez vous coucher, mon cher ami. Je vous ferai chercher quand il sera temps,1279 [Ступайте и прилягте, мой милый друг. Я пришлю за вами, когда будет нужно.] — сказала она Пьеру. — Croyez que je ferai tout dans votre intérêt,1280 [Поверьте, что я буду блюсти ваши интересы,] — сказала она расстроенно и печально Пьеру, и на ципочках, чуть не бегом направилась к половине больного. Pierre остановился от удивления на слова Анны Михайловны. Он не понимал ничего, что делалось в этом большом доме. Чутье его говорило ему, что что то тут нехорошо, и он не старался вникать дальше, даже старался не думать. Княгиня сказала ему, что она будет хлопотать в его интересах. Он понял из этого только то, что она была занята в этом доме тем же, чем заняты были три княжны. На этом он успокоился.

С ним случилось в этот вечер то, [что] часто случается, особенно с детьми. Чем печальнее была обстановка его окружающая, тем ему было веселее и всё казалось смешно.1281 Старик слуга, пришедший раздевать его, показался ему забавен. Он В ушах его все звучали скрипки и фаготы, отхватывавшие Данилу Купора, и изредка квартет голосов, из которых выдавался голосок Наташи, в глазах представлялась открылся новый мир, самый русской. то Марья Дмитриевна, подрагивающая плечами, то граф с мягкими движеньями, то Борис с своей красивой улыбочкой, то Наташа с своими кудрями и быстрыми ножками. Старик слуга пришел раздевать Pierr’a.

— Ты был музыкантом, знаешь ты играть Данилу Купора? — сказал он в то время, как старик снимал с него сапоги.

— Уж я забыл, сударь, всё, что знал, — отвечал старик и. ободренный вопросом барина, он сам вступил в разговор.

— Папиньку не изволили видеть? — спросил он. (Слуги в доме и сам Pierre иногда называли графа отцом, иногда графом.) «Опять об этом», подумал Pierre: «Когда это всё кончится? Хоть бы поскорее он умер». — Нет не видал.

— Очень плохи, — сказал слуга. — Духовник приехали из Симонова монастыря.

Пьер лег в постель, слуга пожелал ему покойной ночи и спросил, не нужно ли ему чего нибудь.

— Нет ничего. А что, Василий, Ростовы ездят к графу?

— Кажется езжали прежде, не запомню.

Василий вышел со свечей, и в темной комнате тотчас же заиграли невидимые музыканты Данилу Купора, засеменили ножки в башмачках с бантиками и зазвучал смех и выплывала и опять исчезала головка и глаза Наташи. «Всего не переслушаешь и не пересмотришь», подумал Пьер, улыбаясь, перевернулся на спину и1283 захрапел под одеялом невольно ногами выделывал еще подобие тех па, которые делал граф Ростов в Даниле Купоре. Всё было светло, ясно, весело. Всё улыбалось ему. Он скоро заснул.

«Да, я желаю, чтобы как можно скорее умер мой отец и кончилось всё это», сказал ему кто то во сне. «Я желаю, как можно скорее смерти моего отца», повторил он и ему стало страшно, он проснулся. В комнате стоял Василий, раздетый, со свечей и с спутанными волосами. На простом лице был отпечаток чего то страшного. Василий говорил что то, и еще слышался странный звук, в котором, протирая глаза, не мог дать себе отчета Пьер.1284 На полях рукой С. А Толстой: впустили и выгнали, только видел спор и беготню

Звук этот был не стон, как ему показалось сначала, а женские, приближавшиеся шаги. Значенье их для него было то же, что и стон. Большая, высокая дверь беззвучно отворилась и вошла Анна Михайловна с платком в руке и слезами на глазах.

Pierre был в постели и в рубашке. Анна Михайловна ни минуты не стеснилась этим и шла прямо на него. Он понял, что это значило что то страшное.

— Venez, habillez vous vite,1285 [Идемте, одевайтесь скорее,] — сказала Анна Михайловна, закрывая лицо платком и садясь на стул у двери за ширмами.

Pierre путался, молча надевая навыворот платье. Анна Михайловна говорила из за ширм:

— Ah, Pierre! la bonté divine est inépuisable. C’est un saint, votre père. Venez. Ayez du courage. Soyez homme.1286 [Ах, Пьер, милосердие божие неисчерпаемо. Ваш отец — святой. Идемте. Ободритесь. Будьте мужчиной.]

Pierre оделся. Он не отвечал, не понимал ничего, но, чувствуя себя преступным, готов был итти за ней. Анна Михайловна встала и они пошли вниз, наверх и через анфилады комнат.

Несколько мущин и много дам было в комнате, предшествовавшей спальне. Pierre узнал докторов, одного молодого петербургского, и заметил шапку и костыль священника в углу. Все, и доктора и дамы, смотрели на проходившего Pierr’a больше, чем с любопытством и участием, они смотрели на него, как казалось Pierr’y, со страхом, ужасом. Ему казалось, что все они смотрят на него, как на первое лицо, обязанное совершить какой-то страшный, ожидаемый всеми обряд. Ему оказывали уважение, которое никогда прежде не оказывали. Одна неизвестная1287 из княжен ему пожилая дама вскочила, чтоб отворить перед ним дверь в спальную, другая, молоденькая девушка, подняла платок и подала ему. Он хотел предупредить1288 княжну даму и самому отворить дверь и поднять платок, но ему чувствовалось, что это было бы неприлично, что он должен был давать им услуживать себе. Князь Василий встретил его в двери. Лицо его было серьезно, как будто он делал большие усилия над собой. Князь Василий пожал в первый раз в жизни руку Пьеру и пожал с давлением сверху вниз, как он это всегда делал, и проговорил:— Courage, mon ami.1289 [Не унывать, мой друг]

Что то гадкое, подлое и испуганное показалось Pierr’y в лице князя Василия. Pierre чувствовал, что отвечать не надо и надо предоставиться вполне на волю тех, которые руководили им. В комнате было много людей, много свечей, много блестящего и белого. Pierre искал глазами отца, каким он помнил его еще три месяца тому назад, высоким, мужественным стариком, с седой гривой волос, напоминавших льва, и с тем побеждающим взглядом чудных глаз, против которого не могла устоять ни одна женщина, и с тем изящным и величавым спокойствием чистого лба, которое внушало такое невольное, смешанное с страхом, уважение. Он искал глазами отца и не находил. Был священник монах с серебряным крестом на черной ризе, дьякон в облачении, княжны в слезах и на кресле, обложенном подушками,1290 сидело лежало что то. Анна Михайловна остановила его у двери.

— C’est la cérémonie de la suprême onction qui va finir. Attendez,1291 [Сейчас кончается соборование. Подождите,] — сказала она значительно. Он повиновался.

Что то зашевелилось, Анна Михайловна велела ему итти. Он подошел ближе.1292 и действительно на подушках в кресле был граф Пахло нехорошо и странно. Чем ближе он подходил, тем сильнее становился запах. Слышались звуки усилий, но каких, Pierre не понимал и подходил ближе.1293 Он и не думал, что эти звуки производит его отец Анна Михайловна неслышными шагами обогнала Pierr’a и стала у кресла. Звуки прервались и послышался хриплый, разбитый голос.

— De grâce...1294 [Ради бога...] — сказал голос. Pierre в эту же минуту узнал отца в больном теле, лежавшем на кресле. Он увидал в середине подушек свалившуюся на бок голову1295 глаза своего отца, но ввалившиеся и окруженные чем то, жалкие и умоляющие и робкую, детскую и беспомощную улыбку, просившую, казалось, у всех прощенья. Это был его отец.

Как только Pierre подошел, князь Василий и княгиня Анна Михайловна отошли и что то пошептали. Умирающий с трудом поднял глаза.1296 Глаза были другие. В них Лоб был сморщен страданием. В глазах была одна робость, мольба о чем-то и стыд перед чем-то.1297 И глаза эти ввалились ужасно и блестели.

Pierre нагнул голову к опухлой, огромной руке отца. Очки его упали на подушку, он торопливо их снял и ломая сунул в карман.

Отец поднял с трудом руку, положил ее на волосы сына. — Pierre, pourquoi ne pas être venu chez votre père? — сказал он с1298 трудом страшным усилием. — Il у a si longtemps que je souffre.1299 [Пьер, почему не прийти к отцу? Я так давно страдаю.]

Pierr’y вспомнилось, как он, ложась спать, желал скорой смерти отца. Он чувствовал, что его преступное желание сбывается.

— Je ne sais pas,1300 [Не знаю,] — сказал он и зарыдал. На лице умирающего хотела показаться улыбка, но не могла,1301 настолько не было уж жизни в этом теле он только пошевелил пальцами по волосам Пьера.1302 и что сказать того, что думается и чувствуется, здесь нельзя, и там едва ли можно будет, ежели есть там.

Подошли княгиня Анна Михайловна, старшая княжна и князь Василий. Граф сморщился, махая с отвращеньем на князя Василия. Анна Михайловна1303 с старшей княжной подошла одна и сказала: assez, mon oncle. Ça vous dérange trop.1304 [довольно, дядя. Это вас слишком расстраивает.] Анна Михайловна взяла за руку Pierr’a, отводя его от постели, как будто отец с сыном что то делали и что теперь, по ее соображениям и соображениям докторов, этого дела было уже сделано достаточно.1305 Отец и сын повиновались. Граф хотел сказать что то и указал на бюро головой, но1306 Анна Михайловна старшая княжна нежно погрозила ему.

— Вам нельзя говорить, mon oncle.1307 [дядя.] Все будет сделано, а вы отдохните.

— Le testament,1308 [Завещание,] — проговорил граф.

— Всё, всё, — отвечала княжна. Pierre вышел из спальни.

Pierre вышел в другую комнату и сел на стул, но все бывшие в комнате, так1309 страстно не отводя глаз почтительно смотрели на него, что он вскочил и побежал на крыльцо и на двор. Он слышал, что кто то выбежал за ним и тут смотрели на него.

Он вошел опять в комнату, прошел приемную, сквозь устремленные на него взгляды, и отворил дверь в комнату отца. Было полутемно. Без очков он не мог рассмотреть, в каком положении был его отец; у двери подле бюро стояли князь Василий, Анна Михайловна и старшая княжна. Опять ему показалось лицо князя Василия гадко и зло. Он держал в руках бумагу и скороговоркой шопотом говорил:

— Пока есть время, я вам говорю, надо переписать. Оно незаконно.1310 — Князь, завещание положено им в бюро и

— Мы не должны,1311 его трогать — говорила Анна Михайловна, решительно и отчаянно хватаясь за бумагу и вырывая ее.

— Я бы желала знать, какое вы право имеете вмешиваться в семейные дела? — громко взвизгнула старшая княжна.

— Dieu! Il s'en va,1312 [Боже мой! Он кончается,] — с испугом закричала младшая княжна, сидевшая вдали у кресла больного, подбегая к спорящим1313 Князь Василий и старшая княжна выбежали из комнаты. и выбегая из комнаты.1314 Анна Михайловна увидела П Пьера . — Зовите

— Батюшка, отец Николай, — закричала Анна Михайловна, не выпуская из рук бумаги.1315 но едва Pierre отворил дверь, как Монах уже входил в комнату.

— Вот завещание,1316 покойного — сказала она, подавая бумагу и с ним. вместе подходя к креслу.

— Идите, идите к себе, Pierre, — обратилась она к молодому человеку, который в нерешительности стоял в двери.

У князя Василия дрожала нижняя губа и он плакал, старшая княжна упала без чувств.

Pierre вышел в темную гостиную и, не раздеваясь, он лег на диван и не успел еще заснуть, как заиграли опять скрипки Данилу Купора и начала танцовать Наташа. Он проснулся, как и всегда он просыпался, потягиваясь и улыбаясь. Слуга доложил, что его ищут к панафиде. Он умылся и вышел в залу, где стоял гроб и было много народа. У подъзда стояли цуги. Княгиня Анна Михайловна в середине [дня] зашла к Pierr'y.

— Oui, mon cher, c’est une grande perte pour nous tous, je ne parle pas de vous. Mais dieu vous soutiendra, vous êtes jeune et vous voilà à la tête d’une immense fortune. Je l’espère. Le testament n’a pas encore été ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tournera pas la tête, mais cela vous impose des devoirs, et il faut être homme.1317 [— Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но бог вас поддержит, вы молоды и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного состояния. Завещание еще не вскрыто. Знаю вас достаточно, чтобы быть уверенной, что это не вскружит вам голову, но это накладывает на вас обязанности, будьте мужественны.]

Pierre молчал.

— Peut être plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n’avais pas été là, dieu sait ce qui serait arrivé! Vous savez que si nous n’avions pas trouvé le testament et la supplique à l’empereur elle est expédiée, vous savez bien que le prince Basile aurait hérité de tout. Je ne dis pas qu’il aurait pu soustraire le testament et la supplique, il est trop chevalier pour pouvoir être soupçonné, mais on aurait pu le faire pour obtenir ses bonnes grâces, et vous savez... Mon oncle avant-hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n’a pas eu le temps. J’espère, mon cher ami, que vous remplirez le désir de votre père.1318 [— Позже я может быть вам скажу, мой милый, что, не будь меня там, бог знает что бы произошло. Вы хорошо знаете, что, не найди мы завещания и прошения к государю оно отослано, вы хорошо знаете, что князь Василий получил бы всё. Не могу сказать, что он мог бы похитить завещание и прошение, он слишком благороден, чтобы можно было его подозревать, но могли это сделать, чтобы снискать его расположение, и вы знаете... Третьего дня еще дядя обещал мне не забыть Бориса. Но он не успел. Я надеюсь, мой друг, что вы исполните желание вашего отца.]

Она заплакала и обняла Пьера. Pierre ничего не понимал и молча, недружелюбно смотрел на княгиню Анну Михайловну. Только гораздо позже он узнал, что до смерти отца никаких распоряжений о наследстве не было известно, и князь Василий считал себя наследником, но что в то время, когда граф отходил, князь Василий по указанию княжны в бюро достал бумагу, завещание и письмо к государю, в котором умирающий просил узаконить его сына Петра, и говорил, что в завещаньи не соблюдены формы и надо переписать его. Княгиня Анна Михайловна потребовала у князя Василия бумагу. Князь Василий отказал было, но княгиня Анна Михайловна, как бы ненарочно, повторила свою просьбу при докторе и духовнике, и бумага была положена в бюро, и дверь запечатана. Переговорив с Рierro’м, княгиня Анна Михайловна уехала к Ростовым, проспала до другого утра. Она по всей Москве рассказывала, как удивителен был отец и какой был необыкновенно трогательный его конец и какие необыкновенные слова он сказал сыну, который был необыкновенно трогателен и чувствителен. <Князь же Василий писал своей жене:

Enfin le comte В. n’est plus. Il est mort comme je voudrais mourir. La princesse Annette m’a été d’un grand secour. J’ai mis les scellés sur tout et compte quitter Moscou le 7.1319 [Наконец граф Б. скончался. Он умер, как хотел бы я сам умереть. Княгиня Аннет была мне большой поддержкой. Я всё опечатал и собираюсь выехать из Москвы 7-го.] pour faire ma tournée dans nos biens de Saratoff et passer chez [чтобы объехать наши саратовские именья и заехать к]

Le jeune homme a été très bien. C’est lui qui a été nommé héritier d’après le testament.1320 [Молодой человек держался очень хорошо. Он унаследовал всё состояние по завещанию.] trouvé sous l'огеillеr du défunt quia <Je compte l’emmener avec moi pour le distraire> [найденному под подушкой покойного. Намереваюсь увезти его с собой, чтобы развлечь его] Le petit Pierre est devenu le plus riche homme de la Russie>.1321 [Маленький Пьер стал первым богачем в России.] Pendant та tournée dans vos biens de P. je me propose de passer chez le roi de Prusse avec Anatole qui doit venir m’y rejoindre pour l’affaire que vous savez [При объезде имений намереваюсь заехать к прусскому королю, где со мной должен съехаться Анатоль для того дела, которое вам известно.]

1325 У Ростовых накрывали ужинать для той большой половины гостей, которые остались с обеда Pierre в это время находился еще в самом веселом расположении духа, стоя в кружке молодежи против Наташи и показывая ей, как его учитель танцев показывал ему le grand pas de Zéphyr, и всякой раз, как он делал это па, добродушно стараясь сделать его посмешнее и мешковатее. Наташа1326 и все окружающие покатывались со смеху и смеялась, не спуская с него глаз. Pierre, выказывая свои порченые зубы, смеялся еще радостнее ее.

— Какой вы смешной! Ах, какой! — говорила Наташа, снизу глядя на него так беззастенчиво удивленно и радостно, как1327 за редкость показываемое чудо. смотрят на за деньги показываемых великанов или карликов.1328 Но Pierr’у было весело слушать, как она смеется Pierre сбирался еще раз, еще смешнее козелкнуть, чтоб послушать и посмотреть еще, как она смеется, как1329 в середине прыжка он и Наташа, и Борис, Соня, и Nicolas обратились к лакею Ростовых и Анне Михайловне, которые оба с значительными лицами через залу шли прямо1330 на Рierr’а их молодой кружок. Все оглянулись на Pierr’a и всем стало его жалко. к ним.

— Partons, mon ami,1331 [Поедем, мой друг,] — сказала Анна Михайловна, вздыхая и закрывая глаза должно быть для того, чтобы не видеть всё еще неприлично веселящееся лицо Пьера, — on me fait quérir (она любила вставить неупотребительное словцо) — le comte va très mal!1332 [за мной прислали — графу очень плохо] Лакей подал Pierr’y записочку от княжон — «Grand papa a demandé après vous! vous auriez pu ne pas vous absenter»,1333 [Дедушка вас звал! вы могли бы на отлучаться,] писала старшая княжна.1334 Когда Pierre получил известие, что граф Безухов звал его к себе как только Pierre был вызван в переднюю. Зач.: всем стало скучно, как он стал прощаться.

Наташа до передней провожала Пьера, не спуская с него любопытных и ласковых глаз,1335 как с великана или карлика, которого показывают за деньги как будто она еще1336 ждала от него какую нибудь штучку чего то ждала от него. Она не видывала еще таких людей, как этот толстый, простодушный и веселый Пьер.1337 казался ей каким то забавным чудом

Pierre, с детским, глупым весельем в глазах, молча раскланялся с графиней, всё чувствуя1338 на себе, едва удерживаясь от желания выкинуть какую нибудь смешную штучку, чтобы посмешить маленькую черненькую, которой глаза маленькой черненькой, полные ожидания смешного, устремленными на себя. Граф Ростов, прощаясь с Pierr’ом, пригнул его к себе и поцеловал в голову.

— Покорно благодарю, — сказал Pierre. Наташа засмеялась. Граф тоже засмеялся.

— Славный малый! я его полюбил, — сказал он прямо в лицо Пьеру.

В карете Анна Михайловна вздыхала1339 плакала и французскими речами старалась приготовливать Пьера. Ему же хотелось смеяться, вспоминая смех Наташи, и он молчал.1340 Потом ему захотелось спать и так как переезд был порядочный, то Анна Михайловна должна была разбудить его, когда

В это время карета графа Безухова с Риеrr'ом и Анной Михайловной подъезжала к дому графа Безухова.

[Далее со слов: Когда колеса кареты... кончая: это было необходимо нужно. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XXII.]

На половине лестницы чуть не сбили их с ног мужик, кучер и лакей, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу с ведрами в руках. Мужик и лакей прижались к стене, чтоб их пропустить, и не показали никакого удивленья при виде их.

— Здесь на половину княжон? — сказала Анна Михайловна мужику.

— Здесь, — отвечал лакей, — дверь налево, — и они побежали вниз. Анна Михайловна шла всё вверх и наконец отворила дверь налево. Она ошиблась этажем и дверь, которую она отворила, вела в комнату живописца1341 князя графа.

— Кого надо? — спросил сердито хриплым голосом толстый мущина без сертука, в вязаных помочах.

— Ах! nous nous sommes trompés, Pierre,1342 [Мы ошиблись, Пьер,] — сказала она поскорее по французски, чтобы показать мущине в помочах, кто она была. — Скажите, любезнейший, где ход к графу?

— С парадного подъезда.

— Нет я знаю, почтеннейший, — говорила кротко Анна Михайловна, не смущаясь растерзанным видом мущины (Pierre понял, что и это так надо было). — К княжнам где ход?

— Так бы и сказали, ниже, налево первая дверь.

— Ах, мы прошли. Благодарствуйте, мой милый, — и княгиня обратилась к Pierr’y с взглядом, говорившим «il faut toujours être poli»1343 [надо всегда быть вежливым] и пошла вниз.1344 Pierr’y становилось неловко и страшно за свидание, которое пр предстояло

[Далее со слов: Может быть граф не звал меня, кончая: дверь налево вела в жилые комнаты княжон. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XIX.]

Горничная с графином второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила дверь, и Pierre с Анной Михайловной, проходя мимо ее, невольно увидали1345 устланную ковриками и уставленную разнообразною мебелью шкапчиков, шифоньерок, кресел, столиков, с клетками канареек и цветочками, уютную старо-девическую внутренность комнаты с зажженной лампадой перед большой киотой, комнату старшей княжны и в комнате старшую княжну и князя Василья.1346 На вольтеровском кресле подле софы, при свете одной восковой свечи с абажуром на маленьком столике, почти против самой двери, сидели князь Василий и старшая княжна.

— Ах боже мой! — вскричала Анна Михайловна.

Казалось, ничего не было странного и предосудительного в том, что князь Василий сидел у княжны, и что Анна Михайловна в это время с Pierr'ом проходили мимо комнаты, но князь Василий и старшая княжна испугались и рассердились, что их увидали, а Анна Михайловна и Pierre испугались, что увидали их, как будто застали двух преступников на деле преступления. Pierre чувствовал это, но не мог понять, отчего это происходило. Ему показалось только, что лицо, всегда столь английски чистое, приличное, старшей княжны, в ту минуту, как он увидал ее, выражало несдержанную и неприличную злость и досаду. В лице князя Василия, бледном и встревоженном, больше чем когда нибудь обозначались1347 чувственные и подлые нехорошие морщины.Увидав проходящих,1348 они видимо испуганно прекратили разговор. Княжна взвизгнула от нескрываемой злобы, исказившей ее лицо. князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад. Княжна взвизгнула, лицо ее вдруг обезобразилось и, вскочив, она неграциозным, отчаянным жестом, изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.1349 Что то неожиданно растерзанное было в эту минуту во всем показалось Pierr’y в ее выраженьи. Эпизод этот видимо сильно подействовал на Анну Михайловну. Анна Михайловна всхлипнула от волненья и, как человек, сбирающийся с последними силами перед борьбою, дотронулась с своим обычным жестом до руки Pierr’a и проговорила Жест этот был так непохож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Pierre вопросительно посмотрел на свою руководительницу. Анна Михайловна слегка улыбнулась и вздохнула, но не выразила удивления.

— Soyez homme, courage, mon ami. C'est moi qui veillerai à vos intérêts,1350 [Будьте мужественны, ободритесь, мой друг. Я буду заботиться о ваших интересах] — сказала она только и пошла еще скорее по коридору.1351 Pierre продолжал чувствовать, что это все так должно быть, но еще меньше, чем прежде, понимал, что все это значило. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, предшествующую кабинету графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Pierre. Но и в этой комнате по беспорядочности расставленной мебели, по пролитой воде и внесенной ванне виден был особенный и значительный характер нынешней ночи. Впереди их на цыпочках и не обращая на них внимания, прошли официант и дьячек с кадилом. Они вошли в знакомый Пьеру кабинет с итальянским окном, бюстом и портретом Екатерины. В кабинете было много народу.1352 Но не успел еще Pierre оглядеть всех, как из противоположной двери, которая вела в спальню графа и на которую все бывшие Все бывшие в комнате посмотрели на дверь, в то время как она слабо визгнула на своих петлях.1353 из этой двери, закрывая лицо платком, вышла и тотчас же побежала к креслу меньшая княжна с родинкой и упала на него и почти упала подле старшей сестры, сидевшей тут. Она плакала и слабо кричала, платком душа свои крики, как жалкий, наказанный ребенок. — Нет, Катиш Nadine, нет, ни за что. Я не могу больше, я не могу, он так страшен, иди ты. — Она беспомощно опустила руки. Анна Михайловна мелкой иноходью, захлебываясь от волнения, подбежала к сестрам с вопросом, не забывая Pierr’a и ведя его за собой. Анна Михайловна шла смело с Pierr’ом, видимо чувствуя Анна Михайловна, ни минуты не медля и не теряя решительности, вошла в комнату с Риеrr'ом. Напротив видно было, что, ведя за собой того, кого требовал умирающий граф, она была обеспечена. Она мелкой иноходью подбежала к одному священнику, приняла его благословенье, к другому, потом к доктору. Доктор сделал ей жест.1354 — Eh bien? [Ну как?] — спросила она. — Князь — отвечала средняя княжна, (под именем «князя» она разумела тогда бывшего московского главнокомандующего) — был здесь сам и простился, вот его адъютант, которому велено ждать здесь. Должно быть нынче ночью... Вторая княжна показала на священника и вздохнула.

— Подождите меня тут, — сказала Анна Михайловна Pierr'y, и1355 с другой, средней сестрой, которая пошла на смену меньшой Анна Михайловна смело подошла к большой, издающей чуть слышный звук двери, на которую все смотрели, и скрылась в ней. Pierre огляделся, узнал адъютанта главнокомандующего,1356 дремавшего шопотом говорившего у окна,1357 на стуле, вертлявого секретаря князя Василья, ходившего взад и вперед с опущенной головой от угла к двери, узнал двух докторов, разговаривающих недалеко от него, двух священников, сидевших, и дьякона и причетников, стоявших в углу и изредка басами перешептывавшихся между собою, и еще двух, трех лиц неизвестных ему. Беспрестанно то в ту, то в другую дверь на цыпочках входили и выходили люди и всякий раз, как отворялась дверь, все бывшие в комнате, прерывая свой шопот, совершенно замолкали и полными ожидания и вопросов взглядами осматривали входивших. Когда вошел Pierre, он заметил, что все взгляды устремились на него больше, чем с любопытством и с участием. Перешептывались, указывая на него глазами, как будто с страхом и подобострастием. Ему казалось, что все смотрят на него, как на лицо, обязанное совершить какой то страшный, ожидаемый всеми обряд. Ему оказывали уважение, которое прежде никогда не оказывали. Неизвестная ему дама встала с своего места и предложила ему сесть. Священник подал ему перчатку, которую он уронил. Доктора замолкли и посторонились, чтобы дать ему место. Pierre хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять неизвестную даму, и сам поднять перчатку, и обойти докторов, которые и не стояли на его дороге, но он почувствовал, что это было бы неприлично, что он должен был давать им услуживать себе. Он сел на место дамы, принял перчатку из рук священника и решил сам с собою, что все это так должно было быть и что он потеряется, ежели захочет поступать по своим соображениям, а что ему надо предоставиться вполне на волю тех, которые руководили его.

<Князь Василий, со дня своего приезда в Москву, старался случайными вопросами в общих разговорах наводить старшую княжну, неотлучно бывшую при графе Безухом во время всей его болезни, на вопрос о том, сделано было или нет, и где оно хранилось, завещание в пользу Pierr’a, о котором он слышал. Но княжна1358 видимо понимала, чего ему хотелось, и делала la sourde oreille [прикидывалась глухой], как она сама с удовольствием объясняла себе свое поведение. отвечала ему только о боге и будущей жизни. С каждым днем князь Василий становился беспокойнее, раздражительнее и натуральнее. Весь французский придворный лоск соскочил с него и он являлся сердитым и брюзгливым русским, московским барином. Вопрос о завещании был для него очень важен. Дела его были крайне расстроены. В случае, ежели не было завещания, то жена его была одною из трех отдаленных родственников, имеющих право на наследство, и на его долю доставалось более десяти тысяч душ и более миллиона денег. В случае же, если завещание было сделано и Pierre усыновлен, он не получал ничего. Нынешний вечер, в то время, как так беззаботно веселились у Ростовых, доктора объявили положение больного совершенно безнадежным, граф не мог уже говорить и приезжавший вечером главнокомандующий, чтобы проститься с умирающим, полчаса один на один оставался с ним. Беспокойство князя Василия дошло до крайних пределов. Заметив, что старшая княжна ушла к себе отдохнуть после многих бессонных ночей, он непривычно поспешными шагами, с беспрестанным нервическим и беспокойным подергиванием щек, пошел за нею и, несмотря на то, что княжна, скинув мантилью, была не в совсем приличном положении, он взял ее за руку, пригнув ее.

— Je crois que c'est fini, —1359 [Думаю, что это конец] сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по привычке сильно книзу.1360 сел на вольтеровское кресло и посадил ее возле себя на софе. Княжна бесстрастно, непроницаемо смотрела своими выпуклыми большими глазами прямо на князя. Она покачала головой и вздохнула. Жест ее можно было объяснить, как выражение печали и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василии объяснил этот вздох, как выражение усталости.

— Eh moi <ma chère, — сказал он, — je suis éreinté comme un cheval de poste et malgré tout il faut que je vous parle <à coeur ouvert> d'affaires et d'affaires très sérieuses.1361 [Э, милая моя, я заморен, как почтовая лошадь, и, несмотря на это, мне нужно откровенно говорить с вами о делах и делах весьма серьезных].

1362 Это были единственные слова, сказанные им по французски, и последний прием, напоминающий петербургского, придворного князя Василия. Они помолчали.1363 и сидели неподвижно Щеки князя Василия нервически подергивались то на одну, то на другую сторону, резче обозначая неприятные1364 чувственные и неприятные морщины около рта. Он говорил1365 по русски медленно и глаза его смотрели то нагло, то испуганно. Княжна1366 испуганно накинула мантилью и, спросив стакан воды, приготовилась слушать. На полях: Женщина не поним понимает . переложила одну руку на другую с тем видом, который говорил, что «ежели вы не начнете, я ничего не скажу».

— Вот видите ли, моя милая княжна Катерина Семеновна, — сказал он, — в такие минуты, как теперь, обо всем надо подумать. Надо подумать о вас; я вас всех люблю, как своих детей, вы это знаете. — Он говорил это монотонно, видимо и не желая, чтоб ему верили, но по привычке и не мог говорить иначе. Княжна1367 прямо и тупо тускло смотрела прямо на него и нельзя было догадаться: понимает ли она или нет то, что ей говорили.

— Надобно подумать и об моем семействе.1368 Вы Ты знаешь, Катишь, — продолжал он, — что вы три и мое семейство, да еще Мамонтовы, одни прямые наследники графа. Я знаю, я знаю, как1369 вам тебе неприятно думать об этом, поверь, мне еще неприятнее, но, мой друг, надо быть ко всему готовым.1370 мы одни наследники

Я слышал,1371 и вы сами говаривали что прошлую зиму несчастный1372 страдалец дядя почему то был расстроен и написал странное завещание, по которому он1373 лишал всех нас и все всё именье, помимо прямых наследников, отдавал этому1374 несчастному молодому человеку пухлому sans culott'y1375 [голоштаннику] (князь Василий так называл иногда Pierr’a).1376 — Не может быть, — вскрикнула княжна. — Что нибудь, но не всё же. — Я слышал, что всё, и это похоже на него, — отвечал князь. Княжна всплеснула руками. Княжна недоверчиво и презрительно улыбнулась.

— Это было бы очень хорошо, — сказала она, иронически и спокойно. — Но этого нельзя сделать.

— Этого нельзя сделать так, но я знаю, что граф писал письмо государю и просил усыновить Пьера. Понимаешь? — Княжна ничего не отвечала, но губы ее сжались и брови нахмурились.

— Я тебе скажу больше.1377 Потом он мне сам говорил, что его последние распоряжения не изменятся, — продолжал князь, — стало быть он уничтожил, или хотел уничтожить это завещание. Сделано это или нет? Письмо написано, и государь о нем знает, — продолжал князь, — но существует ли завещание,1378 и где оно? или нет? Это ты должна знать и должна мне сказать, не для себя, я знаю, как ты далека от всего этого, но для твоих сестер, для моих детей, которые вместе с вами1379 этой минутной фантазией, давно забытой им самим, по ошибке, по недоразумению будут лишены всего.1380 Напрасно князь Василий так опасался отвращения старшей княжны к занятию корыстными целями. Как только он сказал ей, что они могут быть лишены всего этого забытым завещанием, всегда строгое, методическое лицо ее вдруг изменилось и сделалось тем торопливо раздраженным, неблагородным лицом, сначала выразило удивление, потом приняло озлобленно раздраженное выражение, которое, проходя мимо двери, видели Pierre с Анной Михайловной.

— Как всего? — вскрикнула княжна, всё не спуская глаз с князя Василия. — Нас выгонят из этого дома?

— Да, разумеется, — отвечал князь Василий, стараясь проникнуть смысл выражения лица княжны; «не хочет или не может она понять меня?», спрашивал он сам себя.

— Этого только недоставало! — проговорила княжна, смеясь внутренним, злым смехом и не изменяя выражения глаз, — я женщина, но насколько я знаю, что незаконный сын не может быть наследником, mon cousin, — сказала она, заканчивая слова таким ядовитым жестом, каким заканчивают свои речи женщины, предполагающие, что они сказали пику.

— Как ты не понимаешь! Граф пишет письмо государю и просит его усыновить Пьера и ему передает именье, — сказал князь Василий нетерпеливо, — и ежели это завещание и письмо не уничтожено, а будет найдено в бумагах графа, то мы с тобой, моя милая, ничего не будем иметь, кроме утешенья, что мы исполнили наш долг перед умирающим et tout ce qui s'ensuit.1381 и всего, что отсюда вытекает

— Вы меня считаете за совершенную дуру, mon cousin?1382 Князь Василий никак не ожидал, входя в комнату для родственного, дружеского разговора, что ему надо будет выдерживать пики.

«Или она то, что она говорит, т. е. — дура, или есть другое завещанье исключительно в их пользу», подумал князь Василий.

— Милая моя, — сказал он, ударяя себя в грудь, — я пришел сюда не для того, чтобы пикироваться с тобой, но для того, чтобы, как с хорошей родной, с истинной родной,1383 посоветоваться об общем деле поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю, что письмо к государю есть и что, ежели завещание написано и не уничтожено, то1384 мы с тобой ты, моя голубушка, не получишь ничего и все пойдет Пьеру.

— Это было бы хорошо! Это было бы прекрасно, я ничего и не хочу, — крикнула княжна.1385 — Ах, mon cousin, — сказала она, подвигаясь ближе к нему, — всё это так ужасно, такие интриги со всех сторон окружают нас, такая зависть. Пускай бы кто нибудь из них перенес то, что мы все трое перенесли. — Как не презирать людей после этого. Какая подлость, какая низость! — почти прокричала она. — Прекрасно! Очень хорошо. Я всем пожертвовала для него и в награду за всё <нас лишат> законного, меня прогнать и сестер! Мне и не нужно ничего, но я знаю, чьи это интриги.1386 я знаю — шипела она с угрожающим жестом <Это всё интриги дяди... Но главное... — Но, главное, ты не отвечаешь, кузина, есть или нет это завещание? — нетерпеливо спрашивал князь Василий, не переставая шевелить щеками. Но княжна, видимо, не могла отвечать на вопрос прежде, чем не изольет всех чувств, накипевших в ней. — Вы первый, как истинный родной обращаетесь ко мне, — сказала она, утишаясь, — это — первые минуты отрады за все это тяжелое время.> Но это не может быть. Я спрашивала...

«Да она дура и злая еще дура», подумал князь Василий.

— Послушай, Катишь, — сказал князь Василий, — я знаю, что тебе ничего не нужно и все, но дело в том, что твои сестры, может быть, не того мнения. Я тебе говорю, что письмо к государю есть и что дядя сейчас спрашивал про Pierr'a и1387 он послал за ним надо послать за ним. Дело в том — продолжал он, перепрыгивая щеками, — знаешь ли ты верно, что в мозаиковом портфеле, который у него под подушкой, ничего нет, кроме писем? Ежели так, то хорошо, а ежели завещание там, то надо его вынуть и показать графу пока есть время. Может он сам пожелает его уничтожить.

Княжна не могла еще отвечать. Она была взволнована так, как нельзя было ожидать, судя по ее лицу.

— Подлость, низости, обман, — говорила она, — и от кого? Кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, интриг, зависти, подозрений — я ничего не видала в этом доме, за всю мою любовь и самоотвержение и теперь1388 еще быть лишенной всего в пользу бог знает кого, гадкого и грязного молодого человека, которого дядя никогда не любил. Правда, была одна минута, когда дядя стал делать планы за этого молодого человека, и тут были неприятности, ему наговорили бог знает для какого нибудь... Она замолчала от негодованья.

— Но было ли завещание? Знаете ли вы про него?

— Ах, не говорите! — Княжна остановилась, прислушиваясь.

— Но какие гадости тут были, надо знать, — продолжала она,— ему наговорили бог знает что об нас, об Sophie,1389 и он точно призывал архимандрита он призывал духовника и написал эту гадкую бумагу,1390 но забыл ли он или уничтожил ее, этого я не знаю. Ежелиб он любил этого несчастного молодого человека, — живо подхватила княжна, — желал бы обеспечить чем нибудь его в будущем, но отдать все... — Это было затмение больного, — сказал князь. но он сам потом говорил, что уничтожил ее.

— Но так ли это? — спросил князь. — Этого никто не знает, и ежели бумага эта забыта, то вы лишитесь всего. — Княжна слушала молча, устремив злые глаза на князя.

— Еще есть время.1391 Ежели бумага эта у него, то можно показать ее, спросить Ты пойми, Катишь, что одно мое желание... иначе бы я не уважал себя, и не говорил бы этого вам, зная тебя, милая Катишь, и твое сердце.

— Что мое сердце, — нетерпеливо сказала Катишь. — Аннушка, дай мне воды.

— Одно мое желание, — продолжал князь, — исполнить последнюю волю1392 моего благодетеля его, облегчить его последние минуты, не дать ему умереть с мыслью, что он сделал несправедливости и сделал несчастными тех людей...

— Тех людей, которые всем пожертвовали для него, чего он никогда не умел ценить, — подхватила княжна.1393 Ах это ужасно! В эту минуту она увидала в двери проходивших Ріеrr’а и Анну Михайловну и сердито захлопнула дверь. Дверь отворилась и вошла девушка. Кто то перед дверью прошел по корридору — мущина и женщина. Это были Pierre с Анной Михайловной. Княжна вскочила и захлопнула дверь.

— Вот он. И знаете ли вы, mon cousin, кто всему виной, — прокричала она с нескрываемой злобой. — Это та ваша Анна Михайловна, которая нынче такой кошечкой прикидывалась и обещалась приехать. Эта гадкая шлюха, мерзавка, воровка.1394 Господи, прости мне мой грех Ах, я так ненавижу эту подлую тварь, что своими руками вытолкала бы ее отсюда. Чего ей нужно?... Это она насплетничала тогда графу на Sophie, когда он написал эту несправедливую, гадкую бумагу.

— Как же вы прежде не сказали мне? — с упреком сказал князь.1395 Я не знала, что она есть может иметь такое значенье.

— Всё равно. Я не позволю играть с собой.

— Ecoutez, Catiche,1396 [Послушай, Катишь,] — сказал князь Василий, слегка улыбаясь.1397 видимо довольный настроением духа своей собеседницы, и на мгновение превращаясь опять в придворного князя Василия. — Au nom du ciel n'oubliez pas dans votre juste courroux, n'oubliez pas le decorum que nous devons conserver vis-à-vis de cet individu. Le comte a demandé à le voir, dans un moment de délire peut être; il a fait un testament en sa faveur, nous devons être affables envers lui, n'oubliez pas l'envie à mille yeux qui nous regarde toujours. Nous devons agir...1398 [Ради неба не забывайте в вашем справедливом гневе, не забывайте внешнее обхождение, которое мы должны сохранить с этой особой. Граф пожелал его видеть, может быть в бреду. Он сделал завещание в его пользу, мы должны с ним быть ласковы. Помните, что тысячеглазая зависть следит за нами всегда. Мы должны действовать...]

— Так я говорил, — продолжал уже непридворный князь Василий, с перепрыгивающими щеками, — время терять нельзя, может сутки, а может только час остается нам, можно и должно найти это завещание, ежели оно есть, ежели оно не отдано князю Салтыкову, чего я тоже боюсь, нужно отыскать эту бумагу и спросить графа, не желает ли он ее уничтожить, не желает ли он перед смертью ее уничтожить, — повторил князь Василий, хватая руку княжны и крепко, до боли притягивая ее книзу, и значительно глядя ей в глаза. Княжна что то хотела ответить, но он перебил ее.

— Это ничего не значит, — сказал он, — ежели он не может говорить, он знаками может показать, что желает уничтожить это завещание.1399 К Княжна говорит о мозаиковом портфеле Зачеркнуто: и наша обязанность исполнить его желание. — Видит бог, одна моя цель успокоить его последние минуты и свято исполнять все его желания, — отвечала княжна,

Княжна подумала. — Я знаю теперь. Теперь я всё поняла.1400 — Один только и есть мозаиковый портфель, с золотым ключиком, — продолжала княжна, — он всегда держал его при себе. Он последний день был у него под подушкой. Больше нигде не может быть это завещание. Но неужели конец его уже так близок? — прибавила она, собравшись с духом и с выступившими на глаза слезами, — о, это ужасно, князь. Это ужасно, ужасно. — Она заплакала. — Вы меня поняли, кузина, и Ну как не презирать людей после этого, mon cousin. Как не сказать, что только там за гранью[?] будет добродетель и справедливость.

— Я бы только желал, чтобы ты ценила меня так же, как я ценю твою дружбу и твое доброе, прекрасное сердце, — сказал князь. Через несколько минут он, а за ним и княжна, вошли в комнату, где Pierre, ожидая зова, прислушивался к тихим разговорам, происходившим вокруг его, и всё смотрел на страшную дверь, изредка отворявшуюся.

< В то время, как такие разговоры происходили в приемной у княжны, [в] комнате г графа Ба Безухова Pierre с Анной Михайловной Pierre сидел в скромной позе, которую он считал приличною важности обстоятельств, и большое, толстое тело его было похоже наивностью своей на позы египетских статуй, с симметрично вытянутыми на коленках руками. Невольно однако он прислушивался к шепотливому говору кругом него.1402 Неизвестная ему дама приблизилась к <расчесанному и напомаженному> старичку священнику, который сидел в углу, и вступила с ним в разговор.

— Как вы скажете, батюшка, — шептала неизвестная дама священнику, — ежели была глухая исповедь, то больного всетаки можно особоровать? Великое дело это таинство, батюшка, неправда ли?

