** VIII.
КАК УМИРАЮТ РУССКИЕ СОЛДАТЫ.
(ТРЕВОГА.)

В 1853 году я несколько дней провел в крепости Чахгири, одном из самых живописных и беспокойных мест Кавказа. На другой день моего приезда, перед вечером, мы сидели с знакомым, у которого я остановился, на завалинке перед его землянкой и ожидали чая. Капитан N, наш добрый знакомый, подошел к нам. —

Это было летом; жар свалил, белые летния тучи разбе гались по горизонту, горы виднелись яснее, и быстрые ласточки весело вились в воздухе. Два вишневые дерева и несколько однообразных подсолнечников недвижимо стояли перед нами и далеко по дороге кидали свои тени. В двух-аршинном садике было как-то тихо и уютно.189 Последнее слово подчеркнуто карандашем.

Вдруг в воздухе раздался дальний гул орудейного выстрела.190 Первоначально было: раздался дальний свист полета снаряда и вслед за ним орудейный выстрел.

— Что это? — спросил я.

— Не знаю. Кажется, с башни, — отвечал мой знакомый, — уж не тревога ли?

Какой-то казак проскакал по улице, солдат пробежал по дороге, топая большими сапогами, в соседнем доме послышался шум и говор. Мы подошли к забору.

— Что такое? — спросили мы у деньщика, который в полосатых штанах, поддерживаемых одной помачею, почесывая спину, бежал по улице.

— Тревога! — отвечал он, не останавливаясь, — барина ищу.

Капитан N схватил папаху и, застегиваясь, побежал домой. Его рота была дежурная. Раздался 2-й и 3-й выстрел с башни.

— Пойдемте на кручь, посмотрим, верно, на водопое что-нибудь, — сказал мне мой знакомый. — Не туши самовар, — прибавил он деньщику: — сейчас придем.

По улицам бежал народ: где казак, где офицер верхом, где солдат с ружьем в одной и мундиром в другой руке. Испуганные рожи жидов и баб показывались у ворот, в отворенных дверях и окнах. Все было в движеньи.

— Где, братцы мои, тревога? где? — спрашивал запыхавшийся голос.

— За мостом антирелийских лошадей забирают, — отвечал другой: — такая большенная партия, братцы мои, что беда.

— Ах ты, мои батюшки! как они в крепость-то ворвутся, ай-аяй-ай-ай! — говорила слезным голосом какая-то баба.

— А, примерно, к Шамилю в жены не желаете, тетушка? — отвечал, подмигивая, молодой солдат в синих шароварах и [с] попахой на бекрень.

— Ишь, ровно на свадьбу, — говорил старый солдат, покачивая головой на бегущий народ: — делать-то нечего.

Два мальчика галопом пролетели мимо нас.

— Эх, вы, голубчики! на тревогу! — провизжал один из них, размахивая хлыстом.

Едва мы успели подойти к кручи, как нас уже догнала дежурная рота, которая с мешечками191 Надписано над зачеркнутым: сумками.

— Петр Иванычь! — закричал ему мой знакомый: — хорошенько их.

Но N не оглянулся на нас: он с озабоченным выражением глядел вперед, и глаза его блестели более обыкновенного. В хвосте роты шел Фелдшер с своим кожанным мешочком, и несли носилки. Я понял выражение лица ротного командира.

Отрадно видеть человека, смело смотрящего в глаза смерти; а здесь сотни людей всякий час, всякую минуту готовы нетолько принять ее без страха, но — что гораздо важнее — без хвастовства, без желания отуманиться, спокойно и просто идут ей навстречу. Хороша жизнь солдата!

Когда рота была уже на полугоре, рябой солдат с загорелым лицом, белым затылком и серьгой в ухе, запыхавшись подбежал к кручи. Одной рукой он нес ружье, другой придерживал суму.192 Надписано над зачеркнутым: патронташ хохот.

— Смотрите, Антонычь! не к добру падать, — сказал балагур солдат в синих штанах.193 Надписано над зачеркнутым: панталонах. Так же в аналогичном случае ниже.

Солдат остановился; усталое, озабоченное лицо его вдруг приняло выражение самой сильной досады и строгости.

— Кабы ты был не дурак, а то ты самый дурак, — сказал он с презрением: — что ни на есть глуп, вот что, — и он пустился догонять роту.

Вечеръ былъ тихій и ясный, по ущельямъ, какъ всегда, ползли тучи, но небо было чисто, два черныхъ орла высоко разводили свои плавные круги. На противуположной сторонѣ серебрянной ленты Аргуна отчетливо виднѣлась одинокая кирпичная башня — единственное владѣніе наше въ Большой Чечнѣ. Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ нея партія конныхъ Чеченцовъ194 Надписано над зачеркнутым: Татар. Такая же поправка во всех аналогичных случаях далее.

Когда рота перебѣжала черезъ мостъ, Чеченцы были отъ нея уже гораздо далѣе ружейнаго выстрѣла, но, не смотря на то, между нашими показался дымокъ, другой, третій, и вдругъ бѣглый огонь по всему фронту роты. Звукъ этой трескотни выстрѣловъ секундъ черезъ 50, къ общей радости толпы зрителей, долетѣлъ до насъ.

