Тема статьи
Конкретное произведение
Опубликовано
Кому
Откуда
Дата написания
1835 1910
С. А. Толстая. Письма к Л. Н. Толстому
1862–1910 гг.

01

№ 1

1862 г. Августа 28. Покровское Стрешнево

Еслиб я была государыня1 Еслиб я была государыня. С. А. Толстая вспоминала в своей автобиографии: «Помню раз, мы были все очень веселы и в игривом настроении. Я всё говорила одну и ту же глупость: «когда я буду государыней, я сделаю то-то», или когда я буду государыней, я прикажу то-то»[...]. У балкона стоял кабриолет моего отца, из которого только что выпрягли лошадь. Я села в кабриолет и кричу: «Когда я буду государыней, я буду кататься в таких кабриолетах!» Лев Николаевич схватил оглобли и вместо лошади рысью повез меня говоря: «Вот я буду катать свою государыню» («Моя жизнь», 1). , я прислала бы вам в день вашего рождения всемилостивейший рескрипт, а теперь, как простая смертная, просто поздравляю вас с тем, что вы в один прекрасный день увидели свет божий, и желаю вам долго еще, и если можно всегда, смотреть на него теми глазами, какими вы смотрите теперь.

Соня.

Первое и единственное письмо Софьи Андреевны к Льву Николаевичу до замужества, имеющееся в нашем распоряжении. Текст Софьи Андреевны — часть коллективного письма семьи Берсов к дню рождения Толстого за двадцать дней до того, как Толстой сделал предложение С. А. Берс — 16 сентября 1862 г. Кроме нее в письме писали ее отец, старшая сестра, брат, младшая сестра и мать: «В главе всех пишущих приношу Вам, любезный граф Лев Николаевич, мое задушевное поздравление с днем Вашего рождения и прошу Вас приехать к нам сегодня обедать и ночевать. В среду утром я собираюсь доставить вас в Москву, если вам угодно будет со мною ехать. Надеюсь, что добрый Лев Николаевич не откажется всех нас утешить, — подавно в такой день, который многих утешил появлением и теперешним вашим пребыванием на белом свете. — Итак, надеюсь, что до свидания. Ваш искренно любящий Берс» [отец, А. Е. Берс]. «Лев Николаевич, поздравляю вас с днем вашего рождения, и так как 28-го числа с вами всегда замечательное случается, то желаю вам, чтобы вы нынче, проснувшись, вдруг почувствовали, что вы большой. Ел. Берс» [сестра]. «Александр сын Андрея по прозванию бысть Берс кланяется графу, батюшке Льву Николаевичу, и желает им много лет здравствовать. А. Берс» [брат Александр]. «M-elle Tatiana Behrs a l’honneur de féliciter monsieur le comte Léon Tolstoy à l’occasion de l’anniversaire de sa naissance, et de lui souhaiter tout le bonheur possible dans ce bas monde» [«Татьяна Берс имеет честь поздравить графа Льва Толстого по случаю годовщины дня его рождения и пожелать ему всевозможного счастья в этой земной жизни»]. «В старину Левочка и Любочка танцовали в этот день, теперь же на старости лет, не худо нам вместе попокойнее отобедать в Покровском в кругу моей семьи, вспомнить молодость и детство. Л. Берс» [мать]. В своем дневнике от 28 августа Толстой записал, что Берсы прислали ему «букеты писем и цветов». В то время женихом С. А. Берс считался Митрофан Андреевич Поливанов (1842—1913), товарищ старшего брата С. А. Берс по корпусу. О претендентах на ее руку до замужества Софья Андреевна пишет в своих неопубликованных мемуарах (книга I): «Веселиться и танцовать

мне пришлось в жизни очень мало[...]. Всякое так называемое ухаживание меня пугало и я никогда не поощряла их, тем более, как бы наивно это ни было, но раз мы с Поливановым решили, что мы поженимся в далеком будущем, когда он кончит академию и сделает карьеру, то я уже считала себя связанной. Странно, что лично мне никто никогда не делал предложения; вероятно всякого отпугивал мой наивный страх перед всякими ухаживаниями. Когда мне было 16 лет, молодой сын аптекаря придворного [Александр, Карл или Николай — сыновья Карла Петровича Зенгера (1800—1872)] сделал мне предложение через сестру. Я так рассердилась, какая-то глупая, аристократическая гордость поднялась во мне, и я ей только ответила: «да вы, кажется, с ума сошли»[...]. Весной того же года, мы раз сидели на балконе дома Шиловского на Тверской, у тетеньки Шидловской, и пили все чай. Понемногу все разошлись, и я осталась одна на террасе с Давыдовым, кажется, Василием Денисовичем, сыном партизана. Ему было уже за 40 лет, у него был, как мне говорили, удар, и я его иногда встречала у тётеньки. Он мало говорил, но упорно смотрел на меня, и мне всегда это было неловко, и он совсем меня не интересовал. Я хотела уже уйти с террасы, когда вдруг он спросил меня: «Вам Вера Александровна ничего не передавала от меня?» — Ничего. — «Я бы хотел с вами поговорить»[...]. В это время вошла тётенька. Она хитро улыбалась и сказала мне: — Василий Денисович тебе делает предложение. — Что? — с ужасом сказала я, и прямо обратилась в бегство. Так я его никогда более не видела, и не знаю что сталось с ним впоследствии. [Василий Денисович Давыдов (1822—1892) — генерал-майор, был женат на Наталье Александровне Ивинской, имел трех детей в 1859 г.]. Стремление мое к идеализации сильно поколебал со временем наш русский учитель, медик студент Василий Иванович Богданов. Это был живой, способный малый, интересовавшийся всем на свете, прекрасный студент, умелый учитель и ловкий стихотворец. Он первый, как говорится, развивал нас, трех сестер. Он так умел интересно преподавать, что пристрастил прямо меня, ленивую девочку, например к алгебре и русской литературе, особенно к писанию сочинений. Эта форма самостоятельного изложения впечатлений, фактов, мыслей до того мне нравилась, что я писала длиннейшие сочинения с страшным увлечением. Раз он задал мне тэму чрезвычайно трудную: «Влияние местности на развитие человека»[...]. Уроки наши с Василием Ивановичем кончились довольно печально. Сестра моя, Лиза, 16-ти лет держала экзамен на звание домашней учительницы и, кончив экзамены, перестала заниматься с Василием Ивановичем. Остались мы две с сестрой Таней. Но она была гораздо слабее меня и на два года моложе. Приходилось заниматься с Василием Ивановичем вдвоем с глазу на глаз. Скоро вместо уроков стал он приносить мне философские книги материалистов: Бюхнера, Фейербаха и других. Он горячо толковал мне, что бога нет, что весь мир состоит из атомов и тому подобное. Меня это приводило в восторг, как нечто новое, простое, не сложное. Но недолго я исповедовала материализм: мне вдруг стало невыносимо грустно без религии, я не могла жить без молитвы... И вот я возненавидела своего учителя Василия Ивановича, тем более, что в один прекрасный день он, в числе многих стихотворений, написал мне объяснение в любви, а потом, став на колени, схватил мою руку и начал целовать. Я страшно рассердилась, расплакалась и пошла сначала в свою комнату смыть о-де-колоном поцелуи Василия Ивановича с руки, а потом пошла к матери и пожаловалась на учителя. Она спокойно посмотрела на меня сквозь очки и сказала: «ох, уж эти мне студенты». И когда пришел Василий Иванович сконфуженный и красный, она ему отказала и сказала мне, что больше русских учителей у меня не будет. Это очень меня огорчило. [В Яснополянском архиве С. А. Толстой сохранилось два рукописных стихотворения Богданова: «Я» и «Челнок»]. [В зиму 1861—1862 г.]

приехал в Москву из своего имения сын знакомого нам доктора-акушера Янихена, женатого на Мусиной-Пушкиной. Акушер этот лечил мою мать и был дружен с моим отцом. Красивый и богатый, этот Янихен имел совсем особенное положение в Москве, по связям, через свою жену. Старик Янихен сейчас же представил нам своего также красивого сына, приехавшего из Екатеринославской губернии, из своего имения, просить у родителей разрешения на женитьбу. Молодой Янихен стал часто бывать у нас; кроме того мы встречались на вечерах, танцовал он удивительно хорошо, особенно мазурку. Большой, широкоплечий, он так легко, неподвижно и плавно скользил по паркету, что мы все любовались им. Отношения мои к нему были самые простые, дружеские; он был ласков, прост и недалек; но когда мы встречались, мы оба были рады видеться. Вместо того, чтоб ехать жениться, молодой Янихен прожил всю зиму до весны в Москве. Никогда он мне не говорил ни слова о любви; но, например, на вечере у нас, он все только приглашал меня, и лицо его во время танца, когда я своими близорукими глазами могла видеть его близко, выражало столько нежности и чего-то сильного, даже страшного, что я начинала угадывать причину замедления его отъезда из Москвы. На вечере у нас я отказывала всем, кто приглашал меня на мазурку и, не получая до конца приглашения Янихена, стала бояться, что останусь без кавалера. Но как только маленький оркестр, состоявший из музыкантов Малого театра, заиграл мазурку, Янихен подошел ко мне, и так просто, ласково, протянул мне руку, сказав: «со мной», что я нисколько не удивилась, и радостно прошлась с ним первый круг мазурки. Подошла весна и мы стали собираться на дачу, а Янихен к своей невесте. Я уговаривала его скорее ехать и не огорчать ту, которой он обещал жениться[...]. Вечером, накануне нашего переезда, он пришел прощаться и просил у меня что-нибудь на память. Я дала ему какую-то книгу. Мы оба были грустны, но оба понимали, что ехать ему необходимо нужно. На другой день мы переехали на дачу, и я забыла Янихена[...], вдруг вижу вороные рысаки Янихена подъезжают к нашей даче. Я так и обмерла. — Зачем вы приехали? — вырвалось у меня поневоле[...]. «Еще раз взглянуть на вас»[...]. Когда я вышла замуж, он говорил Льву Николаевичу о любви его ко мне. Но он честно женился на своей невесте, и я никогда больше на встречала его в своей жизни. [Это сын врача Федора Ивановича Янихен и Серафимы Матвеевны, рожд. Мусиной-Пушкиной].

12

№ 2

1864 г. Апреля 23 вечером Я. П.

Я также акуратно и хорошо хотела описать тебе всё, что было в эти полтора дня у нас и с нами, но вдруг Серёжа2 Серёжа — Сергей Львович Толстой (р. 28 июня 1863) старший сын Толстых. До осени 1881 г. жил с родителями в Ясной Поляне. В 1881 г., выдержав экзамен на аттестат зрелости в Тульской гимназии, С. Л. Толстой поступил в Московский университет на отделение естественных наук, где по преимуществу занимался химией. В 1886 г. окончил курс кандидатом. Музыкальное образование первоначально получил у тульского учителя музыки А. Г. Мичурина, затем у профессора Московской консерватории Н. Д. Кашкина и исследователя русской народной песни В. П. Прокунина. Занимался сельским хозяйством в Ясной Поляне и самарском имении с 1884 по 1891 г., начиная с последнего года — в своем имении при селе Никольском-Вяземском. 10 июля 1895 г. женился на Марии Константиновне Рачинской, скончавшейся 2 июля 1900 г. В 1898—1899 гг. участвовал в деле переселения духоборов и ездил в Англию и Канаду в качестве агента переселения. С 1900 по 1908 г. был гласным Московской городской думы. В 1901—1904 гг. был гласным Чернского земства. 30 июля 1906 г. женился вторым браком на гр. Марии Николаевне Зубовой. В 1911 г. принимал участие в организации Толстовской выставки и затем — Толстовского музея. С этого же года состоял товарищем председателя, а затем председателем Толстовского общества в Москве. Был с 1919 по 1931 г. председателем Совета Товарищества по изучению и распространению творений Л. Н. Толстого. С 1912 г. по 1917 г. состоял председателем Комиссии по народному образованию при Обществе распространения технических знаний, заведывавшей курсами для рабочих (Пречистенскими курсами, при фабрике Тилле и др.). С 1921 по 1930 г. — научный сотрудник Государственного института музыкальной науки (ГИМН). В 1926—1928 гг. преподавал народную музыку Западной Европы на этнографических курсах ГИМНа, зимой 1928—1929 г. — в Консерватории, в 1929—1930 гг. — в Музыкальном техникуме имени Октябрьской революции. С. А. Толстая так охарактеризовала Сергея Львовича в «Моей жизни» под 1883 г.: «Мне часто было жаль его, что он молодой, как бы от конфуза и некоторой неловкости совсем не ездит в свет, а что, может быть, ему иногда и хочется веселья. Еслиб знал Серёжа с какой глубокой нежностью я часто смотрела на него, и как я его всегда горячо любила. Я гордилась и его университетскими и его музыкальными успехами и любила его деликатную душу, часто скрываемую под какой-то внешней брюзгливостью и даже иногда грубостью» (Рукопись, стр.422—423). С. Л. Толстой является автором ряда произведений, в том числе: «Тургенев в Ясной Поляне» («Голос минувшего» 1918, 1—4); «Л. Н. Толстой о поэзии Ф. И. Тютчева» (ТЕ за 1912 г.); «Юмор в жизни Л. Н. Толстого» (ТП, 3, М. 1923); «Ясная Поляна, путеводитель и описание»; «Федор Толстой американец» (ГАХН, М., 1926); «Мать и дед Л. Н. Толстого» («Федерация», М. 1928); «Л. Н. Толстой в 70-х годах» («Красная новь» 1928, IX); «Музыка в жизни Л. Н. Толстого» (Юбилейный сборник Толстовского музея, 1929), вышло на английском и немецком языках; «Л. Толстой и П. Чайковский» («История русской музыки, труды ГИМНа», 1925); «Les derniers jours de ma mère. Fragment inédit d’un journal intime» [«Последние дни моей матери. Неизданный отрывок из интимного дневника»] («Europe» 1928, №67, р. 497—511). Под редакцией С. Л. Толстого вышли 3 тома дневников С. А. Толстой (изд. Сабашниковых, М. 1928—1932). С. Л. Толстому принадлежит ряд музыкальных композиций. В сборнике «Звенья» №2 совместно с И. В. Ильинским опубликовал статью: «Квартет «Ключ» в романе «Война и мир» с приложением нот: «Ключ» («С тобой вдвоем») — для трех голосов с напева И. В. Ильинского.стал хрипеть, ему заложило грудь, и на меня нашел такой страх, я по обыкновению начинаю теряться и бояться. А без тебя еще страшнее и хуже. Употреблю все средства против простуды, бог даст не опасно. А ужасно, ужасно трудно мне и грустно, и страшно без тебя. Теперь он спит, а я беру на себя и всё тебе описываю. — Вчера, как ты уехал, я себя выдержала и не плакала. Но вдруг у меня будто бы стало очень много дела, я хлопотала бегала, суетилась, хотя нынче, спроси, что я делала, — я не знаю. Больше возилась с Серёжей и с рук его почти не спускала. Гулять не ходила, а вечером вязала. Когда же пришла в свою комнату и хотела, было, ложиться, так мне вдруг стало скучно, что я просидела два часа, писала, да не пошло́, плакала, и всю ночь потом почти не спала. А когда заснула, всё видела какие-то страшные сны и пугалась и просыпалась. В пять часов Дора3 Дора — сеттер, любимая охотничья собака Толстых.нас разбудила. Таня4 Таня — Татьяна Андреевна Берс (р. 29 октября 1846 г., ум. 8 января 1925 г.), младшая дочь А. Е. и Л. А. Берсов. Помнила Льва Николаевича с своего девятилетнего возраста, когда Толстой приезжал к Берсам на дачу «в военном мундире во время Севастопольской войны». Толстой навещал тогда Берсов, как «товарищ детства матери» (КМЖ, I, стр.52). В начале 1860хгг., когда Толстой стал, приезжая в Москву, чаще бывать в доме Берсов, он, по свидетельству самой Т. А. Берс, относился к ней, как к ребенку, «школьничал, как с подростком, сажал к себе на спину и катал по всем комнатам. Заставлял говорить стихи и задавал задачи» (КМЖ, I, стр.71). Когда Толстой был женихом, Т. А. Берс перешла с ним на «ты» в то время, как он продолжал «говорить Софье Андреевне «вы». В неопубликованном дневнике под 30 декабря 1862 г. Толстой записал: «Таня — чувственность. Соня трогает боязнью». Под 15 января 1863 г. читаем: «Таня прелесть наивности, эгоизма и чутья. Как она отнимет у Л[юбови] А[лександровны] чай или повалит ее. Люблю и не боюсь». После своей женитьбы Толстой с неизменным благорасположением и вниманием относился к Т. А. Берс, принимая близко к сердцу все обстоятельства ее жизни. По поводу получения письма от Татьяны Андреевны С. А. Толстая писала ей так 28 февраля 1865 года: «Лёвочка, прочтя, сказал: «какая славная девочка, со всех сторон, куда ни поверни, все хороша». Конечно я подумала тоже самое уже в тысячный раз в своей жизни» (не опубликовано; хранится в АК). Т. А. Берс в свою очередь относилась к Льву Николаевичу, как к самому близкому человеку. Она писала Льву Николаевичу 25 ноября 1865 г.: «Ты мне и лучший друг и второй отец, и всегда это так будет и я тебя очень, очень люблю, и где бы я не жила и не была, это никогда измениться не может» (не опубликовано; хранится в АК). Т. А. Берс послужила живой натурой Толстому в «Войне и мире», являясь прототипом Наташи Ростовой. А. Е. Грузинский пишет: «Образ Наташи до мелочей совпадает с Т. А. Кузминской» (Л. Н. Толстой, «Новые тексты из «Войны и мира», «Огонек», ч. I, стр.10). В 1867 г. Т. А. Берс вышла замуж за своего двоюродного брата, Александра Михайловича Кузминского. Толстой был против этой свадьбы, предполагая, что состоится брак Т. А. Берс с его другом Д. А. Дьяковым, в имении которого Татьяна Андреевна часто гостила. В течение двадцати пяти почти лет ежегодно Т. А. Берс, сначала девушкой, а потом с мужем и детьми, проводила лето в Ясной Поляне во флигеле. Л. Л. Толстой писал так: «у тёти Тани была способность, как у нас говорили, «поднимать вопросы» и, действительно, очень часто какой-нибудь своей самой неожиданной и крутой постановкой мысли она заставляла и Льва Николаевича и других доходить до интересных разговоров» («В Ясной Поляне», Прага 1923, стр.24—25). Т. А. Кузминская оставила о себе намять, как о талантливой исполнительнице романсов. Ей посвящено стихотворение Фета «Опять» («Сияла ночь. Луной был полон сад...»). И. Л. Толстой пишет: «Позднее, уже взрослым человеком, я часто задавал себе вопрос: был ли папа̀ влюблен в тётю Таню. И я думаю теперь, что да. Прошу читателя понять меня. Я разумею не пошлую влюбленность...., то чувство, которое, как мне кажется, отец испытывал к тёте Тане, французы называют «amitié amoureuse» [любовь и дружба]. И. Л. Толстой считает, что исполнение дуэтов Т. А. Кузминской с Ипполитом Нагорновым (братом мужа дочери М. Н. Толстой) послужило Толстому основным сюжетом для «Крейцеровой сонаты». И. Л. Толстой кончает так: «Ревновал ли тогда отец тётю Таню? Если можно ревновать мечту, то, конечно, да. С внешней стороны отношения отца с тётей Таней были чисто братские. Они были друг для друга Лёвочка и Таня и такими они и остались до конца. Мечта увяла, но не разбилась» (Илья Толстой, «Мои воспоминания», М. 1933. Второе издание, стр.63). Т. А. Кузминская является автором следующих работ, посвященных Толстому и лицам, с ним связанным: «Воспоминания о гр. Л. Н. Толстом в шестидесятых годах» (иллюстр. прил. к «Новому времени» 1908 №№11655 и 11659; было переиздано брошюрой); «Мои воспоминания о М. Н. Толстой» (иллюстр. прил. к «Новому времени» 1913, №№13543 и 13550; было переиздано брошюрой. Спб. 1914); «В Ясной Поляне осенью 1907 года» (иллюстр. прил. к «Новому времени» 1908 №№11530, 11534, 11544 и 11551; было переиздано брошюрой. Спб. 1908); «Мой последний приезд в Ясную Поляну» (о смерти и похоронах Толстого) («Новое время» 1910, 15 декабря, №12487); «Как мы жили в Ясной Поляне» («Родник» 1906, №№23, 24, стр.59—64); «Воспоминания прошлого (быль)» (Тип. Губернского правления. Орел 1885) [анонимно]; «Сестра и я» (печаталось в журн. «Семейные вечера»); «Отношение графа Льва Николаевича Толстого к войне вообще» (Птр. 1915); «Tolstoy et la guerre» («La Revue» 1917, №1—2); «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» (Три части в изд. Сабашниковых, первое издание М. 1925—1926, второе издание — М. 1927—1928). Кроме того Т. А. Кузминская написала: рассказ «Бабья доля» (проредактирован Толстым и напечатан в «Вестнике Европы» 1886, №4; отдельно издан «Посредником», М. 1886) и др. О Т. А. Кузминской см. статью В. В. Нагорновой, рожд. Толстой: «Оригинал Наташи Ростовой в романе «Война и мир». Молодость Т. А. Кузминской» (иллюстр. прил. к «Новому времени» 1916, №№14400, 14413, 14427 и 14434). После смерти Т. А. Кузминской в Ясной Поляне остался ценный архив, включающий обширную переписку Т. А. Кузминской с С. А. Толстой и рядом лиц, связанных Толстым и Ясной Поляной. Архив этот хранится в ГТМ. (она спала в гостиной) встала, оделась и выпустила ее на цепи. Но опять та же возня с собаками, и Дорку принесла Таня на руках. Потом ее заперли и увезли в Москву только в одиннадцать часов, тоже возились долго, от собак не могли отбиться.

Хотя я с пяти часов опять спала плохо, но встала в одиннадцать часов как будто я больна, так дурно мне было. Серёжа был и весел, и здоров, и мил. За чаем я узнала, что Николай5 Николай — Николай Михайлович Румянцев (1818—1893), бывший флейтист яснополянского крепостного оркестра. Служил до 1883 г. поваром, потом жил на пенсии. О нем см. Илья Толстой, «Мои воспоминания», М. 1914, стр.16; там же помещена его фотография.болен и не может даже готовить. Я пошла в кухню и простряпала всё утро. В кухню Таня принесла мне твое письмо6 Таня принесла мне твое письмо. В своем письме от 22—23 апреля Толстой, между прочим, писал: «у меня в ухе шумело и стало грустно о тебе (о Серёже меньшом я еще не жалею), и нашел страх, что я тебя оставил; потом заснул и видел во сне разные лица из моего романа [будущая «Война и мир»] [...]. Вот что: пожалуйста, ты без меня не попускайся — тебя в это втягивает Таня, — а действуй, как бывало в эти дни, когда ты сходишь к Мышке и играешь на фортепианах и только Серёжа отрывает тебя. Ежели Серёжа будет нездоров, пришли ко мне сейчас нарочного. Я прошу не сидеть, а ходить, для того, что иначе (я имею дерзость думать) тебе будет грустнее без меня» (ПЖ, стр.6—7).. Я так обрадовалась, что меня всю в жар бросило. Я читала и просто задыхалась от радости. В самом деле, точно ты давно уж уехал. Всё, что ты про Серёжу мне писал7 Всё, что ты про Серёжу мне писал. Сергей Николаевич Толстой (р. 17 февраля 1826 г., ум. 23 августа 1904 г.), — брат Толстого, с которым всю жизнь он был очень близок и находился в постоянной переписке. Сохранилось около 175 писем Льва Николаевича к брату. Учился в Казанском университете, откуда выбыл в 1847 г. Гр. С. Н. Толстой был женат с 7 июня 1867 г. на цыганке Марии Михайловне Шишкиной (1829—1919), прожив с ней восемнадцать лет до венчания. В своих «Воспоминаниях», написанных в год смерти С. Н. Толстого, Толстой так говорит о брате: «Серёжей я восхищался и подражал ему, любил его, хотел быть им. Я восхищался его красивой наружностью, его пением (он всегда пел), его рисованием, его веселием и, в особенности, как ни странно это сказать, непосредственностью его эгоизма. На днях он умер, и в предсмертной болезни и умирая, он был так же непостижим мне, и так же дорог, как и в давнишние времена детства. В старости, в последнее время, он больше любил меня, дорожил моей привязанностью, гордился мною, желал быть со мной согласен, но не мог и оставался таким, каким был: совсем особенным, самим собой, красивым, породистым, гордым и, главное, до такой степени правдивым и искренним человеком, какого я никогда не встречал» (Собр. соч. Л. Н. Толстого, под ред. Бирюкова, т. I, стр.290). Племянница С. Н. Толстого — Е. В. Оболенская — описывает гр. С. Н. Толстого так: «Он был обворожительным, но характер у него был тяжелый, несдержанный, вспыльчивый. Он был большим оригиналом. Он любил всё заграничное, особенно англичан; уже в зрелых годах самостоятельно выучился английскому языку, и любимым его чтением были английские романы. Он страстно любил пение — простое бабье пенье и цыганское. А под старость стал нелюдимым, подозрительным, почти не выходил из дому, избегал наемной прислуги. — Жил он чрезвычайно скромно, сам убирал свою комнату, чистил свое платье... Льва Николаевича он очень высоко ставил, любил, гордился им, но не разделял его политических и социальных взглядов» («Октябрь» 1928, кн.9—10, стр.207—208). Гр. С. Н. Толстой — прототип Володи «Детства, отрочества и юности». В 1863—1864 гг. Сергей Николаевич увлекался Татьяной Андреевной Берс. 20 января 1864 г. Лев Николаевич писал сестре М. Н. Толстой за границу о брате Сергее: «Под секретом скажу тебе. Он с Таней влюбились друг в друга и, как кажется, очень серьезно». Роман Сергея Николаевича с Татьяной Андреевной, кончившийся разрывом в 1865 г., послужил Толстому материалом для «Войны и мира» при изображении взаимоотношений князя Андрея и Наташи Ростовой. В настоящем письме С. А. Толстая имеет в виду следующие строки письма Льва Николаевича от 23 апреля из Пирогова: «После ужина я прошел в подробности по всему дому и узнал вещи Серёжины (разные мелочи), которых я не видел давно, которые знаю 25 лет, когда мы оба были детьми, и ужасно мне стало грустно, как будто я его потерял навсегда. И оно почти так [...]. Я спал внизу, должно, быть, на том диване, на котором Таня за ширмами держала его. И эта вся поэтическая и грустная история живо представилась мне. Оба хорошие люди, и оба красивые и добрые: стареющий и чуть ли не ребенок, и оба теперь несчастливые; а я понимаю, что это воспоминание этой ночи — одни в пустом и хорошеньком доме — останется у них обоих самым поэтическим воспоминанием, и потому, что оба были милы, особенно Серёжа. Вообще мне стало грустно на этом же диване и об обоих, и о Серёже, особенно глядя на ящичек с красками, тут в комнате, из которого он красил, когда ему было 13 лет; он был хорошенькой, веселой, открытый мальчик, рисовал, и всё бывало, пел разные песни, не переставая. А теперь его, того Серёжи, как будто нет» (ПЖ, стр.5—6)., так во мне отозвалось, что всё плакать хотела, и вдруг так я его полюбила, тоже и мне его жалко стало. Я очень рада твоему намерению писать8 Я очень рада твоему намерению писать. Л. Н. Толстой писал 23 апреля: «Еще я буду писать тебе каждый день, как нынче, — всё хоть с собой привезу; также и ты пиши пожалуйста; но не посылай по почте, не дойдет; а в субботу вечером вышли Якова» (ПЖ, стр.7)., — мы ни о чем не переговорили, мне не хотелось говорить тогда, потому что и так тяжело было расставаться. А теперь писать грустно, и я всё избегаю назвать тебя по имени, потому что как будто говоришь с тобой, а тебя нет, и еще скучнее. Вслед за твоим письмом привезли письма с почты: от С. Горсткиной9 С. Горсткина. — Софья Михайловна Горсткина, рожд. Кузминская (1842—1891), была замужем за Львом Ивановичем Горсткиным. С. М. Горсткина — сестра А. М. Кузминского, мужа Т. А. Берс., от Анеточки10 Анеточка — Анна Карловна Юргенс (р. 1843), дочь содержателя аптеки в Москве — Карла Петровича Зенгера (1802—1872) и Екатерины Кубе. Подруга Софьи Андреевны. (Письмо Зенгер к С. А. Толстой от 16 апреля 1864 г. хранится в АСТ)., от Иславина11 Иславин — Владимир Александрович Иславин (1818—1895), дядя С. А. Толстой, сын А. М. Исленьева и кн. С. П. Козловской, был членом совета министра земледелия и государственных имуществ. Этнограф. Автор книги: «Самоеды в домашнем и общественном быту» (Спб. 1847), Толстой усматривал в натуре Иславина сочетание «адуевщины» (тип из романа Гончарова) с «готовностью делать добро для других». В 1863 г. Толстой был в деятельной переписке с Иславиным, подбивая его участвовать в постройке винокуренного завода в Никольском-Вяземском. Иславин уклонился от предложения Толстого. — Письмо, которое переслала С. А. Толстая мужу, вероятно от 13 апреля (год не проставлен); в нем Иславин сообщает о стоимости разных препаратов для винокуренного завода.и Серёжи. Последние посылаю тебе. Верно письмо Серёжи12 письмо Сережи. Не сохранилось. на тебя подействует хорошо. Я ему так обрадовалась, что сказать тебе не могу. Всё-таки нравственно ему лучше, и я нынче как-то так раздражена, что всё очень принимаю к сердцу. Не сердись, что мы распечатали. Это письмо было радостно для всех и потому только я не раскаиваюсь, и, если тебе неприятно, то раскаиваюсь и прошу прощения. — Серёжа кашляет очень дурно; я совсем начинаю унывать и завтра пошлю и за доктором и к тебе, если ему не будет лучше.

24. После обеда.

У нас всё просветлело, и меня мучает, что ты едешь и ужасно беспокоишься о нас всех. Я тебе скоро всё лично буду рассказывать, и пишу, чтоб время прошло скорее и всё-таки как будто говорю с тобой. Что это только было вчера, я вспомнить не могу! Совершенно неожиданно, сидим за чаем, вдруг Серёжа закашлял, я встала, посмотрела, мне показалось, что ничего особенного. Потом всё пошло сильнее; я писала, услыхала опять кашель, пошла в детскую и тут его начало душить. С первых минут я совсем растерялась, не помню даже ничего об окружающих. Он кашлял как из бочки и задыхался13 Он кашлял как из бочки, и задыхался. «Это был сильный ложный круп» (прим. С. А. Толстой)., но я скоро опомнилась, хотя всё плакала. Одно знаю, что было очень серьезно и верно опасно, и все, особенно Таня и Татьяна Александровна14 Татьяна Александровна — Т. А. Ергольская (р. в 1792 г., ум. 20 июля 1874 г.), троюродная сестра отца Толстого, Николая Ильича; была воспитана бабкой Льва Николаевича, Пелагеей Николаевной Толстой, будучи сиротой с малолетства. После смерти жены отец Льва Николаевича хотел жениться на Ергольской, она же отклонила брак, но обещала посвятить себя воспитанию детей Николая Ильича. До конца жизни прожила в доме у Толстых в Ясной Поляне. Лев Николаевич описал ее комнату в «Семейном счастьи», как комнату матери героя романа, Татьяны Семеновны (см. вариант №9 — «Юбилейное собрание сочинений Толстого», т. V, стр.181). В «Воспоминаниях детства» Л. Н. Толстой писал так: «Третье после отца и матери, самое важное в смысле влияния на мою жизнь была тётенька, как мы называли ее, Т. А. Ергольская [...]. Когда я стал помнить ее, ей было уже за сорок, и я никогда не думал о том, красива или некрасива она. Я просто любил ее, любил ее глаза, улыбку, смуглую, широкую, маленькую руку с энергической поперечной жилкой. Я сказал, что тётенька Татьяна Александровна имела самое большое влияние на мою жизнь. Влияние это было, во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем своим существом заражала меня любовью. Я видел, чувствовал, как хорошо ей было любить, и понял счастье любви. Это первое. Второе то, что она научила меня прелести неторопливой, одинокой жизни». В письме к М. Н. Толстой от 20 января 1864 г. Лев Николаевич писал: «Тётинька Татьяна Александровна все дороже и дороже становится нам, потому что чувствуешь, что она не долго с нами останется». (Письмо не опубликовано, хранится в ГТМ). С. А. Толстая отзывалась так: «Она старого воспитания с странными правилами и высокой нравственностью» (письмо Т. А. Берс от 27 марта 1864 г., не опубликовано)., очень испугались. Хочется мне похвастаться, что я хорошо распорядилась, и, если ты скажешь, что дурно, то я верно с тобой соглашусь. Я послала за Иваном Ивановичем15 Иван Иванович — И. И. Орлов, приказчик; из духовного звания, окончил Тульскую духовную семинарию. Был учителем в школе Крапивенского уезда, бывшей в ведении Толстого. Прослужил у Толстых 28 лет в качестве управляющего имением Никольское-Вяземское (до 1890 г). Злоупотреблял спиртными напитками. Сохранился ряд хозяйственных писем Толстого к И. И. Орлову (хранятся в АТ); два из них опубликованы в «Красной нови» 1928, сентябрь, стр.209—210.и просила его немедленно ехать к Шмигаро16 Шмигаро. — Сигизмунд Адамович Шмигаро, главный врач Тульского оружейного завода., а, если он не поедет, то привезти какого бы то ни было доктора, и кроме того велела позвать к себе Кондратия17 Кондратий — Кондрат Пименов (р. 1798), бывший дворовый Толстых, в 1859 г. отпущен на волю.. А Дуняше18 Дуняша, рожд. Банникова (ум. 1879) — дочь дядьки Толстых, Николая Дмитриевича и Арины Игнатьевны Банниковых; жена Алексея Степановича Орехова. О ней: Илья Толстой, «Мои воспоминания», 1914, стр.12. Была горничной Т. А. Ергольской.велела сделать маленький горчишник и припарки, о которых напомнил Кёллер19 Кёллер — Густав Федорович Кёллер, немец, привезенный Толстым в Яснополянскую школу во время его путешествия по Германии. Первоначально преподавал в школе рисование и черчение. В 1864 г. был учителем у С. Н. Толстого, воспитывая его сына, Григория Сергеевича. Позднее — учитель немецкого языка Тульской гимназии.. (Он, повидимому, принимал большое участие.) Дала Серёже масла касторового, положила горчицу. Еслиб ты только видел, как он был жалок. Плакал, задыхался, горчица его щипала; он сучил ножками и хватался всё за мои волоса, серьги, воротник, точно он в меня влезть хотел или просил, чтоб его спасли. Я всё держала его на руках, и чем больше он мучился, тем живее мне представлялись его щелчки, его любовь ко мне, все его мины и я думала, что он умрет. Вспомнила еще, что ты бы отнял его у меня и сердился бы на меня, а я бы отдала бог знает что, чтоб ты всё-таки был со мной. Думая о смерти Серёжи, мне еще стало страшнее без тебя. Ты не можешь вообразить этого чувства осиротелости, которое я испытываю без тебя и испытала, особенно вчера с больным Серёжей. Я стала придумывать, как бы скорее тебе дать знать. Пришел Кондратий, оказалось, что верхом он проездит сутки и даже больше; к тому же у него не оказалось вида, а то я его хотела послать на перекладной20 На перекладной — езда с перепряжкой почтовых лошадей на каждой почтовой станции.. Таня говорит: «пошли Алексея21 Алексей — Алексей Степанович Орехов (ум. 1882), камердинер, позднее — приказчик и управляющий в Ясной Поляне. Из Яснополянских крепостных; в качестве камердинера сопровождал Толстого в Севастополь.». Он согласился, и вот мое распоряжение. Слава богу, что напрасно послали; хуже бы, еслиб не напрасно. А ты мне ужасно нужен, я так измучилась и отдохнуть не с кем. Таня и тётенька Татьяна Александровна были ужасно милы. Их любящие натуры высказались вполне. Таня всё бегала: по дворне, к работникам, распоряжалась от моего имени, не спала всю ночь, только часа три, и помогала во всем, хотя сама дрожала и плакала от страха, а Татьяна Александровна была и бодра, и добра, и своим настоящим участием меня просто поддерживала. А очень мы все перепугались. Тётеньку Полину22 Тётенька Полина — Пелагея Ильинична Юшкова (1801—1875). Когда Толстому было тринадцать лет, в виду смерти воспитывавшей его тётки, он вместе с братьями и сестрой перешли на попечение другой своей тетки, П. И. Юшковой, жившей в Казани. Там Толстой прожил с 1841 по 1847 г. По отзывам лиц, знавших ее, у нее, человека недалекого, внешняя светскость совмещалась с культом предрассудков и диких понятий (см. статью Н. Загоскина «Студенческие годы Л. Н. Толстого», «Исторический вестник» 1894, январь). После кончины мужа жила в Тульском женском монастыре, потом совсем переехала в Ясную Поляну, где и умерла. я не видала; она объелась и спала всю ночь препокойно, только ходила в палатку и отпивалась мятой. Прости за грубость и злость на нее. —

После горчишников и масла Серёжа заснул, но дышал страшно всю ночь. Я продолжала класть ему припарки и он проспал всю ночь распеленутый, такой трогательный и милый, в самых милых детских позах. Тётенька Татьяна Александровна и я, мы à la lettre* буквально ни минуты не заснули. Я всё его сторожила, как бы он не задохнулся, а тётенька всё навещала. Никто и не раздевался. Еще я растерла его теплым маслом, но не могла никак добиться, чтоб он спотел. Как много я передумала в эту ночь, как любила тебя, как я хорошо понимала и чувствовала, какой ты отличный и как я тебя люблю. Лежала я на кушетке и всё прислушивалась, не едет ли доктор. Несколько раз я сбегала на крыльцо посмотреть не едет ли доктор и всякий раз Кёллер выходил из кабинета и спрашивал: Wie geht der Kleine?».* Как здоровье маленького? Он тоже не раздевался и не тушил свечи. В пятом часу явился Иван Иванович и с ним какой-то толстый белокурый доктор. Доктора я проводила в детскую и спросила, кто это у Ивана Ивановича. Оказалось, что Шмигаро не поехал, а что это Виганд23 Виганд. — Эдуард Ильич Виганд (р. 1826), доктор медицины, был врачем в Тульской гимназии, впоследствии — главный доктор Оружейного завода в Туле.. И то заманили его насилу. Он всё отговаривался, что у нас лечит Шмигаро и что он не поедет. Виганд дал Серёже в три приема 85 антимониальных капель, поставил не к груди, как мы, — а к спинке горчицу и дал сыроп, который очень помогает от кашля. Опять я ужасно мучилась: бедный Серёжа страшно метался; его тошнило, рвало, он всё лежал у меня на плече и хватался за меня. Как жалок был, ты вообразить не можешь! Но душить его перестало, дышал он всё лучше и лучше и заснул совсем покойно. Мы все до одной души собрались пить чай, было совсем светло и шесть часов. Все успокоились, я видела, что прошла опасность, но всё меня мучил его кашель и дыханье, и до сих пор я не совсем покойна. Ел он хорошо, спал порядочно и слабило хорошо. А его нежность ко мне сводит меня совсем с ума. Мне всё хочется плакать, да и нервы расстроены, может быть, оттого. Он похудел и стал еще больше похож на тебя. Тебя я не вижу и мне всё хочется в его личике увидать твои черты и найти сходство. Когда уехал доктор, я легла и спала часа полтора в детской. Всё мне представлялось в тумане, и ночь прошедшая, и природа вся, и люди; — ты знаешь, как после бессонной ночи, а когда я думала о тебе, то ужасная пустота, скука и всё, кажется, как будто не для меня, что я умерла и что только здоровье Серёжи и ты опять меня оживят. И до сих пор это чувство. Серёже делалось всё лучше и лучше, тётенька спала, Таня бегала везде: и в сад, и еще куда-то, а я всё у Серёжи, и всё с самыми радостными, но тревожными мыслями о тебе. Часа в три мы все опомнились, умылись, оделись; Кёллер поехал в Тулу, Серёжа уж стал играть и смеяться и я села есть. Потом опять в детской; любовь Серёжи ко мне, меня так и тянет к нему. В четыре с половиной часа обедали, а потом, с моего позволения, Иван Иванович с сыном и Таня поехали верхом кататься. Они и третьего дня ездили ловить лошадей крестьянских на наших лугах, но ничего не поймали. Я пошла нынче после обеда к Мышке24 Мышка — вероятно Ольга, дочь Родиона Егоровича Егорова, вышедшая замуж за Семена Яковлевича Базыкина; была очень маленького роста.и опять я для всего мертвая, как будто. Погода была чудесная, всего часа полтора, особенно ярко блестела на солнце трава, мне это в глаза бросилось. Мышки дома не было; я вернулась домой и встретила Ивана Ивановича, Таню и Анатоля25 Анатоль — Анатолий Львович Шостак (ум. 1914), сын Льва Антоновича и Екатерины Николаевны, рожд. Исленьевой, впоследствии получил фамилию Исленьев-Шостак; окончил Александровский лицей, впоследствии черниговский губернатор, тайный советник и камергер. С. А. Толстая называла его пустозвоном (письмо к Т. А. Берс от 23 мая 1863 г., не опубликовано). К 1863 г. относится увлечение Т. А. Берс Шостаком, который приходился ей троюродным братом. Сближение произошло в Петербурге весной 1863 г., куда Татьяна Андреевна ездила с отцом. После этого Шостак приезжал в Ясную Поляну в июне того же года и усиленно ухаживал за Татьяной Андреевной, одновременно гостившей у Толстых. Лев Николаевич, которому не нравились отношения Шостака к Татьяне Андреевне, добился того, что Шостак принужден был покинуть Ясную Поляну. В петербургских кругах, однако, говорилось, что виновата во всем эпизоде Татьяна Андреевна, которая вела себя легкомысленно. (По письмам Кузминского к С. А. Толстой, хранящимся в АТ). С осени того же года наметилось сближение Татьяны Андреевны с Сергеем Николаевичем. Эпизод увлечения Татьяны Андреевны Шостаком послужил Толстому материалом для описания романа Наташи Ростовой с Анатолем Курагиным, который в первых черновых набросках «Войны и мира» назван Анатолем Шимко. — Настоящее письмо является единственным свидетельством того, что Анатолий Львович был в Ясной Поляне вторично уже после того, как налаживался роман у С. Н. Толстого с Т. А. Берс, и продолжал с последней свой флирт. Это обстоятельство вносит корректив в описание событий, как они изображены в воспоминаниях Татьяны Андреевны, и рисует ее поведение в несколько ином свете. . Таня была блестяща просто. В бархатной курточке, в своей шляпке с пестрыми перышками, беленькая, свеженькая, — прелесть. Немножко завидно было и я подумала, что и ты ею поразишься, страшно немножко стало. А я дурная с измятым лицом, жалкая, чересчур не элегантная пешеходка. — Дома, пока Серёжа спал, пописала, потом он оторвал меня, потом я опять писала и пишу до сих пор. Его кладут спать, я отпущу няню, и сама продежурю до твоего приезда. Я жду тебя непременно нынче в ночь. Приедешь-ли? Я не дождусь, кажется, тебя, а как хочется увидаться скорее с тобой.

Месяц и год отсылки письма определяется ответным письмом Толстого. Письмо писано С. А. Толстой в имение Пирогово, куда Толстой ездил по хозяйственным делам владельцев имения, брата и сестры Толстого — Сергея Николаевича и Марии Николаевны, в связи с отъездом последних за границу. С. А. Толстая пометила к серии писем, писанных в апреле 1864 г.: «Эти три дня подробного описания моей жизни без Льва Николаевича[...] были им мне заказаны. Это не письма, а дневник, который я охотно вела, как бы всё время общаясь с ним». В это время С. А. Толстая, прожив полтора года в Ясной Поляне, имела уже ребенка десяти месяцев. Позднейшая надпись С. А. Толстой на оригинале: «1863 год» — ошибочна.

В тот же отъезд Л. Н. Толстого в Пирогово С. А. Толстая продолжала ему писать, — это дальнейшее письмо, писанное в два присеста, 25 апреля, нами не воспроизводится.

23

№ 3

1864 г. Августа 10 Понедельник. Я. П.

Боюсь, что письмо это не дойдет уже до тебя; ты, может быть, уж будешь возвращаться26 будешь возвращаться. Толстой решил с охоты проехать дальше в Никольское-Вяземское.; но всё-таки пусть лучше пропадет, чем не писать, когда всё таки, может быть, и получишь. Веселого мало: Серёжа всё нездоров. Удивляюсь я его бессоннице. Вечером до двенадцати часов не спит, а потом всю ночь вскрикивает и плачет. По вечерам оглядывается, всё что-то высматривает и всё издает те звуки, которые он произносит при виде лошадей. Понос продолжается по семь раз в сутки и очень жидко. Нынче, верно, была боль в животе, потому что он очень кричал и ножками сучил. Я покуда только грею ему припарки и больше ничего. Тётеньке я вчера обрадовалась27 Тётеньке я вчера обрадовалась. Т. А. Ергольской. — Толстой писал из Пирогова Софье Андреевне 9 августа: Тётинька первое слово сказала,больше, чем сама думала. Так она меня хорошо, добродушно и ласково встретила и видно, что искренно. Что это за горе мне будет, когда ее не будет на свете. Я ее очень люблю. Таня мне тоже ужасно стала чужая28 Таня мне тоже ужасно стала чужая. Лев Николаевич писал так 9 августа: «Было бы очень хорошо всё, ежели не присутствие Серёжи и Тани, которое дает натянутость и неискренность всем отношениям. Это пение, выходы на балкон и всё мне ужасно неприятно. Вся эта история много портит мне жизнь. Постоянно неловко и боишься за них обоих[...]. У Серёжи с Таней что-то было, — я вижу по признакам, и мне это очень неприятно. Ничего, кроме горя, и горя всем, от этого не будет. А добра не будет ни в каком случае» (ПЖ, стр.10—11). . Мне точно так же, как и тебе, так неестественно, и неловко, и неприятно, когда они с Серёжей. Когда-то это всё кончится! Нынче она за чаем стала рассказывать, что про тебя дурного говорил Серёжа и что она с ним согласна. Что ты бестолков, что у тебя нет верного слова, я не могла удержаться, чтоб не наговорить ей неприятного. Но ей всё равно, что стакан воды выпить. Так она в эту историю с Серёжей много потеряла деликатности, самолюбия, чувства такта, которое в ней было так сильно.

Твое письмо меня так обрадовало29 Твое письмо меня так обрадовало. Письмо от 9 августа. Толстой писал: «Вчера я возвращался в Пирогово с мыслью, что я нынче еду назад в Ясную: так мне стало страшно за тебя и Серёжу, которого видел во сне. И мне досадно было, что тётенька не едет и не уехала[...]. Может я нынче найду письмо в Черни. Испортился я совсем. Ты говоришь, я забуду. Ни минуты, особенно с людьми. На охоте я забываю, помню об одном дупеле; но с людьми — при всяком столкновении, слове — я вспоминаю о тебе, и всё мне хочется сказать тебе то, что я никому, кроме тебя, не могу сказать (ПЖ, стр.11). , что передать тебе не могу. Они приехали в ту самую минуту, как я садилась за свой одинокий обед. Я его побежала читать в свою комнату, и даже стыдно было, — всё время от радости смеялась. Уж сколько раз я его перечитывала! Мне тебя даже не жалко, что ты испортился, так я рада, что ты меня всё помнил и что я тебе недоставала. А домой тебя не вызываю, я рада, что нынешний раз я не выхожу из себя от скуки и страха насчёт Серёжи, и рада, что ты из Пирогова30 из Пирогова. Имение Крапивенского уезда Тульской губ. в 32 верстах от Ясной Поляны. Принадлежало раньше троюродному дяде Толстого, Александру Алексеевичу Темяшеву, давало дохода в год до 70 тысяч рублей. По разделу между братьями Толстыми в 1847 г. часть имения перешла к Марии Николаевне Толстой, другая часть досталась Сергею Николаевичу Толстому. не приехал домой. Раз расстались, надо уж сделать дело, чтоб не расставаться во второй раз. Жаль, что опоздал на охоту, а то бы ты повеселился. Щенят я очень кормлю; белый стал еще больше. Ивану Ивановичу я очень внушала про посев; он уверял, что уже распорядился давно точно так, и нынче уж сеят. Рассказывал мне с гордостью, что у него не было довольно народу работать, он и поехал ночью лошадей ловить и, в виде штрафа, заставил работать, по одной и по две десятины вязать. — Серёжа сейчас встал и еще слабило уже в пятый раз, а теперь только половина двенадцатого. Я ему всё грею припарки. Когда Серёжа спит, я нигде себе места не нахожу, так и тянет всё к тебе, и всё я тебя жду, как будто ты только ушел не надолго. Серёжа очень скучен нынче, не знаю, от погоды это или от того, что ему хуже. У нас проливной дождь, но, кажется, не надолго. Я немного удивилась, что ты так поздно выехал в Никольское31 Никольское — Никольское-Вяземское, имение Толстых Чернского уезда Тульской губ., заключавшее около 1200 десятин; в 100 верстах от Ясной Поляны. Принадлежало брату Льва Николаевича, Николаю Николаевичу Толстому, а после его смерти в 1860 г. перешло к Л. Н. Толстому. После раздела между детьми Льва Николаевича досталось в большей части Сергею Львовичу Толстому.; ведь это было на третий день после твоего отъезда из Ясной. Жаль, что тебе даже не было весело. Лёвочка, куда ты дел Машенькины письма32 Машенькины письма. Мария Николаевна Толстая (1803—1912), единственная сестра Толстого, с 1847 г. была замужем за своим троюродным братом, Валерианом Петровичем Толстым. По соседству с имением ее мужа «Покровское» жили Фет и Тургенев. Последний, заинтересонанный литературными опытами Толстого, стал бывать у М. Н. Толстой. Первый шаг к знакомству с Толстым был сделан Тургеневым в Покровском: оттуда Тургенев впервые обратился с письмом к Толстому, находившемуся тогда в Крыму. В 1857 г. гр. М. Н. Толстая разошлась с мужем, после чего жила в Пирогове, владея частью именья, а затем уехала за границу. Две зимы (1861—1862 и 1862—1863 гг.) провела в Алжире. В 1861 г. увлеклась шведом, Гектором-Виктором де Клееном, ставшим ее гражданским мужем. По возвращении в Россию, после смерти гр. В. П. Толстого в 1865 г., переехала в Покровское. Впоследствии гр. М. Н. Толстая поселилась в Шамардинском монастыре Калужской губ., где в 1891 г. постриглась в монахини. К ней в Шамардино Толстой прежде всего направился, когда уехал 28 октября 1910 г. из Ясной Поляны. — Е. В. Оболенская характеризует свою мать, М. Н. Толстую, так: «Вообще характер матери был трудный[...]. Она была капризной, раздражительной и, как очень нервная, несдержанной[...]. Нежности в ее характере не было, но мы знали, что она горячо нас любит» («Моя мать и Лев Николаевич», «Октябрь» 1928, кн.9—10, стр.226 и 234). — С. А. Толстая отозвалась так в письме к Т. А. Кузминской от 13 февраля 1900 года: «У нас гостит Марья Николаевна и на сколько она может быть приятна, когда она спокойна и довольна, на столько она невыносима, когда она приходит в ворчливое и суетливоеиз-за границы. Мы вчера искали их весь вечер, чтоб ей их послать с лошадьми, и не могли нигде найти. Неужели ты потерял их? — Первую жертву я сыну сделала, что не поехала с тобой. Мне теперь весело думать о том, как бы мы с тобой вдвоем, совсем одни куда-нибудь поехали пожить, как молодые. Но теперь это уж кончено, никогда этого не будет. Серёжа меня ужасно измучил своей продолжительной болезнью. Просто не дает отдохнуть даже. Всё понос, понос и понос! Я уверена, что я просто не умею его воспитывать, но что же мне делать! Когда ты что-нибудь решительное говоришь на счет его, я как будто сержусь, а в душе ужасно рада и дорожу всем, что ты говоришь. И теперь, верно, ты что-нибудь сказал бы дельное, а я теряюсь и не знаю, на что решиться. Я очень часто думаю и не могу себе объяснить, какое чувство имеешь ты к Серёже. Уж верно не такое, какое я, — как любишь ты его? У меня всё только страх и сожаление к нему. Я не могу вообразить себе, что завтра, может быть, ты приедешь. Это было бы очень хорошо, да плохо я на это надеюсь. До вчерашнего твоего письма меня всё мучило, что последнее время между нами была какая-то холодность, особенно с твоей стороны, и даже неловкость, но письмо твое так просто, так хорошо, что все эти мысли прошли. Мне вчера так всё опять показалось весело, после твоего письма. И время, прожитое без тебя, сократилось, и болезнь Серёжи как будто не стала так опасна, и всё, всё стало лучше, как будто ты сам побывал дома. Я говорю с твоей стороны, а с моей я такие тебе сделала две неприятности, что теперь и стыдно, и ужасно грустно вспомнить. Чем больше я с тобой живу, тем тяжелее мне делается всякая гадость, которую я тебе сделаю. Я всё бы писала тебе, да боюсь опоздать, почта отойдет; и потому цалую тебя покуда, и уж больше не жди от меня письма; всё равно оно тебя не застанет, пожалуй. А если ты не приедешь завтра в ночь, я еще беспокоиться не буду, только с 15-го начну беспокоиться. Прощай, милый, может быть, мне привезут нынче от тебя письмо. Если ты не приедешь и поехал к Фету33 к Фету. Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин) (1820—1892), лирический поэт. Жил по соседству с имением Толстого Никольское в имении «Степановка» Мценского уезда, Орловской губ. Был женат на Марии Петровне, рожд. Боткиной. Находился в постоянной переписке с Толстым до 1881 года. С 1856 года — начала знакомства Фета с Толстым — до нас дошло 158 писем Толстого к Фету, из них многие напечатаны в воспоминаниях Фета: А. А. Фет, «Мои воспоминания», М. 1890, ч. I—II. Сын Толстого Лев Львович так пишет в своих воспоминаниях: «Из всех руских писателей чаще всего посещал Ясную в пору моего детства Фет, друг моего отца еще до его женитьбы, наилучше его понимавший и ценивший. Почти ежегодно Фет приезжал с своей женой в Ясную, и мой отец всегда искренно был рад его видеть. Мой отец писал и рассказывал Фету, как верному другу, всё, что лежало у него на сердце. Он очень ценил поэзию своего друга и ряд стихотворений он цитировал наизусть» (Статья Л. Л. Толстого в «Figaro» от 12 февраля 1923 г.). Сам Лев Николаевич писал Фету так 28 июня 1867 г.: «Я свежее и сильнее вас не знаю человека. Поток ваш всё течет, давая тоже известное количество ведер воды — силы, — колесо, на которое он падал, сломалось, расстроилось, принято прочь, но поток всё течет и, ежели он ушел в землю, он где-нибудь опять выйдет, и завертит другие колеса» (опубликовано Фетом). Несмотря на изменение взглядов Толстого и всё возраставшую реакционность убеждений Фета, отношение первого к последнему не изменилось до конца жизни поэта; имеются лишь неодобрительные отзывы Толстого по поводу юбилея Фета в 1889 г., в связи с которым Фет домогался камергерства; в октябре 1892 г. незадолго до смерти Фета Толстой писал жене так: «Скажи ему, чтоб он не думал, как он иногда думает, что мы разошлись. Я часто испытываю это, и с ним особенно, что люди составят себе представление о том, что я должен отчуждаться от них, а сами отчуждаются от меня» (ПЖ, стр.428). Отзывы С. А. Толстой в её дневниках таковы: под 16 июля 1865 г. она записала — «он немного напыщенный»; 23 декабря 1890 г.: «Получила очень и напишешь, что вернешься не прежде 15-го, я тебе еще напишу в среду. Не получишь, так не беспокойся.