— Конечно, — ударяя на «о», сказал старичек монах. Молодой расчесанный священник словоохотливо придвинулся к даме.

— Соборование, матушка, может принять всякий, кто чувствует себя достойным. Конечно, необходимо принять наперед причастие.

— А, говорят, великое облегчение чувствуют больные, — продолжала дама, с любопытством глядя на обоих священников, как будто не имея определенного мнения об этом предмете и желая только слышать мнение людей, на опыте узнавших это дело.>

— Конечно, — говорил старичек.1403 отворачиваясь и с недовольным видом, как будто не желая открывать всего, что он знал и досадуя на то, что его так долго держат здесь без дела Старичек имел вид человека обиженного и недовольного. Он сухой, с короткими пальцами, чистой, старческой рукой проводил по своей лысине, через которую пролегали только две или три пряди полу-седых волос.

— Всякий человек, — отвечал словоохотливый напомаженный священник, легкой улыбкой из под усов показывая, что он не нечувствителен к удовольствию поговорить с умной дамой. — Всякий человек чувствует, ежели с верой приступает, великую легкость после того, потому как царь Давид... Он не успел договорить речи, как дверь к больному слабо скрыпнула, вышла Анна Михайловна бледная, но еще более решительная, чем всегда, и, приняв благословение сначала одного, потом другого священника, попросила старшего пройти к графу.

— Ah, Pierre, la bonté divine est inépuisable,1404 Ах, Пьер, милосердие божие неисчерпаемо — сказала она молодому человеку, который, при входе ее, встал от своей египетской позы и почел нужным подойти к ней. Pierre слышал, как толстые сапоги старика священника, торопливо собравшегося следовать за Анной Михайловной, проскрипели до двери кабинета и замерли на ковре той комнаты. Pierre очутился ближе к докторам и сел около них. Красивый молодой доктор француз, почти сидя на мраморном столе в грациозной и молодой позе, говорил с седым, видимо заслуженным, старичком-немцем с большим орденом на шее. Третий, крошечного роста доктор сидел под большим, во весь рост портретом Екатерины, висевшим в комнате, прислушивался, что говорил молодой доктор, с тем затаенным вниманием, с которым прислушиваются к речам знаменитости.

Молодой француз доктор говорил с теми приемами, с которыми говорят на скучном вечере, стараясь занять и себя и других.1405 Он говорил про кого то, кого он знал еще в Париже. — Больной просит пить! — сказала подходя средняя княжна.

В середине этого разговора адъютант подошел к нему и, видимо радуясь случаю говорить с столь знаменитой особой, попросил извинения за то, что прерывает доктора, и спросил, что он думает о больном. Lorrain посмотрел на адъютанта, помолчал.

— Отчего же и не сказать? Положение больного опасно, между нами сказать, безнадежно, — отвечал Lorrain небрежно, но учтиво, в то время, как он говорил, оправляя жабо и продолжением этого же жеста потирая себе подбородок; по тону, с которым он говорил, видно было, что Lorrain недавно еще очень говорил с весьма важными особами. — Ежели бы я был призван раньше, я не говорю, — говорил Lorrain с тем небрежным видом, с которым говорят с простыми смертными люди, недавно говорившие с коронованными особами. — Умеренные частые кровопускания, ванны, — продолжал он. — Я делал чудеса прогрессивно рассчитанными кровопусканиями и ваннами, но теперь, когда кровь уже успела обратиться в твердую массу в мозговой субстанции, теперь кровь не в состоянии ассимилировать себе опять эти части, теперь дело кончено, — сказал он, улыбаясь ясности своего объяснения. — Теперь дело кончено.

— То есть, ежели болезнь примет тот исход, — сказал было немец. Lorrain строго посмотрел на него, как будто напоминая ему его молодость, и помахал отрицательно пальцем перед своим носом. — В том состоянии, в котором теперь находится больной, вопрос в том только, чтобы уменьшить давление на мозг этих кровяных частей.

— Дать им путь, — хотел подсказать немец доктор, но Lorrain не одобрил и это объяснение.

— Пути исходного мы не можем дать им, мы можем только облегчить их давление на мозговую субстанцию, но устранить его невозможно.

— Как долго может он жить? — смелее спросил адъютант.

Lorrain посмотрел на него:1406 до вечера завтра еще — ему жить шестнадцать часов, — с приятной улыбкой заключил он.

В это время княжна средняя вышла от графа и подошла к Lorrain.

— Он просит пить. Что можно дать ему оржад или варенья с водой?

Lorrain задумался.

— Когда он принял лекарства? — Он посмотрел на брегет и еще задумался. — Возьмите стакан воды, три ложки чайные сахару и... — Он не мог говорить скоро, потому что всё еще соображал, — и щепотку, une pincée, — он указал, как взять щепотку, своими красивыми белыми и тонкими пальцами, — une pincée de cremortartari, и теплое дайте пить, но понемногу.

— Хорошо, — кивая, говорила она. — Ванна, кажется, сделала пользу, — прибавила она, чтоб сказать ему приятное.

— Я сейчас после церемонии сам приду, — сказал Lorrain, кланяясь и слегка улыбкой давая чувствовать, что он помнит, что говорит с женщиной, и следуя за ней несколько шагов.

— Не слыхано, — тихим, но азартным шопотом проговорил немец-доктор, обращаясь к другому, маленькому, как только Lorrain отошел от них. — Не слыханно: два кровопусканья и ванны, когда страданье местное и одни пиявки.

— Пиявки, пиявки и пиявки! — проговорил маленькой.

— Настоящая французская знаменитость! Он уморил его. Такая геркулесовская комплекция.

— Пиявки, пиявки и пиявки, — желчно изгибаясь, опять сказал маленькой, сам собой напоминая пиявок, про которых он говорил.

[Далее со слов: Не прошло двух минут, кончая: когда граф отпускал его в Петербург. — близко к печатному тексту. Т. I, ч. I, гл. XIX — XX.]

Голова эта беспомощно покачивалась от движений шагов несущих; увидав ближе эту голову, Pierre еще более убедился, что она почти не переменилась. Тот же правильный горбатый нос, та же ширина кости лба и скул, та же величественность и приятность рта и даже тот же взгляд, твердый и гордый до бесстрастности. Как прежде Pierre помнил этот взгляд, всегда говоривший, что всё, всё ничтожно в сравнении с чем то другим, так и теперь этот взгляд говорил то же.

[Далее со слов: Прошло несколько минут, кончая: все бывшие в эту ночь в доме графа Безухова. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I гл. XX — XXI.]

Pierre был введен в эту комнату, чтобы тоже поддержать свои силы <и на него произвел странное впечатление вид этой парадной, круглой гостиной, с мраморными столиками, которую он помнил блестящую огнями сотен свечей и бальных туалетов во время балов у графа, а теперь едва освещенной одною восковою свечкой, с беспорядочно расставленными блюдами, приборами и стульями. Он не стал есть и прошел через комнату к выходной двери в залу из странного любопытства, всё там ли же и такая ли эта зала? В зале было темно, но он услыхал голос старшей княжны и Анны Михайловны.

[Далее со слов: Pierre хорошо помнил эту парадную... кончая:... обе они в одно время говорили взволнованным шопотом. — близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XXI.]

— <Я вам говорю, милая княгиня, — шептала княжна, — что его последняя воля написана и у него в бюро, а что это забытая духовная бумага, которую он хотел уничтожить. Я и не знаю, что в ней, но...

— Как вы хотите, милая княжна, теперь тревожить умирающего, можно сказать, и кто знает, с какой целью он оставил ее при себе? Я знаю всю вашу любовь и преданность.

— Мое мнение — пойти и спросить, пока есть время, — сказал князь Василий, беря что то из рук княжны. Но Анна Михайловна схватилась за вещь обеими руками.

— Ах, князь, вы хотите убить его. Спросите Lorrain. — Князь казался удивленным.

— Но позвольте вам заметить, Анна Михайловна, — говорила княжна, — что князь верно знает, что должно и не должно.

— Pierre, подите сюда, — сказала Анна Михайловна, не отпуская рук от мозаикового портфеля. — Как вы думаете, mon cher? — Князь Василии не пускал руку.

— Княгиня Анна Михайловна, я вас прошу не вмешиваться не в свои дела, — сказал он, злобно подпрыгивая щеками. — Пустите. Я, я вам говорю, я пойду и спрошу его. — Pierre подошел вплоть и ужаснулся, увидав лицо князя Василия. Первая мысль его была, что он сделал что нибудь не так и что он виноват в этом расстройстве. Он молча смотрел на борьбу за портфель и не узнавал ни князя Василья, ни Анны Михайловны, которая, как наседка, окрысившись, тянула портфель.

— Помните, что вы будете отвечать за все последствия, — сказал князь Василий, пуская портфель.

Когда Pierre: подойдя к аббату и молодому человеку, служившему в гражданской службе и носившему в гостиной Анны Павловны прозвание un homme de beaucoup de mérite, этот homme de beaucoup de mérite1407 [человек больших достоинств] говорил аббату, как иностранцу, поучая его, что Россия находится в самом исключительном состоянии, противуположном всем европейским государствам. Здесь государь либерал, желающий дать права и не находящий ни достаточного развития, ни сочувствия. Он рассказал про монеты, которые государь хотел отчеканить не с своим изображением, а с изображением России. Аббат учтиво улыбался.

— Да, это очень интересно, — говорил он.

— Но можно думать, — вдруг сказал Pierre, — что конституция, данная по одной воле государя, может быть по воле же его отнята.

Un homme de beaucoup de mérite с удивлением посмотрел на этого бестактного молодого человека, так говорившего при иностранце, и, грустно отвернувшись, замолчал. Чистенький, свежий старичок аббат, с крепким, горбоносым лицом, напротив, казалось, был заинтересован вмешательством этого молодого человека. Он посмотрел на Pierr'a умными и проницательно спокойными глазами, и, поворачивая между пальцами табакерку с изображением какой то коронованной особы, [посмотрел] опять на homme de beaucoup de mérite, ожидая его ответа.

— Разве учреждение министерств, свободных хлебопашцев, уничтожение тайного совета отменены? Напротив, мы с каждым днем видим новые и новые льготы, — сказал l’homme de beaucoup de mérite.

— Какие же могут быть льготы в государстве, где мильоны рабов, — наивно сказал Pierre, желая завести интересный разговор.

L’homme de beaucoup de mérite пожал плечами и взглянул на итальянца, как будто он говорил: «что ж после этого говорить с таким человеком?» Но Pierre не заметил отчаяния своего собеседника.

1408 Около 10 сентября Nicolas Ростов шел с своим полком в первой из пяти колонн пятидесятитысячной русской армии, шедшей через Германию к Баварии, под начальством Кутузова на помощь австрийцам. Передовая колонна, состоящая из двух полков пехоты, двух рот артиллерии, полка казаков и Павлоградского гусарского полка, находилась под командой генерал-майора князя Багратиона, тогда еще мало известного генерала. Как стоят на квартирах.

Двенадцатого сентября 1805 года рано утром павлоградской гусарской полк выступал со своего ночлега немецкой деревни недалеко от Тешена. Первый эскадрон, в котором юнкером служил Николай, стоял, выстроившись на дороге за деревней, видимо чего то ожидая. Гусары, спешившись, держали в поводьях лошадей. Эскадронный командир с четырьмя офицерами, разговаривая, сидели на краю дороги. Из ворот деревни вышли и приближались к ним чиновник немец и гусарский юнкер. Долохов подошел к Ивану Захаровичу.

— Молоденькой какой этот граф Ростов. — сказал пехотный офицер смеясь Ивану Захаровичу. — Молодец. И очень обходительной. Что он, богат?

У Ивана Захаровича в углах губ образовалась складка. Глаза немного сузились и всё лицо приняло то степенное, спокойно задумчивое выражение, которое всегда сопутствовало про — явлению его странной склонности беспричинно и безвыгодно лгать.

— У его отца душ немного, — отвечал он, — но земли и леса такие, что на три сажени чернозем и пшеница сам тридцать каждый год родится, а леса на 30,000 десятин, всё мачтовые деревья.

160,000 доходу каждый год...

Долохов подошел к ним.

— У гусарика у этого? — спросил он. Иван Захарович продолжал.

— 160,000 доходу с одной пшеницы....

— Вот бы в банчик с ним поиграть,1410 перебил опять Долохов. — заметил смешливый офицер. — Вы его пригласите, Иван Захарович. Мы с вами банчик ему заложим.

— Я его отцом обласкан, и сам в карты не играю и вам с ним не дам играть, — сказал Иван Захарович и опять продолжал описание, в его голове только существовавших, богатств Ростовых. — Леса они сплавляют по Оке в Волгу...

— <Что ж. Надо поиграть будет. Что ж, что кому повезет. Может и он меня вздует. Фортуна — куда колесо повернется.

— Знаем мы ваше колесо, — строго, но тихо, как всегда, сказал Иван Захарович, видимо нисколько не боясь оскорбить Долохова. — У меня с ним не поиграете... И в самом деле Долохов не оскорбился.

— Ну, полноте вздор, — сказал он. — Тысячки три нам на голодные зубы не худо бы.

— Извольте итти к месту, — сказал Иван Захарович. — Рота трогается, неравно начальник, батальонный командир или сам полковник проедет. — Долохов пошел.

— Смирно! — скомандовал он. Рота тронулась и к вечеру догнала свой полк>. Иван Захарович на ходу досказал офицеру все подробности выдуманного им богатства Ростовых. Р Ростов ничего не замечал. Брюнн столица Моравии. Музеи >

Войска в начале октября пришли в Брюнн. <На следующий день была дневка. Третий эскадрон Павлоградцев стоял1412 в небольшой деревне в самом городе. Эскадронному командиру была отведена квартира в купеческом доме. Хозяева1413 галичане вышли1414 вон в клеть вниз. У Гардона был весь верх.

— Пойдем ко мне. — Они вошли. В большой комнате были установлены две кровати и постели, с которых только что встали. Были раскиданы офицерские вещи и платья. На одной постели спал ротмистр, который теперь в десять часов только встал и в красном шелковом архалуке пил чай из стакана, на другой постели спал Топоров, который уж рано поднялся и ушел шляться1415 по деревне и к помещичьему замку, отыскивая, как он говорил, приключенья. Позднейшая вставка в текст: В город пришел другой гусарский полк и Васька Денисов решил, что Павлоградцы должны дать праздник другим гусарам, собирал деньги по подписке, заказывал обед, выпрашивал музыкантов и от хлопот вчера еще не спал до трех часов и нынче уехал чем свет. в город и к полковому командиру.

<— Bonjour, mon cher Rostoff.1416 [Здравствуй, милый Ростов] Здравствуй, милый, хочешь чаю? — обратился, как всегда красивый, расчесанный Гардон к входившему юнкеру. — Ну что, где ты ночевал? Эй, чаю Ростову.

— Ничего, нам отвели славную квартеру, а у тебя дворец,— отвечал Ростов.

— Можешь себе представить, — рассказывал Гардон между разговором. — Вчера рано еще было, мы и пошли с Топоровым по городу. Тут нам сказали лучший трактир «Zum goldenen Adler»,1417 [«Золотой орел»] подсел к нам какой то шустер. Ваське (Топорова звали Васькой друзья и товарищи), Ваське ведь всё нужно пронюхать. Узнал, что тут игорный дом. Пойдем, да пойдем, посмотрим. Он там какую то Амалию зацепил, немца чуть не прибил какого то. По своему веселился, — говорил Гардон с красивой и слабой улыбкой, — а я сдуру стал играть, выиграл сначала, да и спустил всё до чиста. Два золотых осталось. Да и того, кажется, нет. Эй, Никитин, — прибавил Гардон, обращаясь к деньщику, который только подал чай Ростову. — Дай ка сюда кошелек из под подушки. — Гардону лень было перейти два шага до своей постели.

— Чтож, возьми у меня, — сказал Ростов.

— Вот это1418 казенные эскадронные фуражные, — говорил Гардон, высыпая на стол с полсотни империалов. У него все деньги всегда бывали вместе и он ничего не записывал. — Должно быть привезут жалованье к1419 вечеру воскресенью. А у тебя сколько?

— Золотых десять есть, возьми, — отвечал Ростов, краснея, как всегда краснеют молодые люди, говоря об деньгах, и, чтоб делать что нибудь, укладывая стопочками золотые и считая их. Он счел1420 487, 2 оста осталось четыре стопочки ровных, два новых осталось на пятую стопочку и четыре старых белесых золотых он наложил на ту же кучку.

— Да, я возьму. Кто там? — обратился Гардон к дверям другой комнаты, из которой слышались по паркету шаги толстых сапог с бренчаньем шпор.

— Вахмистр, — сказал Никитин.

— Ростов, сочти, голубчик, и брось пожалуйста кошелек под подушку, — сказал Гардон, вставая, — да не уходи. Я сейчас отпущу его да и1421 позавтракаем. Тут фортепиано клавикорды есть в той комнате, — прибавил он, обращаясь из двери. пойдем лошадь посмотрим.

Ростов слыхал еще дома, как опасны бывают люди в полку, берущие взаймы и большей частью без отдачи, и как у всех, очень молодых людей, не имеющих опыта для того, чтобы знать, где надо и где не надо иметь недоверия, ему мелькнула дурная мысль о своем эскадронном командире, которого он, однако, очень любил и уважал. Вслед за дурной мыслью пришел стыд, он покраснел1422 положил кошелек и стал стыдить себя. В три месяца, которые он пробыл в полку, он1423 не встречал других людей встречал только честных, благородных людей, вполне рыцарей. Его все любили, положение его — юнкера, которое могло бы быть так неловко, было так приятно. Ему отводили квартеры офицерские, обедал он в офицерском обществе, от тяжелых назначений, несмотря на то, что он отчаянно требовал, чтоб его равняли с унтер офицерами, его отменяли. Полковой командир, старый, атлетического сложения служака-немец, известный своей храбростью и грубостью, с ним был всегда учтив. Гардон, свой эскадронный командир, при первом же знакомстве выпил с ним на ты и держал себя товарищем. Топоров был искренним другом, так казалось Ростову, один только миловидный и комильфотный офицер их эскадрона, переведенный из гвардии, был неприятен Ростову. Другие офицеры полка и полковой адъютант все обращались с ним ласково, учтиво и доброжелательно. И ему могла войти в голову такая мысль. Ему было стыдно на себя и досадно. Похаживая по комнате, чувствуя краску в лице и делая невольные жесты сам с собою, Ростов прислушивался невольно к разговору вахмистра с Гардоном. Видно было, что вахмистр всё делал и придумывал и Гардон только соглашался <и поддакивал и выдавал деньги.

— Здравствуйте, Телянов, пройдите туда, там Ростов, — сказал голос Гардона и тот самый миловидный, переведенный из гвардии за что-то поручик, которого не любил Ростов, вошел, раскачиваясь, в комнату. Ростов его видел всякой день и всякой день не мог не удивляться этому тонкому, комильфотному щегольству, которое было во всей одежде этого офицера. Какие были шпоры тоненькие, серебряные, как спущены по модному рейтузы, как висели наперед эполеты, как зачесаны волосы! Ростов не раз думал, глядя на него, что как его произведут в офицеры, ему надо будет многое заимствовать из манеры одеваться Телянова. Но всякой раз тоже, как Ростов наблюдал щегольство Телянова, он испытывал то же неприятное чувство, когда пожимал мягкую и влажную, нежмущую руку поручика и замечал, как сероватые, очень близко один от другого поставленные, глаза Телянова1424 избегали уклонялись от взгляда и беспрестанно бегали с предмета на предмет, как будто всё отыскивая и вот вот готовые успокоиться и снова принимавшиеся бегать и метаться. Ростов не умел скрывать своих антипатий или имел достаточно силы, чтобы выказывать их. Сказав несколько слов с Теляновым, он всыпал золотые в кошелек, бросил его под подушку и, не желая тяготиться разговором с поручиком, вышел в ту комнату, где был вахмистр. Вахмистр, усатый красавец, оглянулся на юнкера с выраженьем насмешки, как показалось Ростову. «На1425 ученье дежурство, мол,1426 послед последние не любите, а с господами пировать... Не прикажете ли Макаренко послать», — что то под видом доклада внушал он Гардону.

— Да, да. Что ушел от нашего милого друга? — сказал он Ростову, под именем нашего милого друга разумея Телянова, которого и он не любил.

— Не могу, — отвечал Ростов и, чтоб не стеснять больше вахмистра, который здесь был подчиненным эскадронного командира, с которым Ростов был приятель, а в эскадроне был почти начальник Ростова, чтоб не стеснять его, он вышел дальше, прошелся по всем комнатам и снова вернулся к Телянову.

Телянов сидел в грациозной позе, облокотившись на стол, с трубкой между пальцев.1427 и глаза всё так же бегали

— Мне говорили, граф, — и глаза его с лица Ростова перебежали на дверь, с двери на свои ноги, — что мы будем стоять в Вене, — с ног они опять перебежали на лицо Ростова и, как будто испугавшись, спрятались на своих руках. — Это очень хорошо. Женщины. Des femmes charmantes...1428 [Женщины прелестные] Пратер... Я слышал, что венские женщины лучше полек. Польки кокетливы и заманчивы, но les viennoises1429 [венки] беззаботнее, веселее. — И глаза всё не могли найти места успокоенья.

«Вот как вдруг разговорился», подумал про себя Ростов. «Это с ним редко случается».

Когда, отпустив вахмистра, вернулся Гардон, разговор стал общим, но ни Гардон, ни Ростов не скрывали Телянову, что он лишний.1430 З ач.: — Я Тебе спою мои романсы, — сказал Гардон, глядя на Телянова, — но когда мы будем одни. Но Телянов и сам уже вставал, застегивая перчатку. Он Телянов застегнул пуговки перчаток и вышел. Гардон с Ростовым пошли к клавикордам, которые особенну получают прелесть для походных людей, не видящих их иногда по году. На гитаре. — Неужели не знаешь? Ну, вздор. Пойдем же. Гардон имел слабость петь очень дурно и очень кривляясь, полагая, что пенье его неотразимо действует на женщин. Он спел Ростову свои романсы1432 и Ростову было неловко и немецкую песню и мигнул Ростову на дверь в хозяйскую половину. Ростов начал вторить, потом сам сел за клавикорды и начал вспоминать из опер и песни, стал играть и петь один, и из дверей соседней комнаты послышались женские шаги и шопот любопытных хозяев.

— А я то при тебе пел, — сказал Гардон, — ты совсем артист. Из Joconde помнишь?1433 Никитин пришел доложить, что опять пришел вахмистр — Так они засиделись до завтрака. Перед завтраком Гардон вспомнил, что вахмистру нужно послать деньги.>

Он подошел к своей постели и поднял подушку, чтоб взять кошелек.

— Ростов! Ты положил деньги?

— Положил под нижнюю подушку.

— Я под нижней и смотрю. — Он всю подушку скинул на пол, кошелька не было.

— Постой, ты не уронил ли? — Они осмотрели под нижней, под верхней, под одеялом, под постелью. Нигде не было. — Никитин. Я тут положил кошелек. Где он?

— Где положили, там и должен быть.

— Да нету.

— Я и не входил в комнату.

— Правда, — отвечал Ростов, — только я один был здесь.

— Ростов, ты взял? Ты не школьничаешь ли? — сказал Гардон, обращаясь к Nicolas, который1434 багровый бледный, как полотно, перекидывал подушки и не дышал.1435 Он остановился и, как будто в середине его откупорили бутылку с красным шипучим вином, все лицо его побагровело Он остановился, взглянул на Гардона и тотчас опустил глаза. — Я один был в этой комнате, — прошептал он.

Гардон с недоумением и молча еще раз посмотрел на него и тоже отвернулся.

Nicolas молчал, оттого что видимо не мог говорить, лицо его выражало1436 страшное страданье и он отворотился от взгляда Гардона.

— Кому же взять? — говорил Никитин, в десятый раз перекидывая подушки, — только и были, что они, — сказал он, указывая на Ростова, который, опустив глаза, стоял посереди комнаты, — да поручик были.... У Ростова, как будто вся кровь, бывшая заперта где то внизу ниже горла, вдруг прорвалась и брызнула в лицо. Глаза его налились кровью, он ударил об земь подушку и схватил Никитина за руку.

— Ты помнишь, никого не было, кроме меня и поручика? Верно?

— Никого — с.

— Гардон, ты не брал их, это верно? — обратился он смело к эскадронному командиру, который старался улыбнуться и не мог и начинал видимо бояться.

— Да нет, — сказал он. — Хорош я буду, у меня ни копейки нет.

— Ну, я через час приду, — сказал Ростов, собираясь уходить. — Я знаю, где эти деньги.

— Ради бога, — испуганно сказал Гардон, хватая его за руку. — Что ты хочешь? Это не может быть.

— Я тебе говорю... — Они понимали уж друг друга.

— Я тебе говорю, не делай этого, ты с ума сошел, я тебе говорю, это не может быть, — говорил Гардон, бледнея. — Пускай пропадут, я тебя прошу. Я тебе не велю этого делать, — говорил он, но, несмотря на смысл его слов, выраженье его слабого, красивого, женственного лица ясно показывало, что он не может помешать Ростову сделать то, что он задумал. Ростов вырвал у него руку, помолчал и злобно, как будто Гардон был величайший враг его.

— Ты не понимаешь, что ты говоришь. Так я вор? Больше никто не был.

— Ах, боже мой! Боже мой! Уж лучше бы они пропали. Это не может быть.

Он, Ростов, не слушая его, уже сбегал с лестницы и расспрашивал у гусаров, не видал ли кто поручика. Через четверть часа Ростов по указаниям людей нашел поручика у1437 в трактире «Золотого орла». маркитанта за маленьким столиком.1438 кушающего котлету с фасолью и запивающего Перед ним стояла бутылка с венгерским. Ростов сел недалеко за такой же маленькой столик и, когда1439 кельнер маркитант спросил у него,1440 Was der Herr befielt? [Что сударю угодно?] что нужно, то Ростов сказал «ничего» таким тихим, внутренним, бешеным голосом и так поглядел на1441 кельнера маркитанта, что1442 кельнер маркитант боком, на ципочках,1443 прикрываясь салфеткой кланяясь, отбежал от молодого человека.1444 решив в своем уме, что это то и есть один из тех казаков, которые живьем едят маленьких немецких детей.

Ростов1445 спросил газету и стал сел у окна читать, пальцы ног и рук нервически перебирались и красные глаза устремились на лицо Телянова.1446 на газету и Видно было, что юнкеру теперь легче бы было взлезть по веревке на мачту, чем удержать себя в спокойном положении. Однако он усидел смирно до того самого времени, когда Телянов, окончив1447 котлетку и бутылку, с небрежным видом, приподняв высоко брови, достал кошелек. Кошелек был двойной с кольцами, которого не видал никогда Ростов. Что было в кошельке, тоже ему не видно было, потому что, еще выше приподнимая брови, Телянов грациозным движеньем спрягал край кошелька в ладони и изогнутыми белыми пальцами раздвигал кольца и доставал деньги. Он отдал золотой новой и, всё держа высоко брови, облокотился над кошельком, дожидаясь сдачи. Ростов встал и решил сам с собой, что он самым учтивым, политичным образом вступит в разговор с Теляновым, прося его показать1448 рисунок вязанье красивого кошелька.

— Позвольте посмотреть ваш кошелек? — сказал он ему, вдруг вырастая перед ним, бешеными глазами глядя на него и таким голосом, каким можно было сказать только:1449 ты отцеубийца, иди на казнь «Ты выпил кровь своего отца: я тебя знаю, злодей!!!» или что нибудь подобное. С бегающими глазами, но всё с поднятыми бровями Телянов1450 покорно подал кошелек.

— Сувенир1451 кузины панночки, — сказал он с улыбкой. Ростов высыпал1452 в ладонь деньги в отверстие. Четыре бледных золотых были точно такие же, какие он докладывал в кучку у Г Гардона , остальных золотых ему показалось больше чем 46. Ростов хотел бы счесть их, но он не спускал глаз с Телянова. Поручик оглядывался кругом по своей привычке, но страх, показавшийся на его лице в первую минуту приближения Ростова, теперь исчез и заменился веселостью.

— Коли будем в Вене, все там оставлю, а теперь и девать некуда в этих городишках дрянных, — сказал он и прямо, с отчаяньем взглянул в лицо Ростову, который всё молчал. — Ну давайте,1453 кошелек Ростов, я пойду. — Ростов молчал. — Что вы1454 долго сидели у Гардона покупаете лошадь, я слышал, давайте же. — Он протягивал руку.

— Что с вами? Вы1455 точно Лотова жена остолбенели. нездоровы? — Он улыбнулся, взялся рукой за кошелек и дернул его. Ростов выпустил его из рук. «Четыре бледные золотые, всех штук пятьдесят. Могут быть и свои. Бледные, старинные у всех бывают. Эти бегающие глаза... но офицер! гусар!1456 благородный человек! ... эти1457 ненатурально поднятые брови... что ежели неправда? Дуэль дуэлью, но1458 с моей стороны подлость1459 неизгладимая подозрения... а ежели он?» — думал Ростов, молча глядя на него.1460 Но кто же? Ежели не он, так это я! Гардон отвернулся от меня Телянов взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз и опять брови его небрежно поднялись, как будто он говорил: «да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого нет дела». Он вздохнул еще и из под небрежно, усиленно приподнятых бровей один раз взглянул в глаза Ростову. Какой то свет глаз с быстротой электрической искры перебежал из глаз Телянова в глаза Ростова и обратно и обратно.

В мгновенье все сомненья Ростова исчезли. Пальцы, судорожно сжимавшиеся всё время, вдруг схватили Телянова за руку.

— Подите сюда. — Он почти вытащил Телянова в сени. — Вы вор, вы украли это золото у Г Гардона .1461 и пальцы Ростова, всё ненаходившие себе занятия, судорожно вцепились в руку Телянова.

— Вы с ума сошли! Вы забываетесь.1462 Вы юнкер Я вас велю вывести. — Но грозные слова эти звучали, как будто он умолял о прощеньи. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомненья. Теперь он знал, что это был он. И в то же мгновенье он почувствовал жалость, ту самую жалость, которую он в детстве чувствовал к в первый раз виденному им убитому зайцу.

— Здесь люди, бог знает что могут подумать, — сказал Телянов, захватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату. — Объяснитесь, что с вами?1463 Когда они пришли в отдельную комнату

Телянов был серобледен, мал ростом и, как будто после тяжелой болезни, похудел. Как зайца убили, несмотря на то, что это было жалко, так и его надо было добить, как ни до слез жалко было Ростову этого слабого человека.

— Вы нынче утром украли сорок восемь золотых из под подушки Гардона, — сказал Ростов, отрубая каждое слово. — Я это знаю и я это докажу. Я.

Серое лицо, потерявшее свою миловидность, начало дрожать всеми мускулами, глаза бегали всё по старому, но уже где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, послышались всхлипывания.

— Граф... Не губите... молодого человека... вот эти несчастные... деньги... возьмите их. — Он бросил их на стол. — У меня отец... старик... мать...1464 «И тут лжет, и тут фальшивит», подумал Ростов и морщась так, как будто какой нибудь несчастный фагот среди andante симфонии тянул фальшивую, дерущую ухо, не разрешающуюся, полутонную ноту

Ростов, испытывая и жалость, и отвращение, и радость, и торжество, взял деньги и, не сказав ни слова, Булгаков затея бала денег нет. Застает прогуливавшегося полкового командира, объявляет поход. Ростов всё рассказывает. П Полковник схватывает его за руку и влечет выбежал из комнаты.1466 и, едва удерживаясь на шагу, полушагом полуиноходью побежал к квартире Гардона. Васька Топоров выскочил Позднейшая вставка: Васька Денисов, узнав о поступке Телянова, разгорячился страшно. Казалось, с ним сейчас сделается удар, так он покраснел, начал кричать и ругаться. Он ругал и Ростова за то, что тот там же не размозжил ему эфесом башки, и гвардию, и всё начальство за то, что переводят таких офицеров, которые марают мундир, и тотчас написал письмо Телянову, в котором говорил, что ежели Телянов завтра же не подаст в отставку, то он будет иметь дело с Васькой Денисовым. Телянов между тем сказался больным и поступил в Брюнне в гошпиталь.

Весь полк пришел в неописанный ужас, узнав о поступке Телянова, и решено было доложить об этом Г[енералу] и к[омандиру]. Но Гардон по слабости отложил три дня. Телянов сказался больным и не показывался. 11 октября обедали у п[олкового командира]. Васька Денисов боится сказать п[олковому командиру]

— А, граф Ростов, — сказал за обедом1468 к которому приглашался и юнкер строго полковой командир, старый, атлетического сложения, известный храбрец и служака немец, имевший привычку начинать каждую речь с а, а, как будто он искал слов, обращаясь к юнкеру, который тоже был приглашен к обеду на другой день, — а что такое у вас было с Теляновым? Он,1469 мне говорил а, заболел от вас,1470 А, неприятность была? — шутил полковой командир, — вы бы, а, пожалели его, а.1471 — Я вам после с скажу > Нет, не было неприятности. <Не знаю, полковник. Ему>

Ростов не отвечал.

— А, я вас спрашиваю, г-н граф юнкер. Неприятность, а?

— Не было неприятности, а ему надо было заболеть.

— А, отчего? А, я вас серьезно спрашиваю.1472 Я вам после скажу. — А секрет а? Что за, а, секреты. У нас своя семья гусарская, а? Скажите. — Он украл деньги.

— Он подлец и я его уличил, — вдруг1473 наивно бух бухнул разгораясь и, вероятно, обиженный тоном начальнического подшучивания при всем столе, отвечал Ростов, краснея.

— А чтооо? — вдруг, хмуря свои седоватые брови и ударяя атлетическим кулаком по столу, закричал полковой командир.

— Вы думаете а, что, а, говорите, г-н юнкер?

— Я знаю, что говорю, полковник.

— Ну, отчего1474 он подлец такое слово про гусарского офицера? Это дурно, молодой человек, будьте осторожны. Отчего?

— Оттого, что он украл деньги и я его уличил, — отвечал Ростов.

Несмотря на то, что Гардон и другие офицеры мигали и шептали ему, Ростов1475 озлобился уже приходил в свое восторженное оживленье.

— Это неправда. Этого не может сделать Павлоградский гусарский офицер.

— Я никому не позволю говорить, что я лгун, ни немцу, ни генералу, никому, — на весь стол закричал Ростов и встал. — Я потребую удовлетворенья. — Он встал и вышел. Офицеры кое-как успокоили Ростова, внушив ему нелепость мысли юнкеру требовать удовлетворения у полкового командира, и передали всё дело полковому командиру, который однако не мог удержаться, чтобы не сделать выговора Ростову за то, что, не жалея мундира, сказал такую вещь при всех, а не ему одному. Ростов во время выговора молчал и решил требовать удовлетворения, когда он будет произведен в офицеры. Ростову начало казаться, что полковой командир придирается к нему с тех пор и его положение стало так неприятно, что он намеревался просить главнокомандующего переводе его в другую дивизию.

Войска шли сначала в большом порядке: в форменной одежде, весь поход в ногу и в установленных интервалах. Но с 12-го сентября велено было усилить марши, ранцы и половину людей пехоты повезли на подводах. Проходили больше сорока верст в сутки, было много отсталых и порядок уже не был таков, каков он был, когда они только выступили за границу и проходили Галицию. В войске ходили разные слухи. Одни говорили, что Бонапарт уж на границах Австрии, что началась война, что австрийцы разбиты, что русские войска, одни говорили, идут в Вену, другие — в Париж, но слухи ходили, никто им не верил. Одно понимал каждый до последнего солдата, что коли везут на подводах и по сорока верст в сутки, то не для парадов, а что скоро каждому придется понюхать пороху и выставить свой лоб под ядро или пулю. Такая мысль всегда придает веселое настроение армии, и армия была весела, несмотря на осеннее, ненастное время и скверные, грязные дороги и беспрестанные болезни, которые заставляли оставлять людей в австрийских гошпиталях. Проходили с русскими песнями, русским говором, русскими мыслями и русскими привычками сначала польские деревни, города, стояли у жителей, как будто по дружески обращаясь с ними, но в сущности глядя на них, как на немножко завоеванный уже народ; ломали с ним русский и польский язык на средний, который бы должен был быть непонятен никому, но который, как будто, понимали и те и другие; принимали фураж и провиант от немцов чиновников, подтрунивая над колбасниками; офицеры гостили у помещиков, заводя знакомства и иногда любовные связи с вечера с тем, чтобы на другое утро уйти и никогда больше не увидеться. На подводах муштуки и вьюки. Случались мародерства и драки с жителями и, несмотря на то, что строго были наказываемы, между солдатами продолжало царствовать убеждение, что ничего забавнее ˂быть˃ не могло, как стащить у мужика воз сена или мешок овса и не продать (солдату ничего не нужно), а всыпать ротным лошадям. Проходили потом, так же с собой пронося везде русской дух, Богемию, в которой иначе надо было ломать язык, за что солдаты постоянно упрекали богемцев («наладились было, опять ломай язык», говорили они), и, чем дальше уходили, тем плотнее сжимался этот, точно кусок России, который оторвался от нее и пошел с штыками и песнями, пешком и верхом ходить по разным землям и, чем дальше, тем беззаботнее, и веселее, и руссее казался этот оторванный кусок России. Всё, что было слабого, ленивого, трусливого, всё оставалось по гошпиталям сзади.

1-й эскадрон гусарского Павлоградского полка с песенниками впереди надвигался на колонну пехоты, которая, загораживая путь, стояла на дороге. Впереди гусарских песенников ехали три офицера.

В пехотной роте, загораживавшей дорогу гусарам, происходила путаница. С Тешена войска везли на подводах. Но 6-й егерской полк, к которому принадлежала 12-я рота, загораживавшая дорогу, забрал все подводы и лишние под полковой штаб, так что подвод недостало для последней роты. Ротный командир посылал к австрийскому чиновнику офицера для вытребования подвод, и подводы только что приехали, и велено было снимать, укладывать ранцы и сажать слабых.1477 Солдаты роты при приближении подвод вдруг зашевелились, как поднимающийся рой пчел. Со всех сторон послышались говор, крик даже, и только и виднелись в роте со всех сторон начали пехотинцы

Пехотные солдаты шевелились на одном месте, как рой пчел, приготовляющийся к отлету; они окружали подводы, около которых стояли испуганные и мрачные подводчики богемцы и, пригибая головы и подкидывая плечом, снимали ранцы и кидали их один за другим на подводы, перебегали от одной подводы к другой, путались, смеялись.

— На моего немца не клади! — кричал один солдат, — он у меня откупленный.

— Ты на подводчика то ранец надень, — смеялся другой, указывая на огромного атлета богемца, который, опустив голову, с кнутом, молча стоял у своей телеги и исподлобья с страхом и видимым отвращением смотрел на веселых солдат, окружавших его.

Между людьми роты и подводами с своей тоненькой пехотной шпажкой,1478 которая, казалось, была сделана больше для практики фехтования, или для которая так нейдет в руках здорового и взрослого человека и еще более воина, похаживал неторопливым шагом ротный командир, не молодой и не старый, не красивый и не дурной, не высокой и не низкой, не худой и не толстый человек. Ротный командир не суетился, не кричал, но голос его был слышен; люди, видимо, не оглядываясь, чувствовали его присутствие и везде, где он проходил, водворялся порядок. Когда эскадронный вахмистр спросил у него по приказанию начальника: скоро ли они пройдут, то ротный командир, и всегда медлительный, сделался еще медлительнее. Несмотря на то, что он не возвышал голоса, видно было, что ротный командир не из тех служак, которые били фелдвебеля роты и на каждом шагу бьют и пугают солдат, и тоже не из тех, которые всё предоставляют делать фелдвебелю, а сами с шпажкой ходят только около роты.

— Ты зачем сюда? Эй, Панов, — говорил он одному солдату, рукой медленно и не сильно поворачивая его прочь от подводы. — Ты 4-го отделенья, ступай в свое место. Эй, Митин, — говорил он другому, — ты садись сюда, да смотри, чтоб завтра здоровым быть, а то брошу.1479 да цирюльника сюда Ефрейтора Силкина послать.

— Силкина к ротному! — кричали, передавая один другому, солдаты. Прибегал, придерживая тесак, запыхавшийся ефрейтор. Но ротный командир, казалось, старался тем более быть медлителен, чем более1480 торопились суетились те люди, с которыми он имел дело. Он подумал, молча подправляя усы и, слово за словом, отдал приказанье ефрейтору, каких посадить людей, и два раза повторил то же самое прежде, чем отпустить. То же самое он сделал в другом, в 3-м, в 4-м отделении и то же самое с фелдвебелем и наконец рота пришла в порядок, т. е., что ранцы лежали в телегах по отделениям и посажены были только те люди, которых он сам знал за слабых.1481 Молодой офицер роты сидел на телеге с трубкой, видимо не имея никакого дела. Всё уладилось в роте, но ротный командир не трогался, видимо ожидая чего то и всё поглядывая по направлению видневшейся деревни. Вахмистр эскадрона пришел еще раз от гусарского командира и грубо объяснил, что1482 ждать эскадрон обойдет, коли не тронется рота.

Ротный командир приятным, тихим голосом объяснил вахмистру, видимо не желая ни с кем ссориться, что подвод не было и он послал в деревню офицера с солдатом, и что подводы приехали, а офицера с солдатом нет. Как и всегда, ротный командир раза три повторил всё это, видимо, как во всех своих речах, предполагая в слушателе очень глупого человека или ребенка, подробно стараясь объяснить запутанность этого обстоятельства.1483 Р Ростов был послан для переговоров.

Дожидаясь посланных, ротный командир, тихо прохаживаясь по задним рядам недалеко от гусаров и для препровождения времени то сгибая, то разгибая свою шпажку, увидал Р Ростова и уставился на него1484 Далее в рукописи нехватает одного листа. но и в разговоре не забывая дела, он в это время увидал подвигавшихся к нему ожидаемых офицера, немца чиновника и солдата.

Офицер был молодой, улыбающийся человек с ленивой походкой. Он шел впереди, насилу волоча ноги, видимо из последних сил, и готовясь тотчас же повалиться на землю, как скоро дойдет до роты.