— Вот она! Ишь пошли! Пошли, пошли-и! На утек, — послышались195 В подлиннике: послышалось не исправлено после прибавления трех заключительных слов абзаца.

— Ежели бы, то-есть, постепенно отрезать их от гор, не могли бы себе уходу иметь, — сказал балагур в синих штанах, обращавший своим разговором внимание всех зрителей.

Чеченцы, действительно, после залпа поскакали шибче в гору; только несколько джигитов из удальства остались сзади и завязали перестрелку с ротой. Особенно один на белом коне в черной черкеске джигитовал, казалось, шагах в 50-ти от наших, так что досадно было глядеть на него. Не смотря на беспрерывные выстрелы, он разъезжал шагом перед ротой; и только изредка около него показывался голубоватый дымок, долетал отрывчатый звук винтовочного выстрела. Сейчас после выстрела он на несколько скачков пускал свою лошадь и потом снова останавливался.

— Опять выпалил, подлец, — говорили около нас.

— Вишь, сволочь, не боится. Такое слово знает, — замечал говорун.

— Задело, задело, братцы мои, — вдруг послышались радостные восклицания: — ей Богу, задело одного! Вот важно-то! Ай лихо! Хоть лошадей не отбили, да убили Чорта одного. Что, дофарсился, брат? — и т. д. Действительно Между Чеченцами вдруг стало заметно особенное движение, как будто они подбирали раненного, и вперед их побежала лошадь без седока. Восторг толпы при этом виде дошел до последних пределов — смеялись и хлопали в ладоши. За последним уступом Горцы совершенно скрылись из виду, и рота остановилась. —

— Ну-с, спектакль кончен, — сказал мне мой знакомый, — пойдемте чай пить. —

— Эх, братцы, нашего-то, кажись, одного задели, — сказал в это время старый фурштат, из под руки смотревший на возвращавшуюся роту: — несут кого-то.

Мы решили подождать возвращения роты.

Ротный командир ехал впереди, за ним шли песенники и играли одну из самых веселых, разлихих кавказских песен. — На лицах солдата и офицера я заметил особенное выражение сознания собственного достоинства и гордости.

— Нет ли папиросы, господа? — сказал N, подъезжая к нам: — страх курить хочется.

— Ну что? — спросили мы его.

— Да чорт бы их побрал с их лошадьми паршивыми, — отвечал он, закуривая папиросу: — Бондарчука ранили.

— Какого Бондарчука?

— Шорника, знаете, которого я к вам присылал седло обделывать.

— А, знаю, белокурый.

— Какой славный солдат был. Вся рота им держалась.

— Разве тяжело ранен?

— Вот же, на вылет, — сказал он, указывая на живот.

В это время за ротой показалась группа солдат, которые на носилках несли раненного.

— Подержи-ка за конец, Филипычь, — сказал один из них: — пойду напьюсь.

Раненный тоже попросил воды. Носилки остановились. Из-за краев носилок виднелись только поднятые колена и бледный лоб из-под старенькой шапки.

Какие-то две бабы, Бог знает от чего, вдруг начали выть, и в толпе послышались неясные звуки сожаления, которые вместе с стонами раненного производили тяжелое, грустное впечатление.

— Вот она есть, жисть-то нашего брата, — сказал, пощелкивая языком, красноречивый солдат в синих штанах.

Мы подошли взглянуть на раненного. Это был тот самый беловолосый солдат с серьгой в ухе, который спотыкнулся, догоняя роту. Он, казалось, похудел и постарел несколькими годами, и в выражении его глаз и склада губ было что-то новое, особенное. — Мысль о близости смерти уже успела проложить на этом простом лице свои прекрасные, спокойно-величественные черты.

— Как ты себя чувствуешь? — спросили его.

— Плохо, ваше Благородие, — сказал он, с трудом поворачивая к нам отежелевшие, но блестящие зрачки.

— Бог даст, поправишься.

— Все одно когда-нибудь умирать, — отвечал он, закрывая глаза.

Носилки тронулись; но умирающий хотел еще сказать что-то. Мы еще раз подошли к нему.

— Ваше Благородие, — сказал он моему знакомому. — Я стремена купил, они у меня под наром лежат — ваших денег ничего не осталось. —

......................................................................................................................................................

На другое утро мы пришли в госпиталь наведать раненного.196 Первоначально было: Когда мы на другое утро пришли в госпиталь наведать Бондарчука, его уже не было в солдатской палате.

— Где тут солдат 8-й роты? — спросили мы.

— Который, Ваше благородие? — отвечал белолицый исхудалый солдат с подвязанной рукой, стоявший у двери.

— Должно, того спрашивают, что вчера с тревоги принесли, — сказал слабый голос с койки.

— Вынесли.

— Что, онъ говорилъ что-нибудь передъ смертью? — спро спросили мы 197 Край рукописи оборван, и заключенное в скобки восстановлено предположительно.

— Никак нет, только дыхал тяжко, — отвечал голос с койки, — он со мной рядом лежал, так дурно пахло, ваше благородие, что беда.

......................................................................................................................................................

Велики судьбы Славянского народа! Не даром дана ему эта спокойная сила души, эта великая простота и бессознательность силы!...