Письмо писано Льву Николаевичу во время его поездки в Чернский уезд: он поехал на охоту в Пирогово, а оттуда через Чернь в свое имение Никольское-Вяземское. Данному письму С. А. Толстой предшествовало другое, утраченное, о получении которого Толстой так писал 9 августа: «А я-то тебя как люблю. Голубчик, милый. Всю дорогу ехал до Черни и думал: нет, непременно произойдет какая-нибудь путаница с письмами, и я не получу в Черни. Приезжаю, и бывший прикащик Томаса — какое милое лицо у этого прикащика — говорит: а вы не изволили получить письма? Нет. А я так проголодался, занялся супом, что еще не спросил. Какое письмо милое, и ты милая; я спокоен, и по письму вижу, что ты не в веселом, но в очень хорошем состоянии» (ПЖ, стр.13—14; неверно датировано 12 августа).

как мы тебя оставили одну, и сказала, что поедет. Я подговаривался, чтоб она ехала на другой день, но она не сказала, когда» (ПЖ, стр.10).

Иван Иванович — И. И. Орлов, управляющий.

состояние и грустно в ней видеть, по мере приближения к концу, возрастание житейских забот. Закупка вещей, провизии, разных платков, белья — всё это ее занимает бесконечно, всё это ей куда как важней душевного состояния. Религия же всё больше и больше принимает у нее характер суеверия, мистицизма и обожания или священника, или старца, или иконы. Потом еда сладкая тоже играет у нее роль. Я очень ее люблю, но очень устала от нее» (не опубликовано; хранится в АК). В 1865 г. С. А. Толстая писала сестре: «[Серёжа] говорил, что у Машеньки скука, она графиня, а сидит в кресле и читает уроки о нравственности[...]. Вообще я Машеньку не долюбливаю». Лев Николаевич приписал к этим строкам: «Напрасно. Всё это так кажется, только когда не в духе. А было и будет всем вместе хорошо, весело, и Машенька очень много хорошего имеет». (Неопубликовано; хранится в АК.) Толстой изобразил свою сестру в образе Любочки из «Детства, отрочества и юности». О ней см. Бирюков «Гр. М. Н. Толстая» («Русские ведомости» 1912, №83); И. Толстой «М. Н. Толстая» («Русское слово» 1912 г., от 10 апреля). Он же «Памяти Марии Николаевны» («Новое время» 1912 г., от 12 апреля; здесь же некролог Д. П. Маковицкого, посвященный М. Н. Толстой; Т. Кузминская «Мои воспоминания о гр. Марии Николаевне Толстой», Спб. 1914. — По поводу запроса о «Машенькиных письмах» в письме С. А. Толстой, Лев Николаевич писал только что вернувшейся из-за границы Марии Николаевне: «Ты на меня сердилась поделом за то, что я забыл твои письма. Меня это мучило верно столько же, сколько и тебя. Удивляюсь, что они не нашли их на столе. Чтоб загладить свою вину, посылаю тебе два письма, только что полученные мною нынче» (письмо от 14 августа 1864 г.; не опубликовано; хранится в ГТМ).

льстивое и почти влюбленное письмо от Фета, и мне это было приятно, хотя никогда ни крошечки не любила его, и он был мне скорее неприятен» (ДСТ, I, стр.92 и 158). 22 мая 1891 г.: «Был Фет с женой, читал стихи — всё любовь и любовь, и восхищался всем, что видел в Ясной Поляне, и остался, кажется, доволен своим посещением, и Лёвочкой, и мной. Ему 70 лет, но своей вечно живой и вечно поющей лирикой он всегда пробуждает во мне поэтические и несвоевременно молодые, сомнительные мысли и чувства» (ДСТ, II, стр.42). Фет посвятил С. А. Толстой пять стихотворений: «Когда стопой слегка усталой», «Когда так нежно расточала», «И вот портрет! И схоже и не схоже», «Пора, — по влаге кругосветной», «Я не у вас, я обделен». В неопубликованном письме 1870-хгг. Фет писал Толстому: «Жаль, если вы не вполне знаете, как хорошо в вашем оазисе. Тут все спелось. Отнимите графиню с ее прелестными волосами и глазами, отнимите детей: Илью-богатыря или Лёвочку, боящегося «Лесного царя», и все разрушено. Дай бог, чтобы это всё долго, долго так было» (хранится в АТ).

34

№ 4

1864 г. Августа II вторник вечером Я. П.

Мне нынче что-то так взгрустнулось, милый Лёвочка, вся моя бодрость пропала, и так захотелось скорей, скорей увидаться с тобой. Это всё сделало твое милое письмо, твоя ко мне любовь и то, что нам всё делается лучше и лучше жить на свете вместе. Мне грустно стало, что ты еще не скоро воротишься; к тому же Серёжа мой всё нездоров, а причина тому та, что корова больна. У ней так болят ноги, что она даже ходить не может. Но всё это случается как будто нарочно. Он так хорошо стал поправляться; надо же такое несчастье. Ходит он без боли, безо всякого жилиния, но очень жидко и часто. Спал нынче хорошо и ест порядочно. Нынче весь день гуляет, потому что погода чудесная, тепло и тихо. Мой день провела я вот как: встала, как и все дни, в восемь часов, спала первую ночь отлично, потому что Серёжа спал хорошо; потом послала в Ясенки34 Ясенки (Ясенецкая станция). В то время почтовая станция, в 5 верстах от Ясной Поляны, с конца 1860-хгг. — станция М. -Курской жел. дор., ныне переименована в Щекино.Таню. Она привезла мне твое письмо35 Она привезла мне твое письмо. — Письмо от 9 августа из Черни. , а я всё утро убирала все книги, твои и наши, перетерла их все, вымыла полки и очень устала. Это до моих родов я убираю их в последний раз; работа не легкая. Потом вообще на меня нашел дух порядка и я всё стала убирать. До обеда рисовала и идет очень плохо, но на этот раз хочу выдержать характер и кончить начатое. Обедала ровно в четыре часа. Дворецкий наш очень исправен, мы тоже. Потом я гуляла с Серёжей и была по всем садам. Караульщик солдат был вчера пьян и он препротивный; Кондратий старик пьян постоянно, — и я Ивану Ивановичу говорила, чтоб он на всё это обратил внимание. Пушкин обирает с Кузьмой персики36 Пушкин обирает с Кузьмой персики. Пушкин — тульский торговец, покупавший фрукты по окрестным имениям. Кузьма — садовник при оранжерее. Персиковые деревья существовали в Ясной Поляне до 1867 г.и сливы, и Кузьма очень деятелен, исключая огородной части. Все твои приказания я передала Ивану Ивановичу37 Все твои приказания я передала Ивану Ивановичу. Толстой писал 9 августа из Черни: «Еще скажи ему [Орлову], чтобы лучше землю (самую навозную), 2 десятины, он бы не засевал, а оставил под пшеницу, которую привезут из Никольского. В выборе земли пусть он спросит совета . Жаль, что лучшие десятины нынче уж засеяли, твое письмо шло очень долго. Еще вчера вечером Таня ездила, и письма не было. Теперь я буду брать скоро ванну, а ложусь я в десятом часу, потому что вечера без тебя и Серёжи очень грустны и длинны. Серёжа опять стал бледен и такой у него больной, слабый вид. Насчет Серёжи большого я говорила с Таней. Она говорит, что он сказал то же самое, что ты, т. е., что ты был какой-то озабоченный и растерянный, что ему хотелось поговорить с тобой о деле, но что тебе было не до того, что он думал, нет ли какого дурного известия из Ясной. А в Пирогове ничего не было и он был весел, и с Таней ничего не было, она мне слово дала, что ничего не было и даже не намекали ни на что друг другу. А с Таней я нынче много говорила откровенно. Она очень жалуется на тебя, что ты очень о ней дурного мнения, что ты с ней не хорош, считаешь ее страшной кокеткой и что она при тебе всегда растеряется и ей неловко. Конечно, она чувствует, что всё это не даром, и она заслужила, но не сознается. А я прямо всё сказала, что я думаю и что у меня на душе, и она была рада моей откровенности.

С. А. Толстая. С фотографии 1863 г.

С. А. Толстая
С фотографии 1863 г.
Гос. Толстовский музей в Москве

Тётенька наша38 Тётенька наша — Т. А. Ергольская. всё похаживает по дорожкам с зонтиком и всё хочется ей съесть: и персики, и петуха, и яблоки. Она очень в хорошем духе и добра. А нынче так трогательно рассказывала про старину, про смерть всех близких ей, и, знаешь, как всегда — голос у ней немного дрожал и она была в таком трогательном волнении. Я покуда рисовала, а Таня тоже слушала. Лёва, милый, кабы ты скорей приехал. Я уже мечтаю, не застанет ли тебя это письмо в Черни, на возвратном пути. Я не поняла, что это значит, что я не думаю ехать к Фету и Киреевскому39 я не думаю ехать к Фету и Киреевскому. Николай Васильевич Киреевский (1797—1870). Ему принадлежало имение Шаблыкино Карачевского уезда, Орловской губернии. Владел огромным состоянием. Страстный охотник и гитарист; вел постоянно журнал своей охоты. С 1834 по 1837 г. — карачевский предводитель дворянства. Дом его, похожий на дворец, состоял из нескольких десятков комнат: отличался широким гостеприимством, причем гости его пользовались полною свободою: жили сколько хотели, и некоторые уезжали, даже не видев хозяина (из биографии Киреевского, помещенной в «Сборнике биографий кавалергардов», 1801—1826, там же портрет его). Будучи на охоте у Киреевского в 1865 г., Толстой описал его в письме к Софье Андреевне так: «Приехал я [...] утром к Киреевскому. Он уже встал. Меня отвели, не спрашивая, кто я и зачем, в комнату, спросили, чего я хочу, чаю, кофе. Куча грязных лакеев в передней встают всякий раз, как ты проходишь. Он — ограниченный, честный, твердый человек, исключительно охотник. Из всех его рассказов три четверти принадлежат охоте [...]. 29-го мы поехали после завтрака в 7 экипажах на скверных упряжках и лошадях, но все с отличными собаками и ружьями, и с такой важностью и степенством, как будто мы ехали на важнейшее дело в мире. Правду сказать, мне здесь дороже охоты этот охотничий мир и стариковский» (письмо от 31 июля 1865 г. см. ПЖ, стр.46—47, где письмо неверно датировано 1 июня). Толстой изобразил некоторые черты Киреевского в «Войне и мире» в лице дальнего родственника Ростовых (дядюшки — «чистое дело — марш»), страстного охотника и гитариста («Война и мир», т. II, часть 4, глава VII по изд. 1886 и сл. годов). — Киреевский написал: «40 лет постоянной охоты. Из воспоминаний охотника». Второе изд. М. 1875. a moin qu’il n’arrive quelque chose d’extraordinaire.* Лишь бы не случилось что-нибудь необыкновенное. Но что же может случиться особенное? Ну, прощай, завтра утром напишу еще и пошлю это письмо. Цалую тебя, милый.

Датируется на основании пометы «вторник вечером» и связи с предшествующим письмом, датированным 10 августа. [«Понедельник»].

Тимофея старосты. Еще скажи ему, чтоб он посмотрел саженый клевер, — не перепустить бы его, т. е. как бы головки не свалились. Еще семянной же клевер за рощей, надо обирать. Послать туда 10 девочек и Соню с ними, если хорошая погода, и щипать головки, класть в фартуки, а из фартуков в телегу» (ПЖ, стр.15).

45

№ 5

1864 г. 22 ноября. Воскресение. 10 ч. вечера Я. П.

Только что уложила свою девочку40 уложила свою девочку. Татьяна Львовна Толстая (р. 4 октября 1864 г.) — старшая дочь Толстого. Художница. Ученица Репина. С 1899 г. замужем за Михаилом Сергеевичем Сухотиным (1850—1914). В 1922 г. организовала школу рисования и живописи. В 1923—1925 гг. была директором Толстовского музея в Москве. С 1925 г. живет за границей, в настоящее время — в Риме. Первый свой литературный труд — детский рассказ «Учитель музыки» опубликовала в журнале «Игрушечка» 1891 г., №11 под псевдонимом Ольги Болхиной. В разных периодических органах напечатала ряд очерков (посвященных Тургеневу, Н. Н. Ге и др.), которые объединены в ее сборнике «Друзья и гости Ясной Поляны». М. 1923. Ей принадлежат также следующие публикации: «Как мы с отцом решили земельный вопрос» (ТТ, I, стр.45—62); «Из дневника Т. Л. Толстой», ТП, 1923, III, «Sur la mort de mon pére» [«О смерти отца»] («Europe» 1928, №67, p. 395—472); ее письмо о завещании и литературном наследии Толстого опубликовано М. А. Стаховичем в статье «Tolstoy’s posthumous works» («The Russian Review» 1913, may, №2). При ее содействии и с ее предисловием вышел на немецком языке том избранных писем Толстого к жене (Leo Tolstoy, Briefe an seine Frau. Herausgegeben v. D. Umansky. Eingeleitet von T. Suchotine-Tolstaja, 1925). Большинство писем к Татьяне Львовне Л. Н. Толстого опубликовано в сборнике «Современные записки» (Париж 1928, №XXXVI)., милый Лёвочка, и теперь засела писать тебе, пока не засну над письмом. Девочка что-то очень бунтовала, а у мальчика сильный понос нынче, т. е. шесть раз, хотя он ночь спал очень хорошо. Может быть это к лучшему, а впрочем очень грустно всё-таки. Оспа начинает краснеть, но оспы я не боюсь. Вот тебе рапорт о твоих собственных детях, больше о них сказать нечего. Теперь спят, как херувимчики, а няня на лежаночке пьет чай41 а няня на лежаночке пьет чай. Татьяна Филипповна; няньчила еще Льва Николаевича. О ней Толстой писал в своих «Воспоминаниях детства»: «Няню Татьяну Филипповну я помню потому, что она потом была няней моих племянниц и моего старшего сына. Это было одно из трогательных существ из народа, которые так сживаются с семьями своих питомцев, что все свои интересы переносят в них и для своих семейных представляют только возможность выпрашивания и наследования нажитых денег».. Как-то тебя застанет это письмо? Хорошего я ожидаю мало, дай бог тебе только силы всё получше перенесть. Завтра посылаю за телеграммой к Серёже и на телеграфную станцию; жаль, что мы не условились, куда ты пошлешь телеграмму. Лёва, голубчик, пожалуйста, пиши мне всю истинную правду; я знаю, что после восьми недель очень трудно и больно, и, пожалуй, опасно вправлять вывих, но надеюсь, что всё-таки кончится все хорошо. Ты о нас не думай, а, главное, думай о себе, лечись хорошенько, может быть в Петербурге есть специалисты лучше, чем в Москве. Теперь верно ты уже приехал, если карета довезла исправно и не сломалась нигде. То-то Берсы наши тебе рады были42 То-то Берсы наши тебе рады были. Лев Николаевич останавливался в Москве в Кремле у родителей Софьи Андреевны А. Е. и Л. А. Берсов. Андрей Евстафьевич Берс (р. 9 апреля 1808 г., ум. 1 мая 1868 г.), сын аптекаря, врач Московской дворцовой конторы. По окончании университета А. Е. Берс в 1822 г. с семьей родителей И. С. Тургенева поехал в Париж. Вернувшись из Парижа, где он провел два года, поступил на службу в сенат. Считался модным доктором. Получил дворянство в 1843 г. Состоял сверхштатным врачем московских театров, откуда его знакомство с театральным миром. Сохраняя связь с семьей Тургеневых, часто бывал в Спасском. От В. П. Тургеневой у него была внебрачная. Я совсем переношусь к вам с тех пор, как воображаю тебя уже не в дороге, а в Кремле. И легче мне стало, не так грустно. Вот как ты уехал нынче, пришла я к деткам и как посмотрела в кроватки, так и прошло то маленькое чувство досады на них, которое испытывала, когда прощалась с тобой. Девочка сейчас же проснулась и я долго сидела, кормила ее и всё думала о том, что я очень счастливая, благодаря тебе и что ты мне много хорошего внушил. Спала я очень дурно на этой кушетке, а утром ушла наверх, где стало так скучно, что я заснуть не могла. Машенька43 Машенька — М. Н. Толстая; гостила в то время в Ясной Поляне.переходить ко мне не хочет. Мысль, что везде дует, в двери и окна, так глубоко вкоренилась в нее, что ей кажется, что в мою дверь дует, а у ней зубы болят. Пусть делают, как хотят, а ей было бы удобнее. Об отъезде она, слава богу, не говорит. Я очень рада, и боюсь, что она оттого уедет, что ей неудобно. Дети сегодня целый день смотрели картины44 Дети сегодня целый день смотрели картины. Дочери М. Н. Толстой. Старшая — Варвара Валерьяновна (1850—1921) была замужем за Николаем Михайловичем Нагорновым. Варвара Валерьяновна была любимойи приходили в восхищение, а я нынче весь день писала45 я нынче весь день писала. В автобиографии С. А. Толстой читаем: «Перед отъездом из Ясной Поляны он [Лев Николаевич] всегда оставлял мне работу переписыванья» («Начала» 1921, №1, стр.145).; надеюсь скоро кончить, и пользуюсь просто всякой секундой времени, чтоб написать хоть одно слово, — всё подвигается. Как кончу, — перешлю немедленно. Хотела я тебе напомнить, что ты сам говорил. Не читай никому своего романа46 Не читай никому своего романа. Толстой повез в Москву первые главы своего романа «1805 год» (так первоначально называлась первая часть будущего романа «Война и мир»). В бытность свою в Москве Толстой отказался от мысли издать «1805 год» особой книгой и продал законченную первую часть в «Русский вестник». , никому, кто может быть судьей тебе. Помни, что тебя уже не раз сбивали, а теперь дело серьезное, кто-нибудь скажет глупость, а ты к сердцу примешь. Если тебе что понадобится переписать, дай мамаше, она славный писарь, да и охотно будет писать. Что Таня, заботится ли она о тебе? Как иногда страшно подумать, как ты далек от нас и как много может теперь быть с тобой разных неприятностей.

Лёва, Якова я нынче отправила, но вообрази, что он не понял, что я ему говорила про лечебницу, и отправился прямо к Серёже47 отправился прямо к Серёже. С. Н. Толстой имел квартиру в Туле. . Серёжа сказал ему: «ну, брат, мы завтра с тобой вместе поедем в лечебницу». Я этому очень рада, и уведомлю тебя, что с ним сделают. Завтра его привезут домой, я за ним посылаю. Я хочу начать гулять. Постоянная сидячая жизнь в детской, в духоте меня совсем притупила и нравственно и физически. Нынче я почувствовала себя такою вялою, притупленною и так захотелось мне чистого воздуха, что я, несмотря на эту морозную, ясную, бесснежную погоду, начну ходить гулять. Надо освежиться и поднять нервы. А то, пожалуй, без тебя опустишься и труднее будет переносить свое одиночество.

Вчерашний вечер и наше с тобой прощанье, — твой отъезд, всё это мне представляется теперь как сон, такая я сама-то была сонная и в неестественном, напряженном состоянии. А как нам хорошо было последнее время, так счастливо, так дружно, надо же было такое горе. Грустно без тебя ужасно и всё приходит в голову: его нет, так к чему всё это? Зачем надо всё также обедать, зачем так же печи топятся и все суетятся и такое же солнце яркое и та же тётенька, и Зефироты48 Зефироты. Так в доме Льва Николаевича называли девочек М. Н. Толстой — Варю и Лизу. Название это, надо полагать, литературного происхождения. В газете «Северная пчела» 1861 г., №75 от 1 апреля был напечатан шуточный фельетон «Зефироты», в котором описывались странные существа — полу-люди, полу-птицы, появившиеся в Северной Америке. Автором этого анонимного фельетона был кн. В. Одоевский. С. А. Толстая несколько иначе рассказывает о происхождении этого прозвища. Она пишет: «Прозвание, данное сначала сестре Тане и мне, потом племянницам Льва Николаевича — Варе и Лизе. Крестная мать Марии Николаевны, тульская монахиня [Марья Герасимовна], приехав в Ясную Поляну, рассказывала, что в газетах напечатано о прилетевших Зефиротах, не то птицах, не то драконах. Лев Николаевич шутя говорил про нас и племянниц: «Жили мы с тётенькой тихо, вдруг прилетели Зефироты и все перевернули»., и всё. Я нынче весь день внизу, писала изо всех сил49 Я нынче весь день внизу, писала изо всех сил. Переписывала «Войну и мир» (примечание С. А.). и это рассеивает.

Конец письма утрачен. Письмо писано в Москву, куда Толстой поехал на операцию. 26 сентября 1864 г. Лев Николаевич во время охоты, по дороге в соседнюю деревню Телятинки, упал с лошади и вывихнул себе плечо. Тульские врачи правили ему руку неудачно, поэтому 21 ноября Толстой отправился в Москву, чтобы посоветоваться с московскими докторами. Падение с лошади Л. Н. Толстого описано С. А. Толстой в ее письме к Т. А. Берс от 1 октября 1864 г., а также С. П. Арбузовым (Гр. Л. Н. Толстой. Воспоминания С. П. Арбузова. М. 1904, стр.4 и сл.).

дочь В. Н. Богданович-Лутовинова, по мужу Житова (1833—1900), составительница мемуаров «Семья И. С. Тургенева» («Вестник Европы» 1884, XII). С 1842 г. А. Е. Берс был женат на дочери А. М. Исленьева, Любови Александровне Иславиной, познакомившись с нею проездом в Орловскую губернию. Благодаря присущей ему мнительности, Толстой во время жениховства относился к А. Е. Берсу боязливо (дневниковая запись под 8 сентября 1862 г.: «Андрей Евстафьевич в своей комнате, как будто я что украл»). Но вскоре установились очень дружественные отношения между Толстым и Берсом, о чем свидетельствует сохранившаяся переписка. А. Е. Берс с интересом следил за литературной деятельностью Толстого и помогал ему в получении нужных материалов и в издательских делах. В статье «Как писался роман «Война и мир» М. А. Цявловский пишет: «В первоначальной стадии работ Толстого над романом, в деле розыскания и собирания материалов, обожавший Льва Николаевича, добрейший Андрей Евстафьевич всячески старался помочь, чем только мог» (ТТ, 3, М. 1927, стр.131). В «Моей жизни» С. А. Толстая пишет: «Тяжелое осталось впечатление и от болезни и от настроения моего отца за последние годы моей жизни дома. Это вечное ожидание ночных посещений моего отца к матери и его крики — расстраивали наши нервы и омрачали наши юные души. Мы очень любили мать, больше отца, и жалели ее очень. Но когда я на днях [в 1904 г.] перечитывала письма моего отца ко мне и ко Льву Николаевичу, меня поразила эта его глубокая нежность к нам, эта радость за наше счастье, эта готовность во всем помочь нам, как-нибудь нам услужить, несмотря на постоянное недомогание и большое количество дел и больных. Что-то было такое широкое, великодушное и щедрое в его натуре и характере» (I, стр.101). А. Е. Берс был страстным охотником и любителем собак. Как-то в последние годы своей жизни Лев Николаевич, вспоминая А. Е. Берса, сказал: «Это был чрезвычайно прямой, честный и вспыльчивый человек», а потом, понизив голос и после некоторой паузы, прибавил: «и большой ловелас» (сообщение М. А. Цявловского со слов Т. А. Кузминской). — Жена А. Е. Берса Любовь Александровна (1826—1886), рожд. Иславина, дочь Александра Михайловича Исленьева и кн. Софьи Петровны Козловской, рожд. гр. Завадовской. С. А. Толстая писала о матери в своих мемуарах в связи с своим замужеством: «Моей матери тогда было 37 лет, и она была красива, стройна и с удивительным цветом лица. Нежно-розовые щеки, синие жилки на висках, белый лоб с очень тонкими морщинками. И большие, продолговатые, очень черные глаза. Волосы тоже черные, очень тонкие и вились сами собой [...]. Мы, две дочери, наследовали ее цвета, но не наследовали ее величавого спокойствия, ее осанки» («Моя жизнь», I, стр.100). Кузминская писала о матери: «Хозяйственные заботы и частые дети поглощали всю жизнь Любови Александровны. Всех детей нас было тринадцать человек [...]. Мать была серьезного, сдержанного и даже скрытного характера. Многие считали ее гордой. Она была очень самолюбива, но не горда» (КМЖ, 1846—1862. М. 1925, стр.36). С. А. Берс пишет: «Моя покойная матушка рассказывала мне, что, описывая свою первую любовь в произведении «Детство», он [Толстой] умолчал о том, как из ревности столкнул с балкона предмет своей любви, которая и была моя матушка, девяти лет от роду, и которая после этого долго хромала. Он сделал это за то, что она разговаривала не с ним, а с другим. Впоследствии она, смеясь, говорила ему: «Видно, ты меня для того в детстве столкнул с террасы, чтобы потом жениться на моей дочери» (С. А. Берс, «Воспоминания о гр. Л. Н. Толстом», Смоленск 1894).

племянницей Толстого. В 1857—1858 гг. он изобразил ее в «Сказке о том, как другая девочка Варенька скоро выросла большая». В. В. Толстая помогала Толстому при писании им «Азбуки» и «Книг для чтения». Сохранился ее девичий дневник, очень литературно написанный с любопытными записями о Толстых (не напечатан). Другая дочь М. Н. Толстой — Елизавета Валерьяновна (1852—1935), была замужем за кн. Л. Д. Оболенским. Составила воспоминания о Толстом, опубликовав часть их под заглавием: «Моя мать и Лев Николаевич» («Октябрь» 1928, №№9—10). В своей автобиографии С. А. Толстая записала о В. В. и Е. В. Толстых: — «Эти милые девочки на всю жизнь остались моими нежно любимыми подружками; и теперь мы разницу лет уже давно не чувствуем».

Яков — Яков Васильевич Цветков (1848—1921), охотник, ездивший с Львом Николаевичем,

Толстой писал в ответ 27 ноября: «За обедом позвонили, газеты; Таня все сбегала, позвонили другой раз — твое письмо. Просили у меня все читать, но мне жалко было давать его. Оно слишком хорошо, и они не поймут, и не поняли. На меня же оно подействовало, как хорошая музыка и весело, и грустно, и приятно — плакать хочется. Какая ты умница, что пишешь, чтобы я никому не давал читать романа; ежели бы даже это было не умно, я бы исполнил потому, что ты хочешь» (ПЖ, стр.21).

56

№ 6

1864 г. 25 ноября, среда. Я. П.

Вечером.

Нынче получила обе телеграммы50 Нынче получила обе телеграммы. От 24 и 25 ноября. Текст первой таков: «Тула. Графине Толстой. Екатеринин день помешал. Отложено до завтра. Еще советуюсь с Иноземцевым. Общее здоровье лучше». Второй: «Решил поступить по совету Рудинского, он отсоветовал ломать, говоря почти справлена и улучшится много гимнастикой». (Телеграммы не напечатаны; хранятся в АТ.), милый Лёвочка. Вчера телеграмма получена была уже после отъезда Семёна, — линия была занята, и Кёллер, которому ее принесли, прислал нынче51 Кёллер, которому ее принесли, прислал ее нынче утром. Г. Ф. Кёллер жил в то время уже в Туле.утром, а другую привез сейчас Семён. Не знаю, радоваться или сокрушаться. Конечно, приятно мне, что ты избегаешь больших страданий и опасности даже, но грустно также, что уж кончено; ни прежней силы, ни мускулов, ни свободных движений, ничего не будет. Еще грустно, что, так как ты будешь лечиться гимнастикой, то тебе долго нельзя будет вернуться домой, надо лечиться с выдержкой, последовательно и долго. Ну да что, это пустяки, только бы не даром прошло всё это, а была бы польза. Я рада, что общее здоровье твое лучше, это главное. Как скучно, что до сих пор нет от тебя писем. Твоим духом на меня повеет, когда прочту твое письмо и это меня много утешит и оживит, да и подробности-то, главное, я все узнаю, что говорили доктора и как ты смотришь на все эти передряги с рукой. Очень ли тебя всё это огорчает или нет. Серёжа всё говорит о твоей руке с каким-то разочарованием, но все рады, что тебя не будут ломать. Нечего просить тебя, чтоб ты мне писал обо всем подробно, ты, верно, сам меня не забываешь. А я то вчера, сумасшедшая, обвиняла тебя, что нет телеграммы52 А я то вчера, сумасшедшая, обвиняла тебя, что нет телеграммы. 24 ноября С. А. Толстая писала: «Не знаю, что и думать, что вы со мной делаете; нынче Семён весь день ждал телеграммы, а ее не было; завтра посылаю опять. Я в ужасном горе и тревоге. Точно меня бьют, бьют, и я всё желаю, чтобы было больнее, чтобы поскорее это кончилось. Мне представляется бог знает что: всевозможные бедствия и случаи. Неужели никому в голову не пришло, что мне будет ужасно, если я не получу телеграммы?» . Прости меня, Лёвочка, я была так встревожена и огорчена; какую я нынче ночь провела гадкую. Думала, думала, так в голове стало спутано всё и тяжело. Расстались таки мы с тобой, пришлось и горе испытать, не всё же радоваться. А это настоящее горе, серьезное, которое тоже надо уметь перенести. Как то вы все там поживаете? Хорошо ли тебе? Ты обо мне не думай, ты всё делай, что тебе весело. И в клуб езди, и к знакомым, к кому хочешь; я теперь насчёт всего так покойна, так счастлива тобой и так в тебе уверена, что ничего в мире не боюсь. Это я тебе говорю искренно и самой приятно в себе это чувствовать. У нас всё по-старому, без малейших перемен. Я всё сижу внизу, тут мое царство, мои дети, мои занятия и жизнь. Когда приду наверх, мне кажется, что я пришла в гости. Серёжа, когда я приду, встает, без меня шутит и врёт, а при мне всё церемонии и натянутость, хотя он и любезен и хорош со мной. Чувствуется мне, что я им всем чужая; странно, — чужая твоим родным; что все они любят и дороги друг другу, а на меня смотрят снисходительно и ласково, как на воспитанницу в доме. Все очень добры и участие большое принимают во мне, но всё это как то не то. Без тебя я тут не при чем, — такие уж у меня дикие мысли, — при тебе я чувствую себя царицей; без тебя — лишней. Все, кто меня любит — теперь в Кремле, и я постоянно с вами живу, вся моя жизнь, — исключая детей, — всё там. Тётенька53 Тётенька — Т. А. Ергольская.самая родственная и самая добрая. Она никогда не меняется, — всё та же. Боюсь, что тебе немного неприятно будет, что я говорю тебе так, но ты, Лёва, для меня всё равно, что я сама, так просто и естественно мне говорить тебе всё, что у меня на душе. Ты не думай, мы все очень дружны, но так мне нынче показалось. Я пришла к ним в гостиную, они все в кружке сидят, работают, читают, болтают; Серёжа лежит на диване, Лиза54 Лиза — тринадцатилетняя Е. В. Толстая. у него сидит на ногах. Когда я вошла, Серёжа вскочил, пошли фразы — скучно, я и ушла. Точно я им помешала. — Списывать тебе я еще не кончила, что делать, не до того было. Завтра кончу непременно.

Девочка моя очень беспокоилась, она горит от оспы, у ней принялись одна на одной руке и три на другой. У Серёжи, кажется, не принялась, хотя няня и уверяет, что примется. У него всё еще довольно сильный понос, верно потому оспа и не примется. Понос этот меня не очень тревожит. Он довольно весел, спит и ест хорошо, но слабит его до шести раз в сутки и очень дурно. Ничем не лечу и даю одно молоко и куриный суп, который ест плохо. Вообще в детской у нас почти совсем исправно, а что и не исправно, бог даст пройдет. Напиши, милый Лёвочка, когда ты думаешь, будет возможность приехать. Кажется уж так давно, что ты уехал. Как здоровье папа́? что его трубочка?55 Как здоровье папа́? Что его трубочка? В октябре 1864 г. А. Е. Берсу делали операцию трахеотомии, в результате чего сделали искусственное горло, вставив ему трубочку (канюлю).Грустно, что нет от вас всех писем. Взяла этот большой лист, хотела писать много, но рука так устала от списыванья, что просто трудно даже ею двигать. Тебе, верно, интересно знать про Якова56 Тебе, верно, интересно знать про Якова. Толстой отвечал 1 декабря: «Что Яков? какой дурак, что убежал из больницы: не переставайте следить за ним» (ПЖ, стр.28).. В больнице он лежать не захотел и ушел оттуда. Ему хотели отрезать палец, он не дался ни за что. Это будет ужасная история; у него вся рука уже опухла и всё больно очень. Мы всё о нем наведываемся, да делать-то не знаем что. Какой глупый народ, — ужас просто. Того и гляди, что сделается Антонов огонь. Без тебя с ним не сладишь. Может быть, и так пройдет, да навряд-ли. Всё это очень дурно. О хозяйстве твоем не знаю ничего. Только говорят, что всё благополучно и хорошо. Старосту я нынче видела57 Старосту я нынче видела. Василий Ермилов Зябрев (1826—1880), был помощником управляющего в экономии имения Толстых. ; — только и разговору с ним было, что он требовал купить два топора, а то повар с немцем подрались. Григорий столяр сделал флинтусы, завтра купят войлок и краску и, может быть, натянем клеёнку без тебя, если я ни в чем не затруднюсь; я этого очень желаю. — Здоровье всех нас, больших, хорошо, только у Машеньки болели зубы, а теперь лучше. Все сидим, как закупоренные, даже дверей, боже сохрани, отворять. Я сижу оттого, что еще шубка не готова, завтра ее привезут, и я начну гулять. — Как будут тебя лечить гимнастикой? Вероятно, пассивной, а не активной гимнастикой, а то ведь ты руки поднять не можешь. Что сказали про ямку сзади, про выдавшуюся кость спереди и про шишку, которую я ощупывала? Понравились ли тебе доктора? Как бы мне хотелось знать всё поподробнее. Что Таня, исполняет ли мои поручения относительно тебя, и соблюдает ли тебя довольно хорошо. Так как тебя не ломали и ты всё в том же положении, то, верно, ты и выходишь; пиши так подробно мне, как дневник. Где бываешь, кого видишь, всё, всё. Прощай, друг милый; будь здоров, покоен, весел. Я спешу кончать, потому что Таня моя ворочается что-то. Теперь, кажется, опять заснула.

Как хорошо всё, что ты мне оставил списывать. Как мне нравится вся княжна Марья!58 Как мне нравится вся княжна Марья! Марья Болконская из «1805 года», прототипом которой Толстой взял свою мать.Так ее и видишь. И такой славный, симпатичный характер. Я тебе всё буду критиковать. — Князь Андрей, по-моему, всё еще не ясен. Не знаешь, что он за человек. Если он умен, то как же он не понимает и не может растолковать себе свои отношения с женой. Старый князь59 Старый князь — князь Н. А. Болконский, из романа «Война и мир».очень тоже хорош. Но мне первый, которым ты был недоволен, нравился больше. Я уж из того составила себе в голове идеал, который не подходит к теперешнему князю. Сцена отъезда князя Андрея60 Сцена отъезда князя Андрея. Имеется в виду гл. XXVIII (последняя) первой части первого тома романа (по изд. 1886 г. и всем последующим).— очень хорошо, и с образом княжны Марьи — отлично. Мне было такое удовольствие это списывать. Пишешь ли ты в Москве? Был ли у Каткова?61 Был ли у Каткова? Михаил Никифорович Катков (1818—1887), публицист; первоначально — либерал, со времени польского восстания — выразитель дворянско-монархической реакции. Был редактором «Московских ведомостей» и «Русского вестника». До «1805 года» в Катковском «Русском вестнике» Толстой опубликовал: «Семейное счастье», «Казаки» и «Поликушку». — Толстой сообщил Софье Андреевне 27 ноября: «Потом пришел Любимов от Каткова. Он заведует «Русским вестником». Надо было слышать, как он в продолжение, я думаю, двух часов торговался со мной из-за 50 рублей за лист и при этом, с пеной у рта, по-профессорски смеялся. Я остался тверд и жду нынче ответа. Им очень хочется, и вероятно согласятся на 300 руб., а я, признаюсь, боюсь издавать сам, хлопот и с типографией, и, главное, с цензурой» (ПЖ, стр.21).
Толстой писал Софье Андреевне 1 декабря: «Как в житье нашем сказалось, что нам дома не надо, а достаточно одной детской, так и в жизни, с тех пор, как вырос большой, вижу, что никого не нужно, кроме пяти-шести человек самых близких людей[...]. Я вчера объяснял Тане, почему мне легче переносить разлуку с тобой, чем бы это могло быть, если бы у меня не было писания. Вместе с тобой и детьми (я чувствую однако здесь, что я их еще мало люблю) у меня есть постоянная любовь или забота о моем деле писания. Ежели бы этого не было, я чувствую, что я бы не мог, решительно, пробыть дня без тебя, ты это верно понимаешь, потому что то, что для меня писание, для тебя должны быть дети[...]. Я всегда податлив на похвалу, и твоя похвала характера кн. Марьи меня очень порадовала» (ПЖ, стр.26—27).
На счет денежных дел скажу тебе, что оттисками не бери. Все, кто получает «Русский вестник», не купят книжки, а это большая часть людей денежных, которые выписывают журнал. Лучше погоди, может, сам напечатаешь.

Это не мое дело, я знаю, да так в голову пришло.

Лёвочка, милый мой друг, когда-то я увижу тебя? Всё ли еще с удовольствием думаешь ты о нашем житье в Ясной, не понравилось ли тебе в Москве? Не думаю. А мне даже Ясная опостылела без тебя. Никуда мне не хочется выдти из детской, ничего не хочется делать. Но ты не думай, я не опустилась. Я очень всё-таки деятельна и бодра. Ну, уж теперь решительно прощай. Цалую тебя крепко. Теперь уж когда буду писать, пошлю рукопись. Должно быть это будет в субботу. Дай бог тебе всего хорошего. Береги себя, ради бога. Помни нас с детками.

Твоя Соня.

Этому письму предшествовали два других — от 23 и 24 ноября, — в настоящем издании они не воспроизводятся.

67

№ 7

1864 г. 26 ноября. Вечером поздно. Я. П.

Вот, Лёвочка мой друг, посылаю тебе мое списыванье62 посылаю тебе мое списыванье. Толстой писал в ответ 1 декабря: «Нынче я перечел все присланное тобою, и мне показалось, что это очень гадко, и я почувствовал лишение руки; хотел поправить кое-что, перемарать — и не мог; вообще разочаровался насчет своего таланта, тем более, что вчера диктовал Лизе ужасную ерунду. Я знаю, что это только временное настроение, которое пройдет, — может быть оттого, что нервы не окрепли» (ПЖ, стр.27).и прошу извинения, что ленилась и мало переписывала. Теперь жаль, что кончила; мне это было развлечение, тем более, что ты мне сказал в день отъезда: «ты мне помощница». Я и рада бы писать с утра до ночи и помогать тебе. Писала сегодня с Серёжей к папа́, что оспа у Серёжи fils* сына.не принялась, а теперь посмотрела и, кажется, на здоровой ручке принялась, наверное, и на больной тоже, кажется. — Иван сейчас приехал63 Иван сейчас приехал. Иван Алексеевич (ум. 1884), яснополянский дворовый. из Тулы и не привез писем от вас. Это меня очень огорчило. Пишите мне, голубчики, это меня бы очень утешало. Завтра, Лёвочка, кроим клеенку и всё примеряем и пригоняем. Купили сегодня войлок, 6 руб. с. стоило, очень дорого, и краски на флинтусы. Столяр велел.

Что твоя рука, милый мой Лёва? Лечишься ли ты? Принесла ли тебе московская поездка хоть малейшую пользу? Господи, как бы я желала с тобой повидаться, поговорить, посидеть с тобой. Что ты делаешь в Москве, где бываешь, кого видишь. Ужасно, сколько дней только по нескольку слов знаю о тебе, а подробностей никаких, и до сих пор писем нет. Лёвочка, на всякий случай пишу тебе на другой стороне реэстер64 реэстер — на обороте список предположенных покупок — рукой С. А. Толстой; сюда входят: кусок русского полотна, тонкая фланель, подкладка на халат Льва Николаевича, какао, мыло, гребень и т. п. , что нам нужно из Москвы, если можно, то попроси Таню и мама́ купить. — О себе нечего тебе говорить; ты знаешь меня, знаешь, как я люблю тебя и что мне скучно без тебя.

78

№ 8

30 ноября, вечером 1864 г. Я. П.

Вчера не писала тебе, милый друг мой Лёвочка, и что-то так неловко на душе, точно я, как бывало, маленькая, богу не помолюсь. Вчера уже поздно вечером привезли мне твое письмо65 поздно вечером привезли мне твое письмо — от 25 ноября; в нем Толстой писал: «[Рудинский] смотрел внимательно и решил, что ломать не надо, что был перелом (это признал и Попов), и что полному вправлению могла помешать какая-нибудь подвернувшаяся под головку связка, и что кроме того пустое пространство, которое не занято костью руки, теперь уже наверно выполнилось хрящом (это тоже говорил Попов), и что поэтому пробовать нечего. Он говорил, что рука очень, очень немного не на месте, и что владеть я ей буду гораздо лучше, чем теперь» (ПЖ, стр.18—19)., грустное, неприятное, и вчера же получила самую приятную и утешительную телеграмму66 приятную и утешительную телеграмму — от 29 ноября; текст ее таков: «Правили руку удачно. Совершенно здоров. Владеть буду свободно. Нужно две недели бинтование, осторожности» (не опубликована, хранится в АТ)., что рука на месте и ты здоров. Ну, слава богу, мне, признаюсь, немного неприятно было, что ты останешься убогий, именно с той точки зрения, что это твое существование немного бы отравило и испортило. Но я до того удивилась, что рассказать не могу. Особенно после письма, в котором ты с такими подробностями пишешь о том, как править нельзя, как уже пустое пространство заросло хрящем и мускулы приведены в параличное состояние и проч. Что побудило тебя править руку?67 Что побудило тебя править руку? 29 ноября Толстой писал: «Когда Редлих, у которого была выгода брать с меня деньги, на гимнастике сказал, что[б] я правил, то я окончательно решился; по чистой правде, решился я накануне в театре [на представлении «Зора» в Большом театре], когда музыка играет, танцовщицы пляшут, Michel Bode [сын президента Московской дворцовой конторы] владеет обеими руками, а у меня, я чувствую, вид кривобокий и жалкий, в рукаве пусто и ноет» (ПЖ, стр.22).Кто советовал тебе, как правили?68 как правили? Т. А. Кузминская так описала операцию в своих мемуарах: «Лев Николаевич очень спокойно приступил к операции, но не мог заснуть от хлороформа. Возились долго. Наконец, он вскочил с кресла, бледный, с открытыми блуждающими глазами; откинув от себя мешечек с хлороформом, он в бреду закричал на всю комнату: — Друзья мои, жить так нельзя... Я думаю... Я решил... — Он не договорил. Его посадили в кресло, подливая еще хлороформ. Он стал окончательно засыпать. Сидел передо мной мертвец, а не Лев Николаевич. Вдруг он страшно изменился в лице и затих. Двое служащих, по указанию Попова, тянули из всех сил руку Льва Николаевича, пока не выломали неправильно сросшуюся кость. Это было очень страшно. Мне казалось, что без хлороформа операция эта была бы немыслима. Меня охватил страх, что вот он сейчас проснется. Но нет, — когда рука безжизненно повисла, Попов ловко и сильно как бы вдвинул ее в плечо. Я как сейчас вижу всё это, такое сильное впечатление произвела на меня эта операция[...]. Когда он очнулся, то пожаловался на боль в руке. Я просидела с ним весь вечер. Он страдал от тошноты — следствие хлороформа — и долго мучался ею. Когда же он через два-три дня писал Соне про операцию, он не упоминал о своих страданиях. Я спросила его: — Ты скрываешь это от нее? — Да нет, да я не особенно страдал. Я думал, будет хуже» (КМЖ, 1864—1868, М. 1928, ч. III, стр.19). Не скоро узнаю я всё это. Давали ли тебе хлороформу? Завтра посылаю в Тулу за — и с письмом. Но еще описания, как тебя чинили и правили, быть не может. Спасибо, душенька, что посылал мне такие частые и правдивые телеграммы. Вижу, что ты помнишь обо мне и понимаешь, как мне дорого знать всё, что до тебя касается. Это бы мне и писать не надо. Лёвочка, письмо твое от 25-го мне очень было грустно. О руке-то уж теперь прошло, а Таню, бедную, мне ужасно жаль69 Таню, бедную, мне ужасно жаль. Толстой писал о Т. А. Берс 23 ноября: «Она плоха. Беспрестанно плачет и молчит почти так же, как было первое время» (ПЖ, стр.19).. Видно она только и дышет, что у нас, а там душно ей. Да, кремлевским воздухом дышать теперь тяжело, особенно таким лёгким, как у Тани. Ей только бы теперь веселиться, развернуться. Два раза молод не будешь. Мне ее ужасно жаль. Утешай ее, Лёва, и зови к нам на лето непременно. Отчего ты, глупый, скучаешь?70 Отчего ты, глупый, скучаешь. Толстой писал 25 ноября: «Вечером поехали опять в Малый театр все, без Тани, в новую дурацкую пьесу, но всё хорошо бы было, только не для меня. Мне всё скучно здесь, кроме моей работы и пенья Тани» (ПЖ, стр.19). — Толстой был на пьесе «Семейные расчеты» Куликовых.Я уже писала тебе, чтобы ты рассеивался, нарочно старайся веселиться, а то что же, кой веки раз уехал, и то скучаешь. Я очень рада, что тебе пишется71 Я очень рада, что тебе пишется. В письме Толстого от 25 ноября читаем: «Нынче утром я опять писал охотно». . Это всегда для меня радость. Готовь, готовь мне работы. Я уже соскучилась без переписывания.

Вот нынче-то у нас возня была, Лёвочка. Вообрази, вчера явился поп72 вчера явился поп — Константин Иванович Пашковский (р. 1823) с Кочаковского погоста близ Ясной Поляны, сын дьячка, окончил Тульскую
духовную семинарию, в Кочаках с 1860 по 1876 г. В своей автобиографии С. А. Толстая аттестовала его так: «всегда почти пьяный и очень глупый» («Моя жизнь», II, 70). По свидетельству ныне здравствующего яснополянца И. И. Кандаурова, яснополянские старики помнили, как однажды Пашковский шел со святом по деревне и, увидав игру в бабки, прицелился, и крестом, который был у него в руках, подбил сложенные бабки. Он крестил первого сына Льва Николаевича и, будучи в нетрезвом состоянии, чуть не потопил его в купели.
, просит меня и Машеньку крестить. Мы уж отвёртывались, отговаривались, — нет же, не отделались. Он решился привезти мальчика сюда и нынче явились: Константин Иванович, Василий Иванович73 Василий Иванович — В. И. Карницкий (1831—1881), другой священник Кочаковской церкви, незадолго до того (в 1862 г.) поступивший. Учил закону божию всех детей Толстого. «Был простой, хороший человек с большой семьей» (примечание Софьи Андреевны). Дочь его, Евдокия Васильевна, была крестницей Льва Николаевича., Василий Давыдыч74 Василий Давыдыч — В. Д. Можайский (р. около 1792 г.), священник Кочаковской церкви с 1817 по 1859 г. Сын священника, кончил курс Тульской духовной семинарии. Крестил Льва Николаевича в 1828 г., старик. Мы крестили в две пары. Я с молодым попом, Машенька с Василием Давыдычем. Привез нам поп две полбутылки шампанского, пироги, наливку, рыбу, икру и угощал нас, кумушек. Такая была комедия. Маленького своего сына он привез, который, бедный, бегал, бегал, не знал к кому обратиться, опрундыкался и разревелся. Всё бы это ничего, но нынче же утром я решилась наконец, так как надо же когда-нибудь, начать обивать клеёнку. Мы и переносились всё утро из детской75 Мы и переносились всё утро из детской. Детская находилась в первом этаже в комнате под сводами, где одно время был кабинет Льва Николаевича. Желая отеплить комнату, Софья Андреевна воспользовалась отъездом Толстого и перевела детей себе в спальню в то время, как обивали клеенкой пол в детской.в мою комнату. Всё почти перенесли, комнату внизу опростали совершенно. Здесь, в спальной устроились очень хорошо, и теперь я пишу перед своим туалетом, и херувимчики спят. Ну, вот, в самую то переноску и приехали попы с попёнком. Дети кричат, девочку надо кормить, попёнок кричит — опрундыкался, Серёжа кричит, оттого, что дети кричат, а тут: «елицы во Христа крещаеши»76 «елицы во Христа крещаеши». «Елицы во Христа крестистеся» — трижды поется во время обряда крещения. ... и шампанское и «как прикажете клеёнку кроить», и «чай кушать пожалуйте». Совсем голову потеряла, но всё сошло с рук хорошо. Войлок обили совсем, клеёнку совсем скроили, Иван уже шьет. Будет так хорошо, что чудо. — Главное-то я и не пишу тебе, что у Серёжи понос прошел совершенно, жару тоже почти нет, и вообще ему гораздо лучше, но сыпь, на руке особенно, и на лице и везде ужасно усилилась и обезобразила его. Мокнет, чешется, просто страсть. Спит он очень плохо, ночь почти напролет кричит без устали. Совсем уходил нас с няней. Девочка моя цветуща здоровьем и красотой, и полнотой. Чудо, какая растет. Дай бог, чтоб не испортилась. Но в развитии плоха. Ничего не понимает еще, и успехов без тебя не сделала. А Серёжа вместо того, чтоб начать ходить, вовсе теперь ослаб и не в состоянии даже ходить около стульев. — Похвастала было, что понос прекратился у Серёжи, а к вечеру ему стало опять хуже.

Сейчас приехал большой Серёжа и привез мне твое письмо77 Сережа и привез мне твое письмо — от 27 ноября., мой милый голубчик Лёва. Все истории о руке остались в прошедшем, — но я всё-таки ужасно обрадовалась, и так хорошо мне стало от твоего письма. Только бедная Таня, очень мне за нее грустно78 Только бедная Таня, очень мне за нее грустно. Толстой писал: «Таня плачет целые дни, как вчерашнее утро. О чем? не добьешься, или все о том же, или о том, что ей скучно. Это правда. Года 3—2 тому назад был ваш целый мир, твой и её, с влюбленьями разными и ленточками, и со всей поэзией и глупостью молодости, а теперь вдруг и после нашего мира, ей очень полюбившегося, и всех передряг, т. е. чувства, испытанного ею, она, вернувшись домой, не нашла больше этого мира, к[отор]ый у нее [был] с тобой, а осталась добродетельная, но скучная Лиза, и поставлена она лицом к лицу, т. е. ближе к родителям, которая [Лиза] вследствие болезни стала тяжела. Ну, записались на коньки, сделали шапочку мерлушечью, записались в концерт, но этого ей мало. Вчера же она ревела кроме того, потому что через Алексея она будто узнала, что Серёжа женится на Маше» (письмо от 27 ноября, ПЖ, стр.20). , и жаль ее; она много отравляет мою жизнь, потому что я ее очень люблю. После тебя и детей, её и мама́ люблю больше всего.