Немец в штатском мундире, волосатый брюнет с вылупленными глазами и в очках, шел походкой разъяренного человека, которой, стиснув зубы, с трудом удерживая злобу, несет ее до какого-нибудь известного пункта. Солдат, который шел с ними и который и был переводчиком, больше всех обратил на себя внимание Ростова. Солдат этот, хотя в солдатском кивере и шинели, и с ружьем на плече, сразу отличался еще издалека от всех, до сих пор виденных Ростовым, солдат. Он шел бодро и быстро, но не по солдатски, прямыми ногами и размахивая руками, а ноги его были вывернуты, как у танцовщиков, он грациозно раскачивался и необыкновенно высоко нес голову. Когда он стал подходить ближе, Ростов заметил, что у него белокурые волоса были длиннее, чем обыкновенно у солдат, и курчавились. Больше всего поразило его в этом лице — сильный1485 приятный блеск голубых глаз и выражение твердо и решительно сложенного рта, образовавшего в углах губ не одну, а с каждой стороны по одной насмешливой улыбке.

— Кто это? — спросил он.

В это время трое шедших подошли к роте.

— Прибыли подводы? — спросил офицер, смеясь. Этот офицер смеялся всегда, при всяком вопросе и ответе.

— Прибыли, да вы то где пропадали?

— Потеха, ха ха, изморился совсем, — отвечал офицер, присаживаясь на колесе телеги. — Николай Дмитр Дмитриевич (так звали Долохова в роте) с немцами такую карамболь сделал... ха ха, чуть не убил одного. Вот он сам расскажет... Ростов поломался перед Иваном Захаровичем

Иван Захарович однако видимо не нашел это известие столь смешным, как офицер, который не мог говорить от смеха.

— Эх, Николай Дмитрич, просил я вас, — обратился он укоризненно к Долохову тихим и приятным голосом, не обращая никакого внимания на озлобленного немца, который, дойдя до него, вдруг начал говорить так громко и так часто, что и даже и знающий по немецки с трудом мог понять его.

— Herr Kapitän,1487 [Господин капитан] — говорил немец, выкатывая всё больше и больше глаза, — ich muss ihnen meine Klage um Beleidigung einreichen, wenn sie es nicht annehmen wollen, so werde [ich] bis zum General... S'ist was Unerhörtes... so ein Skandal: in meinem Quartier meine Magd erdrosseln... und mich selbst geschimpft. Ich bin Beamter, aber kein Kriegsgefangener. Das Kosaken Händel...1488 [я должен заявить вам жалобу на оскорбление, ежели вы не пожелаете принять мое заявление, я дойду до генерала... Это что то неслыханное... Какой скандал: в моем доме задушил было мою девушку... меня самого ругал. Я чиновник, а не военнопленный. Казачья сволочь...]

Видно было, что немца задели за живое, и что он живой не расстанется с своим оскорбителем.

— Моя твоя не понимай, — слегка с сожалением пожимая плечами, сказал тихо Иван Захарович с пеной у рта кричавшему немцу и обратился опять к Долохову.

— Мне от полкового командира предписанье доносить каждонедельно о вас.1489 Я не могу умолчать Коли немец от себя прямо пожалуется, мне достанется.

— Доносите, мне все равно. Мне терять нечего,1490 нахму нахмурившись — отвечал Долохов, и вдруг красивое лицо его приняло то бешено-озлобленное и решительное выражение, с которым он полгода тому назад обернулся из окна на мешавших ему. Он1491 страшно блеснул глазами на немца, на ротного командира и на Ростова, тут же попавшего под его взгляд, и, вскинув сильным, порывистым движеньем ружье на плечо, отошел от них. Ростову неловко и, хотя бы он не признался в этом, жутко стало от этого взгляда.

— Как терять нечего, Николай Дмитрич, — продолжал кротко Иван Захарович, — лишить прав могут-с...

Долохов остановился, нахмуренное лицо его сделалось страшно, и схватил ружье таким движеньем, что Ростову показалось, что он сейчас штыком пырнет кого-нибудь. Но он только скинул ружье к ноге, чтобы ловчее говорить.

— Я вам сказал, что коли меня по вашей жалобе лишат прав, я вам этим штыком распорю брюхо. А там делайте, как хотите.1492 — Мне нельзя не донесть, Николай Дмитрич, служба

— Хоть и долг службы, Николай Дмитрич, — приятно улыбаясь круглым лицом, сказал Иван Захарович. — Ну, я, положим, не донесу, да ведь прямо полковому командиру пожалуется. Всё горячность ваша. В чем дело? — обратился Иван Захарович к офицеру, отдувавшемуся, сидя на колесе телеги.

Ростов между тем, по свойственному молодости тщеславию знания языков, сделал несколько вопросов по немецки австрийскому чиновнику и слушал его рассказ и его угрозы. Смешливый офицер с своей стороны, прыская со смеху, рассказывал дело ротному командиру.

Дело было в том, что, прийдя в городок на квартиру фогта, они долго ждали его, потом, объяснив свое требование, долго спорили, так как немец не признавал нужным дать еще пятнадцать подвод сверх положенного числа, но когда наконец добились толка и немец ушел куда то, оставя их дожидаться, Долохов вышел тоже и тут офицер только, услыхав шум на дворе, увидал, что Долохов в закуте душит какую то бабу или девку, а немец отбивает, и что они лопотали, он не понял.

Иван Захарович ничего не сказал немцу и занялся устройством роты. Немец, продолжая угрожать, пошел за Ростовым, который направился к своим офицерам.

Васька Денисов, всегда находившийся в каком нибудь азарте, спорил с эскадронным командиром об полковом ученьи, доказывая, что не так делалось у них в полку, как следовало. Узнав, что Долохов в этой роте и то, что с ним случилось, он тотчас страшно разгорячился. Он знал Долохова и был дружен с ним. Он вскочил на своих кривых, кавалерийских, маленьких ножках, озабоченно побежал в роту.

С тех пор, как Ростов был в полку, он не помнил дня, чтобы у Васьки не было какого нибудь спешного, отчаянного, начатого дела. Он всегда торопился, спешил, весь красный, потный и как всегда полупьяный, он казался всегда заваленным хлопотами. Его любили и, даже странно, уважали в полку, хотя он менее кого бы то ни было на свете желал пользоваться уважением. Глупостей он делал много, денег у него никогда не было и всегда он кутил, врал он не переставая и никто ему не верил, но его любили и уважали должно быть за то, что он никому из того мира, который он признавал своим, никогда не сделал ничего дурного, а, напротив, из кожи лез, чтобы услужить каждому и главное напоить, в чем он, видимо, полагал главное счастье жизни. Ежели он обижал, и бивал, и позорил мирных жителей, то ему в голову не могло придти, что это дурно. Со всем, что не было гусаром или по крайней мере кавалеристом, он обращался, как с неодушевленным миром. В карты он играл, но не любил, главное его занятие были лошади, штуки и шутки. Иногда он бывал очень забавен, и шуточки и штуки с начальниками не только рассказывались по полку и даже по армии, но ему уж приписывали всякую забавную гусарскую штуку. Полковой командир всегда вперед смеялся, когда он раскрывал рот, смеялся и робел. Себя он звал Васька и любил, чтобы его так звали.

Давать водки людям (гусарам) было его первое удовольствие, и всё жалованье его уходило на водку. Люди понимали и потому любили его. Офицеры смотрели на него, как на дуэлиста, и рассказывали про него страшные истории, но Ростов не застал этих дуэлей, а видел в нем только вечное, ничем ненарушимое веселье, азарт, добродушие, уживчивость со всеми и большей частью между своими, наивность и детское незнание1493 жизни и тем более науки и равнодушие ко всему тому, что не было гусаром.

Он схватил за руку Ростова и потащил его с собой.

— Здорово, брат! вот так угораздило тебя. Дай тебя обнять,— обратился он к Долохову, который гордо и холодно принял объятия гусара, видимо еще неуспокоенный от злобы, которую он испытал при объяснении с ротным, и желая показать, что он хоть и солдат, но ни в ком не нуждается. Но маленький гусар не обратил на это ни малейшего внимания.

— Вот он, — сказал он, указывая на Ростова, — (он юнкер у нас, славный малый, ты его полюбишь), он и говорит: там Долохов и вся эта история.1494 Это вздор, надо поправить. Узнаю, брат, Долохов est ce noble 1495 [этот благородный] Ну, что ты как, небось до первого дела. Произведут. Переходи, брат, к нам.

Долохов1496 посмотрел на Ростова так, что тому опять неловко стало улыбнулся.

— А ты всё пьян по старому.

— А то как же? А что же немца то побил больно?

— Чорт их дери, зачем наряжают переводчиком? Пожалуй донесут, испортят всё дело. А я, брат, себе зарок дал, до производства не пить и не драться, да сердце не каменное. Досадно, чорт возьми, ведь я как сказал, что через месяц буду офицером, так и будет, а тут подвернулась эта девка проклятая!

— Вздор! Вот еще из-за немца пропадать. Я их на своем веку больше, чем блох, перебил. Бывало, что не маскарад, я двух или трех побью.1497 Пойдем выпьем. Пойдем к немцу.

Долохов не пошел и Васька Денисов один с Ростовым направился в немцу, который уже уходил.

Васька Денисов был не мастер говорить по немецки, но он1498 умел объяснить чиновнику, что тотчас сошелся с чиновником, привел его к себе на попону, дал ему выпить два стакана вина, выпил за здоровье австрийского императора, называл немца камрадом, приглашал его в гусары, уверяя, что он молодец, и, когда немец совсем растаял, взял с него слово не подавать жалобы.

[оза]бочены исключительно вопросами о рационах, следующей трети, покупке немецкого сукна, прельщения польской девицы или дамы и о проигранном на рутерке: всей трети, или перстне, или погребце. Еще менее значительные лица армии — солдаты, хотя иногда и беседовали о том, что предстоящее им усмирение турецкого паши и вообще прусака с Бонапартом будет не в пример труднее усмирения Польши, — преимущественно же были озабочены выдачей порции и соображением сравнительной доброты русской и австрийской водки, порядком назначения караулов, сапогами (составляющими всегда один из главных интересов солдата),1499 и наблюдением насмешками над нравами, одеждой и языком народов, через владения которых они проходили, и прибиранием к месту того, что в деревнях или в полях плохо лежало. Все эти предметы находили место в ротных артелях. Однако, хотя никто и не понимал действительной причины усиления маршей, состоящей в том, что Бонапарте с неожиданной быстротой стягивал все свои войска от Булони к Ульму на границах Баварии, где стояла большая австрийская армия, усиление маршей в одном смысле было понято одинаково верно каждым человеком этой сорокатысячной армии.

— Коли гонят по сорок верст в сутки, нас не жалея, и подводы выставляют, то верно не для парада, а для того дела войны, в котором калечат и убивают до смерти нашего брата и о котором поэтому лучше не думать, а итти веселей... а там что будет, то будет.

И с того времени, как людям стало тяжело, и все не бодрые и слабые отстали по гошпиталям, в армии стало меньше порядка, но стало гораздо больше прежнего оживления, веселости и бодрости.

С русскими лицами, русским говором, русскими1500 ругательствами приемами и русскими песнями проходили1501 эти стройные толпы полки войска, сначала польские города и деревни.1502 где с робевшими жителями Там говорили с жителями на1503 вновь изобретенном ломаном, ни русском, ни польском языке, который не должны бы1504 На этом рукопись обрывается.

2.

11-го Октября 1805 года1505 мушкатерский полк, построившись в ротных колоннах, ожидая смотра главнокомандующего, стоял на один из полков последней колонны подошел к Браунау и, прежде чем расходиться поротно по назначенным квартирам, остановился [на] ровном поле в стороне от большой дороги, в двух верстах от1506 Браунау. Полк только что пришел с похода был в походной форме, как города.1507 Немецкой городок с старою стеною крепости и средневековым собором, голые жневья полей, изрезанных мелкими полосками, направо внизу на реке деревенька с черепишными крышами, обсаженная облетающими фруктовыми деревьями, и большая дорога, обсаженная деревьями — виднелись ясно в теплом свете южного осеннего дня.

Главнокомандующий желал видеть войска, и смотр был назначен в походной форме.1508 так как полк только что пришел к месту своего назначения.

Немцы из соседней деревни и проезжающие собирались смотреть войско, хотя смотры в окрестностях Браунау уже стало обыкновенное зрелище. На дороге около дерева стояли, сложив свои ноши на край дороги, три немки с мальчиком и старик в синем сюртуке, который, как опытный человек, на своем грубо горловом, народном немецком языке, объяснял зрителям то, что они видели.

— Dies da ist das erste Regiment, zweite Regiment,1509 [Этот там первый полк, второй полк] — говорил он, указывая на правильные, неподвижные четвероугольники.1510 батальонов с их светлыми штыками, белыми штанами в крагах, ранцами и шинелями за спинами, крестами перевязей, киверами с помпонами и ранцами с скатанными шинелями, подымавшимися за спинами и дававшими каждому солдату издалека вид какого то тяжелого, горбатого, неестественного, допотопного зверя

— Ist das der Oberst?1511 [А это полковник?] — спрашивала одна, указывая на1512 барабанщика верхового адъютанта.1513 Не совсем, тот больше

— I bewahre! Aber der da mit der goldnen Schnur.1514 [Боже сохрани! Но вон тот с золотым шнуром] — Он указывал на другого офицера.

— Sind es alles Russen?1515 [Все они русские?] — спрашивал мальчик.

— Nicht alles Russen, aber es sind welche dadrunten. S’sind verschiedene, sind Kroaten, sind Schweizer dadrunten und Kosaken da aus Siberien,1516 [Не все русские, среди них есть разные, есть кроаты, есть швейцарцы, есть казаки из Сибири] — отвечал старик. — Gieb Acht. S’wird geschossen,1517 [Внимание. Теперь стрельба начнется] — сказал он, обращая внимание на крики, раздавшиеся по рядам полка. Женщины заткнули уши, но стрельбы не было. Кричали по рядам:1518 — Командира 3-й роты к полковому! Полковника 3-й роты к командиру! — И голоса кричавших раздавались точно так же русско, как будто дело было на Ходынском или Царицыном лугу. смирно!

Махальные подбежали к фрунту, а за махальными подъехали к впереди стоявшим начальникам два верховые.

Махальные ошиблись. Это ехал не главнокомандующий, а адъютант его.1519 которому велено было сказать, что главнокомандующий не будет выходить из коляски садиться верхом, а только пройдется пешком по рядам, ежели время позволит. Войска состояли из двух полков и одной роты артиллерии. Начальники стояли впереди с их свитой.

Полковник, стоявший перед фронтом полка, окруженный несколькими офицерами, был скорее широкий, не столько от одного плеча к другому, сколько от груди к спине, мужчина лет 40 с красно круглым, озабоченным и довольным лицом, снизу так складно вставлявшимся чисто выбритым подбородком в очень высокий, по тогдашней форме, воротник мундира, что понятно было, как стыдно и неловко должно было быть полковнику, коли бы кто нибудь мог увидать его без этого высокого подгалстника и красного воротника. Мундир с блестящими,1520 очевидно умышленно высоко поднятыми на круглых плечах эполетами,1521 (эполеты особенно густые, как известно, делают исключение из общего закона тяготения и вместо того, чтобы давить плечи вниз, поднимают их кверху) как будто они не книзу, а кверху тянули его плечи, новый глянцовитый мундир был узок, так же как и панталоны, и полковник, видимо, не мог уничтожить в самом себе сознание красоты округлостей своего полного, здорового тела. Это сознание препятствовало совершенной свободе движений полковника. Переходя с одного конца дороги, на которой он стоял, на другой, полковник подрагивал на каждом шагу, грациозно слегка склоняясь в сторону. И эта подрагивающая походка, видимо умышленно усвоенная, показывала, что, кроме воинской дисциплины, в полковнике живы были струны участия к общественной жизни и прекрасному полу.1522 На груди полковника висели два мирные ордена — Станислава и Анны, доказывавшие, что звание полкового командира заслужено было полковником не на полях битвы. По почтительным и внимательным, но нетревожным лицам господ офицеров, батальонных командиров, адъютанта и других видно было, что подчиненные хорошо знали своего начальника, как приятного знакомого за партией виста, или за обедом,1523 когда полковник назывался Петр Егорычем и, как все смертные, кушал суп и говорил о политике и прекрасном поле. но с которым надо было быть осторожным, когда он был в шарфе и знаке. На всех лицах выражалась важность занимавшего всех дела.

Полковник остановился, молодецки загнув наружу руку, взялся за темляк, тряхнул эполетами, устремил свой взгляд на ряды 3-й роты.1524 в которой что то зашевелилось и опять затихло, и нахмурился. Полковой адъютант погнулся вперед и, следя за взглядом начальника, выражал на всей своей наружности желание устранить неприятность, беспокоившую полковника, и сожаление в невозможности угадать этой неприятности. >

— Послать командира! — и в рядах послышались голоса, вызывающие командира 3-й роты, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера. Когда звуки усердных голосов, которые, перевирая, кричали уже: — Полковника в 3-ю роту, — дошли по назначению, требуемый офицер, дожевывая что-то, показался из-за роты и, хотя и человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, быстро и легко побежал к полковнику.1525 Прежде, чем он отбежал от роты, он повернул свое старое, худое, загорелое и сморщенное лицо с багровыми пятнами около носа к солдату, только что вошедшему на свое место в рядах. — Уж я говорю, что за вас. Посмотрите за вашего копченого гуся какая трепка будет ваш тулупчик, что будет. Ой, ой! Говорил — после. Нет... — проговорил он на бегу, обдавая всю шеренгу изо рта запахом копченого гуся и водки.

Лицо капитана Брыкова с красными пятнами около носа, всегда и до требования полкового командира, выражавшее как будто постоянный страх в том, что наконец узнается что то такое дурное, что он сделал, теперь выразило беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный урок.

Ротный командир на бегу оглядывал свои тоненькие ножки и шпажку и ощупывал рукой, удостоверяясь, всё ли на месте.1526 знак шарф и кивер. Солдат, к которому обратился командир и который был причиной гнева полкового командира, хотя войдя в свое место, стоял наравне с другими точно так же одетый и в том же положении Солдат, к которому обратился ротный командир, был не в шинели, а в тулупчике. Но, кроме тулупчика, обшитого белыми мерлушками, солдат этот отличался от своих товарищей не столько сытостью и белизною своего лица и шеи, тогда как у других щеки были большей частью втянуты до зуб и шеи цвета невыделанной кожи, новизною сапог, видимо собственных, тогда как у многих солдат обувь была стоптана и подвертки начернены для того, чтобы не заметны были дыры, и длиною, вьющихся у корня, белокурых волос, видневшихся на затылке из под кивера, и, главное, выражением лица, совершенно противоположным тому, которое было на всех лицах и означало сознание важности настоящей минуты. Солдат этот с красивым, изогнутым, тонким ртом посмеивался, глядя на к капитана и глядя на всё, что делалось вокруг него. — Э, трусишка. Проберут! — сказал он соседу, фланговому ефрейтору, с чернозакаленным цветом лица и подтянутым животом и плоской, точно железной доской, выгнутой грудью, казавшимся вылитым из одного куска с ружьем и ранцом. — А вот попробуйте барин, как за роту отвечать. Начальство, нельзя, — отвечал ефрейтор.

Полковник с ног до головы осматривал капитана в то время, как он, запыхавшись, подходил быстрым, плывущим шагом, цепляясь носками за1527 калмыжки и всё больше и больше хмурился. Капитан чувствовал, что всякая зацепка поставится ему в вину. — Где у вас люди бегают шляются. А? — начал он. — Из фронта людей посылаете угощаете. Из фронта выходят? А? — Он оглянулся на адъютанта. неровности поля и выставляя больше и больше несколько на сторону нижнюю губу.

— Сами вы где находитесь, господин офицер? Когда ожидается главнокомандующий, вы завтракаете,1528 импровизировал — сказал начальник, заслышав запах1529 гуся и водки съедобного из рта капитана. — Я сам завтракать не меньше вашего хочу, может быть. Да на хотенье есть терпенье, милостивый государь.1530 строго шутил он, прибавляя слова: а? что? которыми он как будто стегал капитана Брыкова. — Я вам завтракать покажу. Да как людей распускать в маскарады наряжать. Я вас... — Полковник на мгновение задумался, как будто раздумывая, с какой стороны побольнее стегнуть капитана но не спуская строгих, воспаленных служебным гневом глаз с ротного командира, который, слабо дыша Вы скоро людей в сарафаны нарядите. Это что? — сказал он, указывая в рядах 3-й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличающегося от других шинелей.

Ротный командир, не спуская1531 испуганных, виноватых глаз с начальника,1532 все больше и больше подтягивал свой и так плоской, как доска, живот и больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижиманьи он видел теперь свое спасенье. Батальонные командиры и адъютант стояли несколько сзади и на своих лицах выражали с одной стороны, для начальника, сознание необходимости и законность гнева и его выражения, с другой стороны, для товарища подчиненного, заявление в том, что они не принимают на себя никакой ответственности в поступках начальника, и надежду, что их присутствие при этом1533 несчастном случае не испортит их товарищеских отношений с уважаемым капитаном.1534 Князь Андрей с Ахросимовым не оглянулись даже на крик полковника, так они были заняты разговором.

— Ну что ж вы молчите? — крикнул полковник1535 почему у вас люди выходят из фронта? Когда каждую минуту может приехать? А? Что у вас язык отнялся? Ротный командир и рад бы был улыбнуться на эту шутку начальника, но другое чувство так сильно овладело им, что он не мог этого сделать. . — Кто у вас там в венгерца наряжен?

— Полковник... — голос оборвался у капитана.

— Ну что полковник? Полковник, полковник, а что полковник, никому не известно.1536 зачем солдат из фронта выходил? Зачем в шубе

— Полковник, это разжалованный... — выговорил капитан с таким видом, как будто для разжалованного могло быть допущено исключение.

— Что он в фельдмаршалы разжалован что ли? Или в солдаты? А солдат, так должен быть одет как все, по форме.

— Полковник,1537 ведь на два шага только вышел. Я думал махальный... — начал говорить капитан, заметив понижение тона начальника и желая дать почувствовать, что солдаты, называемые махальными, расставленные по дороге приезда главнокомандующего которые должны дать знать о приближении Кутузова и которые называются махальными, успеют дать знать за столько времени вперед, чтобы стать на места. вы сами разрешили ему походом.

— Как разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, — сказал полковник,1538 старичку к командиру б батальона остывая несколько,1539 но всё еще с неулегшимся полнокровным раздражением. — Махальный, ну что махальный, а вдруг его высокопревосходительство подъедет с другой стороны. Тогда что? Хотя все, и капитан и сам полковник, знали, что это предположение было совершенно невозможно, все молчали. — разрешили... вам что нибудь скажешь, а вы и... Вот всегда так, молодые люди, что нибудь скажешь, а вы и, что? — сказал полковник, снова раздражаясь.1540 вследствие этого предположения, — тогда что? Да как он смеет выходить из фронта! — Извольте одеть людей прилично. — И полковник, оглянувшись на адъютанта, своей вздрагивающей походкой, выражавшей всё таки не безъучастие к прекрасному полу, направился к рядам 3-й роты.1541 чтобы внушить разжалованному Семеновского полка офицеру Долохову должную субординацию. Полковой адъютант пошел за начальником. Вид близость стройных рядов людей, видимо, особенно действовала на п полковника . Чем ближе он подходил к ротам, тем больше хмурилось его лицо и выпячивалась несколько на сторону нижняя челюсть.

— Как1542 стоишь? стоите? Где нога? Нога где? — закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек на пять не доходя до1543 Долохова солдата, одетого в1544 синем тулупчике с мерлушками синеватую шинель. Солдат этот, отличавшийся от других свежестью лица и шеи и длиною вьющихся белокурых волос, медленно выпрямил согнутую ногу и прямо светлым и наглым взглядом весело смотрел на лицо полковника. Отвесно прямая черта его верхней губы в середине клином опускалась на нижнюю, в углах губ оставались две улыбки.1545 — Из фронта выходить. Я тебя... Солдатскую серую. Зачем шуба?

— Зачем синяя шинель? Долой! Фелдвебель...

— Полковник разрешил.

— Опять! Я вам дам...

Но в это мгновение полковник поравнялся с Долоховым и глаза их встретились. Полковник замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.

— Извольте переодеться, прошу вас.1546 и, повернувшись, пошел назад.

— Едет! — закричал махальный.

Полковник выбежал вперед, выпрямился, вынул шпагу с счастливым решительным лицом, на бок раскрыв : раскрывал рот, и из затянутой мундиром выпуклой груди зазвучал такой страшно сильный голос, что ясно было: что бы ни предлагали полковнику в награду, чем бы ни угрожали полковнику, он не мог закричать громче этого.

— Смирно! — закричал полковник.

По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибко рысью ехала высокая, голубая, венская коляска цугом. За коляской скакала свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в белом мундире. Они о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся в то время, как он, тяжело ступая, спускал ногу с подножки.

По тому, как полковник салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь и прижимая руку к козырьку, как он, наклоненный вперед, ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как вздрагивал при каждом слове и движении главнокомандующего, видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника.

Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии срав сравнительно

и аристократическом обществе, как понял князь Андрей из разговора высшего венского общества, зависел преимущественно от его внешней ничтожности, не самим им признаваемой плебейской незначительности, соединенной с трудолюбием и немецкой честностью; его считали только хорошим исполнителем и добросовестным теоретиком, почти маниаком своих военных теорий. Князь Андрей знал, что Кутузов заседал несколько раз в том знаменитом Гоф Кригсрате, над которым так ядовито подтрунивал его старик отец и, хотя не знал подробностей прений в этом военном совете, он замечал, что все были довольны Кутузовым за его непривычную после Суворова уступчивость, и казалось ему, что Кутузов смотрел на все эти совещания только, как на необходимую формальность, и был вполне уверен в своей будущей свободе действий. На придворных балах, на которых должен был присутствовать князь Андрей, он встретился с своими соотечественниками и знакомыми дипломатического корпуса. Его поражало их спокойное, роскошное житье, с светскими венскими интересами, не имеющее ничего общего с предстоящею войной, бывшею для князя Андрея главным делом жизни. Возвратившись к войскам, он испытал чувство удовлетворения и успокоения при виде серых шинелей, штыков, зеленых лафетов и кавалерийских, замундштученных лошадей. Но несмотря на братское, почти нежное чувство, которое возбуждал в нем вид каждого, даже темного, пехотного офицера, он и к своим штабным товарищам оставался так же надменен и чужд, как и прежде.

Они обходили, делали смотры по дороге, обгоняли войска и наконец пришли к Браунау. Князю Андрею было странно видеть в этом маленьком городке установившуюся светскую жизнь с дамами и праздниками, средоточием которых был Кутузов. Он старался избегать этих празднеств, через каждые четыре дня дежурил в приемной и проводил свое время за комментариями Кесаря и за соображениями для предстоящей кампании, которые он делал, как будто бы составить план войны и исполнить его было его назначение.

Несмотря на близость его к главнокомандующему, он имел мало сведений, как и все приближенные к Кутузову, об общем ходе дела. В первых числах октября только Кутузов дал ему письмо от герцога Фердинанда для того, чтобы перевести его по русски. Письмо было следующего содержания

«Die Kaiserliche Königliche Armee hatte sich bisher den wichtigen Vortheil verschafft Meister von der Iller, von Ulm und Memmingen zu sein um zusammengehaltene Kräfte zu behalten und sich nicht durch die Deckung Tyrol’s schwächen zu müssen. Der Feind findet nicht für gut diese Stellung mit offener Stirne anzugreifen. Er will sie tournieren und hiedurch unsere Vereinigung mit der Russisch-Kaiserlichen Armee verhindern, wozu Bonaparte durch den Durchbruch der einen seiner Armeen durch das Preussisch-Anspachsche sich die Möglichkeit verschafft hat, weil er die Vereinigung seiner beiden Armeen früher bewirkte.1548 [Императорская королевская армия имела до сих пор важное преимущество: она заняла командное положение на Иллере, Ульме и Меммингене, чтобы сохранить объединенные силы и не быть вынужденной ослаблять себя защитой Тироля. Неприятель не находит для себя выгодным открыто атаковать эти позиции. Он хочет их обойти и таким образом помешать нашему соединению с русской императорской армией, для чего Бонапарт создал себе возможность, заранее обеспечив соединение обеих своих армий прорывом одной из них в Прейсиш-Анспахе].

Wirklich dürfte also unsere Vereinigung mit der Russischen Kaiserlichen Armee für den Augenblick verhindert oder da die beiden feindlichen Armeen bereits vereinigt und Meister von Donauwörth sind, gefährlich werden, solche alsogleich aufzusuchen — oder die Kaiserlich-Russischen Colonnen in der Verfassung wie sie ankommen gleich augenblicklich vom Inn vorrücken zu lassen. Indessen haben wir in dem Lande vom Lech bis tief in Schwaben auf längere Zeit zu leben als es uns nöthig sein kann, bis die Kaiserlich-Russische Armee am Inn mit Allem versehen und thätig zu werden vermögend sein wird.1549 [Действительно, если бы нам помешали соединиться сейчас с императорской русской армией, или, так как обе неприятельские армии уже соединились и занимают командное положение при Донауверте, они стали бы для нас опасны — надо сейчас же разыскать их или же императорские русские колонны в том состоянии, в каком они прибудут — сейчас же, мгновенно продвинуть с Инна. В то же время нам придется надолго, дольше, чем это нам может быть нужно, задержаться в местности около Лexa, далеко углубившись в Швабию, пока расположенная на Инне императорская русская армия не будет снабжена всем необходимым, чтобы быть вполне боеспособной].

Wir haben vollkommen zusammengehaltene Kräfte, nahe an

70,000 Mann um den Feind wenn er an dem Lech passierte, angreifen und schlagen zu können. Wir können, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil auch von beiden Ufern der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren. Mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passierte, die Donau übersetzen uns auf seine Kommunikations-Linie werfen, die Donau unterhalb repassieren um dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Alliirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alsobald vereiteln. Wir werden auf solche Weise dem Zeitpunkt, wo die Kaiserliche-Russische Armee ausgerüstet sein wird, muthig entgegenharren und sodann leicht gemeinschaftlich die Möglichkeit finden dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient.1550 Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70.000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом, мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает.

Diesemnach wäre es nothwendig dass die Kaiserlich-Russische Colonne die Vorsicht brauchte jedoch wo möglich nicht bei Braunau, sondern Mühldorf hinter dem Inn sich zu sammeln mit der Oesterreichischen Kavallerie und Artillerie, die zu ihnen stossen kann, und mit den noch rückwärts befindlichen Pontons sich ausrüsteten — wo sie dann versehen mit Kaiserlich-Königlichen Kavallerie und Artillerie sehr bald thätig werden können. Übrigens ist die Kaiserlich-Königliche Armee in der mögligst besten Fassung und Stimmung und mit voller Zuversicht können wir eben dasselbe von der Kaiserlich-Russischen hoffen, so wie uns um die erwünschte Vereinigung bald zu erlangen nichts schwer und unmöglich sein wird.

Güntzburg den1805

E. H. Ferdinand.1551 [Для этого русской императорской колонне нужно принять все необходимые меры, чтобы не при Браунау, но в Мюльдорфе, позади Инна, соединиться с австрийской кавалерией и артиллерией, которые ей встретятся, чтобы вместе с имеющимися сзади понтонами в скором времени стать вполне боеспособной. Впрочем, императорская королевская армия находится в наилучшем расположении духа и настроении, и мы с полной уверенностью можем этого же ожидать со стороны русской императорской армии, как и того, что желательное скорое соединение не представится ни трудным, ни невозможным. Гюнцбург Эрцгерцог Фердинанд.]

1552 Гусарской Павлоградской полк, в котором служил N. Ростов, стоял на квартирах в небольшой деревне недалеко от Браунау. Nicolas стоял на одной квартире с своим эскадронным командиром, красавцем Гардиным. В то утро рано утром 11 октября Nicolas со взводом, пока Гардин еще спал, ходил за фуражем. Навитые десять лошадей гусарским унтер офицером из стога, которому не было хозяина, Nicolas велел снять и оставить и привез, хотя и мало сена, но сено всё взятое за деньги и квитанции. В 10 часов утра он уже был дома. Никита, его слуга, варил ему кофе. Хозяева немцы были на работе. Гардина не было дома, он пошел на коновязи. Солнце ясно светило через небольшие окна дома. Он взволнованной походкой, в своих солдатских рейтузах и растегнутой гусарской куртке, побрякивая шпорами, ходил по маленькой комнатке от двери к углу у высокой немецкой хозяйской кровати, на которой, увернув голову с одеялом, спал Денисов, изредка останавливался перед походным зеркальцом, стоявшим у окна, нагибался, вглядывался в себя, проводил рукой, захватывая кончики, по отростающим, рыжеватым усам и проводя рукой по голове, на которой прежде были длинные волосы, а теперь коротко обстриженная щетинка, испуганно оглядывался, не видал ли его Денисов, и снова начинал ходить, улыбаясь сам себе. 11 октября почти все офицеры эскадрона перебывали у Nicolas, своего любимца, чтобы показать ему, что они становятся на его сторону в истории, бывшей у него с полковым командиром, которого Nicolas нынче утром вызывал на дуэль зa то, что полковой командир сказал Nicolas, что он говорит неправду. Вот как это было. Nicolas был взволнован особенно ясно пришедшим ему нынешнее утро после поездки за фуражем 1554 где он успел показать свое благородство и деятельность и при ярком осеннем солнце сознанием того, что он гусар молодец, какие редко бывают, что все солдаты гусары — молодцы, как и все русские вообще, что офицеры его полка, а особенно эскадрона — Шен,1555 Телянин Денисов — милые, добрые, благороднейшие рыцари люди,1556 и что ему отлично жить в полку и хочется что то сделать, чтоб показать, какой он рыцарь и молодец. все, исключая Телянина, ну, да что — один. А всё отлично жить в полку... Отлично. И что бы мне сделать?

Проходивший мимо окон Никита с кофеем застал его глядевшимся опять в зеркало, но хотя видимо и не обратил на это обстоятельство никакого внимания, Nicolas покраснел и, продолжая ходить по комнате, начал насвистывать свой любимый air1557 [арию] из Jocond'ы, который он певал с Наташей и, когда пришел Никита, он долго не брался за кофе, всё насвистывая так хорошо, верно, как могут свистать только люди с большим музыкальным талантом. Не Гардин, а В. Денисов То он свистал один, то другой голос, то губами подделывал весьма похожо партию оркестра и особенно контрбаса.

— Да уж хорошо, — сказал Никита на одну из таких контрбасовых партий, которые Nicolas выделал, взяв Никиту за шею и принимая его за контрбас, пригибаясь, невидимым смычком, отрывая на его животе басовые ноты, — да уж ладно, кофей кушайте, простынет, — сказал Никита, улыбаясь и покачивая головой. — Вон1559 командир идет и В Василий Дмитрич проснулись1560 Ну, батюшка, какие кони. Славно справились Да, ну, что вы поете. Зачеркнуто: — Хорош фуражир! — сказал эскадронный командир, — очень хорош. Ведь это нельзя так, мой милый граф. Нельзя, — говорил эскадронный командир, высокий, чернобровый, румяный красавец, входя в комнату. Nicolas покраснел, как сукно. Он знал

Князь Андрей догнал главнокомандующего князя Кутузова на польской границе и с ним вместе проехал Галицию, Богемию, Моравию и Эрцгерцогство. Главнокомандующий догонял, обгонял войска по дороге, делал им смотры и ездил в Вену. Князь Андрей в это время был послан в арьергард воротить одну из задних колонн. Когда князь Андрей вернулся к штабу, главная квартира уже несколько недель помещалась в маленьком, с крепостью, городке Браунау. Князю Андрею странно было видеть в этом маленьком городке установившуюся светскую, праздную и роскошную жизнь с дамами, экипажами, музыкой и праздниками, как будто война уже кончилась или никогда не должна была начаться. В главной квартире князь Андрей чувствовал себя всё в том же, столь надоевшем ему, петербургском мире интриг, женщин, французских фраз и пустоты и старался жить отдельно, занимаясь темп науками, которые он считал необходимыми, но занятия его шли не успешно. Князь Кутузов ласково принял его, и, как он делал со всеми людьми из одного с ним круга, раз навсегда пригласил князя Андрея всегда обедать у него. Но князь Андрей редко пользовался этим приглашением, но всё таки редко успевал заниматься; то он должен был жить вместе с товарищами и его развлекали, то он обязан был дежурить и проводил целый день в приемной, то беспокойство и любопытство военного во время войны об общем ходе кампании заставляло его искать в обществе новостей о делах австрийцов в Баварии и о ходе переговоров и распоряжений в Вене, то он просто чувствовал себя не в духе и слишком старым для занятий. Когда его посылали в командировки или когда он был при Кутузове во время смотров, он испытывал сильно одушевлявшее его, поднимавшее на высокую степень энергии, чувство при виде этих огромных, симметричных, двигающихся масс и при звуках военной музыки, мерного топота тысячи конских ног или солдатских сапог и криках здорововающихся голосов; но всякий раз, как ему приходилось иметь личное дело с офицерами полков, эти господа возбуждали в нем чувство не только презрения, но отвращения и гадливости своей грубостью, грязностью и пошлостью занимавших их интересов. Он невольно обращался с ними так оскорбительно надменно, что те, которые его знали, не любили его.

Несмотря на близость свою к главнокомандующему и на постоянное желание составлять себе понятие об общем ходе дел, он почти ничего не знал о том, что делается в армии эрцгерцога и Мака и о том, что намерены предпринять. Он знал придворные и штабные интриги и отчасти враждебную, но учтивую дипломацию австрийских и русских властей, знал, при чем не раз вспоминал кригс шнапс вурст рат своего отца, что всегда спокойный, уступчивый и придворный Кутузов не раз выходил из себя, входя в сношения и получая сообщения от Гоф Кригсрата, знал, что положение Кутузова при австрийском дворе особенно невыгодно потому, что перед ним был Суворов1561 Скобки поставлены редактором. (— Они всё боятся, что я им петухом запою, — раз при князе Андрее сказал Кутузов), знал, что назначение эрцгерцога Фердинанда командиром австрийской армии было только средство подчинить старшего чином Кутузова младшему чином Маку. И что австрийской армией командовал в действительности Мак, числящийся начальником штаба, а что номинально назначен эрцгерцог Фердинанд только для того, чтобы русское правительство не могло обидеться. Он знал даже un mot,1562 [словцо,] сказанное в Вене и показавшееся почему то всем очень смешным по этому случаю. Когда говорили, какого эрцгерцога назначить, какой то дипломат сказал: un archiduc vaut l’autre1563 один эрцгерцог стоит другого и все повторяли это mot.>

Осенью начались военные действия. Австрийские войска, желая предупредить Бонапарта, выступили в Баварию, Бонапарте стянул свои войска из Булони к Германии, русские войска прошли всю Австрию и стягивались к Браунау, крепости, в которой находилась главная квартира, в пяти переходах сзади австрийских войск, находившихся в Ульме.

В начале октября 1805 года, фельдмаршалское, пышное и веселое житье Кутузова в Браунау не изменялось; русские войска подходили уже последние,1564 но ничего не говорили о войне, о выступлении а между тем разными путями доносились слухи о том, что австрийская армия Мака уже дралась с французами. Одни говорили, что была одержана победа, другие говорили, что армия1565 уничтожена разбита и отступает в Тироль, третьи, что армия перешла на левый берег Дуная.

8 октября1566 князь Андрей был послан навстречу пришел от Ульма генерал Канмеер; он знал, что сражение действительно было и что1567 Канмеер он и Ностиц с 18 000 человек отрезаны, но чем кончилось это сражение, никто не знал в штабе.1568 Князь Андрей не брал в руки своих книг, а каждый день обедал за большим столом Кутузова и проводил дни в приемной, расспрашивая и прислушиваясь Князь Андрей находился в тревоге любопытства.

9 октября приехал из Вены австрийский генерал, приближенное лицо императора Франца и член Гоф Кригсрата, с предписанием Кутузову итти на помощь Маку.1569 За обедом князь Андрей, который всегда и невольно в обществе занимал место выше своего положения, сидел недалеко от высокого старого австрийского генерала в белом мундире и слышал весь разговор его с Кутузовым.

и двигающиеся русские и вдалеке французские войска. Тушин с адъютантом стояли поодаль.

— Вишь1570 наши пехотные солдатики то в городе как хлопочут, — говорил1571 Тушин Багратион, указывая на1572 толпы черные точки солдат, которые, видимо с ношами, двигались из города к переправе, — всякий что нибудь да тащит.

— Вот волочет дверь, кажется, — говорил1573 Тушин адъютант. — И на что ему, ска скажите , а так, чтоб французу не доставалось. Смотрите, смотрите направо от моста на острову...

— Вижу там дворец какой-то. Мы проезжали. Что за решетка, олени.

— Императорской кажется.

— Да, они проберут его,1574 говорил Тушин — сказал Багратион, видимо утешаясь этим видом. — Плохо не клади, — и выражаясь по молодецки военному, что так не шло к нему.

— А какое место прелестное. — сказал адъютант. — Посмотрите туда вон, около Дуная, вот где вода то, так повыше в соснах.

— Вижу, это монастырь августинской.

— Что то монахи теперь думают.

Генерал с свитским офицером разговаривал у другой пушки.

— Ежели здесь не держаться, — говорил Багратион, — я уж не знаю. Я здесь с корпусом две недели устою.

— Нельзя, князь, предполагать ничего, — отвечал свитский офицер, — когда наши фланги не обеспечены. Ежели они собьют Мерфельда из Штеера, нам нет отступления, нас в тылу будет река.

— В Вене перейти можно, — отвечал Багратион. — До Вены то какой путь отступления, — сказал он, указывая назад на гористые ущелья, по которым синел Дунай. — Тут он зубы поломает... Сколько до Вены то будет? — спросил он. Свитский офицер достал портфель и справился.

— Верст сто прямым путем, но в Вене перейти Дунай, мы очутимся в долине, а здесь или у Кремса, — он показал рукой на противуположный гористый лесной берег, — каждый уступ крепость...

— Я говорил. Я говорил, — сказал Багратион, впиваясь в трубку и глядя на мост. — Этот толстый чорт ничего не делает. Пехота не прошла, а гусары отступают. Они мне наделают. Так и есть! Видите. Он подвинул («он» Багратион разумел неприятеля). Он выстроит батарею. А дурак! Колокольцов, — крикнул он адъютанта, — скачи на переправу к полковнику Ор[?], чтоб гусары стояли на той стороне, пока пройдет вся пехота. Так и есть! — Эти слова сказал Багратион, отпуская трубку от глаза и сердито пожимая плечами. На той стороне показался один, другой дымок, третий из батарей неприятельских, которые видны были уж простым глазом. Они били по переправе. На переправе люди, толпившиеся на ней как муравьи, видимо оживленнее засуетились. Колонна неприятельской пехоты подвинулась вперед.1575 Ну-ка Тушин

— Артиллерийский офицер, — сказал он, — пусти гранату.