Теперь совестно мне стало, милый друг мой, что я не всякий день писала тебе, а пропустила два раза. Это не лень, а совестно всякий день было в Тулу гонять. Когда воротишься ты? ничего-то я про тебя не знаю. Отчего не пишешь ты мне, где бываешь? Как приняли тебя у Сушковых79 Как приняли тебя у Сушковых? Николай Васильевич Сушков (1796—1871), писатель, был женат на сестре поэта Тютчева — Дарье Ивановне (1806—1879); Толстой часто у них бывал в 1850 г. Имели литературный салон, где встречались писатели различных направлений., что говорили, весело ли было. Мне так всё это интересно. Насчёт своих сочинений и вообще всего, спасибо, что послушал меня. А писем моих лучше не давай. Еще как посмотрят, и мне неловко будет писать; тебе-то и дурно, и хорошо, а всё ловко; ты и осудишь, так так и быть, а от них я уже отстала. Так, кое-что прочесть можно, а всего не давай. Теперь ты сбинтован, писать не можешь, уж я не увижу твоего милого, крупного, сжатого почерка. Когда-то я твою милую рожу увижу и расцалую. Я без тебя еще больше зарылась в детской, тем более, что Серёжа теперь у няни с рук не сходит, и девочка исключительно на моем попечении. Вчера, Лёвочка, я сделала маленькую extravagance.* экстравагантность, сумасбродство.После обеда собрались мы с Лизой (Варе и Машеньке нельзя) гулять. Пошли на скотный двор сначала; видела я в первый раз твоего бычка Па́шковского80 бычок Па́шковский — из высокосортного отродья бычков, культивировавшегося помещиком Пашковым в Приволжском крае.. Чудо, как хорош, вылитый английский бык. Какая серьезная, беспристрастная физиономия, какой сытый, и чудесно сложен. Копыловского глядела81 Копыловского глядела — купленного у Копылова быка. Копылов — тульский купец; часто упоминается в письмах Толстого 1848—1849 гг.; он вовсе плох. Худой, кашляет, совсем не вырос, лохматый. Английские свинки82 Английские свинки. Толстой одно время очень увлекался свиноводством. В июле 1865 г. он писал А. Е. Берсу в Москву о покупке японских свиней, причем прибавляет: «Я на днях видел у Шатилова пару таких свиней и чувствую, для меня не может быть счастья в жизни до тех пор, пока не буду иметь таких же» (Иллюстр. прилож. к «Новому времени» 1908 г., №11659).пресмешные: толстенькие, коротенькие, идут — и все суставчики и мускулы, обтянутые жиром, вытягиваются, съёживаются и трясутся. Свиньи, которых откармливают, уже до того жирны, что вставать не могут, особенно старая свинья. Всё очень сыто и хорошо. Ну и потом вдруг мы с ней расхрабрились и отправились в мелкий Заказ83 отправились в мелкий Заказ — лес за гумном яснополянской усадьбы., оттуда низом к броду, кругом, потом на гору, и мимо Чепыжа домой84 мимо Чепыжа домой. Чепыж — смешанный вековой лес близ дома (дуб и липа), являющийся продолжением яблоневого сада в Ясной Поляне. Любимое место Льва Николаевича.. Шли так скоро, как будто нас ветер нес, и всё болтали. Уже совсем смерклось, немного жутко, а хорошо было. Я стала очень сильна, нисколько не устала. А природа такая жалкая стала. Всё голо, пусто, кое-где снежок; не осень и не зима, а что-то печальное, неопределенное. Лиза всё понимала, в ней поэзия есть; так хорошо она говорила и любовалась засекой85 любовалась засекой. Засека — большой казенный лиственный лес (32000 десятин), примыкающий к Ясной Поляне; тянется через всю Тульскую
губернию полосой, шириной от двух до пяти верст. В XVI—XVII вв. деревья засекались, в сваленном виде они служили заграждением от набегов татар. Этим объясняется название леса. Ближайшая к Ясной Поляне железнодорожная станция, носящая в настоящее время название «Ясная Поляна», расположена среди этого леса и называлась «Козлова засека».
и природой, и тоже ей было немного жутко. Домой пришли, уже было совсем тёмно. Щёки разгорелись, захотелось спать, а тут детки мои разгулялись, привезли телеграмму, письма, пошло всё другое. Из мира поэзии в житейские дела. От Саши и я получила письмо86 От Саши и я получила письмо. Письмо это не сохранилось. Александр Андреевич Берс (р. 3 ноября 1845 г., ум. 16 ноября 1918 г.) — старший сын А. Е. и Л. А. Берсов. Воспитывался в Московском кадетском корпусе, который окончил в 1863 г. В 1872—1882 гг. служил в Закавказском крае. Участник Турецкой кампании. Был градоначальником города Баку. В 1882 г. получил назначение орловским вице-губернатором. Позднее член совета Московского земельного банка. Вышел в отставку после серьезного ранения, полученного им при проезде в Петербург вследствие крушения поезда Николаевской жел. дор. Был женат на княжне Патти (Матроне) Дмитриевне Эристовой. Разведясь с ней, вторично женился в январе 1887 г. на Анне Александровне Митрофановой. — Л. Н. Толстой отозвался так в письме к А. А. Берсу от 4 февраля 1866 г.: «У тебя и сердце и ум (esprit de conduite), которое тебе лучше меня покажет, где хорошее и дурное» (не напечатано; хранится в АК). С. А. Толстая писала Татьяне Андреевне 10 декабря 1874 г.: «Лёвочка всегда о нем [Саше] говорит: «вот милый малый и честный, лучше их всех. Он, да Стёпа — это Лёвочкины фавориты из братьев» (не напечатано; хранится в АК.) — В 1864 г. А. А. Берс служил в местечке Варки Варшавской губернии. . Всё жалуется на свою жизнь и судьбу. Что это, как они все, мои-то, разладились. Серёжа большой очень весел, едет в Пирогово завтра утром. Я опять засела дома. Вчера напилась холодного квасу и нынче горло разболелось. А я, было, так охотно разгулялась. Пороши у нас еще не было, Серёжа ждет её. Видно, что ему дома стало веселее, чем прежде, но что сказал Алексей Тане, — и похожего нет. — Что, милый Лёвочка, любишь ли ты меня в Москве? Вдруг приедешь ко мне и скажешь, что я ошибался. Иногда, признаюсь, приходит в голову и ревность, и мысли, что ты разлюбишь, но большею частью я покойна. Но рука твоя, — это для меня какая-то загадка. Отчего вдруг вздумалось тебе её править, после всего, что говорили доктора. Правда-ли, что всё благополучно? Я всё еще не желаю, чтобы ты приехал, пока мы не устроимся совершенно, и здоровьем, и комнатами. Теперь я хриплю, Серёжа чешется и понос; у Вареньки тоже болит горло и голова, вот поздоровеем все, и ты, и мы, тогда и заживем веселее. Что рука? Я в таком еще до сих пор волнении, что, как и зачем правили руку? Ну прощай, друг мой милый. Мое удовольствие кончено, я уже не буду получать от тебя собственно писем. Ты опять убогий. А Таню очень, очень прошу, чтоб она о тебе мне писала, как ты будешь себя чувствовать и как ты поживаешь. И о себе также пускай мне душу изливает. Прощай, душенька, цалую тебя. Если с тобой что будет, телеграфируй мне опять.

Твоя Соня.

Настоящее письмо, как и предшествующее от 28 ноября (его мы не печатаем), рисуют ту атмосферу, в которой писалась «Война и мир», абсолютно не литературную, — а узко семейную, даже детскую. В автобиографии С. А. Толстой мы находим следующее свидетельство о жизни Толстого в 1864 г.: «Раз как-то я задержалась внизу в детской и написала шуточное стихотворение с запросом, чем все заняты наверху, которое послала наверх Льву Николаевичу и девочкам. Немного погодя получаю ответ, написанный Львом Николаевичем:

Лиза с Варей все за Фетом
С низкой свечечкой сидят,
A ma tante* моя тетя перед буфетом,
Алексей с Дуняшей спят.

Я ж пишу о дырке
В горле медика отца,
Размышляя о подтирке,
О пеленках без конца».

(«Моя жизнь» II, 159—160; не напечатано.)

89

№ 9

1864 г. Декабря 3. Я. П.

Половину письма напишу теперь пораньше, потому что вечером нынче дела много. И ванна, и переноска. Хочу нынче вечером переходить вниз опять, потому что уже сейчас будет готово, а здесь детям холодно. Какой пол вышел чудесный, просто прелесть. Другую половину письма напишу тебе по получении письма. Уж нынче я надеюсь непременно получить известие о тебе, мой милый Лёва, а то уж слишком было бы грустно. Сегодня я опять совсем здорова, и зуб прошел совершенно, только всё немного охрипла. Серёжа всё еще плох. Слабит его не часто, но совершенно как вода, и очень бело. Ясно, что молоко, которое он сосет, проходит насквозь, не перевариваясь. Что всего хуже, что мальчику второй год, и в нём просто ни кровинки, и ручки постоянно холодные. Нынешний раз я не так отчаяваюсь как бывало, потому что он довольно весел, играет, кушает и спит порядочно. Пишу всё подробно тебе, мой милый друг Лёва, потому что это меня очень занимает, и еще для того, чтоб уж ты ни о чем не беспокоился, а знал бы всю истинную правду. — Нынче утром встала, вижу пороша, ночью шел снег; я непременно решилась отправиться с собаками и с Лизой, конечно, пешком. Но не успели напиться чаю, как пошел снег; так и остались. Теперь к вечеру Лиза, бедная, расклеилась. У ней болит голова, ей тошно и железа распухли. Так я и осталась без товарища. Когда ты, мой милый товарищ, приедешь опять к нам? Не могу представить себе, что это будет за счастие, когда я тебя опять увижу, милый мой голубчик. Какой ты? В воскресение будет две недели, что ты уехал, а кажется, что прошло уже два года. Так я и не знаю, как твое здоровье после операции, только телеграмма была утешительная, что здоров и рука на месте. Не испортилось ли что с тех пор. Я всё соображаю, когда можешь ты приехать? Если нужно бинтовать две недели, стало быть ближе этого срока тебе нельзя будет пуститься в дорогу. Кажется ведь только одни сутки езды, а ни ты ко мне, ни я к тебе приехать не можем. Ты девочки нашей не узнаешь, так она выросла и переменилась. Понимать еще ничего не в состоянии, и всё-таки славная и миленькая.

Как то ты ночь провел после операции. Мучился ли ты и кто за тобой ходил. Как я всё подробно о тебе всё передумала, и сколько раз страшно становилось за тебя. Слава богу, что ты взял Алексея с тобой87 ты взял Алексея с тобой. Толстой взял с собой в Москву слугу А. С. Орехова. , а то плохо бы было с чужими людьми.

11 часов вечера. — Сейчас получила два пакета за раз твоих, Таниных и папа́ писем88 Сейчас получила два пакета зараз твоих, Таниных и папа́ писем. От Льва Николаевича С. А. Толстая получила письма от 29 ноября и 1 декабря. В первом Толстой писал: «Ухаживали и ухаживают за мной так, что желать нечего, и только совестно; но, не смотря на всё, вчера с расстроенными нервами после хлороформа, особенно после твоих писем, которые пришли четверть часа после операции, я бог знает, как хотел, чтобы ты тут была, не для того, чтобы ты что-нибудь сделала, а только для того, чтобы ты тут была» (ПЖ, стр.23—24). Письмо Т. А. Кузминской не сохранилось. Письмо А. Е. Берса — от 29 ноября., и вообрази, сидя в ванне читала их. Хоть бы ты еще когда-нибудь вздумал подиктовать Тане; с таким наслаждением читала я писанное твоим слогом, хотя и не твоей рукой. На счёт руки не совсем еще утешительно, потому что не совсем еще она на месте. Наверное ли только, что лучше? А мне-то как грустно стало, Лёвочка, что Любимов унёс твою первую часть89 Любимов унес твою первую часть. Николай Алексеевич Любимов (1830—1896), профессор физики Московского университета, сотрудник Каткова, принимал ближайшее участие в «Русском вестнике». — Толстой сообщил Софье Андреевне 29 ноября: «Забыл, было, описать свидание с Любимовым перед «Зорой», он приехал от Каткова и, опять слюняво смеясь, объявил, что Катков согласен на все мои условия, и дурацкий торг этот кончился, то есть я им отдал по 300 р. за лист первую часть романа, которую он [с] собою и увез, но когда мой porte-feuille запустел и слюнявый Любимов понес рукописи, мне стало грустно, именно оттого, за что ты сердишься, что нельзя больше переправлять и сделать еще лучше».. И так хорошо, а вдруг еще бы лучше. То бранила, бранила, зачем поправляешь, а теперь самой жаль стало, что продал. Ужасно, свои мысли, чувства, свой талант, просто даже душу продал! Ей-богу, очень жаль, пока не будет совсем напечатано и не оценят порядочные люди. Всё про именины вы хорошо описали90 Все про именины вы хорошо описали. 30 ноября праздновались именины отца С. А. Толстой А. Е. Берса. Лев Николаевич писал так 1 декабря: «О вчерашнем дне писала тебе Таня; отчего я не писал, сам не знаю, кажется, устал, да и весь день для всех был, несмотря на свою торжественность, тяжелый и скучный. Кто ни приедет, с кем ни поговоришь, и Дьякова [жена друга Толстого], и Перфильева Варинька и Саша Купфершмидт [скрипач, приятель А. Е. Берса] всё люди хорошие и показывают участие, а бог знает отчего, — не только скучно, но тяжело, как будто под наказанием сидишь с ними[...]. Веселее всего, даже Армфельда
[профессор, друг Берса], блан-манже и пирогов Николая Богдановича [Анке], было вчерашний день то, что мы с Таней и Петей [брат С. А. Толстой] в пристройке повторяли всё «Са-а-ш Куп-фершмидт ([!!! staccato)»* отрывисто этаким голосом. Впрочем, Саша Купфершмидт, Петр Гаврилович [Степанов, актер], няня и многое мне особенно странно и приятно потому, что напоминает тебя девочкой и когда ты была невестой, и это хорошее чувство я второй раз испытываю, живя без тебя в Кремле» (ПЖ, стр.25—26).
, и в день операции суматохи было не мало. Я, читая, совсем перенеслась в ваш мир. А мне теперь мой, яснополянский, — милее. Видно гнездо, которое сам совьешь, лучше того, из которого вылетишь. Еще долго не увижу я тебя, мой милый Лёвочка. Всё думаю про себя: дай, господи, полегче перенесть, дай, господи, силы побольше. Знаешь, со дня на день всё больше слабею, особенно, как получу письма, да на меня тобой пахнет, так сделается грустно, такой сиротой я себя вдруг почувствую. А жаль, что не ты мне пишешь. Твои первые письма такие были унылые, что-то не хорошие. Ни одно меня не подбодрило, ни одно не прибавило силы легче перенесть разлуку с тобой. Лёвочка, любишь ли ты всё еще меня? Это страшнее всего. Признаюсь, я не думала, что так долго ты должен будешь прожить в Москве. Ужасно досадно, что потерял целую неделю; целую неделю напрасно разлучались.

Рисунок

Иллюстрация:

Липовая аллея в старинной части парка Ясной Поляны,
прилегающей к дому
Гос. Толстовский музей в Москве

Лёвочка, береги свою руку, хоть уж не напрасно теперь прошло всё это. — Я нынче к вечеру опять уныла. У Серёжи желудок совершенно не варит. Ей богу, не дошло бы это с его бесконечными поносами до паралича в желудке. Ведь ни на что не жалуется, ест, но так и проходит пища насквозь, не перевариваясь. Пожалуйста, спроси папа́, что делать. Я тебе даю честное слово, что если будет плохо, я телеграфирую, а вы телеграфируйте, что делать. А покуда еще ничего. Может быть и так пройдет. — Я удивилась твоей бодрости при операции. Слава богу, что всё так прошло. Теперь, как ждать и желать больше нечего, я жду и желаю тебя видеть изо всех сил. Мы перешли в детскую, устроились немного иначе, но очень хорошо. Я очень устала от ванны и переноски, и потому больше не пишу тебе. Прощай, мой милый, девочка кричит, Серёжа тоже. Хотела ей дать соску, чтоб еще пописать, да ей это не нравится. Жаль, что не можешь ты писать мне, это меня много бы оживило и утешило. А всё-таки не спеши, голубчик, — береги себя.

Твоя Соня.

3 декабря. Четверг, вечер.

Этому письму предшествовало два других — от 1 и 2 декабря, их мы не воспроизводим.

910

№ 10

1864 г. 5 декабря. Утром. Я. П.

Сейчас пришла домой, целое утро ходила по хозяйству. Вот тебе подробный отчёт. Сначала отправилась я к овцам91 Сначала отправилась я к овцам. О своем хозяйстве Толстой писал так А. Е. Берсу в октябре 1865 г.: «Кроме многих радостей жизни, которыми я пользуюсь, есть еще большая радость следить за расположением и улучшением растений и животных моих. Я уверен, что ты бы принял участие в этом, и я с гордостью и радостью показал бы тебе кое-что, что я успел сделать за это время. Куплено мною около трехсот мериносов, а теперь у меня их шестьсот, и весь приплод, рожденный и воспитанный у меня, без всякого сравнения лучше купленных. Ожидаемый же приплод нынешнего года, я надеюсь, будет замечателен, так как производители, купленные у Шатилова, высокой породы бараны[...]. Кроме мериносов я развожу в Никольском улучшенную породу русских овец и породу маличей (крымских), купленных у Шатилова» (Иллюстр. прилож. к «Новому времени», 1908 г., №11659 от 27 августа).. Там всё хорошо очень, все по местам: молодые, старые, бараны, валухи92 валухи — кладеные, выхолощенные бараны или быки., всё это по особенным загородкам. У молодых нашла только я две старые овцы; немец говорил93 немец говорил. У Толстого был скотник — немец; о нем упоминает С. А. Толстая в «Моей жизни», II, стр.169., что они были плохи, и он хотел их поправить. Корм был, чисто там очень. Видела твоего Рамбульетовского барана; он чудо как хорош, сыт, и шерсть прекрасная. Я немцу говорила, чтоб он старался, он уверял, что очень старается и, кажется, действительно, хорошо. Английские свинки у него очень сыты и хороши, я их даже сама руками пробовала. — Затем я отправилась к Анне Петровне94 отправилась к Анне Петровне. Анна Петровна Банникова служила продолжительное время скотницей у Толстых; жена Ивана Филипповича Банникова. Толстой писал в ответ 10 декабря: «Твое хозяйство отлично. Всё,
что сделаешь, хорошо. И то, чтобы возить воду из Воронки, одна из тех хозяйственных вещей, которые очень трудны и очень просты. Вот я приеду, погоди же ты, Анна Петровна, уж я не раз нарушу твое спокойствие и чай» (ПЖ, стр.40).
. Ну, тут очень плохо. Телята, особенно три бычка так худы, что все ребра видны. Бычки, которых надо было поить одним молоком, щипят сено, которое разбросано и топчется под ногами. Я ей сделала серьезный выговор; она была очень сконфужена и даже разговаривала не так хорошо. Бычков молочных я велела привязать, чтоб они не допускались до сена, велела лучше поить, подобрать сено. Но я думаю, что бычки уже испорчены и мясо их не будет так бело и хорошо. Затем я отправилась к свиньям. По-моему, свиньи очень сыты — жирны, но корма у них тоже я не нашла. Анна Петровна уверяла, что уже кормила их, и нельзя же поминутно, чтоб был корм. Копыловский бычок тоже плох. Она при мне дала ему немного овса, а сено было раскидано по всей закутке, и он топтал его ногами. И за это я сделала выговор. Па́шковский бычок очень сыт и хорош. А какой красавец, — прелесть. У больной коровы была, она уже ест хорошо, и ей лучше. Больше больных нет, все здоровы. У коров четвертый день нет барды, завод стоит95 завод стоит. В 1863 г. Толстой увлекался грандиозным планом постройки даже не одного, а сразу двух винокуренных заводов. Затея Толстого свелась к сравнительно незначительному предприятию; он вошел в компанию с соседом Бибиковым, в имении которого Телятинки и был выстроен завод на половинных началах. Просуществовал завод около полутора лет. Свое участие в заводе Толстой продал Бибикову. Торговля водкой шла слабо. Грумонтский крестьянин Е. И. Разоренов показал 20 января 1933 г.: «Около Засеки близ старой Крапивенской-Белевской дороги был графский кабак. Этот кабак принадлежал Льву Николаевичу. Это было после отмены крепостного права. Там сидел Алексей Мартынович Комарёв, по прозвищу «Кривошейка» от запрокинутой головы. Я его помню и лично слышал, как он торговал водкой. Построена была хата. Одну бочку он привез от Бибикова и продал. Деньги отдал. Потом привез другую, распродал. А денег то принес графу чуть-чуть. «Куда ж ты деньги девал?» — «Да ведь с сорока-то ведер денег мало. — Да я, ваше сиятельство, проторговался, роздал мужикам, пристал народ». — «Это плохая привычка, на тебя не навозишься». И прекратил торговлю. А кабак сломали». — По приходным яснополянским книгам от Грецовского кабака получено прихода в июне 1869 г. 55 рублей.и Анна Петровна уверяет, что они оттого спали с тела. Действительно, при мне поили коров; только что нальют воды, а она и замерзнет. У коров чисто, солома только овсяная валялась, я велела ее загрести, — да сено привезенное валялось кое-как у ворот. У лошадей не была, потому что Кондратий уехал за водой, да я и не понимаю ничего. Очень понравилась мне тёлочка Копыловская, прелесть как мила. Ну, потом я пошла по своему птичьему хозяйству. Это тебе не интересно: скажу тебе только, что у меня уже больше недели несутся две курицы, приезжай кушать свежие яички. Нынче вообще, я в тоне настоящей хозяйки, и уже перестаю конфузиться и поддаваться разговорам разных Анн Петровн. Забыла я сказать, что Анна Петровна уверяла, будто телята худы оттого, что у них понос. Но это её же вина. Отчего бы быть поносу, если они в теплой избе и поятся тёплым молоком. Еще Анна Петровна говорила, что коровы не пьют воды потому, что она из пруда очень воняет. Не знаю, умно ли, нет ли, но я велела возить из Воронки96 Воронка — речка в версте от яснополянской усадьбы. . Если и не умно, так недолго, бог даст опять пойдет завод. Верно, прочтя всю эту хозяйственную болтовню, ты будешь надо мной смеяться, скажешь: «вот какой дельной представляется». Я таки признаюсь, что немного и придаю себе важности, но всё-таки стала кое-что понимать, благодаря моим прогулкам с тобой по конюшням, варкам, скотным, и проч. Ну, теперь о хозяйстве, — вся 97 вся — т. е. «всё сказано». .

Вечером. Серёжа всё болен и слаб. Понос продолжается и меня часто приводит в отчаяние. Решительно слабит его водой. Так жидко и дурно. Похудел он ужасно, все рёбра видны. Я всё терплю, терплю и не знаю, когда уже будет конец. А жаль мне, что ты детей мало любишь98 жаль мне, что ты детей мало любишь. Толстой писал 11 декабря: «Грустно, что о Серёже всё ты не пишешь; что понос, прошел? Не говори и не думай, что я их не люблю. Одно из главных желаний моих, чтоб Серёжа был совсем здоров. Больше я бы ничего не попросил бы у волшебницы. А я не люблю их в сравнении с тем, как я тебя люблю» (ПЖ, стр.41). ; мне они так дороги и милы. А если так, то я тебе ничего о них рассказывать не буду. Какие они и что новенького. Жаль только, что Серёжа не ходит к твоему приезду. Какая это для меня эпоха — твое отсутствие. Но грустная эпоха. А ты теперь, милый Лёва, в каком мире живешь. Мы поменялись: я — в твоем, ты — в моем. А кто такая была Соничка Берс в Кремле, уж осталось одно только предание, а ее уж и помину нет. Мне хочется теперь дойти до идеала моего хорошей хозяйки, главное, деятельной и способной на всё, не говоря уже о заботах о детях, которые явились сами собой, безо всяких усилий. Дочка моя совершенно покуда такая, о какой я мечтала. Такого ребенка я и желала: здоровенького, крепинького, покойного и моего питомца. Мне с ней нет никаких хлопот. Серёжа в настоящую минуту на полу, около меня играет, и всё ложится лицом к клеенке. Она холодит ему золотуху на щечках, и он всё переменяет место, где нагреется. Сначала, Лёвочка, мне всё казалось, что вот-вот ты войдешь, а теперь я приуныла, и уже не жду тебя, а в душе ноет, ноет. В другой раз, может быть, я уже не решусь с тобой расстаться, мой милый друг. Намучаешься, а за что? Нынче посидела я и наверху с Машенькой и детьми. Мы говорили грустно. Лиза всё больна, у ней головокружение. Машенька очень тревожится. Нет, не жилица она России, а еще менее — деревни. Да и то, сказать правду, будь мы в городе, рука твоя была бы уж давно совсем здорова, а теперь, как не рассуждай, а всё грустно, что есть эта неправильность в тебе. Ты всё говоришь; «для тебя мне главное хочется, чтоб рука была вправлена». Отчего для меня? Я тебя от этого меньше любить не буду, а, напротив — больше. Лёвочка сейчас приходил садовник и велел тебе написать, чтоб ты купил семян:

Дыни ананасной большой.

Дыни черноморской большой.

Дыни бухарской.

Огурцов 1 / 4 ф., полуголландских.

Спасибо тебе за брамапутров, я им очень рада. Боюсь только, что бабка моя их поморит. Я думаю взять их в кухню. Они скорее занесутся и будут сытее. Серёжа всё ползает по полу, такое ему раздолье, а у меня сердце радуется. Одно только, — не очень гладко натянули они клеенку, кое-где складки. Ровно целый кусок нетронутый остался. Вот лишние 5 р. с. Что с ним делать? Когда-нибудь пригодится. — Нынче вечером, вообрази, слышу пенье. Это Наталья Петровна99 Наталья Петровна — Н. П. Охотницкая, бедная дворянка, жившая при Т. А. Ергольской. После ее смерти поселилась в богадельне, учрежденной в Спасском И. С. Тургеневым, где и умерла, впавши в слабоумие. В своих мемуарах С. А. Толстая отозвалась о ней так: «приживалка тётеньки, очень глупая и безвредная старушка, которая рассказывала, что муж ее был офицер, что у нее было двое детей, которых ей в походах и переездах неудобно было кормить грудью, и она их кормила соской[...]. «Только станут привыкать к соске — и помрут». («Моя жизнь», II, стр.1)., Машенька, дети развеселились и за чаем стали петь гимн Марьи Герасимовны100 Марья Герасимовна — монахиня, крестная мать М. Н. Толстой. : «своим духом утешаюсь...» и проч. Мне нельзя было, жаль, с ними побыть, девочку укладывала, да вот тебе, моему милому, пишу. Это уже мое удовольствие. Хотя уже восемь часов, но еще из Тулы не возвращались и письма еще нет.

Сейчас привезли твое письмо101 Сейчас привезли твое письмо — от 2 декабря (ПЖ, стр.28—30). , милый мой Лёва. Вот счастие-то мне было читать твои каракульки, написанные больной рукою. Всеми любовями102 Всеми любовями. Своей нетвердой рукой Толстой вписал в письмо от 2 декабря следующие строки: «Прощай, моя милая, душечка, голубчик. Не могу диктовать всего. Я тебя так сильно всеми любовями люблю всё это время. Милый мой друг. И чем больше люблю, тем больше боюсь» (ПЖ, стр.30). , а я то уж не знаю, какими я тебя люблю любовями, да всегда воздерживаюсь говорить о них, потому что ты когда-то сказал: «зачем говорить; об этом не говорят». О Серёже ты очень встревожилсям, мне жаль теперь, хотя я и не преувеличивала. За доктором не посылала и не пошлю еще, пока совсем худо не будет. А теперь всё-таки немного лучше и он ползает, играет, ест. Уж я телеграфировала бы, конечно, неужели оставляла бы тебя в неизвестности. Не спеши, друг мой милый, еще увидимся, а руку, главное, береги; потом раскаиваться будешь. — Что это тебе не пишется?103 Что это тебе не пишется? Толстой писал 2 декабря: «Сегодня утром я диктовал немного Тане, читал книги для романа и перебирал бумаги из архива, которые, по протекции Сухотина, они приносят на дом. Но несмотря на богатство материалов здесь, или именно вследствие этого богатства, я чувствую, что совсем расплываюсь и ничего не пишется. Я пересиливал себя, диктовал» (ПЖ, стр.29). Как это жаль. А всё это гадкий хлороформ. И тот раз нервы расстроились, вспомни, и ты тоже разочаровывался в себе и был иногда мрачен, и сомневался в себе. Не поддавайся нервам, милый мой Лёвочка, они тебя надувают. А талант твой не тебе ценить и не пропал же он вдруг теперь, а это хлороформ всё дело испортил. Погоди немножко, всё это придет. А не пишется — будем смотреть на свинок, овец, коров и брамапутров, которых ты привезешь; будем на порошу ходить и наслаждаться природой; будем читать вслух и возиться с детьми. Теперь опять всё покажется ново. Ты повеселился в Москве. Я не унывала до сих пор, напротив, я сама себе удивляюсь, что была так бодра. Должна признаться, что хотя мне Серёжа не меньше дорог и мил, но много значит, что есть еще ребенок, это много поддерживает. Теперь няня держит её на руках, она смеется и махает ручонками. Лёвочка, милый, когда-то я тебя увижу, друг мой. Совсем другая жизнь пойдет тогда. А рука, рука, — просто беда. Лучше б маленький Оболенский104 маленький Оболенский — кн. Дмитрий Дмитриевич Оболенский (р. 1844), тульский помещик, знакомый Толстых. Его имение Шаховское Богородицкого уезда находилось в шестидесяти верстах от Ясной Поляны. Ему принадлежат: «Воспоминания» («Русский архив» 1894, 10) и «Отрывки»
(из личных воспоминаний) («Международный Толстовский альманах» 1909).
за Таней ухаживал, она ему скорее парочка, а Лиза такая серьёзная, да и старше его. Зови его к нам, если он милый. Таню очень благодарю за то, что пишет мне за тебя, и цалую ее, душечку. Лёва, нынче целый день только и знаю, что даю рабочим и поденным записки на вино. Завтра праздник, пойду опять по хозяйству. И денег выдаю, заняла у Машеньки 100 р. с., а то больше негде было взять. Даю оттого, что отказать нельзя, а думаю, всё равно должны Машеньке или рабочим людям. — Ну, Лёва голубчик, прощай. Целый день пишу тебе это письмо. Зато уж длинное какое. Прилагаю письмо Серёжки к Алексею105 Прилагаю письмо Серёжки к Алексею. Сергей Петрович Арбузов (1849—1904), сын дворового человека помещика Воейкова Крапивенского уезда и няни у Толстых. Учился в яснополянской школе, через год был взят в дом в качестве помощника лакея. После назначения А. С. Орехова приказчиком, С. П. Арбузов стал старшим лакеем в доме. Прослужил у Толстых 22 года. Автор книги: «Гр. Л. Н. Толстой — Воспоминания С. П. Арбузова, бывшего слуги графа Л. Н. Толстого». М. 1904.. Я так смеялась, когда он с своей улыбкой принес мне и просил переслать. Он очень хорошо расправляется, мы даже не очень замечаем отсутствие Алексея. Прощай; всё бы писала да писала. Да спать пора; еще дочку надо покормить. Я сплю на полу106 Я сплю на полу — «боялась при кормлении ночью, сидя, задремать и уронить ребенка» (прим. Софьи Андреевны). — Толстой писал в ответ 10 декабря: «Ты меня так удивила, объявив, что ты спишь на полу; но Любовь Александровна сказала, что и она так спала, и я понял. Я и люблю, и не люблю, когда ты подражаешь ей. Я желал бы, чтоб ты была такая же существенно хорошая, как она; но хочется, чтоб ты была (как оно и есть) более тонкой работы и с большими умственными интересами. Оно так и есть» (ПЖ, стр.40)., посреди комнаты и мне очень хорошо. Цалую тебя, милый, и люблю так, как ты, может быть, уж и не можешь любить меня. Письма твои перечитывала двадцать раз, спасибо, что пишешь всякий день. Сейчас приехал Серёжа107 приехал Серёжа — С. Н. Толстой. , я его не увижу, потому что раздета и должна кормить.

Это письмо Толстой называет большим, сообщая Софье Андреевне так 10 декабря: «Вчера получил вдруг два твоих письма, большое и розовое. Оба письма очень хорошие, и я опять ожил духом, и мне верится, что опять счастливо и скоро увижу тебя, а именно после послезавтра» (ПЖ, стр.39—40).

1011

№ 11

1864 г. 7 декабря. Вечером. Я. П.

Сижу у тебя в кабинете, пишу и пла́чу. Плачу о своем счастье, о тебе, что тебя нет; вспоминаю всё свое прошедшее, плачу о том, что Машенька заиграла что-то, и музыка, которую я так давно не слыхала, разом вывела меня из моей сферы, детской, пеленок, детей, из которой я давно не выходила ни на один шаг, и перенесла куда-то далеко, где всё другое. Мне даже страшно стало, я в себе давно заглушила все эти струнки, которые болели и чувствовались при звуках музыки, при виде природы, и при всем, чего ты не видел во мне, за что иногда тебе было досадно. А в эту минуту я всё чувствую, и мне и больно и хорошо. Лучше не надо всего этого нам, матерям и хозяйкам. Еслиб ты видел, как я теперь плачу, ты бы удивился, потому что я сама не знаю, о чем. Я всегда раскаивалась, что мало во мне понимания всего хорошего, а теперь, в эту минуту, я желаю, чтобы никогда не пробуждалось во мне это чувство, которое тебе — поэту и писателю — нужно, а мне — матери и хозяйке — только больно, потому что отдаваться ему я не могу и не должна. — Лёвочка, когда увидимся, никогда не спрашивай меня, что со мной было и о чем я плакала; теперь я всё тебе могу сказать, а тогда мне будет стыдно. Теперь я слушаю музыку, у меня все нервы подняты, я люблю тебя ужасно, я вижу как заходит красиво солнце в твоих окнах, Шуберта мелодии108 Шуберта мелодии. Франц-Петер Шуберт (1797—1828), немецкий композитор., к которым я бывала так равнодушна, теперь переворачивают всю мою душу, и я не могу удержаться, чтоб не плакать самыми горькими слезами, хотя и хорошо. Лёвочка милый, ты будешь надо мной смеяться, скажешь, что я сошла с ума. Сейчас зажгут свечи, меня позовут кормить, я увижу, как дурно марается Серёжа, и всё мое настроение пройдет разом, как будто ничего со мной не было. — Машенька стоит в спальне у окна, я сейчас прошла мимо, и сморкается. Мне кажется, что и она плачет. Что с нами сделалось? Я к ней не подошла, но мне показалось. — Оглядываю всё твой кабинет, и всё припоминаю, как ты у ружейного шкапа одевался на охоту, как Дора прыгала и радовалась около тебя, как сидел у стола и писал, и я приду, со страхом отворю дверь, взгляну, не мешаю ли я тебе, и ты видишь, что я робею, и скажешь: войди. А мне только того и хотелось. Вспоминаю, как ты больной лежал на диване; вспоминаю тяжелые ночи, проведенные тобой после вывиха, и Агафью Михайловну109 Агафья Михайловна — (1808—1896) (КК), крепостная горничная Пелагеи Николаевны Толстой, бабки Льва Николаевича. Описана Толстым в «Детстве и отрочестве» в лице Гаши. В семье Толстых ее называли собачьей гувернанткой за ее любовь к собакам. О ней Т. Л. Толстая-Сухотина «Друзья и гости Ясной Поляны», М. 1923, стр.111—121 и Илья Толстой «Мои воспоминания», 1914, стр.18—24.на полу, дремлющую в полу-свете, — и так мне грустно, что и сказать тебе не могу. Не приведи бог еще раз расстаться. Вот это настоящее испытание. Еще почти неделю я не увижу тебя, мой милый голубчик. Нынче посылала в Тулу Серёжку, он привез мне два письма, одно от Тани, другое — твое110 два письма, одно от Тани, другое — твое. Письмо Толстого от 4 декабря; в нем он писал: «Милая моя Соня, сейчас был я у Аксакова, который, помнишь, стоил тебе стольких слез и мне такого раскаяния. Как я помню это чувство, когда я подъезжал к дому, и ты выскочила мне навстречу. То мне только и радостно здесь, что напоминает тебя. И сейчас опять же Аксаков так живо напомнил мне то прекрасное время, когда ты в Покровском сидела с Нилом Поповым на приступочке, и я, притворяясь, что мне ничего, изо всех сил ревновал тебя и любил, только совсем
иначе, чем теперь» (ПЖ, стр.31) — Толстой вспомнил тот случай, когда он заговорился у И. С. Аксакова до 4 часов ночи, а бывшая с ним в Москве Софья Андреевна, не ложась спать, сильно о нем беспокоилась.
, где всё воспоминания о прошлом. Будто уж нам не будет никогда хорошо, что мы только всё вспоминаем; то-то, что теперь то нам грустно и очень плохо жить на свете. О твоей руке я и говорить не могу без особенного огорчения. Сколько было хлопот, горя, и что вышло? Всё то же. По всему вижу, что операция отняла много время, прибавила много страданий и тебе, и мне, а пользы вышло мало. Всего больше боюсь, что ты бы не стал хандрить оттого, что рука твоя не будет так хорошо владеть, как прежде. Захочешь сделать то да другое, а рука не двигается хорошенько, вот и унывать начнешь. А теперь тебе кажется, что хорошо дома, в Ясной Поляне, а приедешь, поживешь, я опять тебе надоем; и поносы, и дети, — всё покажется скучно. Кстати о Серёже скажу тебе, что понос всё продолжается безо всяких перемен уже несколько дней. Он весел, но слаб и худ. Девочка благополучна, но нынче весь день плохо спит и беспокоится, что у меня отнимает много времени. Несмотря на то, успела нынче прочесть в новом «Русском вестнике» глупейшую повесть: «Дочь управляющего»111 «Дочь управляющего» — повесть «N», напечатанная в октябрьском номере «Русского вестника» за 1864 г., стр.632—675.и начало английского романа «Армадель»112 «Армадель». Начало романа Вильки Коллинза. «Армадель» напечатан в №10 «Русского вестника» за 1864 г., стр.676—727., который меня очень заинтересовал, так что я провела приятный час времени. Удивительно, что столько английских писателей, и все очень интересны, а у нас всё пишут какие-то N глупейшие повести. «Наш общий друг»113 «Наш общий друг» — роман Диккенса.всё еще я не читала дальше, потому что отдала Серёже. — Лёва, вообрази, друг мой, какое горе. Няня ходила на вечеринку к Анне Петровне и, возвращаясь, упала, и у ней хрупнула ужасно кость ноги; теперь в полчаса страшно распухла щиколка, она очень страдает, не знаю, что делать. Кладем холодные компрессы, а завтра пошлю за доктором. Наступать она может, но с большой болью. Я не унываю, за меня не беспокойся; я здорова, сильна, и всё могу сделать. Лиза тоже больна, кажется желудочной лихорадкой. Мы посылаем за доктором Вигандом, а теперь ей правит ногу та самая бабка, которая правила тебе. Если будет плохо, пошлю за Преображенским114 Преображенский — Василий Григорьевич Преображенский (1839—1887), тульский врач, хирург и акушер.. Как не ругай их, а без них не обойдешься. Девочка у меня на руках, а я спешу писать тебе, мой милый друг. Видишь, я ничего от тебя не скрываю, а ты будь благоразумен, не беспокойся слишком, и не езди домой, если доктора запрещают. Если будет что-нибудь очень плохо, я тебе телеграфирую. Надеюсь что у няни просто ушиб и опухоль жилы, оттого, что ведь она может, хотя с болью, ступать на ногу. Вот несчастное время то! Только не достает, чтобы я свихнулась. А я молодцом. Вчера поболело горло, а нынче и то прошло. Бабка говорит, что у няни вывих, это очень прискорбно. Прощай, друг милый, теперь мне дела прибавится вдвое, и я буду меньше тебе писать. Цалую тебя крепко. Что это на нас какие напасти. Серёжа, к несчастию, ни к кому больной не идет. Придется ей лежать и укачивать его на руках. Я буду его подавать ей. Обо мне не беспокойся, я слажу отлично с помощью Душки115 Душка — Авдотья Ивановна Банникова (р. около 1852 г.); дочь скотницы Анны Петровны.и Дуняши116 Дуняша — Авдотья Николаевна Банникова, позднее жена А. С. Орехова.
Толстой писал в ответ 11 декабря: «Душа моя, я радуюсь твоим слезам, понимаю их очень, люблю их очень, очень. Только страшно, не примешивается ли к ним сожаленье, и не мог ли я сделать, чтоб не было этого сожаленья?» (ПЖ, стр.41).
. — Бабка сейчас правила, няня уверяет, что ей много стало легче, и перестала стонать. Может быть просто ушиб и легче от холодной воды с камфарным спиртом, которые мы ей прикладывали. Что ты? Что твоя несчастная рука? Воображаю, как ты еще похудел. Цалую милую Таню за то, что она тебя так соблюдает и за то, что, я и ты, мы ее любим. Про мама́ и говорить нечего. Я ей не пишу оттого, что слишком много хотела бы ей сказать, она и так знает, как я ее люблю, и ты это знаешь. Лёва милый, правда, что пока мы с тобой любим друг друга, всё можно перенесть, на всё хватит силы.

Твоя Соня.

Предшествующее письмо (от 6 декабря) опускаем.

1112

№ 12

1864 г. 9 декабря. Среда. Вечер. Я. П.

Милый мой друг Лёвочка, наконец утешительное, радостное письмо117 наконец утешительное, радостное письмо — письмо от 6 декабря; в нем Толстой писал: «Боюсь тебя обманывать, но через неделю, верно, буду уж с тобой вместе переноситься из детской на верх[...]. Ежели я тебе мало пишу о детях, Серёже и Тане, то ты из этого не заключай, чтоб их положение мне было мало интересно: напротив, все, до малейших подробностей хотелось знать о них, а в нынешнем письме ты пишешь, что у Серёжи понос опять, а не описываешь подробно, в какой степени» (ПЖ, стр.33—34; неверно датировано 7 декабря)., что ты приедешь. Как я давно ждала этого и боялась вызывать тебя. Почти наверно знаю, что письмо это не застанет уже тебя, но пишу на всякий случай. Лёва, мой милый, что это ты как духом упал118 что это ты как духом упал. Толстой писал: «Сейчас говорил это Тане, и тебе должен сказать, хоть и совестно. Я ужасно нравственно опустился эти последние три дня; ничего не делаю, даже не съездил в библиотеки, куда мне нужно, ни к Каткову переговорить о романе, а с утра до вечера шляюсь по комнатам и уныло слушаю невеселые 50-ые шуточки Александра Михайловича [Исленьева]. — Все это, может-быть хорошо, но мне здесь одному, т. е. без тебя, не вынести еще столько же. С завтрашнего дня намерен строго ходить в струне» (ПЖ, стр.33—34).; как тебе не стыдно, голубчик мой, это на тебя не похоже. Всё пройдет, всё это следствие хлороформа, — я это предвидела и говорила об этом с Серёжей. Твои нервы все расстроены, а некому утешить тебя; народ такой там живет всё грустный, не бодрый. Бедные они все, бедная Таня, мама́. Кажется всех бы взяла в свой мир детей, моего счастливого intérieur,* интимного обихода где играет забавный Серёжа с двумя дудками в руках, и блестит глазёнками моя Танюша, и где мне так хорошо и приятно, и легко живется, — когда только еще ты тут. А без тебя всё пусто, и трудно, и грустно. Я ужасно раскаиваюсь, что писала тебе письма в дурном духе. По крайней мере не обманывала тебя. Какая была, такая и тебе явилась. А право, Лёва, я не жалуюсь, но иногда спишь ночь только пять часов и меньше, и весь день голова кругом идет, особенно как у детей была оспа, а у Серёжи понос. Теперь всё слава богу; дети здоровы, ноге няниной лучше, пиявки ставили, Серёжа почти всё с Душкой, и я ее сменяю, а няня исполняет все дела сидячие, т. е. нянчит девочку, укачивает Серёжу и проч. Живем понемногу. Лёва, милый, как мне грустно про роман твой119 как мне грустно про роман твой. Толстой писал: «У меня еще горе — я начинаю охладевать к моему писанью, и, можешь себе представить, ты, глупая, с своими неумственными интересами, мне сказала истинную правду. Все историческое не клеится и идет вяло. Я утешаюсь, что от этого нейдет вперед. Я расклеился. Оправдываю себя тем, что это от положения руки, которое опять стало неопределенно. И досадно» (ПЖ, стр.34).. Что это ты со всех сторон оплошал. Везде тебе грустно и не ладится. И зачем ты унываешь, зачем падаешь духом. Неужели сил нет подняться. Вспомни, как ты радовался на свой роман, как ты всё хорошо обдумывал, и вдруг теперь не нравится. Нет, Лёвочка, напрасно. Вот как приедешь к нам, да вместо грязного, каменного Кремлевского дома, увидишь наш Чепыж, освещенный ярким солнцем и поле, усаженное смородиной, малиной и проч., и вспомнишь всю нашу счастливую жизнь, и пойдем мы с тобой на порошу, и будем нянчать своих деток, и ты мне начнешь опять с веселым лицом рассказывать свои планы писанья, у тебя пройдет вся ипохондрия твоя, ты почувствуешь, как улетучится весь хлороформ из тебя, и нервы успокоятся, и всё пойдет хорошо. О руке я успокоилась более, чем прежде, может быть она и будет подниматься совсем хорошо. Скучно ждать, и как-нибудь сократим время. Ты будешь мне диктовать, мысли опять придут; стрелять нельзя, — ну это так и быть. У нас, Лёва милый, не поладили что-то дети вечером, и я провозилась, так что пожалуй, не успею тебе много написать. Вообрази, Лёвочка, нынче явился ко мне наниматься карлик120 явился ко мне наниматься карлик, — звали его Афиногеныч. «Безобразный, с огромной головой, коренастый и с большим юмором в речах и характере» («Моя жизнь», II, стр.168). С. А. Толстая писала о нем сестре 29 декабря 1864 г.: «Вчера карлик, которого мы наняли, нарядился девочкой и принялся плясать, но так отлично и легко, что мы дали ему целковый и хохотали ужасно» (хранится в АК; не опубликовано)., один р. с. в месяц, в помощники к повару. Он ужасно мал и безобразен. Я думаю, что не оставлю его, он неприятен, но такой жалкий и старательный. Берется колоть дрова на весь дом; стало быть это заменит поденного. Как мне нынче было досадно. Говорят, что староста121 староста — Василий Ермилович Зябрев, помощник управляющего по имению. отправил пастуха Якова, говоря, что и без него народу много. В хозяйстве всё идёт понемногу. Завтра будет барда, пойдет завод. Телята всё в ужасном положении.

Ну, никуда не годный мой муж, но милый и которого я ужасно люблю, теперь я совсем ожила, когда знаю, когда ты приедешь. Как я буду ждать тебя целый день, и постараюсь быть сама здорова, и чтоб дети были здоровы, и чтоб всё было благополучно. А ты, мой бедный, убогий, милый, не унывай, ради бога, будь бодр, — какая я дура, все мои утешения напрасны, теперь поздно, и я так мало утешала тебя в своих письмах, и пожалуй еще меньше буду утешать при свидании. Только я так рада тебе буду. Грустно у вас там в Кремле, плохо122 Грустно у вас там в Кремле, плохо — отклик на следующее место из письма Толстого: «Сейчас уехал Василий Исленьев; он имеет вид доброго малого и прост; но что-то есть в нем, как-будто у него на душе много стыдного и гадкого; такое он мне делает впечатление и раздражает меня. Кроме того, тут Александр Михайлович, который просто противен; и с тех пор, как он тут, мне еще тяжелее становится здесь» (ПЖ, стр.33). . А я-то счастливая, какую мне бог судьбу послал. Только несчастная рука. Лёва, милый, прощай, у дочки животик болит, и нянчить некому; я и так пишу урывочками, и спешу ужасно. Да теперь скоро увидимся, голубчик, друг мой. Уж поздно, детей [никак] не уложим, и сама почти не гляжу глазами. Если застанет тебя это письмо, то одно прошу тебя, ради бога не падай духом. Я, бывало, так любила, когда ты говорил, что это значит хандра — пустяки. О нас не беспокойся, одна Лиза только нездорова, но на ногах, у ней страшная болезнь во рту. Няня дня через два, три, верно, пойдет молодцом. Ну, прощай, и так девочку бросила, чтоб писать тебе. Машенька ужасно мнительна и с ума сходит о Лизе, а доктор сказал, что ничего нет. Цалую тебя, покуда еще будто бы, но скоро в самом деле. Что ты мало пишешь о мама́? Когда-то я их всех увижу. Мне без тебя приходило раза два такое желание увидеть всех своих кремлевских, и даже грустно делалось.

Предшествующее письмо от 8 декабря не печатаем.

1213

№ 13

27 июля 1865 г. 12 часов дня. Покровское.

Милый Лёвочка, всё хорошо и благополучно. Серёжа так же, как вчера; у меня зуб прошел. Теперь мы все вместе сидели в доме, и Машенька рассказывала свое грустное прошедшее с мужем123 Машенька рассказывала свое грустное прошедшее с мужем, Валерьян Петрович Толстой (1813—1865) в 1847 году женился на М. Н. Толстой, приходившейся ему троюродной сестрой. Через 10 лет он с ней порвал, находясь в сожительстве с мещанкой Еленой Гольцевой, от которой имел двух дочерей и сына. Умер в Липецке, оставив большую часть наследства своей второй семье. Формального развода с мужем М. Н. Толстая не добилась, вследствие чего ее связь с Гектором де-Кленом оказалась не прочной.. Как-то особенно грустно и больно было вчера, когда ты уехал. Ради бога береги свое здоровье. У меня из головы не выходит твой шум в ухе и твоя боль в желудке. Пиши мне главное о здоровье. — Вечером вчера приехала Фионочка124 приехала Фионочка — Хиония Александровна, рожд. Чапкина, по мужу — баронесса Дельвиг. Соседка и приятельница М. Н. Толстой. См. о ней КМЖ, III, М. 1928, стр.74—75.. Она очень милая и я подумала, что невозможно опошлеть около такого простого и чистого существа. Мы с ней сидели больше в бане125 Мы с ней сидели больше в бане. Софья Андреевна поместилась с детьми и няней в пустовавшей бане в усадьбе Марии Николаевны.у детей. Она так хорошо их забавляла, что они оба её пустить не хотели, так и лезут к ней на руки. Из этого я больше заключила, что она прекрасная женщина. Кругленький барон126 Кругленький барон — бар. Александр Антонович Дельвиг (1818—1882), меньший брат поэта, штабс-капитан гвардии, муж Хионии Александровны. пока пел с Таней и аккомпанировал ей на фортепиано. Он очень хорошо играет на гитаре, особенно трепак. Мне нынче так показалось страшно спать одной, что я положила на твое место девочку, и опять буду спать с ней. Она такая покойная, и так приятно слышать около себя дыханье маленького существа.

Таня большая поет и я всё её слушаю, и мыслей не соберу писать тебе. Только под музыку еще скучнее без тебя, и еще яснее представляется, как ты вчера вечером отъехал, и я осталась одна. А нынче послушала рассказы Машиньки о её несчастиях, и совестно стало за свои маленькие горести перед таким большим несчастием. А мне теперь кажется самым большим горем, что тебя нет. — Лёвочка, завтра поеду к баронам, они очень звали, и буду помнить всё время твои родительские наставления. А на счёт полосканья во время сердца127 полосканья сердца. Вероятно образное выражение — в смысле умиротворения настроения., я нынче утром уже употребила это средство, и очень рада. Сейчас идем купаться, а Машинька поедет нынче к Сухотиным128 Машенька поедет нынче к Сухотиным. Соседи М. Н. Толстой по Покровскому Павел Иванович и Анна Петровна Сухотины, жившие в имении Паринцево. . Я еще не бралась за переписыванье, но постараюсь всё исполнить. Прощай, Левочка милый; нынче нечего еще писать. Так еще мало времени прошло, к несчастью, с тех пор, как ты уехал. Завтра, может быть, не буду писать, а пошлю после завтра. Не знаю еще и это письмо с кем пошлю.

Соня.

25 июля 1865 г. Толстой отвез свою семью в имение своей сестры М. Н. Толстой «Покровское», а сам выехал к соседям Новосильцовым и Киреевскому, куда ему и писала Софья Андреевна.

1314

№ 14

28 июля. 1865 г. Вечером. Покровское.

Сейчас только приехала я от Дельвигов, милый друг мой Лёва. Я провела там только два часа, ездила в тележке с Павлом129 в тележке с Павлом, вероятно с кучером М. Н. Толстой в ее имении «Покровское»., совершенно независимо от всех. Ничего не могу тебе рассказать о их вечере и гостях. Провинциальный сброд, с бледными барышнями, с провинциальным львом в русском бархатном казакине и черных пу-де-суа130 пу-де-суа — шелковая материя с вышивкой.панталонах. Совсем не весело и не смешно. Petits jeux* Игры скучные, шутки кавалеров глупые и не смешные; варенья разных сортов на блюдечках, старички играли в карты и дети мелькают кое-где и кое-когда в пёстрых платьицах и панталончиках с оборочками. Только милы очень сами хозяева, т. е. веселая и, действительно, удивительно простая Фионочка и сам барон. Добродушные и, в самом деле, с отсутствием всякого тщеславия. Я нарочно искала его в чем-нибудь, и не нашла. Машенька в их обществе в большом почёте, и меня очень фетировали131 фетировали — чествовали. . Мне и не хотелось ехать, так страшно оставлять было детей хоть на два часа. Впрочем они благополучны и здоровы. Только Серёжа всё охрип; я удивляюсь, что не проходит.

Что же я ничего не пишу тебе о том, что нынче я получила утром твое милое письмо132 получила утром твое милое письмо. Толстой писал из имения Новосильцовых Орловской губ. 27 июля: «Старик заговорил меня своими анекдотами и рассказами из моего доброго, старого времени 12 года [...] можешь себе представить, вид его хозяйства побудил меня к тому, что ты любишь и желаешь, подчистить в Ясной [...]. Я рад, что этот день меня развлекали, а то дорогой мне уже становилось за тебя страшно и грустно. Смешно сказать: как выехал, так почувствовал, как страшно тебя оставлять» (ПЖ, стр.44—45)., милое оттого, что ты меня тоже пожалел оставлять, и что не мне одной было так больно и грустно, когда ты уезжал. Я этому очень обрадовалась, и письмо твое было такой радостью нынешнего дня, что я его везде с собой таскала и перечитывала. Я не удивилась, что ты у Новосильцовых133 у Новосильцовых. Толстой поехал к Петру Петровичу Новосильцову (1797—1869). Новосильцов в молодости служил в кавалергардах; в 1838—1851 гг. — московский вице-губернатор, в 1851—1858 — рязанский губернатор. В 1866 г. состоял при министерстве внутренних дел. Тайный советник.задержался, рада, что ты отдохнул и рассеился. Где бы ты ни был, и что бы ты ни делал, я всему буду рада, только бы ты был главное здоров, а потом весел. А ты ничего не написал мне о желудке и о шуме в ухе. Барабан134 Барабан — «старая лошадь, на которой мы много ездили» (прим. Софьи Андреевны).теперь опять поправляется и стал есть корм, а то ты его таки уходил порядочно. Хочу тебе написать, что мы делали вчера и нынче, да не припомню хорошенько. Вчера только помню, что занимались утром вышиваньем и бисером, потом купались два раза и ели много крыжовнику. А вечером Машенька уехала к Сухотиным, а мы вчетвером, самая-то молодежь, всё разговаривали, были в поэтическом расположении духа, и припоминали девочкам свое детство и молодость первую, и рассказывали кое-что. Потом приехала Машенька, и видно уж такой был вечер à confidences,* откровенностей девочки ушли спать, а она мне и Тане подробно рассказала свой роман с Тургеневым135 подробно рассказала свой роман с Тургеневым. Во время своей ссылки в Спасском-Лутовинове Тургенев познакомился с гр. В. П. Толстым, как своим соседом. Их сблизили охотничьи интересы. Познакомившись с М. Н. Толстой в октябре 1854 г. за год до знакомства с Львом Николаевичем, Тургенев ею увлекся. Творческим последствием этого увлечения явилась повесть Тургенева «Фауст», в которой он изобразил Марию Николаевну. В своих письмах к Л. Н. Толстому, он так отзывался об его сестре: «Если есть на свете женщина, которая заслуживает быть счастливой, так это она; а на такие-то натуры судьба и налегает» (от 8/20 декабря 1856 г. из Парижа); «я искренно к ней привязан — и известие о ее болезни меня сильно опечалило» (от 3/15 янв. 1857 г. из Парижа): «с Вашей сестрой жить очень легко» (от 25 ноября — 7 декабря 1857 г. из Рима) — см. «Толстой и Тургенев. Переписка», ред. А. Е. Грузинского и М. А. Цявловского, изд. Сабашниковых. М. 1928, стр.24, 31 и 39. — Об отношении Тургенева к М. Н. Толстой см. также вступительную заметку В. И. Срезневского к 16 письмам Тургенева к В. П. и М. Н. Толстым («Звенья», первый сборник). Имеется также очерк о М. Н. Толстой и Тургеневе И. М. Гревса (не напечатано). и свой заграничный роман. Мы разошлись очень поздно, и я потом долго не могла спать, всё ты мне вполовину во сне, а вполовину на яву мерещился, и как будто указывал в угол, где мелькали огоньки, и говорил: «гляди, гляди...». Так было страшно и одиноко. Только девочка, которая спит со мною, утешала меня и радовала своим присутствием.

Нынче встала так поздно и голова так болела. Я всё утро одевала и устраивала Машеньку и барышень в гости. Кому бантик, кому серьги, кого причесать. Они поехали рано, к обеду, а я всё время часов до шести тебе списывала и подвинулась таки вперед порядочно. В шесть встали дети, и я с ними обедала в доме. Мне с ними было так весело и хорошо. Серёжа так ел аппетитно, и такой был милый. Уже почти в восемь я поехала к баронам. Завтра утром посылаю это письмо, а от тебя, верно, еще не будет. У баронов разные господа о тебе спрашивали, о твоем писательстве. «Туда же лезут рассуждать», — подумала я несколько раз. А всё-таки, бог знает от кого, а мне приятно, когда говорят о тебе и хвалят. Милый мой Лёвочка, где-то ты теперь? Я всё думала, что настоящие охотничьи дни, тепло и дождик моросит. Дай бог, чтобы тебе было хорошо и весело. Прощай, цалую тебя, душенька. Пиши мне чаще, пожалуйста.

1415

№ 15

29 июля 1865 г. Покровское.

Никак не ожидала я себе такого счастия, милый мой Лёвочка, что ты пришлешь мне еще письмо136 не ожидала я себе такого счастия, милый мой Лёвочка, что ты пришлешь мне еще письмо. Имеется в виду письмо Толстого от 27 июля из Орла, в котором он писал: «Мне всё больше и больше становится скучно и грустно, и страшно[...]. Никогда мы перед разлукой не были так равнодушны, как этот раз, и потому мне всё об тебе щемит» (ПЖ, стр.34). . Только нынче встала, Душка подает мне маленькое письмецо; я удивилась от кого бы это, и вдруг опять от тебя. Плохо, что здоровье твое всё нехорошо, ты не поверишь, как я мучаюсь постоянно о твоем здоровье. Опять мне стало приятно, что ты обо мне всё думаешь; только с чего ты взял, что мы были равнодушны друг к другу перед разлукой. Я не была равнодушна, мне было грустно, что ты едешь, и главное едешь больной. А твое равнодушие я считала за желчное, нездоровое расположение, в котором ничто не мило и ничто не трогает. Хорошо бы, кабы ты приехал раньше, но боюсь просить тебя; тебе, может быть, будет весело, а мне не надо быть эгоисткой. А еще неделя до срока, до пятого числа.

Вообрази, целый день, как кто едет, смотрю в окно, не катки ли, не ты ли, может быть, соскучился и едешь назад. Но это так, глупая фантазия. В каком ты нынче состоянии, нашёл ли Киреевского?137 нашёл ли Киреевского? От Новосильцовых через Орел Толстой поехал на охоту к Киреевскому в Шаблыкино Карачевского уезда.А дни всё теплые, хорошие, и для охоты хороши; жаль, если пропадают в поисках и погоне за Киреевским. А я всякий вечер считаю, слава богу, еще день прошел, а на сон грядущий тебе пишу. Нынче опять мы встали очень поздно, моя девочка, которая со мной неразлучна, вдруг ночью села возле меня и начинает — ма, ма, ма, а в комнате уже свеча была потушена, я так удивилась. Так и провозилась я с ней до трех часов почти ночи. Она была такая веселая и оживленная. Потом пили в доме кофе, рассказывали друг другу о приключениях и торжественном дне у баронов. До купанья я всё списывала, но дело идет тихо. Начну списывать, то дети помешают, то мухи кусали ужасно, а то станет интересно и я читаю дальше, и начинаю думать и судить сама себе о всех лицах и действиях твоего романа. Мне очень Долохов нравится138 Мне очень Долохов нравится. С. А. Толстая переписывала текст, соответствующий первым главам 2 части I тома «Войны и мира» (по изд. 1886 г. и следующим), где описывается Долохов рядовым, подготовление к смотру полка, сцена с полковым командиром и разговор Кутузова с Долоховым.. Но я чувствую себя всё-таки действительно пошлой, читающей публикой. Купаться мы ходили все, даже мои дети. Серёжа смеялся, а девочка всё кричала — ма, ма, ма, и лезла ко мне в воду. После обеда мы все были в саду на ягодах, а потом я велела закладывать в тележку Барабана и поехала с Серёжей кататься просто по полю, по гладенькой дорожке. Сначала он был очень весел, мы ему дали возжи и он погонял лошадь, кричал тпрр, показывал на Павла, смеялся и говорил: Па. А потом вдруг заснул. Когда приехали домой, он опять отправился гулять, я его катала по саду в тачке, ему это очень нравилось, и он закатывался от радости. Сейчас пили чай, а теперь, как кончу письмо, сяду еще списывать. Вот и весь мой нынешний день. Все прочие члены нашего общества, приблизительно, проводят время также. Все здоровы и дети тоже. Серёжина хрипота всё не проходит. Ты велел писать подробнее, вот тебе всё до мельчайших подробностей. Ты мне только завещал не сердиться; ну так на этот счет будь покоен, я в самом ровном, спокойном, но грустном без тебя расположении духа. Как будто нарочно, без тебя стараешься быть лучше. А это не нарочно, а просто так, занята мыслью, что тебя нет, что как ты, и где, и благополучен ли, и скоро ли приедешь, что всё другое почти не трогает и не может волновать. — Ты бы, верно, если бы видел меня, сказал, как всегда говоришь, с особенным ударением: «не объясняй, не объясняй». А мне тебе, милый мой Лёва, всё хочется и рассказывать и объяснять. Лёвочка, пиши мне подлиннее письма, если время будет; хоть несколько минут в день будет счастливых, и с явным участием тебя. А то так пусто, одиноко. Серёжа нынче всё на твой портрет глядел и с такой радостью и веселым лицом указывал на него и говорил: «папа». Он мне еще милее стал за то, что только у нас с ним ровная, и искренняя, и настоящая к тебе любовь. Ведь его никто не учил любить тебя, и, стало быть, чувствует. Он ужасно мил; только нынче опять кричал ужасно, и, верно, просто от каприза. Это жалко. Скажешь: «сама избалована». Что делать. А девочка меня нынче просто била за то, что я у ней ягодку крыжовника отняла. Её кто же избаловал? И успеть-то еще нельзя было, такая маленькая. Лизанька139 Лизанька — Е. В. Толстая.удивляется, что я тебе могу так много писать; если бы она прочла, какие я тебе пишу пустяки, она бы надо мной смеяться стала, а мне не хочется оторваться от письма к тебе. Я так мало думаю о том, как и что писать тебе. — Таня всё поет, она очень в голосе, и очень оживлена, так что поет и трогает. Можно ее, кажется, заставить забыть старое, я так замечаю, но может быть и ошибаюсь. Лёвочка, голубчик милый, мне ужасно хочется в эту минуту видеть тебя, и опять в Никольском вместе пить чай под окошечками, и сбегать пешком в Александровку140 Александровка — Александровский хутор (Протасово тож), небольшое имение Толстого, примыкавшее к Никольскому-Вяземскому. и опять жить нашей милой жизнью дома. Прощай, душенька, милый, крепко тебя цалую. Пиши и береги себя, это мое завещание.

Твоя Соня.

Старшая дочь тебя цалует, племянницы141 Племянницы — Варвара и Елизавета, дочери Марии Николаевны.тоже и Машенька говорит «и от меня!» Это они непременно велели написать. Они с аппетитом уничтожают за ужином картошки. И вся142 И вся — т. е. всё написала. .

Пришла в свою одинокую комнатку в бане запечатывать письмо и ложиться спать, и такая тоска, и одиночество, и страх. Верно тебе вполовину не так страшно за меня, как мне за тебя.

1516

№ 16

31 июля 1865 г. Покровское.

Нынче весь день такая тоска, просто ужас. Так ясно представляются всевозможные несчастия, которые могут случиться с тобой, мой милый Лёвочка. Ради бога береги себя сколько возможно, думай, как я испугаюсь и измучаюсь, если что-нибудь случится с тобой.

Нынче переписывала и прочла вперед немного, что я еще не видала и не читала, а именно, как жалкий, повязанный старичек Мак143 жалкий, повязанный старичек Мак. Имеется в виду приезд генерала Карла Мака (Máck; 1752—1828) после гибели австрийской армии под Ульмом в 1805 г., описанный Толстым в тексте романа, соответствующем главе III второй части первого тома «Войны и мира» (по изд. 1886 и сл. гг.).приехал сам признаться, как его разбили, а кругом его любопытные адъютанты, а он почти рыдает, и его свидание с Кутузовым. Мне ужасно это понравилось, оттого и пишу об этом тебе. Нынче к обеду явились все почти бароны, я вышла только прямо к столу, а до обеда сидела в бане, окруженная всеми частицами тебя, т. е. с детьми и с писанием твоим, которое переписывала. Только такая жизнь мне и возможна без тебя. Чувствую себя и покойнее и лучше. Утром я с девочками разглядывала гравюры с картин Рафаэля144 с картин Рафаэля. Рафаэль-Санти или Санцио (1483—1520). Толстая ошибочно приписывает ему картину «Двенадцать дев».: «Les douzes Vierges.* «Двенадцать дев». Очень хорошо, и я так вникала, и тексты были к каждой Vierge. Есть во мне, верно, немножко понимания живописи или я так себе воображаю. После обеда прихожу к себе в баню, и вижу картина: няня, Душка и Серёжа, все с ветками мух выгоняют. Серёжа так был мил: бегает, гонит и всё ртом делает: ш-ш-ш... Я детей взяла туда, в дом, где их затормошили, но они, слава богу, не дики и были милы. Сама же я мало принимала участие в общем разговоре и веселье. Всё сидела одна и переписывала. Так было нынче весь день, да и теперь грустно и тяжело. Уже я стала придумывать с отчаяния, не написать ли, что я больна, чтоб ты приехал. Да сейчас уже устыдилась своей подлости. Никогда бы я, конечно, этого не сделала, а еще скрыла, еслиб и заболела. Завтра только первое число. Весело ли тебе, по крайней мере, за то, что мне так грустно? Нынче письма опять не было, будет ли завтра? Лёвочка, если я пишу тебе в скучном тоне, не сердись на меня, по крайней мере искренно. — Таня нынче меня много расстроила. Такая оживленная, точно чахоточная, и пела весь день с сипотой в голосе. Много горя мне впереди, много близких людей придется, пожалуй, потерять, уж лучше самой умереть поскорей. Варинька нынче меня тронула. Слушала, слушала Танино пение, слёзы у ней были на глазах, потом Таня кончила, она взяла её руку, поцеловала, потом поцеловала ее в лицо и сказала: «какая прелесть, милая». И так это у ней было просто, искренно, хорошо, что меня до слёз тронуло. Чудо, какая симпатичная девочка. А как мать ее не любит и преследует, даже грустно. Как нынче мне хочется всех любить и жалеть, и сама себя чувствую несчастной, и, бог знает, что о тебе в голову приходит. Я тебя ужасно люблю, и так же, как и Вареньке, хочется поцеловать твою руку и тебя, и сказать, что ты милый и прелесть. Не знаю, после этого письма писать ли тебе еще, может быть не надо и ты сам приедешь. Когда будет это счастье? Разве для этого только надо расставаться. Да только радость свидания всё-таки меньше скуки и разлуки, я в этом уверена. Хотела бы тебе что-нибудь рассказать о нашей жизни, да интересного мало. Нигде не были, всё сидели. Все здоровы, только у обоих детей небольшой понос и Серёжа всё охрип. Получил ли ты все мои письма? Это уж пятое. Я пишу всякий вечер, и на другое утро рано отвозят письмо в Чернь. Напишу еще завтра, а потом четвертого вышлю лошадей и письмо в Богоуслов145 Богоуслов, правильнее Богуслово или Богословская — почтовая станция на большой дороге между Мценском и Чернью (в 12 верстах от Мценска и в 16 верстах от Черни). . Как бы сама я выехала навстречу. А может быть, что ты и раньше будешь. Прощай, душенька, что же ты не пишешь мне?

Твоя Соня.

Предшествующее письмо от 30 июля не печатаем.

1617

№ 17

11 ноября 1866 г. Вечером Я. П.

Все эти сутки ехала с вами в своем уме, милый мой Лёва, и теперь опять воображаю, как у вас весело, и как все вам рады, и признаюсь, еслиб не веселые, милые голоса Серёжи с Таней, то очень было бы грустно и даже скучно под монотонное храпенье Наташи и тётеньки, которые обе спят и дремлят по вечерам. Я нынче весь день почти списывала146 нынче весь день почти списывала — «1805 год» («Война и мир»)., и написала мало, потому что рассеяна. А списывать также приятно, как когда в комнате сидит близкий друг, и не надо его занимать, а только хорошо, что он тут. Так и в переписыванье моем, думать не надо, а следишь и пользуешься разными мыслями другого, близкого человека, и оттого хорошо. Бралась я нынче и за разные работы, но нет еще у меня той потребности деятельности, которая всегда нападает на меня в твое отсутствие. Только чувствую везде пустоту и лень и недовольство собой и немножко озлобление на других. Ты за это не сердись, — что делать, а я не могу тебе не рассказать все, что во мне делается, даже еслиб это тебя не интересовало. Весь вечер свободное от детей время нынче буду читать, это очень приятно, когда в таком духе, как нынче я. Просматривала я «Рудина» Тургенева147 «Рудина» Тургенева. Повесть Тургенева «Рудин» напечатана в «Современнике» за 1856 г., №1 и 2. , и даже мне показалось, что и я уже выросла для него. Совсем мне не понравилось.

Таня и Илюша148 Илюша — второй сын Толстого, Илья Львович (р. 22 мая 1866 г., ум. 12 декабря 1933 г.). Первыми учителями его были: С. А. Толстая — чтение и письмо, русский и французский языки, и Толстой — арифметика. Из гувернеров упомянем: Ф. Ф. Кауфмана, Рея, коммунара Ниефа. С 1881 г. учился в московской частной гимназии Поливанова. В 1888 г. женился на Софье Николаевне Философовой. После женитьбы поселился на хуторе при имении Никольское-Вяземское — Протасово, — а затем в имении С. А. Толстой Гриневке, Чернского уезда Тульской губернии, которую получил по разделу в 1891 г. В 1891—1892 гг. и в 1898 г. принимал участие в помощи голодающим. Был гласным уездного Чернского и Калужского губернского земства. Занимался делом народного образования. Разойдясь с женой, вступил во второй брак в 1920 г. с Надеждой Клементьевной Катульской (по первому браку — Паршиной). С 1916 г. переехал в США, где выступал с чтением лекций, а также работал в качестве режиссера на кино-съемках в Голливуде. Писал рассказы и статьи под псевдонимом Ильи Дубровского («Одним подлецом меньше», «Русская мысль» 1905 г., сентябрь, стр.185—197; переиздан отдельной брошюрой в 1906 г. в изд. «Посредника» №625) и под собственным именем. Толстому посвящена книга И. Л. Толстого «Мои воспоминания», М. 1914, изд. Сытина; другое издание Ладыжникова, Берлин, sine anno (первоначально печаталось в виде отдельных статей в «Русском слове» за октябрь, ноябрь и декабрь 1913 г.). Второе дополненное издание с предисловием Нусинова. М. 1933 г. Нам известны,
кроме того, следующие, касающиеся Толстого статьи И. Л. Толстого: «Отрывок из воспоминаний об отце» («Русские ведомости» 1911 г., №256); «М. Н. Толстая» («Русское слово» 1912 г., №83 и «Новое время» 1912, 12 апреля. Некролог); «Из воспоминаний об отце» («Русское слово» 1912 г. №257); «Разъяснения любимого ученика» («Новое время» 1912 г., №13181); «Письмо в редакцию» («Русское слово» 1913, №40); «К выставке художника Салтанова» («Русское слово» 1913, №42); «Поль Дерулед в Ясной Поляне» («Русское слово» 1914 г., №33); «Князь Д. А. Хилков» (там же, некролог, №248); «Внук Л. Н. Толстого» («Русское слово» 1915 г., №82); «Мои старые друзья» («Столица и усадьба» 1916 г., №59, стр.21—22). Издал в Америке сборник своих очерков «Visions». Наиболее обстоятельный некролог о нем в «New York Herald Tribune» 1933, № от 13 декабря.
всё так же, как и вчера, довольно веселы и кашляют только по утрам, а у Серёжи небольшой понос, который, верно, пройдет завтра же. Я всё в раздумье и хочу послать за англичанкой и всё не решаюсь. Очень тебе благодарна за твою записочку из Тулы149 Очень тебе благодарна за твою записочку из Тулы. Толстой писал с дороги 10 ноября: «Какова собака Шумка? прелесть. То, что мы опоздали, не доказывает, что я приеду позже[...]. Прощай, думай, что теперь меньше дня до свиданья. Главное, как можно меньше предпринимай. И в случае чего не торопись» (ПЖ, стр.53).. Я думаю, вы и до конца доехали по хорошей дороге, тепло, и собачка, думаю, вам надоела. Таня сейчас ко мне подошла и говорит: «Сымите со стенки папашу, я его погляжу», и утром Серёжа спрашивал: «а папаша чтож не приходил?» Они замечают твое отсутствие. Еще бы кто-нибудь не замечал его. Нынче утром, вообрази, подают мне из Пирогова записку к тебе от Егор Михайловича150 Егор Михайлович — управляющий М. Н. Толстой. Его Толстой изобразил в «Поликушке» в лице приказчика Егора Михайловича.. Он пишет, что графиня требует возок, чтоб послать его в Хитрово. Стало быть к барону. Верно, Любочка151 Любочка — Любовь Антоновна Дельвиг, сестра друга Пушкина.
Толстой писал в ответ 14 ноября: «После обеда еще получил твое первое письмо. И мы оба с мама́ принялись так хвалить тебя, что самим стало совестно. Как грустно о Машиньке. А Таню маленькую я так и вижу, и сияю при мысли о ней. — Прочти им: « Серёжа милый, и Таня милая, и Илюша милый, я их люблю. Серёжа теперь большой, он будет писать папаше» (ПЖ, стр.60).
приедет болтать всякий вздор, и Машенька, верно, намеревается еще жить долго в Пирогове. Мне, признаться, стало даже очень досадно и неприятно. О возке то я не очень сокрушаюсь, и в кибиточке доедет, а о девочках думаю с большим сожаленьем.

Что-то у вас, что Таня, её здоровье, и как найдут её доктора и родители? Всей душой живу с вами, а от себя всё жду: «когда же ты поднимешься?» Так хотелось бы не скучать и быть не гадкой. Теперь бы я ответила Танюше, что «нет, я гадкая». Пиши, Лёвочка, мне побольше. Я так тебя, милый, люблю, и такое я ничтожное существо без тебя. Как мы вчера с тобой прощались, я всё вспоминаю и всё думаю, как радостно будет увидаться. И теперь целую тебя, милый мой друг, будь здоров; не тороплю тебя, потому что знаю, что это будет очень горестно для папа́ и для всех Берсов, и знаю, что и ты сам поспешишь домой. Прощай, душенька. Серёжа нынче не спал, и я всё слышу, как он капризничает, а уже теперь поздно. Прощай.

Толстой поехал с больной Т. А. Берс в Москву, где ему хотелось выяснить все дела, связанные с печатанием романа, начало которого было опубликовано в «Русском вестнике» за 1865 (№1 и 2) и 1866 гг. (№2, 3 и 4). Толстой предполагал выпустить отдельное издание с иллюстрациями, для этого ему предстояло переговорить с художником Башиловым. Предшествующие письма С. А. Толстой от 11 и 12 августа и 29 октября 1866 г. не печатаем.

1718

№ 18

1866 г. 12 ноября, суббота, вечер Я. П.

Милый друг мой Лёва, вообрази, нынче перед обедом вдруг является длинная англичанка Львовых152 вдруг является длинная англичанка Львовых. Дженни Тарсей, служила у знакомых Толстого тульских помещиков Львовых. — Кн. Евгений Владимирович Львов (1817—1896) — отец премьера Временного правительства кн. Г. Е. Львова. Имение Львовых — «Поповка» Алексинского уезда.с своей сестрой153 сестра англичанки — Ханна Егоровна Тарсей (Hannah Tarsey) (р. около 1845 г.), дочь садовника Виндзорского дворца, приехала из Англии в 1866 г., пробыла воспитательницей детей Толстых с 1866 по 1872 г., когда, вследствие слабого здоровья, уехала с Кузминскими в Кутаис гувернанткой детей Татьяны Андреевны. Через два года вышла замуж за кн. Дмитрия Георгиевича Мачутадзе. В «Анне Карениной» воспитанницу Анны, девочку англичанку Толстой назвал Ганной. О Х. Тарсей см. КМЖ, III, 1928, стр.110—111 и Илья Толстой, «Мои воспоминания», М. 1914, стр.12, — нашей англичанкой. Меня даже всю в жар бросило, и теперь еще все мысли перепутались, и даже от волнения голова болит. Ну как тебе всё это передать? Она такая, какою я ее и ожидала. Очень молода, довольно мила, приятное лицо, даже хорошенькая очень, но наше обоюдное незнание языков — ужасно. Нынче сестра её у нас ночует, покуда она переводит нам, но что будет потом, — бог знает, я даже совсем теряюсь, особенно без тебя, мой милый друг. На этот раз вспомнила твое правило, что надо подумать, как всё это покажется через год легко и ничтожно. А теперь даже очень трудно. Дети обошлись, Таня сидела у неё на руках, глядела картинки, сама ей что-то рассказывала, Серёжа с ней бегал, говорил, что «она как со мной играет!» Потом Таня представляла в детской, как англичанка говорит, и, вероятно, всё это образуется, но покуда как-то всё это очень неестественно, тяжело, неловко и страшно. Тебя я как-то всё душой ищу, как свою опору, но пускай и без тебя, может быть скорей обойдется. Одно просто ужасно, что мы совсем не понимаем друг друга. Я думала, что буду лучше понимать. Сестра её, т. е. Львовская англичанка, смотрит на всё как-то недоверчиво и недоброжелательно, а наша, кажется, добродушна и старается подделаться. Вот завтра напишу тебе, как будет без переводчицы-сестры. — Дети мои здоровы, только один Илюша кашляет, а Таня совсем перестала. Все веселы, не капризны, и спали днем. Я как-то очень сильно жила нравственно нынче всё утро; была очень нервно раздражена, но теперь всё это перековеркалось и все нити ума и сердца направились на англичанку.

А нравственно меня с некоторого времени очень поднимает твой роман. Как только сяду переписывать, унесусь в какой-то поэтический мир, и даже мне покажется, что это не роман твой так хорош154 роман [...] хорош — в подлиннике «хорошо».(конечно инстинктивно покажется), а я так умна. Пожалуйста, ты не смейся надо мной, а у меня очень голова болит, и я не могу даже от этого врать. Только я, ей богу, ничего не лгу, так стараюсь обо всем точно выражаться. — Лёвочка, теперь напишу тебе о том, что ты не любишь, но, право, необходимо. Дело в том, что ты мне оставил 50 р. и у меня почти всё разобрали на верёвки, сани, жалованья, дорогу в Москву и проч. И всё говорят — граф приказал, необходимо нужно. Так что мне не на что будет жить, а пшеницу будто бы граф приказал послать, когда придут новые работники, о которых, конечно, ни слуху, ни духу. Уж не знаю, как я пробьюсь. Лучше всего поспеши, всё-таки, если можно, скорее приехать. Так я запуталась. И хозяйство, и дети, и англичанка, и всё это. Поросяты и масло посылаются завтра рано утром. Тут же шесть бутылок опёнок и масло мама́. Я с подводами не пишу, потому что пишу и так всякий день по почте. Лёвочка, милый, как вы все там поживаете? Так бы вырвалась из всех своих забот и полетела бы в Кремль. Авось завтра получу записочку хоть от тебя, но вряд ли, еще рано. Нынче я вымыла детей и, если будет очень хорошая погода, начну с ними гулять на днях. Они будут веселее. Одно еще меня сокрушает, что у Тани пропал весь аппетит. Она кроме молока целый день ничего не ест. Что папа́? большая Таня?155 Что папа́? большая Таня? — Толстой писал в ответ: «Таня, бедная, всё плоха» (ПЖ, стр.63).
В ответ на письмо С. А. Толстой Лев Николаевич писал 16 ноября: «Нынче было одно письмо от тебя, и письмо милое, но огорчительное тем, что оно заставило меня резонно упрекнуть себя. Во-первых, я виноват, что не написал англичанке или Львову; во-вторых денег тебе мало оставил. Обойдется, наверно обойдется. Я счастлив, что она тебе понравилась. И чувствуется мне, что ты, писавши письмо, была усталая и не в духе. Но и не в духе ты мне милее всего на свете, и я злюсь на почту, которая, наверно, задержала одно, а то и два твоих письма. Я бы сказал тебе кое-что о деньгах, англичанке и т. д., но уже думаю, что письмо это придет несколько часов прежде меня. Мечтал я выехать завтра, но едва ли успею. 1-е, надо переговорить с Башиловым; 2-е поправить начало печатного и рукописи, чтобы оставить в типографии [...]. И с англичанкой, и с детьми, и с деньгами всё будет хорошо» (ПЖ, стр.62—63).
Как меня всё это тревожит, и как тяжело. Пишу и слышу, как наша Ханна с сестрой Женни хохочет. Неужели ей не тяжело и не страшно? Женни всё уговаривалась, чтобы я ее сестре давала есть, особенно мяса, пять раз в день. Что она так привыкла. И это ведь всё надо сообразить. Напиши мне письмо encourageant.* подбадривающее Впрочем, оно уже приедет вместе с тобой. Прощай, душенька, как бы я с тобой поговорила, как бы вместе всё хорошо сообразили.

Поцелуй от меня всех моих милых Кремлевских; и папа́, и мама́, и Таню, и всех детей. Скажи им, чтоб они мне сочувствовали. Разве легко, не знавши самой языка, отдать ей детей и ломать их язычки. Но всё-таки рада, что шаг сделан.

Целую тебя крепко, крепко изо всех сил. Бог с тобой, будь здоров и меня всё помни и люби. Когда-то кончится мое нравственное заключение, т. е. жизнь без тебя.

Соня.

1819

№ 19

1866 г. 14 ноября. Понедельник. Я. П.

Сейчас только катались, милый Лёва; детей укладывают спать, а я хочу себе продлить удовольствие на весь день, писать тебе и утром и вечером.

Кататься было тепло, дети совсем здоровы, и воздух меня оживил. Ханна была до того счастлива, что прыгала в санях говорила всё: «so nice»,* «так мило» т. е. верно это значило, что хорошо. И тут же в санях объяснила мне, что очень любит меня и детей и что country* местность хороша и что она «very happy».* «очень счастлива». Я ее понимаю довольно хорошо, но с большим напряжением и трудом. Она сидит, шьет панталончики детям, а детей укладывает старая няня. Когда они перейдут к ней, будет гораздо лучше, и то теперь у ней вполовину меньше дела. За то мне польза; я скоро выучусь, я уверена; а это очень было бы приятно. Обедает она покуда тоже с нами и чай пьет. Я до тебя еще ничего не переменю, еще успеем. А она и желает и, кажется, понимает свои будущие обязанности. Но она не нянька, она держит себя совсем как равная, но не тяготится никакой работой и очень добродушная, кажется. Совсем на сестру не похожа. А сестра мне неприятна. Лёвочка, я тебе не о чем больше не могу писать, потому что вся моя жизнь теперь с англичанкой и все старания устремлены на то, чтобы приучить к ней детей, как можно скорее. Они целый день на верху. Мы обе всё смотрим в диксионер и показываем по книге слова, которые не понимаем.

У нас нынче весь дом моют, большая возня, а о хозяйстве знаю то, что пшеницу везти наняли, только ты не думай, что это я распорядилась, — я ни во что не вхожу; и еще слышала, что Пироговский мужик прислал сказать, что нанял тридцать пять работников и они придут все на-днях.

Я нынче ужасно жду письма, верно, сегодня будет, такая скука, что известие так долго нельзя иметь. Постоянно всё думаю: вот, еслиб была железная дорога!156 Постоянно все думаю: вот, еслиб была железная дорога! Согласно объявлению от управления Московско-Курской железной дороги («Московские ведомости» за 1866 г., №225) движение пассажирских поездов на участке от Москвы до Серпухова началось 17 ноября 1866 г. До Тулы поезда стали ходить в 1867 г.Что-то ты в Москве, как живешь? Как решил с нашей святыней — твоим романом?157 Как решил с нашей святыней — твоим романом? Толстой писал 16 ноября: «Я ждал из типографии ответа и наконец получил. Всё уладилось. Катков просит напечатать 4 листа с тем, чтобы деньги эти шли в счет печатания. Я этому даже рад» (ПЖ, стр.62). Фактически из проекта продолжения печатания романа у Каткова ничего не вышло, равно как не состоялось иллюстрированное издание. Лишь в июне 1867 г. Толстой окончательно договорился о печатании романа с типографией Риса. Корректуры были поручены П. И. Бартеневу. Я теперь стала чувствовать, что это твое, стало быть, и мое детище, и, отпуская эту пачку листиков твоего романа в Москву, точно отпустила ребенка и боюсь, чтоб ему не причинили какой-нибудь вред. Я очень полюбила твое сочинение. Вряд ли полюблю еще другое какое-нибудь так, как этот роман.

Если бы ты знал, как няня старая горюет158 няня старая горюет. С. А. Толстая засвидетельствовала о няне Татьяне Филипповне: «Когда у меня родился первый сын, Сергей, старушку привозили на первое время к нам в Ясную Поляну, но так как она была уже очень больная (у неё был рак), она не могла остаться няней и вскоре вернулась в Пирогово, где и скончалась» («Жизнь для всех» 1913, №7, стр.1004).
После настоящего письма, в ту же поездку Толстого, С. А. Толстая писала ему 15 ноября. Письмо это не печатается.
; мне её жаль, и так трогательно, что детей от нее взяли. А уж из детской, когда возьмут на ночь, то, говорит, вовсе с тоски пропадешь. Она говорит: «точно я что потеряла, такая скука». Я так ей благодарна, и, право, до слез тронута, что она их так любит. Если б я даже рожать перестала, не рассталась бы с ней. Уж нашла бы ей в доме дела.

Вечером.

Сейчас приехали из Тулы, и письма всё нет, я просто боюсь себя, до чего я встревожена и как мне грустно и страшно. Завтра последний день; если письма не будет, я пошлю телеграмму, а то просто с ума сойти можно. Одно только могу тебе сказать, что я больше никогда, никогда не останусь одна на целую неделю. За что мне такое мученье, разве за то, что я тебя уж слишком люблю. Не могу тебе перечесть все ужасы, которые, я воображаю себе, случились с тобой, когда я начну только думать. А тут разные заботы и возня с милыми всё-таки детьми и англичанкой, а сердце так и сжимается целый день и, того и гляди, разразишься какой-нибудь отчаянной глупостью. Думаю я и о том, что в Кремле что-нибудь случилось очень дурное и с Таней, и со всеми вами, кого я так люблю. Лёвочка, прощай, мне писать тебе и хочется, но я только еще больше расстроиваюсь. Господи! Что с вами сделалось?

Настоящему письму предшествует другое — от 13 ноября, его мы не воспроизводим.

1920

№ 20

1867 г. 21-го марта вечером. Вторник Я. П.

Боюсь не успеть написать тебе завтра, милый Лёвочка, и потому начинаю свое письмо с вечера, в 11 часов, когда дети спят, и когда особенно грустно и одиноко. А завтра тётенька посылает Ивана159 тётенька посылает Ивана. Иван Алексеевич (ум. 1884) — живший в Ясной Поляне дворовый. «Тихий, честный, женатый на Варваре, дочери Николая, дядьки мальчиков Толстых» (прим. С. А.)., и я уже не могу послать его поздно. Утром, во всяком случае, напишу, всё ли у нас благополучно. А теперь мы все здоровы, дети, кажется, теперь совсем поправились, боль, которая у меня была утром, тоже прошла, и ничего у нас особенного не случилось. Нынче необыкновенной деятельностью старалась в себе заглушить все мрачные мысли, но чем более старалась, тем упорнее приходили в голову самые грустные мысли. Только когда сижу и переписываю, то невольно перехожу в мир твоих Денисовых и Nicolas160 мир твоих Денисовых и Nicolas. Ротмистр Василий Денисов — одно из лиц «Войны и мира», появляющееся в начале 2-й части I тома романа, действующее и в последней части его. Nicolas — Николай Ростов. , и это мне особенно приятно. Но переписываю я мало, всё некогда почему-то. А что мне делать?

Завтра никак не могу еще иметь письма от тебя, и жду этого письма просто с болезненным нетерпением. Ведь, подумай, я ничего не знаю, кроме лаконического содержания телеграммы, а воображение мое уже замучило меня. Знаешь, целый день хожу как сумасшедшая, ничего не могу есть, ни спать, и только придумываю, что Таня, что Дьяковы161 Дьяковы — семья старинного друга Толстого Дьякова. Дмитрий Алексеевич Дьяков (1823—1891), майор, помещик, владелец имения Черемошня в Новосильском уезде Тульской губернии. Племянница Толстого Е. В. Оболенская описывает Дьякова: «Он был очень хорошим человеком, но совсем другого склада, чем дядя. Веселый, остроумный, с большим юмором, рассказывая самые печальные вещи, он вдруг ввернет такую фразу, что невольно засмеешься. Горячий, благородный, он к жизни относился серьезно, но умствование ему было чуждо; он не задавался никакими вопросами и жил, мало анализируя свои чувства. Он немного отдалился от Льва Николаевича, когда в воззрениях этого последнего на жизнь, на смысл жизни совершился переворот, он как будто перестал понимать его. Помню, как-то после какого-то разговора со Львом Николаевичем, он с присущей ему горячностью сказал: Я привык разговаривать с Лёвочкой, а это разве Лёвочка? это какой-то бог Саваоф» («Октябрь» 1928, №9—10, стр.228). Д. А. Дьяков был дружен с Толстым с молодых лет. О своем изображении дружбы между Иртеневым и Нехлюдовым (в «Отрочестве») Толстой писал: «Материал для этого описания дружбы дала мне позднейшая дружба с Дьяковым в первый год моего студенчества в Казани». Толстой был в постоянной переписке с Дьяковым. По свидетельству сына Дьякова, большое количество писем Толстого, оставшихся у Дьяковых, погибло в Москве. О Дьякове см. книгу Ильи Толстого «Мои воспоминания». 19 февраля 1867 г. Толстой писал Дьякову по поводу болезни его жены: «В твоем положении не может быть утешения, но ежели в самые тяжелые минуты тебе нужно будет преданного и любящего человека, то вспомни обо мне» (не напечатано). — Женой Дьякова была Дарья Александровна, рожд. Тулубьева (1830—1867). — Толстой писал Софье Андреевне 19 марта из Москвы: «Мама рассказала мне, что Долли умерла скоропостижно, нервным ударом, как предполагают. На счастье Тани, её не было у Дьяковых в этот день [...]. Дьякова ходила, одетая, сидела за столом, выпила бульону, вдруг схватилась за голову, покраснела, встала, Дмитрий под руки провел её в свой кабинет и там она у него на руках стала умирать, хрипеть и через 20 минут умерла» (не опубликовано). , и всё воображаю себе Долли, и грустно, и страшно, да еще, главное: и тебя-то нет, и о тебе всё думаю, что может с тобой случиться. Приезжай скорей. Серёжа нынче говорит: «когда папа́ приедет, так скучно, завтра?» А я говорю: — нет, воскресенье. А он взял свою игрушку гусли и говорит, что когда папа́ приедет, мы будем играть: вы, я и папа́. А Танюшу спросила, что папаше написать, а она говорит: «вот, вот, картинка... и вот были больны, а теперь здоровы». Больше она ничего не могла выдумать. Сейчас она раз кашлянула, и меня всё пугает. Так боюсь опять не заболела бы.

Нынче получила письмо от Лизы из Покровского162 письмо от Лизы из Покровского. Письмо Е. В. Толстой не сохранилось.
Следующее письмо — от апреля 1866 г. — не воспроизводится.
, пишет, что Машинькино здоровье хуже и людей нет, и есть нечего и убедительно просят купить в Туле саго или арарут, доктор велел есть. Я думаю, в Туле нет, потому прошу тебя привези для Машеньки из Москвы и саго и арарут, хоть по фунту. Это для грудной болезни. Говорят, что Егор Михайлову отказали, мужик говорил, но это еще не верно. О выигрыше десяти тысяч и Лиза ничего не пишет. Ну, на нынче будет писать, завтра утром еще припишу, а теперь скоро пойду спать с моим Илюшей, который мне много облегчает своим присутствием в моей комнате твое отсутствие. Мысленно целую тебя.

Приписку к письму от 22 марта опускаем. Письмо писано из Ясной Поляны в Москву, куда Лев Николаевич выехал в связи с тяжелой болезнью жены своего друга, Д. А. Дьяковой. В живых её он уже не застал. Письмо писано 21 марта вечером; утром этого же дня Толстая написала другое письмо, которое не воспроизводится.

2021

№ 21

Суббота, июня 17-го, 1867 г. Вечером. Я. П.

Милый мой Лёвочка, пережила целые сутки без тебя, и с таким радостным сердцем сажусь писать тебе. Это настоящее и самое большее мое утешение писать тебе даже о самых ничтожных вещах. Вчера только что ты уехал, я легла, но проснулась часа через два и уже не засыпала почти всю ночь от сильнейшей зубной боли, которая утром прошла и даже не оставила ни малейших следов. Теперь уже одиннадцатый час вечера, и зубы не болят ни капли, я так рада, что избавилась. Дети тоже все здоровы и Берсы тоже. Утром я всё ходила из угла в угол и чувствовала себя такой одинокой и несчастной. Чай пила совсем одна, потом приехал Александр Григорьевич163 Александр Григорьевич — А. Г. Мичурин, сын крепостного музыканта, жил на своей маленькой даче, позднее стал давать детям Толстым уроки музыки, приезжая раз в неделю в Ясную Поляну. Некоторые черты его характера изображены в рассказе Т. Л. Сухотиной-Толстой, «Учитель
музыки» — под псевдонимом Ольги Балхиной («Игрушечка» 1891 г., №11, стр.493—506).
, и очень был огорчен, что не застал тебя. Я его занимала, потом отпустила Ханну купаться с мама́ и Таней (я не купалась), а сама пошла с детьми гулять в сад, что для меня всегда составляет наслаждение. Я им рассказывала сказку, смотрели, поспевает ли земляника, и очень были счастливы. Я им рассказала, что ты поехал в Москву. Таня вдруг оживилась и говорит: «да, поехал, да, поехал». А Серёжа спросил: «нынче приедет?» Перед обедом я была в детской, слышу Петичкин голос164 Петичкин голос. Петр Андреевич Берс (1849—1910), брат Софьи Андреевны. В 1872—1873 гг. по поручению Толстого вел дела по продаже изданной в Петербурге «Азбуки» Толстого. В 1881—1882 гг. был редактором-издателем журнала «Детский отдых». В 1893 г. с кн. Л. Д. Оболенским издал сборник «Рассказы для детей И. С. Тургенева и гр. Л. Н. Толстого» с рисунками Васнецова, Репина, Маковского, Сурикова (второе издание, 1886 г.). Был чиновником особых поручений при московском губернаторе и исправником в г. Клину Московской губ.веселый (а он утром, было, поехал с Кузминским в Тулу), смотрю, Петя с Бибиковым Мишей стоят в столовой. Я Бибикову сказала, что я очень рада его видеть у себя, и они ушли. Это Петя, ехавши по шоссе с Кузминским165 с Кузминским. Александр Михайлович Кузминский (1845—1917), сын Михаила Петровича Кузминского и Веры Александровны, рожд. Иславиной. Двоюродный брат С. А. Толстой. С 1867 г. муж Т. А. Берс. Окончив училище правоведения, служил судебным следователем по Тульскому окружному суду, затем товарищ прокурора Тульского окружного суда; в 1871 г. назначен прокурором Кутаисского окружного суда; позднее прокурор в Тифлисе, председатель Петербургского окружного суда, прокурор судебной палаты в Киеве и сенатор. Толстой вначале отнесся отрицательно к браку Т. А. Берс с Кузминским; позднее был в добрых отношениях с ним. Толстой изобразил Кузминского, его служебные отношения и среду в лицах своих романов судебного и административного мира: Каренине (корректность, исполнительность, формализм, полусерьезный иронический тон в разговорах и письмах с женой, с обращением на «вы»); Иване Ильиче (описание устройства новой квартиры Ивана Ильича в отсутствие жены в 1880 г. взято из переписки Кузминского с женой, переехавшего на новую службу в Харьков в 1879 г.); Игнатии Никифоровиче Рагожинском («Воскресение»). Общий тон разговоров Толстого с Кузминским и их разногласий воспроизведены в гл. XXXII и XXXIII второй части «Воскресения». Интересуясь и высоко ценя творчество Толстого, Кузминский, несмотря на занятость, проживая в отпуску в Ясной Поляне, переписывал Толстому его произведения., встретил весь поезд семейства Бибиковых, привез с обратным ямщиком Мишу из Ясенков и теперь Миша166 Миша Бибиков — Михаил Михайлович Бибиков, сын Михаила Илларионовича и Софьи Никитичны, рожд. Муравьевой, дочери декабриста Никиты Михайловича.будет гостить у нас, т. е. у Пети, до той субботы. Петя так счастлив, что весь день смеется и ужасно оживлен. — После обеда я ходила по хозяйству, смотрела, дан ли корм лошадям, и нашла, что хлеба не давали; я позвала старосту и велела дать хлеба, вообще видели, что я забочусь, а это главное, да? Потом была на скотной, и теперь, после твоей записки167 после твоей записки. С почтовой станции Марьино Толстой писал С. А. Толстой 16 июня 1867 г.: «Забыл тебе сказать очень важное: посылай каждый день Николку на пчельник — присутствовать, и сама вели себе сказывать, сколько и когда отроилось, и старосте вели смотреть» (ПЖ, стр.8—9, неверно датировано)., буду и о пчельнике заботиться, даже постараюсь побывать раза два. Вечером приехала линейка, вещи все целы168 Вечером приехала линейка, вещи все целы. С дороги Толстой писал 16 июня: «Доехали до Новомалахова хорошо. Линейка сломана. Кое-как собрали, чтоб довести[...]. Напиши мне с первой почтой, все ли вещи при линейке, с тем, чтоб дать на чай старосте» (ПЖ, стр.9; датировка неправильная)., мама возилась, раскладывала, я шила и с «gamins»* мальчишками болтала немного. Александр Григорьевич уехал после обеда, и Кузминского нынче нет, приедет завтра, и мне тоже не весело и не естественно с ними обоими, и боюсь, и знаю наверное, что счастья не будет, потому что главного, — любви, нет, — или, если есть, то очень мало. А он не дурной малый, и я его люблю, несмотря на твое к нему чувство, а дурно одно, что любви нет, и то, что Таня нынче горячо и взволнованно мне доказывала, что пламенной любви быть не может, оттого что давно друг друга они знают, и уже любили друг друга прежде. Что же их супружество? Зачем?169 Что же их супружество? Зачем? Толстой писал во встречном письме от 18 июня: «3-его дня, как только я выехал за Засеку и обдумал хорошенько положение наших женихов, мне такие пришли мысли, что чуть не попросил Бибикова вернуться, чтобы сказать им кое-что, но вспомнил слова Любови Александровны, что все воля божья, и вспомнил, что она там, и успокоился. Ах, поскорее бы, поскорее они бы были счастливы и покойны так, как я, а не тревожны и неопределенны, какими я их оставил» (ПЖ, стр.65).Так это всё не ясно и не весело. То ли дело у нас с тобой, как всё и ясно и хорошо; а любви слишком много, уж очень трудно расставаться, и всё за тебя страшно. Неужели Таня сумеет удовольствоваться такой малой и молодой любовью Саши, я понять этого не могу. Вот я знаю, что ты меня любишь, а все-таки часто думаю: «еще, еще», и сомневаюсь, и нужно доказательств, и отыскиваю в тебе озлобление ко мне, чтоб ты мне всё говорил, что любишь, любишь и любишь. — Лёвочка, я нынче очень глупа весь день, оттого что не спала ночь, и мое письмо глупое, и я не умею писать ясно, что думаю, но это так и быть. Воображаю, как ты деятельно принялся за свои дела170 Воображаю, как ты деятельно принялся за свои дела — дела, связанные с печатанием «Войны и мира». Толстой писал 18 июня: «Бартенев завтра приедет из Петербурга, а Башилов пришел и говорит, что Бартенев сам назывался взять на себя мое издание. Завтра его увижу, и очень рад
буду, ежели обойдусь без Каткова и сойдусь с ним. О картинках на 1-е издание и думать нечего, так сказал Башилов» (ПЖ, стр.64—65).
; как то ты их кончишь? Ради бога, будь спокойнее, веселее, не ссорься ни с кем, здоровье береги, обо мне побольше думай, и на счёт нас будь покоен, я всех сберегу, и сама глупости делать не буду. А если приедешь пораньше, то ты знаешь, какое это для меня будет счастье. Боюсь тебя об этом просить, но не могу, потому что это составляет мою самую задушевную мысль. — Завтра еду в церковь причащать детей с мама́. Я вообще без тебя буду очень деятельна и подвижна, особенно буду отдавать себя больше детям. Нынче я такая была гадкая и, главное, на Таню досадовала, она на себя взяла какой-то неприязненный тон и вместе с тем повелительный, а мне было досадно. Но с ней я не ссорилась, а только в присутствии мама́ ворчала. А у Тани, бедной, была нынче лихорадка, и мне опять стало за неё страшно, и опять её полюбила. Вот, право, она несчастливая; никогда она не будет вполне счастлива, я это знаю и предвижу. Лёвочка, милый, пиши мне акуратнее всякий день, а то я, право, с ума сойду, если не получу от тебя ни одного письма. Если еще увидишь папа́, поцелуй его и Лизу171 Лиза — Елизавета Андреевна Берс (р. 27 июля 1843 г., ум. 16 ноября 1919 г.), старшая сестра Софьи Андреевны; была замужем за флигель-адъютантом Гавриилом Емельяновичем Павленковым (ум. 1892), развелась с ним и вторично вышла замуж за своего двоюродного брата, Александра Александровича Берса (1844—1921). Ее младшая сестра Т. А. Кузминская следующим образом характеризует Е. А. Берс и её взаимоотношения с Толстым: «Лев Николаевич ни на кого из нас не обращал исключительного внимания и ко всем относился равно. С Лизой он говорил о литературе, даже привлек ее к своему журналу «Ясная Поляна». Он задал ей написать для своих учеников два рассказа: «О Лютере» и «О Магомете». Она прекрасно написала их, и они полностью были напечатаны в двух отдельных книжках, в числе других приложений» (КМЖ, I, стр.71). «Частые посещения Льва Николаевича вызывали в Москве толки, что он женится на старшей сестре Лизе. Пошли намёки, сплетни, которые доходили и до неё» (там же, стр.75). Е. А. Берс очень тяжело пережила предложение Толстого Софье Андреевне. Имеются следующие неопубликованные записи в дневнике Толстого — под 22 сентября 1861 г.: «Лиза Берс искушает меня; но этого не будет. Один рассчёт недостаточен, а чувства нет». Другая запись под 8 сентября 1862 г.: «Лиза как будто спокойно владеет мной. Боже мой! как бы она была красиво несчастлива, ежели бы была моей женой». Под 10 сентября 1862 г.: «Я начинаю всей душой ненавидеть Лизу». На другой день после объяснения с Софьей Андреевной Толстой записал: «Лиза жалка и тяжела, она должна бы меня ненавидеть... Целует.» Е. А. Берс сумела взять себя в руки и достойным образом вести себя. А. Е. Берс писал С. А. Толстой 5 октября 1862 г.: «На счёт Лизы будь совершенно покойна; она так же очень желает, чтобы вы жили у нас, и ты увидишь, как она радушно обоих вас обнимет; она совершенно покойна и так обо всем умно рассудила, что я не могу довольно на нее нарадоваться. Будь уверена, что она от души радуется твоему счастью». Позднее Е. А. Берс оказывала помощь Толстому в его работах над «Войной и миром». Сохранилось её письмо от середины сентября 1863 г. в ответ на запрос Толстого о нужных ему материалах; к этому письму приложен список книг, представляющих подбор основных изданий по истории 1812 г. Письмо это, по мнению Б. М. Эйхенбаума, свидетельствует, что «в это время она была более начитана в литературе по 1812 г., чем Толстой[...]. Список этот, как основной, достаточно полно и детально подобран» (Б. Эйхенбаум, «Лев Толстой». Л. 1931, кн. II, стр.227—229). Толстой вывел Е. А. Берс в образе Веры Ростовой. Т. А. Кузминская писала в 1864 г. после первого чтения «Войны и мира» («1805 год»): «Вера — ведь это настоящая Лиза. Ее степенность, отношение к нам[...]» (КМЖ, III, стр.24). Об отношении С. А. Толстой к Елизавете Андреевне В. В. Нагорнова записала в своем дневнике под 25 декабря 1864 г.: «Меня очень удивляет, что Соня и вообще Берсы так дурно говорят о Лизе и называют её Лизкой. Я бы очень желала её видеть и посмотреть, отчего она так всем не нравится; по портретам она недурна, очень умна, учит детей, много занимается, я не нахожу в этом ничего дурного, но она мне жалка иногда» (не напечатано). — Е. А. Берс является автором следующих произведений: «О причинах разорения земледельческой России», Спб. 1899; «Вопросы нашего времени» (на правах рукописи) Спб. 1902; другое издание: Спб., 1906; «Курс на русский рубль», Птг. 1914. — С. А. Толстая так отозвалась о сестре в письме к Т. А. Кузминской от 28 марта 1898 г.: «В Петербурге жила у Лизы. Она была очень добра и ласкова, но скучно у нее ужасно. Дурные отношения с мужем, с прислугой, интересы финансового положения в России, отсутствие всего,
что украшает жизнь людей. Всё это довольно тяжело» (не опубликовано; хранится в ГТМ). Вскоре после смерти Л. Н. Елизавета Андреевна писала так о своей сестре 24 янв. 1911 г.: «Соня болтунья, легкомысленная и может быть у нее есть еще много недостатков, она возбуждала ревность мужа, но она была верной женой и хорошей матерью, и Лев Николаевич жил и не умирал в её руках[...]. Чувство ревности Л. Н. дало России и всему миру литературное имя выше Шекспировского Отелло. Может быть с более покойной и уравновешенной женой его гений принес бы другое направление, менее яркое и живое» (не опубликовано).
от меня Лёва, я тебя жду в субботу, au plus tard.* самое позднее. Это на словах, а в душе жду в среду, в четверг, в пятницу и т. д. Прощай, голубчик милый, целую тебя крепко, и нежно, и страстно.

Если будешь ходить в Москве купаться, не делай безрассудств, не плавай, где глубоко. Прощай, иду спать. Где-то ты нынче вечером? Верно уж приехал.

Соня.

Подлинник датирован С. А. Толстой с ошибкой; суббота падала не на 16, а на 17 июня в 1867 г.; при переписывании Толстая исправила на 17 июня; так оставляем и мы.

2122

№ 22

1867 г. 20 июня, вторник, 12 часов вечера. Я. П.

Мы совсем помешались на барах172 бары — игра, цель которой — выхватить у противников воткнутые в землю палки; играющие при этом делятся на два лагеря. , милый Лёвочка, проиграли до двенадцати часов ночи, и устали страшно. Несмотря на то, непременно нынче хочу написать тебе, чтобы послать завтра утром. Вероятно, это письмо будет мое последнее, потому что еще ты и не можешь получить. Я всё еще не имею от тебя известий, зато завтра жду и телеграммы, и письма. Мы все здоровы, Илюша только немного хворает, но серьезного ничего нет.