— Прислуга к орудиям. Что за прелесть! разговор с горы. Генерала. Несвицкой. Монашенки. Ваше сиятельство, — сказал Тушин, — прикажите подвинуться, а то не донесет. Но Багратион уже теперь1577 не хотел разговаривать был совсем другим человеком.

— Извольте делать, что приказывают.

Прислуга подбежала, послышались командные слова. Тушин, щурясь у прицела, долго наводил орудие, вывинчая вывинчивая винт, наконец отбежал и скомандовал: — 1-е; металически зазвенело орудие, откатываясь. Через головы всех наших далеко перелетела и далеко, не долетев, граната дымком показала, что лопнула за рекою в поле. Багратион нахмурился, молча сел на лошадь и поехал вниз к переправе. Еще он не съехал вниз, как несколько выстрелов ненужных и безвредных пролетели над его головою, показывая, что, пользуясь его приказанием, артиллеристы от скуки забавлялись.

[Далее со слов: На мосту была невыносимая давка, кончая: хуже, как он мост зажжет. — близко к печатному тексту. Т. I, ч. 2, гл. VII.]

— Эк торопятся, — говорил третий, — что он за мостом то два холодные пустил, так уж и думают, что всех перебьет. Все эти разговоры, хотя и не расстроивали веселого расположения духа Несвицкого, однако и не побуждали его очень торопиться туда, где долетали холодные. Гусарскому полковнику он передал приказанье итти опять на ту сторону моста и уж видно было, как на нашей стороне моста стоял эскадрон павлоградцев, ожидая остановки пехоты, чтобы пройти.

Два офицера, выехав до половины моста, в толпе надрывались, прося и грозя пехотным, чтоб на минуту их пропустили. Несвицкому нужно было еще передать приказанье артиллерийскому полковнику, к который б был на той стороне, о зажигательных снарядах и он думал, не встретится ли полковник на мосту, чем искать там, где скорее разъедешься и где долетают холодные. Оттого он не торопился.

[Далее со слов: Но рассеянно оглянувшись под мост на течение вод Энса... кончая: Несвицкий нашел тут артиллерийского полковника и передал приказание, которое, как оказалось, уже было исполнено, поехал назад. — близко к печатному тексту. Т. І, ч. 2, гл. VII.] Васька Денисов, расчистив дорогу, стоя у въезда и небрежно сдерживая лошадь, которая, отделенная от своих, рвалась под ним, ожидал эскадрона, который, выждав пехоту, уж шумя копытами по мосту, как будто скакало несколько десятков лошадей, шагом на рыжих лошадях подвигался к нему. Командир старик нервный трус. Васька Денисов был старшим офицером в эскадроне, а эскадроном командовал француз по фамилии, но русской по рождению и воспитанию, перешедший перед кампанией из гвардии — ротмистр Гардон.

Ротмистр с третьим офицером1579 поручиком , корнетом Теляниным, тоже из гвардии, но не перешедшим, а по слухам переведенным за что то в армию, ехали впереди.

Ротмистр был1580 высокий белый, чернобровый, румяный гусар с маленькими черными усиками, мягкими волосами и полными щеками. Он1581 небрежно, ловко и красиво1582 и распущенно сидел на своей замечательно породистой с шерстью гладкой, как атлас, лошади, из под женственно длинных ресниц не смотрел никуда особенно, был несколько женственен, но очень красив и, казалось, знал это. Под Теляниным лошадь была не хороша, вальтрап не нов и сам офицер по старательности, с которой он держал поводья и ноги, видимо был не ездок. Сам он был человек1583 маленькой небольшой, худощавый, с молодым лицом и припомаженными волосами и усиками и одет с тем военным оттенком изящества, который для всякого опытного взгляда обличал в нем военного щеголя. Сабля у него была маленькая, галстук очень высок и из-за галстука виднелись отвороченные воротнички. Лицо его было миловидно и свежо, но как скоро он начинал говорить, по своему обыкновению весьма тихо и отрывочно, в лице этом выражалось что то преступно-слабое, неприятно действовавшее на того, с кем он говорил. Атака на мародеров, дает водку. Всех любит

Проехав мост, он, очень бледный, подъехал ближе к эскадронному командиру.

— А я должно быть серьезно простудился, — сказал он тихо, тихо и бросая свои глаза в разные стороны.

— Всё болит голова? — сказал Гардон, не выражая ни участия, ни сомнения.

— Страшно. Насилу сижу на лошади. Я думаю, я слягу.

— Что ж, офицер есть, скажитесь полковому командиру. Что? — прибавил он, услыхав, что Телянин что то хотел сказать, но Телянин сказал, что ничего, и глаза его быстро перескакивали со всех предметов, окружавших ротмистра, не останавливаясь только на его лице.

— Нет, я так, я ничего. Да, нет, ах как болит.

За офицерами справа по три ехали гусары с своими бренчащими саблями, натянутыми задами, закрываемыми шинелями, и с шпорами и кожей обтянутыми, в посадку вывернутыми ногами.1585 С левого фланга ехал унтер офицер, которого сейчас можно было узнать за юнкера. Эскадрон, проходя мост, обходил дожидавшуюся пехоту. Пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с досадой, завистью и насмешкой пропускали мимо себя чистых гусар. Гусары с высоты своих лошадей отшучивались.

— Ишь нарядные ребяты какие, только б на Подновинск, — говорил один пехотинец.

— Только на показ и водят, — говорил другой.

— Пехота, не пыли, — отвечал гусар.

— Прогонял бы их по грязи, как нас, снурки то б обтерлись. То был человек, а то как птица.

— То то б тебя, Митин, на коня б посадить, ловок бы был, — шутил ефрейтор над жалким, худым, скрючившимся от тяжести ранца солдатиком.

— Дубинку промеж ног возьми, вот тоби и конь буде, — отвечал хохол гусар. Пехотный офицер тоже не спуская глаз1586 На этом рукопись обрывается.

Когда Багратион вернулся к авангарду, канонада гремела со всех сторон, перебиваемая трескотней ружей. Дым пороховой стлался низом, справа и слева виднелись колонны неприятеля. И спереди в том самом Шенграбене, где еще утром он завтракал и где подле него играли песком дети — перед Шенграбеном там; где варили кашу, чернела огромная масса неприятеля. Черта смерти лежала теперь между тем мирным селением, где играли дети, и случайным местом, ничем прежде не означенном, на котором стояли наши четыре орудия. К ним то и подъехал Багратион. От Кутузова Багратион ехал рысью, всё на той же любимой им сухоголовой кавказской лошади. Он не поскакал, как ждали этого его адъютанты. Он берег лошадь, предполагая, несмотря на поздний час, ей еще много работы. На лице его было написано серьезное спокойствие. Либо он всё понял и всё решил, либо он ничего не понимал, но всё таки решил. Несут раненного Решил, что двух смертей не бывать и что умирать надо прилично. Спокойствие, и приличие, и ясность (происходящая должно быть от этого решения) были главными чертами его выражения. За ним ехали: свитский офицер адъютант, ординарец Жемчужин и аудитор, штатский чиновник в штатской шинели, с веселым, невоенным лицом, натирая себе колени на жестком казачьем седле и составляя главный предмет внимания Жемчужина. Как только ядро пролетело над ними и взрыло землю где то сзади их, Багратион остановил лошадь и поехал тем красивым, покойным кавказским аллюром, которым ходят черкесские лошади. Лица свиты изменились, на всех показалась около рта и подбородка та черта волнения, которую каждый старается скрыть под преобладающим настроением. Жемчужин продолжал трунить над ездоком аудитором, аудитор жаловаться на свои стертые ляжки, свитский офицер, щурясь, приглядываться и иметь вид, несмотря на ядра, соображающего. Багратион продолжал иметь вид человека, давно всё предвидевшего и ничем неудивимого и давно, давно всё решившего.

День был пасмурный, сырой, был уже пятый час и вдали дым, сливаясь с серым горизонтом, скрывал движенья войск.1588 к четырем орудиям, которые снятые с передков стояли на Подъехав на звук выстрелов к ящикам по кукурузному жневью, где орудия, проезжая, проложили, вминая солому, первые вязкие следы, Багратион1589 На полях: Б. кликнул полк. Уже всё шевелилось, всё работало. Все бледные, во рту что то. Б Белкин проходя мимо Т Тушина : что будет? Долохов кровожадно горит, на ме месте не стоит от нетерпения. остановился и поглядел на прислугу и ездовых, которые1590 кучками липли около ящиков и передков, как будто ужимаясь от ядер, которые здесь часто перелетали.

— Чья рота? — сказал он вглядываясь в солдат. Он сказал: чья рота? а всем понятно было, глядя на его свободно спокойное лицо, что он говорил:

«Уж вы не робеете ли? А коли робеете, смотрите на меня». Все поняли. Однако из приличия ф фейерверкер , весело побегая подбегая , сказал:

— Штабс капитана Тушина, — и 2-й нумер, достававший заряд, подпрыгивая подбежал к ящику.

— Давай горячих, горячих и при генерале, — проговорил он смеясь.

— Так! — теперь как будто сказал Багратион и, приемом старого хорошего ездока, чуть шевельнув ногой и поводьями, тронул лошадь, которая насторожила уши и бойчее обыкновенного шла под седоком, подъехал к батарее. Аудитор трясся рысцой на каретной лошади.

— Поспело масло? — всё спрашивал Жемчужин.

Впереди передков и ящиков над скатом стояли по своим вязким следам четыре орудия, снятые с передков. Крайнее только что зазвенело, оглушая все всех выстрел выстрелом , и в дыму, который сырой ветер нес на нас, видны были артиллеристы, в то же мгновение подхватившие и, напрягая силы, накатывавшие его опять на прежнее место. Небольшой, сутуловатый человечек, слабенькой человечек Тушин, с фуражкой на затылке стоял у орудия и видимо старался дать себе вид равнодушного человека. Он не мог вывернуть клина.

— А, чорт возьми, — досад досадливо проговорил он. Солдаты были вялы, к когда подъехал Багратион. Дело казалось Тушину безнадежным и он все силы употреблял, чтобы равнодушным казаться при приближающейся смерти. Посмотрев на Багратиона, он повеселел. Посмотрев на него, повеселели солдаты. Тушин лег на орудие, прицеливаясь.

— Еще, еще, — говорил он. — Эка чорт! перепустил, — говорил он своим, нешедшим к нему, молодцоватым говором в то время, как генерал подъехал к нему. С левого фланга зазвенело, задышало и оглушило другое орудие. Тушин вздрогнул.

— Ты по ком стреляешь? — спросил Багратион у Тушина.1591 Но Тушин, занятый своим делом, не отвечал ему и всё глядел, когда он кончил

— А я так, в ваше п превосходительство . Он отошел и, своей невоинственной неловкой манерой поднимая руку к козырьку, подошел к Багратиону.

— Хочется эту пехоту осадить мало мальски, ваше сиятельство, — сказал он,1592 Зарядов мало будет? молодецки выставляя ногу. В это мгновение пролетело близко ядро. Тушин1593 подмигнул и засмеялся пригнулся, но, улыбнувшись, тотчас же выставил ногу.

— Эшь шкура. Дай доберусь до тебя, — сказал он и ухарски скомандовал: — второе, — но, несмотря на свое ухорство, вздрогнув, как женщина, при выстреле.

— Ага, осаживать стали! — сказал он, вглядываясь в войска, которые стали опять стягиваться в деревню с выгона, на котором они стояли, и всякую минуту пригибаясь.

— Перцов, — крикнул он, — круши, брат. — Переложив свой язык налево, он, жуя его и перекашивая свой слабый рот, пошел к левому флангу орудий и, спотыкнувшись, упал и, поднявшись, слабо улыбнулся. Багратион приказал стрелять гранатами по пехоте. Ф Фейерверкер шопотом предложил брандскугелями по деревне.

— То то бы важно. Ваше сиятельство, не прика прикажете ли?

— Что ж, попробуй. — Свитский офицер между тем обратился к Багратиону.

— Ваше сиятельство, атака на правый фланг, гренадеры, должно быть, выводят батареи. Прикажите отступать. Ваше сиятельство, прикажите, — проговорил он испуганным голосом.

— Всё отступать. Погоди, братец. Дай, братец, оглядеться, братец, — сказал Багратион, глядя налево на стену гренадер, которые, раздвинувшись, били выстрел за выстрелом артиллерией нашу пехоту. Багратион выпустил дух, как это делают просыпающиеся люди, стал оглядываться.1594 Батарея стояла на бугре вправо от дороги. Внизу ската прямо пр С горы, на которой стоял Багратион, всё было видно.1595 Шенграбен лежит в лощине, образуемой оврагом Впереди, прямо внизу, лежал Шенграбен, из которого пыталась и не могла выдти французская пехота, перед ним на дороге перестреливались стрелки. Справа туда, куда показывал свитский офицер, жневье, на котором стояла артил артиллерия , отлогим скатом спускаясь вниз, упиралось в раздетый, высокий, дубовый и буковый лес, через который шла деревенская дорожка в деревню Грунт. На этой дороге стояли спиной к лесу, на который смотрел Т Тушин , [2 неразобр.] 6 егерской и Киевской гренадерской, спиной к лесу. Ближе от артиллерии на жневье, виднеясь на тем темном лесу, позади пехоты стояли наши драгуны. Видно было, как они садились. Французы, обойдя Шенграбен, подходили к пехоте, стоявшей перед лесом, и били по ней. Это был отряд Сульта, который должен был écraser.1596 [раздавить.] Видно было, как пехота волновалась и как высылали роту за ротой, чтобы усиливать цепь впереди. Слева под горой, где около речки шла дорога большая, были луга и в этих лугах, засохнувших около речки, видны были наши пехотные полки, частью скрытые горой и частью видные на крайнем левом фланге. Около деревеньки краснелись Павлоградские гусары. Там еще не начиналась атака. Но не успел Багратион оглядеть правый фланг, как далеко за речкой, слева у постоялого двора, в который утром ездили офицеры пить пиво, показалась кавалерия, переправляясь через мост у постоялого двора.

— Ваше сиятельство, — шопотом сказал аудитор свитскому офицеру, указывая налево, — обходят и там, — и он указал налево. Свитский офицер ничего не ответил, посмотрел и также шопотом, должно быть это было очень важно, сказал Багратиону. Багратион посмотрел так, как будто это было так им самим приказано и, послав адъютанта с приказанием налево, шагом поехал направо. Прежде чем уезжать, он приказал генералу, командовавшему в центре там, где была батарея, отступать к Грунту, он указал на деревню сзади. Свитский офицер внушил Тушину, чтобы артиллерия шла вперед, потому что переправа плоха. Тушин только сказал: — знаю — и следил за первым выстрелом брандскугеля, посланным в деревню.

— Не любят, — говорил он пехотным, которые лежали по сторонам и жались и относили раненных.

Багратион шагом подъехал направо. Под огнем артиллерии, который страшно усилился, пехотные перед лесом толпами носили раненных и, бледные, стояли под выстрелами.

Багратион подозвал старичка полкового командира. Странны были его седины под ядрами. П Полковник отъехал.

— Не носить раненных, — сказал он ротным.

— Куда! Стой! — закричал Багратион, подскакивая к роте К. толстого, которая бежала. К. несли.

— Стой, назад! — солдаты остановились, удивленные, что И. стоит.

— Изготовься, — закричал Багратион, оживляясь и отскакивая от фрунта. Остановленная рота побежала врассыпную. Солдаты прикладывались. Б Белкин грациозным отбегал и отталкивал рукой ружья у солдат, которые прикладывались. Гренадеры в шапках приближались во весь дух под изволок. Так хотелось бы увидать их.

— Ваше благородие, прикажите, — сказал фейерверкер.

— Врешь, не стрелять, — кричал звонко Б Белкин . Впереди уже виден был офицер, который зажмурившись скакал. Он взглянул, оглянулся и полк наскакал на него. Кто то выстрелил прежде команды и огонь затрещал по всей шеренге. Гренадеры скакали в сторону назад, один только лежал с лошадью на жневье. Сбоку из за леса послышался топот и мимо пехоты проскакали драгуны вслед за французскими гренадерами. Но в то же мгновение показались и послышались стрелки правее. И не спрашивая приказания, рота Б Белкина с ним впереди пошла на них. Французы шли, р русские шли ближе, ближе, Б Белкин молодцом, вдруг выстрел и Б Белкин упал.

Когда Ж Жемчужин прискакал к левому флангу, французы уже перешли мост и из за фланкеров двигались гренадеры Ланна. Ж Жемчужин скакал, что бы было мочи.

— Где1597 Ахрасимов? полковник? — Его оказались роты. Тот полковник, который представлял полк под Браунау, стоял верхом на каретной лошади, опираясь рукой в коленку, и хмурился сердито.

— Приказано отступать. — Подольской полк отступал.

— Не могу, — сердясь на все всех за то, что не слушали офицеры, отвечал полковой командир. — Люди за дровами. Всё равно придут. Вы передали и всё. Я знаю, что делать.

— Ой-ой, вишь ты.

Из за кустов в лугу послышались выстрелы. Полковой командир приказал строиться.

— Отступайте, вас возьмут. — Показались сзади. Долохов обратился к Гарк.

— Пожалуйста, я вам говорю. Сюда в кусты. А то перебьют. — Гарк. побежал.

— Куда, — кричит полковой командир. Наткнулись, убили пятерых, одного Долохов поймал за шиворот, офицера. Другие показались. Долохов бледен.

— Барин, наши отошли. — Долохов говорит с франц французом .

— Grâce, ma pauvre mère.1598 [Пощадите: Моя бедная мать.] Француз выстрелил, ранил Долохова. Бросьте его. — Grâce, vous avez une mère.1599 [Пощадите. У вас есть мать] Штыком в брюхо и бежит. Эк как бегут назад.

— Ко мне. — Отбежал слушать. Своего хочет застрелить.

— За мной по реке, — выходят из берега, по глине лезут, цепь. Ура, и через них в овраг.1600 Ж Жемчужин Р Ростов не мог проехать назад и присоединился к своим.

Сражение.

1) разговоры штабных, панический страх в обозе. Сбираются капитулировать, спорят. Безнадежно.

2) К. с Б Багратионом говорят вдалеке; выстрелы, Б Багратион едет, друг перед другом, к князь А Андрей просится.

3) Б Багратион подъезжает, шутки Ж Жемчужина перестают. Просят генерала вернуться; раненный откатывается, орудия, дым, звон. Б Багратион огляделся, двинул 6 егерской мимо орудий.

4) Свой мирок у Т Тушина уютный от 1-го до 4-го орудия; удача, зажег. Идут роты с песнями. Толстый поспевает рысью. Б Белкин бледный. Т Тушину завидно. Эх, как бы я пошел. Б Белкин : Что будет? улыбается.

5) Т Тушин с своей батареи всё видит. К Киевские г гренадеры атакуют. Б Белкин впереди, трескотня, дым. Феерверкер Тушину:

— Ваше благородие, наши пошли, наши. 6 егерской. Бегут с слабым криком на цепь французов. Французы бегут. Б Белкин падает.

— Ээ, — говорит Тушин.

— Убили барина. Молодец был. Такого не было другого.

— Много перебили и генерала побили, — говорят солдаты, прибавляя «и» с чувством потери и растерянности. А там запыхавшись бежал, удар палкой в грудь страшной, грубой, невидимый удар. Мысль добежать, заколоть, не изменить. И вдруг одна мысль: что будет? И смерть. Т Тушин .

— Ну, раскудахтались, — желая по молодецки закричать, запищал Т Тушин и озлобленно стал стрелять, ему всё хотелось картечью, он скатил и пустил жестянку. Но влево было что то не хорошо в лесу, где стояли Павлоградцы, и Багратион проехал туда.

6) Павлоградцы ядры провожают. Они прикрывают пехоту. В Васька Д Денисов едет к полковнику Ахра Ахрасимову . Спор о солдатах, распущенных, и о том, что бьют гусар. Упрям и начальник. Батальонный командир Экономов ( Биб Бибиков тож), Ростова посылают с ним. Собака на заборе. Атака налево. Между ними и пехотой французы отступают. Ростов встретился с Ахрасимовым.

— Будьте при мне. Скачите к 3-й роте за кустами. Только подъезжает, Долохов уговаривает засесть. Весь дрожит, не стоит на месте. Засада. Долохов колет офицера. И ничего не понимает. Ростов скачет к Ахрасимову, там Б.

— Вы — дурак, отступайте. Ростова посылают на переправу. Всё столпилось, никто не знает, победа или потеря. Б. говорит: Победа величайшая в мире.

7) Через час ночь. В деревне Б Багратион подъехал, посылает Ж Жемчужина узнать. Ж Жемчужин едет по под страхом, дрожит и плачет. Экономов в избе. Заряжай. Пробрался, думает отдохнуть. У них свой уютный и не страшный мирок. Долохов ничего не понимает — убить побольше. Отступать в улицу, француз.

Ne tirez pas sur les vôtres.1601 [Не стреляйте в своих].

Через час все затихло, французы остановились. Б Багратион отступил и не развели огней. Славная ретирада была совершена [1 неразобр.]. Награды. Д Долохов офицер.

приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими. Улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее. Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забыть его, отличал от других адъютантов и давал более серьезные поручения. В штабе Кутузова князь Андрей нашел всё то же петербургское общество богатых и веселых гвардейцов, в том числе старинного знакомого, добродушного, толстого князя Несвитского, но своей особенной гордой и учтивой манерой князь Андрей умел себя поставить так к этой молодежи, что на него смотрели, как на человека особенного, только временно занимающего должность адъютанта, и неприятного товарища; но зато, несмотря на то, что многие с ним были на ты,1602 с ним не были фами фамильярны его невольно уважали. Из всех этих людей, он ближе всех был с двумя людьми. Один из них, толстый князь Несвитский, который кормил и поил весь штаб, постоянно смеялся всему, что похоже было на смешное, и знать не хотел никаких оттенков обращения и тащил, по старому, за руку Андрюшу к своему столу и заставлял его выпивать вновь приобретенное венгерское. Другой был человек без имени, из пехотного полка капитан Козловский,1603 который, как все говорили, был на пути к хорошей карьере не имеющий никакого светского образования, даже не говорящий по французски, но который трудом, усердием и умом прокладывал себе дорогу и в эту кампанию был рекомендован и взят по особым поручениям к главнокомандующему. С ним охотно, хотя и покровительственно, сближался Болконский.

Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к Козловскому, который был дежурным и с книгой фортификации сидел у окна. Несколько человек военных в полной форме и с робкими лицами терпеливо ожидали в другой стороне.

— Ну что, князь? — спросил Козловский.

— Приказано составить записку, почему нейдем вперед.

— А почему?

Князь Андрей пожал плечами.

— Пожалуй, ваша правда, — сказал он.

— Нет известий от Мака? — спросил Козловский.

— Нет.

— Ежели бы правда, что он разбит, так пришли бы известия.

— Непонятно, — сказал князь Андрей.

— Я вам говорю, князь, завладели нами австрийцы, добра не будет.

Князь Андрей улыбнулся и направился к выходной двери. Навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокой австрийской генерал в сертуке с повязанной черным платком седой головой и орденом Марии Терезии на шее. Высокая, сутуловатая фигура австрийского генерала, строгое, решительное лицо его и быстрые движения были так поразительны своею важностью и тревожностью, что все, бывшие в комнате, невольно встали.

— Генерал аншеф Кутузов,1604 сказал — пробормотал генерал, оглядываясь на обе стороны и, не останавливаясь, подходя к двери кабинета.

— Генерал аншеф занят, — сказал Козловский неторопливо и мрачно, как он всегда исполнял свои обязанности, подходя к неизвестному генералу. — Как прикажете доложить?

Старый, неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского и тотчас беспокойно и сердито оглянулся на всех, бывших в комнате.

— Генерал аншеф занят, — спокойно повторил Козловский.

Лицо генерала страшно нахмурилось, губы его дернулись и задрожали, так что это движенье можно было принять за начало презрительной улыбки или рыдания.

Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и опять оглянул всех в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Все опустили глаза, исключая князя Андрея, который с спокойным любопытством смотрел на этого странного человека.1605 в лице которого выражались вместе фанатизм, Генерал1606 с злобой и отчаяньем отвернулся видимо хотел что то сказать, но отвернулся и, как будто небрежно, начиная напевать про себя, произвел странный звук, который однако тотчас же остановился.

Дверь кабинета отворилась и в то же мгновение генерал с повязанной головой, как будто убегая от1607 взглядов опасности, нагнувшись, большими быстрыми шагами худых ног1608 подошел побежал подвинулся к двери.

— Вы видите несчастного Мака, — сказал он, поднимая голову и отчаянно взглядывая в1609 полное большое, широкое, мягкое,1610 изуродованное но неподвижно спокойное и тихо печальное лицо Кутузова, который стоял в дверях кабинета.

Почтительно наклонив голову и закрыв глаза, Кутузов пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.

Слух, уже распространенный прежде о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. В доме, занимаемом главной квартирой, всё зашевелилось и зашептало, как в доме, в котором кто нибудь скоропостижно умер. Штабные сновали по дому, сообщая друг другу подробности разговора Мака с главнокомандующим, которого никто не мог слышать. Были уже сделаны распоряжения о выступлении некоторых частей войск. Очевидно было, что общее дело кампании имело уже много менее случайностей в пользу союзников.1611 и что скоро дело должно дойти и до русской армии. Но из штабных, т. е. адъютантов и ординарцев, очень немногие делали эти соображения. Большая часть были просто рады тому, что, во-первых, побили нелюбимых австрийцев, во-вторых, что дело дойдет наконец и до русской армии — будет что нибудь новое, будет поход, будут награды.1612 Князь Андрей с бумагами, которые были теперь уже очевидно не нужны, сошел вниз в комнату, занимаемую им вместе с Несвитским, бросил бумаги на стол и сердито оглянулся на Жеребцова, который, сидя на кровати с Несвитским, о чем то замолчал при его входе. Для князя Андрея в этом известии было больше радостного, чем печального. Несмотря на то, что он был один из тех редких молодых и мало чиновных людей, которые следили за общим ходом дела и принимали в нем участие, он, невольно с досадой против самого себя, чувствовал радость за торжество своего египетского героя.1613 Зачеркнуто в третьей, редакции: радость за посрамление самонадеянных педантов австрийцев, которое он предсказывал и — главное — он чувствовал радость от того, что теперь скоро придется и русским войскам вступить в дело с столь страшными для всех французами. «Сумашедший, старый фанатик Мак, которого я сейчас видел, хотел бороться с этим гением», подумал он. «Что я говорил Козловскому? Что я писал отцу?» думал он. «Так и случилось». И невольно он испытывал радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянных австр австрийцев , о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в этом столкновении русских с французами, которого не было после Суворова, и <положить на одну сторону весов и свою долю любви к славе и равнодушия к жизни. Воспитанный в воспоминаниях века Екатерины и сам участвовавший в легких победах русских в Турции, князь Андрей никогда, ни на мгновение не сомневался в том, что русские войска лучшие войска в мире. И представляя себе — это была любимая его мечта — как он с знаменем впереди ведет полк на обсыпаемый картечью мост или вал укрепления, он чувствовал, что этим войскам ничто противустоять не может, и потому был счастлив теперь надеждой на скорое осуществление своих мечтаний.> Вернувшись сверху в свою комнату, занимаемую им вместе с Несвитским, князь Андрей положил ненужные уже теперь бумаги на стол и, заложив [руки] назад жестом, напоминающим старого князя, стал ходить взад и вперед по комнате, улыбаясь своим мыслям. В комнате никого не было. Одна мысль, смущавшая его, состояла в том, что он боялся за гений Бонапарта, который окажется сильнее всей храбрости русских войск. Он боялся за русские войска и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
торжества победы и досаду против самого себя за это чувство. Он пошел вниз, чтобы сесть писать отцу с курьером, который должен был отправляться вечером.

Подходя к комнате, которую он занимал вместе с Несвитским, он еще из коридора услыхал громкий хохот Несвитского и голос Жеребцова. Ему стало досадно и больно слышать этот веселый смех, досадно и больно то, что, хотя совсем по разным путям, они — он и Жеребцов с Несвитским, пришли к одному, к веселому состоянию духа. Он вдруг почувствовал себя раздраженным.

«Опять этот шут тут», подумал он.1615 он не любил Жеребцова. И неужели «Кажется нечему смеяться и радоваться. Я не радуюсь, я чувствую всё значение этого для нас; но я — другое дело. Я не могу одинаково смотреть на вещи с этим шутом».

Он вошел в комнату и сердито бросил свои бумаги на стол.

— Ты знаешь? — спросил он у Несвитского.

— Вздули... — сказал Несвитской, прибавляя еще неприличное слово, — вот он хочет итти поздравлять Шторха с приездом Мака, — сказал Несвитской и захохотал.

Князь Андрей не ответил, сбросил лежавшую на его кровати фуражку Жеребцова и сел за стол.

— Ей богу поздравлю, — продолжал Жерёбцов, — пари на бутылку. Вот он сейчас пройдет.

В это время послышались шаги по коридору.

— Они,1616 закричал. — шепнул Жеребцов, высунувшись в дверь. По коридору шли два австрийские генерала — член Гофкригсрата, бывший утром на смотру, и Шторх, бывший предметом шуток Жеребцова.

— Пойдем, пойдем! Бутылка!

Несвитской, застегивая мундир, выбежал за Жеребцовым.

1617 «Les russes fuyent encore plus vite que nous ne les poursuivons» [Русские удирают еще быстрее, чем мы их преследуем], писал Ланн от 28 октября, командовавший французскими войсками, назначенными для следования за Кутузовым, «ces misérables ne s’arrêteront pas une fois pour combattre» [эти несчастные не задержались ни разу, чтобы принять сражение] Армия Кутузова быстро отступила и от Энса, где думали стоять и где солдаты начали уже строить себе бараки.1618 Причина отступления была та, что граф Мерфельд с австрийскими войсками, прикрывавший левый фланг позиции, стоявший выше по Энсу у Штеера, не дав знать Кутузову, отступил и открыл неприятелю наш левый фланг. Кутузовскому сорокатысячному войску, необутому, плохо кормленному, предстояло не только отступать перед вдвое сильнейшим победителем, хорошо продовольствованным неприятелем, среди чужой, дурно расположенной страны, готовой к предательству, как в своих низших, так и высших представителях, но и удерживать этого неприятеля по дороге в Вену уничтожением мостов и арьергардными сражениями, о чем каждый день писал к Кутузову австрийский император. Трудность положения Кутузова увеличивалась уходом Мерфельда с австрийскими войсками, который выше по Энсу в Штеере должен был прикрывать левый фланг позиции, и угрожающим движением французских войск в обход левого фланга. Кутузов всякую минуту мог быть обойден и принужден принять сражение, имея в тылу Дунай, параллельно с которым он отступал, на котором не везде были возможны переправы.

У Амштетена по дороге в Вену русские обозы не успели еще вытянуться вперед авангарда по дороге к Кремсу, где Кутузов намерен был переправиться на ту сторону Дуная, как французские войска под начальством Мюрата и Ланна настигли арьергард и произошло Амштетенское сражение, вследствие которого русские отступили сообразно с своими намерениями и в котором по словам неприятеля: «Les russes déployèrent une rare bravoure et montrèrent un courage féroce: blessés, mutilés ils combattaient avec fureur jusqu'à ce qu'on les eu désarmés»1619 [Русские обнаружили редкую доблесть и свирепую храбрость: раненые, изувеченные, они бились с ожесточением до тех пор, пока их не разоружили]. и т. д.1620 Как и обыкновенно в подобных случаях, французы приписали победу себе, русские же достигли своей цели, отступив Вслед за этим было такое же вынужденное со стороны русских дело при Мöльке, и армия Кутузова исполнив свое назначение, отступила, задерживая неприятеля, до1621 Кремса и в Кремсе большого Маутернского моста на Дунае, перешла на ту сторону.1622 Дуная и расположились около Кремса. «Les russes fuyent encore plus vite que nous ne les poursuivons,»1623 [Русские удирают еще быстрее, чем мы их преследуем писал Ланн Бонапарту, «ces misérables ne s'arrêteront pas une fois pour combattre».1624 Эти несчастные не задержались ни разу, чтобы принять сражение Недалеко от Кремса однако «ces misérables»1625 [эти несчастные] остановились. Мортье перешел с семью тысячами на нашу сторону реки. Кутузов атаковал и произошло знаменитое сражение под Кремсом или Дарнстейном, где была уничтожена русскими дивизия Газона и Дюпона, взято знамя, три орудия и сам генерал Мортье. За это сражение великие похвалы были воздаваемы и воздаются со стороны русских и австрийцев русским войскам и еще большие со стороны французов французским войскам. В главной квартире, в которой были веселы, князь Андрей Болконский, находившийся при генерале Д Дохтурове во всё время этого сражения, с великой похвалой был представлен Кутузову Дохтуровым и от Кутузова с известием о этой победе послан к австрийскому двору, находившемуся в это время в Брюнне, так как Вена была уже в опасности от неприятеля. Назначение это уже была награда и обещало еще больших наград и почестей со стороны австрийского императора.1626 В ночь 31 октября на берегу Дуная, в разрушенной и сожженной деревне Дюренстейне, около крайнего дома, стены и крыша которого уцелели, толпилось много народа и стояло много лошадей, которых держали казаки. В первой комнате сидел генерал Дохтуров, с адъютантами и свитой. Князь Андрей Болконский записывал что то в угле при свете свернутой веревкой восковой свечи.

Левый берег Дуная был очищен французами, остатки их разбитых колонн перебирались ущельями на мост в Л Леобен или на флотилию, которая перевозила их.

Пленных французов вели в Брюнн и везли трофеи. Они обгоняли обозы раненных, которых по десяти в одном форшпане везли моравы по каменистой гористой дороге из Кремса, где уже недоставало места. В полках, находившихся в деле, хоронили убитых и переформировывали роты. Команда, нарочно для того назначенная, хоронила французов и неизвестных в поле сражения. Солдаты многих полков оправились обувью, снятою с убитых, и многие щеголяли в французских башмаках. Тело Feldmarchal'a Smidt при к королевской ген генеральной кварт квартире , убитого под Дюренстейном, с почестями на почтовых отправлено в Брюнн. Жители, разбежавшиеся из селений верхнего и нижнего Леобена, Дюренстейна, разбежавшиеся в горы, возвращались, находя разрушенные пепелища там, где оставили богатые домы.

Брюнн, и в обыкновенное время большой, старинной, оживленный, более половины моравами населенный город, в ноябре 1805 года был особенно оживлен присутствием в нем австрийского двора, выехавшего из Вены, и военных, приезжавших из армии и живших в нем в постоянной службе при императоре.

2 ноября утром пришло известие о Кремской победе. У императора был торжественный прием. Военные и дипломаты цугами в парадных формах встречались по узким с высокими домами улицам. Накануне был первый снег. 2 ноября был ясный осенний день с утренним заморозком. Девушник, умный, обтянутый блондин. После полдня снег оставался только кое где на крышах и в тени, всё стаяло и мокрые мостовые и нарядный народ блестел и шумел по улицам на ярком солнце.

— Tiens, mon cher Bilibine! Je n'aurais jamais cru que dans ce vilain trou morave on puisse s'installer aussi gentillement. Charmant!1628 [А, милейший Билибин! Никогда бы не поверил, что в этой скверной моравской трущобе можно так уютно устроиться. Прелестно!] — говорил1629 крошечный тонкой,1630 сухой небольшой ростом и совершенно лысой черноватый человек лет сорока в придворном австрийском дипломатическом мундире, входя в кабинет русского дипломата Билибина и оглядывая вокруг себя изящное, роскошное и, видимо, до малейшей тонкости обдуманное, с коврами, мраморами, цветами и наклоненными картинами убранство комнаты. — Tiens, vous n'avez pas même oublié votre clavecin,1631 [Каково, вы даже и клавесина своего не забыли] — говорил он с тем выражением гладко выбритого, умного и твердого, сухого1632 горбоносого лица и тем тоном, который ясно показывал, что ничто не ускользало от наблюдения его небольших узких глаз и ничто вместе с тем не могло заставить его переменить то выражение этих глаз и постоянно слегка тонко улыбающегося изогнутого рта, которое было на нем в то время, как он вошел в комнату. Австрийской дипломат сел подле Билибина, сложив свои красивые, обтянутые, белые, с выступающими икрами, в чулках ноги и достал из жилета золотую табакерку.

— Que voulez vous, mon cher?1633 [Что вы хотите, милый мой?] — отвечал Билибин худой,1634 развинченный с отвиснувшей везде кожей, жилистой человек с опустившимися мускулами болезненно желтого лица, переменяя свое лежачее, усталое положение на сидячее, но не менее изнуренное. — Que voulez vous, mon cher, je tâche de me rendre la vie douce autant que possible.1635 [Что вы хотите, милый мой, я стараюсь усладить свою жизнь, елико возможно]. И без этого наше положение так противно, так гадко, что ежели бы я был здоров, как вы, мне бы досадно и совестно на себя было, — сказал он по французски, как и происходил весь разговор. И слова, и голос, и лицо, и поза, и смысл речей Билибина выражали безвыходную тоску, безнадежность и апатию, но1636 карие серые1637 весьма энер энергичные небольшие глаза, смотревшие из под сморщенного лба, выражали1638 совсем противное. В них выражались заботливость и внимание и напряжение ума. Линия лба и редких кривых бровей над глазами Билибина никогда не бывала спокойна и не имела никогда одной определенной прямой или полукруглой линии. То мешок кожи опускался над носом и брови поднимались кверху, то поднималась одна бровь в то время, как другая опускалась, то то же происходило с левой бровью, то вдруг опускались обе и вытягивался кверху мешок кожи над переносицей. То вся кожа над лбом, с коротко обстриженными с проседью волосами за ушами, двигалась на черепе. Видно было, что Билибин знал, что к нему заедут и что поэтому так спущена до половины была драпри и так изящно сверх батистовых манжет и манишки был накинут на него халат из турецкой шали.

Оба молча посмотрели друг на друга. И в глазах их перебежала та отражающаяся искра сознания того, что собеседник понимает меня и понимает, что я понимаю, что он понимает. У графа Штудена, австрийского дипломата, только больше подалась к углам губ постоянная улыбка на изогнутом рте, у Билибина вместо улыбки, как парик, поднялась вся кожа с стриженными волосами на лбу и черепе и дрогнула за ушами.1639 Приступайте к делу

— Voyons,1640 [Посмотрим] — сказал взгляд Билибина.

— Tenez ferme!1641 [Держитесь!] — сказал взгляд графа Студена. Граф Студен был человеком, начинавшим делать себе известность в дипломатическом мире. Билибин был уже известен, как замечательно тонкий дипломат, под видом усталости и болезненности умевший скрывать и выпытывать то, что ему нужно было скрыть или выпытать. Он понял теперь, что дело Студена заключалось в том, чтобы сондировать русский дипломатический terrain1642 [почву] в отношении того, как посмотрит русское правительство на заключение мира, так как в случае войны столица Вена была в опасности. Перед ней уже стояла вся непобедимая армия Бонапарта. А защита заключалась только в тринадцати тысячах плохого войска. Кутузов же, поворотив за Дунай на соединение с Буксгевденом, не мог защитить столицу.

— Que pensez vous de cette échauffourée de Durenstein que nous sommes sensés — accepter comme une grande victoire?1643 [Каково ваше мнение о стычке при Дюренштейне, которую нам предлагают принять, как большую победу?] — спросил граф Студен.

— Tout cela ne nous rend pas votre Vienne chérie. Ah. Cependant [ce]la nous délie un peu les mains. Voilà tout, — отвечал Билибин. — Et je suis de l’opinion, que cette échauffourée aura quelque influence à Berlin.1644 [Однако, всё это не возвращает нам вашей милой Вены. Но, впрочем, это несколько развязывает нам руки. Больше — ничего, и я убежден, что эта стычка будет иметь некоторое значение для Берлина.]

— L'affaire ne se décide pas par la poudre à canon, mais par ceux qui l'ont inventé, — отвечал Студен, улыбаясь и нюхая. — Mais Vienne ne tiendra pas.1645 Не порох решит дело, а те, кто его выдумали. [Но Вена не удержится.]

— Avez vous reçu le courrier de Berlin?1646 [Получили ли вы берлинскую почту?] — спросил Билибин, не отвечая на замечание о том, что Вена не может держаться.

— Non, mais voyez, la mort du pauvre Schmidt a été péniblement ressenti. Nous n’avons personne pour le remplacer. L’archiduc Ferdinand...1647 [Нет. Но смерть бедного Шмита весьма чувствительна. Нам некем его заменить. Эрцгерцог Фердинанд...]

— Un archiduc vaut l’auire n'est ce pas?1648 Один эрцгерцог стоит другого [не правда ли] — сказал Билибин, смеясь и намекая на слова, сказанные кем то в Вене в то время, как для того только, чтобы помирить желания русского правительства о назначении Кутузова, как старшего чином, главнокомандующим и желания австрийского правительства назначения Мака, младшего чином, — фельдмаршалом был сделан эрцгерцог Фердинанд, молодой и ничего не обещавший человек. Тогда то было сказано в дипломатическом кругу «archiduc vaut l’autre» и было всеми повторяемо.

Оба сдержанно посмеялись.

— Mais voyez vous, on m’a parlé de l’impossibilité où se trouve Auersberg (начальник военной крепости Вены) de tenir contre les français. Et puis qui sait si cette affaire de Кремс n’est pas le moment avantageux pour en profiter et traiter avec avantage.1649 [Но видите ли, мне говорили: Ауерсберг не в состоянии удержаться против французов. И потом кто знает, может быть Кремское дело является благоприятным моментом для выгодных переговоров. Не следует ли им воспользоваться?]

— Je suppose que le P. R. n’est pas de cette opinion, — отвечал Билибин, под именем Р. разумея нашего посланника. — Et je suppose qu’il n’accepterait pas les ouvertures qu'on lui ferait à ce sujet avant d'avoir reçu des nouveaux ordres de son maître.1650 [Полагаю, что П. Р. иного мнения. Полагаю, что он не принял бы предложений касательно этого дела, не получив нового приказания от своего повелителя.]

— Oh, non, vous vous méprenez sur mes intentions, — отвечал поспешно улыбаясь Студен, но взглядом своим давая чувствовать, что Билибин понял его. — Il ne peut être question de paix pour le moment, mais c'est tout de même fâcheux que l’absence de l’empereur Alexandre nous empoche de profiter de la position avantageuse dans laquelle nous pose celte affaire et de prévenir peut être de plus grands désastres. Qui sait ce qui pourrait arriver à notre armée si le pont de Vienne était forcé et si Bonaparte tournant Koutouzoff lui eût couper la retraite.1651 [— О нет, вы неправильно меня поняли. В настоящую минуту о мире не может быть и речи, но тем не менее досадно, что отсутствие императора Александра лишает нас возможности воспользоваться благоприятным положением, которое мы приобрели, благодаря этому делу, и тем, может быть, предотвратить большие бедствия. Кто знает, что предстоит армии, ежели венский мост будет взят и Бонапарт, повернув на Кутузова, отрежет ему отступление?]

— C'est peu probable, — отвечал Билибин, переводя разговор на частный предмет. — Si cela arrivait, je ne regrette que nos charmantes soirées de Vienne et mon petit pavillon. Ma parole, on dirait que je suis viennois tant j'aime cette chère Vienne. La soldatesque à Vienne! J'ai la chair de poule rien que d'y penser.1652 [Это мало вероятно. Случись это, я буду сожалеть только о прелестных наших вечерах в Вене и о моей беседке. Честное слово, точно я уроженец этой прелестной Вены, так она мне мила. Солдатчина в Вене! При одной мысли об этом у меня мороз по коже.]

— A, милый друг, — сказал он по русски, но тонко складывая губы, обращаясь к князю Андрею Болконскому, который в полной форме с подвязанной рукой и светлым веселым лицом входил по мягкому ковру комнаты. Князь Андрей и Билибин были одного высшего петербургского общества и потому приятели.

— Обедаете у меня? В Вене я бы вас принял лучше, но что же делать? A la guerre, comme à la guerre.1653 [На войне, как на войне.] — Граф Студен — князь Болконский, — поспешил он познакомить. — Граф, обедайте тоже.

— Нет, не могу.

— Ну, mon cher, — обратился он к князю Андрею, — je vous félicite avec un succès écrasant. On ne parle que de vous. Toutes nos dames...1654 [милый мой, поздравляю вас с ошеломляющим успехом. Только и толков, что о вас, все наши дамы...]

— Mon cher, le seul succès que j'apprécie c'est d'avoir été le porteur de bonnes nouvelles,1655 [Милый мой, единственный успех, который я ценю, тот, что я привез хорошие вести,] — сказал князь Андрей, считая себя обязанным говорить так перед австрийским дипломатом.

— Le prince a eu de la chance, — вставил Студен. — Avoir été à une carnage comme celui d'avant hier et en être échappé qu'avec cette jolie blessure. Souffrez vous?1656 [Князю посчастливилось. Быть в побоище, подобном тому, которое произошло третьего дня, и отделаться эфектной раной. Вы страдаете?]

— Non, c'est peu de chose,1657 [Нет, пустяки.] — отвечал князь Андрей.

— Он всегда счастлив в женщинах и на войне, — продолжал Билибин. — Помните Кити? — намекая на какой то женский успех его в Петербурге. — Я часто думаю, отчего это какого нибудь Брюхова ранят в нос или в брюхо, а такого блестящего адъютанта, как наш милый князь, непременно в руку и лошадь убьют. Убили под тобой лошадь?

— Ранили. Ну скажите, господа, какие ваши дипломатические новости, разумеется то, что нам, непосвященным, можно сказать, — сказал он, улыбаясь.

— Мы ваши новости военные хотим знать, мы сидим два pékins1658 [штатских] и рассуждаем о войне, — сказал Студен, наводя разговор опять на свою тему. — Мы сейчас рассуждали о том, возможен ли переход Бонапартом Дуная при Вене и какие от того могут быть последствия. Вы, как военный человек, можете просветить нас.

— Я прежде, как правдивый человек, — улыбаясь сказал Андрей,1659 ничего не могу сказать, как только то, что, ежели Кутузов при Кремсе может стоять против Наполеона — признаюсь, что я не знаю хорошенько местности Дуная при Вене и не знаю австрийских войск.

— Ну вот я вам скажу, мне кажется, между нами, что австрийские войска очень плохи, особенно те, которые у Ауерсберга, а сам Ауерсберг — вы его знаете, Билибин?

— Положение вот какое. — Студен нарисовал черту Дуная и двумя точками означил одно место, где стоял Кутузов при Кремсе, против Бернадота, другое ниже по теченью при Вене, где стоял Наполеон против Ауерсберга. От каждой из этих точек он провел две линии, соединяющие треугольник. Одну линию, ту, Одна линия, та которая шла от Кремса, он продолжил неопределенно дальше. — Вот это путь отступления Кутузова и путь соединения его с Буксгевденом, по этой линии сверху, с северу, придут русские войска, но не прежде, как через месяц. Другая линия короче первой, заметьте — это путь, ведущий от моста в Вене наперерез Цнаймской дороги, ведущей Кутузова на соединение. Я спрашиваю, что бы было, ежели Бонапарт прорвал мост или построил другой и отрезал Кутузову отступление?

Князь Андрей подумал.

— Был бы1661 На этом рукопись обрывается.

У многих людей бывает, что, при известной степени улыбки и смеха, в смехе появляется на устах выражение добродушного стыда. Как будто им стыдно, что им смешно. У Иполита это выражение стыда выражалось только в высшей степени хохота. Теперь оно показалось на нем потому, что он хохотал так, как никогда не видал его Андрей. Он понравился этим смехом над самим собой князю Андрею,1662 (как и все свысока нравились ему в этот день) [который] глядя на него, сам засмеялся таким счастливо-веселым смехом, как он давно не смеялся.1663 Очевидно на Иполита подействовало, так же как и на других придворных, успех князя Андрея и, представляя собою явное доказательство того, что для того, чтобы льстить, не нужно ума, он особенно был ласков к князю Андрею. Он умолял князя Андрея ехать с ним вечером к самой обворожительной женщине в мире, которую он уступит ему, так он полюбил его. — Она просто актриса танцовщица. Но поедемте, пожалуйста поедем. Я вам отвечаю. Я всё устрою. — Я бы вам советовал ехать, — сказал Билибин, — я знаю, что военные, кроме лавров, любят отдохнуть и на других постелях, на постелях лилий и розанов. А ежели Курагин vous fait les honneurs — acceptez [вас подчует — соглашайтесь]. Андрей отказался, сказав, что ему нет времени, и уехал. — Предложите мне, Курагин, — si vous êtes en peine de trouver un accpiéreur [если вы затрудняетесь найти покупателя]. — Еще бы вам, когда не может быть хорошенькой женщины без того, чтобы вы у нее не были. — Oh, flatteur [льстец]! А Б Болконский не принимает потому, что il est dans les grandeurs [он вращается в высшем кругу]. Болконский обедал у Эстергази, вечер провел в театре и ужинал у одной из самых блестящих женщин Австрии.

— Il est charmant!1664 [Он прелестен!] — сказал он, указывая на Иполита, и вышел.

Через четверть часа ехал на обед к Эстергази, где так же встречали и льстили ему, как и во дворце, как и у Билибина, потом в театр, где он забыл счет новых знакомств, всё самых важных людей Австрии, потом на вечер к княгине Шварценберг, где известная за самую обворожительную женщину Европы льстила ему и. ежели не оказывала предпочтения перед высшими лицами империи, то наравне с ними обращалась с ним. Поздно ночью Андрей лежал в постели и не мог заснуть от приятного волнения успеха нынешнего дня.1665 Австрийцы решительно не были так дурны, как он о них думал, и в особенности женщины. «Как легка и как приятна слава», думал он. «Вот Бонапарте», думал он, «одна, две счастливые случайности и он — владыка Франции. Только быть достойным своего счастья». Билибина не было дома.

То ему представлялся император Франц со всеми подробностями его лица и слышались лестные слова, сказанные ему, то княгиня Эстергази, у которой он провел вечер, то освещенные ложи театра и трубки женщин, обращенные на него. Тот сырой и холодный вечер, когда он верхом, рядом с убитым Шмитом, объезжал серые шинели солдат и в первый раз услыхал свист пуль, был далек от него, как будто это было десять лет назад. Яснее всего ему представлялись император и та женщина, у которой он провел вечер. Он вспомнил о своей жене и прощанье с нею, и это показалось ему так давно, что не верилось, чтобы это было. Однако он нахмурился при этой мысли.

«Одна, две счастливые минуты, — думал он, — и уже не я буду зависеть от счастья, а счастье от меня. Моя командировка сюда. Да.1666 он перебирал все свои поступки. Меня узнали, оценили. Только быть достойным своего счастья. А это я всегда буду». И в его воображении восстал знакомый образ: маленькой человечек с орлиным носом и твердым ртом. Он вспомнил свое лицо и сравнил одно с другим. Потом он вспомнил всё, что знал из истории Наполеона: Тулонская осада, успех в салоне Богарне, назначение главнокомандующим.1667 И он искал в своей жизни соответствующие этим обстоятельства.

«Ежели я испытал внутреннюю борьбу в ту минуту, как мы вышли из ущелья и пули засвистели около нас, то и Бонапарт должен был бы то же чувствовать в Тулоне»

— Une bagatelle,1668 [Пустяк] — повторил он с улыбкой свое слово, когда Лихтенфельс спросил его, был ли он ранен. Он повторял слова, сказанные ему и им императором. Император сказал, что он удивлен слышать от молодого офицера сужденье об общем ходе [дел.]

— Плохой солдат, который не хочет быть генералом. — Император улыбнулся.

«Отец всё это видит с мрачной, стариковской точки зрения», — думал он, «а император такой человек, которым можно руководить, можно, очень можно.1669 сделать его своим полезным орудием. Теперь, ежели бы хоть дали полк мне», думал он. «Кутузов стар». Княгиня прямо говорила это. Мне дадут полк, положим, и я многое могу сделать. Ежели Бонапарте не командовал полком, а начал прямо с армии, то не может же повториться одно и то же в прошедшем двух людей,1670 хотя бы и достигли они оба до одной цели. у него была своя, а у меня будет своя дорога. Кутузов стар, да Кутузов осторожен, но у него нет смелости соображений Бонапарта. Угадать Бонапарта и опрокинуть его замысел — вот приз, который поставлен мне», подумал он.1671 но это ему самому показалось слишком смелым.

Еще он думал, думал и с улыбкой прошептал про себя: — Да, я бы запретил стрелять своим, когда бы под огнем увидал фигуру du petit caporal.1672 [маленького капрала]

И ему вспомнились слова княгини Эстергази, говорившей, что патриотизм est petit,1673 [мелок] и что счастлив тот, кто понимает величие в враге, и ему вспомнилось ее милое, умное и нежно-слабое лицо. Он не мог заснуть. Восковая свеча горела у его изголовья на столике, на котором лежала раскрытая его тетрадь фортификации, которую он хотел читать, и читал каждый вечер. Глаза его смотрели задумчиво на огонь свечи, тонкие кости обнаженных кистей лежали на одеяле, красивые, сухие пальцы переминали воск, отломленный от поплывшей свечи.

По ковру соседней комнаты послышались шаги.

— У вас еще огонь, можно войти? — послышался голос Билибина за дверью, и вслед за тем вошла вся сморщенная, крупная, костлявая фигура русского дипломата в халате и с вздернувшимися надо лбом крупными шишками.

— Я от нашего посланника, — сказал он, — он посылал за мной.

— Вы не хотите еще спать? — спросил он. Билибин велел себе принести халат и, зябко закутавшись и усевшись в покойное кресло у изголовья, сказал: — causons.1674 [поговорим] Знаете ли вы, что новость, которую привез нам этот imbécile1675 [дурак] Курагин — справедлива. Мост перейден.

— Вы это верно знаете?

— Tenez!1676 [Возьмите] — Он подал письмо князю Андрею.

— Вот что пишут из Вены.

Как только он услышал, что мост перейден и армия Кутузова находится в затруднительном положении, первая мысль, пришедшая ему, была та, что это была его осада Тулона, т. е. что он, как Бон Бонапарте под Тулоном, здесь в первый раз будет иметь случай показать себя и сделает первый шаг на той дороге, на которой ждала его слава.

— Так зачем вы едете? Останьтесь. По крайней мере вы не будете отдавать своей шпаги французам или en grande compagnie.1677 [в большой компании]

— Еду затем, что1678 это мой долг. — Eh, mon cher, vous êtes trop homme d’esprit pour croire à ces grands mots. [Милый мой, вы слишком умны, чтобы верить в эти громкие слова]. [бы] этого не было.

— Вас или убьют или вы отдадите шпагу, обе альтернативы неприятные.1679 Болконский не отвечал ему, а продолжал вслух свой ход мыслей. — Я ничего не жду Но как вы думаете, окруженные войска наши будут

— Понимаете ли вы, — отвечал Болконский, — Кутузов — придворный старик, неспособный на геройскую защиту и на смелый шаг. Войско, которому раздаются такие награды, войско — офицеры c'est la lie de la société,1680 [подонки общества] генералы — бесполезные старики, солдаты — дикие и глупые звери, да, la chair à canon, bonne à employer dans les mains d'un grand capitaine,1681 [пушечное мясо, на что-нибудь пригодное в руках великого полководца] но не в руках <царедворца Кутузова. 1682 Я ничего не жду. > Союзники — des traîtres.1683 [изменники]. И против величайшего полководца, против нового Цезаря. Он всё предвидел, всё знал. Понимаете ли вы, что теперь минута всё покажет? До сих пор было дурно. Очень дурно.

— Ну, а как же эта победа Кремская? — спросил улыбаясь Билибин.

— Всё пустяки, нас было два против одного и то они бежали там у Милорадовича, и разве тех бы результатов могли мы достигнуть в этот день? Всё должно было быть взято, всё уничтожено.1684 и ничего. Нет, с этими генералами, с этими офицерами ничего... Des lâches. [Трусы.]

— Ну, а Амштетенское дело?

— Да, — как бы неохотно признался князь Андрей, — но всё таки, что же мы, удержались разве? Нет, с старым человеком, который привык воевать с турками... А австрийцы везде бежали. Это еще хуже.

— Нет, или что-нибудь должно случиться необыкновенное, переворот. А так итти не может.1685 — Офицеры обкрадывают солдат. Генералы глупы и безмозглы. — Болконский кричал пронзительно так же, как кричал его отец. — Лучшее, что может быть, это то, чтоб нас побили и чтоб мы поняли, что Наше устройство никуда не годится.

— C’est ça, mon cher. Nous serons mackés.1686 [Именно так, мой милый. Мы будем обмакованы.]

— И это нельзя знать, — закричал пронзительно Болконский так, как кричал его отец. — В минуту опасности может выкажется дарованье, ежели только дадут ему дорогу.

Через час Болконский ехал к армии.

<— Что-то делается невероятное. Tenez,1687 [Возьмите] — он подал письмо Андрею. Лицо Билибина было такое же, как всегда, но только как бы досада выражалась в нем.

— Что такое? — спросил Андрей.

— Grande nouvelle. Le pont de Vienne est enlevé, les français ont passé le Danube et vont occuper Znaim avant Koutousoff.1688 [Большая новость. Венский мост взят, французы перешли Дунай и займут Цнайм прежде Кутузова.]

Андрей только больше открыл глаза и не то ужас, не то гнев выразился на его лице.

— Mon cher, nous sommes mackés, comme à Ulm,1689 [Милый мой, мы обмакованы, как при Ульме.] — заключил Билибин, вставляя свое mot,1690 [словцо] состоящее в том, что поступок Ауерсперга так же нелеп и необъясним, как и Мака, и что иначе нельзя определить этого поступка, как сделав глагол из слова Мак. Лицо его просияло, за ухом шевельнулась вся шапка волос и все складки и морщины мгновенно книзу сбежали с его лица.

Князь Андрей стал читать и лицо его невольно улыбнулось.

— Mais c’est une trahison incroyable,1691 [Но это — невероятная измена] — сказал1692 вскрикнул он.

— Eh, mon cher, il y a trahison et demi trahison et quart de trahison. Quand le jeu est mauvais, on tire son épingle, voilà tout.1693 [Э, милый мой, есть измена, и полуизмена, и четверть измены. Когда игра проигрывается, выходят из игры, вот и всё.]

— Но были ли тайные переговоры австрийцев с французами?

— Затем они тайные, чтоб мы их не знали, а впрочем il ne faut jurer de rien.1694 [ни за что нельзя ручаться.]

Андрей встал и стал одеваться.

— Что вы?1695 полноте, вас убьют. — Может быть, — сказал князь Андрей. — Я одного этого желаю, —мрачно сказал Андрей.

— Я сейчас еду. — Князь Андрей вышел и распорядился отъездом. — Avouez que c’est charmant. — C’est un grand homme! Et quels soldats! Quels officiers! — Je ne vous comprends pas. Vous aimez Napoléon et vous êtes ambitieux en lui faisant la guerre. — Je n’y comprends rien moi-même. [— Признайтесь, что это прелестно. — Это великий человек! И какие солдаты! Какие офицеры! — Я вас не понимаю. Вы любите Наполеона, а гордитесь[?], воюя с ним. — Я сам не понимаю этого.]

Билибин, завернувшись в халат, уютно сидел в большом кресле.

— Садитесь, causons,1697 [поговорим] — сказал он, — dieu sait,1698 [бог знает,] когда увидимся. Savez vous, je vous admire et vous êtes une énigme pour moi.1699 [Знаете, я вами восхищаюсь и вы для меня загадка] Зачем вы едете?

— Затем, чтобы сделать мой долг.

— Зачем со мной эти большие слова, nous savons de quoi il retourne.1700 [мы знаем источник этого] Ну что же вы думаете об этом деле?

— В военном отношении — Ульм.

— Ведь это при Лихтенфельсе прекрасно, но между нами... Выпутается из этого Кутузов?

— Я ничего не знаю. Я знаю, что наше положенье1701 ужасно дурно, — холодно1702 и зло сказал Болконский.>

чтоб воспользоваться всем и когда всё делается легко. Князь Андрей был в таком дне и чувствовал это.

— Ну, а чтож вы думаете про Маака?

— Il est coffré le pauvre homme, vous savez,1703 [Он в тюрьме, бедный человек, вы слышали,] — прокричал ему Л Лихтенфельс . Князь Андрей пожал плечами и сделал французский жест губами, останавливаясь в двери.

— Покойный Schmitt был прекрасный офицер и это большая потеря, хотя ему слишком много приписывают в последнем деле.

— Да, эта потеря тем более тяжелая, что мы не имеем никого предложить, кроме Вейротера. Я надеюсь, что Кутузов не примет его.

Болконский опять воротился.

— K Koutousoff fera tout ce que voudra l’empereur; ses lumières seront toujours à la disposition de ceux qui voudront en profiter.1704 [Кутузов сделает то, чего желает император, и свое знание он всегда предоставит тем, кто захочет им воспользоваться.]

— Остаются les archiducs... Un archiduc vaut l’autre,1705 [эрцгерцоги.] Один эрцгерцог стоит другого. — сказал Б Билибин . Б Болконский и все засмеялись. Это б был allusion1706 [намек] чего то очень смешного.

— Ну, однако, я заговорюсь с вами. — Князь Андрей только хотел выйти, как в комнату вбежал в своем длинном фраке, громадном жабо и панталонах цвета cuisse de nymphe effrayée1707 [бедра испуганной нимфы] сын князя Василия, Иполит, как всегда озабоченный и спешащий. Он по отцу был фамильярен со всеми и с Л Лихтенфельсом и с Андреем.

— А, великий lovеlасе,1708 [волокита] — закричал Билибин.1709 Иполит смеялся

— Полноте, вы всё шутки.

— Ну, что la petite cruelle?1710 [жестокосердая девочка?]

— Нет, я важное, не говорите пустяков.

— De la part de la cruelle?1711 [От жестокосердой?] — спросил он. — Каков?

— La princesse велела мне привести вас нынче вечером или она не пустит меня. Я скакал, как безумный.

— Вы знаете, — сказал Билибин Лу Лихтенфельсу . — Его прислали нам помогать по дипломатической концессии, а он соблазнил всех модисток в Вене, теперь в Брюнне, il fera le tour du royaume.1712 [Он объедет всё королевство.] Иполит засмеялся, захлебываясь.

— Вы приедете? Нет, я вам скажу, Б Билибин , серьезное. <La petite du pont est terrible.1713 [Девочка у моста страшна.] Ну не для вас. Вы, селадон этакий скверный. Лихт Лихтенфельс не нашел удовольствия, раскланяв раскланявшись , и хотел...

— Ах, постойте. Слухи. J'ai une grande nouvelle.1714 [У меня большая новость.] Бонапарте в Вене уж и мост взял.

— Невозможно.

— И я говорю. Мне говорил п[русский посланник]... Знаете, Болконский, мы поедем вечером к моей и Нимфа будет. Поедемте с нами, пожалуйста, Болконский. — Л[ихтенфельс] уехал. — Так поедем, Болконский.

— Непременно, а вы поезжайте за меня на войну.

— А, гадость какая, я боюсь, когда вижу пистолет. Ну, полно, Билибин, я убегу, — закричал он Билибину, который взялся за пистолетный ящик.

Это почему то очень было весело. Князь Андрей1715 остановил его. Ну полно смеялся, как ребенок.

— Не могу видеть, у всех слабос слабость , мышей не любят... ай, ай полно, Билибин. Он отворачивался.

— Ну, однако мне надо одеваться. Болконский ушел в другую комнату и вышел оттуда одетый в другой мундир и надушенный. Иполит предложил довезти его и дорогой почел себя обязанным говорить о1716 о политике, о Маквелич Маквеличевском рае[?], чего ничего нельзя было понять философии.

— Ведь жизнь — временный asile1717 [убежище] и бог нас любит, отчего же нам не веселиться, другие веселятся и я вас всегда уважал.

— Да, да, вот как вы судите.

— Да я только шучу, а я всё думаю.

Ввечеру Андрей поздно воротился домой.1718 Возвращаясь после счастливого вечера с милой женщиной, он видел повозки и движенье ночью. Билибин лежал в постели, но не спал.

— Зайди ко мне. — Андрей вошел, расстегнул мундир и долго задумчиво глядел себе под ноги.

— Удивительна!

— Ну, что? неправда ли хороша.1719 Ежели бы только это не была графиня Эст Эстергази . Это один упрек.

— Завтра я еду.1720 Боишься? — Боюсь. Что за простота, что за прелесть.

— Отчего?

— Ежели бы я не был женат...

Билибин захохотал.

— Вот мы с Иполитом des enfants perdus de l'amour.1721 [падшие дети любви.] Ну, за эту прекрасную супружескую черту я тебя награжу новостью, но новостью скверной, но вследствие которой ты поедешь и без жертв. Дай письмо, читай. — Андрей взял письмо. Он вдруг побледнел и глаза его заблестели злостью.

— Да это ужасно, — закричал он. — Это не может быть, — заговорил он.

— C’est positif.1722 [Это возможно.]

— Как же ты так спокоен и говоришь о пустяках. Ты не знаешь, что это такое? Это погибель нашей армии, стыд. Это измена. Это не может быть.

— Я не говорю, что нет.> Я знаю одно, что австрийское правительство вело переговоры и этот сам самый А., которого ты видел, выпытывал, не примем ли мы участие в переговорах.

— Это ужасно.

— Ты знаешь, что повозка государя взята здесь, что здесь все бегут и я велел укладываться.

— Да, и я видел.

— Да, читай и послушай. La lettre est jolie, très jolie.1723 [Письмо мило, очень мило.]

Князь Андрей стал читать. «Я вам сообщаю странную новость. Венский мост, тот самый мост, который был так страшно минирован, взят. Французы не только в городе, в Вене, но на той стороне за мостом, который они перешли sans coup férir,1724 [без сопротивления] и поспешным маршем идут на пересечение отступления русской армии». Князь Андрей остановился.

— Я должен сейчас ехать. Он встал.

— Полно, завтра, и что тебе за охота итти на гибель или на срам и как ты поедешь?

— Я еду.

— Как хочешь.

Послав за лошадьми, Андрей воротился и продолжал читать. Это было письмо женщины, оставшейся в Вене.

В письме описывались1725 очевидно французом, жившим в Вене подробности вступления французских войск в Вену, воздавались большие похвалы французам за тот порядок, которым ознаменовалось их вступление, при котором частная собственность была защищена. Описывался величественный «un spectacle dont il est impossible de s'imaginer la beauté»1726 [неописуемое по красоте зрелище] парада французской кавалерии по улицам Вены с принцем Мюратом во главе ее. Описывалась красота, величественность и воинственность вида Мюрата в мантии, шитой серебром по красному бархату, и в шляпе с страусовыми перьями. Описывалась поездка графа Бубны, губернатора Вены, к императору Наполеону в Шенбрун с целью просить победителя помиловать город и, наконец, описывалось то, что теперь интересовало всех, каким образом был занят и перейден французскими войсками без выстрела Венской мост, минированный, обложенный порохом и защищаемый тринадцатью тысяч тысячами австрийцев под начальством Ауерсперга.1727 Les maréchaux Murat et Lannes qui se trouvaient à Vienne imaginèrent de s’emparer du pont par surprise. [Маршалы Мюрат и Ланн, которые были в Вене, задумали захватить мост хитростью].

«Hier, vers 4 heures de l’après midi, les maréchaux Murat et Lannes mirent en mouvement leur troupes vers le pont de Thabor. On cria aux troupes de s'arrêter. Elles le firent, mais répondirent qu’il y avait un armistice et que cet armistice donnait aux français le passage du fleuve.

Les deux maréchaux se détachant des troupes, rien qu'avec leur état major, vinrent seuls sur la rive gauche pour parler au prince Auersperg en donnant l'ordre à la colonne d’avancer insensiblement. La conversation s’entama, mille sornettes furent débitées à ce stupide prince Auersperg et pendant ce temps les troupes gagnaient le terrain et jetaient sans affectation dans le Danube la foudre et les matières combustibles dont le pont était couvert. Les plus minces officiers, les derniers soldats autrichiens jugeaient l'évènement. Ils voyaient la fraude et le mensonge et les esprits commençaient à s’échauffer.1728 [Вчера, около четырех часов по полудни маршалы Мюрат и Ланн двинули войска к Таборскому мосту. Войскам крикнули остановиться. Они послушались, но заявили, что объявлено перемирие, по которому французам разрешается переход реки. Оба маршала, отделившись от войска, сопровождаемые лишь своим генеральным штабом, одни переехали на левый берег, чтобы переговорить с князем Ауерспергом, приказав колоннам незаметно двигаться вперед. Завязывается беседа, в которой глупого князя Ауерсперга засыпают разным вздором, а тем временем войска подвигаются и, не стесняясь, сбрасывают в Дунай порох и горючие вещества, которыми был покрыт мост. Австрийцам — младшим офицерам, солдатам, всем было ясно, что происходит. Они увидели ложь и обман и начали горячиться].

Un vieux sergent d’artillerie s’approche brusquement du prince et lui dit avec impatience et colère: mon général, on se moque de vous, on vous trompe et je vais mettre le feu aux pièces. Le moment était critique, tout allait être perdu, lorsque le maréchal Lannes (gascon de naissance comme Murat et Beliard) appelle à son secours la pédanterie autrichienne et s’écrie: comment, général, vous vous laissez traiter ainsi! Qu’est donc devenue la discipline autrichienne si vantée en Europe? по русски

L'argument produit son effet. L’imbécile prince piqué d’honneur se fâche contre le sergent et le fait arrêter. Les troupes arrivent, prennent les canons et le Danube est passé.1730 Jamais chose semblable n’est arrivée et dans des circonstances aussi importantes et difficiles. [Ничего подобного никогда не случалось в столь важных и трудных обстоятельствах]

L'entrée de l’empereur Napoléon à Vienne est fixée à demain mercredi».1731 [Старый артиллерийский сержант быстро подходит к князю и говорит ему нетерпеливо и гневно: — генерал, над вами издеваются. Я немедленно взорву мост. — Положение было критическое, казалось, что дело проиграно. Но маршал Ланн (сам гасконец, так же как Мюрат и Бельяр) призывает на помощь австрийскую педантичность и восклицает: — Как, генерал, вы сносите такое обращение! Что же стало с австрийской дисциплиной, которую превозносит вся Европа? Это возымело свое действие. Честь тупоумного князя была задета; он воспылал гневом на сержанта и приказал его арестовать. Подходят войска, забирают пушки и Дунай перейден. Въезд императора Наполеона в Вену назначен на завтра в среду.]

— Сознайтесь, что это очень мило, эта история Венского моста. Я не могу объяснить этого иначе, как изменой, — сказал Болконской, и улыбка удовольствия, произведенная целым днем успеха и мыслью о своем Тулоне, не сходила с его лица. — Скажите, может быть измена?1732 — Avouez que c’est charmant, l’histoire du pont [Сознайтесь, что история моста очаровательна], — сказал Билибин, когда Болконский дрожащей от нервного волнения рукой подал ему письмо. — Еще какой триумф Буонапарте, — сказал Болконский, приподнимаясь на кровати с выражением досады и, как будто, зависти в том, что триумф победителя, вступающего в столицу Австрии, будет больше его триумфа прошедшего дня. — Le triomphe est facile quand on a affaire à des imbéciles et des lâches, comme les autrichiens, — сказал Билибин. — Je ne suis pas patriote comme vous, — прибавил он, — mais pour ce qui est de ces gredins, je les haïs tout aussi cordialement que vous le faites. [Триумф легкодостижимый, когда имеешь дело с болванами и трусами, каковы эти австрийцы. Я не патриот, подобно вам, но что касается этих мерзавцев, я их ненавижу так же горячо, как вы]. — Triomphe de Sganarelle, mais triomphe tout de même [Триумф Сганареля, но всё же триумф]. — Нет, что не говорите, есть особенная печать рока на этом человеке. Мало того, что это гений войны, всё ему удается. — Больше всего то, что он имеет дело с старыми колпаками. — И это! Но сам он, как он предвидел всё, как он ясно, отчетливо ведет дело. Он знает, что его ожидает успех, и успех ему не изменяет. — Et la victoire dont vous venez de nous apporter la nouvelle? [A победа, о которой вы привезли нам известие] — подшучивая спросил Билибин. — Не говорите мне про эту победу. Нас было два против одного и что же мы сделали? Ничего. Ежели бы у нас был полководец, как Буонапарте, весь корпус должен был положить оружие. Мало того, что он гений, что он счастлив, он счастлив тем, что командует лучшим войском в мире. Надо было видеть их солдат и наших. C’est de la chair à canon sauvage [дикари, пушечное мясо] и больше ничего. А наши офицеры c’est la lie du genre humain: voleurs, grossiers, ignares [это подонки человеческого рода: воры, грубые, невежественные]. — Так вы не так в розовом свете видите дела, как я думаю... — Я? я вижу всё к несчастью. Кутузов est un brave homme [порядочный человек]. Но это человек с старыми понятиями и об войне, и об администрации военной, человек не способный ни на быстрое соображенье, ни на геройство. И потом, царедворец... — Так вот вы как судите. Стало быть Ульм и русское войско не так странно, как мы думали утром. — Я не говорю. Есть элементы, из которых может образоваться что нибудь, есть молодые силы, ежели их не будут давить. Но теперь минута слишком решительная я жду несчастия. Я вижу, что, ежели не случится что нибудь необыкновенное, при теперешнем нашем устройстве нас ждет погибель и срам. Наполеон слишком велик. Я не люблю высказываться, но иногда мне надо всё вылить.

— Il y a trahison et demi-trahison. Quand le jeu est mauvais on en tire son épingle. Et ils le font,1733 [Есть измены и полуизмены. Когда игра проигрывается, выходят из игры. Так они и поступают]. — сказал он, под словом ils разумея австрийцев.1734 — Nous allons voir comment ils y [Посмотрим, как они из этого]

— Положение наше не хорошо, мне надо ехать, — сказал Болконской.

— Посмотрим, как наш старый герой и новый кавалер Марии Терезии se tirera de cette impasse. Je ne crois pas que la grande croix Marie-Térèse l'y aide beaucoup.1735 [Выпутается из этого тупика. Не думаю, чтобы большой крест Марии Терезии очень помог ему в этом]

— Выпутаться из этого положения слишком трудно, — сказал Болконской. — C'est un homme intelligent, brave, mais....1736 [Он человек умный, храбрый, но...] — он презрительно пожал плечами. — Надо помнить, с кем он имеет дело, с величайшим гением войны. Koutousoff s’entortillera luimême dans ses filets avec ses finasseries, quand il a affaire à cet homme, habitué aux grandes idées, aux grandes combinaisons et exécutions.1737 [Кутузов сам запутается в своих сетях со своими хитростями, Имея дело с человеком, привыкшим к великим мыслям и великим соображениям и делам.]

— Et le победоносное православное воинство, — сказал Билибин, перепуская свои мешки с одного глаза на другой, — j’espère que le воинство se fera dans cette occasion une page dans l’histoire et se fera mitrailler1738 [я надеюсь, что оно заслужит в этом деле признание истории и даст себя расстрелять] за веру, царя и отечество.1739 — Ah, ne me parlez pas du воинство. [Не говорите мне про воинство] Я имею несчастную привычку видеть ясно вещи и себя не обманывать. C’est de la canaille, la lie du genre humain. Non, il faut que je parte. [Это сволочь, подонки человеческого рода. Нет, мне нужно ехать]. Что ж le воинство хорошо.

— Savez vous, le воинство au fond n’est pas trop mauvais?1740 [А знаете, что в сущности воинство не совсем плохо]. Я узнал его в это последнее сражение. Солдат очень хорош. Офицеры дрянь. Но, всё вместе, это еще хорошее орудие в руках искусного человека. — И невольно он всё улыбался. — Как подумаешь, какая перемена: после вечера у кн княгини Э Эстергази завтра я буду в палатке, в избе, с солдатами. — Он помолчал. — Я это люблю, право люблю. Не бойтесь, может быть вы и хорошее услышите от нас. Мне завтра надо ехать. Когда мне дадут депеши?

— Я думаю, завтра, — сказал Билибин. — Бонапарт не пропустит этого случая, что чтобы не воспользоваться им. Надо быстро и решительно действовать со всей энергией, [1 неразобр.] он и закутываясь теплее в халат.

— Savez vous, — сказал Билибин, усаживаясь, — que nous ne sommes plus en sûreté ici. En fuyant de ce train nous irons jusqu’en Chine.1741 [А знаете, что мы здесь не в безопасности. Удирая таким образом, мы дойдем до Китая].

Оба помолчали. Билибин зажмурился и стал тереть себе лицо. Когда он кончил тереть лицо, на нем не было ни одной складки, оно сияло приятной, умной улыбкой. Он посмотрел на князя Андрея, который, задумавшись, переминал воск своими тонкими пальцами.1742 — Voyons, [Послушайте], — начал Билибин, всё улыбаясь. — Я человек без убеждений, я человек удовольствия и поэтому vous autres [вам подобные] люди с убеждениями, вы для меня всегда интересны. Кроме того, я вас именно знаю давно, очень давно и, ежели можно любить мущину, то должно быть я вас люблю. Видно было, что он [2 неразобр.] — Вы мне очень интересны, сделайте мне удовольствие, скажите мне, что вы такое? — Он помолчал и всё улыбался. — Что вы такое?1743 — Вы честолюбивы, это ясно, вы недовольны всем не от того, что дурно там, офицеры и всё, а вы с собой носите это неудовольствие. Я вас ведь помню в Петербурге. Вы, как человек, который гадит кушаньем и ест его за обе щеки. Теперь, что у вас делается там, — он показал на свою впалую, широкую грудь. Вы умны, вы недовольны и всё чего то хотите. Vous êtes à genoux devant Buonaparte, c’est votre dieu, vous méprisez vos compagnons d’armes et c’est avec eux que vous faites la guerre contre votre dieu.1744 [Вы на коленях перед Буонапарте, он ваше божество, вы презираете своих товарищей по оружию, а с ними воюете против вашего божества]. Но это бы ничего, ежели бы вы так думали и оставались в Вене или в Петербурге, но вы сражаетесь. Завтра вас убьют, зачем? Растолкуйте мне это, как можете. Чего вы хотите? — Я это еще менее понимаю, чем вы, — отвечал Болконской. Для меня ясно, чего хочу, — отвечал Болконской. Когда мне представляется выбор, я не сомневаюсь, но сказать этого я не могу, не умею. Я думаю, что это всегда так. Растолкуйте мне, что вы такое?

— Я честолюбив, очень честолюбив. А зачем, я не знаю. Et bien bonne nuit. Il n’y a rien de tel que de dormir pour décider dans une question difficile.1745 [Однако, покойной ночи. Чтобы разрешить затруднительный вопрос, нужнее всего выспаться].

Видно было, что теперь Билибин сбирался говорить не одними mots,1746 [остротами] но что у него была мысль, которую он хотел выразить.

— Все это очень хорошо (bel et bon), — сказал он. — Армия в опасности, вы поедете, вас убьют или возьмут в плен. Зачем? — Болконской посмотрел на него удивленно, как будто спрашивая его, шутит ли он, или бредит; но по ясному, умному взгляду заметив, что он не шутит и не бредит, он ответил:

— Оттого, что это мой долг.

Билибин улыбнулся, как будто говоря: «вот оно так и есть». Но улыбка его была очень приятна.

— Нет, оставим это, — сказал он. — Дайте руку. Он сделал ему знак пальцами.1747 на который Болконской не ответил.

— Нет, я не масон, — сказал Болконской.

— Это тем лучше.1748 Всё это вздор. Но возвратимся опять к тому вопросу. Вы меня очень интересуете. Я вас давно знаю и у вас есть будущность. Зачем вы служите в военной службе?

— Затем, что раз я избрал эту карьеру, чувствую себя к ней способным, — отвечал князь Андрей без малейшего замешательства и не отклоняясь от такого анализа своих побуждений, которые для него все были логически ясны и последовательны. — Затем, что я честолюбив, затем, что я люблю славу...

— Хорошо, довольно. Вы — люди с1749 убеж убеждениями принципами для меня очень интересны. Вы — военный потому, что это карьера?

— Да. И карьера, которую я люблю.

— Но ведь служить, это значит воевать, убивать людей. Зачем? Разве ваше спокойствие нарушено, разве вы не можете в Петербурге любить женщин и наслаждаться жизнью оттого, что Буонапарте1750 объявил войну Австрии. завладел Генуей? Вы богаты, вы независимы, вы образованы.

Болконский смотрел на него, не понимая.

Князь Андрей имел один из тех умов Князь Андрей односторонний ум, узкой и оттого ясный и твердый. Разговор с Билибиным о Бонапарте. — О чем ты думаешь? месяц, отраженье замка, вдруг палка на месяце, это башня.

В то время, как давя друг друга, бежали обозы, и главнокомандующий прощался с князем Багратионом, отсылая его на верную погибель, войска, составлявшие отряд Багратиона, стояли в виду французских войск, не зная всей опасности своего положения и не думая о нем. Войска эти были так измучены своим ночным переходом 2-го и беспрестанными передвиженьями 3-го и 4-го числа, что одною мыслью и заботою их был отдых. После ночного перехода их поставили на Венско-цнаймской дороге лицом к ожидаемым французам, частью в городке Голабруне и деревне Шенграбене, частью совсем сзади в деревне Грунте и около нее в поле, лагерем. Едва они пришли, как все пехотные полки потребовали на работы укреплении. Не успели поесть каши, как австрийские гусары, стоявшие впереди, отошли назад, и весь отряд, оставшийся неожиданно без аванпостов, стал вновь перемещаться. По лагерю пронесся слух, что австрийцы изменили, и начальство должно было вмешаться для того, чтобы удержать солдат от побития камнями проходивших Гесен-кобургских гусаров.1752 Вслед за отступлением Гесен-кобурцев действительно Войска видели, что Багратион проехал в Шенграбен, и стало известно, что все начальники были собраны на военный совет. Скоро после этого на месте ушедших австрийских гусар у Голабруна показались синие капоты французов. Багратион опять появился верхом между войск, адъютанты поскакали по разным направлениям и, не доев каши, солдаты строились, рассыпали цепь и отступали. Шенграбен очистили и за оврагом остановились. Дело не начиналось. Начальство ездило взад и вперед, и солдаты, и офицеры не имели ни времени отдохнуть, ни сварить каши. Целый день и целую ночь ожидали каждую минуту начала сражения. Мелкий дождик не переставал. На другой день к вечеру пронесся слух не только о перемирии, но и о мире, и 4-го числа, в тот самый день, как Lemarrois скакал с письмом к Мюрату, солдаты в первый раз сварили кашу. Люди отряда были так измучены, что для них было совершенно всё равно — мир ли или война, придется ли им драться одному против десяти или вовсе итти назад в Россию. Все желания их большинства были теперь направлены на одно... отдохнуть, обсушиться, согреться и поесть горячего.

В таком положении застало их то самое утро 4-го октября в которое Мюрат получил грозное письмо Наполеона и атаковал тридцатью тысячами наш пятитысячный отряд.

Местность на расстоянии шести верст в окружности, еще за два дня представлявшая вид спокойного благосостояния жителей, местность, оживленная заросшими садами деревнями, дорожками между полей, пасущимися стадами и жителями, — теперь была только военный лагерь с отовсюду дымящимися кострами, коновязями, глиной краснеющими земляными работами, зелеными ящиками, штыками, орудиями и рассыпанными по всему пространству серыми шинелями и нечистотами.

В то время, как по Цнаймской дороге, давя друг друга, бежали обозы армии, войска, составлявшие отряд Багратиона, обреченные, по словам Кутузова, на верную погибель, стояли в боевом порядке перед Шенграбеном.

Шенграбен, большая деревня, которую накануне еще занимали русские, виднелся перед ними на горе на самом горизонте, в нем и вокруг него виднелись сплошные массы французов. Правее его, по дороге стояли французские, направленные на нас, орудия. От Шенграбена шел отлогий спуск и крутая гора, которую справа обходила столбовая дорога из Шенграбена в Грунт. Центр нашей позиции находился на этом, противуположном Шенграбену, возвышении. На нем стояла русская полевая батарея с снятыми с передков орудиями, направленными на Шенграбен. Вокруг батареи справа, слева и сзади располагались пехотные полки. Спереди под горой была только цепь стрелков. Далеко вправо, через большую дорогу, на другом возвышеньи виднелись еще пехотные полки и, на самом конце правого крыла у леса, стояли драгуны; влево, также на протяжении больше трех верст, тянулись войска — пехота, казаки и Павлоградские гусары. Сзади войск была мелкая речка и еще большее возвышение, на половине которого была занятая резервами деревня Грунт. Перед Грунтом сделаны были и теперь еще работались полевые укрепления. В лощине между Шенграбеном и первым возвышением были цепи. По лощину мы были дома, всё было наше, дальше начиналась та неведомая, неопределенная и страшная область — неприятеля.