Сегодня мы купались, ездили в Берсовской линейке, которая очень легка и хороша. После обеда приехала княгиня Львова173 приехала кн. Львова. Кн. Львова — Варвара Алексеевна, рожд. Мосолова, жена кн. Евгения Владимировича Львова.
В письме от 22 июня Толстой описал окончательную договоренность касательно печатания романа «Война и мир»: «приехал Рис, типографщик, и с ним подписал условие и дал ему 500 рублей задатка. Рис этот молодчина, практический и аккуратный немец. Бартенев, которому я даю 10% за публикации, продажу и склад книг, тоже аккуратнейший человек и знающий дело, так что, мне кажется, лучше нельзя было устроить издание, все будет стоить около 4500 р.; окончено будет в 1-ых числах ноября, корректуры буду держать я сам и потом Бартенев — в смысле исправности и даже правильности языка, который я ему смело разрешил поправлять. Экземпляров напечатается 4800 и продаваться будут по 8 руб. за экземпляр; из этого 30% отдадутся: 10 — Бартеневу и 20 — книгопродавцам. Против прежнего проэкта я даю лишних 5% Бартеневу за свое спокойствие. Теперь нужно мне оставить поправленную всю 1-ю часть и некоторую долю 2-й, а для того нужно часов 6 здорового и спокойного времени, которое я надеюсь найти до субботы» (ПЖ, стр.69—70).
с мужем и, несмотря на её глухоту, я, право, с ними провела очень приятный вечер. Немного погромче говорили, но она очень милая и приятная; особенно была нынче и любезна, и весела. Кажется, наша жизнь, обстановка и особенно молодежь произвели на них приятное впечатление. Они провели вечер, пили чай, гуляли немножко, и уехали как-то нехотя и не спеша. А я теперь без тебя и им была рада больше, чем при тебе. Я не конфузилась, не боялась, что тебе за меня будет что-нибудь стыдно; и вышло всё очень хорошо. Как уехали Львовы, так мы и принялись играть в бары, да так завлеклись, что оторваться не могли. Теперь народ весь молодой ужинает, а я тебе всё болтаю. До купанья нынче с детьми гуляла, и с ними было так хорошо и весело. Потом с ними же ездили купаться и, вообрази, плотину прорвало и вода ушла, так что мне по колено. Ее уж починили, но дело не надёжно. Я так это письмо тебе пишу нехотя, потому что одна мысль, что оно еще может быть застанет тебя в Москве, и я не увижу тебя три или четыре дня, — меня приводит в озлобление, даже и в отчаяние. Но я креплюсь, оттого, что чувствую, как важно дело, для которого ты поехал, но всё-таки скучно. Как я боюсь, что ты Кузминскому покажешь охлаждение или поссоришься с ним. Теперь мне уж поздно предупреждать тебя, но вообще он мне стал как-то страшен и даже неприятен. Что твои дела, мой милый, после удовольствия узнать что-нибудь о тебе, почувствовать немного тебя, твоих мыслей в нескольких словах телеграммы, я особенно еще жду с волнением, как ты решил с своим романом. Дай бог, чтоб тебе всё удалось и уладилось бы, как ты больше всего желаешь. Прощай, милый, душенька, ради бога приезжай скорее или выпиши меня к себе. Впрочем нет, ничего не надо, делай, как можно и как хочешь, меня не слушай. Цалую тебя, друг милый. Вероятно, это мое последнее письмо к тебе. Верно завтра в телеграмме назначишь мне день своего приезда.

Соня.

Предшествующее письмо от 18 июня не печатаем.

2223

№ 23

1867 г. ноября 6. Понедельник вечером. Я. П.

Получила я твое письмо174 Получила я твое письмо — из Тулы, откуда 6 ноября Толстой писал: «Железная дорога идет завтра утром в 6 часов, чему я очень рад. Посижу у Тани [Кузминской], напишу прошение и буду в Москве завтра в час[...]. Ехать в пролетке было скверно и холодно и я рад, что еду в Москву и покажусь Захарьину. У меня не заболела ни грудь, ни кашель, но не ловко в легких и надо показаться» (не напечатано).с лошадьми, милый Лёвочка, и самой очень захотелось написать тебе. Это письмо, верно, до тебя дойдет, а нет, так так и быть. Я ужасно была рада, что ты мне написал и, главное, что написал так. Какая же тень досады может у меня быть на тебя?175 Какая же тень досады может у меня быть на тебя? Толстой писал 6 ноября: «Мне немножко грустно, что перед отъездом у нас было[...], но кажется мы хорошо простились и я не увез ни малейшей тени досады, — надеюсь и ты».Я после всякого, даже маленького столкновенья только пугаюсь и чувствую себя кругом безвыходно виноватой, но только всегда потому очень жалкой. Нынче очень было грустно, что ты, как будто, с досады уехал, и я очень обрадовалась, что ты на меня не сердит. Как я жду решения Захарьина176 решения Захарьина. Захарьин Григорий Антонович (1829—1895) — популярный врач, профессор и директор терапевтической клиники Московского университета. С 1867 г. Толстой постоянно пользовался медицинскими советами Захарьина. о твоем здоровье и легких, которые меня ужасно мучают. Только об этом и думаю целый день.

Ханна завтра едет в Тулу, и мне это очень неприятно. Без тебя я так свято исполняю всякую твою волю, и нынче весь день лежала, и все обедали и чай вечерний пили вместе в гостиной за круглым столом, и я лежа. — Мне смешно, что я пишу тебе, а ты еще в Туле. Я больше для своего удовольствия пишу. Получу ли я от тебя с обер-кондуктором?177 Получу ли я от тебя с обер-кондуктором? Толстой писал 6 ноября: «В середу пошли на железную дорогу к обер-кондуктору спросить от меня письмо. Я напишу тебе». Не вышло бы какой путаницы. Ради бога, не студись. Я-то поправлюсь, чувствую себя очень хорошо, а ты-то какие мне о себе известия привезешь. Только для твоего здоровья я рада, что ты поехал. Больше не для чего не в состоянии я легко жертвовать такой пустотой, скукой, страхом и чувством одиночества, какое я испытываю с той самой минуты, когда ты отъезжаешь от дому, до той, когда я тебя опять увижу.

Сейчас Ханна меня прервала, показывая в мышеловке пойманную мышь, и вчера меня это радовало, а нынче сердит, что развлекло мысли о тебе, которые теперь только и приятны мне.

Знаешь, после всякой ссоры, когда я рассержу тебя, меня особенно удивит не то, что у меня характер дурной (я это знаю), но то, что как может мой дурной характер отозваться на тебе, которого рассердить, обидеть или огорчать я так чувствую себя неспособной, так этого никогда не желаю, и так всегда этого пугаюсь. Ты верно этой путаницы не поймешь, но мне очень ясно. Прощай, целую тебя. Не опаздывай на железную дорогу из Москвы, я так тебя буду ждать.

Датируется на основании письма Толстого, на которое отвечает Софья Андреевна и которое по содержанию относится к 1867 г., а также на основании пометы «6-го понедельник», — шестое число падало на понедельник в ноябре 1867 г. Предшествующее письмо, помеченное: «Пятница, 9 часов утра», относящееся к 29 сентября 1867 г. — опускаем.

2324

№ 24

1867 г. Ноября 8. Я. П.

Никогда, Лёвочка, не надо обещать того, что не чувствуешь себя в состоянии исполнить. Целый день вчера с волнением и радостью ждала обещанного письма с обер-кондуктором; и вместо того беспокойство, бессонная ночь, и всякие черные мысли, которых я так боюсь, и никакого письма. Если б не обещал письма — я была бы спокойна, и только бы терпеливо ждала тебя. Тебе это легко кажется, — ты на всё умеешь смотреть легко, но это потому, что я тебе и вполовину столько не интересна и не дорога, как ты мне. Это старая песнь, которую я терпеть не могу. — У нас все здоровы. Мне очень хочется упрекать тебя, но я удерживаюсь, потому что ты, может быть, не виноват, а виновато что-нибудь другое. Приезжай скорей, а то ничего о тебе не знать — очень грустно.

Датируется на основании связи с содержанием предшествующего письма, а также в виду слов встречного письма Толстого «в середу пошли на железную дорогу к обер-кондуктору», сопоставленных со словами настоящего письма «вчера [...] ждала обещанного письма с обер-кондуктором, и вместо того [...], бессонная ночь».

Толстой писал во встречном письме от 9 ноября: «Мне неловко, что я не написал тебе ни одного письма. Вот отчего. Во вторник я только что приехал к обеду и успел только сдать рукопись и корректуры. В середу пришли Рис, Бартенев и я написал тебе письмо и послал через Петю на железную дорогу, но опоздал. Нынче, в четверг, я только встал, пишу и посылаю это письмо на железную дорогу, где уже пересылка писем устроена. Главное, я боюсь, что ты будешь тревожиться, не имея от меня известий и сердиться, что я нынче не выезжаю» (неопубликовано).

2425

№ 25

1867 г. Декабря 3. Москва.

Сидела с мама́, всё переговорили; теперь уже два часа ночи, и я пишу тебе, милый Лёвочка, письмо, которое придет вместе со мной. Надо уже всё рассказать по порядку, а то собьешься в подробностях и разнообразии впечатлений.

В Туле застала Кузминских в суете и укладываньи. Таня и плакала и миндальничала, и всё было, как всегда. Приехали во-время; в воксале суета и народ, так всё мне непривычно. Ехали мы в первом классе с одним только старичком лет пятидесяти. Нам было очень хорошо и не холодно. В Серпухове ели бульон и рыбу; стояли только восемнадцать минут; я в ужас прихожу, как детей, просто невозможно, везть. Стоянки так малы, что поесть большому, не только ребенку — некогда. Дорогой всё мне представлялся вопрос: зачем я еду? Теперь уж он мне не представляется, так тут все рады мне. После Серпуховского обеда в вагоне учинился скандал. Дали билет первого класса лишний архимандриту, и он занял наши места с другим попом. Саша сказал178 Саша сказал. Саша — А. М. Кузминский. , что это наши места, начались разговоры, мы стоим; потом поп ушел, и архимандрит остался; весь вагон и дамы стали уступать архимандриту место и ухаживать за ним, и роптать на кондукторов, и немного и на нас.

Приехали в Кремль в половину одинадцатого; папа́ спал, Лиза ждала Кузминских, а мама́ с мальчиками была в театре, и с Толстыми179 была в театре с Толстыми — с семьей М. Н. Толстой., и с Дьяковыми, которые еще не знают, что мы приехали. Папа́ оделся и он болен, вышел к нам, ужасно обрадовался, долго, пока одевался, не верил, что я приехала. Скоро подъехала и мама́, и так и ахнула, увидав меня. Мы и теперь всё болтаем, а уже три часа ночи, и письмо мое непоследовательно, не могу писать и болтать. Мама́ третьего дня видела Серёжу у Машеньки180 видела Серёжу у Машеньки. С. Н. Толстой.
Следующее письмо от 25 февраля 1869 г. не печатаем.
, и довольно холодно с ним немного поговорила. Захарьин сказал, что у Машеньки горловая болезнь, что она не хороша, вдыхает какие-то пары. Завтра расспрошу всё у Дьякова; покуда мне это сказала мама́, но всё неопределенно. Она выезжает, но всё хандрит. Не могу больше писать, некогда, да и мысль, что письмо придет после меня, руки отнимает писать.

Я о всех вас стараюсь не думать, страшно, и упрекаю себя. Больше никогда одна не поеду. Спаси вас бог, я не останавливаюсь на всех страшных мыслях, которые мне о вас приходят. Лёвочка, что твоя голова и здоровье.

Целую тебя и детей, и тётеньку.

Датируется на основании двух писем Толстого к Бартеневу: в первом (от 30 ноября) он пишет: «Жена моя едет на день в Москву», во втором (от 4 декабря 1867 г.): «Еще посылаю сверстанный листочек, привезенный женою». В промежуток между этими двумя числами С. А. Толстая ездила в Москву, откуда и прислала настоящее письмо.

2526

№ 26

1869 г. 4 сентября. Вечер. Я. П.

Находят уже на меня минуты, когда вовсе прихожу в отчаяние, что тебя нет, и что с тобой, милый Лёвочка, особенно, когда кончится день, и усталая остаешься вечером одна с своими черными мыслями, предположениями, страхом. Это такой труд жить на свете без тебя; всё не то, всё кажется не так и не стоит того. Я не хотела писать тебе ничего подобного, да так сорвалось. И так всё тесно, так мелочно, чего-то нужно лучшего, и это лучшее — это только ты, и вечно ты один.

Получила письмо к тебе от Alexandrine181 Получила письмо к тебе от Alexandrine. Alexandrine — гр. Александра Андреевна Толстая (1817—1904), дочь Андрея Андреевича Толстого, родного брата деда Льва Николаевича, гр. Ильи Андреевича Толстого, — двоюродная тетка Толстого. С 1891 г. — камер-фрейлина. Толстой познакомился с гр. А. А. Толстой у вдовы их родственника Ф. И. Толстого («американца»), ближе они сошлись в Петербурге зимой 1855—1856 гг. и в Швейцарии в 1857 г. В дружбе с гр. А. А. Толстой Лев Николаевич был до самой ее смерти, хотя с начала 1880-хгг. наметилось сильное расхождение между Толстым и Александрой Андреевной, поскольку она была ревностной православной церковницей и крайне отрицательно относилась к критике Толстого религиозных идей. Их переписка издана отдельной книгой «Толстовский музей, т. 1. «Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой» Спб. 1911 (заключает 119 писем Толстого и 66 писем Толстой). О гр. А. А. Толстой см. в «Вестнике Европы» 1904 г. кн.6, и 1905 г. кн.4: Ив. Захарьин (Якунин) «Графиня Александра Андреевна Толстая. Личные впечатления и воспоминания». Гр. А. А. Толстая не чужда была литературе; см. в «Вестнике Европы» (1905 г. октябрь) её «Поля. Из воспоминаний орловского помещика Мих. Ив. Пущинского». На французском языке опубликовала две повести под псевдонимом: Une dame russe. «Un sacrifice méconnu. Etude de caractères». Lausanne H. Mignot, édit. Paris, 1897, III, стр.397 [Русская дама. «Непризнанная жертва. Очерк характеров»]; Une russe. «L’étoile de Noël». Génève. H. Robert. Librairie. Sine anno; стр.63. [Русская. «Рождественская звезда»]. Перевела с английского на французский «La vocation de Miss Toosney», St. -Péters. 1892. Сохранился также обширный дневник гр. А. А. Толстой на французском языке (не напечатан; подлинник в Центрархиве). Письмо Александры Андреевны Толстому 1869 г. не сохранилось.из Ливадии182 из Ливадии. Ливадия — царское имение близ г. Ялты. , писанное в день твоего рождения. Она тебе много нежностей пишет, и мне досадно. Поет на мотив твоего последнего к ней письма и твоего последнего настроения — приготовления к смерти, и я подумала, что может быть лучше бы было, если б ты на ней женился во время оно, вы бы лучше понимали друг друга, она же так красноречива особенно на французском языке. Одно, что она справедливо заметила, что она от своей несчастной любви пришла к тому, что смотрит на всё с точки зрения смерти, но пишет, что не понимает, каким путем дошел до этого ты, и кажется думает, что не тем же ли путем и ты к тому пришел, и я усумнилась с нею вместе, что не от несчастной любви, а от того, что тебе любовь слишком мало дала, ты дошел до этой успокоительной точки зрения на жизнь, людей и счастье. Я нынче как-то в себя ушла, и из себя высматриваю, где моя успокоительная дорожка, и захотелось мне выдти как-нибудь из моей житейской суеты, которая меня так всю поглотила, выдти на свет, заняться чем-нибудь, что бы меня больше удовлетворяло и радовало, а что это такое, я не знаю.

Как Таня маленькая о тебе много спрашивает и говорит при каждом удобном случае, это бы тебя радовало, если б ты слышал. Серёжа два раза спросил, а Илья не понимает совсем; ему, бедному, сейчас Серёжа нос до крови дверью расшиб, и он всё хрипит и чихает. Таня маленькая совсем здорова; мама́, тётенька, и все благополучны, а у меня очень горло болит и голос пропал. Нас всех как, было, Даша перепугала183 Даша перепугала. Даша — первая дочь Т. А. Кузминской (р. 13 мая 1868 г., ум. в мае 1873 г.). Она была при смерти больна целые сутки — третьего дня; за мама́ верхового прислали, у ней был жар и рвота страшная. Доктора призывали Кнерцера184 Кнерцер — Николай Андреевич Кнерцер, тульский врач, врачебный инспектор. ; теперь совсем лучше, жар маленький, и рвота прекратилась, сделался понос. Муж и жена опять очень дружны, мама̀ говорит, что он так с ней ласков, бережен, укладывает её; жаль, что он так переменчив.

А не хорошо тебе от меня уезжать, Лёвочка; остается во мне злое чувство за ту боль, которую мне причиняет твое отсутствие. Я не говорю, что оттого не надо тебе уезжать, но только, что это вредно; всё равно как не говорю, что не надо рожать, а только говорю, что это больно.

Живем мы очень мирно, никого у нас не было, — ночи я не сплю почти совсем, встаю в девять часов (часы теперь у нас по настоящему), чай все пьем вместе, всякий день читаю с Серёжей, и он пишет, шью, крою, бранюсь с Николаем185 бранюсь с Николаем. Николай Михайлович Румянцев, повар.иногда, читаю по вечерам роман Henry Wood186 роман Henry Wood. Генри Вуд (1820—1887), — английская писательница. С. А. Толстая, судя по составу яснополянской библиотеки, читала один из четырех романов: «East Lynne», 1861, «My Feathered Friends», 1860, «Oswald Gray», 1865, The Red Court Farm» 1868.; мне легко читаются её романы, понятнее других. Когда кормлю Лёвушку187 кормлю Лёвушку. Лев Львович Толстой (р. 20 мая 1869 г.), — третий сын Л. Н. и С. А. Толстых. Родился в Ясной Поляне. До двенадцати лет воспитывался дома. В 1881 г. поступил в классическую гимназию Поливанова в Москве, которую окончил в 1889 г. В том же году поступил на медицинский факультет, на котором пробыл год, и перешел затем на историко-филологический. На нем пробыл два года, но второй год почти всецело прожил в Самарской губернии на голоде, после чего тяжело болел неврастенией. Организовал вместе с товарищами около двухсот столовых, кормивших до 20.000 человек. До середины 1890-хгг. был приверженцем учения отца, позднее по взглядам стал в резко оппозиционное отношение к Льву Николаевичу. В 1896 г. повенчался в Стокгольме с дочерью
шведского врача Вестерлунда — Дорой Федоровной (1879—1933). В 1908—1909 гг. увлекался скульптурой и работал в Париже под руководством Родена, Верде и др. В настоящее время живет в Париже. На литературном поприще дебютировал, под псевдонимом «Львова», рассказом «Любовь», напечатанным в 1891 г. в журнале «Неделя». В дальнейшем автор ряда беллетристических и драматических произведений. Об отце Л. Л. Толстым написано следующее: «Отражение или совершенствование» («Голос Москвы» 1907, №17 от 16 января и №19 от 18 января); «Из детских воспоминаний» («Международный Толстовский альманах», составленный П. А. Сергеенко, М. 1909, стр.347—354); «Отрывок из моего дневника 1903 г.» (журнал «Столица и усадьба» 1904, №4 от 15 февраля); «Письмо в редакцию «Нового времени» (об уходе Толстого) — 31 октябра 1910 г. (в сборнике «Памяти Толстого» 1911), «В Ясной Поляне» под ред. Ляцкого, Прага 1923 г. В 1924 эта книга под заглавием «Правда о моем отце» вышла в Ленинграде в небрежном переводе с французского и в неполном виде.
, всегда философствую, мечтаю, думаю о тебе, и потому это мои любимые минуты. Да, смешно, что почта привезла мне вчера два письма — твое и Alexandrine188 два письма — твое и Alexandrine — письмо Толстого от 1 сентября из Москвы; в нем Лев Николаевич писал: «Я всегда с тобой, и в особенности при расставании, бываю в размягченном и кротком настроении» (ПЖ, стр.74)., и в обоих четырехстишие Вяземского189 четырехстишие Вяземского. Толстой писал: «Вяземский сочинил шутливые стихи на придворных, и между прочим:
„Над Трубецким трунит Толстая,
Толстых я вижу в ней закал,
Войны и мира часть седьмая,
Благодарю, не ожидал“.
Петр Андреевич Вяземский (1792—1878), поэт, друг Пушкина, участник войны 1812 г. В 1856 г., будучи товарищем министра народного просвещения и ведая делами цензуры, запретил часть главы «Юности» Толстого. По поводу романа «Война и мир» кн. Вяземский написал: «Воспоминания о 1812 годе» («Русский архив» 1869, №1).
Письма от 6 и 8 сентября 1869 г. не печатаем.
, которое очень польстило Alexandrine, и мне было смешно.

Это почти невероятно, что ты приедешь только двенадцатого. Невозможно вообразить себе, что я в состоянии буду спокойно выждать еще восемь дней, когда эти пять мне показались веком. А ты теперь едва ли еще до места доехал. Не посылаю тебе никаких комиссий в Москве. Из Москвы уж спеши скорее домой; что за глупости, что на несколько копеек в Туле дороже провизия, а я лишусь тебя для этого на несколько часов.

Мама̀ что-то не весела вчера и нынче, и вообще дух её переменился с тех пор, как она побывала у К[узминских] и видела их несогласный ménage.* семейный обиход. Мне тебе что-то много надо написать, всё думаю в продолжение дня, вот это Лёвочке напишу, а теперь перезабыла много и письмо то вышло такое бестолковое; я тебе говорила, что я писать письма разучилась; поскорей всё хочется сказать, а всё вместе нельзя. Вот письмо-то по неволе читаешь, мою болтовню, а дома бы сказал: ты бы лучше с самоваром говорила. Теперь я это вспомнила и обиделась, потому, прощай, хотя мне на тебя досадно, что я так без тебя мучаюсь, всё-таки целую тебя крепко; мне тоже хочется, как тётенькам, сказать тебе: что да сохранит тебя бог. Долго, долго еще не увидимся.

В подлиннике имеется позднейшая неверная помета С. А. Толстой «1870», — на самом деле 1869 г. Письмо писалось С. А. Толстой из Ясной Поляны Льву Николаевичу, предпринявшему поездку в Пензенскую губернию с целью покупки имения. Поездка описана С. П. Арбузовым («Граф Л. Н. Толстой», 1904) с рядом неточностей.

2627

№ 27

Четверг вечер, 10 июня 1871 г. Я. П.

Посылаю тебе, милый Лёвочка, опомнившегося Стёпу190 опомнившеюся Стёпу. Степан Андреевич Берс (1855—1910), брат С. А. Толстой. Правовед выпуска 1878 г. Служил судебным следователем. Сопровождал Толстого в некоторых поездках. Автор «Воспоминаний о гр. Л. Н. Толстом», Смоленск 1894. С. А. Толстая пишет под 1871 г. в своей автобиографии: «я написала брату Стёпе, учившемуся в Правоведении, не согласится ли он ехать с Львом Николаевичем в Самарскую губернию на кумыс. Лев Николаевич любил веселого малого Стёпу, а Стёпа прямо боготворил Льва Николаевича и немедленно согласился ехать с ним на кумыс [...]. Но как-то раз на прогулке Стёпа за что-то рассердился или обиделся и не поехал с Львом Николаевичем. Потом пока Лев Николаевич был в Москве, Стёпа опомнился и поехал догонять Льва Николаевича».и образок191 Образок. «Образок этот божьей матери по картине Рафаэля Madonna della Sedia, маленький, в серебряной ризе, благословение тётеньки Татьяны Александровны Ергольской на войну. Она и просила меня, чтоб этот образ был всегда при Льве Николаевиче. Теперь он у меня у изголовья» (прим. С. А.). , который всегда, везде был с тобой, и потому и теперь пускай будет. Ты хоть и удивишься, что я тебе его посылаю, но мне будет приятно, если ты его возьмешь и сбережешь.

Мы нынче вечером играли все в бары, и Таня с Серёжей играли с большим увлечением. У Тани так глазки и блестели, и они оба скоро поняли игру. Начали мы игру без них, а потом играли вместе, и все были очень веселы.

Пока ты в Москве, я еще чувствую твою близость, как будто вот-вот вернешься, а когда уедешь далеко, тогда что буду чувствовать, — не знаю. Если бы ты вдруг очень соскучился и если будешь чувствовать, что тоскливое состояние вредно тебе, тогда или нас вызови или приезжай. Но я надеюсь, что ты выдержишь легко разлуку, — ты так способен сам в себе находить утешение; обо мне не тревожься, я думаю, что я тверда буду и благоразумна во всем и с собой и с детьми.

Прошение твое192 прошение твое — по поводу невозможности быть присяжным заседателем (по Крапивенскому уезду) вследствие болезни.завтра отвезет в Сергиевское193 Сергиевское — большое село и почтовая станция в 40 верстах южнее Ясной Поляны. Там находился ряд уездных учреждений Крапивенского уезда. В настоящее время село переименовано в город Плавск.Леонид194 Леонид — кн. Леонид Дмитриевич Оболенский (1844—1888), с 1871 г. муж Елизаветы Валерьяновны Толстой. В 1883 г. вместе с П. А. Берсом издал сборник «Рассказы для детей И. С. Тургенева и Л. Н. Толстого» с рисунками Васнецова, Репина, Маковского и Сурикова. , ему надо туда на завод. Мама́ я решила положить в своей комнате со мной, т. е. я на железной кровати; никому делать неприятностей не буду, довольно своего горя.

Думай больше о себе, о своем здоровье и спокойствии, меньше о нас. Прощай, милый, целую тебя крепко. Я чувствую, что у меня утешение — дети, а у тебя твоя внутренняя, духовная жизнь. Ради бога не допускай себя до страха, до тоски, до беспокойства195 не допускай себя до страха, до тоски, до беспокойства. 4 сентября 1869 г. Толстой писал из Саранска: «Я второй день мучаюсь беспокойством. Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что-то необыкновенное. Было 2 часа ночи, я устал страшно, хотелось спать и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай бог испытать. Я вскочил, велел закладывать» (ПЖ, стр.76). — Эти переживания ужаса изображены Толстым в рассказе «Записки сумасшедшего». . Всё, что ты будешь делать для своето спокойствия и развлечения — всё я буду находить хорошим. День за днем будет проходить; ничего — вынесем, бог даст. Прощай, пиши чаще и всю правду о здоровье и душе своей.

Твоя Соня.

О цикле писем 1871 года С. А. Толстая пометила так: «Письма из Ясной Поляны в Башкирскую деревню при Каралыке, Самарской губернии, куда Лев Николаевич ездил пить кумыс с моим братом Стёпой

и слугой Иваном Суворовым. Я оставалась с семьей и тяжело поправлялась от родильной горячки, после рождения дочери Маши».

2728

№ 28

13 июня, 1871 г. Воскресенье. Я. П.

Сегодня так ждала от тебя письма, милый Лёвочка, и ничего не получила. Со среды, с того дня, как ты уехал, прошло уже столько времени, отчего ты не написал мне поскорей из Москвы? Только и возможно переносить разлуку, если получать письма почаще. Теперь пишу тебе в надежде завтра получить от тебя в Туле письмо, а то я адреса твоего не знаю. Столько надо рассказать и сообщить тебе, что не знаю, как бы потолковее всё написать, и не знаю, что тебе всего интереснее. Главное, мы все, без исключения, здоровы и благополучны. Вчера мы ездили встречать мама́. Я, Варя196 Варя — В. В. Толстая., Лиза197 Лиза — Е. В. Оболенская., Всеволод198 Всеволод — Всеволод Вячеславович Шидловский (ум. 1912 г.), сын Вячеслава Ивановича и Веры Александровны Шидловских, Двоюродный брат С. А. Толстой.и Надя199 Надя — вероятно, Надежда Вячеславовна Шидловская, сестра В. В. Шидловского. Была замужем за Николаем Михайловичем Литвиновым. , которые уехали по тому же поезду, по которому приехала мама́. Ездили мы на четверне; молодежь вся дорогой ужасно шумела и смеялась. Всеволод тут их всех прельстил; но зато без тебя так развернулся и гримасничал, что я рада была его отправить. Мама́ мы встретили в Туле, она нас не ожидала видеть, взяла даже билет до Ясенков, и очень нам обрадовалась. Она не так плоха, как я это думала; говорит, что ей воды очень помогли и будет их тут продолжать. Она поместилась со мной, и ей, и мне далеко не удобно, но делать нечего, а тётенька Полина за то, что нас стеснила, поразительно холодна и с мама́ и со мной. Но я без тебя ни с кем не ссорюсь.

В Туле же на дебаркадере встретили мы Леонида. Он возил твое прошение в Сергиевское; его не приняли и тебя оштрафовали. Надо медицинское свидетельство. Леонид хлопотал его достать, но Кнерцера не было, Виганд не дал, и завтра я с Оболенским и Лизой еду в Тулу хлопотать о свидетельстве и повидать Кнерцера для себя. Также завтра же я сниму свою карточку для тебя.

От Оффенберга получила глупейшее письмо200 От Оффенберга получила глупейшее письмо. Бар. Федор Иванович Оффенберг (1839—1872) владел имением «Алябьево» в 4 верстах от Никольского-Вяземского.
Покупка Толстым «Алябьева» не состоялась, вместо этого он приобрел имение Тучкова в Самарской губернии.
полное ошибок, Он пишет, что именье в сущности не мое, а брата, имейте дело с ним; а я, хотя и нахожу, что менее 90.000 р. невыгодно продать Алябьево, но если брат согласен, то я никаких препятствий делать не буду, если брат согласится продать и за 80.000 р.

Если ты хочешь отнестись к брату201 Хочешь отнестись к брату — т. е. снестись с братом. , так как этот очевидно ничего не значит, то вот его адрес до 15 июля: в Варшаву, в расположение пятого гусарского Александрийского полка, полковому командиру барону Петру Ивановичу Оффенберг. Если ты ему будешь писать, то напиши, что брат его тебе писал, чтоб ты к нему отнесся.

Сегодня к Тане приезжали Быковы202 Быковы — три дочери Александра Михайловича и Надежды Александровны Быковых; их отец был вице-губернатором в Туле в 1866—1870 гг., и дети очень просили играть опять в бары. Мы все играли: и Кузминские, и Леонид, и Быковы, и Лиза с Варей, и я, и Ханна, и Славочка203 Славочка — Вячеслав Андреевич Берс (1861—1907), младший брат С. А. Толстой. Впоследствии инженер путей сообщения; один из строителей Сибирской магистрали и Троицкого моста в Петербурге. Случайно убит. Был женат на Александре Александровне Крамер. В детстве его звали уменьшительными именами «Славочка» и «Лапа». С. А. Толстая писала о нем: «Славочка — игрушечка всего дома» (письмо Т. А. Берс от 28 февраля 1865 г.). , и Серёжа с Таней. Было очень оживленно. Вечер был чудесный, и мы потом провожали Быковых в катках на лошадях Леонида, а Таня с Кузминским верхом. Когда мы ехали домой, это было лучшее время с тех пор, как ты уехал. Так было тихо, и такая чудесная луна отражалась в парах, которые поднимались, и не было, главное, этого одуряющего шума и суеты, которые меня так оглушали эти дни. Мы все ехали молча, и я думала всё о тебе, воображая, что ты на Волге и тоже верно любуешься чудным вечером. Без тебя у нас ужасное движение: то купаются, то катаются, то игры, то пенье, гулянье; но во всём этом шуме без тебя всё равно, как без души. Ты один умеешь на всё и во всё вложить поэзию, прелесть и возвести на какую-то высоту. Это, впрочем, я так чувствую; для меня всё мертво без тебя. Я только без тебя то люблю, что ты любишь; я часто сбиваюсь, сама ли я что люблю, или только оттого мне нравится что-нибудь, оттого, что ты это любишь. Не надоедает ли и развлекает ли тебя Стёпа? Что твое здоровье, что твое расположение духа?204 Что твое здоровье, что твое расположение духа? Толстой отвечал 27 июня: «Здоровье мое недурно, но не могу сказать, что хорошо — ломается. На днях напал кашель, и бок заболел, теперь само совершенно прошло[...]. Изредка бывает и лихорадочное состояние, но меньше и реже, и сил больше, и духом бодрее гораздо» (ПЖ, стр.88).

Дети понемногу учатся, купаются, и что-то нежны очень ко мне. Чувствуют ли это они, что тебя нет, или так пришлось, я не знаю. Оболенский ужасно старается во всём помогать и услужить; а Варю и Лизу мне так приятно иметь здесь, что лучше утешенья, как теперешнее мое общество, — я и не желаю. Особенно мне милы они, потому что они твои, от них твоим духом пахнет.

Мама́ говорила, что твое письмо ужасно подействовало на Николиньку205 Николинька — Николай Валерьянович Толстой (1850—1879), сын М. Н. и В. П. Толстых, племянник Льва Николаевича. По воспоминанию сестры, Е. В. Оболенской, в своем письме Толстой рекомендовал Николаю Валерьяновичу поступить на военную службу.
Толстой писал о получении настоящего письма: «Нынче утром, 27-го числа, получил первое твое письмо от 13-го. Вероятно, послано оно 14-го из Тулы, и ты получила мое первое. Получение письма от тебя — это маленькое свидание: то же чувство нетерпения, радости и страха, когда берешь его в руки, как когда подъезжаешь к дому». (ПЖ, стр.87—88).
, и он, кажется, решился поступить.

Будь, пожалуйста, тверд, живи на кумысе подольше и, главное, не напускай на себя страха и тоски, а то это помешает твоему выздоровлению. Пиши мне, ради бога, почаще. Я бы и рада тебе писать, да куда? Это письмо беру с собой; в Туле, получив твое письмо, напишу там адрес и пошлю это письмо. Сохрани бог, если опять не будет от тебя известий. Я всё вспоминаю, что ты говорил: «пиши, что у вас случится». А у нас ничего не случилось и не случится, а письмо всё полно. И так и будет идти день за день, и опять странно, что ничего не выстрелило, когда ты уехал; точно ничего не случилось, а случилось то, что вся моя жизнь оторвалась точно от меня, когда ты уехал. Чем будет тише без тебя, тем лучше. Я теперь как-то остановилась на напряженном чувстве терпенья, и его надолго во мне хватит. Дай бог, чтоб и в тебе было то же, хотя, конечно, у меня дети, а у тебя никого нет.

Прощай, милый друг, я тебя здесь, везде, постоянно около себя чувствую хотя всеми силами стараюсь поменьше беспокоиться о тебе и думать. Мы всё собираемся гулять на ту дорожку в Засеке, где ты был поэтично, хорошо расположен и где был разрыв с Стёпой. Прощай, еще раз, целую тебя в макушку, губы, шею и руки, как люблю целовать, когда ты тут. Бог с тобой, береги себя сколько возможно.

Твоя Соня.

2829

№ 29

1871 г. Июня 17—18. Я. П.

Не с веселым духом пишу тебе, милый друг Лёвочка. У меня больна няня206 няня — Марья Афанасьевна Арбузова. О ней см. Илья Толстой «Мои воспоминания», 1914, стр.24.и у Лёвушки тоже жар и была рвота. Мне от всего этого хлопот много, но я не унываю, мне все отлично помогают — и мама́, и Ханна, и Лиза с Варей. Без тебя я очень себя берегу, сплю днем, хожу прогуливаться и т. д. Остальные дети и вообще все мы здоровы. Дети с восторгом рвут землянику, веселы, и гуляют теперь с бабушкой, так как Ханна помогает мне. Лёвушке теперь уж получше, няне тоже. Верно, когда ты получишь это письмо, уж опять у нас всё будет благополучно. Я сейчас получила твое письмо с парохода207 Я сейчас получила твое письмо с парохода. В письме с Волги (от 11 или 12 июня) Толстой писал: «Здоровье мое не только ничего, но, кажется мне, даже совершенно хорошо. Поцелуй детей, себя и всех наших. Пиши, пожалуйста, поподробнее. Стёпе я очень рад. Он очень кроток и мил. Любовь Александровна, верно, у нас; поцелуй ее и Славочку. Мне ужасно приятно, что она с тобой» (ПЖ, стр.81).и очень порадовалась, что ты себя чувствуешь хорошо. Вместе с твоим письмом получила еще письмо от Фета208 письмо от Фета — от 15 июня, см. ниже.и от Урусова209 от Урусова. Кн. Сергей Семенович Урусов (1827—1897), сын сенатора Семена Никитича Урусова и фон Маркшиц. «Севастопольский друг» Толстого. Служил в конной гвардии. Во время Крымской кампании командовал полтавским пехотным полком. По словам Бартенева «оказал чудеса храбрости под Севастополем». Познакомившись с Урусовым в 1868 г., С. А. Толстая так описала его в письме к Кузминской: «Сам князь почти наружностью портрет Николая Сергеевича (Волконского). И смех такой же, но Урусову лет за сорок; Лёвочке он ужасно нравится. И действительно умен, очень образован, очень при этом наивен и добродушен» (письмо от 7 марта 1868 г., хранится в АК; не опубликовано). Кн. Урусов был в деятельной переписке с Толстым, сам Толстой писал: «У меня было два (кроме А. А. Толстой это третье) лица, к которым я много написал писем, и, сколько я вспоминаю, интересных для тех, кому может быть интересна моя личность. Это Страхов и кн. Сергей Семенович Урусов» (письмо к Сергеенко от 6 февраля 1906 г.). Большинство писем Толстого к кн. Урусову не сохранилось; их кн. Урусов сжег, рассердившись на отказ Толстого от церкви. 15 писем Толстого к князю Урусову опубликованы в «Вестнике Европы» за 1915 г., №1. Урусов крестил трех детей Толстого — Льва, Марью и Петра. По поводу смерти Урусова С. А. Толстая так отозвалась в письме к сестре от 21 ноября 1897 г.: «Еще одним добрым, участливым другом меньше на свете. Очень мне его жаль. Все меньше и меньше друзей на свете» (не напечатано). Кн. С. С. Урусову принадлежат: «Диференциальные и разностные уравнения» 1863 г., «Об интегральном множителе разностных и диференциальных уравнений» 1865 г., «О решении проблемы коня» 1867 г., «Очерки восточной войны» 1866 г. и «Обзор кампании 1812 и 1813 гг.» М. 1868. Последняя книга открывается ссылкой на «Войну и мир» Толстого: «Суждение автора о причинах войны 1812 г. и взгляд его на военные события внушили мне мысль искать исторические законы войн помощью математического анализа». Новейший исследователь Толстого Б. Эйхенбаум считает, что Урусов «не просто единомышленник и друг, а руководитель и советчик» Толстого при писании им военно-исторической части «Войны и мира». См. Б. Эйхенбаум «Лев Толстой», книга вторая, 60-е годы. 1931, стр.341—385. — Письмо Урусова к Толстой см. ниже. . Последний написал мне такое милое, умное письмо, что я его еще больше полюбила. А Фет, как всегда, так напыщенно и говорит, и пишет.

Ты велишь писать подробнее, а мне так сегодня некогда к несчастию. Писать к тебе я очень люблю, это мое утешение получать и посылать письма. Посылаю тебе свою карточку210 Посылаю тебе свою карточку. Толстой писал в ответ 8—9 июля: «Твоя карточка тут же. Мне очень была и есть (потому что часто смотрю) приятна. Хотя первое впечатление было неприятное. Ты показалась мне и стара, и худа, и жалка. Впрочем, после разлуки всегда и портрет, и лицо само человека, которого не любишь, а больше что-то (как я тебя), производит впечатление разочарования. В воображении своем вижу я тебя всегда точно такою, какая ты есть, но совершенною. А действительность не совершенна. Теперь я помирился с портретом; и он мне приятен и очень» (ПЖ, стр.92). О своей карточке С. А. Толстая приписала: «С бритой головой, в чепце, после родильной горячки при рождении дочери Маши». Эта фотография воспроизведена в настоящем издании. . Делала я её в Туле во вторник, третьего дня, куда мы ездили с Лизой и с Леонидом.

Твоя присяжная служба наделала нам пропасть хлопот. Мы брали у Кнерцера свидетельство, посылали его с Иваном Кузмичем в Сергиевское, и теперь штраф снят и свидетельство принято. Также хлопотали очень о деньгах, 1000 р. с., которые присланы на имя твое Кузминскому. Тут пригодилась бланка, которую ты мне когда-то оставил и в которой подпись засвидетельствовали в полиции с большими затруднениями.

Таня очень благодарит за няньку211 Таня очень благодарит за няньку. Проездом в Москве Толстой разыскивал няню для Т. А. Кузминской и нашел бонну-немку Линдгольм, о которой писал дважды: 10 июня из Москвы и подробно с парохода на Волге (ПЖ, стр.78, 80—81). . Деньги ей Кузминский сам пошлет; он сегодня уехал в Москву. Таня ни минуты не колебалась, а очень обрадовалась и сейчас же решила её взять. У Тани, у бедной, очень зубы болят, а мама́ стала себя чувствовать здесь лучше. У нас жарко, знойно и ветрено. Дети всё продолжают купаться, а мне Кнерцер велел брать ежедневно ванны с отрубями и говорит, что сыпь моя — следствие лихорадки и должна была быть рано или поздно. Он свидетельство дал очень охотно, говоря, что ты отлично сделал, что поехал на кумыс, и несколько раз повторил, как это тебе будет полезно, потому что ты, будто, очень ослабел и физически, и нравственно.

А друзья твои, — Фет и Урусов — оба уверены, что ты болен от греков 212 Ты болен от греков. С конца 1870 г. Толстой стал усиленно заниматься изучением греческого языка и быстро научился чтению классиков à livre ouvert. В январе 1871 г. он писал Фету: «Живу весь в Афинах. По ночам во сне говорю — по-гречески». В АТ хранится письмо Фета от 15 июня 1871 г.; в части письма, обращенной к С. А. Толстой, Фет писал: «Надо бы употребить всю вашу власть, чтобы не давать ему, Льву Николаевичу, так усиленно работать, как он это делает. Пусть отдыхает. Если его нет с вами, оторвите и перешлите ему второй полулист» (не напечатано)., и я с ними согласна, — это одна из главных причин. В другом конверте пошлю их два письма213 В другом конверте пошлю их два письма. В АТ сохранилось письмо кн. С. С. Урусова (с припиской С. А. Толстой), в котором он ей писал: «И что за странная болезнь у человека, имеющего избыток здоровья? Тютчева успокаивает меня тем, что все мущины страдают мнительностью, а её отец (Ф. И. Тютчев) сказал мне, что вернейшее средство начать хандрить и заболеть состоит в чтении древних авторов, в особенности греческих. Действительно, графу верно неизвестно, что звериное число 666, о котором говорится в Апокалипсисе, принадлежит Риму и Греции; то есть зверем называет апостол языческий мир образованных римлян и греков. Как угодно, а я ужасно страдаю и боюсь за Льва Николаевича. И что за охота предаваться чтениям противных авторов! Вообразите, что во всей Москве только и разговоров о том, как граф выучился по-гречески в три месяца. А мне было бы еще приятнее, кабы он писал и освящал своим гением наше общество. Подумайте, как оно нуждается в этом; где ни пройдешь — везде заблудшие овцы, не имеющие пастыря» (не опубликовано). ко мне; прочти их и напиши им из кибиток. Я им отвечу кратко, так как мне очень мало времени.

Теперь у нас прекратились и прогулки, и катанья, и игры. Все силы, умы и сердца направлены на то, чтоб помогать мне в детской без няни. С такими милыми помощниками всё легко перенесть. У няни тоже жар и рвота, её очень перевернуло и, верно, она не поправится раньше недели.

Очень благодарю за судно и за pas-de-géant214 Благодарю за [...] pas-de-géant. Проездом через Москву Толстой купил гигантские шаги, описание установки которых он сообщил в письме с Волги (от 11 или 12 июня)..* гигантские шаги.Когда у меня все поправятся, я займусь с князем его поставить. Он говорит, что надо нанять из лагеря солдат его ставить. Для постройки купили лесу215 Для постройки купили лесу. В 1871 г. была сделана пристройка к яснополянскому дому — пристроена та часть дома, в которой находится кабинет Льва Николаевича и двухсветная зала. на 450 р. с. и загромоздили толстейшими бревнами и досками всё место около дома. Верно скоро начнут строить. Мама́ я перевела в кабинет; тут ей дети не давали спать. Мне поскорей всё хочется тебе написать, оттого так бестолково пишу.

Прощай, милый друг, целую тебя крепко, скоро еще напишу, а теперь решительно больше некогда. Живи дольше, поправляйся, пиши чаще и будь о нас покоен.

Соня.

17 июня.

Приписываю на другое утро. Няня совсем встала, только слаба, и Лёвушке гораздо лучше.

2930

№ 30

1871 г. июня 21. Я. П.

Мне кажется, я редко пишу тебе, милый Лёвочка, а отчего, сама не знаю. Оттого, что некогда; но мне всегда некогда, я всё в суете, суета — моя сфера, а, главное, мне всё кажется, что ты не получишь моих писем.

С тех пор, как ты уехал, у нас постоянная суета, опомниться нельзя. Теперь, слава богу, няня выздоровела; опять ходит за детьми и спит с ними, но Лёвушка и Маша немножко разладились216 Маша немножко разладилась. Марья Львовна Толстая (р. 12 февраля 1871 г., ум. 23 ноября 1906 г.), вторая дочь Л. Н. и С. А. Толстых. Из всех детей была наиболее близка Толстому в период его нового учения. В 1897 г. вышла замуж за кн. Николая Леонидовича Оболенского (1872—1934), сына Елизаветы Валерьяновны, рожд. Толстой. А. Л. Толстая пишет о ней в своих воспоминаниях: «Когда я вспоминаю Машу, на душе делается радостно и светло. Всем своим обликом она была похожа на отца, хотя если разбирать отдельно части ее лица, только серые внимательные и глубокие глаза, да высокий лоб были отцовские [...]. Все любили ее, она была приветлива и чутка: кого ни встретит, для всех находилось ласковое слово, и выходило это у нее не деланно, а естественно, как будто она чувствовала, какую струну нажать, чтобы зазвучала обратная» («Современные записки», Париж, XLV, 1931, стр.15). Толстой писал гр. А. А. Толстой о Марье Львовне, когда ей было два года: «Очень умна и некрасива. Это — будет одна из загадок. Будет страдать, будет искать, ничего не найдет; но будет вечно искать самое недоступное» (ПТ, стр.423). С. А. Толстая по-своему любила Марью Львовну, но относилась к ней жестко, часто ее осуждала, так как не сочувствовала ее взглядам на жизнь и в ее поступках усматривала постоянные ошибки, не разделяя ее увлечения новым учением Льва Николаевича; даже добрые намерения Марьи Львовны вызывали в матери осуждение и неприязнь, Марья Львовна тяжело переживала это отношение матери и высказалась так в письме отцу от февраля 1897 г.: «Мои отношения с мама́ всегда были для меня с самого детства, с тех пор как помню, большим горем[...]. Мама́ до такой степени привыкла не любить меня, что обижая и делая мне больно, она не замечает этого, и то, что мне обидно, ей кажется совсем не обидным и потому часто бывает, что она, наговоривши мне много таких вещей и не заметивши их, вдруг отнесется ко мне с чем-нибудь таким по ее понятию добрым (предложит мне платье), и я уже не могу не только не принять это проявление доброты, но не могу не возмутиться им после всего того горького, больного чувства, которое она возбудила тем, чего она не заметила. Вероятно и в этом я виновата» (хранится в АТ; не опубликовано). М. Л. Толстая перевела дневник Амиэля, напечатанный с предисловием Толстого. Много помогала ему, переписывая его сочинения. Письма к ней Толстого опубликованы в «Современных записках», Париж 1926, XXVI.: Маша покашливает, а Лёвушка так что-то ноет. Серёжа всё с Славочкой; сегодня залезли на лестницу, которую плотники принесли, и Серёжа свалился и нос расшиб; хотел плакать, но Славочка его пристыдил, и он стал улыбаться. Ездили все купаться, только я оставалась дома; потом с Лёвушкой и Парашей217 Параша — шестнадцатилетняя дочь повара Николая Михайловича, Румянцева, позднее вышла замуж за служившего у Толстых буфетчика Михаила Фомича Крюкова.прошли к купальне пешком, а потом приехала со всеми. Танина немка218 Танина немка — Линдгольм.приехала вчера вечером, а нынче уже отнекивается ехать на Кавказ219 ехать на Кавказ. Кузминские переезжали в Кутаис, куда получил назначение А. М. Кузминский в качестве прокурора окружного суда. . Завтра ей будут делать строгий допрос: говори сейчас — да или нет; а если нет, то мы её завтра же отправим обратно в Москву. А так она нам всем нравится, добродушная и охотно всё делает, хотя видно, что за маленькими детьми никогда не ходила и не умеет ничего делать.

Таня очень мучилась зубами, плакала. Мы послали за доктором, теперь она сидит у нас, очень волнуется об няньке и шлепает губами, и всё уверяет, что каждому ребенку нужно по няньке. Саша уехал в пятницу, т. е. 18-го в Кутаис; когда он прощался со мной и детьми моими, у него были слёзы на глазах и он говорить не мог, но когда стал прощаться с своими, то до того рыдал, что стоял у окна и долго не мог остановиться. Оболенский поехал его провожать220 Оболенский поехал его провожать — кн. Л. Д. Оболенский. , и дорогой их застала страшная гроза и дождь, такая, какой еще и не было. Саше пришлось переодеваться в дамской комнате, и он прислал все свои промокшие вещи домой. Таня о нем не очень скучает, ее слишком поглотила немка; так жаль, если эта Линдгольм не останется.

В пятницу, т. е. 25-го, мы ждем Дьяковых; они сказали Саше в Москве, куда он ездил на два дня, что собираются к нам. Оболенские сегодня уехали на пять дней к себе в Крапивну кончать дела какие-то, получать жалованье, мыть белье и проч.

Вот будет суета-то, когда еще Дьяковы приедут; только бы дети были все здоровы, тогда, может быть, и весело будет, насколько возможно без тебя. Тётенька Полина сама предложила на эти дни ехать в Тулу. Ей, кажется, не хочется видеть Дьяковых, не знаю, отчего. Мы вчера очень с Таней смеялись и Лизой тому, что тётенька Полина сначала приезда мама̀ на всех нас выпустила когти и готова была вцепиться при первой неловкости с нашей стороны. Но так как мы все были с ней очень учтивы и хороши, и она стала мила, вдруг растаяла, стала целоваться со всеми и сама предложила уехать, когда будут Дьяковы. Варинька ездила нынче верхом провожать в Крапивну сестру; кучер ей сопутствовал. Леонид ездил с Серёжей раз и нынче с Славочкой раз верхом. Нынче получили письмо от Серёжи221 получили письмо от Серёжи. Письмо это не сохранилось.; у него родилась дочь Варинька222 дочь Варинька — Варвара Сергеевна Толстая. Жила при отце. Была в связи с пироговским поваренком Владимиром Васильевым, от которого имела четырех детей, из них Анна и Татьяна Владимировны здравствуют поныне. В. С. Толстая умерла в Ейске около 1921 г., окрестили без никого из наших, не знаю кто. Варя и Лиза обижены, что их не позвали. Нынче приезжал к нам Бибиков223 Бибиков — Александр Николаевич Бибиков (1822—1886), незаконный сын Крапивенского помещика. Владел 574 десятинами. Получил образование в Тульской землемерной школе. Был в связи с дальней родственницей Анной Степановной Пироговой (1837—1872); вследствие ревности она бросилась под поезд в январе 1872 г. Этот случай послужил Толстому фабулой для смерти Анны Карениной. Имение Бибикова Телятинки в трех верстах от Ясной Поляны. Толстой вспоминал о нем в 1908 г.: «Он был мало-образованный, но очень приятный, хороший человек» (Гольденвейзер, «Вблизи Толстого» М. 1922, стр.212).с Николинькой224 Николинька — сын А. Н. Бибикова.. Он в своей коляске катал Серёжу, Николиньку и Славочку. Мама́ сегодня стала пить воды; здоровье её лучше, но не совсем еще хорошо. Она бодра, помогает нам в доме и с детьми, читает очень много и гуляет с детьми. Я вчера вечером ей собирала старые книги Revue des deux Mondes225 Revue des deux Mondes — французский журнал, основан в 1829 г., — очень популярный за границей и в России., и она хочет читать теперь «Le roman d’une honnête femme»;226 Le roman d’une honnête femme — автор — Виктор Шербюлье (V. Cherbullier) (1829—1899), журналист-беллетрист, сотрудник Revue des deux mondes; «Le roman d’une honnête femme» вышел в 1866 г. если помнишь, нам очень нравилось — Cherbullier.

Ханна, бедная, всё еще прихварывает, так бы мне хотелось её починить. И самой ей, очевидно, и купаться, и резвиться хочется, да то ухо стрельнет, то зуб, то висок; и похудела она еще. О всех тебе надо говорить. Тётенька всё по прежнему сидит227 Тетенька все по прежнему сидит. Тетенька — Т. А. Ергольская. , перебирает старые вещи и денег просила у Оболенского.

Ты пишешь, что вещи вышлют из Москвы в среду, но нынче понедельник, а объявления никакого нет. А теперь посылаю тебе объявление, подпиши его и пришли скорей назад. Без твоей подписи не выдадут ничего, а это, верно, посылка Тани от Веры Александровны228 Посылка Тани от Веры Александровны. В. А. Шидловская (1825—1909), тетка С. А. Толстой, дочь А. М. Исленьева, по первому мужу Кузминская, по второму — Шидловская. .

Я часто думаю о том, где ты и как живешь; и не могу, не могу, никакими средствами ясно представить. Так мне вообще-то весь мир чужд, исключая Ясной Поляны. Страха о тебе большого тоже нет, потому что ты как-то слишком далек, и если допустить страх и беспокойство, то можно с ума сойти.

В июле мама́ поедет около десятого или немного попозднее на месяц, т. е. до шестого августа, к Лизе229 к Лизе. Сестра С. А. Толстой, Елизавета Андреевна, вышедшая замуж за Гаврилу Емельяновича Павленкова, жила в имении Павленковых «Ходынино» в 15 верстах от Рязани.
Толстой писал в ответ 8—9 июля: «Письма твои все перечел раза три. Пиши, пожалуйста, чаще и больше[...]. Жизнь наша все попрежнему. Стёпа ходит на охоту, убил утку и трухана, я несколько дней не совсем здоров; бок и желудок или печень, как всегда, и все это слабее при кумысе [...]. Стёпа скучает, хотя стыдно здесь скучать ему. Выдь с ружьем, в 2 часа 20 раз выстрелишь. А в озерах кумысники ловят на удочку, и не переставая клюет. Они в полчаса наловили 30 окуней. Я ни того, ни другого не делаю эти дни; гуляю и играю в шашки с башкиром» (ПЖ, стр.92—93).
. Таня тоже хочет съездить туда. На это время у меня всё-таки останутся Оболенские, Варя, Пелагея Ильинична и, если хочу, Марья Герасимовна. Я заходила намедни в Туле к ней в келью. И она и Максимила спали. С просонок она, было, меня, не узнала, а потом очень обрадовалась и первые ее слова были: мы, Соничка, твои картошки до сих пор едим. Максимила, когда услыхала шум и разговор, стала из-за стены ворчать и Марья Герасимовна ей долго внушала: «матушка, су-пру-га Льва Нико-ла-евича, су-пру-га их». Та насилу поняла и расслышала ли, стала скорей требовать свой апостольник на голову. А когда обе старухи совсем проснулись и я их разговорила, то они до того оживились, что и с лестницы проводили и за мной еще по монастырскому двору долго шли и всё расспрашивали. Их поразило очень, что ты лечиться поехал; и они всё друг другу повторяли: «Слышь, лечиться поехал; молить за него надо». Я Герасимовне дала рубль, а посылать за ней только потому не буду, что решительно деть некуда.