Несмотря на то, что с вчерашнего дня было перемирие и б барон Винценгероде с белым значком проехал туда, за цепь, там всё казалось странно и1753 страшно и туда проникнуть нельзя было непонятно. И тем страннее, непроницаемее и страшнее казалась эта черта, чем дальше от нее. Тем, которые смотрели из Грунта на Шенграбен и видели смутно только точки и полосы французов, тем казалось страшно и невозможно проникнуть туда, за эту черту; те, которые смотрели с возвышения, составлявшего середину позиции, те представляли себе возможность поспорить еще за эту черту; те же, которые лежали внизу в цепи на ружейный выстрел от французов, нисколько не сомневались в том, что коли велит начальство, так сейчас и пойдем вперед вон туда, за этот лужок к жневью, что на горе, вон туда, где эти французы сидят теперь.

Военные люди1754 знаю знают чувствуют, как тяжело должно быть, раз поверив в конец войны, снова приниматься за дело и потому бессознательно никто не верил в мир, несмотря на перемирие и ходившие слухи. Прикажет начальство, назад пойдем, а прикажет, здесь постоим или вперед пойдем — оно знает.

Хотя и говорят про пять, шесть тысяч войск — горсть храбрых и т. п., шесть тысяч войск не горсть, а очень, очень много народа, так много народа, что несмотря на то, что они сколь возможно более были сжато поставлены, шесть тысяч человек, бывшие у Багратиона, были растянуты на пространстве больше десяти верст в окружности. Передовая цепь, отделявшая их от французов, тянулась больше, чем на версту. Справа и слева цепи, неприятельская и наша, стояли друг от друга дальше пушечного выстрела, но по дороге в лощине, там, где проезжали парламентеры, они сошлись ближе ружейного выстрела, так что ясно могли видеть лица друг друга и переговариваться и, кроме солдат, занимавших цепь, с обеих сторон к этому месту сходилось много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.1755 Позади цепи по бугру и в обе стороны видно

[Далее со слов: С раннего утра, несмотря на запрещение... кончая:... обращенные, снятые с передков пушки. — близко к печатному тексту. T. I, ч. 2, гл. XV.]

<Зрителей разогнали.

— Пропорол бы ему брюхо, — сказал Долохов, вскидывая ружье на плечо, и пошел прочь.

Офицер, заведывавшиы в цепи, крикнул на Долохова: прочь из цепи.

— Чего? — хмурясь, ответил Долохов.

— Полноте, идите, — сказал Брыков. — Что вы какой нынче сердитой, Ваську своего избили.

— Такой день, видно. Всё думали драться, а вот третий день стоим, ничего не делая. — Долохов находился в том состоянии озлобления, которое находило на него по временам. Произошло ли это от волненья, он напрасно готовился к сраженью второй день, или от голода, но он с утра был зол и в своей роте, где, с одной стороны щедростью, с другой — решительностью, он заставил уважать себя, его боялись нынче. Долохов был нынче в том сердитом, бешеном д духе , в к котором его бо боялись . Он избил до полусмерти1756 своего кр крепостного солдата, который за деньги служил ему, и изругал юнкера за то, что тот тронул его собаку. Долохов еще ни разу не был в деле. Особенный несчастный случай отводил его от сражения во время всего похода — раз он был в командировке, другой раз он1757 был послан в обоз. уезжал в город. Для него сраженье, кроме того, что он желал его, как удовольствия, вперед зная и говоря, что он будет первым и что из ста человек девяносто — трусы, и, как необходимость для того, чтобы быть произведенным. Он был все эти дни озлоблен, но в это утро дошел до бешенства, начавшегося над солдатом.

— Коли не пойдем в дело, кому-нибудь кровь пу пущу .1758 : — Ну, батюшка, однако потише, — сказал Брыков.

— Вы хоть и разжалованный, а будьте учтивы, — сказал цепной офицер.

— Мне что? Ниже солдата не разжалуют. Распорю брюхо, кто меня тронет.

— Полно, полно, Долохов, — сказал Брыков. Долохов замолчал: несмотря на бешенство, он, с свойственным ему тактом, знал, он зависит от Брыкова и, презирая его, покорялся ему.

В цепи все говорили о близости сражения, в арьергарде было другое.

Долохов, отходя от цепи, слышал этот хохот, но и в нем оно не утишило того желания подраться с французами, которое мучало его всё время отступления.>

— Ведь надо же мне это проклятое несчастие, — сказал Долохов своему ротному,1759 весело отходя шедшему подле него. — Три месяца в походе и ни разу не попасть в1760 дело рукопашную.

— Э, батюшка! у нас говорят: ни от чего не отказывайся, никуда не напрашивайся.

— Да, вам хорошо, а мне ведь сермяга то надоела. Да и так хочется подраться, хочется. Так и пропорол бы брюхо1761 этому гренадеру то там. кривоносому этому в синем то, что раскачивался так...1762 В голосе и походке Долохова выражались избыток силы, которую он не знал куда деть употребить лучше, как на то, чтобы пропороть брюхо французскому гренадеру

— И рад бы пропороть, да кусаются, — со вздохом отвечал ротный.

— Не укусят! Вы как хотите там судите. А я знаю, что все трусы. Из ста человек девяносто девять — трусы. Ведь я видел под Амштетеном.

— Посмотрим, посмотрим вас, гвардейцов, — спокойно-шутливо отвечал ротный. — Ну, однако, идите к своему месту, неравно генерал подъедет, — тихо прибавил он таким тоном, что видно, несмотря на всё любопытство, возбуждаемое в нем гвардейцем и его знанием французского языка,1763 и его странност странностью характера он не забывал своего дела.

Долохов оглянулся с удивлением,1764 заду задумавшись как будто не понимая. Потом, вероятно вспомнив, что надо и Брыкову повиноваться, повернул к своей роте.1765 которая толпилась около котла каши. — А мне надо еще с фелдвебелем счесться, — сказал Брыков, этими словами как будто смягчая приказание. — Приходите же обедать. Рота Долохова стояла в лесу и занималась рубкой дров. В береженом молодом дубняке слышался треск топоров и валимых деревьев. Костры дымились в нем и около костров с говором копошились солдаты.

Позади леса, в котором дымились костры, на возвышении стоял полковой командир полка, в котором служил Долохов, тот самый, который представляя полк Кутузову, за ним и вокруг него стояла свита офицеров полка и в том числе Жеребцов с своей вертлявой фигурой и высоко поднятыми плечами.

Жеребцов был особенно учтив, внимателен и подобострастен перед генералом. Он беспрестанно наклонялся, поднимая руку к козырьку, и всеми силами видимо желая угодить генералу. Жеребцов был прислан от князя Багратиона с тем, чтобы1766 узнать, сколько людей в полку получить рапорт. Опоздав уже для того, чтобы поспеть к обеду в Грунт, и заметив подле балагана полкового командира запах бульона и засученные, голые руки солдата повара, выставившего пирожки на доску, он решился обворожить полкового командира с тем, чтобы у него пообедать. Что тем заманчивее было для Жеребцова, что найти слабую сторону человека и поиграть, хотя бы и в отсутствии зрителей, составляло наслаждение для корнета.

Накануне генерал был призван в Грунт к князю Багратиону и участвовал на военном совете вместе [с] другими начальниками. Теперь он желал произвести такой же военный совет с своею свитою. Присутствие ординарца князя Багратиона еще более поощряло его к этому. Он был старший чином на левом фланге и пригласил на совет полкового командира Азовского полка и Павлоградского. Павлоградский не поехал, не признавая власть начальника левого фланга, но другие начальники явились, и человек двенадцать полковников, майоров и адъютантов сопутствовали генералу, когда он, хмурясь и вдавливая щеки на воротник мундира, подрагивающей походкой ходил осматривать «пазицию», как он говорил.

— Я полагаю, господа, — говорил он, щуря глаза, вглядываясь вперед, — что надо будет отступать на большую дорогу к лесу.

— Хоть и не мое дело, ваше превосходительство, — изгибаясь, с рукой к козырьку вмешался Жеребцов, — а я слышал, князь именно говорил к лесу.

— Что? Да, к лесу. — Все молчали, ожидая речи полкового командира, но видно было, ему нечего было сказать и он придумывал.

— И... я... думаю эшалонами... да, эшалонами, — повторил он с удовольствием.

— Странно, — сказал Жеребцов. — Как ваше превосходительство сходитесь с князем.

— Что? — строго спросил генерал.

— Он именно говорил эшалонами. Выразив еще несколько таких мыслей и вызвав одного разговорчивого маиора на изложение своих мнений, полковой командир остановился. Маиоры, полковники и адъютанты, с печальными лицами молча ходившие около него, стали откланиваться, желая поскорее пойти к себе отдохнуть и пообедать.

— Трудно управлять, — сказал Жеребцов с улыбкой сожаления. — Вы, я думаю, еще и не обедали, ваше превосходительство?

— Так пожалуйте, господа, — обратился полковой командир к батальон батальонным командир командирам , не отвечая Жеребцову.

— И я еще не обедал, ваше превосходительство. — Генерал строго посмотрел на него и приятно улыбнулся.

— Милости просим ко мне солдатской каши разделить.

После обеда у генерала Жеребцову нужно было заехать еще на крайний левый фланг к Павлоградскому полку с тем же приказанием. Павлоградские гусары стояли далеко от французов. Впереди были линии коновязей, за коновязями костры, люди, поправее большой балаган полковника и кухня. Сзади виднелся уединенный дом, единственная крыша на всем пространстве, занимаемом гусарами. Перед домом стояли с раскрасневшимися лицами песенники эскадрона. Накануне привезены были кресты в эскадрон и навешены за Эмский мост N. Ростову, юнкеру Миронову и двум солдатам. У маркитанта были куплены вина и N. Ростов угощивал эскадрон, офицеров и солдат. В доме, пустом, разоренном1767 из которого громче всех слышался картавый голос В. Денисова и брошенном хозяевами, слышались крик и хохот. N. Ростов в расстегнутой куртке и без фуражки вышел из дома, старательно ступая по ступеням крыльца, завернул за угол. Жеребцов окликнул его, но Nicolas не услыхал его голоса. «Нет, лучше не заезжать теперь», и Жеребцов проехал мимо.

Ростов был пьян в первый раз в жизни. Он прильнул открытой головой к сырой холодной стене и ему казалось, что он умирает. Снизу поднималось, поднималось что то, выворачивалось, переворачивалось в голове и вот, вот казалось всё скроется. — Боже мой, я упаду. Не видит ли кто? — бормотал он. — Другие ничего. Отчего же я так болен? Да, болен. А, вот он, — говорил он, — оглядывая внизу крест на шнурках куртки, и тупая улыбка изменяла его бледное лицо. Но крест поднимался, опускался, убегал, выворачивался вместе с головой и со всем телом. Всё происходило, как во сне. «Зачем я выпил еще этот стакан?»1768 Господи помилуй, господи помилуй и он тяжело вздыхал и грустно закатывал глаза.1769 Мельница, мельница — Георгий, — говорил он. — Крест на груди, на храброй груди.1770 Он ударял себя в грудь. — И он ласкал крест, потряхивая его. — Нет, не могу, умираю.

— Иди, Ростов, — послышался голос. — Где ты? Иди лодку петь. Ростов не отвечал.

— Господи, помилуй, господи, помилуй, — шептал он, изнывая.

А между тем, всё приближался адъютант Бонапарта, скакавший к Мюрату с приказанием атаковать и убить всех этих русских.

В то же время в арьергарде подле Грунта в одних рубахах работали солдаты, выкидывая красную глину на вал будущего укрепления и тащ таща фашины. В самой же разоренной деревне Грунте все дома были наполнены начальством и штабными, по всем улицам толпились обозы, со всех сторон солдаты тащили, кто сени, кто двери, кто заборы и на площади была раскинута палатка маркитанта. У маркитанта сидели офицеры с красными и истомленными лицами и пили. Один1771 был бледен, синь. из офицеров, закутавшись в шинель по уши, дрожал всем телом. Его била лихорадка и он не мог согреться глинтвейном.1772 Чорт их дери «Бог с ними со всеми, с походами», — думал он, «вот с утра не могу согреться, а скажись больным, подумают — трушу».

— Что получили? — спрашивал другой офицер у казначея, шедшего с узлом золотых. — Мне за треть вперед, полковник обещал.

— Там увидим, приходите в полк.

— Стыдно вам, стыдно, господа, — говорил дежурный штаб-офицер, входя под палатку маркитанта, — извольте итти к своим местам, князь приказал. — Некоторые находили удовлетворительные ответы и оставались, другие шли. Офицер в лихорадке пошел к своему месту.> На горе впереди Грунта1773 <некоторые> <слышались песни> стояла толпа солдат, один играл на балалайке, и пела плясовую песню — Па-а-люби, полюби слово приветливое, — слышалось с одной стороны с присвистом. в одной пехотной роте собралась толпа около песенников. Солдаты стояли кружком и с присвистом пели плясовую песню и в середине их1774 похаживал в шинели внакидку известный плясун Макатюк плясал молодой рекрут, выделывая ногами и ртом уродливо быстро невозможное. Чрез плечи друг друга солдаты с одобрением смотрели на пляшущего.

— Пройдись, ну, Макатюк, ну же, — говорили старому с медалью и крестом эфрейтору, пихая его в круг.

— Да я так не могу, как он.

— Да ну.

Макатюк вышел в круг в шинели, с мотавшимися на ней орденами, внакидку и с руками в карманах, и прошелся по кругу шагом, чуть встряхивая плечами и прищуря глаз, поглядывая кругом всё равно на кого, хотя обращение, казалось, имело в виду какого [то] одного приятеля, с которым он этим взглядом вспоминал штуку. Он остановился посередине и то он плясал. Плясал больше быстроногого рекрута, одной противоположностью своей неподвижности с удалью песни. Вдруг он повернулся, вспрыгнул, сел на корточки, сделал два раза ногами, поднялся, перевернулся и, не останавливаясь и отталкивая останавливающих, пошел вон из круга.

— Ну, вас совсем, пущай молодые ребята пляшут, пойти ружье почистить.

A Lemarrois подъезжал уже и передавал письмо Мюрату.

На самом крайнем правом фланге в то же время в одном из эскадронов драгун между коновязями слышался крик, но крик не песни, не смеха, не многих людей, а крик одного человека, болезненный, страждущий, испуганный и всё-таки еще притворный крик. Два драгуна, раздевшись для ловкости, взмахивали над головой и в такт били длинными розгами по до половины обнаженному телу солдата, наказываемого за воровство. Солдаты с остановившимися выражениями лиц стояли кругом (им велено было). Один офицер, толстый майор, нахмуривши нахмурившись одутловое лицо, переваливаясь назад в грязной шинели, ходил взад и вперед и, не обращая внимания на крик и не переставая, говорил:

— Солдату позорно украсть, солдат должен быть честен, благороден и храбр, а коли у своего брата украл, так в нем чести нет, это мерзавец. Еще, еще. И всё слышались удары и притворный и отчаянный крик. Лошади на коновязи косились на лежащего солдата. Одна взбрыкнула и все всполошились. Унтер офицер крикнул.

— Еще, еще, — говорил майор. Молодой офицер отошел от коновязи (ему велено было тоже тут быть) и оглядывался на наказываемого. На лице его выражалось больше страдания, чем на лице наказываемого. «Нет, не могу». Он зажал уши и убежал к своему месту. Через две минуты наказанный с товарищами сидел у костра и не давал своей трубки покурить просившему у него товарищу.

В то же время на возвышении, составляв составлявшем артиллерийский парк, у орудий, снятых с передков и направленных против французов, стоял невысокий артиллерийский офицер лет тридцати, с впалыми щеками, нависшим лбом и умными, добрыми глазами. Он ушел от своих товарищей и подчиненных (он был старший офицер в батарее), чтоб быть одному и, рассеянно лаская ровный круг гладкой меди дула орудия, стоял задумавшись. Он вздрагивал и оглядывался. Офицера мучал страх, непреодолимый страх смерти и страданий, страх сражения. «Я подлец, — говорил он сам себе, — подлец. А подлец, так пускай убьют. Больше ничего не стою. Да, не могу. Не могу. Нет, еще хуже быть одному. Пойти к Белкину. Ох, Белкин, и за что я его люблю, а никого не люблю, как Белкина. Когда с ним, мне легче.» 1776 К чему война? Любовь проповедуется. И то не знаем будущего. Как же. Братья. Мыслитель. Офицер штабс-капитан Т Тушин мучался непреодолимой мучительной работой мысли, страхом и сомнением. Т Тушин фанатик. Вопрос о военной службе

<Долохов не ходил на работы, но ротный требовал, чтобы он был на своем месте. Он вошел в лес и подошел к костру, у которого сидела аристократия роты — фелдвебель, каптенармус и два солдата.

— Что, судырь, видали хранцузов, — сказал фелдвебель, выставляя обе руки перед огонь и оттягивая жарившееся лицо.

— Нутка табачку на трубочку, — попросил каптенармус.1777 нажимавший хворост. Долохов дал табаку. Пришел ротный, спросил фелдвебеля, встал и пошел. Долохов не отвечал и лицо его приняло такое злое выражение, что солдаты,1778 замолчали посмотрев на него, переглянулись и стали разговаривать между собой. Они знали1779 барина уж характер судыря, который иногда такие истории рассказывал, что вся рота собиралась слушать и ни за что давал по три рубля на водку, а иногда не говорил ни слова, делался зверем1780 и по зубам колотил солдат, не говорил ни слова и грозился убить и ни за что готов был избить человека. Ротная шавка Мухтарка, виляя хвостом, подошла к костру.

— Вишь и Мухтарка сушиться пришла, — сказал солдат, сидевший подле, взял Мухтарку за спину и хотел, играя, перебросить ее через огонь. Собака визгнула.

— Что ты ее трогаешь? Что она тебе сделала? — крикнул Долохов и грубо толкнул солдата. — Мухтарка, сюды.

— Эй легче, судырь, — проговорил солдат. — Вишь, в лицо лизать ему дается.....

А между тем французские орудия, направленные на нас, виднелись на горе, и у наших орудий, стоявших перед Грунтом, стояли офицеры и генерал и рассчитывали, куда по французам донесет их выстрел.

Подле орудий стоял полковой командир, генерал, представлявший полк Кутузову, подле него стояли артиллеристы и с высокоподнятыми плечами Жеребцов. Генерал выспался в построенном полковом балагане, закусил и, подрагивая, вышел погулять, так как делать нечего было. Но увидав подчиненных, он почувствовал, что ему, командиру, генералу, необходимо бросить общий взгляд на позицию. Что такое позиция и что такое общий взгляд, он не знал и не мог бы сказать, но что то сделать он чувствовал необходимость, и что то показать главное. Еще более побудил его к этому приезд Жеребцова от Багратиона с приказанием опре определить , много ли людей в полку. Надо показать адъютанту. Он вышел, подрагивая, к орудиям, прищурившись поглядел и сказал:

— Гм! Да! Ежели бы фланг, — он строго оглянулся, — что?

— Так точно, ваше превосходительство, — сказал Жеребцов, — г-н офицер, — обратился он поспешно к артиллеристу, — пожалуйте к генералу. Жеребцов, присланный сюда, не мог успеть вернуться к обеду в Грунт, а проходя мимо балагана полкового командира, он слышал запах бульона и видел пирожки, выложенные засученными солдатскими руками на доску. Ему надо было пообедать у генерала и потому он особенно внимателен и искателен был с ним. Артиллерийский офицер, молодой человек, подошел. Он тоже был рад поговорить о позиции и подать мнение и поиграть в воина, и они поговорили.

— Ежели обойдут, то буду обстреливать на картечный выстрел на отвозы.

— Так, так, — сказал генерал.

— Вы уже обедали, генерал? — спросил Жеребцов.

— Не угодно ли, милости прошу, — и они прошли к балагану. В это же время еще правее, где стояли гусары позади коновязей, в мельнице, единственном доме, бывшем в поле, слышались крики пьяных голосов, из которых громче всех раздавался картавый голос Денисова.>

1781 В 5-й роте пили водку, которая была не у всех Водка была не во всех ротах и те роты, у которых ее не было, с завистью смотрели на 5-ю роту, которой командовал всеми любимый, молодой штабс капитан Белкин.

— Вишь ты, подбрыкивать как стали 5-й роты, ровно жеребята, от водки-то, — говорил солдат другой роты, глядя на бежавших к котлу солдат. — Молодец1782 Белкин ихний ротный!

— Толкуй, Иван Масеич, фелдвебель всем орудует.

— Как же! гляди, наш спит небось, а этот, гляди, пришел, — говорил солдат другой роты, показывая на красивую фигуру штабс капитана Белкина, скорыми легкими шагами подходившего к роте, пившей водку. Белкин с своими толстыми, приятно улыбающимися губами и узенькими смеющимися глазами, свежий и веселый, подошел к боченку.

— Здорово, ребята.

— Здравия желаю, ваше благородие, — прокричали человек двадцать.

— Много ли рядов? — спросил он у фелдвебеля тоном человека, не любившего говорить с подчиненными много, но ожидающего положительного ясного ответа.

— Тринадцать.

— Кого нет?

Солдаты всё толпились и сзади засмеялись. Белкин оглянулся строго. Всё затихло, и подходивший солдат имел набожное выражение, когда подходил к чарке.

— Соврелова, Петрова, Миронченка, — докладывал фелдвебель.

— Миронченка точно заболел, в самую бурю, как деревню проходили. Он придет, я ему сам вчера приказал остаться. А тот бестия, Захарчук, так балуется, я велел ему на повозку сесть, так нет, упал. Дрянь солдатишка.

В это время подходил к водке узенькой, тоненькой, с ввалившейся грудью и жолтым лицом и жолтым острым носиком молодой солдатик, казавшийся олицетворением голода и слабости. Но, несмотря на жалость возбуждающую наружность этого солдата,1783 в сборках, как куриная жопа в собранном, как кисете, ротике и бегающих покорных глазах было что то такое смешное, что фелдвебель, как бы прося позволения пошутить, посмотрел на ротного и, заметив на его лице улыбку, сказал:

— Вот Митин наш не отстал, его всего Бондарчук за штык волок.

— Без Митина 5-й роте1784 осирот осиротеть нельзя быть, — сказал Белкин, глядя на жалкого солдатика, который, закрыв в это время глаза, полоскал обе стороны рта водкой и пропускал ее сквозь свою вытянутую, с выступающим, как у индюшки кадыком, шею.

— Сладко? — спросил Белкин, по солдатски подмигивая Митину и приосаниваясь. В рядах захохотали. Отдав приказание, подойдя к кашеварам, где ему подали пробу, Белкин сел на бревно и, перекрестившись, стал есть солдатскую кашу. Солдаты своей и чужих рот особенно далеко и старательно снимали шапки, проходя мимо его, несмотря на его махание рукой, чтоб они этого не делали.

Погода была серая, холодная, с ветром, но без дождя. Скоро к Белкину подошел другой офицер зевая. 1785 — Ну, батюшка, досталось нам —У меня половина людей без ног.

— Поправятся, — смеясь отвечал Белкин. — Хромая собака до поля. Пойдем назад, надо еще к адъютанту, — отвечал он, тоже зевая.

— Что это, никак кавалерия. Вон за лесом, — зевота мешала другому ротному договорить. Он указывал рукой на дорогу в Голабрун на ту сторону, с которой ждали французов.

Белкин встал и стал рассматривать. Действительно, это была кавалерия, поэскадронно шедшая им навстречу. И много ее, полка два. Кавалерия стала спускаться под гору и опять подниматься. Офицеры сочли ровно четыре эскадрона и узнали, что это были австрийцы гусары.

— Что же это, ведь это наш авангард. Сменили их чтоль.

— Кто же сменил, мимо нас бы прошли.

— А может французы на них понасели, они отступают.

— Тогда хоть постреляли бы. Это что нибудь не так. И есть австрийцы. — Гусары проходили ближе, как всегда с презрением глядя на пехотинцов. Солдат, набивая рот кашей, оглядывался на них. Гусары с начальником впереди прошли дорогой в город. Офицеры, еще другие подошедшие (все собирались к Белкину), разговаривали об том, какой гусарской мундир лучше, русской или австрийской, и хвалили лошадей.

— Вон еще1786 казаки кавалерия идет, — сказал к капитан , — что это они назад идут.

— Должно быть неприятель показался.

— Ну, коли теперь в дело итти — мат. Люди голодные, без ног, половины в роте нет. А еще1787 полковник шеф требует......... Голос капитана вдруг оборвался.

— Что это! — вскрикнул он, побледнев. В это же мгновенье из города на рысях показались казаки. В то же мгновенье подбежал фелдвебель к офицерам и, указывая на кавалерию, спускавшуюся из за леса, [из] под горы.

— Ваше благородие, это он. Верно. Я смотрю.

Фелдвебель был так взволнован, что махая руками, говорил и взял за руку к капитана , пригибая к себе и указывая по руке.

— Вот так извольте смотреть. Вон сила его валит.

В то же мгновенье испуганный голос полкового адъютанта, спотыкавшегося, пешком бежавшего за ворота, закричал: — В ружье. Неприятель! В то же мгновение забегали кашевары, загремели котлы, и солдаты, дожевывая, побежали к козлам. В то же мгновение, и несколько прежде, Белкин бежал через выгон к своей роте и кричал: в ружье. Он бежал легким, веселым бегом, как будто играя тяжестью своего тела и перепрыгивая через лужи. Еще люди других рот не успели выстроиться и полковой командир еще не выехал, как 5-я рота уже, не дожидаясь приказаний, шла впереди всех по дороге навстречу к неприятелю.1788 Слышал п полковника разбудил, поехал к генералу. (Генерала звали Боб.) Что ж это провианту не отпускают? что заберут, то и есть. — А вы берите получше. — Уж я знаю, вы в батальонные командиры метите. — Нет, невесело что-то с людьми расставаться. — Людей сочту. — Братишку бы перетянул. — Чтож М Митина [1 неразобр.] и паж Мюрата. Вывозили батареи. Отступили зa деревню. Повозки нагружают, бегут. Французы прид придут . Роту догоняли сзади рысью почти рядом субалтерн офицер налегке и Митин, путаясь в грязи тонкими ногами и под острым углом наклоняясь вперед, с большим ружьем наперевес и с тяжестью ранца, давившей его. Он не бежал, а всё падал и ноги только едва поспевали спасать его от падения. Под гору они не удержали его и он скорее, скорее перебирая ими, упал. Офицер, молодой, скуластый блондин, даже не улыбнулся, перегоняя его. Когда он догнал роту, Белкин уже рассчитывал людей и с унтер офицерами по отделениям рассыпал в цепь. Не успели выстроиться, как всё затихло, неприятель, завидев наши выстроившиеся цепи, не наступал более и выслал в цепь парламентера. — Пойду к Т Тушину , к няне.

— Разве было приказано от полкового командира, — с бледным и обиженным лицом, едва переводя дух, спрашивал офицер. — Я только вышел.

— А всё равно то же прикажут, — даже не глядя на офицера отвечал Белкин. — Мешкать нечего.

— Почему же вы думаете, что я нарочно замешкался? Вы думаете, что я...

— Писарев, влево на гору, —говорил Белкин унтер офицеру, который с серьезным лицом смотрел, не спуская глаз с ротного командира, как и вся рота смотрела в эту минуту. Глаза Белкина еще более улыбались, чем всегда, и делал он свои распоряжения, как будто это всё было так легко.

— Куда же наконец мне прикажете? Ежели уж вы так распоряжаетесь, — [сказал], отдуваясь и оскорбляясь, субалтерн офицер.

— Побудьте здесь, М. Д., с резервом.

Рота разошлась в цепь. Казаки ездили впереди, показался дымок и послышался выстрел с нашей стороны и два выстрела ответили из за леса. Неприятель остановился и не наступал более. Стрелки его и наши баловались изредка. Белкин сидел на краю дороги и курил трубку, рассматривая неприятельских стрелков и изредка оглядываясь на деревню, в которой всё двигалось и бегало. Через пять минут к нему подъехал полковой адъютант.

— Шеф приказал1790 вам тебе держать цепь и благодарить тебя за распорядительность и приказал отступать, ежели б будут наступать. Ну что, достают сюда, — спросил адъютант.

— Нет, так, ворон пугаем.

— Дай ка затянуться. Там у нас что, беда. — И адъютант, затянувшись, уехал.

В деревне Шенграбене происходила суматоха, естественная вследствие неожиданного появления неприятеля перед войсками, спокойно отдыхавшими и варившими кашу, полагая, что они находятся во второй линии. Князь Багратион, приехав [в] Шенграбен и распорядившись1791 рассыпкою цепи против неприятеля, беседовал с графом отступлением, [в] квартире шефа полка беседовал с графом Ностицом.

— Gott im Himmel,1792 [Всевышний бог], — говорил красивый, воинственной наружности, с цветом лица темнее усов генерал граф Ностиц, в гусарском мундире, опираясь молодцовато одной рукой на колено, другой придерживая саблю с золотым эфесом и таким нетерпеливым тоном убеждения, которым говорят полнокровные люди, раз составивши убеждение и своими словами только стремясь поддержать его.

— Как вы хотите, князь, чтоб я дрался с французами, когда мир заключен моим государем и повелителем.

Багратион имел вид человека, постоянно устремляющего всё свое внимание на те слова, которые он говорил. Большие, до половины закрытые веками, черные глаза его без блеска, но упорно смотрели по обеим сторонам огромного носа; как изваянный, крепкий рот и выступающий, прямой и длинный подбородок казалось так же пилили как и мутный, неизменяемый взгляд и тихий голос, повторяющий одни и те же слова.

— Кто вам сказал, граф, что мир заключен? — повторил [он] в четвертый раз.

— Ach, Gott.1793 [Ах, боже мой!] Честное слово принца Мюрата! Дети плюют в песок. Войскам, 6 егерскому полку, велено было отступать. Встретив на дороге Н Ностица , Б Багратион говорил с ним на горе у батареи

— Хорошо. Но как же вы бросаете свой пост, генерал, и открываете наш фронт, генерал... — продолжал Багратион, видимо с трудом соображая и выражаясь. — Кто же будет отвечать за последствия, генерал? — И голос Багратиона не возвышался, не изменял интонации и те же бесстрастные, полузакрытые глаза смотрели прямо с обеих сторон коричневого носа на разгоравшегося австрийского генерала.

— Ежели бы мир не был заключен, я бы должен был умирать на своем посту, — сказал граф Ностиц, ударяя себя широкой кистью в высокую грудь. — А теперь я буду преступник, ежели я буду сражаться с французами после заключения мира. Я говорю. Мне сам принц Мюрат сказал и в доказательство привел, что французы перешли мост в Вене без боя. Разве это могло бы быть, ежели бы не было мира? — и граф Ностиц, торжествуя, молча посмотрел на Багратиона. Багратион соображал.

— Пошлите, тут адъютант главнокомандующего, — обратился он к ординарцу, — Болконский, кажется, что ездил в Брюнн. Он вчера из Брюнна и попал на наш аванпост, — обратился он к Ностицу.

Через несколько минут вошел князь Андрей. Багратион как будто забыл, зачем он его звал и, сделав усилие, сказал:

— Да вот ты из1795 главной квартиры Брюнна едешь. Слыхал ты, заключен мир с Австрией или нет?

— Я не слыхал, чтобы был заключен, но слышал, что австрийское правительство желает.

— Как же французы перешли Венский мост, — спросил граф Ностиц.

Князь Андрей не отвечая, прищурившись, посмотрел на Ностица.

— Генерал говорит, что мир заключен и что австрийцы по уговору пропустили французов через мост.

— Я слышал, что мост взят обманом и что Ауерсперг за то отдан под суд. — Князь Андрей рассказал.

Ностиц повернулся на стуле, гремя саблей.

— Und was noch! Das wäre was famoses!1796 [Еще что! Это было бы знаменито!] Этого не может быть, — сказал он.

Князь Андрей поджал губы и открыл глаза.

— Я не имею честь служить с вами и под вашим начальством и докладываю не вам. И потому не считаю за вами права обсуждать вслух мои слова, как начальнику, и как gentilhomme я вам говорю, что вы, а не я, говорите неправду. Я говорю, как слух, и слух этот правда, а вы говорите, как факт, и это ложь (— Ну, ну, не у места, князь, — сказал Б Багратион ) и, не дав сказать слова, он обратился к Багратиону.

— Угодно что нибудь еще приказать вашему сиятельству? — обратился он только к Багратиону. Багратион не ответил ему не от пренебрежения, но видимо от того, что всё внимание его было слишком занято тем ходом мыслей, которые он преследовал и которые касались графа Ностица.

— Что же вам сказал Мюрат, — спросил он у Ностица. — Ежели мир заключен с Австрией, что же будут делать русские войска, будут драться или нет?

— Русские войска заключат капитуляцию.

Неподвижное лицо Багратиона вдруг дрогнуло, нос поднялся, в глазах блеснул свет и рот слегка раскрылся в презрительную улыбку. Он встал.

— Генерал, я вам не приказываю отступать, а приказываю вернуться к своему посту.

— По соображениям, которые вам очевидно чужды, — отвечал Ностиц, вставая и официальным тоном, — я не могу этого сделать.

Багратион, не дожидаясь выхода Ностица, первый пошел к двери.

— Лошадь! Да ты, князь, поезжай со мной в цепь, мы все посмотрим, — обратился он к князю Андрею, — тогда поедешь, всё, живая грамота, расскажи Михаилу Иларионовичу.

Еще не успел Багратион сесть на лошадь, как ординарец пришел.

1797 В шалаше сидел хозяин, артиллерийский офицер, называемой в отряде няня, и ротный командир. Через пять минут Белкин вернулся в шалаш и был встречен молчаливым, радостным и полупьяным взглядом голубых глаз Тушина, который лежал и читал, попивая. С. О. заснул.

— Ну что разделил?

— Разделил.

Они помолчали.

—1798 Делать было нечего, насмотрелся. Белкину было не по себе. Он пошел к няне. — Что это у вас никого нет? — Да уж перебывали. А все на французов смотрят, а я чорт с ними совсем. Подраться так так. — Что скучно что то. — Я боюсь, как бы мира не заключили. Подраться хотелось бы, — сказал Тушин. — Скажите, Н. И., вы ученый человек, что вы читаете? Вот, что значит ученье. Я вам так часто завидую. Что у нас, ротное хозяйство, посмеемся. Куришь, куришь, и всё. Что вы читаете? — Да так, перечитываю вот прошлогодние журналы. Европейский вестник взял с собой и читаю. — Да, я взял у вас тогда один, стал читать, так ничего не понял. А я знаете, люблю, чтобы понять. Эх, кабы были средства, всё бы учился. Хотите вина? Эй, Митька, подай вина.

— Да уж всего одна бутылка осталась, — послышался за палаткой голос деньщика.

— Да что ты, дурак, ведь П. И-чу.

— Ну, П. И. можно. А то кого не перебывало нынче, — опять сказал голос, и под угол палатки подлезла рука, доставая что то.

— Что это вы читаете?

— Старый Эвропейский вестник.

— А я хотел спросить у вас: я читал то там писана статья о бессмертии души. Так страшно даже сделалось.

— Гердера, да?

Они замолчали, стали играть, запивая вином. Тушин проиграл и сердился. Во время игры приходили офицеры, рассказывая, что австрийцы ушли, никого не оставив, но это никого не заняло сообщение.

— Да, да, да. Ну расскажите мне. Вы поняли, что пишет этот Гердер? — говорил Белкин, расставляя шахматы.

— Отлично, — отвечал Тушин про себя, — отлично — и опрокинул в большой рот стакан вина. — Ну, ходите.

— Да, что же, там он говорит, что из травы зверь делается, из зверя опять зверь; ну, а из человека что же сделается?

— Так, так. Нет, нынче не поддамся, — отвечал Тушин.

— Так как же, растолкуйте, — опять спрашивал Белкин, ходя шашкой.

— Да ведь он говорит, что это лестница существ, по которой всё выше и выше существа, и что коли те не пропадают, так и, человек не пропадет, а душа его перейдет в другое.

— Да во что же она перейдет? Ведь то то и нужно знать, что будет там, буду ли я в раю или в аду. Ведь то и страшно. Белкин совсем остановился играть, видимо задумавшись. Тушин тоже отодвинулся.

— Как у нас в турецкой кампании юнкера убило подле меня. «П. Н. пропал я!» и умер. Я вот забыть не могу.1799 Да меня нынче что то лихорадка, так не по себе Так ведь значит страшно. — Он замолчал и выпил.

— Нет, хорошо пишет Гердер, — говорил Тушин. — Я еще так думаю, что моя душа прежде была в черве, в лягушке, в птице, во всем была, теперь в человеке, а потом в ангеле будет, там в каком-нибудь.

— Да, да в каком ангеле? Этого то не знаешь, вот что скверно. Вы мне растолкуйте.

— Ну, вот он говорит, что организм...

— Это что такое?

— Ну всё живое, целое там, лошадь, червяк, француз, фелдвебель Марченко, всё организм один целый, сам за себя живет. Ну, организм всякой превращается в другой, высший организм и никогда не исчезает, так значит и человек не исчезнет и превратится в высший организм.

— Это так, ну да этот органист (он улыбнулся умно, приятно), органист этот превращается, да отчего же в высший? Это мне растолкуйте. Вон у нас быка выбросили, так в нем вот какие черви — жооолтые завелись. Так ведь эти то, органисты то, не какие нибудь высшие ангелы, а поганые самые органисты. И из нас то вот такие же поделаются. Вот меня убьют, да, а через недельку эти жолтые то и поедят.

Тушин задумался.

— Да, это так.

Белкин выпил еще и еще. Он никогда не напивался, сколько бы ни пил.

— А, вот что, — сказал Тушин. — Это отлично. Что ж вы думаете? Вы правы, зачем высшие? Чем мы лучше собак и этих органистов? Мы только называем их погаными. А может быть нам лучше будет, светлее, умнее, когда сделается из меня милион червей, трава сделается? И я всё буду жить и радоваться, и травой, и червем, а воздух сделается, и я воздухом буду радоваться и летать. Почем мы знаем, может лучше? Право лучше. — Глаза его блестели слезами. Белкин радовался, слушая его.

— Ведь вот что еще возьмите, — продолжал Тушин. — Отчего мы все любим всё: и траву, и козявку, и людей, другой раз даже и полк полковника вашего? Бывало с вами, что лежишь в траве, и хочется травой сделаться, смотришь на облака или на воду, и так бы вот и сделался водой или облаком, и червяком даже хочется быть. Знаете, славный такой, тугой, вертится. Ведь это всё оттого, что мы были уже всем. Я всё думаю, что мы миллион мильонов лет уж жили и всем этим были.

— Да я вот вчера, как пришли мы, — сказал Белкин,1800 видимо понимая. — выпил водки согреться, да и лег там у роты, на спине заснул. И вдруг мне чудится, что стою я за дверью, и из-за двери прет что-то, а я держу, и что лезет это моя смерть. И нет у меня сил держать. Наперла, я упал и вижу, что умер, и так испугался, что проснулся. Проснулся. «Вишь ты, я не умер». Так обрадовался.

— Ну да, ну да, — радостно перебил Тушин, жадно вслушивавшийся. — Вот как хватит ядром в башку, глядь и проснешься, и нет ни Марченки, ни роты, ничего, а проснешься молодыми, здоровыми червями.

— Ну, а как заснешь да и не проснешься?

Он помолчал.

— Что будет, что будет, никто не знает.1801 Ах, скучно мне что-то и знобит что-то.

Тушин молчал, глаза его сияли. Он не думал ни о себе, ни о Белкине.

— Вы знаете, я в ад не верю. Я и попу говорил. Это уж как хотите, — сказал Белкин. — Никто, видно, не знает, что там будет. Никто не знает.

— Ваше благородие,1802 что то сумятятся — сказал фелдвебель, вбегая. — Видимо — невидимо показалось, начальство понаехало.

— Вона, — сказал Белкин, заслышав выстрел, и выбежал из палатки.

Действительно, австрийские аванпосты отступили, и французы атаковали отряд Багратиона.

Князь Андрей Болконский до такой степени сильно чувствовал стыд на наше положение постоянного бегства во время этого отступления, так мучался им, что наш успех при Кремсе, в котором он участвовал, привел его в неудержимый восторг и в состояние счастия, которого [он] не хотел и не мог скрывать.

В его душе странно и нелогично, не мешая одно другому, соединялись два совершенно противоположные чувства — сильной гордости патриотической и сочувствия к общему делу войны и с другой стороны затаенного, но не менее сильного энтузиазма к герою того времени, к petit caporal,1803 [маленькому капралу] который на пирамидах начертал свое имя.

Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите и, в знак особой милости главнокомандующего, был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне.

В ночь сражения взволнованный, счастливый, но не усталый, верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером означало, кроме наград, важный шаг на пути к повышению.1804 С усталыми красными глазами от бессонной ночи и с возбуждающими впечатлениями сражения, которое он видел (звуки ружейной пальбы, перебиваемой орудийными выстрелами, и крики солдат звучали у него в ушах), он при фонарях садился в почтовую бричку и, получив депеши, как и всегда акуратно приготовлялся к отъезду, увязывая тесемочки чехлов на погребце и на сабле. Он был оживлен и весел, прощаясь и принимая письма и поручения от товарищей. — Пожалуйста, князь, эти два письма отдайте, — говорил один. — Не забудь же настоящего Cordial две бутылочки — привези непременно, — говорил Несвитской. — От меня кланяйтесь императору, — говорил другой. — Хорошо, хорошо. Ну готово чтоль, Петрушка? Всё было готово. Князь Андрей с фонарем вышел под дождем на крыльцо и, укутавшись, уселся в почтовой бричке. — Счастливец! — закричал Несвитской, — ничего не завидую, а завидую, что вздохнешь между живыми людьми. Прощай, Христос с тобой! <— Прощайте, до свиданья. Бричка поскакала по грязи и камням, и в ушах князя Андрея опять затрещала пальба ружей и пушек.>

Получив депеши, письма и поручения товарищей, князь Андрей ночью при свете фонарей вышел на крыльцо и сел в бричку.

— Ну, брат, — говорил Несвитский, провожая его и обнимая, — вперед поздравляю с Марией Терезией.

— Как честный человек говорю тебе, — отвечал князь Андрей, — ежели бы мне и ничего не дали,1805 и со срамом прогнали из Вены мне всё равно. Я так счастлив, так счастлив, что могу везти такое известие и что сам видел...

— Ну, Христос с тобой.

— Прощай, душа моя.

— Поцелуй же от меня хорошенько ручку баронессы З. и Cordial бутылочку хоть привези, коли место будет.

— Прощай. — Бич хлопнул и почтовая бричка поскакала по темно-грязной дороге мимо1806 лагерей и коновязей и гошпиталей, лагерей, коновязей русских. огней войск.

Ночь была темная, звездная, дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сраженья.

То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием победы,1807 он то покрикивал на ямщика, то, качаясь в бричке, засыпая и опять просыпаясь то вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей испытывал чувство человека, долго ждавшего и наконец достигнувшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась с стуком колес и впечатлением победы, и ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит и он поспешно просыпался, с счастьем, как будто вновь узнавал все подробности победы и своего поручения и, успокоившись, опять задремывал... Так прошла ночь, только переменялись лошади и ямщики. День был яркой. Снег таял на солнце и ему было еще веселее; безразлично проходили впечатления новых мест. Сначала виднелись по дороге русские солдаты и войска, потом край стал оживленнее. Крутые горы заменялись более отлогими, моравы заменялись богемцами,1808 но радостное впечатление чувство было всё то же и всё те же звуки пальбы, которые сливались с стуком колес и с чувством победы, как скоро он закрывал глаза. на всех казались веселые лица. На одной из станций он обогнал обоз русских раненных солдат.

В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более человек, бледных, перевязанных и грязных. Некоторые из них говорили (он слышал русской говор), другие ели хлеб, самые тяжелые, молча, с кротким и болезненным детским участием смотрели на скачущего мимо их курьера. Вид этих раненных еще более возбудил в князе Андрее радостное и гордое чувство. «Нынче они раненные, завтра я раненный или убитый и точно так же, как последний из этих несчастных», подумал он. «Точно так же меня могла ударить в голову та пуля, которая пробила ему бок».1809 и также ударила меня в левую руку. (Князь Андрей во время дела получил легкую царапину в руку). На одной станции он встретил двух пехотных оборванных офицеров, возвращавшихся к полкам из гошпиталя. Офицеры эти, из которых один показался ему пьяным, знаками объяснялись с торговкой, у которой они покупали хлеб и ветчину, и громко кричали русские ругательства. «Несчастные», подумал князь Андрей, «а и они нужны...1810 Несмотря на свое философское воспитание конца 18-го века и несмотря на свою любовь к военному делу, князь Андрей никогда не думал, что в военном деле что-нибудь значат люди, как солдаты и мелкие офицеры, никогда не думал, что от них зависит что-нибудь в военном деле и не мог себе вообразить того, что он сам бы делал, ежели бы был на их месте. Они ему представлялись либо как орудия, либо как жалкие и презренные люди, занятые только низкими, личными интересами еды, одеванья и т. п. и не имеющими понятия об общих высоких интересах. Вчерашняя победа стоила нам Шмита, он[?] был человек, которого хотя и можно заменить, но каких мало. А этих, сколько бы ни побили, можно найти еще и еще столько же. Дело только в том, чтобы они всегда были под руками. Несчастные. Они не понимали ни моего чувства отчаяния после Амштетена, ни теперешнего моего счастия».1811 Ему казалось, что война есть дело мысли, гения, исполняемое малыми избранными, к числу которых он причислял и себя. Находиться при командующем войсками, передать во время, точно и ясно, под огнем его приказанья, показать пример хладнокровия массам — это дело военного человека. Это он понимал. Но совершив все эти дела, быть оцененным, награжденным похвалою, хоть молчаливою, и быть обеспеченным зато от всех мелких забот житейских — это он понимал. Но по неделям жить в грязи, ругаться, спорить зa еду, по команде с ружьями бежать, сам не зная куда и зачем, или стрелять, сам не зная в кого, эти люди были... были совсем другие люди. Они нужны, как всё презренное, но необходимое.

Когда он проснулся на другой день1812 вечером поздно за полдень, он проснулся уже вполне в Брюнне с воспоминаниями только военного министра, Билибина и всего разговора вчерашнего вечера. Возобновив всё это в своем воспоминании, он стал прислушиваться к звукам в соседней комнате. Соседняя комната была столовая и звуки были звуки ножей, стаканов и оживленных голосов обедавших. Это был обед примирения шведского секретаря с нашим. Кроме голоса Билибина, еще один голос, слышный громче и чаще всех, был знаком Болконскому. Он не мог вспомнить, чей это был голос, но помнил, что с звуком этого голоса соединялось неприятное петербургское впечатление.1813 унизительное и оскорбительное

— Je vous dis, moi, que c’est un homme terrible, — говорил голос Билибина, — les ravages de l’armée française (j’allais dire russe) ne sont rien comparés aux ravages qu’a produits cet homme parmi le beau sexe de Vienne.1814 [Я вам говорю, он человек ужасный, опустошение, произведенное французской армией (я чуть было не сказал русской), ничто в сравнении с ужасами, которые произвел этот человек среди прекрасного пола Вены]

— А вам завидно, — отвечал голос, вызывавший неприятное воспоминание в князе Андрее, также по французски, как и весь разговор, который мы переводим. — Вам завидно, — сказал голос с недостатком произношения, и послышался глупый смех. — Передайте мне ту бутылку.

— Но чем согрешил, тем и наказан, — сказал другой голос. — Пускай он думает теперь и страдает о положении его нежной Луизы в Вене в руках отчаянных солдат Бонапарте.

— Что ж, я ей предлагал ехать, — отвечал мямливший голос. — Я ей давал 300 талеров, она не хотела. Нет, господа, я вам расскажу анекдот... И он засмеялся.

— Господа, один из тех аттически соленых анекдотов князя Иполита, молчание, — сказал Билибин.

Князь Андрей узнал голос.1815 тотчас же по глупому смеху. Это был князь Иполит. Он видел что князь Иполит был здесь шутом общества.1816 и подождал вставать и прислушался

— Когда я уезжал из Вены... — Иполит засмеялся, — из Вены, я сказал: поедем со мной. А она сказала... Я сказал... я оставлю вас в наследству французской гвардии — и Иполит, не в силах более удерживаться, долго, долго смеялся заливающимся смехом.1817 — Нет, он прелестен, наш князь Иполит... — сказал голос Билибина сквозь смех. — Прелестен в своих шутках, но надо посмотреть его глубину в дипломатических вопросах. Курагин, расскажите пожалуйста. — И с этими словами Болконский слышал, что все встали и, весело переговариваясь, пошли в кабинет Билибина.

Князь Андрей встал, позвонил, поспешно оделся и вошел в кабинет пока ему вновь накрывали обедать.1818 Когда он одетый вошел в <гостиную> кабинет, где он нашел всё общество, Билибин познакомил его с своими товарищами. Это всё были «наши», как сказал Билибин. Общество видимо не очень было весело и князь Иполит всё был предметом общего внимания и смеха. Теперь Билибин навел его на серьезные разговоры, видимо приглашая всех позабавиться. — Для вас, военного человека, это должно быть поучительно, — сказал он князю Андрею. — Посмотрите, как этот человек анализирует всё положение. <Когда он вошел в кабинет, все молчали, исключая одного нового, очевидно только что приехавшего лица, которое что-то рассказывало. Все молчали, с любопытством и страхом слушая этот голос. Билибин сидел на диване с палочкой в руках. — Позвольте вас познакомить, это всё наши. Секретарь шведского [посольства] барон Ш. и вот наш приятель, который привез нам очень, очень занимательное известие — мост взят. — Не может быть.>

— А Ольмюц очень милый город. И мы бы с вами вместе спокойно поехали в моей коляске.

— Вы шутите, Билибин, — сказал Болконский.

— Я говорю вам искренно и дружески. Куда вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь. Вас ожидает одно из двух: или что вы не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всей Кутузовской армией. Вы может быть хотите погибнуть героем? Ежели вы думаете видеть в этом геройство.

— Я ничего не хочу и не думаю, — холодно сказал Болконский. — Очень благодарю вас за гостеприимство, я еду в армию.1819 из того безнадежного положения, в которое она поставлена переходом французов через Дунай в Вене. С той минуты, как ему пришла мысль, что переход Дуная есть его Тулон, он только думал об этом одном, и мечты, соображения, переплетаясь между собою, поглощали все его душевные силы. Он не только не мог спать, но не мог и оставаться в постели. Он встал и до утра то ходил по комнате, воображая свои будущие успехи, то останавливался у стола, на котором он разложил карту, и чертил линии и точки. Когда пришло утро и ему принесли депеши, у него уже были готовы три различные плана движений и атак войск.

В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал к армии, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехвачену французами. В Брюнне всё придворное население укладывалось и уже отправляло тяжести в Ольмюц. Несмотря на печальное положение общего хода дел, князь Андрей чувствовал себя на возвратном пути с предчувствием поражения еще более возбужденным, чем когда он ехал в Брюнн с известием о победе. Несмотря на то, что он утверждал Билибину, что он нисколько не видит заслуги в своем поспешном отъезде в армию, князь Андрей был одна из тех натур, которые берут свои решения не вследствие рассуждения, а вследствие инстинкта и уж потому никогда не колеблются в своих решениях. Он сказал себе, что его обязанность состоит в том, чтобы ехать к армии и погибнуть вместе с нею, и это решение, хотя и наводило его на мрачные мысли, доставляло ему внутреннее гордое наслаждение.

<— Нет не перемирие, — сказал к князь Кутузов, улыбаясь, когда он получил это известие от Багратиона, — не только перемирие, но мир, о заключении предварительных условий которого я сейчас посылаю на аванпосты состоящего при мне генерал-адъютанта барона Винцингероде.

— В предварительных условиях мира, — сказал Кутузов, отпуская барона Винцингероде, — не будьте требовательны, уступайте всё; русские войска составляют капитулацию и отступают без боя и все, что они хотят, одно, на чем я вас прошу настоять — это, чтобы перемирие не могло быть нарушено раньше трех дней — время, раньше которого я не могу получить ратификации условий из Ольмюца.

— И войска остаются неподвижными в продолжение этих трех дней? — с недоверием спросил Винцингероде.

— О да, барон, да, — сказал Кутузов.

Когда барон уехал, Кутузов велел позвать начальников колонн и сказал им, чтобы войска и тяжести двигались на рысях, чтобы отсталых сажали на подводы, чтобы всё сломанное бросали на дороге. — От быстроты движенья зависит спасенье или погибель армии. Понимаете меня? — Он1886 сам сел в коляску и поехал беспрестанно посылал наблюдать за движением армии.

Наблюдение за движеньем войск было необходимо, так как беспорядок в этом движении от постоянно повторяемых, привозимых адъютантами приказаний, чтобы двигаться скорее, дошел до высшей степени. По неширокой, грязной дороге двигались в три ряда обозы, артиллерия, парки, перегоняя и давя друг друга. Штабные повозки, т. е. принадлежащие адъютантам и т. п., производили главный беспорядок, не слушаясь колонных начальников и объезжая ряды.

Со всех сторон по этой запруженной повозками дороге, из [за] стука колес и громыхания кузовов телег и лафетов, из-за отчаянного понукания вязнувших в грязи лошадей, слышались ругательства, перебранки солдат, деньщиков, даже офицеров. Там над сломанной [повозкой в] грязи, в низочке мрачно стояли, дожидаясь, деньщики, там на руках подхватила в гору орудия прислуга, там, выбравшись на ровное местечко, рысью громыхали повозки, там докторская жена, с плачем и криком защитить, выскакивала из одиночной полуколяски, полукибитки и со слезами бросалась к мимо проезжающему, растерянному адъютанту, очевидно убежденному в том, что помочь этому делу и остановить этой, сообщившейся всем одним от других торопливости — не было никакой возможности. К вечеру 3-го ноября проскакавшие казаки испугали двух генеральских деньщиков, вообразивших, что это неприятель. Деньщики со сна закричали: «Французы!» и страх сообщился всем, и даже пехота начала стрелять и трудно было остановить эту суматоху.1887 Всё давилось, ломалось, но двигалось с неимоверной быстротой.

Винцингероде на аванпостах, говоря французские любезности, беседовал с Бельяром и заключал условия капитулации к вечеру, Мюрат доносил торжественно Бонапарту в Шенбрун при отослании условий капитулации русской армии, подписанной бароном Винцингероде, что армия русская стоит, ожидая своей участи. Угодно императору дать мир, то она капитулирует, угодно императору еще победа, то войска подходят и русская армия будет разбита.1888 А Кутузов, положив подле себя на стол условия мира, поехал еще раз в арьергард торопить движение войск; которое и так происходило с всевозможной поспешностью. Колонна тяжестей, которая подходила к Цнайму Через двадцать часов, в четыре часа пополудни 4-го ноября Мюрат, ожидавший наград и благодарности, получил из Шенбруна следующее письмо Бонапарта.1889 Наполеон тотчас понял, как на обман Мюрата Кутузов отвечал двойным обманом

Получив письмо, Наполеон пришел в бешенство, написал следующее письмо>

[Далее идет текст письма Наполеона к Мюрату, имеющийся в печатном тексте.]

<В то время, как началось сражение, кутузовские войска, обозы и артиллерия только подходили к Цнайму и для того, чтобы всей длине колонны пройти разветвление дорог, т. е. вершину буквы А, при самой большой поспешности нужно было более двенадцати часов. Т. е. отряд Багратиона должен был удерживать неприятеля всю остальную часть дня и всю ночь.

Рота Брыкова совершила геройский поступок, удививший всю армию. Она пробилась, как говорили, на штыки сквозь два батальона французских гренадер. Вот как это случилось. В то время, как искупительной жертвой в центре уничтожались два батальона мушкатер и рота Тушина, и на правом фланге в третий раз ходили в штыки, до половины уменьшенные, измученные роты гренадер, чтобы удержать за собой хоть еще на полчаса опушку леса, за которым отступали наши, в это время на левом нашем фланге Генерал. Брыков его гонит и не слушает. Можно рота за дровами. Долохов оставлен. Только поспорили. Генерал подъехал к Брыкову спросить <офицеры и нижние чины еще менее знали о том, что делалось вообще, чем знали спорившие между собой полковые командиры, гусарский и пехотный. Рота капитана Брыкова стояла в цепи перед ручьем, одной стороной примыкая к мельнице, другою к саду и домику, против которого был мостик. Солдаты других рот собирали дрова, французов не было видно, только слышна была сильная канонада и перестрелка, похожая на трескотню в камине, верстах в двух направо. Перемирие и слух о мире, проникнувший и в роту, расположил к мирным предположениям. Теперь эту перестрелку объясняли тем, что отряд их возвращается назад по той же дороге, по которой пришел, что вся кутузовская армия стоит сзади, и потому слышимую перестрелку объясняли авангардным делом, считая себя в ариергарде.1895 Капитан Брыков <сидел> лежал у самой мельницы под навесом <и дремал, стараясь просыпаться> рассказывал историю. Долохов лежал с другими солдатами правее мельницы в своей синей шинели и, сняв кивер, достал бумагу и карандаш и писал что то. Долохов лежал с Гарсонкой и гладил. Скука царствовала.

Изнуренность, усталость и, главное, скука царствовала над этой ротой. Впереди им ничего не было видно, кроме пустых полей, сзади виднелись свои в лесу, таскавшие дрова, и всё одно и то же два часа сряду, с тех самых пор, как привели сюда. Те же слышались [звуки], как трещание сырых дров в камине, перепалка налево. И звуки эти, сначала возбудившие их, теперь стали скучны, как трещание дров в унылый осенний вечер. В воздухе было сыро, холодно, что особенно чувствительно на голодный желудок после бессонной ночи. Брыков сидел на барабане и, опершись руками на колени, засыпал, опускался, сердито оглядывался, поднимаясь, и грыз усы. Субалтерн офицер с подвязанной щекой лежал, облокотясь на одну руку, другой выдергивал соломины и щепкой ковырял ямочки, плюя в них. Фелдвебель мужественно сидел, обняв одно колено, и рассказывал что то другим солдатам. Солдаты лежа, кто строгал палочку, кто курил, кто переглядывал ружье и ранец. Долохов в своей синеватой фабричной шинели лежал ничком, и выставляя хлеб в руке то с одной, то с другой стороны, заставлял ротную полулягавую собаку Гарсонку прыгать через себя и ласкаться. Молодой солдат, отходивший от своего места, прошел мимо него и, взяв Гарсонку за хвост, приподнял его.

— Ишь шустрый. — Гарсонка взвизгнул и хотел поймать за руку солдата. В то же мгновенье, как взвизгнул Гарсонка, вскочил Долохов.

— Ну! — крикнул он. — Я тебя! — и нога его поднялась и так ударила солдата в живот, что солдат едва удержался на ногах. Солдатский хохот, грохот раздался около.

— Не замай Гарсонку.

— А драться разве велят! Фелдвебель строго обратился на шум, но увидав, что это был Долохов, отвернулся.

Гарсонка подпрыгивал к лицу Долохова и лизал его.

— И не грех это собаке лизать? — сказал один солдат.

— Она лучше его, — сказал Долохов, указывая на солдата, которого он ударил ногой, и пошел к Брыкову.>

— Ну, что, батюшка, — сказал он, — не придется видно нам нынче?

Брыков сердито хмурился видимо от того, что не в силах был преодолеть свою дремоту.

— Подраться не придется, — повторил Долохов.

Брыков встряхнулся и улыбнулся своей робкой, тихой улыбкой.

— Так-то было раз в Туретчине, — начал он. Долохов тоже улыбнулся. Он знал, что это начиналось лганье.

— Ну, как-то было раз в Туретчине. Михаил Потапыч, подите сюда, послушайте, как было раз в Туретчине, — обратился он к субалтерн офицеру. Субалтерн офицер замазал, заровнял ямку и подошел.

— Сидели мы так-то, ничего не думали, а паша бестия пошел в обход, да обошедши речку — да какую речку, что три сажени глубины.

— Как же они перешли?

— Вплавь. Так стоймя и плывут, как утки плавают, только штаны раздуются. Обошел так-то да как гаркнет: «Алла», а у нас ружья замокли. Так что ж, бат батюшка мой, сейчас отбежал к костру, все ружья в костер... Только повысохли, как крикнет: «алла, алла» — подбегая.

— Ваше благородие, — крикнул в это время фелдвебель, — гляньте ка сюда. — Он указывал назад. Но еще он не договорил, как послышались выстрелы, и сзади цепи видневшиеся в лесу роты, набиравшие дрова, с криком побежали назад. В лесу сзади показались солдаты.

— Это наши? — спросил Брыков, сам видя, что мундиры на этих солдатах были не наши. Слева двигалась колонна в мохнатых тапках, в которых нельзя было ошибиться; спереди, на той стороне реки, по чистому месту далеко видно было, как быстро и весело, казалось, подвигалась огромная масса, блестя штыками. Рота Брыкова была окружена и отрезана. Без команды все солдаты роты встали на ноги и молча оглядывались на все три стороны, с которых показался неприятель.

— Отхватили! — Была минута недоумения. Страха не было. Так они были спокойны до этого.

— Ну, брат, — послышался отчаянный голос среди мертвого молчания. И молчание, и нерешительность, и недоумение кончились и заменились страхом.

— Обошли. Пропали, брат. Со всех сторон! — послышались голоса.

Брыков вынул с трудом (она заржавела) тонкую шпажку и закричал что-то, чего никто не разобрал, потому что в эту же минуту молчанию последовал говор, шум и движенье. На лице капитана Брыкова менее всех других выражался испуг и замешательство, но его лицо было не спокойно. Его, видимо, пугало не столько положение его команды, сколько нравственное состояние этой команды, выражавшееся ясно в движениях, говоре. Некоторые солдаты уже тронулись к лесу, другие сжимались в одну кучку.

— Что ж стоять, всех заберут, — послышался отчаянный голос.

— Утикай до лесу! Брыков сидел унылый, жалкой, подня поднялся герой бестолковый. Фелдвебель, этот красавец и атлет, с испугом глядел на капитана.

— Ваше благородие, ваше благородие, — говорил он, — прикажите..., но нельзя было разобрать, чего он хотел. Губа его дрожала. Страх и отчаянье, выраженное одним, неудержимо сообщалось всем и всё более и более подчиняло себе этих людей. Брыков большими шагами, как на смотру, побежал к солдатам.

— Справа, по одному, — крикнул он. Многие солдаты, смотревшие на него, только хотели исполнить его команду, как Брыков оглянулся нерешительно, и они остановились.

— Вправо, вправо, в лес, — закричал в это время чей-то решительный голос, человека, бежавшего мимо. Он подбежал к Брыкову и, тронув его за руку, увлекая его, побежал в лес направо. Вся рота, в беспорядке перегоняя один другого, тронулась за ним.

— Василий Игнатьич, там занято, там французы, — догоняя капитана Брыкова, закричал субалтерн офицер.

— Вправо я вам говорю, — кричал Долохов хмурясь, — что вы погубить роту хотите? Тут пробьемся.

Едва только последние бегуны роты, в числе которых был и Брыков, запыхавшийся от бега, и Долохов, оглядывавшийся беспрестанно, [добежали] до опушки леса, как десятка два мохнатых шапок отделилось слева и побежало за ротой.

Долохов, добежав до первого дерева, остановился, прицелился и выстрелил в переднего из гренадер. Мохнатая шапка остановилась.

— Стой! — закричал Брыков1897 — Захарчук, останови роту! — крикнул он фелдвебелю. Страх видимо покинул его. Из за деревьев послышались выстрелы. и вслед за выстрелом Долохова раздались десятка два выстрелов наших. Солдаты подражали Долохову. За двадцатью гренадерами бежало не меньше батальона сплошной массой.1898 — Отступать рядами, — командовал Брыков, выходя из опушки и махая шпажкой.

Еще раз наши выстрелили. Гренадеры остановились. Послышался залп французов,1899 Брыков совсем стал другим человеком. — Вперед, ура! — закричал он и побежал на французов. и сотни пуль просвистели, как оре орехи , обсыпали опу опушку и два солдата упало. Долохов заряжал ружье.1900 — Не стрелять! — кричал Брыков. Сзади в лесу послышалась перестрелка и Брыков побежал туда. — Ваше благородие, отрезали. — Молчать, ура! — Брыков бросился назад и, махая шпажкой, побежал в лес. Брыков вскочил в лес. — Отступать! — кричал он. Но солдаты бежали и без команды. Несколько десятков выстрелов раздались из леса. Французы приостановились. Наши бежали через лес, только Долохов и шесть человек солдат остались около него на опушке леса.

Гренадеры тронулись и побежали, но не за нашими, а в обход, по дороге, перерезавшей лес, очевидно с целью отрезать наших.1901 Рота Брыкова бежала врассыпную. Долохов подбежал к Брыкову и указал ему на движение гренадер. — Дайте мне десять человек охотников и я их осажу. Бегство уже было слабей, тем более что, перебежав лес, передние видели, что и с этой стороны были французы. Долохов, изгибаясь под сучьями, отбежал вперед на дорогу и сел.

Сначала Брыков пытался остановить роту, но голос пропал у него и он бежал с другими, ни о чем не думая. Долохов бежал почти впереди, но страх, сообщившийся всей роте, не сообщился ему. Он то оглядывался назад, то забегал вперед и соображал.

— Куда ж мы бежим? — сказал он Брыкову, подбегая к нему. Брыков остановился.

— А чорт их остановит. Стой! — закричал он — стройся!

Вопрос «куда мы бежим?», казалось, сообщился всем. Рота стала собираться. Брыков подозвал солдат.

— Ребята, дело гавно... надо напролом, умирать заодно...

Он послал отделенного унтер офицера осмотреть выход. Отделенный унтер офицер вернулся и сообщил, что и сзади были французы. Он говорил, что видимо — невидимо бежали в лесу по дороге. Долохов побежал к дороге.

— Капитан, ради бога, — сказал он, возвращаясь назад, — дайте мне двенадцать человек, я найду выход.

Близость неприятеля странно действует на людей. Вместо того, чтобы бояться больше, большей частью странно кажется, чего я боялся этой грозной массы издалека. Когда увидишь их вблизи, ведь это всё такие же люди и люди, которые боятся так же, как и я. Долохов испытал это чувство, когда он пошел на рекогносцировку. Он из за деревьев близко подкрался к французским гренадерам и ясно рассмотрел офицера и сержанта, которые говорили. На лице молодого, румяного офицера он ясно рассмотрел выражение нерешительности и робости, и это выражение уничтожило весь его страх. Он умолял капитана с такой уверенностью, что он не устоял. Долохову вдруг показалось так легко иметь дело, вместо этой грозной таинственной массы, с румяным офицером и его солдатом, так охватило его это охотничье чувство, которое говорит так сильно о том, как бы убить зверя, что заглушает всякое чувство опасности, что он не испытывал другого волнения, кроме радости, когда бежал с двенадцатью солдатами к дороге. Зверь его был румяный офицер. Не добегая несколько шагов до дороги, они увидали осторожно подвигавшиеся пары французов. Он оглядел канаву и бросился к ней. [Следует страница 90 и 91].

Ахрасимов приятный служака гвардеец Майор Ахрасимов с улыбающимся лицом встретил Брыкова и его роту.

— Капитан, стройте роту.

— Где генерал? — спросил Брыков.

— Генерал ранен, — отвечал Ахрасимов.

Действительно, генерал, напутавший всё, ездил без дела под огнем до тех пор, пока был ранен.

— Хороши распоряженья, — сказал Долохов.

— Позвольте мне к вам. — Ахрасимов не ответил; он скомандовал сборной команде, над которой он принял команду, трогаться (его дух поддержал падающий дух. Приятно встретить новое мужество. Знать, что не мы одни работаем, а и другие, значит не пустяки) и, оставшись сам в арьергарде, пропустил весь остаток полка. Сзади слышалась перестрелка. Полк скоро столпился с другим полком, и перестрелка была уже далеко. Всё были свои. Так совершено было отступление и на левом фланге.

Смерклось. Все войска были уже вне вы выстрелов , шли кто искал дороги, кто окликал друг друга, считали. Все думали, что они одни пострадали больше всех, все ругали начальство, как это всегда бывает. Но дело еще не кончилось. В темноте, на левом фланге угрожающе трещали и блестели огни перестрелки в темноте, в самой деревне Грунте. Наконец, и это замолкло, раненных было мало. Поле сраженья осталось за французами и раненные и убитые б были т там .

Это был1904 Ахрасимов знаменитый майор... засевший с своей командой в деревне. Долохов был с ним.

Уже в темноте они подходили к Грунту, думая, что отделались, как вдруг французы, как бы озлобленные на эту кучку людей и их упорство, бросились на них.

— Стоять! — закричал Ахрасимов, выхватывая ружье из рук убитого солдата, и сам выстрелил.

— Маиор, в дома! — закричал Долохов и побежал назад.

Команда последовала его примеру, и два дома сделались крепостями. Из них то и около них слышалась последняя перестрелка.

Французы попытались взять дома приступом, но скоро отказались, и рота французов прошла мимо их, опять отрезав Ахрасимову с ротой Брыкова отступленье.

В это время три батальона французских гренадер обошли полк, рассыпанный в лесу, и открыли по нем огонь. Они открыли огонь в то время, как подъехал генерал, приказывая отступать. Брыков с своей ротой был в лесу. Генерал, ныряя, отъехал.

— Подлец начальство. Кто же поведет полк?

Солдаты испугались и побежали. Брыков стоял равнодушно, но не зная, испугался тоже, испугался преимущественно того, не виноват ли он? Испуг его был так силен, что он остановился под градом пуль с десятком солдат и не двигался с места. Труднее всего в сраженьи — начать. Перейти из обыкновенного человеческого положения в положение убийцы. Когда начинают атаку, то всё подготовляет, здесь чувство было застигнуто врасплох.

— Надо сбор бить — тревогу, — проговорил Брыков.

— Ваше благородие, видимо — невидимо, надо влево, к дубнячку, — говорил солдат. Брыков всё стоял. Двух солдат убили около него, остальные побежали, и он пошел скорым шагом, оглядываясь. Долохов нашелся первый.

— Бегите, я засяду. Кто со мной? — Они засели. Он видел близко и ясно французов и оттого не боялся.

На левом фланге рота отрезанная Брыкова пробилась на штыки, как писали в реляции, и на плечах удержала неприятеля и тем дала время полку собраться и построиться. Начинается, что вдруг всё побежало, рота в цепи, Бр Брыков не может добиться и бежит. Вот как это случилось. Долохов говорил, как засесть.

Начальники спорили, а полк продолжал собирать дрова; только один батальон был в прикрытии. В этом батальоне была рота Брыкова. Она стояла над оврагом, в котором была каменоломня, в редком лесу. Солдаты лежали на полугоре. Брыков сидел повыше, под кустом, у огня с др другим оф офицером и Долоховым, когда с правой стороны с криком показались бегущие солдаты, рубившие дрова. Один из них потерял фуражку и упал и, вскочив, засмеялся.

— Что вы? Что? Куда?

В то же мгновение Долохов с унтер офицером Ш. побежали к каменоломне.

— Он, хранцуз, по всему бугру, — были ответы. Не успели солдаты пробежать, как на противуположном бугре показались французы. Ему не верилось, но так это было. Они чуждые, далекие так близко, что и им странно было. Замешательство было в них. Прежде чем успел еще Брыков скомандовать и подбежать к своей роте, как послышался один резкий звук, другой выстрелов наших, и солдаты роты тронулись. В рядах послышались голоса: — «отрезали...» Вид бегущих дровосеков и неожиданность дурно подействовали на солдат роты Брыкова. Солдаты начали стрелять прежде команды и спутали ряды, что весьма дурной признак. Брыков1907 был пьян нахмурился, подбежал к рядам и со всего размаху ударил рукой по щеке первого солдата, к которому подбежал. Это был здоровый рябой урод. Он вытянулся, подставя щеку.

— Кто велел стрелять? где команда? — Хмурое лицо Брыкова имело странный вид, не похожий на то, что было на смотру. Он хмурился нарочно. — Эка невидаль! — сказал он. Солдаты с уважением смотрели на него, и уважение это еще более увеличилось после того, как французы в это самое время дали залп по роте. Звуки свиста пуль, казалось, еще более придали тона голосу Брыкова. Он не оглянулся на французов и мрачно продолжал смотреть на вытягивающегося побитого солдата.

— Слышал команду стрелять? А? Отрезали. Я те дам — отрезали. Вы куда? — Но один стонал. — Двое снесут, — и Брыков отвернулся. Но рота смешалась и продолжала стрелять.

— Ваше благородие, обходят. — Справа забегали уже французские егеря и сзади с горы спускались гренадеры; два ловко бежали впереди. Увидав егерей справа, Брыков остановился, и видно было, что была минута, в которую он не знал, что делать. «Ну пропали» — сказал один. И это ободрило его.

— Долохов, назад!

— Нет, я останусь.

— В Василий И Игнатьевич , — в это время сказал ему голос Долохова, — посылайте туда под гору хоть отделенье с унтер офицером, мы засядем в камнях. Ни одна шапка не перейдет речки. А вы валите.

болезненный, щедушный и маленький артиллерийский офицер.

— Здравствуйте, Мих Михаил Зах Захарович , — сказал артиллерист, подсаживаясь на бревно с видом изнуренного человека, который, находясь в беспокойстве, не знает, что с собой делать.

Белкин с уважительной учтивостью поздоровался и посторонился на бревне. Офицер этот был штабс-капитан Тушин, известный всем сослуживцам за тихого, смирного чудака, необыкновенного ума и учености и любящего выпить. Белкин, совершенно необразованный человек, видел в Тушине существо совершенно особенное, высшее по уму и учености, но жалкое по болезненной слабости тела,1908 Тушин любил Белкина, видел в Белкине особое разв развитие и более других офицеров уважал и любил и добродушно жалел артиллериста.

Артиллерист в этот поход с свойственным ему чудачеством особенно полюбил Белкина, постоянно отыскивал его и зазывал к себе.1909 — Досталось нам на орехи, — с своей счастливой улыбкой сказал Белкин. Умное и доброе лицо болезненного артиллериста поморщилось и глаза испуганно оглянулись. — Да что, ведь плохо дело, — сказал он, — я боюсь — не то что боюсь — бояться нечего, а как начнет нас ожаривать Бонапарт нам не сдобровать. Не хватить ли партийку? Тушин, несмотря на свою слабую и неловкую фигуру, любил выражаться по его понятиям молодецким военным солдатским языком и вообще любил принимать не шедший к нему вид старого, боевого офицера (несмотря на то, что ему еще ни разу не довелось быть в деле).

— Ну что? Видели французов? А я по правде вам скажу — трушу. Дело наше плохо.

— Э! ничего. Только сначала жутко, а то и забуд забудешь то распоряди распорядиться .

— Да, вам хорошо.

От дыма он не видел ничего, кроме лица гренадера.1910 Он повернулся, бежит в гору, спотыкнулся и оглянулся.

На лице его пропала улыбка — он видно понял всю торжественность минуты. Один страх,1911 ужас боли, страдания ужас смерти был на этом лице.1912 Долохов был от него уже в двух шагах.

— А вот что надо с ним сделать,1913 подумал он, увидав это выраженье, и невольно ноги его вцепились в камни, он страшно для себя самого закричал и махнул штыком, ударяя в тело. Его поразило, как остановился штык у ребер и держал штык и как закричал он. — «Что я сделал? А, да, это то», — спросил он себя. — мелькнуло в голове Долохова при виде этого выражения. И, хватаясь за штык ружья Долохова, вошедшего ему в бок ниже ребер, француз страшно раскрыл глаза и застонал.

— Не бери пленных, коли!1914 он выдернул с озлоблением штык и полез выше, в гору... французы бежали. Сзади — Сударь, назад! Назад, — закричал солдат унтер офицер. Долохову стало холодно, жутко, и он бросился под гору и низом к роте Брыкова, которая, удачно пробившись справа, отстреливаясь, стояла у кустов, пристроившись к другой роте и сбирая бегущих из леса солдат. Шестнадцать человек Долохова заставили французов остановиться атакой и часть 6-го егерского полка успела собраться и отступать. До этого случая 6-й полк бежал, как стадо овец, и французы наступали; с этого времени началось правильное отступление и перестрелка и полковой командир появился перед фронтом, хоть не всего полка, но восьмисот человек, и несколько раз, хотя приходилось еще бежать, уже не было того бегства, как нач началось . Павлоградцы, пока спорили полковые командиры, вовсе были отрезаны и, не употребленные в дело, отошли гораздо левее, отыскивая дорогу и желая только одного: присоединиться к своим. — кричал Долохов, выдергивая штык, и побежал дальше в лес.

— Наши, наши, — послышались крики.

Это была та неожиданная атака, которая заставила французов оставить лес и наших бегущих заставила возвратиться. Эта атака была описана в реляции, что храбрый 6-й егерский полк неоднократно пробивался на штык штыках .

Достигнув своей цели, т. е. приехав в отряд Багратиона, исполнив всё, что он считал своим долгом исполнить и1915 получив приятное возбуждающее впечатление под влиянием впечатления этого бодрого, оживленного лагеря и, главное, устав сердиться и волноваться, и съев купленную булку, князь Андрей не только совершенно успокоился, но как это всегда с ним бывало, из состояния раздражения и безнадежности, перешел в противоположное чувство.

— Le православное n’a pas tout à fait mauvaise mine tout de mêne,1916 [всё таки выглядит не плохо,] — сказал он сам себе.

Он облокотился на одно из орудийи, <сняв перчатку, маленькой рукой лаская гладкий и холодный круг дула пушки, задумался. Он перенесся, как это часто бывает на войне, в совсем другой мир своего прошедшего. Он вспоминал чудака отца с его странными, резкими и умными речами, его сестра с своей кроткой набожностью и всеобщей любовью, и даже жена представлялась ему в том милом для него свете робкой преданности, в которой он любил ее. Он улыбался слегка, как милым детям, этим лицам, возникавшим в его воображении. Но в действительности в десяти шагах от него появилась фигура того самого офицера Ананьева, которого он видел без сапог у маркитанта <и он с той же улыбкой и с тем же чувством посмотрел на него. Ананьеву доложили солдаты, что адъютант стоит у орудий и офицер вышел, желая спросить, не нужно ли что адъютанту; но, подходя ближе, Ананьеву пришло в голову — не подумает ли адъютант, что он желает воспользоваться случаем сблизиться с штабным чиновником, и он, не доходя до князя Андрея, заробел и эта робость комически выразилась на робком и подвижном лице Ананьева. Он поднял руку было к козырьку, но потом раздумал и неловко почесал себе этой рукой нос в том месте, где он никогда не чешет чешется , потом повернулся прочь и опять повернулся назад, стараясь молодецки, по военному придержать рукой шпагу и, желая нахмуриться, сделал смешную гримасу. Князь Андрей, вспомнив его без запог и теперь, глядя на его неловкие движения, особенно смешные тем, что Ананьев видимо старался придавать себе воинственный вид, менее всего шедший к его наружности, князь Андрей смотрел на него с ласковой улыбкой снисхождения и первый поклонился ему.

Капитан подошел,> они разговорились. Князь Андрей с удивлением заметил, что офицер этот, несмотря на свою смешную фигуру, говорил необыкновенно просто, умно, дельно (в его выражениях не было ничего того, что, называясь дурным тоном, было более всего противно Болконскому). Кроме того, звук голоса его был чрезвычайно нежен и приятен. <Смешно было в нем только то, что он неестественно хотел всё казаться рубакой и старым военным, на что он походил меньше всего.

— Что ж не зайдете ли ко мне? — сказал Ананьев. — Я еще не обедал. Солдатских щей откушать.

Князь Андрей дал rendez vous1917 [свидание] штаб офицеру на этой батарее, ожидая его, ему делать нечего было. Он согласился зайти в балаганчик капитана. Но он согласился не столько потому, что ему делать нечего было, сколько потому, что ему хотелось побыть и поговорить с этим человеком. Кроме того, что необыкновенно симпатичен был ему этот человек, его гордость редко давала ему случай просто, без задней мысли и расчета, по человечески стать обращаться с людьми, как он мог обращаться с этим неизвестным ему офицериком, которого он никогда вероятно не увидит и который даже не знает его фамилии. Что Михаил Иванович, архитектор, был для его отца, то был этот офицер для князя Андрея. Но теперь, как они не знали друг друга, для князя Андрея была свобода и простота маскарада. И чем реже допускала его гордость до этих наслаждений, тем больше он любил их.

Ананьев командовал дивизионом — был начальник и потому в балагане он был один и балаган был построен хорошо. Ананьев не изъявил особенной радости при известии, что адъютант хочет удостоить его своим посещением, но и не выказал неудовольствия.

— Что ж[?], пойдем, — сказал он. — Вот молодцы мне какой сгородили дворец, — сказал он со своей воинственной аффектацией, оглядывая свое жилье. — Прошу покорно. Вот так мы и живём.

— Ну ка, Васюк; что в печи, то на стол мечи, — обратился он к денщику, такому же слабому, смешному и доброму человечку на вид, как и он сам.

«Необъяснимо, отчего слуги так похожи даже наружностью на господ», подумал князь Андрей. Он отказался, однако, от обеда и сел на койку, сплетённую из сучьев и прикрытую войлоком, которая занимала половину шалаша.

— Однако у вас книги какие то? — сказал он, заметив на столе связку книг и одну раскрытую на столе книгу.1918 Поверх текста поперек страницы написано карандашом: философ, наряженные

— Да, день долог. Нигде лучше не читается, как походами, — сказал Ананьев. Но тотчас же, как будто устыдясь этого мнения о книгах, постарался выказать свою воинственность. — Ну ка, Васюк, носогреечку, — обратился он к денщику. И получив коротенькую закуренную трубку из рук денщика, он закусил на бок чубук и стал воинственно пускать густые клубы дыма, глядя на князя Андрея, как будто говоря: видите, какой я счастливый молодец.

Князь Андрей невольно улыбнулся.

— Ну, как же вы это живете? — спросил он, как будто он расспрашивал китайца о его образе жизни. — Ну, как вы проводите время? С товарищами, я думаю, играете в карты или...

— О нет. Товарищи у нас отличные, славные люди, — сказал Ананьев. — И не только у нас в артиллерии, а и в полку в нашем такие есть ротные капитаны — чудо какие люди. Вот есть у нас Белкин капитан из молодых — удивительный человек... Это перл. Ну, и присяга — молодцы. Ну, вот с ними и проводишь время.

— Да, как проводить время? Карты, попойки, я думаю.1919 — Нет, — другие играют, а я терпеть не могу да еще какие, — сказал Ананьев, который терпеть не мог ни вина, ни карт.

— Нет, сойдемся, поговорим, посудим, в свайку играем, в шахматы — читаешь...

«Ma parole d'honneur, je voudrais bien que beaucoup de mes camarades ayent des idées de cet individu»,1920 [Честное слово, я желал бы, чтобы многие из моих товарищей также думали, как этот человек,] — подумал князь Андрей и лицо его сделалось ласково приятное, когда он молча смотрел на Ананьева. Испытывая непривычное и веселое чувство для него маскарада, он продолжал интриговать своего собеседника.

— Вот что скажите мне, — сказал он после нескольких минут молчания. — Скажите мне, как вы смотрите на войну, на ваши обязанности, на опасность, которой вы подвергаетесь?

— То есть как? — спросил Ананьев.

— Я странный хочу вам сделать вопрос. Вот видите ли. Жизнь для чело человека дороже почти всего — не так ли? — говорил князь Андрей, стараясь сколько возможно низойти до простоты понимания своего собеседника. — Ну из чего солдаты, из чего вы1921 жертвуете рискуете жизнью в сражении?>

Ананьев слегка улыбнулся и улыбка его говорила, что он понимает, что он китайцем представляется этому адъютанту и что это отношение его к адъютанту не оскорбляет, а забавляет его.

— Живем — водку пьём, в свайку играли нынче утром. Пехотные офицеры заходят к нам. Ведь у нас, у артиллеристов, есть на чем свезти разную принадлежность.

— Но всё таки ваше артиллерийское общество гораздо выше стоит армейского, — сказал князь Андрей.

— Гм. Нет, всё одинакие люди, везде, не только в армии и артиллерии, но и цари амолияне всё одни и те же,

— Вы однако философ, ну, так как же вы объясняете войну?

— Войну? Да, — Т Тушин вылил в свой большой рот еще рюмку водки. — А вот как. По моему, разумеется. — Т Тушин , видимо лишенный долго удовольствия говорить с человеком, который бы был в состоянии понимать его, теперь вполне отдавался этому удовольствию.