Пьешь ли ты кумыс, толстеешь ли и бросил ли ненавистных греков? Еще писем от тебя нет с твоего настоящего места жительства. Стараюсь быть терпелива и утешаться, что как прошли уже почти две недели, так и два месяца пройдут, и авось всё будет хорошо и благополучно, когда мы опять свидимся. И ты будь терпелив, ни за что не спеши и не бросай начатого леченья. Оно даст тебе и спокойствие, и силу, и опять с жизнею примирит. Мне всё хочется наладить опять ту жизнь, которую ты, было, нам сначала устроил, а именно длинные прогулки пешком. Да теперь еще нельзя; маленькие дети и няня хворали, и Таня так сильно хворала зубами; за ней поочереди все ходили. Надеюсь, скоро все поправятся вполне и тогда я буду жить по-твоему. Мне особенно грустно, что всё это последнее время я совсем не бываю с большими детьми, а с ними было бы особенно приятно и утешительно.

Ну, прощай, милый друг, целую тебя крепко. Что, как Стёпа, не соскучился ли? Мама́ очень была рада, что он поехал, а я всякий день радуюсь этому. Все тебе и ему кланяются. Тебе все собираются писать. Будь здоров, доволен, думай обо мне побольше. Я, живя здесь, только и думаю: как бы мне только и делать, что ты любишь. Я ни с кем не бранюсь, не суетилась еще очень, стараюсь гулять, быть больше с детьми, убираю твои книги; велю проезжать лошадей и водить собак.

Целую твои глаза. Как ты спишь в самарском климате?

Твоя Соня.

3031

№ 31

28 июня 1871 г., вечер Я. П.

И вчера, и сегодня получила я от тебя письма, милый Лёвочка, и на меня сделали они одно впечатление, очень грустное, — что тебе не хорошо230 получила от тебя письма, и на меня сделали они одно впечатление, очень грустное, — что тебе не хорошо. Толстой писал 18 июня: «Приятного ничего не могу написать тебе. Здоровье все нехорошо. С тех пор, как приехал сюда, каждый день в 6 часов вечера начинается тоска, как лихорадка, тоска физическая, ощущение которой я не могу лучше передать, как то, что душа с телом расстается. Душевной тоске по тебе я не позволяю подниматься... Больнее мне всего на себя то, что я от нездоровья своего чувствую себя 1 / 10 того, что есть. Нет умственных и, главное, поэтических наслаждений. На всё смотрю, как мертвый, то самое, за что я не любил многих людей. А теперь сам только вижу, что есть. Понимаю, соображаю, но не вижу насквозь, с любовью, как прежде. Если и бывает поэтическое расположение, то самое кислое, плаксивое, — хочется плакать. Может быть переламывается болезнь» (ПЖ, стр.82—84).. Но даже в последнем письме ты был только три дня на месте, и всякое леченье действует первое время очень дурно, как и воды, и всё. Твое размягченное расположение духа и безучастность ко всему, тоже, я думаю, происходит от того, что кумыс сразу осадил твои нервы и слишком подействовал. Еслиб я не утешилась, что всё будет к лучшему, можно бы с ума сойти от тревоги по тебе. Но я рада и благодарна, что ты мне пишешь всё, и правду. Одно еще утешительно, что ты еще и от дороги не успел отдохнуть, когда писал мне письмо 18-го июня. Очень будет тебе дурно если ты вздумаешь вернуться, не выдержавши шестинедельного курса леченья. Ты только изломаешь себя, а пользы не сделаешь. Я нынче долго беседовала с Алексеем231 Беседовала с Алексеем. А. С. Орехов ездил с Толстым в Самарскую губернию на Каралык в 1862 г. , всё его расспрашивала про ваше житье у башкирцев, и он мне с большим восторгом рассказывал о всех подробностях кумысной жизни. Видно, это одно из его лучших воспоминаний. Боюсь ужасно, что Стёпа вдруг совсем падет духом и начнет уговаривать тебя приехать, а ты и сам, готовый на это в душе, скорее склонишься на отъезд, подстрекаемый Стёпой.

Рисунок

Иллюстрация:

С. А. Толстая
С фотографии 1871 г.
Музей-усадьба Ясная Поляна

Если ты всё сидишь над греками, — ты не вылечишься232 Если ты все сидишь над греками, — ты не вылечишься. Толстой писал в ответ 16—17 июля: «Письма твои мне вероятно вреднее всех греков тем волнением, которое они во мне делают. Тем более, что я их получаю вдруг. Я не мог их читать без слёз, и весь дрожу, и сердце бьется. И ты пишешь, что придет в голову, а мне каждое слово значительно, и все их перечитываю» (ПЖ, стр.96). . Они на тебя нагнали эту тоску и равнодушие к жизни настоящей. Не даром это мертвый язык, он наводит на человека и мертвое расположение духа. Ты не думай, что я не знаю, почему называются эти языки мертвыми, но я сама им придаю это другое значение.

Сегодня рождение Серёжи; я ему подарила шашки и белые кирпичики. Он очень был доволен и очень мил целый день. Вечером он меня стал целовать и за что-то благодарить, потому что верно был счастлив. Ему и все подарили: Таня — лото, тётенька Полина, которая опять приехала нынче утром — чудесную чернилицу; мама́ — зоологическое лото, потом часы, конфеты и проч. Мы, было, собирались после обеда ехать в Засеку чай пить и взять с собой всех детей и разные лакомства, но нагнало туч, была гроза, сильный дождь и мы остались. Серёжа очень пристрастился к игре в шашки, потом играли в лото, и дети были очень веселы. Ханна опять больна, у ней опять лихорадка и боль в лице и зубах. Нынче ей получше, но она всё еще сидела внизу. Вчера мы, было, поехали к обедне, но, когда приехали в церковь, обедня уж отошла. Отслужили в семь часов утра, потому что было молебствие. Жаль было, потому что я забрала всех пятерых детей и хотела их причащать. Теперь сырая погода, и не знаю, когда опять соберусь. По этому можешь судить, что дети все, слава богу, до сих пор здоровы и только еще поправляются. Я тоже, даже слишком, здорова. Только ты один мне всю душу вытянул своей неопределенной томящей болезнью. Я не могу себе представить, как ты живешь со всеми неудобствами233 Не могу себе представить, как ты живешь со всеми неудобствами. Толстой писал 18 июня: «Живем мы в кибитке, пьем кумыс (Стёпа тоже, все его угощают); неудобства жизни привели бы в ужас твое кремлевское сердце: ни кроватей, ни посуды, ни белого хлеба, ни ложек. Так что глядя на нас, ты бы легче переносила несчастия пережаренной индейки или недосоленого кулича. Но неудобства эти нисколько не неприятны, и было бы очень весело, если бы я был здоров» (ПЖ, стр.83). ; но мне вообще так больно всё, что тебе не хорошо и неудобно, что я стараюсь и не думать об этом. Когда я получаю твои письма, то меня вдруг всю охватит тобою, я тебя опять почувствую около себя, как будто ты тут и я говорю с тобой; но я тебя от себя скорей гоню, чтоб не думать и не приходить в отчаянье.

В пятницу к обеду приехал к нам Дьяков с Машей234 Дьяков с Машей. Марья Дмитриевна Дьякова (1850—1903), вышла в 1876 г. замуж за Николая Аполлоновича Колокольцова (1848—1920). Толстой
писал 16 июля: «Целуй всех, даже Дмитрия Алексеевича, если он у вас с своими, и не смотря на то, что он тебя и Таню дразнит. Таню успокой. Если муж хороший, а ее муж хороший, то от разлуки необходимой ничего не будет, кроме того, что больше оценит и сильнее полюбит, и найдет маленькая влюбленная грусть, которая жене должна быть приятна. От неверности же в разлуке дальше гораздо, чем когда вместе, потому что в разлуке есть в душе идеал своей, с которым ничто не может сравниться. Это всё и к тебе относится» (ПЖ, стр.96).
. Он всё проповедывал о принципах супружества, и упрекал мне и Тане, что мы расстались с мужьями на два месяца. Меня он не смутил. Для меня это слишком серьёзный вопрос, и слишком больно мне было решиться на это, чтоб вопрос этот слегка обсуживать с Дьяковым. Если мы оба решились, то, стало быть, это так надо было. Но всё-таки Дьяков меня немного расстроил, и мне было неприятно.

Мама́ весела, и днями бывает ей гораздо лучше, а иногда делается одышка. Таня очень возится с детьми и иногда приходит в озлобленное волнение. Отказавшись от немки, она уже не считает себя в праве жаловаться, и сама возится с детьми больше, чем прежде. Вчера она от мужа получила письмо длинное из Одессы235 От мужа получила письмо длинное из Одессы — от 21 июня; А. М. Кузминский ехал в Кутаис морем — через Одессу на Поти.. Он очень восхищается морем, пишет длинный реэстр, что купил, но скучает без своих. Вчера же братья писали к мама́. Николинька236 Николинька — сын М. Н. Толстой.и Володя237 Володя — Владимир Андреевич Берс (1853—1874), брат Софьи Андреевны. Служил гусаром. , мрачные, сидят друг против друга и упорно молчат. Николинька, будто бы, на днях поступает в полк, но очень не охотно.

Дьяковы на другой же день уехали вечером и увезли Варю. Мы их провожали на Козловку и чуть не опоздали. Смотритель, спасибо, за три минуты дал билеты и свесил багаж. Только что двинулись вагоны, подходят вдруг Оболенские. Они только что приехали из Крапивны; и Лиза, узнавши, что мы поехали на Козловку, бросилась в отчаяньи на тех же усталых лошадях в погоню. Но она уже не застала Дьяковых, а видел князь в окно вагона голову Дмитрия Алексеевича, и только все ахнули. Лиза плакала, но когда мы приехали домой, она развеселилась. Раньше Леониду нельзя было приехать. Теперь они у нас, и я им всегда очень рада. Лиза так мила, такая помощница во всем и такой друг. У них план проситься жить к нам в том доме на зиму. Я конечно сказала, что мы будем очень рады, и это правда, но главное князь боится, что ему этого не дозволит начальство238 князь боится, что ему этого не дозволит начальство. Л. Д. Оболенский служил в то время по акцизу, ревизуя фабрики и заводы. .

Мама́ уедет от нас шестого июля239 Мама̀ уедет от нас шестого июля. Толстой писал в ответ 16—17 июля. «Два известия твои очень грустны: это то, что я не увижу мама́, если не поеду к Лизе и не увезу её опять к нам, что я намерен сделать, и главное, что милый друг Таня угрожает уехать до меня» (ПЖ, стр.96)., и Таня тоже едет с ней дня на три к Лизе. К тому времени вернется Варя, и Дмитрий Алексеевич обещал и Машу с Софеш240 Софеш — Софья Робертовна рожд. Войткевич (1844—1880), вторая жена Д. А. Дьякова; перед этим служила гувернанткой в его доме. Софья Андреевна писала так Дьяковым: «Я часто переношусь в ваш мир. Вас, Софеш, всегда воображаю себе за самоваром, авантажную, тоненькую и с озабоченным лицом, или скоро пробегающую и легко по большой зале» (письмо к Дьяковым от 21 декабря 1865 г., не опубликовано). привезть к нам. Оболенские вернее всех: они меня не оставят. Мама́ обещает тоже опять приехать. Признаюсь, больше народу мне теперь лучше. Мне делается еще более хлопот и тем лучше. Главное не задумываться.

Лёвушка делается очень мил. Я его спрашиваю, указывая на мама̀: кто это? Он говорит: бабика. Потом посмотрел на Пелагею Ильинишну, засмеялся и говорит: «много бабики». Так это было смешно. Теперь у него привычка всем говорить «милая», и это так мило.

Я всё с Трифовной варю клубнику и землянику. Таня всякий день обедает у нас, и Трифовна241 Трифовна — Степанида Трифоновна Иванова (ум. 1886 г.), «старая экономка, прожила в семье нашей более 35 лет и умерла у Кузминских в Петербурге» (прим. Софьи Андреевны). Первоначально была кухаркой.очень довольна, что может помогать сидеть с нами и разговаривать. Люди наши все хороши, только глупы; но все всегда дома, учтивы и мне не делают ни малейших неприятностей. Кучер и Сергей особенно даже стараются. Pas-de-géant поставили нынче, но еще бегать нельзя было, земля не осела. Ставил Прохор242 Прохор — плотник; по поводу него возникла в семье Толстых шутка-поговорка: «для Прохора»; С. Толстой пишет: «выражение «для Прохора» значило делать что-либо не для себя, а для того, чтобы удивить других» (ТП, III, стр.15). . Дети, очевидно, не понимают, как это будут на них действовать и ждут в недоуменьи. Завтра попробуем.

Прощай, друг мой милый; уж я теперь ничего тебе не советую, ничего не настаиваю. Если ты тоскуешь, то это вредно. Делай, что хочешь, только бы тебе было хорошо. Старайся быть благоразумен и ясно видеть, что тебе может быть хорошо.

Ты был уставши, ты вдруг переменил весь образ жизни; может быть поживши, ты будешь в состоянии быть опять не одной десятой самого себя, а цельным. Бог с тобой, мой милый друг, обнимаю и целую тебя. Еслиб я могла передать тебе хоть частицу своего здоровья, энергии и силы. Я никогда не помертвею. Мне довольно одной моей сильной любви к тебе, чтоб поддержать все нравственные и жизненные силы. Прощай, два часа ночи, я одна и как будто с тобой.

Соня.

Письмо от 24—25 июня 1871 г. не печатаем.

3132

№ 32

30 июня. Ночью. 1871 г. Я. П.

Беру перо и бумагу и говорю: милый Лёвочка, а мама́ и Лиза сидят тут же в гостиной и мама́ вздохнула и повторила: «О, милый Лёвочка». Она очень о тебе много думает и жалеет, что не пришлось с тобой пожить. Но она непременно приедет опять в августе.

У меня со вчерашнего дня крылья выросли. Вчера я получила твою телеграмму243 Вчера я получила твою телеграмму. Телеграмма эта, от 29 июня, не сохранилась. В тот же день Толстой писал Софье Андреевне так: «Пишу из Бузулука. Это 90 верст от нас. Мы проехали сюда с Стёпой вдвоем, переночевали и нынче, 29, вечером едем домой. Поездка очень удалась... Ярмарка очень интересная и большая. Такой настоящей, сельской и большой ярмарки я не видал еще. Разных народов больше 10, табуны киргизских лошадей, уральских, сибирских. Пишу только, чтобы воспользоваться прямым сообщением, а подробнее буду писать после» (ПЖ, стр.90). и с тех пор я весела, опять сильна и бодра духом. Милый, ты знал, что ты меня опять этим поставишь нравственно на ноги, и ты действительно это сделал. Я вдруг опять всех полюбила, только оттого, что ты весел, жив и здоров, как пишешь в телеграмме и что, надеюсь, правда. Поправляйся и не спеши домой, благо не очень тяжело тебе, и потому и мне.

Вчера ездила в церковь, причащала всех детей, исключая Серёжи, которому пора говеть. Всё обошлось так хорошо, дети были смирны, лошади шли хорошо и приехали к самому началу. Лёвушка, как и везде, и тут особенно отличился. Других причащали и дали пить теплое и есть просвиру, а он поднял головку и кричит: «И Лёли, полалуста». Потом, когда понесли это блюдечко в алтарь, он закричал: «Лёли мор244 Мор оно — правильнее more please, как С. А. Толстая исправила при переписке; этот эпизод, как маленький Лев при причастии попросил «more please» изображен Толстым в главе VIII третьей части «Анны Карениной»; здесь воспроизведена картина поездки семьи Толстых в церковь, причем образ Софьи Андреевны перенесен на Долли с ее заботами о детях. * еще оно». Все даже засмеялись. Маша спала и почти не кричала; а Таня маленькая раскрыла зонтик, сделала вид большой и, знаешь, как она всегда при серьёзных обстоятельствах делается серьёзна и распорядительна. Я пишу тебе и беспрестанно сбиваюсь, потому что все мешают.

Вчера в первый раз все, и большие и маленькие, бегали с азартом на pas-de-géant. Поставили хорошо, только дурно, что очень столб качается. Лиза, я, Таня и Леонид, мы бегали все вместе до того, что потом никто двинуться не мог. Я после телеграммы не только на pas-de-géant, а, кажется, на небеса бы взлетела. Детям тоже ужасно понравилось, они были в восторге; спать не шли, чай пить не хотели и так и рвались на луг. Лизанька, прежде не видавшая pas-de-géant, ужасно к нему пристрастилась.

Хочу завтра искать на карте тот город, где ты был на ярмарке245 Хочу завтра искать на карте тот город, где ты был на ярмарке — уездный город Бузулук, Самарской губернии. . Утешился ли Стёпа от неудобств жизни?

У нас Ханна всё хворает, из комнаты не выходит, всё зубы и лихорадочное состояние. Нынче не было лихорадки, и ей лучше, но она всё-таки плоха. Мама́ всё возится с детьми, играет с ними, учит их, я даже не замечаю отсутствия Ханны. Она заставляла Серёжу писать под диктовку, и Серёже это так понравилось, что он просит сам диктовать ему. Мама́ удивилась, как Серёжа хорошо читает по-французски, и мне было очень приятно. Учатся дети в саду, в аллеях, так что им это совсем не трудно; а погода у нас жаркая, чудная; маленький дождик убивает пыль, потом опять солнце, чистый приятный воздух, и духоты нет.

После обеда нынче мы бежали в Чепыж, потому что у нас была чистка известных мест: я, Лиза и все дети. Там брали грибы, ягоды, и мне было так хорошо с детьми; так покойно и весело в сознании, что я делаю свое дело, что без тебя вот мое место и мое утешение.

Лиза пристает итти на pas-de-géant, так и ноет, Таня тоже. Мы сейчас пойдем, хотя совсем ночь.

Меня всегда мучает, что ты просишь писать подробности, и я всё вспоминаю, что было и что может тебе быть особенно интересно.

Я писала тебе третьего дня, а теперь больше писать некогда, а главное нечего.

Прощай, милый друг, целую тебя, будь покоен, весел и здоров.

Опять скоро напишу.

Твоя Соня.

3233

№ 33

1 июля. Ночью, 1871 г. Я. П.

Сейчас получила твое письмо246 Сейчас получила твое письмо — от 23 июня; в нем Толстой писал: «То, на что я жаловался, тоска и равнодушие, прошли; чувствую себя приходящим в скифское состояние, и всё интересно и ново. Скуки не чувствую никакой, но вечный страх и недостаток тебя, вследствие чего считаю дни, когда кончится мое оторванное, неполное существование[...] [Ново и интересно многое: и башкирцы, от которых Геродотом пахнет, и русские мужики, и деревни, особенно прелестные по простоте и доброте народа[...] я читаю по-гречески, но очень мало. Самому не хочется» (ПЖ, стр.84—85)., мой милый друг, и так мне стало весело, радостно, легко, что ты себе представить не можешь. Я почему то чувствовала, что ты оживешь, если уедешь на кумыс, и страшно еще очень радоваться, но, кажется, ты ожил. Не думай и не тревожься о нас. Нас бог тоже хранит, мы все так веселы, здоровы, оживлены, особенно теперь после телеграммы и нынешнего твоего письма, еще будет лучше, так как я весела и тверда духом, а я без тебя и глаза всем, и душа всего дома. Мама́ так тоже была рада, что твое здоровье лучше, она смеялась от радости, сама читала твое письмо и говорила, что теперь она покойна, уедет к Лизе. Она едет четвертого в ночь и Таня с ней на два дня к Лизе. Таня вернется, а мама́ уж нет. Мне с ней особенно жалко расставаться, и жалко еще то, что она, видимо, тут поправляется, а бог еще знает, что будет в Рязани247 что будет в Рязани, т. е. в рязанском имении Павленковых.. Я бы даже написала, что она совсем хорошо себя чувствует, да нынче вечером вдруг у ней опять сделалось небольшое удушие. Таня вместе со мной получила третье письмо от мужа248 третье письмо от мужа — от 25 июня, писанное с парохода между Севастополем и Ялтой. . Он очень скучает, пишет ей с парохода еще только, и то говорит, что: «нам жить врозь долго не приходится». Таню это взволновало; она кажется боится, что ее потребует Саша скоро и что она с тобой не увидится.

Сегодня вечером, т. е. после обеда, мы ездили в Засеку по Козловской дороге, налево, со всеми детьми — нашими и Кузминскими, только исключая моей маленькой Маши, пить чай. Брали с собой яйца, баранину, разные сладости, самовар и проч. Напали мы на место чудесное, где Ермил старик249 Ермил старик — Ермил Антонович Зябрев (р. 1807 г.), яснополянский крестьянин, отпущен на волю в 1859 г.; со слов С. Л. Толстого его семья изображена под Дутловыми в «Утре помещика»; в очерке Толстого «Лето в деревне» он упоминается, как «самый зажиточный мужик Ермил».снял покос и где гребли сено. Наехало туда из деревни Мостовой250 Мостовая — деревня в 16 верстах от Ясной Поляны. пропасть народу, баб, грудных детей. Все они собирались ночевать под большими дубами; построили шалаши, повесили люльки; матери работали, побольше дети качали ребят. Всё это было очень красиво, приятно и весело. Сено душистое, народ веселый, вечер чудный, теплый, пары начали подниматься, тишина, чистая, скошенная земля, старые дубы и яркий закат солнца. Мне давно так не было легко на душе.

Ты о всех спрашиваешь, надо тебе отвечать. Варя в Черемошне251 Варя в Черемошне — у Дьяковых, в их имении Черемошня, Новосильского уезда.до десятого июля: нынче получила от нее письмо, ей в Черемошне очень хорошо и весело. Лиза252 Лиза [...] поехала к матери мужа. Мать кн. Леонида Дмитриевича Оболенского — кн. Александра Тимофеевна Оболенская, рожд. Афремова.только нынче поехала к матери мужа в Тулу, а он, т. е. наш милый шталмейстер, поехал нынче же в Москву и будет там покупать мыло, катушки и проч. Когда уедет мама́, они меня обещают не оставлять. Здоровье Ханны теперь гораздо лучше; она очень жалела, что не могла ехать с нами в лес чай пить и только проводила нас в катках до Каменных253 до Каменных — т. е. каменных столбов при въезде в Яснополянскую усадьбу. .

Таня, отправивши немку, успокоилась духом. С ней, наверно, едет няня и Трифовна, а если найдет еще няню Верочке или горничную, то возьмет. Дети наши все очень милы: Серёжу часто браню, очень непослушен, а больше ничего. Pas-de-géant254 Pas-de-géant. Толстой писал в ответ 16—17 июля: «Радуюсь, что pas-de-géant стоят, но сам живо представить себе не могу, как это у вас идет. Представляю только, как Илья падает» (ПЖ, стр.96—97).их совсем с ума сводит. Бегают они уж совсем хорошо, только Илюша всё валяется. Письма твои к ним прочту им завтра255 Письма твои к ним прочту им завтра. О письмах Толстого к детям см. след. письмо. , нынче они уж спали, когда пришло письмо. Верно они сейчас же тебе напишут. Илюша меня уж просил, чтоб за него написать тебе; и просил таким умильным голосом, что он сам не умеет, что я удивилась. Прощай, мой милый, спаси тебя бог; как хорошо, как хорошо, что ты поправляешься. Выдерживай непременно шесть недель, благо не скучаешь; а о нас, право, беспокоиться нечего. Милого Стёпу мы все целуем, особенно я; я чувствовала и то, что тебе без него было бы плохо. Хотя страшно вспомнить, как мы еще долго не увидимся, но будет же хоть когда-нибудь это счастье. Целую тебя, голубчик милый, в глаза, губы и руки. Прощай.

Твоя Соня

О деле забыла. Прилагаю письмо Оффенберга256 Прилагаю письмо Оффенберга. 29 июня Толстой писал: «Оффенбергу я решил ничего не отвечать. Может быть, он сам или брат еще напишут, тогда видно будет, притом здешняя покупка застилает все другие» (ПЖ, стр.91)., ты ему напиши сам. К тебе собирается на кумыс Александр Николаевич Бибиков. С ним пришлю билет Купеческого банка257 С ним пришлю билет Купеческого банка. 23 июня Толстой писал: «так как вообще очень может быть, что я куплю эту землю или другую, то я прошу тебя прислать мне билет Купеческого банка, который может понадобиться для задатка (посредством перевода через Самарский банк)» (ПЖ, стр.85). .

3334

№ 34

3435

4 июля 1871 г. После обеда. Я. П.

Не знаю, часто ли ты получаешь мои письма или они пропадают, но я тебе пишу очень часто, это мое единственное отрадное занятие, а то дела хозяйства, варенья, прислуги — совсем меня задавили. Стало тягостно — эта постоянная суета и, главное, то, что все: Пелагея Ильинична, мама́, Таня, Ханна меня постоянно натравливают на людей, т. е. прислугу, а это тяжело и нынче я опомнилась; порядка большого быть не может, а пилить и смотреть за каждым шагом всякого из людей — невыносимо. Умственных разговоров и занятий у нас нет, прогулок нет, музыки тоже. Вчера приезжала к нам княжна Оболенская258 Княжна Оболенская — княжна Варвара Дмитриевна Оболенская (р. 1839), сестра Л. Д. Оболенского; в 1878 г. вышла замуж за тульского врача Эдуарда Ильича Виганда (р. 1826). , и мне было приятно; мы с ней философствовали, разговаривали и я хоть на два часа забыла о непаренных кадушках и недоделанной простокваше. Ты избаловал меня тем, что я привыкла подыматься с тобой на ту нравственную высоту, которая меня освежает и мирит с почём тетерева259 Почем тетерева — «термин, принятый в нашей семье для обозначения материальных интересов» (прим. Софьи Андреевны). .

La grande nouvell e * Главная новость та, что Оболенский получил место от Чижова260 ... Оболенский получил место от Чижова. Федор Васильевич Чижов был директором правления Московско-Курской жел. дороги; через него с осени 1871 г. Л. Д. Оболенский устроился на службу в Москву, в правление Курской дороги.и в конце июля поступает на службу при железной дороге. Он, говорят, очень рад и весел. Всё это сказала мне Лиза, приезжавшая вчера с княжной. Завтра я их жду обоих, Лизу и князя, тогда мне всё расскажут подробно. Мне это грустно, но за них я рада. Нынче в ночь уезжает в Рязань мама́ по железной дороге с Славочкой, а завтра рано утром едет Таня в шарабане на почтовых со всеми детьми до Венёва261 До Венева. Венёв — уездный город Тульской губернии, к северо-востоку от Тулы. , куда Лиза высылает два экипажа и своих лошадей. Одна я не останусь, приедут на это время Оболенские, а Таня уезжает на неделю, мама́ на месяц.

У нас страшная жара была всё это время; я со вчерашнего дня стала купаться, и все дети и мама̀ тоже купаются. Маленькие тоже здоровы, Маша выправляется и ты, верно, найдешь в ней большую перемену. Мама̀ мне ужасно жаль, что она уезжает, я в ней чувствую опору, защиту, утешение. После тебя только с ней и возможна была бы жизнь. Но теперь, слава богу, почти половина времени прошла, и я легко вынесу и еще месяц разлуки. Что за счастье, что твое здоровье лучше; ради бога, выдерживай шесть недель, как обещал. Леченье тогда будет полное и я буду покойнее. Хотела бы тебе описать, как мы живем, но не выходит, потому что определенной жизни нет. Встаю я в двенадцать, потому что засыпаю в пять утра. Ночи четыре я не сплю, не могу, бог знает, отчего. Ночью читаю по-английски, очень приятно думаю о тебе, о всех и всём. Когда пью кофе, дети завтракают. Мы сидим с мама́, я варю варенье262 сидим с мама́, я варю варенье. Ср. сцену с варкой варенья у Китти с матерью во 2 главе VI части «Анны Карениной».или шью; перед обедом едем купаться, после сидим на балконе, как и бывало, и опять шьем и разговариваем. Потом дети, а иногда и мы, бегаем на pas-de-géant, а вечер опять сидим вместе, и тут Таня с нами засиживается. Одно не хорошо и не весело, это то, что мы всё сидим. Теперь с приездом Оболенских, а потом Вари, я налажу опять вечернее гулянье, и когда вспомню об этом, у меня делается радостное волнение. Ты меня научил наслаждаться этими прогулками; я и детей, и Ханну буду брать. Ханна совсем здорова и деятельна опять, как всегда. С волнением жду нынче опять письма от тебя. Я их получила шесть, и так благодарю тебя, мой милый, что ты мне часто пишешь. Я не считала, сколько писала тебе, но, верно, это восьмое письмо263 Верно, это восьмое письмо — фактически девятое. . Это жаль, что ты не можешь получать писем от меня так же, как я от тебя; это такое утешенье — письма.

Иногда мне грустно, что у тебя нет удобств жизни. Чувствуешь ли ты очень все лишения? Не действует ли на тебя это дурно физически? Сейчас приехал Алексей, который ездил покупать железо для дома на крышу и привез от тебя письмо от 26-го июня264 письмо от 26-го июня. В нем Толстой писал: «Мы живем по-старому Я уже считаю дни. И чуть нездоровится, то тоска ужасная. В последнем письме я тебе хвалился здоровьем, а это продолжалось только три дня; теперь два дня кашель и нездоровится, но не так, чтобы я бросал пить кумыс и чтобы сказать, что мне хуже. Я жду, напротив, большого улучшения. И нервы крепче, и сил умственных и физических больше. Верно простуда. Погода отвратительная. То жара, то холод» (ПЖ, стр.87). . Ты в нем пишешь, что нездоров, кашляешь и опять наболелое место в душе так и отозвалось. Боже мой, сколько надо сил, чтобы не беспокоиться и владеть собой. Твоя телеграмма из Бузулука была после, и она была утешительная, но насколько справедливая? Не студишься ли ты на охоте, не делаешь ли безрассудств? Тебе и тут жара была хороша, а холод вреден. Как жалко, что у вас там бывает холодно. Если ты не выздоровеешь, придется ехать уж вместе зимой в теплый климат. Не сердись на эти мои слова; твое письмо меня нравственно поранило, и опять всё стало мрачно. Но ты всё-таки пиши всю правду; я всё могу вынести, всё решительно. Кумыс тебе будет полезен, это верно; но не ослабевай душой и дотяни свой срок. Если не очень дорого и трудно, телеграфируй еще раз, только один раз, хорошо ли здоровье или нет? Всю правду, пожалуйста. Прощай, мой милый, мой друг дорогой, целую тебя, спаси тебя бог; я через два дня опять напишу. Будет же время, когда мы опять будем вместе; но будешь ли ты здоров? Когда письмо кончаю и то как будто расстаюсь с тобой.

Дети хотят всё писать к тебе, но грибы, ягоды, pas-de-géant, купанье и проч. отнимают у них и время и охоту. Они очень были рады твоим письмам к ним265 Они очень были рады твоим письмам к ним. Письмо Толстого от 23 июня содержит обращения Льва Николаевича к трем его детям: Серёже, Тане и Илюше (ПЖ, стр.86—87). . Смеялись и делали разные замечанья. Серёжа очень интересовался, привезешь ли ты лошадь и собаку сюда. Ну, прощай, целую тебя опять и опять.

Твоя Соня.

3536

Приписываю тебе в детской больших детей, где они ложатся спать и только что с большим волнением приклеивали на свои письма картинки с мыслью, что ты эти картинки отдашь маленькому Азису266 Маленькому Азису. Толстой писал дочери Тане: «Тут есть мальчик, ему 4 года и его зовут Азис, и он толстый, круглый, и пьет кумыс и всё смеется. Стёпа его очень любит и дает ему карамельки. Азис этот ходит голый. А с нами живет один барин, и он очень голоден, потому что ему есть нечего, только одна баранина. И барин этот говорит: — хорошо бы съесть Азиса, — он такой жирный» (ПЖ, стр.86).и он будет рад. Ханна поехала в Тулу, будто бы за ботинками, по железной дороге; мы все её провожали на Козловку в катках. Сейчас она будет назад, опять по машине. Оболенские нынче ночью приехали ко мне, и он уже опять уехал на завод. Место его — помощник бухгалтера, но жалованье неизвестно; если меньше акциза, то он останется тут267 если меньше акциза, то он останется тут. Л. Д. Оболенский служил по акцизу в Чернском уезде. . Когда Лиза со мной, то мне даже скучно не бывает, такая она славная. Сегодня бегали мы на pas-de-géant: дети, я, Лиза. Третьего дня ночью по почтовому поезду уехала мама́; я ее провожала, и потом с Козловки ехала одна; уже рассветало, и было жутко и невыносимо грустно. На другое утро рано уехала Таня со всеми детьми тоже в Рязань, на Венев, в шарабане. Так как у ней вида нет и ей подорожной не выдали бы, то она взяла мой диплом и по нем ей и выдали подорожную. Но теперь она поехала под моим именем, и я немного робею. Бессоницы мои прошли, здоровы мы все совершенно. Дай бог, чтобы и ты мне то же мог написать, мой милый друг.

Что тебе сказать о себе? И я считаю дни, и как тихо время идет; чем дальше, тем кажутся длиннее дни. Когда ты это письмо получишь, еще пройдет неделя и будет уже 13 или 14-ое. А меньше шести недель дня не надо оставаться; скорее же больше. Поправляешься ли ты? Боюсь, что и у вас холодно; у нас после страшных, невыносимых жаров со вчерашнего дня холод и ветер. Жаль, что я должна прекратить опять купанье.

Гостей у нас не было; от Вари, которая всё еще у Дьяковых, известия еще не было. Мне приятно на несколько дней остаться одной, убрала весь дом, убрала и свою душу. Можно и подумать, и почитать, и с детьми нынче весь день была и пришла в тихое расположение духа, в котором никого не браню, думаю целый день о тебе и жалею себя. Иногда прихожу в такое нетерпение увидать твое милое лицо, что мне кажется, больше я не вынесу; но это глупости, я вынесу и напротив, очень бы огорчилась, еслиб ты приехал раньше пятого августа. Теперь бы даже и неудобно было тебе приезжать. На этих днях я при себе велю белить наш дом, и мы будем кочевать из комнаты в комнату; я буду кое-где.

Прощай, милый мой Лёвочка, целую тебя крепко. Пишу в детской и мешаю детям спать, потому спешу и пишу нескладно. Теперь буду сидеть с Лизой, работать и разговаривать. Вчера вечером было грустно, я была совсем одна, а нынче хорошо. Прощай, не тоскуй, если можешь.

Соня.

3637

7-го июля268 7-го июля. Перед припиской от 7 июля письма детей: Тани и Илюши. .

Сейчас посылаю письмо в Ясенки. Идет дождь, дети перешли в кабинет, их детскую будут белить. Все здоровы, всё хорошо.

3738

№ 35

10 июля 1871 г. Я. П.

Вчера получила твое длинное, подробное письмо269 Вчера получила твое длинное, подробное письмо — от 27 июня; в нем Толстой писал: «[...] Опишу тебе наше житье. — Башкирская деревня, зимовка в двух верстах. На кочевке, в поле у реки, только три семейства башкир. У нашего хозяина (он мулла) четыре кибитки; в одной живет он с женой и сын с женой (сын Нагим, которого я оставил мальчиком тот раз); в другой гости. Гости беспрестанно приезжают — муллы — и с утра до ночи дуют кумыс[...]. В 4-й огромной кибитке, которая была мечеть прежде и которая протекает вся (что мы испытали вчера ночью), живем мы. Я сплю на кровати на сене и войлоке, Стёпа на перине, на полу, Иван на кожане в другом углу. Есть стол и один стул. Кругом висят вещи. В одном углу буфет и продукты, как, по выражению Ивана, называется провизия, в другом платье, уборная, в 3-м — библиотека и кабинет. Впрочем, так было сначала, теперь все смешалось. В особенности куры, которых мы купили, и которых мне ни с того, ни с сего подарил один поп, портят порядок. Зато тут же, при нас, каждый день несут по 3 яйца. Еще лежит овес для лошади и собака — прекрасный черный сетер, называется Верный. Лошадь буланая и служит мне хорошо. Я встаю очень рано, часто в 5½ (Стёпа спит до 10). Пью чай с молоком, 3 чашки, гуляю около, кибиток, смотрю [на] возвращающиеся из гор табуны, что очень красиво, — лошадей 1000, всё разными кучками, с жеребятами. Потом пью кумыс, и самая обыкновенная прогулка-зимовка, т. е. деревня; там остальные кумысники, все, разумеется, знакомые». о том, как вы живете, как спите, как едите, кто ваши знакомые и проч. Мне было особенно приятно то, что ты не испытываешь той тоски, которая, было, пришла первое время. И так день за день дотянешь ты этот тяжелый для нас обоих срок. Утешаюсь, что теперь осталось меньше месяца. Ты писал мне, что ничего не значит в получении писем длинный или короткий срок, что всё равно; а меня всякий раз ужасает, что письмо приходит только на девятый день, а что было в эти девять дней?

Пишу тебе в гостиной, Ханна сидит передо мной и тоже пишет; тётенька Полина только что ушла спать. Дети давно все улеглись. Гости мои все разъехались. Нынче утром уехали в Крапивну Оболенские; Варя пустила корешки у Дьяковых, да ей и приезжать не с кем. От мама̀ и Тани тоже получила вчера письма270 От мама и Тани тоже получила вчера письма. Эти письма неизвестны.. Тане там очень понравилось: есть и ванны, и постельки детям, и дом огромный, и Лиза очень мила и гостеприимна; так что Таня приедет домой только 14-го вечером на Козловку. До тех пор я буду одна, чем не очень тягочусь, так как у нас белят и мы кочуем из одной комнаты в другую. Пока белили детскую внизу, дети спали в твоем кабинете и были все в восторге, особенно Илюша, который смеялся, прыгал и всё играл с бюстом брата Николиньки271 с бюстом брата Николиньки. Бюст старшего брата Льва Николаевича — Николая Николаевича (1824—1860). В настоящее время бюст этот стоит в нише нижнего кабинета Льва Николаевича 1870-хгг. : хлопал по щекам обеими ручками, брал за нос и проч. Мне было немного грустно смотреть, думала: так бы он с живым играл. Потом Лёля и Маша спали две ночи у меня, а теперь обе детские готовы и дети по местам и всё чисто и убрано у них. С понедельника, 12-го, начнут мою спальню, гостиную и столовую. Лёля эти дни хворал поносом, но так как он ел и был весел, я ничем не лечила и не очень боялась; и теперь еще не прошло. Остальные все здоровы, как лучше желать нельзя.

Что сказать тебе о покупке именья в тамошних краях?272 Что сказать тебе о покупке именья в тамошних краях? Толстой писал 27 июня: «Земля здесь продается Тучкова, в 30 верстах. Длинно рассказывать, как и что, но эта покупка очень выгодна. При хорошем урожае может в два года окупиться имение. 2500 десятин, просят по 7 рублей за десятину, и, купивши, надо положить до 10000 на устройство. Ни при какой покупке у меня не было такой решительности, как при этой. Я написал поверенному в Самару и просимую цену намерен дать. Разумеется, прежде хочу твоего одобрения. Для того, чтобы именье принесло доход и окупилось, нужно лето будущее прожить в нем» (ПЖ, стр.89). Если купить только 2500 десятин по 7 рублей, то ты ведь сам не хотел маленького, а хотел большого именья, а тут только на 17.500 р. Если выгодно, — твое дело, я никакого мнения не имею. А жить в степях без одного дерева на сотни верст кругом — может заставить только необходимость крайняя, а добровольно туда не поедешь никогда, особенно с пятью детьми. Если выгодно с заглазным управлением, тогда можно купить, а не выгодно, — не следует. Вот всё-таки же мое мнение высказалось само собою. Ты не сердись, милый, если я тебе что-нибудь противоречу, но, впрочем, делай всё, как хочешь.

Всякое твое письмо я получаю почти неожиданно. То староста ездил, то еще кто-нибудь без моего посла; и я никак не думала, что ты будешь писать так часто. Ты не поверишь, до какой степени письма твои меня поддерживают и сокращают время и дают терпенье. Что то твое здоровье? Одно будет ужасно, ужасно, если всё это двухмесячное одинокое житье, все мои и твои беспокойства, все твои лишенья удобства, всё пропадет напрасно. Об этом особенно страшно думать, что ты не поправишься, но это, мне кажется, быть не может. Письма твои я всегда прежде читаю одна, потом вслух. Мы с Лизой вчера смеялись, какая у вас патриархальная жизнь с курами, продуктами и проч. Только совсем не смешно, что у вас плохая кибитка, особенно, если такой же у вас холод, как у нас вот уже четвертый день. Сегодня точно осень; дождь, холод, даже град шел. Как бы ты там не простудился.

Вчера мы, было, поднялись гулять. Но гулянье такое, как с тобой, — не вышло. В лесу увлеклись дети и мы сыроежками, потом дошли до Митрофана273 дошли до Митрофана. Митрофан Николаевич Банников, сын дядьки Толстого Николая Дмитриевича, сначала служил объездчиком, потом был старостой и управляющим. У него была в лесу сторожка. По его имени названа Митрофановская посадка за р. Воронкой. , а оттуда обратно; и Илюша всё плакал, что его не подождали. С Лизой я немного играла в четыре руки, а теперь в одиночестве собираюсь читать присланные вчера старые еще номера «Revue des deux Mondes». Я так занята весь день, что почти не вижу, как он проходит, но когда вечером останусь одна и начну думать, тогда плохо. Иногда мне приходит в голову, что ты отвыкаешь от семейной жизни и тебе еще тяжелей будет крик детей, заботы и однообразие этой жизни; и мне делается грустно и страшно за будущее.

Прощай, милый друг; еслиб что интересное — я бы еще написала. Ты, верно, подумаешь, что о детях я мало пишу, да что о них, всё то же, что и всегда. Учимся, грибы собираем в Чепыже, кто, что и сколько нашел; pas-de-géant делают большие успехи; Серёжа ездил еще третьего дня верхом с Леонидом, здоровы и веселы. О тебе говорят, но не удивляются, что тебя нет, а интересуются тем, что я им рассказываю, смеются и переспрашивают. Когда я сказала, какая собака и как зовут, Серёжа как будто успокоился от продолжительной заботы. Получил ли мою карточку и доволен ли ей? Здесь всем понравилась.

Целую тебя, милый голубчик, бог с тобой, берегись, спи, не спеши. Не написать ли под конец в Москву и куда? Ханна тебе кланяется, тётеньки целуют.

Соня.

3839

№ 36

19 июля. Вечером. 1871 г. Я. П.

Пишу тебе, милый Лёвочка, в твоем кабинете внизу и слышу кругом себя пикетные счеты Тани и Софеш274 пикетные счеты Тани и Софеш. Татьяна Андреевна и Софья Робертовна Дьякова играли в старинную карточную игру — пикет.и гул разговора Маши, Лизы и Вари275 гул разговора Маши, Лизы и Вари — М. Д. Дьяковой, Е. В. Оболенской и В. В. Толстой. . Мы только что пришли с pas-de-géant, на котором все бегали с таким увлечением второй вечер, что сегодня решили мне поставить монумент за такое умное приобретенье, и за такое ловкое беганье на нем. Мне было бы и весело, и хорошо, еслиб я знала, что тебе хорошо, но твои короткие, грустные письма меня ужасно огорчают. Я пишу двенадцатое письмо, и вчера вдруг получила от тебя письмо от 3 июля, в котором ты пишешь, что получил от меня только одно письмо. Я воображаю, до какой степени тебе неприятно не иметь от нас известий. Твои письма — это для меня такая поддержка и утешение, хотя даже письма твои совсем не такие, что могли бы утешать. Когда же кончится это тяжелое состояние; время страшно тихо идет. Письмо это получишь уже, вероятно, незадолго до твоего отъезда. Когда я пишу тебе, я делаю особенные усилия, чтоб не писать тебе только о том, что я думаю, что чувствую в отношении твоего отсутствия и тебя самого; было бы слишком грустно, а тебе и так не весело; поэтому только и буду писать, как мы живем и как время проводим.

Как только Маша стала здорова, так я направила все свои силы на то, чтоб их веселить, и вчера весь день прошел очень приятно. Всякое утро до обеда всё общество на балконе, мне помогают чистить малину, смородину и варить варенье. Иногда я шью на машине, Лиза с Машей играют в четыре руки. После обеда вчера мы собрались все гулять на ту самую дорожку в Засеку, на которую ты советовал идти, когда уезжал. Был чудный вечер; мы видели, как закатилось солнце на чистом, ясном небе и как взошел месяц из-за деревьев в Засеке так красиво, что мы все в один голос ахнули. Серёжа, один из детей, пошел с нами и очевидно восхищался и наслаждался всем. Он поражен был особенно луной и всё расспрашивал, живет ли кто там и отчего такие тени на луне. Дорожка эта, действительно, очень хороша, и мы так были оживлены, что тут же решили ехать завтра, 20-го, в имянины Илюши в Засеку в виде пикника с самоваром, разной едой и, конечно, со всеми детьми, исключая самых меньших.

Когда мы вернулись с прогулки, пили чай, тут же ужинали, потому что я во всем исполняю твои законы и никогда особенных ужинов у нас не бывает; и после этого бегали на pas-de-géant при ярком лунном свете до двенадцати часов ночи. Все очень были веселы, друг перед другом старались подниматься выше и, наконец, когда все устали, сели тут же на лугу кругом столба, принесли гитару и сначала попробовали петь хором, но потом Таня распелась и пела довольно долго и хорошо. Потом мы проводили Таню домой, вернулись и еще до трех часов разговаривали и философствовали на крылечке кабинета при лунном свете, и я, как старшая, слушала мечты и болтовню молодежи.

Сегодня после обеда все отправились мы кататься. Мы с Таней ехали с детьми, Ханной, Лизой и Машей в линейке, а Леонид, Софеш на кобыле, Варя на Саврасом и Серёжа на своей Лимоновской, гордый и довольный. Варя два раза упала с лошади, и, говорят, что очень страшно. Но, слава богу, ничего с ней не случилось. Её уговаривали не ехать на Саврасом, он застоялся; но она не слушала, да еще кроме того ехала на изломанном Бибиковском седле276 Бибиковское седло. Толстые часто брали у своего ближайшего соседа А. Н. Бибикова недостававшие хозяйственные вещи, при выездах — карету, седла и т. п. . Третьего дня я с Таней ездила в Тулу, сама отправила свое и получила твое письмо на почте, где отправляла для Ханны за границу деньги. Тула навела на меня невыносимую тоску; и всё время только и делаю, что борюсь с тоской по тебе и всегда с мыслью: за что же других мучить своим горем, тем более, что всех так и чувствую сгруппированными вокруг себя, как будто я центр. Меня обо всем спрашивают, мое мнение уважают, все особенно со мной хороши и мне это приятно.

Тётенька Татьяна Александровна эти два дня была больна поносом; очень, было, ослабла, но теперь ей уж значительно лучше. Лёвушка от этой же болезни ужасно похудел, и несмотря на все мои с ним заботы, болезнь эта не проходит. Таня и Маша тоже хворали тем же; но они все очень веселы и никто не страдает ничем. Дмитрия Алексеевича ждем на один день после завтра.

Кузминский писал уже из Кутаиса277 Кузминский писал уже из Кутаиса. Первое письмо Кузминского к жене из Кутаиса — от 1 июля.
Openstat/Openstat . Он страшно скучает по своим; тоже тяготится, что почта ходит долго и, кажется, разочарован в Кутаисе и прямо говорит, что жалеет тихую жизнь в Ясной и, еслиб не такие неприятности, не уехал бы из Тулы. Сейчас пробило два часа ночи. Я очень устала, надо ложиться спать. Три раза бросала писать и ходила к маленьким, так они что-то нынче беспокойны. Начала письмо внизу, кончаю его в своей комнате. Когда-то будет, что в моей комнате я буду видеть и слышать тебя; мне это всё кажется так чуждо и радостно; точно жду новой, какой-то слишком счастливой жизни опять с тобой. Думала написать тебе в Москву, но ты, вероятно, возвращаясь домой, не остановишься нигде. Можно ли из такой дали писать такие коротенькие записочки, как ты мне. Ждешь, ждешь, и вдруг только несколько слов.

Прощай, милый, голубчик, цалую тебя. Как это может быть, что ты не получаешь мои письма? Почему? Прощай. Что-то твое здоровье?

Соня.

Письма мои все: В Самару до востребованья.

Настоящему письму предшествуют два письма: от 14 и 16 июля; их мы не воспроизводим.

3940

№ 37

20 июля. 1871 г. Вечером. Я. П.

Вчера вечером писала тебе, мой милый Лёвочка, и нынче опять так и тянет меня после шума, общего веселья опять писать к тебе и рассказать как, что у нас было. Нынче имянины Илюши, и мы все его дарили, он был очень весел, а вечером затеяли мы пикник, который очень удался. Буду всё рассказывать по порядку. Перед обедом мы все сидели на террасе, работали и речь зашла о том, что надо Оболенским и Варе ехать в Пирогово к Серёже. Я обиделась, что Варя опять от меня уезжает, начала ее просить оставаться там недолго. Тётенька Полина вмешалась и стала говорить, что непременно надо ехать, Таня говорила, что надо остаться для меня и для неё, слово за слово у нас вышла ссора. Тётенька нас раззадоривала, как могла и умела, говорила колкости и особенно оскорбляла Таню. А мы все, как ни ссорились, как ни спорили, но друг друга не оскорбили. Варя дошла до такого раздражения, что стала мне говорить неприятности, Лиза стала мирить, гроза для Ильина дня была большая. Кончилось тем, что после всего Варя разразилась отчаянными слезами. Лиза с Машей пошли играть в четыре руки, а тётенька мне наговорила такие вещи, что все, особенно Леонид, который при этом был, пришли в ужас. Я не забылась, слава богу, и теперь она меня уж зовет «душенька», но я в душе ужасно оскорблена; без тебя, она знала, что заступиться некому. С Варей мы помирились очень скоро. Она созналась, что была резка со мной, и теперь стала мила, кротка и на всё согласна. Вообще нам всем от этой ссоры стало еще лучше и проще друг с другом. Обед прошел весело и после обеда, взявши всех детей, даже Лёлю, мы отправились в линейке, пролетке и тележке в Засеку с самоваром и всякой едой. Дети всё бегали смотреть машину, играли с котёнком, забежавшим откуда-то. Таня с Софеш сели на пригорке играть в пикет, а я, Варя, Лиза, Леонид и Маша пошли гулять в лес по какой-то неизвестной нам дорожке, которая привела нас в прелестнейшее место около речки, где мы довольно долго сидели, и девочки все принялись вспоминать и декламировать разные стихи Пушкина и Лермонтова.

Когда мы вернулись к дубу, около которого был разостлан ковер и кипел самовар, все собрались и пили, и ели, и были очень веселы. Потом все мы, и дети особенно, стали собирать сухие палки, ветки, солому и проч. и развели огромный костер. Лёля стал кричать с восторгом, что это печка, а Серёжа очень старался и был горд, что узнал новое слово: костёр.

После костра всё убрали и приехали домой. Теперь все стремятся на pas-de-géant. Сняли нарядные платья, сидят на крылечке кабинета и ждут меня, но я устала и мне приятно тебе писать. Когда мы ехали с Козловки из Засеки, я очень болезненно о тебе думала. Мне было грустно, за что мне и весело, и удобно, и хорошо, а ты живешь в неудобствах, тоске, без радостей; и такое вдруг сильное желание было видеть тебя, возвратить тебя себе, что я готова была среди этого радостного шума всего общества разразиться жалобами и слезами. Только тем и утешилась, что ближе стала смотреть, и греть, и закутывать в свою шаль маленького, дремавшего Лёвушку. Иногда кажется мне скоро до пятого августа, когда надеюсь, что ты вернешься; иногда кажется долго, томительно долго. Прощай, мой милый, иногда мне хочется дать тебе всевозможные имена, для выраженья всей моей любви, и нет на то слов. Целую тебя, обнимаю, целую твои милые глаза. Я не могу и не хочу о тебе думать близко; это бессилье, эта невозможность видеть тебя, приводят меня в какое-то безумное состояние. Что может быть лучше и счастливей жизни с тобой. О здоровье твоем думаю постоянно; но менее теперь думаю о нем, а более всего о свиданьи с тобой. Не делай только ничего себе вредного, береги себя во всем.

Твоя Соня.

Целую Стёпу.

4041

№ 38

22 июля. Вечером. 1871 г. Я. П.

Сегодня после обеда Прохор привез мне твое письмо278 Прохор привез мне твое письмо — от 8 июля (ПЖ, стр.91—93).из Тулы, куда он ездил для отправленья денег Николиньке. Нынче с особенным волнением ждала от тебя письма, и обрадовалась так, что, я думаю, всем показалась странна. Ты не можешь себе представить, что во мне поднимают твои письма. Сколько любви, чувства, страха и нетерпенья увидать тебя. Это ужасно, что твое здоровье всё не совсем хорошо; неужели мое счастье всегда будет отравлено тем, что ты всё будешь хворать, и потому тоже будешь не весел и не счастлив. Какая это барыня Тимрот279 Какая это барыня Тимрот. Толстой писал 8 июля: «Вчера, ездивши за письмами, я сделал поездку верст в 40, и от Тимрот поехали со мной верхом m-me Тимрот и молодой лицеист, кончивший курс, — Бистром. У Тимрот иноходец, и я в первый раз видел даму на настоящем иноходце. Шибко скакать надо, чтобы не отставать. И, если будем живы и здоровы, достану тебе иноходца. Красиво, быстро и покойно, как в люльке» (ПЖ, стр.92—93). — Жена Егора Александровича Тимрота — Софья Павловна, рожд. Кругликова (1837—1922).на иноходце, с которой ты ездишь верхом? Моя глупая душа этим немного волнуется, хотя я знаю, что ты меня за это упрекнешь и сейчас даже ахнешь, до чего я безрассудна. Но это мой главный недостаток и даже сейчас успокоиваю себя, а какой-то голос во мне говорит: «а вдруг что-нибудь?» Ну об этом много писать нечего. Дмитрий Алексеевич, приехавший вчера утром, сейчас уезжает и берет мое письмо, надо писать скорей. Следующее письмо пошлю в Нижний, а то письма ходят возмутительно долго. Главное, о всех нас могу тебе опять дать самые лучшие сведенья. Все здоровы, все веселы. Больше всех без тебя прихварывал Лёвушка, то понос, то кашель, но он весел и нынче особенно хорош и мил. Маленькая моя Маша, хотя не такая здоровая и полная, какой я её бы желала, но очень поправилась, и такая живая и быстрая в движеньях, что все над ней смеются. Ты её не узнаешь. Кормленье идет по прежнему. К несчастью я сама полнею, а молока у меня все так же мало. Илюша всех потешает своими оригинальными и смешными выходками. Ему подарили ружье и барабан; он выдумал, что едет в полк, берет с собой Сергея и бабку, которая будет его жене мыть белье. Его спросили, зачем ему жена, а он говорит: чтоб скучно не было. Потом он говорил, что Софеш (его любимица) потому не может быть его жена, что слишком хороша. Серёжа стремится всё ездить верхом, и на днях мы все катались, он перескочил через Кочак280 перескочил через Кочак. Качак — ручей между Ясной Поляной и Телятинками.и Таня маленькая, смотревшая, как перескакивали и Варя и Леонид, вдруг обращается к Илюше и говорит: «Eline,* Илья Серёжа the best».* Лучше всех Мне так была смешна эта гордость за своего.