— Война по моему есть крайняя степень неразумности человеческой, есть проявление самой бессмысленной стороны человеческой природы: люди, не имея на то никакой причины, убивают друг друга. Нарядятся большие, взрослые люди, кто в гренадера — мохнатую шапку наденет, кто в гусара, снурками разошьются, наберут пушек, ружей, лошадей и начнут бить друг друга и сами не знают зачем. Ведь это значит все сумашедшие. Как же при этом рассуждать? Вдруг он испугается, побежит, а вдруг разгорячится, вперед бросится. То пролетит пуля мимо, а то ударит в сам самого начальника, как же тут что-нибудь рассчитывать и разумно действовать? Напротив, надо как можно людей приблизить к животному, тогда только они будут годны для войны. Потеха.

— Как же вы служите с такими мыслями?

<— А вы отчего служите, а все отчего служат? — Разговор их прервал вошедший под балаган высокий, стройный красавец пехотный офицер, тот самый ротный, которого заметил князь Андрей рассчитывающим роту. Это был капитан Белкин, любимец полка, товарищ товарищей , образцовый офицер, товарищ, весельчак и самый близкий человек Тушину.

Лицо Белкина было необыкновенно красиво. Особенно большие продолговатые глаза, ласковые голубые глаза и несколько толстые, румяные губы и густая черная шапка волос придавали веселую прелесть его лицу.

— Ну что, Николай Иваныч, — весело сказал Белкин, — обсушились? А я так пообедал и выспался и на французов поглазел. Вот книжечку вашу принес. — Вдруг заметив князя Андрея, Белкин остановил улыбку и надменно взглянул на князя Андрея, как будто говоря: «ежели вы, штабный, намерены гордиться со мной, так со мной взятки гладки». Князь Андрей, однако, ласково улыбнулся и пехотному офицеру, успокаивая его.

— Что же, можно, — сказал Белкин, выпивая ему предложенную рюмку водки.

И они разговорились о каком то брате юнкере, прибывшем в полк.

Князь Андрей, не желая стеснять офицеров, взял в руки книжечку, развернутую на столе. Это был томик Р Русского В Вестника 1804 года. Книга сама собой открылась на статье Гердера « Ч Человек в о образе б божества ». В статье этой излагались мысли о том Гердера, что ничто в мире не пропадает, что одно живое существо (мы видим) переходит в другое. Как например, трава в травоядное животное, животное в человека и т. д. и что потому душа человека тем менее может погибнуть, а вероятно перейдет в высшее существо.

Князь Андрей недавно читал тоже сериозное сочинение Гердера. В книжке Е Европейского В Вестника статья была вся исчерчена заметками на полях и следующее место было всё подчеркнуто...

— Что вы согласны с этими мыслями Гердера? — спросил князь Андрей, указывая на книжку Е Европейского В Вестника .

— Как вам сказать? То и согласен, а то и нет. Не согласен оттого, что какие же высшие существа нас едят — нет. А хорошо, очень хорошо.1922 Т Тушин взял книгу и прочел.

— Видно это место вам нравится? — сказал князь Андрей, подавая книгу.

— А эту вы мне давали книжечку, — сказал Белкин. — Тут хороша эта дюшесса Дозамбри и к кавалер Ф Фериоль . Я читал.>

<Они разговорились о положении орудий. Князь Андрей, бывший сам артиллеристом, сделал замечание, что с позиции, на которой стояли пушки, неудобно будет, как было предвидено в диспозиции, обстреливать картечью овраг. Тушин улыбнулся при слове «диспозиция» и сказал, что еще двадцать раз переменят положение орудий и что всё может случиться, только не то, что написано в «диспозиции».

— Слишком бы было странно, чтобы из тысячей случайностей представилась именно та, которая назначена в диспозиции, — сказал Тушин.

— Так по вашему мнению не нужна диспозиция? Для чего же она пишется?1923 для чего главнокомандующий? — спросил князь Андрей, удивляясь речам своего собеседника.

— А всё лучше. Всё как будто расчеты, распоряжения. Только всегда выходит по своему, — и Тушин улыбнулся своей доброй улыбкой.

Он видимо не осуждал никого, но с удовольствием видел и замечал комическое в этих отношениях. И оттого его насмешка не была оскорбительна и противоречие не раздражало.1924 Зач: Слова Тушина всё больше и больше интересовали князя Андрея. Он знал, что Тушин не знает, кто он, что вероятно никогда ему больше не встретится и потому с тем чувством непринужденности, с которым говорится в маскараде, он без всякой задней мысли вызывал Тушина на высказывание своих мыслей. Ему интересно было знать, как думают и говорят эти армейские офицеры. Притом князь Андрей не желал ничего доказывать: ему только интересно было понять этого маленького человечка, почему то интересовавшего его.

— Однако, — сказал он,1925 Бонапарт — великий полководец все свои сражения давал и выигрывал, предвидя все случайности.

— Это так кажется, потому что они (Тушин сказал «они», подразумевая высших начальников и говоря про них, как про особенный народ), потому что они никогда не видят, как дело делается на месте, а потом по слухам опять подведут всё под диспозицию. И все довольны.

Князь Андрей тоже улыбнулся.1926 Мысли Тушина казались слишком странны и смешны, чтобы спорить с ним, но они были интересны «Il est très drôle»,1927 [Он — очень забавен,] — подумал он.

— Вот под Ламбахом нас поставили во вторую линию, да и забыли про нас. Смотрим, а французы сзади нас, мы и пошли удирать совсем в сторону и пришли сами не знали куда. Ведь этого в диспозиции не было и в реляции не было?

— А вы часто бывали в сражениях? — спросил князь Андрей.

— Бывал.

— Ну, какое чувство вы испытываете в сражении?

— Т. е. как какое чувство? Иногда скверное чувство, а иногда приятно.

— Так вы отрицаете всякую предусмотрительность, предвидение в войне? — сказал князь Андрей,1928 Каким же образом великие полководцы постоянно побеждали? — это забавно.

— Так как же может быть расчет, предвидение, деятельность рассудка в войне, которая сама по себе бессмысленна? — сказал Тушин.

Князь Андрей всё более и более с удивлением и интересом слушал разговор этого человека и признавал в нём не ожиданные им ум, образование и своеобразность.

«Ma parole d'honneur, je voudrais bien que beaucoup de mes camarades ayent les idées et la manière de s'exprimer de cet individu».1929 [Честное слово, я желал бы, чтобы многие из моих товарищей так же думали и так же излагали свои мысли, как этот человек.]

— Так как же вы объясняете войну? — спросил он. Тушин улыбнулся.

— Не хотите ли зайти ко мне, вот и поговорим, — сказал он. Князь Андрей согласился. Он считал полезным, как Гарун Алрашид, зайти иногда к армейскому офицеру и сблизиться с ним, узнать, как и чем он живет.>

Он разглядывал поле перед собой. Князь Андрей разглядывал тоже, но не узнавал ничего из прежнего расположения войск. Даже местность сама, казалось, переменилась. Князь Багратион сделал распоряжение о том,1930 чтобы Киевский гренадерский полк, бывший в резерве чтобы А Азовские егер егеря удерживали позицию в лощине и чтобы Киевские гренадеры подкрепили его; но в то время, как он отдавал это приказание, две роты Азовских егерей отступили от лощины без приказания и было замечено, что справа обходила другая колонна французов, так что Киевских гренадер надо было употребить против этой обходной колонны. Еще князь Багратион приказал драгунам атаковать, но и это приказание не могло быть исполнено потому, что драгуны, не успевши построиться, отступили за овраг. Несмотря на то, что всё делалось не только не по диспозиции, но и без приказания, князь Багратион удерживал выражение лица, говорившее, что всё это очень хорошо и то самое, что он и предполагал.

Худощавый старичок, полковой командир, которого полк был в лощине, подъехал к князю Багратиону. Он казался огорченным и обиженным. Он1931 говорил, что весь полк его в цепях и половина выбыла из строя, что он держаться не может. — Да, — сказал Багратион доложил князю Багратиону, что против его полка была атака кавалерии и что кавалерия была отбита, но что теперь он просит позволения князя отступать, так [как] у него не оставалось и половины людей в строю. Полковой командир видимо тут только, при представлении своем князю Багратиону, успел назвать военным именем то, что происходило в его полку. Он говорил, что кавалерийская атака была отбита, тогда как ни сам он и никто из его людей не знал, была ли отбита атака или полк был разбит атакой кавалерии. Неожиданно, при первом огне, из за лощины показались верховые французы и полк без команды начал стрелять и в дыму наскакали три верховые француза, из которых два были убиты, а один ускакал; но тотчас после этого по полку стали стрелять ядрами1932 Несколько рот однако засели в кустах и стреляли. Теперь же все, без команды, начинали отступать и нельзя было удержать и полк смешался, так что полковой командир не мог более передавать прика приказания . Князь Багратион одобрил слова полкового командира и поехал дальше вперед, но тут св свитский о офицер и полковой командир стали представлять князю, что место слишком опасно, и что с горы виднее, и что необходимо прислать подкрепление. Князь выехал на гору и послал одного адъютанта1933 к князя А Андрея привести два б батальона 6-го егерского полка, а другого1934 к князя А Андрея велеть отступать батарее Тушина, которая могла быть обойдена, так как правый фланг уже отступил за лощину. С горы видно было, что французы, кроме нападения с фронта, обходили и справа. Свитский офицер дал заметить это князю Багратиону.

— Необходимо оттеснить их, — сказал свитский офицер.

— Дда! — сказал князь Багратион. Но оттеснять было некем и потому князь Багратион,1935 приказал Б Болконскому пойти взять Киевских гренадер и, когда два батальона были приведены дождавшись двух батальонов 6-го егерского, сам повел их в атаку. Свитский офицер сказал князю Андрею.

— Да скажите, чтоб эта батарея отступала, а то они её отрежут. — Князь Андрей, передав приказание 6-му егерскому, приехал на батарею.1936 Князь Андрей поскакал на батарею исполнять приказания.

Передав приказание 6-му егерскому, князь Андрей подъехал к орудиям Тушина.

«Сами сведите орудия с позиции», сказал ему Багратион, когда князь Андрей отъезжал от него. Следовательно, он мог не возвращаться к князю Багратиону, а остаться при орудиях. В свите князя Багратиона, между начальниками правого фланга, во всех полках, которые он проезжал, отыскивая 6-й егерский, князь Андрей видел на лицах выражение оживления и поспешности. Он сам скакал во всю прыть лошади и эта скачка еще более привела его в чувство потребности быстроты движения, в чувство поспешности. С этим чувством он, миновав передки, въехал в интервалы орудий Тушина на то самое место, где он час тому назад делал план поля сражения. В одном орудии лошади две запряженные лежали, жневье было окрашено кровью вокруг них и ездовые что то тянули подальше; ему показался спящий навзничь или убитый человек. Он не разобрал и, как всегда во время сражения, только нечаянно эти предметы отразились в его зрении. Подъезжая еще ближе, он заметил на примятой соломе жневья широкие следы, которые проложили откатываемые орудия, уже давно стрелявшие. В то время, как он проезжал то малое пространство, которое отделяло передки от пушек, четыре неприятельские ядра взрыли землю около него и одно из них ударило по ноге мертвого солдата.

1937 — Какого полка? — спросил Багратион у солдата, шедшего Полковой командир, сухощавый старичок с седыми бакенбардами, стоял подле дерева1938 и старался разглядеть и молча глядел из за дыма [на] дальние линии французов.1939 Очевидно из французской цепи видели стреляли по этой группе Он казался огорченным и безнадежным.

— Что же, ваше сиятельство, — сказал он огорченным тоном, повертывая лошадь к подъезжавшему Багратиону, — и отступать не могу — у меня два батальона в цепях рассыпано, а1940 Азовск Азовские гренадеры не подходят...

Багратион слушал полкового командира с таким выражением, как будто всё то, что он слышал, было то самое, что он предвидел и приказал.1941 — Гренадеры идут, — сказал он. — Да что ж идут, ваше сиятельство, вон слева две колонны неприятельские, вон обходят

— Да, да, — сказал он.

— Я вам прямо доложу, ваше сиятельство, — сказал полковой командир, — надо либо отступать, либо что?1942 Это что? сказал Багратион и В то время, как полковой командир говорил с князем Багратионом, французские колонны обошли справа наших и французские конные гренадеры атаковали наших. Полковой командир и Багратион заметили за дымом подвигающуюся черную полосу, которую они тотчас узнали зa кавалерию, и рысью поехали к атакованным батальонам. Едва они съехали в лощину, как справа из за кустов показалась черная, приближающаяся полоса, которую скоро узнали за неприятельскую кавалерию. Багратион ехал всё так же шагом, он обратился только к ехавшим за ним адъютантам ехавшему с ним полковому командиру. Атакуют батальоны, не стрелять ударил лошадь и поскакал. Когда он подскакал к батальонам, уже можно было различить французских всадников в мохнатых шапках и масти лошадей. Они растянулись, впереди скакало три, потом много вместе. Нам держаться нельзя. — В ответ на эти слова Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения и поехал к двум батальонам, стоявшим под огнем в ротных колоннах. Хотя в распоряжении и было сказано отступать эталонами при начале дела, этого нельзя было сделать. Два батальона были атакованы французскими кон конными гренадерами. Багратион не мог успеть, и нечем было распорядиться; он только въехал с полковым командиром в самый огонь и стоял на фланге полка во время атаки всё такой спокойный и непроницаемый, как всегда. Людям было запрещено стрелять раньше команды. Кавалерия подскакала передними рядами ближе ста шагов и батальон затрещал выстрелами и атака была отбита. Батальон повеселел.

Батальонный командир, бледный, стоял перед фронтом и1943 махал шпагой кричал на солдат.

— Не стрелять! —кричал Багратион, подскакивая, но в то же мгновение раздался в задних рядах выстрел один, другой, по всему батальону, без команды, протрещал батальный огонь и когда дым рассеялся, впереди виден был один барахтающийся под лошадью всадник и другие скакали назад. В эту же минуту1944 подъехал князь Андрей, искавший князя Багратиона. Он видел впереди французского солдата. роты, стоявшие в цепи, набежали на батальон. И в батальоне произошло смятение. Одни заряжали ружья, другие бежали назад. Команды офицеров не слышно было.

— Молодцами ребята! Атака отбита, стрелять, — прокричал Багратион. Наступила...

Но едва скрылись кавалеристы, как показались полки в синем, они шли ружье на перевес. Полковой командир сошел с лошади.

— Ребята, вперед. — Князь Андрей слез и пошел с другим батальоном. И тут произошла та атака, про которую пишет Thiers, редко говорящий правду: les russes se conduisirent vaillammentet, chose rare à la guerre, on vit deux masses d'infanterie marcher résolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux céda avant d'etre abordée1945 [Русские вели себя доблестно и, вещь редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не дрогнула до самого столкновения] и про которую сам Наполеон, еще реже говорящий правду, пишет на St. Hélène: Quelques bataillons russes montrèrent de l'intrépidité.1946 [острове Святой Елены: Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.] Это были те самые quelques bataillons, которые удивили французов.

6-й егерский полк, в котором служил Белкин, шел на правый фланг для того, чтобы итти в атаку против французов,1947 разбивших уже Киевских гренадер. Отступить же нельзя было до тех пор, пока наши не перейдут, и потому надо было держаться, а для того, чтобы держаться, надо было атаковать. Цепи наши были сбиты, два раза французы атаковали и были отбиты. Но полки были в расстройстве; толпы раненных и их вожатых виднелись по полю. Два батальона развернутым фрунтом стояли над лощиной и стреляли. Князь Андрей был послан к этим двум батальонам. вытеснявших наших из лощины. Та усиленная трескотня ружей, которую с своей батареи слышал Тушин, была конная атака французов, отбитая нашими. Но батальоны расстроивались под огнем неприятельской артиллерии. Багратион, отъехавший на крайний левый фланг к драгунам, послал князя Андрея к полкам, защищавшим лощину.

— Скажите, чтоб держались до последней возможности: сейчас придет 6-й егерский и мы их собьем.

Князь Андрей вспоминал не раз во время этого дня слова Тушина. Распоряжений никаких не было, по диспозиции ничто не делалось. Стреляли, бежали, назади удерживали солдат, стреляли, стреляли, отступать не могли, не видя ни своих, ни неприятеля.

Князь Андрей подъехал к лощине, застилаемой дымом и в которой перекатывались выстрелы. Толпы раненных и не раненных попадались ему навстречу. Но он не смотрел на них: его глаза были прикованы к тому бугру, по которому, спускаясь, приближаясь, взвиваясь и развиваясь, двигались французские батальоны. Въехав в дым, он не видал их более. В дыму беспрестанно свистели пули и, справа и слева, слышались выстрелы разбросанных наших солдат. Проехал еще несколько шагов, наши солдаты стояли гуще толпой, но не фронтом. Одни заряжали, стреляли, другие стояли так, опершись на ружья и [с] закопчеными лицами, отдыхали. Это были задние ряды. Офицер один бежал ему навстречу.

— Третьей роты, в цепь, — кричал он.

— Как же, найдешь, — отвечал солдат, забивая шомполом.

— Tax тах! — слышались близкие выстрелы. Князь Андрей остановил офицера и спросил, где полковой командир.

— Тут на дороге, вот сейчас. Что идет ли подкрепление? Перебили всех, одной третьей части людей в роте нет.

Князь Андрей нашел полкового командира впереди на дороге.

— Что же это будет! — говоря на о, досадливо обратился он к князю Андрею, — держаться нельзя, половина людей побита. Отступать что ль?

— Князь приказал сказать, что сейчас придет 6-й егерский, чтоб держаться.

— Да что держаться, вы поглядите.

Они выехали вперед. Огромная масса французской пехоты стояла на противуположной горе.

— Идут наши, — послышалось в рядах, — 6 егерцы! Ну-ка, свеженьки.

Через минуту тот же такт «левой — левой» послышался из-за выстрелов. Старичок повеселел.

— Не стрелять, в ротные колонны, — закричал он, — стройся! — и стрельба, затихая, затихла. Как будто сговорившись, французы перестали стрелять и с горы двинулась их пехота.

Что то торжественное произошло во всех.1948 Я поведу 2-й батальон Строились, офицеры вышли вперед. Князь Андрей чувствовал непонятную радость. Белкин с 6-м егерским прошел вперед. Старичок, собрав остатки батальона, построился в вторую линию. Багратион подъехал к рядам 6-го егерского. — Левой, левой.

— Ребята, не стрелять!1949 пуля дура

— Гага, го! —раздались крики и полк прошел мимо него. Сзади него в ту же ногу шли Киевские гренадеры и, слезши, пешком, слабо, но в такт, шагая, шел старичок. Князь Андрей1950 слез также верхом поехал рядом с Белкиным.

— Вот мы штафиркой ругали адъютантов, а про вас скажу — молодец, — сказал Белкин.

Произошла та атака, про которую1951 Продолжения нет. В рукописи значок * для вставки выписки.

С горы князь Андрей, да и все с обеих сторон, все смотрели, и захватывало дух.

Сначала вырвало ядром, только справил шаг Б Белкин . Нельзя было стрелять артиллерии, чтобы не бить своих.

Ближе, ближе. Уже веселые такие же старички, и молодые офицеры, и гренадеры, и их лица. Наши шли с горы, французы из под горы. Еще ближе, шаг разрознили и французские выстрелы вылетели.

— Ура-а-а-а! — послышалось в рядах русских и всё побежало. Французы бежали назад, стреляя через головы друг друга. Белкин упал, но все бежали вперед и, запыхавшись, старик полковой командир.

Общий вид поля для князя Андрея, когда он объезжает. Гусары в избе качают, веселы. Денисов рассказывает про атаку. Начало. Багратион выезжает на батарею Тушина.1952 Князь Андрей остается на батарее Стрельба, зажжение. Движение Белкина. Князь Андрей1953 едет доложить на правый фланг. Атака, ее вид. на левом фланге.

Правый фланг, полковые командиры. Атака гусар. N говорит себе, как он счастлив. Долохов вперед ждет, что все трусы. Его атака и представлен п полковому к командиру .

Отступление1954 вообще Тушина. Ростов просится на лафет. Стрельба, Экономов. Долохов выбегает. N чуть не плачет. Тушин спит и забавляется. Приходят тени. N думал, что всё умерло, но подъезжает князь Андрей,1955 счастлив, записывает и велит благодарить Т Тушина .

Кутузов с главной квартирой стоял на восточной границе эрцгерцогства австрийского в Браунау. Часть русских войск уже пришла и расположилась около Браунау, но с каждым днем приходили еще новые полки и, тесня жителей, расстанавливались в том же обремененном военным постоем эрцгерцогстве, невдалеке от главной квартиры.

— Боже мой, боже! — говорили городские и деревенские жители, оглядывая проходящие полки, — еще и еще. Уж и так разорены мы, а теперь, что будет?...

А русские ротные песенники полков, которые входили в деревни или города для занятия квартир, пели русские песни так же бойко и так же русско, как будто не недоброжелательные, бритые немцы, в синих долгополых сертуках, с закушенными на бок гибкими коленчатыми чубуками фарфоровых трубок, смотрели на них из дверей и окон черепицей крытых домов, а как будто свои русские парни и девки встречали служивых в московской деревне.

Иногда, впрочем, и австрийские жители, особенно моравы, сами не зная зачем, присоединялись к солдатам и в такт песни, размахивая руками, долго шли за ротой, переглядываясь между собой и улыбаясь.

1956 11 октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков был остановлен в полумили от города На другой день князь Андрей, в сопровождении казака, выехал за крепость, чтобы встретить Бутырский полк, о котором ему было приказано. Полк стоял в полумили от Браунау. Главнокомандующий прислал сказать, что он желает смотреть полк на походе.1957 Но несмотря на выраженное главнокомандующим в приказе желание видеть полк в том самом положении, в котором он шел весь поход Благодаря старательности и строгости полкового командира и бессонной ночи после похода, проведенной солдатами в чистке амуниции, полк был в настоящую минуту так же мало похож на то, что он был вчера, как мало похож сам на себя будничный, грязный, оборванный и запотевший работник, когда он, вымыв лицо и руки, намаслив голову и надев новое платье,1958 становится на свое место между прихожанами праздно выходит на воскресное гулянье. Вчера этот полк, растянувшись на несколько верст, по-ротно с своими обозами вился и рассыпался по дороге с громким говором, ругательствами, песнями, хохотом, выдававшимися из за неумолкаемых топота тысяч ног, бряцаний ружей, штыков и шума колес обозов. Вчера офицеры иные ехали, иные лениво таща ноги, собравшись кучками, шли не у своих мест в неформенных одеждах, солдаты в испачканных шинелях, иные с засученными панталонами, иные босиком с сапогами на штыке и с мешочками сверх ранцев, отставая и догоняя, переливались по дороге, нынче полк стоял возле дороги правильными четвероугольниками с симметрично расставленными зелеными ящиками и фурами. Люди были в мундирах и чистых белых штанах с белейшими крестами перевязей.1959 Ранцы у всех по одной и той же форме На чистых ранцах были у всех одинаково блестящие жестяные манерки и скатанные цилиндрами шинели. Ружья и штыки блестели чистотой. Беспрестанно от четвероугольников рот отбегали рысью солдаты, придерживая сзади рукой тянущий назад ранец, и опять торопливо прибегали к своему месту. Офицеры в мундирах похаживали по местам перед своими командами. Полковой командир с батальонными командирами и штабными стоял перед фронтом, барабанщики в белых фартуках и с белыми нашивками держали верховых лошадей.

На краю большой дороги, обсаженной деревьями, стояли шедшие из деревни три немки с мальчиком. Они сложили свои ноши на землю и смотрели на полк. Старик немец с высоким до ушей воротником камзола, с видом человека всё знающего, на своем грубо горловом наречии объяснял то, что перед нимя происходило.

— Ist das der General?1960 [Это генерал?] — спрашивала немка, указывая на подъехавшего к полку офицера, за которым ехал казак.

— I bewahret1961 [Да вовсе нет!] — отвечал немец, не выпуская из зуб трубки, с одной стороны раскрывая рот. — Der kommt noch.1962 [Он явится позже.]

— Sind's alles Russen?1963 [Это всё русские?] — спрашивала другая.

— Ne! Sind welche dadrunter. S'sind verschiedene, sind Croaten, sind Schweizer und auch Kosaken aus Siberien... Gieb acht! Jetzt wird geschossen,1964 [Нет! Тут разные. Разные тут, есть кроаты, есть швейцарцы и тоже казаки из Сибири. А теперь берегись! будут стрелять,] — прибавил старик, обращая внимание слушательниц на крики, раздавшиеся по рядам. Но вслед за криками по всем рядам сделалось движение и солдаты не стреляли, а составляли ружья, снимали, подкидывая плечом, ранцы, раскатывали шинели и надевали.

1971 11 октября 1805 года кампания открылась; русские войска под начальством Кутузова В октябре месяце 1805 года эрцгерцог Фердинанд и начальник его штаба Мак, с командуемыми ими австрийскими войсками, находились под Ульмом, на границах Баварии.1972 Слышно было, что они уже вступили в бой с французами. Кутузов с русскими войсками стоял позади в эрцгерцогстве австрийском,1973 Австрийское правительство негодовало на Кутузова за то, что он не шел на соединение с Маком в крепости Браунау и, несмотря на требования венского кабинета, медлил своим присоединением к австрийской армии. Ходили слухи о том, что австрийские войска пострадали при встрече с французами, но Кутузов, ожидая с одной стороны верных известий о ходе дел под Ульмом, с другой — приближения всех колонн своего растянувшегося по всей Германии войска, пышным екатерининским вельможей жил в Браунау, обмениваясь пирами и празднествами с австрийскими князьями и графами.

11 октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных русских полков, ожидая смотра, правильными четвероугольниками, с ружьями в козлах и с симметрично расставленными зелеными ящиками и фурами, стоял в полумили от города.

Несмотря на резкий холод осеннего утра, люди были в одних мундирах и чистых, белых штанах. Кивера блестели вычищенными медными орлами, чешуями и новыми, красными с белым, помпонами. На телячьих ранцах, прикрепленных намеленными и налакированными, на груди скрещенными, ремнями перевязей, были у всех одинаково скатанные цилиндрами шинели и блестящие жестяные манерки. Тысячи ружей, рядами составленные в козла, одинаково краснели ремнями и блестели штыками. Несмотря на то, что вблизи виднелся немецкий городок с черепишными крышами и немецкой башней кирхи и что по обсаженной деревьями дороге, на которой стоял полк, проезжали немцы в парных форшпанах, и толпа,1974 женщин и детей со страхом немки в своих некрасивых одеждах смотрели издалека на войско, полк имел точно тот вид, который имел в то время всякий русский полк, готовящийся к смотру где нибудь в середине России. Точно так же солдаты то там, то здесь беспрестанно рысью отбегали от четвероугольников рот, придерживая рукою тянущий назад ранец и, торопливо оправляясь, подбегали к своим местам. Точно так же офицеры в мундирах, шарфах, знаках, [в болтающи]хся по ногам шпажках, шутливо называемых селедками, молодые и очень старые, похаживали перед своими командами, точно [так же коре]настый полковой командир с своими...1975 В рукописи оборван уголок. Многоточие редактора. эполетами, как неприступное [изваяние] стоял далеко впереди полка, окруженный проворными штабными офицерами и пестрыми, сверху донизу покрытыми нашивками барабанщиками в телячьих фартуках, и отрывисто хмурился, отдавая приказанья, или благосклонно шутил. [Точно так же] полукаретные лошади начальников и командиров держались в поводу барабанщиками и в большом чепраке, как что то особенное, неземное, держалась двумя денщиками, как атлас выхоленная, энглизированная лошадь полкового командира.

Полк был почти в том состоянии, в котором бывает полк, готовящийся к смотру в России, но для того, чтобы привести его в это состояние, после перехода в три тысячи верст, нужны были сверхъестественные усилия, и эти усилия1976 благодаря строгости и заботливости полкового командира были употреблены.1977 в предшествующую ночь. Не только не спали солдаты, не спали фелдвебеля, (эта особенная порода людей, не знающая общей другим людям меры усталости и потребности отдыха, сна и пищи) фелдвебеля наблюдали за фелдвебеля убирали обозы, возбуждая деятельность в своих командах. Не спали и ротные командиры, не раздеваясь, хлопотали по своим командам, и полковой командир не снимал мундира и лично следил и за поправкой обуви, и зa расчетом людей, и за приведением обоза в приличное состояние, и за устройством котлов, и за канцелярией. С вечера был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе и солдаты целую ночь, после тридцативерстного перехода, чистили оружие и амуницию. Человек тридцать в эту ночь к утру отправлено было в лазарет, человек двадцать наказано, но к утру всё блестело, всё было по форме и полк мог более или менее спокойно ожидать смотра.

Вглядевшись ближе, можно было заметить много недостатков в состоянии полка. Обоз был не в комплекте: сломанные фуры были заменены не форменными и неформенный обоз был спрятан за деревней; много было отсталых, больных и нестроевых, показанных больными по той причине, что они, по недостатку обуви, не могли быть прилично выведены в строй, у многих и в строю обувь казалась только исправною, в сущности же дыры на сапогах были зачернены ваксой; ранды в двух ротах были еще не по новой форме и т. д. Все эти недостатки знал полковой командир, но он знал тоже, что приложить к своему делу более усилий, чем он, невозможно было и потому в душе его соединялось чувство страха, чтобы другие полки не были лучше его, и чувство1978 гордости надежды, что,1979 его полк сравнительно еще не совсем в дурном состоянии приняв во внимание труды, перенесенные полком, главнокомандующий может остаться не недоволен.

Полковой командир был еще не старый генерал, плотный, широкий, больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому, и статный мущина. На нем был новый с иголочки и с слежавшимися складками мундир с орденами, полученными в мирное время, и с густыми, золотыми эполетами, которые как будто не к низу, а к верху поднимали плечи. Мундир и панталоны были узки и полковой командир, видимо, не мог уничтожить в себе сознания округлостей своего полного тела; так что сознание это мешало совершенной свободе его движений.1980 Проходя по рядам полковник Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу,1981 грациозно слегка изгибаясь спиною. И эта подрагивающая походка1982 видимо умышленно усвоенная полковым командиром, показывала как будто говорила, что, кроме воинской дисциплины, в душе полковника были еще струны участия к общественности и прекрасному полу.1983 Распорядившись переодеванием, полковник, подрагивая, подошел опять к князю Андрею, которого он успел узнать фамилию. — Позвольте быть знакомым, князь, — сказал он. — Ну, что скажете, как здесь продовольствие? — Мне ничего не известно, — сухо отвечал князь Андрей. Полковник нахмурился, отошел несколько шагов. Подрагивая, похаживая перед фронтом, полковник наблюдал, как быстро переодевались люди. Вдруг он, окончив распоряжения по полку, подрагивая, подошел опять к князю Андрею, желая побеседовать с штабным; но князь Андрей, заметив его приближение, отошел от него. Полковник обиделся. Молодецки загнув руку ладонью внутрь, он взялся за темляк, тряхнул эполетами и, устремив глаза на ряды полка, видимо отыскивая упущения и желая за дерзость адъютанта наказать кого-нибудь из подчиненных. — Это что еще? — закричал он. — Это что? — закричал он, указывая на что то в 3-й роте, видимо не столько для командира 3-й роты

[Далее со слов: Ну, батюшка, Миколай Митрич, — до конца отрывка — близко к печатному тексту. T. I, ч. 2, гл. I.]

<— Что это он кричит? — между тем спросил князь Андрей у Ахрасимова.

Ахрасимов посмотрел.

— А!... — сказал он, узнав в чем дело. — У нас разжалованный есть, Долохов, Вольности себе позволяет, а полковник не допустит. И теперь что-то...

— Долохов, вы говорите, меня просили за него.1984 Петр Безухов, знаете... — Где мне знать этих аристократов ваших, я солдат простой. Что он, этот Долохов?

— Да как вам сказать, князь, — улыбаясь говорил Ахрасимов. — С ним держи ухо востро. Как говорит он, так точно будто и безвинно, и образован, и умен, и благороден, и добр, солдатам много дарит. Его любят солдатики. А характер зверский, своего крепостного чуть до смерти не убил.1985 Сказал нам, что ежели ему грубость сделает кто-нибудь в полку, он тому Опасный даже человек, как раз брюхо штыком распорет.1986 и сделает, этакой мальчик. Ну, а наш полковник молодец. Строг, а справедлив — молодец, как ни поверни. Полковник1987 слушал его угрозу и спуска ему вот на сколько не дает.

— Гм... — промычал князь Андрей.1988 — Да что шутить, а вы лучше нашему брату армейцу расскажите, что

— Как же я не пойму, князь, как же говорят, что австрийцев дело плохо, а мы всё тут стоим, не двигаемся? Вы мне1989 растолкуйте, — продолжал расспрашивать Ахрасимов скажите, князь.

— Так видно надо, — сказал князь Андрей. — Руки связаны.

— Кем же, князь, австрийцами?

— Должно быть...

— Ну, а правду говорят, что австрийцы побиты?

— Говорят,1990 к нам пришли два отряда но официально мы не имеем никаких известий. Мы только поздравляем австрийцев с победами.

— Да какие же победы?

— Должно быть победы.

Они помолчали.

— Вы думаете, для чего вас смотрят на походе? — сказал князь Андрей.

Ахрасимов спрашивал взглядом.

— А для того, чтобы показать австрийскому генералу, который вчера приехал, что вы без сапог. Вы хлопочете получше одеться, а что хуже — то лучше.1991 Да что говорить.

— Нет. Вы мне расскажите. Ну, а как же нам жалобы доходят, что вы грабите очень жителей? — сказал князь Андрей. — Это как? Правду скажите.

— Да, как вам сказать, князь, — всё более улыбаясь, сказал Ахрасимов. — Вы меня знаете. Охотник ли я до чужого и позволил ли бы я какие нибудь глупости? — Он помолчал. И князь Андрей сознался, глядя на его лицо, что этот человек меньше кого бы то ни было на свете способен был поощрять грабеж.

— Ну, а вот, — продолжал Ахрасимов, — как это вы скажете: идем мы два дня без дневок за Тешеном, нам говорят, подводы будут. Приходим, нет ничего. Кирасирская дивизия под штаб всё забрала. Идем сорок верст без отдыха, дождь, холод, слякоть. Приходим, квартир нет, лошадям клока сена нет. Что ж так и стоять? Ну, и ничего не говоришь, не приказываешь. Глядь, разбежались солдатики, разбежались солдатики, — повторил Ахрасимов, с нежностью произнося эти слова. — И, глядишь, тащут, кто заборчики, кто сенца, кто мешочек.

Он улыбался весело и счастливо.

— Ведь не забудьте, князь, день не ели, продрогли, у половины пальцы из сапог торчат, сапоги каши просят. Ну что ж, грабеж разве это? Ведь для них же идем. Что ж они не готовят, что ж не рассчитывают? А я вам, князь, я как благородный человек скажу, — продолжал он, одушевляясь, — не знаю, как в других полках, а наши мушкатеры, это такие молодцы солдатики, это братья, а не солдаты. Всё ни по чем. А поднесут водочки — держись. Всё забыли.

Князь Андрей внимательно, не спуская глаз, слушал Ахрасимова с тем видом, с которым слушают не человека, с которым разговаривают, а человека, который читает стихи или поет.

— Ну, а ротные как? Пользуются. У вас так называется, кажется, — спросил он.

Ахрасимов всё улыбался, но при этом вопросе засмеялся.

— Как вам сказать; ему надо получить деньги на провиант, а он так достанет.

— Как так? Украдет?1992 : — Как можно

— Отчего ж украдет, князь? Нет, никому не хуже, а деньги у него останутся. На это хозяйство — расчет.1993 Зач. в первой редакции: — Эх, князь, да кто роты то командиры? Ведь это не миллионеры, а так дворянчики и хорошие есть У нас капитаны молодцы. Вы посмотрите, у меня в батальоне, нигде таких ротных артелей не найдете. Я не к тому говорю, что я служу в этом полку, или чтоб вас заманить, я знаю, вы так меня выпытываете, но я и в гвардии служил, а поручусь, что исправнее полка армейского не найдете. Люди сыты, довольны, дисциплина строгая. Полковник справедливый, знает службу вот как! Офицеры! товарищи, дух благородный, а присяга,1994 Примечание Толстого: солдаты что и говорить.>

<— Вот видите ли что, мой любезный друг, — говорил князь Андрей, улыбаясь слегка, как будто своим собственным мыслям.

— По правде вам сказать,1995 адъютантская служба не по мне хотелось мне перейти в простой пехотный полк. Взять батальон и служить просто.1996 Только скажите мне, что как Но я не понимаю, как это у вас в полку. Какие ваши отношения с полковым командиром. Что за люди у вас служат?1997 всю правду мне скажите.

— Вы шутите, князь?

— Нет, не шучу. Ну, вы и сами из гвардии. Можно у вас служить порядочному человеку, чтоб не загрязниться?

— Ах, князь, я вам скажу, как благородный человек, — отвечал улыбаясь Ахрасимов, — служить у нас очень можно. Полковой командир молодчина, службу знает, справедлив, строг, но человек хороший, князь. И благородный человек.

Князь Андрей слушал внимательно, не спуская глаз с Ахрасимова, с тем выражением, с которым слушают человека, который читает стихи или поет.

— Ну, а это что ж? — сказал он, презрительным жестом указывая на полковника, который в это время, наступая на капитана Брыкова, кричал на него.

— Ну как же, князь, нельзя по службе другой раз не погорячиться. Да вы шутите — не пойдете...

— Я вам говорю, только покажите мне полк, где бы я нашел порядочных людей, и я завтра батальонный командир, как и вы.>

<Накануне смотра австрийский генерал, член Гофкригсрата и приближенное лицо императора Франца, проехал с важным поручением от своего императора из Вены в Браунау к Кутузову.

Австрийский генерал сказал, что в Вене весьма сожалеют о бездействии русских орлов, которые привыкли перелетать от побед к победам, и недоумевают, почему Кутузов медлит приблизиться к театру войны к Ульму,1998 где стоит Мак где русских верно ожидает победа, всегда сопутствующая храброму русскому императорскому войску, и новые лавры его храброму главнокомандующему. После смотра между Кутузовым и австрийским генералом произошел весьма оживленный разговор о том, нужно или нет итти Кутузову вперед.

Кутузов отвечал, что с тех самых пор, как он вступил с войсками в австрийские владения и, особенно после того, как он лично имел счастие слышать достопамятные слова, сказанные ему в Вене самим австрийским императором, единственная цель его жизни — цель, к которой стремятся все его желания, состоит в том, чтобы быть приятным его австрийскому величеству и быть в его просвещенных руках полезным орудием всеобщего блага, но, несмотря на это обстоятельство и на всё его высокое уважение к просвещенному руководству лиц, составляющих Гофкригсрат, и на всё желание исполнить мудрые, данные ему советы — он на этот раз чувствует себя вполне несчастным тем, что обстоятельства мешали ему, еще согласно желанию императора и Гофкригсрата, присоединиться к австрийской армии и сдать с себя бремя ответственности в руки знаменитого эрцгерцога Фердинанда и его еще более знаменитого помощника генерала Мака, которого заслуженная слава дорога ему — Кутузову, как слава русского. — Впрочем, — говорил Кутузов, — австрийские войска привыкли к победам и, ежели я не двигаюсь вперед, задержанный с одной стороны неизвестностью, с другой еще не полным сбором моих войск, я, тем не менее, верю и жду, что и без нашего содействия войска императора Франца будут достойными его, покроют себя славой, уничтожат армию Буонапарте и сделают наше присутствие здесь излишним.

(О слухах совершенного поражения австрийских войск, известных так же хорошо Кутузову, как и австрийскому генералу, Кутузов не упомянул.)

Австрийский генерал, несмотря на такие сильные доводы, утверждал, что несправедливо после перенесенных русской армией трудов похода лишать эту армию славы победы, и настаивал, чтобы Кутузов шел вперед.

Тогда Кутузов отвечал, что: 1) войска, которые еще не все пришли, несмотря на любовь жителей, высказываемую везде союзникам, и несмотря на заботливость примерного австрийского правительства, весьма изнурены, не имеют сапог и нуждаются в отдыхе и 2) что несмотря на искусство, с которым вел дела генерал Мак, Кутузов не имел от него достаточных известий о положении враждующих армий для того, чтобы двинуться вперед, и потому он считал лучшим подождать.

— Чтобы показать вам, князь, (австрийский генерал был князь) до какой степени я не имею мнения, не только противного воле императора, но даже какого-нибудь личного мнения в деле общем, и до какой степени я желал бы поскорее присоединиться к эрцгерцогу Фердинанду, чтобы снять с себя тяжелую ответственность, я предаюсь на ваш суд, генерал. Я нынче же велю составить memorandum, un petit memorandum2000 [небольшую памятную записку] и пришлю вам2001 из всех известий, которые я имел от эрцгерцога Фердинанда, от графа Мерфельда, от лазутчиков и от графа Ностица о положении войск и по этим и по этим данным я буду просить решить, должен ли я итти вперед или ожидать. Как вы решите, так и будет. Как охотно сдал бы я командование армией более опытному и искусному генералу, которыми так обильна Австрия.

Сказав это, Кутузов оглянулся и увидав близко от себя Болконского, подозвал его к себе и поручил ему вместе с старшим адъютантом Введенск Введенским составить это memorandum и представить его превосходительству.2002 Тут только Болконский в первый раз прочел последние известия, которые получались из армии Мака. Все были самые утешительные. Войска эрцгерцога были одушевлены мужеством и всякое движение неприятеля было предвидено с тем, чтобы уничтожить его. — Кроме того, ежели вы можете мне уделить час времени, — заключил Кутузов, обращаясь с приятной улыбкой к члену Гофкригсрата, — не сделаете ли вы мне честь съездить завтра со мной посмотреть на приходящие войска. Вы сами увидите, ваше превосходительство, — сказал он, — как, несмотря на все старания австрийского правительства, войска эти приходят изнурены таким огромным походом, что нет расчета не дать им отдохнуть. Кутузов оглянулся и, увидав Болконского, подозвал его к себе. — Вот что, дружок. — Он подумал. — Завтра Бутырский полк должен притти. Поезжай ты, скажи, что я буду смотреть на походе, как есть, поез поезжай , мой милый.

— Ах да, — прибавил Кутузов, — ежели вашему превосходительству есть время, то не сделаете ли вы мне удовольствие и честь съездить завтра со мной посмотреть на только что пришедшие из России полки. Ежели это может быть для вас интересно...2003 Два австрийские генерала: <Мерф> тот, который приехал из Вены, и тот, который находился при русской армии для продовольствия ее, уединившись в отведенную им комнату в том же доме, где жил Кутузов, были заняты чтением и обсуждением документов и memorandum’а, составленного для них старшим адъютантом Кутузова. >