Сегодня у нас всё именинницы281 Сегодня у нас все именинницы. 22 июля Марьин день; именинницами были дочь Татьяны Андреевны — Маша, М. Д. Дьякова и Маша Толстая.; мы ходили к Тане пить шоколад и есть пирог, тебе ненавистный282 пирог, тебе ненавистный — это анковский пирог — праздничный пирог, изготовлявшийся по рецепту проф. Анке, приятеля А. Е. Берса. С. Л. Толстой пишет: «для отца анковский пирог служил эмблемой особого мировоззрения[...] это и домовитость, и семейная традиционность, и буржуазный уклад жизни, и вера в необходимость материального благополучия, и непреклонное убеждение в незыблемости современного строя. Пристрастие моей матери к Анковскому пирогу огорчало моего отца, а отрицательное отношение отца к Анковскому пирогу огорчало мою мать» (ТП, 3, стр.13). Толстой писал Т. А. Кузминской 17 октября 1886 г.: «У нас всё благополучно и очень тихо. По письмам видно, что и у вас также и во всей России и Европе также. Но не уповай на эту тишину. Глухая борьба против Анковского пирога не только не прекращается, но растет и слышны уж кое-где раскаты землетрясения, разрывающего пирог. Я только тем и живу, что Анковский пирог не вечен, а вечен разум человеческий».; она праздновала свою маленькую Машу; у меня обедали. Маша Дьякова очень весела и особенно ласкова со мной; как-то целый день я вижу, что она меня ищет, где я сижу, слушает, что я говорю, и как в её года это часто бывает, даже пристрастна ко мне. Забавы наши все, т. е. прогулки, катанье и качанье прекратится, потому что с обеда погода совсем испортилась, и мы сидим в комнатах, работаем и болтаем. О тебе нет минуты, чтоб я не думала. Всё, что я говорю, что делаю, думаю: хорошо ли, так ли, не осудил ли бы ты? И кажется, ни в чем бы не осудил. Ты ни разу не пишешь, когда выезжаешь и когда можно ждать. Я жду тебя пятого августа; и, боже мой, что будет со мной делаться, если ты просрочишь хотя день. Иногда на меня находит страх вечером и мне кажется, вот ты идешь, и я со страхом оглядываюсь и думаю, чего же я боюсь, ведь это было бы так хорошо тебя видеть, и всё-таки тебя боюсь увидать неожиданно. От Кузминского письма получили283 От Кузминского письма получили. В начале месяца Кузминский писал жене 1, 3, 6, 9 и 10 июля.
Следующее письмо от 22 июля не печатаем.
. Он Кутаисом не доволен, кажется; всё дорого, сыро, а общество слишком богатое и парадное, хотя небольшое.

Таня всё с детьми возится, очень тяготится всем и страшится Кутаиса. Но она и дети здоровы. Варя о себе и Оболенских пишет тебе длинное письмо сегодня же. Тётеньки, Ханна здоровы; в доме и делах всё благополучно. Прощай, мой милый друг, целую тебя крепко; еще две недели не увидимся, долго ужасно, как дожить. Дьяковы и Оболенские, и Варя и Таня, всё это меня очень утешает и рассеивает, но главное мое всё-таки утешенье — дети и мысль, что какое счастье будет увидать тебя.

Соня.

4142

№ 39

27 июля 1871 г. Вечером. Я. П.

Не знаю, почему ты велел писать мне 27-го и 28-го в Москву284 Не знаю, почему ты велел писать мне 27-го и 28-го в Москву. Толстой писал 8—9 июля: «только за неделю до моего отъезда, т. е. с 24 июля остановись писать, а напиши 25 положим, в Нижний, на почту, до востребованья, а 27, 28 в Москву до востребованья» (ПЖ, стр.92). . Неужели ты будешь уже около 1-го в Москве? И хочется и не хочется верить; и радостно, и страшно, и сама не знаю, что чувствую, когда подумаю о тебе и нашем свидании. Я теперь, последнее время, ни о чем больше не могу думать, как о твоем приезде; ничто меня не интересует, и когда я об этом думаю и тут случатся дети, я им внушаю, что папа скоро приедет, и целую их от радости, и они понимают и сами каждое утро говорят, что теперь осталось двенадцать дней или десять. Мы все ждем тебя пятого августа. Но это очень неприятно, что ты не пишешь, когда выехал. Неужели я не встречу тебя на станции? Я бы выехала в Тулу, всё же часом раньше увидала бы тебя. Нынче я рассчитывала по «Паровозу» весь твой путь, и, если ты выехал второго из Самары, ты можешь быть пятого дома. Я так боюсь ждать тебя раньше. Я, впрочем, всего боюсь: и пароходов, и состояния твоего здоровья, и нетерпенья твоего приехать к нам; боюсь, не мало ли ты пил кумыс, и не мало ли я тебя уговаривала не спешить домой. Но последнее время я не в силах была уговаривать тебя подольше не приезжать домой. Беспокойство о тебе меня не покидает ни день, ни ночь.

Рисунок

Иллюстрация:

Е. А. Берс
С фотографии 1870-х гг.
Гос. Толстовский музей в Москве

Последнее твое письмо285 Последнее твое письмо — от 16 июля; оно кончается словами: «Прощай, милый голубчик, обнимаю тебя. И всё нервы расстроены. Сейчас плакать хочется, так тебя люблю» (ПЖ, стр.97).получила еще третьего дня. Читала я его на Козловке при свете фонаря и провожая Дьяковых. Мне подал это письмо Семён286 подал это письмо Семен. Семён служил у Толстых, был поваром в начале 1870-хгг. (это не С. Н. Румянцев, поступивший позднее)., совершенно пьяный, в то время как мы садились в линейку ехать на Козловку, и так как дорогой было темно и трясло, я была до самой станции как на иголках от нетерпенья. Письмо это меня страшно взволновало от счастья, что ты по мне так соскучился, и от нетерпенья видеть тебя. Я писала тебе о пропавших вещах Дьякова287 Я писала тебе о пропавших вещах Дьякова. Письмо это не известно. ; так они и не нашлись, хотя имели подозрение на каких-то рабочих.

Мне ужасно мешают все писать: Таня тут же сидит (мы все в гостиной), и Лиза и Варя. Кто шьет, кто пишет, кто читает. Таня с Варей разговаривает о людях, едущих в Кутаис. Еще почти никто не согласился288 никто не согласился — не согласился ехать в Кутаис., исключая няни и Трифовны. Леонид заболел тоже холериной; он лежит в кабинете, у него жар, была рвота и боль сильная в желудке. Теперь ему лучше, и он ест в первый раз нынче бульон. Эта холерина меня ужасно пугает в отношении к тебе. После кумыса тебе надо быть на самой большой диэте. Ради бога, береги свое здоровье, не ешь никаких фруктов и ничего сырого. Мы все очень бережемся тут, и все совсем здоровы, исключая Лёли и Вари, которые оба кашляют, но всё-таки гуляют, бегают оба на pas-de-géant; Лёля конечно не один, а со мной или Ханной и, надеюсь, до твоего приезда и это пройдет. Мне смешно, что письмо это ты будешь читать в Москве, за несколько часов до нашего свиданья289 Мне смешно, что письмо это ты будешь читать в Москве, за несколько часов до нашего свиданья. Толстой писал из Москвы 6 августа: «Пойду на почту, не получу ли от тебя весточку» (ПЖ, стр.595, №V). ; а теперь так еще долго до этой счастливой минуты.

Таня от своего мужа получает очень часто письма, и такие нежные, что и ожидать от него я не могла таких. Он пишет, что его единственное утешенье это устроивать и думать об удобствах Тани и детей, и пишет, что о ней гораздо больше думает и любит ее больше, чем детей.

Сегодня Таня мучалась ночью сильной зубной болью и вдруг в пять часов утра всполошилась ехать в Тулу. Поехала с Верочкой290 с Верочкой. Верочка — Вера Александровна Кузминская (р. 1871); позднее живала в семье Толстых и работала на голоде 1891—1893 гг. под руководством Льва Николаевича., остановилась у Марии Ивановны291 остановилась у Марии Ивановны. Мария Ивановна — М. И. Абрамович, акушерка С. А. Толстой, жившая в Туле. Училась на акушерских курсах при Дерптском университете.
После настоящего письма С. А. Толстая писала еще раз на Каралык 28 июля 1871 г.; это письмо здесь не воспроизводится.
, поехала к Виганду и выдернула зуб. Теперь она ожила, но очень слаба и сонна. Я эти дни сижу дома, не гуляю, не бегаю на pas-de-géant; сижу, работаю, читаю, заставляю прыгать маленькую Машу, которая меня не любит, потому что я её заставляю сосать свою грудь, а она продолжает брать ее неохотно, потому что молока всё очень мало. Я так много двигалась, чтоб не скучать, что теперь вся моя энергия пропала, сижу, жду тебя, и только и могу думать в подробностях о тебе, о твоем приезде, радоваться и наслаждаться мыслью, что скоро увижу тебя. Даже пишу тебе не весело и не охотно, а прежде это составляло мою радость и утешенье. Так я устала ждать, тревожиться, думать и скучать по тебе. Я всё мечтаю, что ты телеграфируешь, когда приедешь, и мне будет возможность выехать к тебе на встречу. Прощай, милый, теперь больше писать, верно, не буду. Впрочем, если до 30-го вечера не будет от тебя известий, то я 31-го пошлю еще одно письмо в Москву же. Целую тебя в последний раз только письменно; скоро я тебя обниму в самом деле, и увижу, и расцелую твои милые глаза, которые так и вижу теперь улыбающимися, и добрыми, и взволнованными.

Твоя Соня.

Лиза, Варя и Таня очень тебе кланяются и две первые целуют.

4243

№ 40

2 августа 1874 г. Вечером Я. П.

Вчера еще хотела я написать тебе, милый Лёвочка, но зубы до того болели, что я таких страданий и не запомню. Два нарыва, один снаружи, другой изнутри, и всю ночь я просидела и глаз не закрывала. К утру в шесть часов нарыв прорвался и я заснула. Таня спит у меня, т. е. сестра Таня, нам вместе веселее, она поставила железную кровать у окна, и ей не жутко и мне веселей. Вечера сидим втроем: я, Таня и Стёпа и пьем чай и ужинаем на круглом столе в твоей комнате, где дверь на балкон, которую так никто и не знает, как называть292 В твоей комнате [...], которую так никто и не знает, как называть — нижний кабинет Льва Николаевича, рядом с передней. . И тут у нас разговоры и рассказы разные, и нам не скучно, хотя как только вспомню о тебе и Серёже, то станет так грустно и главное страшно.

Сегодня утром, как встала, вдруг вспомнила, что именины Стёпы и вспомнила твои слова, что мы не празднуем его праздников, и, несмотря на бессонную ночь, вдруг решилась сделать пикник; велела печь венский пирог293 венский пирог — сливочный пирог с вареньем., всем детям объявила, все были очень рады и оживлены, и после обеда мы все поехали. Стёпа, Таня и Вячеслав верхами на двух самарских и на Колпике, а остальные в катках. Пикник был около Козловки, но на новом месте, пили за здоровье Стёпы, именинника, потом за отсутствующих, потом за отъезжающего Вячеслава; всё это праздновалось бишовом294 все это праздновалось бишовом. Бишоф — напиток из померанцев и вина. , который мы взяли с собой. Потом пили чай, смотрели на поезда; курьерский прошел к большой радости детей, и через два часа опять были все дома.

Дети себя ведут очень хорошо, и хлопот с ними очень мало. Ученья эти дни не было, так как было ужасно жарко, а то первого был праздник, то нынче именины Стёпы, а завтра уезжает Вячеслав, а провожают его две Тани295 две Тани — Т. А. Кузминская и Татьяна Львовна.и маленькая Маша296 маленькая Маша — Мария Александровна Кузминская (р. в 1869 г., ум. около 1923 г.); с 1891 г. была замужем за Иваном Егоровичем Эрдели, с которым развелась в 1919 г.Кузминская. Илюша тоже просился и плакал, но я боюсь отпускать много детей сразу, его обещал взять Стёпа и оставить его у бабушки Пелагеи Ильиничны297 оставить его у бабушки Пелагеи Ильиничны. П. И. Юшкова жила в Туле при женском монастыре., пока он будет у учителя. Я никуда сама не поеду и ничего не предпринимаю без тебя, хотя бы следовало и оспу привить маленькому298 оспу привить маленькому. 22 апреля 1874 г. у Толстых родился сын Николай, скончавшийся в феврале 1875 г. — С. А. Толстая описала его так в «Моей жизни»: «Это был чрезвычайно красивый, милый черноглазый мальчик, кудрявый, веселый и здоровый». , и детскую выбелить и проч., но что-то дела у меня никакие не клеятся, да и двухдневная зубная боль меня совсем отуманила. Теперь, слава богу, совсем прошло.

В ту ночь, когда вы были на Нижегородском поезде, была страшная гроза, и я ужасно о вас тревожилась, и теперь пишу тебе и думаю с такой тоской о том, всё ли у вас благополучно. Теперь вы на пароходе, ночь чудесная, тихая и тёплая, и верно ты тоже думаешь о нас299 Теперь вы на пароходе, [...] и верно ты тоже думаешь о нас. Толстой писал с парохода 1 августа: «Я говорил, что скучно на пароходе; но теперь отрекаюсь; сижу на балконе, смотрю и радуюсь и думаю о том, как на будущий год мы все поедем. Только бы у тебя было всё благополучно» (ПЖ, стр.104). так же, как и я о тебе. Стёпа без тебя что-то взволнован и всё уходит; вчера на охоте был и убил утку и курочку. А то третьего дня ездил и убил дупеля и двух бекасов.

Няню всё соблазняюсь изгнать, она мне иногда неприятна и очевидно живет непрочно и неохотно. Таня завтра в Туле поищет другую. Как-то вы с Серёжей путешествуете и довольны будете своей поездкой? Чего я ни передумала эти дни, и представить себе не можешь. И еще двенадцать дней такого беспокойства! Наша жизнь идет как при тебе, купаться ездят всякий день, а я так скучаю, что не могу; купанье-то меня и простудило. Ложимся мы без тебя рано и я ставлю на столбик свечку и читаю английский роман Wood300 читаю английский роман Wood. См. комментарий к письму №26. , который ты читал и думаю всё о тебе и Серёже. Сейчас меня отрывали от письма и звали кормить, и я прихожу писать не так, как бывало, с удовольствием, а напротив, со страхом, что письмо мне напоминает отсутствие вас двух и растравляет во мне все мои тревоги. Стёпа сидит тут же и ест говядину с огурцами.

Настоящее и следующее письмо писались С. А. Толстой из Ясной в самарское имение Толстых, куда Лев Николаевич отправился с сыном Сергеем. — Конец письма утрачен.

4344

№ 41

6 августа, вечером 1874 г. Я. П.

Беспокойства мои на счёт вас замерли, потому что заглушились беспокойствами о меньшом. Он трое суток был очень болен; страшный жар, который я не могла ничем устранить; наконец сегодня я решилась этого трехмесячного крошку обложить горчишниками, и это ему помогло. Я рада, милый Лёвочка, что могу тебе написать, что ему лучше, хотя знаю, что даже смерть маленького тебя бы не огорчила для него, а только по отношению ко мне.

И я эти дни, без тебя, дни и ночи ходила, как сумасшедшая; все мои горести, вся боль при потере Пети301 боль при потере Пети. — Своего сына Петра (р. 13 июня 1872 г. — ум. 9 ноября 1873 г.). Лев Николаевич охарактеризовал в письме к гр. А. А. Толстой: «Петр — великан. Огромный прелестный беби, в чепце, вывертывает локти, куда-то стремится, и жена приходит в восторженное волнение и торопливость, когда его держит; но я ничего не понимаю. Знаю, что физический запас есть большой» (ПТ, стр.244). опять поднялась с новой силой. Слава богу, теперь опасности нет, но я опять не могу успокоиться, пока вас двух, моих самых дорогих, не увижу опять дома.

Мне только и хочется писать о том, как агукал вечером оживший мальчик, как я его растирала, как ночь он всю спал у меня на руках; но всё это ты выслушиваешь и читаешь из снисхожденья.

Старшие дети себя необыкновенно хорошо ведут. Вчера и нынче Илья и Таня пришли в расположение духа аккуратности, убирали свои игрушки и куклы; Илюша всё приобретал коробки для помещенья мячика и игрушек, купленных им в Туле вчера с Стёпой. Погода у нас чудесная, дети купаются с Таней всякий день, даже Лёля и Маша Кузминская. Ученья, конечно, не было. То праздники, то была моя, а потом мальчикова болезнь. Сегодня я была внизу у ребенка, а дети все плясали лезгинку, и Таня большая с Настасьей302 Таня [...] с Настасьей — Т. А. Кузминская и Настасья Терентьевна (р. 1862), яснополянская девочка, впоследствии жена Федора Сергеевича Резунова., говорят, тоже плясали; а дядя Костя303 дядя Костя — Константин Александрович Иславин (1827—1903), дядя С. А. Толстой. Толстой в молодости был дружен с К. А. Иславиным, называя его в дневниках «Костинькой». Гр. С. Д. Шереметев охарактеризовал его в некрологе так: «Удивительная порядочность, чуткость, благовоспитанность, музыкальный дар — вот отличительные свойства Иславина. Его импровизации бывали особенно удачны и талантливы. В игре его было много живости, огня, чувства[...]. Когда-то был он близок и к Н. Г. Рубинштейну». — С. А. Толстая писала сестре 22 декабря 1871 г.: «Дядя Костя всё это [устройство комнат] делает со вкусом и доброй волей и мне с ним очень весело. Лёвочка его тоже очень любит и всё говорит, что у него очень доброе сердце» (не опубликовано, хранится в АК). — См. о нем: С. Д. Шереметев, «Константин Александрович Иславин», М. 1903, а также в «Моих воспоминаниях» Ильи Толстого, М. 1914, стр.44—47. , приехавший третьего дня вечером, им играл. Завтра утром он уезжает. Таня ужасно сердится на мужа. Он обещал приехать четвертого, а не приехал, и не дал знать, почему. Теперь мы с ней не знаем, когда и ждать его.

По моим расчётам я должна иметь телеграмму из Самары после завтра, восьмого. И смутно я надеюсь, что вы приедете немножко раньше пятнадцатого. Какое счастье, тогда уж долго не придется расставаться. У меня ужасно душа наболела и, хотя беспокоиться не следует и нельзя долго, но минутами так страшно, что я опять прихожу в страх, что схожу с ума и одна начинаю повторять какую-нибудь бессмыслицу.

Стёпа очень мил, внимателен, заботлив и тих. С восторгом приезжает с охоты и всякий раз что-нибудь привозит. Занимается своими делами, т. е. космографией и латынью, и очень смотрит за Ильей. Алексей304 Алексей — Алексей Степанович Орехов, провожал Толстого до Москвы. вчера приехал из Москвы, привез вино и купил мне всё очень дурно; но я осталась равнодушна, не до того было.

Привез он мне 340 рублей. Остальные деньги из 400 истратил на вино, дорогу и башмаки. Что-то наши самарские дела?305 Что-то наши самарские дела? Купленное Львом Николаевичем в 1871 г. в Бузулукском уезде у Н. П. Тучкова имение в 2500 десятин земли по предположению Толстого должно было приносить значительный доход.

Обо всем стараюсь думать, чтоб отогнать то мрачное, что лезет на ум.

Ну, прощай, милый, до свиданья. Целую Серёжу и жду вас всеми силами души.

Соня.

4445

№ 42

1876 г. Сентября 4. Я. П.

Милый мой Лёвочка, сейчас еду провожать Таню, и хотя у нас суета ужасная, я всё-таки так о тебе думаю и такую к тебе чувствую нежность, что хочется написать тебе хоть немножко. Всё утро укладываемся, бегаем; к тому же весь дом моют, убирают, и Лёлин кашель меня тоже волнует и суетит. Всё это скоро уляжется, успокоится, и тогда я опять напишу тебе, а теперь рука дрожит, и я спешу. Вчера вечером набросала на-черно ordre du jour* распорядок дня и кажется хорошо. Завтра его уясню, а в понедельник за ученье. Стёпа всё с змеем возится. Мы вчера с ним до второго часу ночи сидели и болтали, Таня рано ушла спать. Сегодня вы на пароходе, у нас погода тёплая и прояснивается минутами.

Бибиков306 Бибиков — сосед А. Н. Бибиков. сегодня привез сам две серии и обедал у нас, а теперь еще сидит с Стёпой. Трифовна очень плачет, расставаясь с Таней и детьми; я её утешаю, что буду её навещать в Москве. Пишу ужасно, но ты прочтешь и поймешь; не можешь себе представить, какой шум, и как дети возбуждены перед отъездом. Я полна забот и хороших намерений в дальнейшей жизни, но вчера были минуты слезливого горя, что одна, и что трудно будет учить и жить без тебя и без Тани. Но сегодня энергична и здорова. Береги себя, милый; не студись, не сердись, не беспокойся о нас. Если б не Лёлин кашель, все были бы здоровы.

Стёпа и моя Таня тоже едут провожать. В каком ты духе, что думаешь, что делаешь теперь на пароходе307 что делаешь теперь на пароходе? Во встречном письме от 4 сентября Толстой писал: «После большой суетни разместились на другой, экстренный пароход, с которого я тебе и пишу[...]. Николенька очень милый товарищ, и ему всё интересно и весело» (ПЖ, стр.106). В следующем письме из Казани он писал так: «Поездка по Волге до сих пор имела мало приятного — теснота и купеческое общество. Впрочем, я нашел несколько интересных и даже очень интересных людей, в том числе купца Деева, владетеля 100 тысяч десятин земли, с которым я теперь сижу в номере» (ПЖ, стр.107—108).. Нравится ли Николеньке Волга? Я о тебе всякую минуту думаю и так тобой счастлива это время, и одно скучно, — что мыши подтачивают корень жизни, и что не всегда так будет. Я почему-то нынче всё думаю о сказке мудреца Керима308 сказка мудреца Керима. С. А. Толстая имеет в виду две повести — «Подарок на новый год издателю «Москвитянина» В. А. Жуковского. Вторая повесть содержит сказание о мудреце Кериме. Это сказание использовано Толстым в «Исповеди», с некоторой вариацией подробностей, в следующих строках: «Давно уже рассказана восточная басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный [...] ухватывается за ветви растущего в расщелине колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его; но он всё держится и видит, что две мыши, одна черная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее [...]. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их. Так и я держусь за ветви жизни, зная, что неминуемо ждет дракон смерти, готовый растерзать меня, и не могу понять, зачем я попал на это мучение. И я пытаюсь сосать тот мёд, который прежде утешал меня; но этот мёд уже не радует меня, а белая и черная мышь день и ночь подтачивают ветку, за которую я держусь[...]. И это не басня, а это истинная, неоспоримая и всякому понятная правда». . Но это так, когда грустно. Прощай, ты письмо получишь на возвратном пути. Целую тебя крепко, Николеньке кланяйся. Право, едва ли я когда писала такие нескладные письма.

Твоя Соня.

4-го сентября. 1876 г., 5 час. дня.

Письмо писано С. А. Толстой в Оренбург, куда Лев Николаевич отправился с племянником Николаем Валерьяновичем Толстым для закупки лошадей.

4546

№ 43

1876 г. Сентября 7. Я. П.

Милый Лёвочка, постоянно радуюсь теплой, чудесной погоде, которая для вас всех, моих милых путешественников, так кстати. Тане с детьми было бы тоже холодно и сыро, если б не такое время чудное.

Ужасно грустно было наше расставание в пятницу. Таня очень плакала, у меня тоже пробивались каждую минуту слёзы, но я их всё задушивала в себе, чтоб не расстроить других. Анни309 Анни. Анна Филипс, англичанка-гувернантка, жившая у Толстыхи Лёля тоже очень плакали и даже рыдали, a little310 little Маша. Маленькой Машей, в противоположность большой (big), звалась Маша Толстая, которая была на два года моложе Маши Кузминской. * маленькая Маша смотрела на них с недоумением. В карете поехала англичанка, кормилица, все дети и моя Таня. А Таня-сестра и я поехали в тележке, и Стёпа на приступке правил Шариком311 Стёпа на приступке правил Шариком. Толстой писал 5 сентября: «Пожалуйста, не езди на Шарике». и Гнедым. Дорогой мы вспоминали всю летнюю жизнь и беспрестанно останавливались от душивших нас слёз. И мне странно было, что такие же деревья, такая же природа, то же летнее солнце — и всё мрачное, грустное без тебя и без Тани. Назад мы уже ехали с Стёпой и Таней в карете, и мне вдруг показалось, что что-то кончено и я жить в таком горе не могу, а, главное, тебя не было, а то бы всё было легче.

Посадили мы в вагон Таню и детей довольно неудобно. Места мало; какая-то старушка заняла целый диван и всё-таки ворчала; бедной Тане и англичанке вовсе негде было лечь, а едва было где сесть. Дома мы были уже в одиннадцатом часу вечера и сели за наш одинокий чайный стол, и ничего в горло не шло. За Софеш я распорядилась, чтобы выехал тарантас Ермилина, как ты говорил, и она благополучно приехала в первом часу. Сначала я ей не очень обрадовалась, но теперь мне с ней приятно, и я по вечерам не скучаю с ней и Стёпой.

В воскресенье Стёпа и Сёрежа отправились с борзыми на охоту и очень были счастливы. Крылатка им поймала отличного русака, Стёпа его прирезал и с торжеством его принесли ко мне. M. Rey312 M. Rey. Jules Rey (Жюль Рей) (р. 1848 г.?), швейцарец, из Фрейбургского кантона, гувернёр старших сыновей Толстых. Жил в Ясной Поляне с 4 июня 1875 г. по январь 1878 г. — С. А. Толстая писала о нем сестре 27 июня 1875 г.: «Он молодой человек, здоровый, в очках, веселый, хороший гимнаст, отлично знает латинский и греческий языки, также немецкий, а французский — его природный язык. До сих пор все им довольны, и Илюшу он прибрал к рукам» (не опубликовано; хранится в АК).всякий день ходит с ружьем и Снобом, и вчера было за столом десять штук его дичи, из которых, кажется, два дупеля и два бекаса. А вчера же он убил двух вальдшнепов, и очень горд и весел. Мы с ним в хороших отношениях. Вместе устроили ordre du jour, делая уступки друг другу, как нам удобнее, и, по моему, отлично расписали занятия детей. Вчера уже учились очень охотно и довольно хорошо, но мальчики подрались на гулянье, и им поставили по два за поведенье. Баллы я тоже начала ставить; всё на зимнем положенье, но при чудесной летней погоде. Сегодня посылала за священником, чтоб приехал учить детей313 посылала за священником, чтоб приехал учить детей. Законоучителем всех детей Толстых был Василий Иванович Карницкий. вечером. Мы ходим всякий день гулять далеко с Софеш и Таней; сегодня я не пошла, нездоровится от того нездоровья, которое доказывает, что я не беременна. Понял?

Софеш, бедная, очень грустна314 Софеш, бедная, очень грустна. В 1877 г. С. Р. Войткевич вышла замуж за Д. А. Дьякова. и несчастлива, всё плачет и мне рассказывает свое горе и свое предшествующее горю — счастье, и первые два дня на меня, и без того грустную, она навела такую тоску, что я не знала, куда деваться. Теперь она спокойнее, и я веселее; впрочем, дела так много, что скучать время нет. Я в каком-то лихорадочном беспокойстве, чтоб всё успеть и всё сделать и не опоздать к такому-то и такому-то уроку.

Несносно, что Сергей всё пьянствует315 Сергей всё пьянствует. С. П. Арбузов., ничего не делает; няня и Дуняша всё уходят на деревню его удерживать, и я его не велю пускать, а то боюсь пьяных. Кабинет не убран, у мальчиков хаос страшный, такая досада! Стёпа к тому же с утра уехал с борзыми на охоту, и я уже решила, что если будет шум от Сергея, то пошлю за Алексеем316 пошлю за Алексеем. Алексей — А. С. Орехов.и старостой317 старостой. В. Е. Зябрев. .

Никто к нам не приезжал кроме Александра Григорьевича318 Александра Григорьевича — А. Г. Мичурин, учитель музыки., который был очень недоволен детьми и Тане поставил двойку. Серёжа, твой брат, с большими затруднениями прислал собаку одну, а другая у них пропала. Он, было, не дал, говоря, что какой-то работник наш намерен собаку тиранить и скручивать верёвками, и уже на отъезде догнал нашего работника какой-то Серёжин человек, который сам уже и привёл собаку. Вчера, шестого числа, уехал Егор, Шентяков319 Шентяков — Павел Федорович, шорник, ямщик, живал временами у Толстых. О нем см. Илья Толстой «Мои воспоминания», М., 1933, стр.154. и лошади, и Поражай с Пироговской собакой. Агафья Михайловна очень оплакивала Поражая. Сегодня утром уехала и Трифовна, очень грустная и жалкая. Мы с Стёпой с ней очень нежно прощались. Вот, думала, нечего тебе будет писать, и столько нашлось, что сказать. Сегодня оттого и села тебе писать, что бодра и весела, и делаю все дела свои охотно и учу детей с интересом и удовольствием, а когда мне скучно, мне перед тобой совестно и я боюсь тебя. Но до чего тихо дни идут, — это просто удивительно. Только пятый день, как ты уехал, стало быть едва вы доехали до хутора, а еще до двух недель страшно далеко, и надо всё себя поддерживать и не позволять себе скучать и тревожиться. Так нам было хорошо и весело, зачем надо было именно и теперь расставаться. Но ведь опять будет так же, только бы ничего не случилось.

Прощай, милый, я начинаю опять поднимать в себе беспокойство и грусть, что тебя нет, и потому лучше больше не писать и даже не думать о тебе, а взяться за дело. То чувство, которое было в тот вечер, как я ушла расстроенная в свою спальню, то есть, тоже особенное, этот раз горе, вследствие твоего отъезда, беспрестанно возвращается, когда долго о тебе думаю, а не думать — не могу.

Целую тебя, милый; кланяйся Николиньке и люби меня.

Соня.

7 сентября. Вторник.

4647

№ 44

1876 г. Сентября 30 или октября 1. Москва.

Милый Лёвочка, приехала я благополучно, спала в большом вагоне рядом с какой-то англичанкой, в 1-м классе. Истомин320 Истомин — Владимир Константинович Истомин (1847—1914), знакомый Берсов. Служил в Преображенском полку. Работал в редакции Каткова. Позднее был директором Московского воспитательного дома и правителем канцелярии московского генерал-губернатора. Историк-дилетант. Лев Николаевич в 1870-х, начале 1880-хгг. поддерживал с ним дружеские отношения и был с ним в переписке. В конце жизни по взглядам Истомин сделался крайним реакционером и монархистом. был очень услужлив и любезен.

Приехала к Варе, Николай Михайлович321 Николай Михайлович. — Николай Михайлович Нагорнов (1845—1896), сын разорившегося тульского сахарозаводчика Михаила Михайловича Нагорнова, с 1872 г. — муж В. В. Толстой. Заведывал издательскими делами Толстого в 1874—1881 гг. Хороший знакомый Левитана и А. П. Чехова. Перед женитьбой Нагорнова Лев Николаевич относился к нему отрицательно и был против его брака с любимой племянницей.меня встретил на железной дороге в отличной карете. Пили кофе и сейчас же я с бабой поехала в глазную больницу322 с бабой поехала в глазную больницу. Евлампия Федотовна Егорова (р. около 1844 г.), жена кучера Филиппа Родионовича Егорова.. Там приём кончился: послали к Брауну323 к Брауну. — Густав Иванович Браун (1827—1897), профессор офталмологии в Московском университете. на квартиру. Я послала карточку, его еще нет, вышла жена, очень любезно просила подождать, я подождала; он пришел, узнал, кто я, по карточке, очень внимательно обошелся с бабой, но, увы, надежды никакой нет; глаза умерли, — сказал он, а против смерти доктора ничего не могут. У меня сердце упало, и очень что-то грустно от первой неудачи в Москве.

Гувернантки будут вечером324 Гувернантки будут вечером. В результате поездки в Москву С. А. Толстая пригласила в дом гувернантку француженку Гашэ. , тоже что-то мало надежды. Дождь идет, уныло и грустно, стараюсь, чтоб в голове было ясно, но не достигаю. Будьте все здоровы, а я постараюсь быть благоразумна и сделать всё наилучшим образом.

Еще узнала адрес одной, которая рекомендует гувернанток, сейчас заеду. Мы с Варей едем покупать кое-что до обеда. О своих удовольствиях не думаю, но думаю, что вечером съезжу к Перфильевым325 Перфильев. — Василий Степанович Перфильев (1826—1890) был уездным предводителем дворянства, в 1878—1887 гг. — московским губернатором. Приятель Толстого, посаженный отец на его свадьбе. Прототип Стивы Облонского. Был женат на Прасковье Федоровне Толстой (1831—1887), дочери двоюродного дяди Толстого — Федора Ивановича («американца»). .

Прощай, душенька, время мало, целую тебя, будь здоров, детей и тебя целую.

Соня.

На письме позднейшая помета рукой С. А. Толстой «1877 г.», которую считаем ошибочной. Датируется на основании даты письма Толстой к Кузминской, приводимого ниже и писанного с той же поездки. Софья Андреевна писала сестре 1 октября 1876 г.: «Приехала в Москву утром.

Брала я двух баб, из которых одна, жена Филиппа кучера, которая слепа». Кроме настоящего письма Толстой к мужу, есть еще одна ее записка к нему того же времени, ее мы не воспроизводим.

4748

№ 45

1877 г. Января 15. Суббота вечером Петербург.

Милый Лёвочка, вот пишу тебе от мама́ и еще не опомнилась, как это я так скоро перенеслась и очутилась в Петербурге. До Москвы ехала с какой-то старушкой, Саратовск[ой] помещицей, всё разговаривала с ней и её дочерью, читала и не устала. В Москве меня встретил Истомин, и мы с ним в вагоне и с Стёпой переехали на Никол[аевский] поезд326 переехали на Никол [аевский] поезд. Переехали с Курского вокзала на Николаевский, откуда отходил петербургский поезд, на который должна была пересесть Софья Андреевна.. Там встретил меня Серёжа327 встретил меня Серёжа. С. Н. Толстой. , и потом дядя Костя, — великолепен так, что беда, едет куда-то на вечер.

Серёжа странно встретился с дядей, смотрел на него упорно, но всё обошлось; мы целый час сидели, пили чай, весело болтали. Потом долго искали мне места, всё полно, и наконец нашли купе, два дивана, где сидела какая-то дама. Тут дядя Костя привел мне Каткова, я с ним разговаривала, он тоже ехал в одно время со мной на 5 дней в Петербург. Дама оказалась очень порядочная, какая-то Орловская, богатая, рожденная Обухова, помещица. Я с ней много говорила о литературе; она восхищается, и очень умно, твоими произведениями, много рассказывала мне, везде бывалая, и за границей, и в Петербурге, и по России. Потом мы с ней каждая легли на свой диван и спали довольно хорошо, хотя тот же пот, та же тоска и кашель, но кашель меньше.

Утром Катков два раза заходил ко мне и спрашивал, хорошо ли я спала и не нужно ли мне чего. Я его благодарила и тоже его спросила и говорила, что жарко и еще что-то. Потом мы с Стёпой приехали к мама́;328 мы с Стёпой приехали к мама́. С С. А. Берсом Софья Андреевна приехала к Любови Александровне Берс, жившей в то время в Петербурге в Эртелевом переулке.она еще в постели, до слёз мне обрадовалась, огорчилась, что нет Тани, но не так, как я думала. Стёпа поехал к Страхову329 Стёпа поехал к Страхову. Николай Николаевич Страхов (1828—1896), критик и философ реакционно-идеалистического направления. Личное знакомство Страхова с Толстым началось в 1871 г.; знакомству предшествовали статьи Страхова о «Войне и мире», в которых он называл этот роман гениальным, восторгаясь этим произведением в то время, когда многие критики высказывались о «Войне и мире» скептически. Сделавшись близким другом семьи Толстых, Страхов часто гостил в Ясной Поляне, ездил с Львом Николаевичем в самарское именье и в Оптину пустынь. По поручению Толстого Страхов редактировал «Азбуку», эпилог «Анны Карениной» и второе издание этого романа, а позднее помогал Софье Андреевне в правке корректур для полных собраний сочинений Толстого. Еще до знакомства со Страховым и до письменных сношений с ним Толстая отметила в своем дневнике под 24 февраля 1871 г.: «Нам даром посылают «Зарю», в которой Страхов так превозносит талант Лёвочки. Это его радует». В первом своем завещательном распоряжении 1895 г. Толстой назвал Страхова в числе пяти лиц, которым он поручил просмотреть все свои рукописи. Большинство статей Страхова о Толстом сгруппировано в сборнике «Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом», Спб. 1885, выдержавшем четыре издания. Большая часть переписки Страхова с Толстым опубликована Петербургским Толстовским музеем под редакцией Модзалевского «Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым», Спб. 1913; 24 письма Толстого к Страхову напечатаны в сборнике «Толстой и о Толстом», II, стр.25—66. О Толстой Н. Н. Страхов писал так Льву Николаевичу 27 марта 1895 г.: «Я давно научился (каюсь, не сразу) глубоко уважать С. А. В ней огромная энергия, и в глубине, под всем наружным и мелким, вся направленная на жизнь для других, на ту жизнь, к которой вполне способны, кажется, только женщины, и очень редко — мужчины. Я всегда боялся говорить с Вами о Соф. А. (мне иногда хотелось ее осуждать), потому что я чувствовал, что между Вами и ею существует глубочайшая связь, какая может существовать между людьми, связь теснее, чем между детьми и отцом и матерью, слияние двух человек в одного» (не опубликовано)., а я с мама́ всё болтала; она очень постарела и всё хворает. И всё повторяла: «как я тебе рада, как рада!» Страхов был у Боткина330 Страхов был у Боткина. Сергей Петрович Боткин (1832—1889), брат приятеля Толстого, Василия Петровича Боткина, знаменитый клиницист. и говорил обо мне, — и дал ему мою карточку, и Боткин на моей карточке написал:

«Если графиня выезжает, то я буду к её услугам в понедельник, среду, пятницу, от 8 часов вечера. Если же графиня желает, чтобы я её навестил дома, то прошу дать адрес, и тогда я назначу час и день приезда».

Сегодня же я написала Боткину записку, что я приехала, благодарю его за согласие приехать и прошу назначить мне, когда он может быть. На это он мне отвечал, что будет завтра между 3—5. Мама́ и Стёпа, и Петя все мне советовали просить Боткина к себе, а не ехать к нему. Мама́ уверяет, что мне, будто бы, ждать до дурноты 4, 5 часов у Боткина и неприлично, и несносно. И Боткин, будто, не хорошо занимается теми, кто к нему приходит, потому что на 60 человек времени мало. И Стёпа говорит, что ты будешь доволен, что я к себе пригласила, но это дороже.

Петя с женой и дочкой331 Петя с женой и дочкой. Петр Андреевич Берс; с 1874 г. женат на Ольге Дмитриевне, рожд. Постниковой. Их дочь — Евгения.приехали к нам обедать. Она, право, очень милая, его жена, и они трогательны с своей хорошенькой дочкой и своей бедностью. Петя очень желал бы выдти какими-нибудь средствами из бедственного состояния, хоть взять первое попавшееся место, чтоб не делать дальнейших долгов. Вячеслав в сюртучке, с прекрасными манерами, но худой и бледный, в классе, соответствующем 5-му гимназии332 Вячеслав [...] в классе, соответствующем 5-му гимназии. В. А. Берс учился в Институте инженеров путей сообщения в Петербурге. .

Лиза333 Лиза — сестра Софьи Андреевны.явилась перед оперой в великолепии шелкового туалета с бриллиантами в голове и везде — какие-то звезды в роде Полинькиных334 в роде Полинькиных. Толстая имеет в виду П. Ф. Перфильеву. , и толста — ужас!

Петя, в то время как поил свою дочку молоком, капнул ей на платье. Она вскочила, закричала: «глупый, дурак!» и проч. Апломб удивительный. Да, подальше от нее, как можно, я с тобой согласна. Завтра я еду к Alexandrine335 Alexandrine — гр. А. А. Толстая. и еще куда-нибудь, если успею до трех часов. К Alexandrine я поеду часа в два до трех. Вечер посижу опять с мама́ и Петей и Стёпой. К родным забегу ко всем на минуту. Вообще еще ничто мне неясно; сегодня я никуда не выходила из дому, всё сижу с мама́ и мне с ней приятно. О вас всех, моих милых, всё вспоминаю, но стараюсь не слишком думать и не беспокоиться. Боюсь, что ночью подступит мне тоска по вас, и я буду воображать разные ужасы. Но рассказывая мама́ о своих домашних, о тебе и о детях, я точно опять возвращаюсь домой и мне приятно о вас говорить. Поблагодари Таню, мою милую, она всегда обо всём заботится, за груши, я их дорогой с удовольствием ела, когда во рту сохло.

Твою «Анну Каренину» (декабрьскую) в «Голосе» и «Новом Времени» расхвалили336 Твою «Анну Каренину» (декабрьскую) в «Голосе» и «Новом Времени» расхвалили. В декабрьской книжке «Русского вестника» за 1876 г. были напечатаны главы XX—XXIX пятой части «Анны Карениной»; в них идет речь о приезде Вронского с Анной в Петербург и свидании Анны с сыном, о посещении ею театра и об оскорблении, нанесенном Анне со стороны Картасовой. Автор «Литературной летописи» писал: «Последняя книжка «Русского вестника» дает нам всего 50 страниц текста
«Анны Карениной», — но что за художественное сокровище эти страницы [...]. По силе психологического проникновения графу Л. Толстому нет, в настоящую минуту, писателя, равного ни в одной иностранной литературе, а в нашей подходит к нему разве только Достоевский» («Голос» 1877, №13). В новогоднем фельетоне «Литературная и ученая деятельность», дающем обзор беллетристики за истекший год, указывается, что «за исключением новых глав «Анны Карениной» невозможно указать ничего такого, что бы было достойно произведений, выходящих из ряда» («Новое время» №303 от 1 января).
до небес. Я еще не читала, если можно, привезу. Мне говорила мама́, Стёпа и Славочка. Береги, милый, голубчик мой Лёвочка, себя и детей. Целую тебя сто раз, и Серёжу, и Таню, и Илюшу, и Лёлю, и Машу. Непременно приеду в среду вечером337 Непременно приеду в среду вечером — 19 января. Толстой во встречном письме писал: «Пожалуйста не торопись назад. Если не только нужно для совета Боткина, но просто, если тебе приятно с хорошими людьми. Не стоит торопиться, когда уже заехала так далеко. Пожалуйста, не делай так, чтоб сказать мне: я бы поехала, увидала или услыхала, если бы пробыла еще день. Мне одиноко без тебя, но нет той тоски, которой я боюсь, и чувствую, что не будет» (ПЖ, стр.110). .

Твоя Соня.

О своих письмах от января 1877 г. С. А. Толстая пометила так: «Из Петербурга, куда я ездила советоваться о своем здоровье к доктору С. П. Боткину. Я долго хворала после рождения умершей тотчас же

недоношенной девочки Варвары, вследствие моих страданий от коклюша и перитонита».

4849

№ 46

1877 г. Января 16. Петербург.

Второе письмо пишу тебе, мой милый друг, и голова совсем уж кругом идет. Сейчас только обедали Лиза, Маша и Юрий Шидловские338 Сейчас только обедали Лиза, Маша и Юрий Шидловские. Е. А. Павленкова и двоюродные сестра и брат Софьи Андреевны: Марья Вячеславовна Шидловская (ум. в 1912 г.; была замужем за Михаилом Дмитриевичем Свербеевым) и Юрий Вячеславович Шидловский (ум. в 1933 г.)., а уже 7 часов. Всё ждала Боткина, он приехал в 6 часов, а у меня в это время, у мама́, сидела Alexandrine. От неё, от доктора, от всего так устала и взволнована, что еле пишу. Страхов тоже был и всем очень понравился. Ну, о Боткине вот что. Да, еще надо сказать, что Alex[andrine], уезжая, Боткину сказала: «почините её, пожалуйста, хорошенько». Боткин сказал: «постараюсь, графиня», и был очень внимателен. Сказал, что легкие и грудь совсем здоровы, всё нервное; дал рецепты, советы диэты, движенья и проч. Я спросила: «стало быть я здорова?» — «Нет, — говорит, — вы совсем нездоровы» и всё уговаривал меня остаться неделю, чтоб начать леченье при нем. Я, конечно, не согласилась и приеду. Вот и все, что я узнала. Рецепты: мышьяк, кали броматис и проч. тому подобное. Alexandrine заехала к мама́ узнать, приехала ли я, и, узнав, что я тут, вошла к нам. Я извинилась, что не сама приехала первая, говоря, что ждала с половины третьего Боткина, а раньше боялась, что буду trop matinale.* слишком рано. Она назначила мне приехать к ней завтра, в 11 час[ов] утра, и я поеду. Она была очень любезна и со мной и со всеми, и всё показывала на меня обеими руками и говорила: «Je la trouve, comme je l’ai rêvé».* «Я нахожу ее такою, какою я ее себе представляла».

Утром мама́ меня возила к дедушке339 к дедушке. Дедушка — Александр Михайлович Исленьев., Иславиным340 Иславины. Семья дяди Софьи Андреевны, В. А. Иславина.и Вере Александровне341 Вера Александровна. Тетка Софьи Андреевны — В. А. Шидловская.. Это было скучно, везде по пяти минут, но для мама́ это было приятно, она этого хотела. Дедушка меня целовал и благодарил за дядю Костю342 благодарил за дядю Костю. Лев Николаевич устроил К. А. Иславина на службу к Каткову, — кроме того, в виду постоянного безденежья К. А. Иславина, семья Толстых оказывала ему материальную помощь.очень трогательно. Ни у Лизы, ни у Пети, ни у кузин, нигде еще не была, но придется заехать завтра непременно, опять на минутку. Сегодня, то есть сейчас, еду с двумя кузинами, над бельэтажем, в «Аиду»343 в «Аиду». «Аида» — опера Верди, шедшая в Большом (Мариинском) театре. .

Рисунок

Иллюстрация:

Группа друзей и родных Толстого за самоваром
Сидят слева направо: С. Р. Дьякова, М. Д. Дьякова, Д. А. Дьяков. Стоят слева
направо
: В. В. Толстая (Нагорнова), Е. В. Оболенская, Л. Д. Оболенский.
С фотографии 1871—1872 гг.
Собственность А. И. Толстой

Все очень уговаривают, и очень хочется посмотреть именно эту оперу. Меня никто не знает, не сердись, голубчик, что я поехала; сидеть вечер с Лизой, Петей и другими, сегодня опять и завтра; только с мама́ жаль расстаться. Едет Лёля344 Лёля. Елена Александровна Берс (1837—1920), двоюродная сестра С. А. Толстой, дочь Александра Евстафьевича Берса.и Люба345 Люба. Л. А. Берс (1842—1920), другая дочь А. Е. Берса. и еще кто-то из них, мне незнакомых.

Я чувствую себя не дурно, все мне рады и любезны. Стёпа бесится, сердится и кричит на всех; он ужасен тут и груб. Это сделалось от того, что директор написал, что нигде его не найдут, и с общего согласия решили, что мне надо написать, что он остался, чтоб проводить меня, больную. Но он говорит: «напиши, что я был болен»; мы, было, не хотели, но потом я согласилась, но он был в злобе и кричал. Мама́ очень мила, добра, тиха. Мы спим вместе и болтаем. Что-то вы346 Что-то вы. Во встречном письме от 16 января Толстой писал: „Я всякую минуту думаю о тебе и воображаю, что ты делаешь. И всё мне кажется, хотя я и мрачен (от желудка), что всё будет хорошо [...] Без тебя я стараюсь о тебе не думать. Вчера подошел к твоему столу, и как обжегся, вскочил, чтоб живо не представлять тебя себе. Также и ночью, не гляжу в твою сторону. Только бы ты была в сильном, энергическом духе во время твоего пребывания» (ПЖ, стр.111).
Следующее письмо от мая 1877 г. не печатаем.
, боже мой, как я иногда беспокоюсь минутами и как вас люблю всеми силами моей души, тебя и детей, и тут без вас так жутко и одиноко.

Прощай, милый, прости за спешное письмо, тут всё и все спешат. Целую вас крепко всех, берегитесь и будьте покойны. Теперь скоро приеду. Alexandrine мила, потому что твоя, о тебе вместе говорим и любим.

Соня.

16-е января.

Воскресенье.

4950

№ 47

1878 г. марта 5. Я. П.

Очень тебе благодарна, милый Лёвочка, что ты прислал мне записочку из Тулы347 прислал мне записочку из Тулы. Имеется в виду записка, начинающаяся со слов: «Поезд опоздал на три часа (потом оказалось, что на пять), так что я потерял целый день» (ПЖ, стр.117)., но на мою тревогу о тебе прибавилась еще сильнейшая; напрасно ты поехал, теперь, конечно, это всё уж кончилось, и ты вероятно или в Петербурге или в дороге туда, но как кончилось твое путешествие? Сегодня и вчера мой маленький348 мой маленький — сын Андрей. Андрей Львович Толстой (р. 6 декабря 1877 г., ум. 24 февраля 1916 г.). Учился в Поливановской гимназии и Катковском лицее в Москве; курса не кончил. В 1896 г. поступил вольноопределяющимся на военную службу. В 1899 г. женился на Ольге Константиновне Дитерихс (р. 1872 г.). С сентября 1904 г. был на русско-японской войне. С 1906 г. — чиновник особых поручений при тульском губернаторе. Разведясь со своей женой, женился вторично на жене Тульского губернатора Екатерине Васильевне Арцимович, рожд. Горяиновой (р. 1876 г.). Позднее служил непременным членом отделения дворянского и крестьянского банка в Тамбове, чиновником особых поручений в переселенческом управлении и представителем министерства земледелия в совете крестьянского поземельного банка в Петербурге. Двадцать одно письмо к нему Толстого напечатаны в «Юбилейном сборнике» «Лев Николаевич Толстой» М. -Л. 1928, стр.65—81. Некролог А. Л. Толстого см. в «Петроградском листке» от 25 февраля 1916 г., №54.крайне беспокоен по случаю метели, и я, ходя мерными, тихими шагами по детской с ребенком на руках, с замиранием сердца прислушивалась к завыванью ветра. Вот уже три дня как метель, и я воображаю, как везде задержаны поезда, как ты с непривычки и с своими слабыми нервами устанешь от продолжительного путешествия. И что за неволя была ехать? Ведь к лекции Соловьева уж ты и так не поспел349 к лекции Соловьева уж ты и так не поспел. Владимир Сергеевич Соловьев (1853—1900) — философ-мистик, критик и поэт. Соловьев еще в 1875 г. искал знакомства с Толстым. Их общение приводило к нескончаемым спорам и поставило их в принципиально враждебные отношения. Свое расхождение с Толстым Соловьев выявил в неотправленном письме к Толстому, впервые опубликованном в №79 журнала «Вопросы философии и психологии» за 1905 г. О том, как нетерпимо и раздраженно отнесся Толстой к содержанию письма, свидетельствует А. Оболенский в статье «Две встречи с Л. Н. Толстым» (ТП, 1923, 3, стр.38—44). Соловьев изобразил Толстого в лице князя Z. в своих «Трех разговорах». С. А. Толстая в «Моей жизни» отозвалась о Соловьеве
так: «Я всегда напрасно чего-то ждала от этого прославленного за ум человека, и с недоумением относилась к его постоянному упорному молчанию или шуточкам. Читала его статьи и некоторые мне нравились». В период своих религиозных исканий Толстой прислушивался к Соловьеву; в начале 1878 г. Соловьев выступал в Петербурге публично в Соляном городке с лекциями по философии религии. Этими лекциями заинтересовал Толстого Страхов.
, а промучился наверное. Буду с нетерпением ждать во вторник письма от тебя из Москвы. И теперь из Петербурга ты вернешься не раньше субботы, а то уж очень мало тебе времени будет.

У нас без тебя всегда всё хуже. Дети ведут себя дурно; Серёжа и Таня убежали на эту страшную метель в одних платьях, я их обоих наказала, заперла в твой кабинет Серёжу, и в тётенькину комнату Таню. Потом они подрались; Илья и Лёля бросали бумажные стрелы в Серёжу, он рассердился и их побил, они его, — прибежали ко мне в детскую жаловаться. Серёжа за обедом говорит про педагогов: «сидят три чучелы350 три чучелы. Подразумеваются м-сье Ньеф, мадемуазель Гашэ и Анна Филлипс., не могут остановить детей». Конечно, я на это очень рассердилась. После обеда Серёжа сконфуженно взял меня за руку и говорит: «не сердитесь, мама́». Я говорю им всем: «давайте, дети, после обеда будем все дружелюбны, а то что это за воскресенье?» Серёжа ушел писать свой дневник, Таня тоже притихла, но Илья, Лёля и Маша были неудержимы, прятались под кровати, говорили: «fool»,* «шут» и Mr Nief351 Mr Nief — Ньеф (р. около 1843 г.), сменивший м-сье Рея. Гувернер при старших сыновьях Толстых, француз, коммунар, скрывавшийся в России под фамилией Nief; настоящее имя его было Montels. Жил у Толстых с 23 января 1878 г. по октябрь 1879 г. Поступил по рекомендации жены русского священника в Женеве Петрова. Толстая пишет о Ньефе в «Моей жизни», «что он женился на м-ль Гашэ и уехал уже под своим именем (Montels) в Алжир, где издавал французскую газету». стал даже грустен.

Перед сном пришли ко мне Илья и Лёля прощаться в детскую, прилегли на диван и всё повторяли: «как сегодня скучно было», на что я им прочла мораль о совести и угрызениях ее, и сказала, что к сожалению должна написать папа о их поведении. Лёля сказал: «припишите, что мы будем с понедельника всю неделю себя вести хорошо».

У меня всё лихорадочное состояние, постное есть перестала. Вчера была немка352 немка. Лицо это неизвестно., рассказывала, как ты ей шубу прислал, а Курдюмов353 Курдюмов — Евгений Курдюмов, гимназист, приезжавший заниматься с мальчиками из Тульской классической гимназии (прим. С. А.).не поехал по случаю метели и горловой боли. Сегодня Василий Иванович354 Василий Иванович — Василий Иванович Алексеев (1848—1919). С. А. Толстая пишет о нем в «Моей жизни»: «В августе 1877 г., после возвращения из своих поездок, Лев Николаевич, проникнутый в то время воспитанием детей и важностью цели поступления Серёжи в университет, поехал в Москву искать русского учителя. Но вернулся Лев Николаевич, не найдя никого, и, совершенно случайно, как-то раз в Туле встретил мою всегдашнюю акушерку, Марью Ивановну Абрамович и спросил ее полушутя: «Нет ли у вас учителя?» — Есть, — отвечала она. — А управляющего в Самарское имение? — Тоже есть. И действительно, оказались у Марии Ивановны двое знакомых, ищущих занятий; оба прекрасные люди, из дворян, оба революционеры того времени, гуманного и либерального направления. Один из них В. И. Алексеев, кончивший курс в университете на математическом факультете, с интересным прошлым. В молодости своей он принадлежал к кружку Чайковского, интеллигентных людей, желающих жить своим трудом на земле [...]. Они все уехали в Канзас и там начали жить и работать. Не помню, долго ли эта община существовала в Канзасе, но она в конце концов распалась [...]. Вот этого-то В. И. Алексеева мы и взяли русским учителем к нашим детям. Он был прекрасный математик; дочь моя Таня говорила, что никто ей не дал в смысле общего образования и развития так много, как Василий Иванович. Мы все его любили; характер у него был добрый, большая простота и большая любовь к работе. Он и пилил, и клеил, и шил сапоги, и рубил дрова, и много занимался моими детьми». У Алексеева было столкновение с Толстой: в 1881 г. он очень сочувственно отнесся к мысли Толстого написать письмо Александру III о прощении убийц его отца, чем вызвал резкую выходку С. А. Толстой, боявшейся преследований со стороны властей. Инцидент этот, однако, загладился — Софья Андреевна при всех за столом просила извинить ее за ее выступление. После поступления С. Л. Толстого в университет Толстые не расстались с Алексеевым — он поселился на их самарском хуторе. — С 1900 г. до конца жизни Алексеев состоял директором коммерческого училища в Нижнем Новгороде. О нем: Е. Лазарев «Из воспоминаний о Толстом» («Воля России» 1922 г., №6) и Е. Поливанова «Семидесятники» («Исторический вестник» 1913, №5). ездил в Тулу. Мы с ним вчера много говорили о спиритизме и все дети собрались в кружок слушать.

Очень интересуюсь твоим знакомством и разговором с Пущиной355 Очень интересуюсь твоим знакомством и разговором с Пущиной. Проезжая через Тулу, Толстой посетил Евгению Ивановну Пущину, где познакомился с женой брата ее мужа, дочерью Рылеева, интересуясь всякими сведениями о декабристах в связи с задуманным им романом. В записке жене из Тулы
он сообщил: «Много интересного от дочери Рылеева». — Анастасия Кондратьевна Пущина (1823—1890) дочь декабриста К. Ф. Рылеева и Н. М. Тевяшевой. В 1842 г. вышла замуж за И. А. Пущина (ум. 1882 г.). Издала при содействии П. А. Ефремова «Сочинения и переписку К. Ф. Рылеева». Жила в родовом имении Пущиных — Кошелевке Тульской губернии (см. «Новости“, №152 от 5 июня 1890 г. — Некролог).
. Много ты мне интересного будешь рассказывать. Прощай, милый друг, целую тебя и мама, жду с нетерпением известий.

Соня.

4 марта. 1878.

Воскресенье вечер.

Дата, проставленная С. А. Толстой, исправляется: воскресенье падало на 5 марта в 1878 г., а не на 4, как пометила Толстая; помеченное ею «воскресенье» считаем правильным, так как в самом письме рассказывается о времяпрепровождении воскресного дня. О мартовских письмах 1878 г. Толстая пометила: «Письма в Москву и Петербург, куда Лев Николаевич поехал по делам покупки Самарской земли у барона Бистрома и для собирания сведений в Москве и Петербурге о декабристах, — за писанье романа о них он взялся тогда снова, но не написал».

5051

№ 48

1878 г. Марта 6. Я. П.

Пишу тебе второе письмо, милый Лёвочка. Что тебе интереснее, то пишу прежде; а именно, что все дети здоровы и мне сегодня лучше, лихорадочного состояния почти не было. Но не могу не писать тебе всякий день bulletin о моем сынке, так он меня всю поглощает. Он, бедный, нездоров, у него жарок и расстройство желудка; он так надувается, что в третьей комнате слышно и меня это очень смущает, но, бог даст, обойдется, ночь он спал прошлую очень хорошо и день был не слишком беспокоен, а это сделалось к вечеру и я ему грею припарки на животик. Дети себя вели лучше, за обедом, было, Серёжа начал придираться к Лёле, я его остановила и сейчас же переменила разговор, глядя на него очень пристально. У нас произошла мгновенная игра в глазах, и мы поняли друг друга и он утих сейчас же. Александр Григорьевич был, на Илью жаловался, что очень в классе шалил и поставил ему единицу, Илюша же говорит, что оттого, что у Александра Григорьевича болели зубы.

После обеда я вышла на воздух, мне надо было в кладовую сходить, и меня охватило таким приятным чувством от воздуха, от заходящего яркого солнца, и напомнило те старые впечатления весны, которые наводили на меня, бывало, приятную грусть и ожидания чего-то очень хорошего. Теперь я боюсь этих впечатлений и всегда их отгоняю; мне не надо выходить из своего тесного мирка забот и воспитания больших и малых детей.

Где ты теперь, как доехал и что делаешь?356 Где ты теперь, как доехал и что делаешь? Толстой писал во встречном письме из Петербурга: «поехал к Илье Андреевичу Толстому. Он звал
к себе, но я отказался [...]. Поехал к Александре Андреевне — не застал дома. Поехал к Владимиру [Иславину] [...]. Завтра обозначутся дела, — когда могут кончиться, и тогда напишу, когда приеду» (ПЖ, стр.115).
Я не думала, что мне будет так страшно за тебя. Но ты не спеши домой, ты так редко уезжаешь, а я буду очень терпелива без тебя во всем.

Заходила к Алексею357 Заходила к Алексею. Алексей — А. С. Орехов. , ему гораздо лучше. Прощай, милый друг, целую тебя и мама́.

Соня.

Танино платье-то на мерку я забыла уложить, теперь не знаю что делать.

6 марта. Понедельник вечером. 1878 г.

5152

№ 49

1878 г. Марта 7. Я. П.

Не могу удержаться, чтоб не написать тебе, милый Лёвочка, то, чем я проникнута сегодня до глубины души. Верно мое одиночество и страх о тебе делают меня такой нервной и усиливают во мне веру в разные предрассудки; но я совсем больна от виденного мною в прошлую ночь сна. Будто я с Лёлей и Машей подхожу в Страстную пятницу к большому собору, и вокруг собора ходит огромный позолоченный крест; когда он обошел три раза, он повернулся ко мне, остановился, и я увидала распятого Спасителя черного с ног до головы. Какой-то человек обтирал полотенцем Спасителя, и Спаситель вдруг весь побелел, открыл правый глаз, поднял, отставив от креста, правую руку и указал на небо. Потом мы будто пошли с Лёлей и Машей по шоссе и покатилось крымское яблоко по траве и я говорю: «не берите его, оно мое».

Когда я проснулась, было пять часов, я дрожала, как в лихорадке, у меня стучали зубы и я рыдала. Во сне еще я сказала себе: «Это мне бог посылает крест — терпение, и от меня откатится яблочко какое-нибудь». Все так толкуют мой сон и на яву. Спать я больше не могла; теперь у меня болит грудь и спина, и всё плакать хочется. Конечно, мой страх и беспокойство — всё отношу к тебе, милый мой; но надеюсь, что все мои кошмары от нездоровья, что-нибудь во мне не ладно. Скорей бы уж ты приехал.

Маленький мой всё плачет и всё у него жарок, но желудок больше не расстроен, и очевидно мое молоко тревожно и оттого и он.

Маликов358 Маликов — Александр Капитонович Маликов (1839—1904), подсудимый по делу каракозовцев 1866 г., создатель учения о «богочеловеках». Один из организаторов земледельческой колонии в Канзасе. Его жена, Елизавета Александровна Маликова, была гражданской женой учителя Толстых В. И. Алексеева. поехал в Петербург, ему там место предлагают; жалею, что вчера не просила его снесть тебе письмо и Танино платье и просить тебя телеграфировать мне о твоем здоровье в тот день, как он приедет в Петербург, т. е. завтра.

Сегодня буду ждать письма от тебя из Москвы, я пишу тебе уже третье. Завтра еще напишу, а потом уж не за чем будет писать, в субботу, верно, приедешь.

Дети все за уроками, все здоровы и веселы, слава богу. Филипп359 Филипп — Филипп Родионович Егоров (1839—1895), кучер, позднее управляющий, прослуживший у Толстых более 30 лет. нынче поехал за лошадью, а я это письмо посылаю в Тулу; едут за Курдюмовым.

Вчера вечером еще я так спокойно переносила твое отсутствие, а нынче напал такой страх; если будет продолжаться, я телеграфирую тебе запрос о твоем здоровье. А то будь мил, как только получишь это письмо, в четверг, верно, телеграфируй мне, голубчик, на Козловку о себе. Целую тебя и люблю.

Соня.

Вторник 7 марта. 12 часов дня. 1878.

5253

№ 50

1878 г. Марта 8. Я. П.

Пишу тебе четвертое и последнее письмо, милый Лёвочка, и лучше б сделала, еслиб совсем не писала, потому что я совсем духом упала со вчерашнего дня и никак не справлюсь опять с собой.

Вчера вечером дошла до такого напряженного беспокойства, что послала телеграмму с запросом о твоем здоровье и о том, как доехал. До утра я ждала ответа терпеливо и ночь провела хорошо, но теперь скоро три часа, и я ничего не получала и потеряла всякую способность что-либо делать, а с тоской смотрю беспрестанно в окно, не идет ли кто с телеграммой. Но с телеграммой никого нет, и писем из Петербурга тоже еще не было.

Вчера у меня был сильнейший лихорадочный припадок. Жар был так силен, что я ничего не могла есть, мысли путались, я даже Тане велела записать адрес мама́, чтоб известить, если я буду без памяти. Но всё прошло к вечеру, сегодня я здорова; и, если это лихорадка, то, верно, будет через день, а может быть и так обойдется.

Сегодня служила молебен с водосвятием у нас в доме. Сделала я это отчасти от моей трусости (которую я в себе так ненавижу) перед судьбой; отчасти от чувства религиозного и от недоуменья перед странным явлением мне (во сне) Спасителя на кресте, да еще ожившего.

Дети, т. е. Илюша и Таня всё в неудержимом духе; таскают мороженую клюкву у няни, бегают в кухню за редькой. Таня отвечает M-lle Gachet360 M-lle Gachet — швейцарка-гувернантка, поступила к дочерям Толстого, Татьяне и Марии, в сентябре 1876 г. беспрестанно. Серёжа хорошо стал себя вести, как большой, а Лёля вчера плакал, потому что глазам больно читать, а нынче о том, что молоко противно ему. Всё это меня суетит и я чувствую себя несчастной и беспомощной. Прощай, милый Лёвочка; об Андрюше ничего не написала. Он здоров, немного кашляет.

Завтра пошлю за твоим письмом в Тулу, а если сегодня не будет телеграммы, то я пошлю еще телеграмму Страхову, а то, право, допустивши себя до такой тревоги, она стала неудержима. Целую тебя. Какие вы, право, оба с мама́ не жалостливые. Если уж я телеграфировала, стало быть уж очень мне нужно успокоиться, и вот, скоро сутки, а ответа нет361 скоро сутки, а ответа нет. Коллективная телеграмма была послана из Петербурга 9 марта в полдень, пришла на Козловку на другой день утром; текст телеграммы таков: «Здоров, надеюсь быть в субботу. Маша [Толстая] говорит сон требует молебна. Петя, Стёпа, Вячеслав, Толстой». Из сопоставления дат письма и телеграммы явствует, что события предвосхитили совет Толстого — молебен был отслужен за день до отправления телеграммы (хранится в АТ; не опубликована). .

Соня.

8 марта 1878 г.

5354

№ 51

1878 г. Июня 13. Я. П.

Милый Лёвочка, как я и думала с грустью, так и вышло, т. е. сколько я ни храбрюсь, но как ты уехал, так вдруг всё утратило свою прелесть без тебя. Я не живу, а только проживаю скорей те дни, которые должна жить без тебя и которые потому вычеркнуты из моей жизни.

Вы теперь на пароходе, и я с вами мысленно еду всю дорогу; погода к вечеру испортилась, и я боюсь, что вы без дождя не доедете до хутора. С каким нетерпением жду ваших писем, может быть и Илюша с Лёлей мне напишут два слова.

Сейчас ходила кормить Андрюшу и укладывать спать, и опять сажусь писать. Вчера, проводивши вас, легла спать и долго не заснула, всё думала о вас и вашей и нашей поездке. Потом мы сидели с Стёпой, ездили купаться и вечером играли в крокет. Таня (сестра) с Серёжей, и я с Стёпой; мы выиграли, а прежде две партии я с Серёжей и Таня с M-lle Gachet, мы проиграли. Легли Стёпа с Серёжей рано, а я с Таней — поздно. Сегодня я работала, грустила, весь день сидела дома, только купаться было хорошо, и я плавала с Таней очень далеко, до второго поворота. Василий Иванович был у нас и обедал, Стёпа рассказывал про петербургские дела во времена Засуличевской истории362 во времена Засуличевской истории. Вера Ивановна Засулич (1851—1919). 24 января 1878 г. Верой Засулич было произведено покушение на жизнь петербургского обер-полицеймейстера Ф. Ф. Трепова за применение телесного наказания к политическому заключенному; суд над Засулич состоялся 31 марта 1878 г. и окончился её оправданием; несмотря на это, была сделана попытка вновь арестовать Засулич, но она скрылась.и разные анекдоты о Правоведеньи363 о Правоведенье — т. е. об училище Правоведения.. Скажи Илюше, что я Ленку364 Ленка — собака.очень люблю без него и обращаю на нее вниманье. Вчера идем купаться, смотрю у мостика стоит в воде Лена и такое блаженное у ней выражение мордочки, что ей было жарко и она вдруг освежилась. Я её позвала; она выскочила и прямо прыгнула на меня. Сегодня она не купалась, а бегала за нами, и мы видим, что у ней очень хитрое лицо; тётя Таня взглянула на нее и кричит: «мышь!» Действительно, у Ленки в зубах был мышёнок, которого она скрывала от других собак и потому стремительно бежала вперед. Ягоды поспели, сегодня и вчера мы их ели и жалели, что вы их не будете есть, а может быть мальчики отыщут клубнику. Кланяйся m-r Nief, надеюсь, что ему было весело доро́гой. Что-то твое здоровье и твои бессонные ночи?365 Что-то твое здоровье и твои бессонные ночи? Толстой писал 14 июня из Нижнего Новгорода: «Должен признаться, что дорога, суета, забота о пустяках ужасно тяжела мне, и я часто поминаю тебя, — что «безумный ищет бури» (ПЖ, стр.120). Пожалуйста, помни о себе прежде всего. Стёпа, Таня, Серёжа и Таня (дочь) едят розбиф в зале и меня зовут.

Андрюша очень весел, прыгает, здоров и мил, дети ведут себя хорошо, сегодня Таня с Серёжей на балконе стоят вечером; я к ним подошла и приласкала их, а они схватили мои руки и стали оба целовать и меня и руки мои. Маша живет в мире Кузминских девочек. Прощай, мой голубчик милый, когда-то я приеду к вам.

Соня.

Понедельник, 13 июня 1878 г.

Я забыла большую записку о провизии, посылаю, и очень прошу всё купить к моему приезду.

При переписывании своих летних писем 1878 г. Толстая пометила: «Письма из Ясной Поляны в самарские степи, куда Лев Николаевич уехал с сыновьями Ильей и Лёвой и гувернером m-r Nief пить кумыс и устроить свои дела по вновь купленной там земле. Я осталась с остальными детьми дожидаться конца экзаменов Серёжи в Тульской гимназии и поехала после». Настоящему письму предшествовало недатированное, начинающееся словами «Милый Лёвочка, мне очень неловко тебе писать», которое относим к марту-апрелю 1878 г. и здесь не воспроизводим.

5455

№ 52

1878 г. 15 июня Вечером Я. П.

Сегодня получила все ваши письма, и в них известие о потере денег366 получила ваши письма и в них известие о потере денег. 13 июня Толстой писал С. А. из Нижнего Новгорода, что на станции в Павлове потерял бумажник с 270 руб. . Что это, милый мой, как ты смутился и точно растерялся от таких пустяков? Это на тебя, Лёвочка, не похоже. Гораздо больше меня смутило, что ты пишешь, будто ты нездоров, а еще не написал ты, спал ли ты на поезде, а только про детей. Когда я прочла твое письмо, в первую минуту у меня сердце ёкнуло, мне сообщилось твое смущение. Потом мне стало смешно, и я радовалась, что ничего хуже не случилось, что вы все целы и здоровы. Напрасно мы не вместе поехали; теперь завернул холод, и я не знаю, как выеду, если будет так холодно.

Пускай в Богатове ждут367 Пускай в Богатове ждут. Богатое — Оренбургской железной дороги, в 86 верстах от Самары, ближайшая станция к имению Толстых (в 65 верстах). , если я не приеду в назначенный день, и наведываются, нет ли телеграммы. Что бы и когда бы ни случилось, я буду телеграфировать в Богатово, где ты устрой так, чтоб тебе посылали телеграммы.

Отчего ты в Нижнем не поискал, у кого занять денег. Там к ярмарке много собралось. Наконец телеграфировал бы Соловьеву368 телеграфировал бы Соловьеву. Иван Григорьевич Соловьев (ум. в 1881 г.), преемник А. Ф. Базунова, владелец книжного магазина на Страстном бульваре; был комиссионером Толстого по продаже его книг., он бы прислал через какого-нибудь книгопродавца. Упрекать тебе в этой потере никогда не могу; с какого права; у тебя столько желанья всё устроить и сделать хорошо, что все мои упрёки, если они когда и бывают, то только стыдно мне за то, что я несправедлива. А сам можешь себя утешать, что это твоя первая потеря в жизни. У нас все здоровы, Андрюша очень весел, мы, женщины, заняты переделкой шляп, шитьем платьев себе и детям, и проч. Стёпа с Серёжей уехали купаться, хотя свежо, а Стёпа ездил в Тулу выручать заказное письмо для Тани, посланное Сашей369 заказное письмо для Тани, посланное Сашей. В архиве Кузминской хранится ряд писем А. М. Кузминского из Тифлиса от конца мая и июня 1878 г.на твое имя. Стёпа письмо выручил, и Таня в восторге. Весь день я сегодня шила на машине и сидела дома, только сходила к Василию Ивановичу на минутку, проходом к Параше370 к Параше. Параша — Прасковья Николаевна Крюкова., где отдала вязать чулки детям. Остальная вся компания играла в крокет, а я очень уж озабочена. Таня больше озабочена тем, что она будет есть и очень блажит и юродствует, теперь они с Стёпой желают тебе приписать371 они с Стёпой желают тебе приписать, — следует приписка Т. А. Кузминской: «Пой: Капитаааалы-то растеряли! А еще апельсины-то в Нижнем покупаааются!» Далее рукой С. А. Берса: «Ваше Сиятельство, честь имею доложить Вам, что всё у нас обстоит благополучно, и о потере капиталов читали нынче с большим смехом. С Серёжей мы живем в большой дружбе, ездим вместе в Тулу держать экзамен [...]. Об экзамене в математике Келлер говорил мне, что учитель очень хвалил Серёжу [...]». .

Теперь кончаю свое письмо, милый Лёвочка. Я так тебя, голубчик, люблю и жалею, что у тебя вышла такая тревога. Теперь верно всё устроилось и успокоилось. Вчера от Нагорнова получила письмо из Покровского372 Вчера от Нагорнова получила письмо из Покровского. Письмо это не сохранилось. . Пишет, что денег ближе конца этого месяца не может собрать, потому что в деревне. Я писала и просила поспешить мне прислать. Прощай, мой милый, дорогой голубчик, целую тебя крепко, очень хочется скорей к вам.

Соня.

Предшествующее письмо от 14 июня не печатаем.

5556

№ 53

18 июня 1878 г. 12 час. ночи. Я. П.

Уже кажется пятое письмо я пишу тебе, мой милый Лёвочка, и всякий день от тебя получаю письма к моей великой радости. Сегодня я получила то, которое ты писал на пароходе373 Сегодня я получила то, которое ты писал на пароходе. Толстой писал 15 июня: «День прошел также тихо, спокойно и приятно. Интересное было для меня — беседа с раскольниками-беспоповцами, Вятской губернии. Мужики, купцы, очень простые, умные, приличные и серьезные люди. Прекрасный был разговор о вере [...]. Я первый день чувствую себя здоровым, — хотя и не совсем [...], духом бодр, думаю и чувствую. И о тебе думаю, и то беспокоюсь, то успокаиваюсь [...]. Я начинаю понемногу забывать досаду потери денег» (ПЖ, стр.121—122). и бросил в Казани. Что же ты до сих пор не успокоился о деньгах? Да бог с ними, пора забыть, наживем и не заметим этих 300 рублей.

Пишу тебе письмо под звуки громкого спора Стёпы и Тани о кормлении и воспитании детей, и потому боюсь, что будет бессвязное письмо, а между тем хочется написать поподробнее.

Наша grande nouvelle* Главная новость та, что у нас Николай Николаевич Страхов. Приехал он вчера с ночным поездом и очень удивился, что тебя не застал. Но он, кажется, очень доволен, что приехал. Вчера же ночью разговорились о Самаре, и слово за слово, он довел меня до того, что я его пригласила, и он приедет в конце июля в наш хутор374 он приедет в конце июля в наш хутор. В 1878 г. Страхов приезжал к Толстым в Самарскую губернию., и мы вместе оттуда вернемся. Теперь он едет к Фету375 он едет к Фету — в его курское имение «Воробьевку». . Я до сих пор еще наверное не знаю, поеду ли я. Маленький мой был эти три дня нездоров, но сегодня, особенно к вечеру, ему стало лучше; погода опять тёплая и прелестная, и я опять собираюсь. Но верная твоему и моему также правилу, всё повторяю: «что бог даст!» К вам хочется поскорей, а между тем взгляну на похудевшую шейку Андрюши и его ввалившиеся за эти три дня глазки и думаю: «нет, ни за что не поеду».

Всё решится мною, когда получу твою телеграмму. Третьего дня моего мальчика очень сильно рвало и я перепугалась до отчаянья, думая, что это опять мозговая болезнь. Потом вчера был понос, а нынче с поворотом к теплу ему значительно лучше. Я тебе не писала о его болезни, потому что, что же пугать за столько верст, не зная еще в чем дело. Теперь, очевидно, дело было к зубам, которые вот-вот выйдут, а пока бог миловал. Николай Николаевич наслаждается природой, купался с Стёпой, Серёжей и Антошей, смеялся с Таней, играл в крокет — он и Таня против меня и Василия Ивановича, и мы выиграли к большой досаде Тани. Старшие дети ведут себя хорошо, немного играя в больших. Серёжа иногда даже храбрится, но смиряется легко, если я его стыжу за это. Директор мне еще ничего не сообщил о его баллах, слухи ходят, что экзамены он выдержал, только из латыни 3—. Сегодня ездили верхом: Стёпа, Серёжа и Антоша376 Антоша — Антон Александрович Дельвиг (р. 1861 г.); позднее был земским начальником и непременным членом губернского присутствия.к Александру Григорьевичу, отдали ему за уроки 66 рублей. Теперь у меня денег 300 р., еще жду от Алексея377 от Алексея. Алексей — А. С. Орехов.столько же, от Нагорнова, а от Соловьева378 от Соловьева. Толстой писал 13 июня: «У Соловьева я взял векселя на 3500 рублей и оставил их ему, с тем, чтоб он их дисконтировал и прислал в Самару. Если ты поедешь, то, может, они у него только что будут готовы, и ты их возьмешь с собой» (ПЖ, стр.118).3500 руб. я взять и везти не решусь. Как же это ты меня спрашиваешь: «неужели тебе скучно без меня?»379 Как же это ты меня спрашиваешь: «неужели тебе скучно без меня?» Толстой писал 14 июня: «Неужели ты скучаешь без меня? Пожалуйста, не попускайся. Так и вижу, как ты, если, избави бог, ты не в хорошем духе, — скажешь: «какже не попускаться? Уехать, бросить меня» и т. д. Или, что лучше, вижу, что ты улыбаешься, читая это. Пожалуйста, улыбайся» (ПЖ, стр.121). Неужели ты сомневаешься в этом? И не столько даже скучно (на скуку времени нет), сколько я о тебе и детях беспокоюсь ужасно и, право, всеми силами души держусь, чтоб не придти иногда в ужасно грустное и тревожное состояние. Чего, чего не приходит в голову! И не скоро еще мы увидимся. Как-то вы на хуторе устроились, не забыли ли провизию купить, так как мою записку (для вас провизия) в бумажнике же потеряли.

Страхов велел сказать Илюше, что вещи ловить насекомых380 вещи ловить насекомых. Страхов, как естественник, интересовался естественнонаучными занятиями детей Толстых. Он дарил им гербарии, приспособления для коллекционирования бабочек и т. п.— давно в Туле, но он забыл прислать квитанцию и теперь ее пришлют. Дыбочка и Корка381 Дыбочка и Корка — собаки.очень веселы, летали и играли нынче по крокету. Очень рада, что Лёля так удобен в дороге382 Очень рада, что Лёля так удобен в дороге. Толстой писал 14 июня: «он очень хорош и удобен».
Следующее письмо от 20 июня не печатаем.
; целую моих милых мальчиков и очень много о них думаю. Когда приеду на хутор, то, надеюсь, они мне много интересных вещей расскажут. M-r Nief кланяюсь. Дай-то бог, чтоб нам скорей свидеться, и чтоб можно было нам ехать. Прощай, голубчик, иду кормить и спать, мальчик кричит.

Соня.

Таня и Стёпа со мной очень милы и, конечно, большая мне отрада.

Настоящему письму предшествовало другое, от 16 июня, — его мы не воспроизводим.

5657

№ 54

7 декабря. 3 ч. дня. 1878 г. Я. П.

Я знаю, что ты рад будешь, милый Лёвочка, получить от меня письмо и известие, что у нас всё благополучно, потому и пишу тебе. Как-то твое здоровье, что спина? Надеюсь, что и ты догадаешься мне написать383 Надеюсь, что и ты догадаешься мне написать. За декабрь 1878 г. писем Толстого не имеется., и что я получу завтра в Туле твое письмо. Я, может быть, завтра поеду, если погода будет возможная. Что это за страшный ветер гудел всю эту прошлую ночь! Вчера дети вечером плясали в 4 пары и очень были веселы. За обедом выпросили вина, пили за Андрюшино здоровье и ходили его поздравлять. Елизавета Александровна384 Елизавета Александровна — гражданская жена В. И. Алексеева. Из крестьян (р. около 1845 г.), была повивальной бабкой; вышла замуж за А. И. Маликова, когда тот был еще студентом. В 1874 г. привлекалась по делу о пропаганде в империи («193») по обвинению в сочувствии социалистическим идеям мужа. В 1876 г. дело было прекращено за недостатком улик. Уехала с Маликовым в Канзас, где сошлась с В. И. Алексеевым. пришла вечером сама, я её не звала, так как ты не велел; но её жаль и она, право, хорошая женщина, мне всегда её приятно видеть.

Если не успеешь сделать мои комиссии, пожалуйста ничего не делай, только, главное, не уставай и не студись, здоровье свое сохрани; тебе своих дел для двух дней много; а мне что нужно, я и сама сделаю, съезжу дня на два до праздников, отнявши Андрюшу. Он очень кашлял всю ночь, а то я начала бы его отнимать.

Сейчас Амалья Феодоровна385 Амалья Феодоровна. Лицо это не известно. Возможно, что это была учительница-иностранка, приезжавшая к Толстым из Тулы.едет в Тулу, и я пошлю это письмо. Росса Дельвиг386 Росса Дельвиг — Росса Александровна Дельвиг (р. 1859 г.), дочь Александра Антоновича и Хионии Александровны Дельвиг. вчера написала, какую пьесу и какие роли хотят они играть, и мои дети теперь переписывают роли, учат их и очень оживились.

Прощай, голубчик, целую тебя. Николин день пока не произвел беспорядков, только Елена387 Елена — Елена Ивановна Просекина, рожд. Лукашина-Бугрова из Грумонта. Прожила в Ясной Поляне до 1900 г.; ее дочь была крестницей Софьи Андреевны.
К 1878 г. относится недатированное письмо С. А. Толстой с пометой «среда 6 час. вечера»; его мы не печатаем.
вчера была пьяна и не могла даже мне комнату и постель на ночь приготовить.

Кланяйся и целуй Машеньку, племянниц, дядю Костю.

Соня.

Предшествующее письмо от 20 июня не печатаем.

Толстая пометила об этом письме: «В Москву, куда Лев Николаевич ездил на очень короткий срок».

5758

№ 55

1880 г. Августа 28. Я. П.

Милый Лёвочка, посылаю тебе письмо Урусова388 посылаю тебе письмо Урусова, — оно неизвестно. Кн. Леонид Дмитриевич Урусов (ум. 1885 г.) был тульским вице-губернатором в 1876—1885 гг.; друг Толстых, познакомился с ними в начале 1878 г. Перевел на французский язык статью Толстого «В чем моя вера», изданную в Париже Фишбахером. Переводчик Марка Аврелия (с французского). Письма к нему Толстого напечатаны в «Вестнике Европы» 1915, №2, стр.5—23. С. А. Толстая писала о нем в «Моей жизни»: «Знакомство мое с князем началось в доме Самариных, в Туле. Мы там вместе обедали и, когда мне представили Урусова, он мне ужасно не понравился. Ненатуральный, даже как будто кривляющийся, говорящий на ненатуральном и только французском языке, наивный и не умный [...] вот каким он мне тогда показался. Но всё это исчезало при близком знакомстве с ним. Он был несчастлив с своей женой, которую, повидимому, не переставал любить. Но жена его, Моня, рожденная Мальцева, была очень неприятная женщина, почти всегда жившая в Париже и с нехорошей репутацией. Урусов любил всякие религиозно-философские произведения и меня приохотил тогда к чтению философов: Сенеки, Марка Аврелия, Платона, Эпиктета и других. Эту область никто никогда передо мной не открывал [...]. Мы с ним много беседовали на всякие темы духовной жизни людей старого и нового времени и, когда впоследствии он переводил «В чем моя вера», мы вместе проверяли перевод, и князь внушал мне всё величие мышления моего мужа и предсказывал, что оно охватит со временем весь мир [...] я привязалась к нему и долго любила его [...] и тоже не разлюбила его никогда, хотя он давно уже умер» (писано в 1906 г.; не напечатано)., которое ты ждал; письмо такое, какое я вперед могла бы продиктовать, т. е. ничего нового. Сегодня все помянули твое рождение и от того ли, что тебя нет или от нездоровья, но очень на душе грустно. Я вчера напрасно, кажется, двигалась с места, потому что это имело дурное влияние на мое состояние. Как-то ты с своей головой; верно тоже дурно спал, такой был ветер, дождь и холод всю ночь. Вчера я решилась побыть в Туле лучше подольше немного, но сделать визиты, и была и у Бестужевых389 у Бестужевых. Василий Николаевич Бестужев-Рюмин (1835—1910), племянник декабриста Михаила Павловича Бестужева-Рюмина, генерал-лейтенант, в 1876—1889 гг. был начальником оружейного завода в Туле. Бывал в Ясной Поляне с женой Марией Филипповной, рожд. Левдик, и дочерью., и у Кисленских390 Кисленские — семья председателя Тульской губернской земской управы Андрея Николаевича Кислинского (1831—1888). Его называли также Кисленским.. Всех застала, и все были очень любезны; конечно, посидела я везде несколько минут, извинялась и уезжала. У Бестужевых мне сказал Василий Николаевич, что в Тульскую семинарию накануне приехал из Филологического института391 из Филологического института. Историко-филологический институт кн. Безбородко в Нежине.учитель древних языков, что весь выпуск из этого института пошел в учителя, что цена им 150 р. с. в месяц, и что их достать очень легко. Еслиб знать раньше, можно бы спросить, нет ли товарища у этого учителя и выписать бы можно. Дома я застала всё благополучно, Илюша принес двух бекасов, сегодня и Серёжа пошел на охоту. А Лёля всё с Сашей за грибами ходит, Саша392 Саша — А. М. Кузминский. Лёлю что-то очень приласкал, говорит беспрестанно: «ну, газета, какие новости?», приглашает его кофе пить и почти от себя не отпускает.

Сегодня все у нас обедают, и Василий Иванович с семейством тоже.

Вчера мы ехали с Таней домой и очень хорошо разговаривали. Прежде, бывало, все свои хорошие мысли и разговоры спешу тебе передать, а теперь прошла эта потребность, но детям надо кое-что, что несомненно хорошо, не лениться говорить. Им кое-что западает, а то такая путаница в их душе, как я вчера Таню-то послушала.

Прощай, милый друг, завтра пошлю за письмом от тебя393 завтра пошлю за письмом от тебя. Есть записка Толстого Софье Андреевне от 27 августа (ПЖ, стр.593, не датировано). . Я вчера ехала с тобой и всё думала, что бы я дала, чтоб знать, что у тебя на душе, о чем ты думал; и мне очень жаль, что ты мне мало высказываешь свои мысли, это бы мне морально и нужно и хорошо было. Ты, верно, думаешь обо мне, что я упорна и упряма; а я чувствую, что многое твое хорошее потихоньку в меня переходит и мне от этого всего легче жить на свете.

Теперь совсем прощай.

Соня.

28 августа

1880.

5859

№ 56

1881 г. Июня 12, Я. П.

Милый Лёвочка, не знаю, с чего и начать письмо. Эти два дня были разные события, и мне кажется, что уже так давно, что ты ушел. Во-первых заболел мой Миша так, как еще никогда он в своей жизни не болел. Жар сильнейший, стонет, не ест, не играет. Сегодня ему гораздо лучше, но я две ночи не спала с ним.

Вчера к обеду приехала Хомякова394 приехали Хомякова. Анна Сергеевна Хомякова, дочь тульского губернатора Сергея Петровича Ушакова, была замужем за жившим в Туле сыном славянофила Алексея Степановича Дмитрием Алексеевичем Хомяковым (1841—1919); впоследствии, разведясь с мужем, вышла замуж за Бреверн-Делагарди.с Урусовым395 с Урусовым — кн. Л. Д. Урусовым.. Хомякова была очень мила и я продолжаю находить её очень симпатичной, а на Урусова напустились сначала Серёжа брат, который вчера же слез с курьерского на Козловке, а потом напала Таня за непоследовательность его христианства. Играли в крокет (без меня), разговаривали и уехали часов в десять. Серёжа рассказывал о приеме их государя396 Серёжа рассказывал о приеме их государя. Речь идет о том, как тульское дворянство представлялось вступившему на престол новому русскому императору Александру III., но ничего особенного. Императрица397 Императрица — жена Александра III, Мария Федоровна (1847—1928). начала разговор со слов: «какое ужасное время!» Потом государь спрашивал, кто где служит, благодарил и велел благодарить «товарищей», как он выразился. Серёжа должен был держать речь первый и говорил хорошо, как он мне сказал.

Он очень доволен и его занимает, что все газеты об этом пишут. Сегодня после обеда он уезжает на лошадях в Пирогово и выпросил отпустить Таню, на что я и согласилась. Там никого нет, кроме своих, мне свой дом оставить нельзя, а то я бы поехала. Её назад привезет Серёжа же.

Илья ничем не занимается, сегодня поехал по поезду в Тулу; но отказать ему — это повторение было бы той сцены, как при тебе, потому что часы готовы и их надо взять. Он по поезду же вернется. Серёжа поехал на Бороломку398 Бороломка — мельница близ шоссе, верстах в трех от Ясной Поляны на речке Бороломке., где спустили мельницу — ловить рыбу. Он третьего дня вернулся из Тулы и привез — кого бы ты думал? — Богоявленского399 Богоявленский — Николай Ефимович Богоявленский (р. 1867); будучи гимназистом восьмого класса в Туле, давал уроки мальчикам Толстым в Ясной Поляне. Затем поступил на медицинский факультет; в 1886 г. получил звание лекаря. Позднее — земский врач в Лошакове Данковского уезда Рязанской губ. В 1891—1892 гг. работал с Толстым на голоде. В настоящее время врач фабрики «Пролетарка» в Калинине (Тверь). .

У меня с Серёжей было объяснение, я ему высказала свое неудовольствие и сказала, что ты неодобрительно смотрел даже на то, что он сам к нему зашел. Серёжа был кроток и сказал, что впредь будет осторожнее. Богоявленский был противен, перорировал400 Перорировал — разглагольствовал.о вреде хороших манер и спорил с тётей Таней. Я эти дни мало спорю, всё молчу. У Тани дети здоровы. Моего Мишу401 Миша. — Михаил Львович Толстой (р. 20 декабря 1879 г.), сын Толстого, с 1891 г. учился в Поливановской гимназии, а затем в Катковском лицее. Пройдя шесть классов, в 1898 г. М. Л. Толстой оставил лицей и поступил на военную службу. Отличался музыкальностью. В 1901 г. женился на Александре Владимировне Глебовой (р. 1880). Участник великой европейской войны. С 1918 г. живет во Франции, в настоящее время — в Марокко. тоже сейчас велела вынести погулять. Мы купаемся, ягоды поспевают; жарко очень, и скучно без тебя. Я думаю тебе мученье идти с ношей в эту жару, и я очень боюсь за твою голову. Надеюсь, что ты самую жару сидишь в тени или спишь, и что не будешь потный пить, купаться, что ужасно вредно, удар может сделаться.

Получила я без тебя два письма к тебе: одно от Самарина402 два письма [...] одно от Самарина. Петр Федорович Самарин (1830—1901), кандидат Московского университета, подпоручик Стрелкового батальона, помещик Епифанского и Ефремовского уездов (с. Молоденки); изображен Толстым в лице Сахатова, всем «интересующегося человека» («Плоды просвещения»)., полное раскаяния и даже чувства, другое от Стасова403 от Стасова. Владимир Васильевич Стасов (1824—1906), искусствовед, библиотекарь Петербургской Публичной библиотеки. Познакомился с Толстым в 1878 г. в связи с розысками Толстым исторических материалов для своих писаний. Стасов доставлял Толстому материалы для романа времен Петра I, «Декабристов», «Хаджи Мурата», «Воскресения», «Круга чтения» и др. Толстой считал, что Стасов ценил в нем то, что он, Толстой, «не ценил и не мог ценить в себе» и что Стасов по своей доброте «прощал» Толстому, что он сам ценил и ценит в себе «выше всего». В этом, по мнению Толстого, заключалось коренное недоразумение в их взаимоотношениях. Переписка Толстого со Стасовым, заключающая в себе девяносто семь писем Толстого и сто двадцать одно ответное письмо, опубликована в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов», Переписка 1878—1906. (Редакция и прим. В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевского, Л., «Прибой», 1929. См. также Б. Модзалевский «Стасов и Толстой», Л. Н. Толстой. Юбилейный сборник. М. — Л., ГИЗ, 1928, стр.232—386). Письмо Стасова, о котором пишет Толстая, неизвестно. Вероятно речь идет о рукописи, о которой мы читаем в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов» под 1880 г.: «В. В. Стасов не раз рассказывал, как он долго упрашивал Софью Андреевну подарить в Публичную библиотеку часть рукописи из «Войны и мира», но графиня все не соглашалась. Наконец, в самый момент отъезда Стасова она принесла ему сверток. И — о ужас! — среди последних разговоров с Толстым и прощаний, он забыл захватить этот драгоценный сверток! Никакие просьбы и извинения не могли смягчить разгневавшуюся на такую действительно непростительную небрежность графиню. И лишь много лет спустя она подарила рукопись Публичной библиотеке» (стр.55)., насчет твоей рукописи. Это сложно, сам прочтешь. Очень жаль, что это время тебя не будет дома. Собирался к нам Соловьев профессор404 Собирался к нам Соловьев профессор — Владимир Сергеевич Соловьев, получивший в 1880 г. степень доктора философии и читавший в звании доцента лекции в Петербургском университете. Вероятно в то время В. Соловьев писал в недатированном письме Н. Н. Страхову: «Я приехал не надолго в Москву и потом думаю заехать на несколько дней к Льву Николаевичу. Не съедемся ли мы у него? (Письма В. С. Соловьева, 1908, I, стр.10)., хотел приехать после Земского собрания Самарин (это бог с ним), потом Тургенев405 Тургенев. Известен приезд И. С. Тургенева в Ясную Поляну в 1881 г., до путешествия Толстого в Оптину пустынь. Толстой писал ему 26—27 июня: «Мне так было в последнее свидание хорошо с вами, как никогда прежде не было» («Толстой и Тургенев. Переписка», стр.99).; Бестужев в воскресение; велел сказать, что брата привезет406 Бестужев [...] брата привезет. В. Н. Бестужев-Рюмин; брат его — Константин Николаевич Бестужев-Рюмин (1829—1897), русский историк, профессор, с 1890 г. — академик. Заведывал высшими женскими курсами, в Петербурге, которые обычно назывались «бестужевскими». , и т. д. Всё это мне было бы интересно, но что же делать; ты, может быть, и вероятно даже, рад.

Надеюсь, что ты будешь здоров, не слишком себя заморишь и приедешь домой раньше обещанного срока — десяти дней.

Привез Богоявленский лекцию Соловьева407 лекцию Соловьева. Речь идет о заключительной лекции Вл. Соловьева, читанной в марте 1881 г., вылившейся в речь против смертной казни в связи с ожидавшейся казнью террористов-первомартовцев (заключительное
чтение к публичным лекциям Соловьева о литературном движении XIX века.)
, литографированную; очень интересно было прочесть, я ее тебе оставила.

Прощай, милый друг, кажется всё написала, но не знаю, писать ли еще или нет, и куда?

Целую тебя и еще, и еще прошу беречься и соблюдать себя.

Соня.

12 июня

1881

Об этом письме С. А. Толстая пометила: «Письмо в Оптину пустынь, куда ушел Лев Николаевич пешком с лакеем Сергеем Арбузовым и учителем Яснополянской школы Дмитрием Федоровичем».

5960

№ 57

1881 г. Июля 2. Москва.

Пишу тебе, милый Лёвочка, усталая, после дня беготни по домам и квартирам. Описывать тебе всего подробно невозможно; не могу сказать, чтобы я потеряла храбрость и надежду найти что-нибудь, но и счастлива я не была. Дома продажные или огромные, около 100 тысяч, или маленькие, около 30-ти. Квартиры и дороги, и неудобны; кроме того страх, что холодны, а спросить не у кого. Видела я два дома по 65 и 70 тысяч; флигеля можно отдавать внаймы, но дома самые для жизни слишком роскошны. Два дома я нашла превосходные. Один от Арбата в Хлебном переулке, дом Калачева. Продается с мебелью за 26 тысяч; баснословно дешево. Для нас всё, — и дом, и мебель, и службы, и двор, — лучше желать нельзя. Если нанять (с мебелью, иначе не отдают), то просят 2500. Вероятно уступят. Но я уверена, что в этом доме что-нибудь да не то, уж слишком дешево продается и так удобен. Завтра буду узнавать о нем в лавочках, у жильцов, и разными путями, и, если одобрят, надо взять.

Другой, очень удобный, на Сивцовом-Вражке, графини Капнист. Но 2400 без мебели, без прачешной и подозрительный для теплоты. Кажется старый; кроме того в подвальном этаже жильцы, что не удобно. — Как мне часто хочется с тобой посоветоваться, такой я себя чувствую беспомощной и так страшно одной что-нибудь решать.

Ехала я одна в купе, спала плохо; в Москве увидала, что со мной ехал Дмитрий Алексеевич408 Дмитрий Алексеевич — Д. А. Дьяков.; он заезжал ко мне, но без меня. Оболенский409 Оболенский. — кн. Леонид Дмитриевич Оболенский.был дома, мы пили чай, потом пришел Пельнор, ему больше 60-ти лет, кончил курс в Моск. университете, приличный и неприятный. Ему хочется продать дом Репина410 дом Репина. Имеется в виду дом подрядчика Репина, находившийся в Кудринском переулке. , делами которого он занимается; а дом и прочный, но противный. Рекомендации Пельнора все плохи.

Обедала я одна в огромной и пустой зале Славянского Базара411 пустой зале Славянского Базара. «Славянский базар» — гостиница и ресторан на Никольской улице в Москве., в 8 часов почти вечера; ела только бульон и холодный ростбиф, потому что обедов уж не было. Оттуда поехала к Пете412 Петя — П. А. Берс., его не застала, он поехал провожать Перфильева413 провожать Перфильева — В. С. Перфильева, московского губернатора. П. А. Берс одно время был чиновником особых поручений при Перфильеве.в Петербург на железную дорогу. Ольга414 Ольга — Ольга Дмитриевна, рожд. Постникова. С 1874 г. жена П. А. Берса. О ней Софья Андреевна писала сестре 20 июля 1875 г.: «Жена его, кажется, нарядная, плясунья и куколка, которая его забирает под башмак» (не напечатано). нынче встала, ей 10-й день. У них час посидела, в половину десятого вернулась, застала Таню, поговорили и разошлись. В конторе достала еще адресы, завтра еду опять. Постараюсь взять с собой Дьякова, он на счет прочности даст совет.

Рисунок

Иллюстрация:

Дом Толстых в Ясной Поляне до перестройки в 1894 г.
С фотографии 1871 г.
Музей-усадьба Ясная Поляна

Прощай, милый друг, пиши: Арбат, дом Коринской, квартира князя Оболенского. Я тебе, кажется, адреса не сказала.

Будьте все здоровы и берегитесь. Мне очень тоскливо, но я берегусь, спала нынче днем часа полтора. Теперь с Таней и детьми будет веселей и легче. Целую вас всех.

Соня.

Посылаю письмо завтра утром, а теперь 11 часов вечера.

2-го июля.

Толстая пометила: «Письмо из Москвы в Ясную Поляну. Я ездила купить или нанять дом для предполагаемой жизни в Москве».

6061

№ 58

1881 г. Июля 3. Вечером. Москва

Хотела телеграфировать тебе, милый Лёвочка, чтобы спросить твоего совета, а то просто голову можно потерять от нерешительности. Сегодня нашла я на Пречистенке в Денежном переулке дом кн. Волхонской415 дом кн. Волхонской. Этот дом кн. Волхонского был снят Толстой и в нем семья Толстых прожила зиму 1881—1882 г. В «Моей жизни» Софья Андреевна писала: «в доме (особняке) кн. Волхонского мне понравился большой кабинет, выходящий на двор окнами, и совершенно в стороне от других комнат. Но этот-то великолепный кабинет впоследствии приводил в отчаяние Льва Николаевича тем, что был слишком просторен и слишком роскошен». , по-моему очень удобный и прекрасный и по месту, и по расположению. Но Дмитрий Алексеевич говорит одно, Таня — другое, Оболенский — третье; кроме того, свои сомнения — и не знаешь, что делать. Этот дом и продается за 36 тысяч, и отдается за 1550 р. с. без мебели. Дешевле квартиры найти невозможно, и то все удивляются. Продажных домов много, но на это я не решусь; все без исключения не выгодны. Завтра утром Петя с подрядчиком осмотрят дом Волхонской и дом прежний, Калачева. Кроме того посмотрю еще два дома под Новинском продажных, и одну квартиру с мебелью за 1800 р. с. Завтра хочу всё кончить и в ночь уехать; я устаю и боюсь за беременность, а всё равно рискую и теперь, и хоть через месяц напасть и на дурное, и на хорошое.

Сегодня обедали все вместе в Славянском Базаре, вечер провели все у Пети. У Перфильевых не была, утро занята, вечером слишком устала. Лёлю привезли напрасно, зуб молочный; но я рада, что не одна; ездим вместе и домой поедем вместе, и спим в одной комнате.

Пишу на всякий случай, если останусь еще день кроме завтрашнего; а если всё кончу, то уеду в ночь завтра и приеду раньше письма.

Таня и девочки416 Таня и девочки. В Москве находилась Т. А. Кузминская с дочерьми Марией и Верой. здоровы, но им придется для зубов прожить еще дня четыре, что огорчает Таню, но делать нечего, зубы оказались очень плохи.

Надеюсь, что вы все здоровы, что Таня хозяйничает и малышков не забывает; ведь она тоже мама Таня. Что поделываешь ты, старшие мальчики, Маша?417 Что поделываешь ты, старшие мальчики, Маша? Толстой писал 4 июля: «У нас всё идет очень хорошо: ни неприятностей, ни ссор, ни шалостей, главное — все здоровы. Маленькие очень милы и трогательны тем, что, как я говорю Тане, они на меня с нею переносят то или хоть часть того, что они отдают тебе. Андрюша сейчас подошел (теперь утро, дети завтракают) рассказывать о том, как он будет есть яйца. Я его спросил, что написать мама́? Он задумался, внимательно посмотрел на меня и просиял улыбкой; её-то я бы хотел написать тебе. Илюша то в Ясенки, то в Тулу, но часы занятий исполняет. Серёжа с Иваном Михайловичем перебирают книги в том доме. M-lle Guillod все ездит с Mania кататься, Таня очень озабочена и весело хозяйничает» (ПЖ, стр.133—134). Письма еще не было и не могло быть.

Я всё думаю, как бы вас всех получше устроить; но трудно всем угодить, — кому-нибудь да будет плохо; а большие дома и квартиры не по нашим средствам.

Прощай, милый друг, целую вас всех.

Соня.

3-го июля 1881 вечером.

6162

№ 59

27 июля 1881 г. 12 часов ночи. Я. П.

Милый Лёвочка, не балуешь ты меня письмами; я думала, ты будешь добрее в этом отношении. Сегодня две недели, как вы с Серёжей уехали, а я получила с хутора только одно письмо418 получила с хутора только одно письмо. Толстой писал 19 июля: «Завтра будет неделя, милый друг, что я уехал, и уж 5 дней, что я не писал тебе, и меня ужасно тяготит наша разлука, хотя мне здесь очень хорошо[...]. Здесь нынешний год во всех отношениях прекрасно. Погода жаркая, ясная, а сухости еще нет; степь зеленая, свежая; ковыль везде зеленый, зацветает 2-й раз. Хлеба хорошие, хотя и не везде» (ПЖ, стр.135—136, датировано 20 июля).. Не разорился бы, еслиб почаще посылал нарочного с письмом; и из Землянок419 Землянки — село в 15 верстах от самарского хутора Толстого. два раза в неделю тогда еще ходила почта.

У нас всё идет понемножку: живем изо дня в день, погода ужасная, выйдешь на полчаса, а там опять ветер и дождь, так что всё дома сидим, за работой, за ученьем, или чтением. На днях Лёля, Маша, Маша и Вера420 Маша, Маша и Вера — Маша Толстая, Маша и Вера Кузминские.писали сочинения под моим руководством, и написали все недурно. Вчера Илья (уехавший еще третьего дня с ночным поездом в Житово) провел весь день на охоте и болотами пришел, к общему удивлению, в Пирогово421 в Пирогово — к С. Н. Толстому. , холодный, голодный, грязный и усталый. Его одели, накормили, и Серёжа сам с ним приехал на Козловку.

Я весь день тревожилась и раскаивалась, что пустила его; ночью они оба приехали и мы сидели, ужинали и говорили до половины третьего. Серёжа приехал просить у меня 1500 р. с. денег на уборку. У меня есть 1000 р., но я не могла дать, потому что еду 2-го августа в ночь в Москву, и хоть и мало этих денег, но я могу начать устройство дома422 я могу начать устройство дома. Дом Волхонского, снятый Софьей Андреевной на зиму 1881—1882 г. и кое-что выбрать, не платя денег, а, главное, выбрать обои и велеть оклеивать. Меня для этого ждут. Серёжа так умолял деньги дать, что я дала немного, т. е. 133 р. с. Он дал мне расписку на 600 р. с., которые мне должен, и когда он протягивал руку с бумажкой, рука дрожала по-старчески, и мне его так жаль стало. Илья убил только 1 бекаса, и так устал, что и нынче не занимался.

Сегодня они все — тётя Таня, Таня, все дети Кузминские, Илюша, Лёля, Маша и дядя Серёжа отправились в Тулу с дачным поездом. У всех нашлись какие-то дела, — а для меня, главное, почта нужна была, а письма не было, — всё у них обошлось благополучно, а я с малышками сидела и гуляла немного, и шила настоящим и будущему малышку — рубашечки. Завтра рано утром я еду с Таней на сутки к Менгден423 к Менгден. Бар. Владимир Михайлович Менгден (1826—1910), впоследствии член Государственного совета; жена его — Елизавета Ивановна, рожд. Бибикова (1821—1902), тульские помещики. . Мне не хочется, потому что всё тяжело стало, и здоровье не хорошо эти дни; какое то небывалое геморроидальное состояние.

У нас живет какой-то казак, чудной, приехавший из Старогладовской станицы424 из Старогладовской станицы. Старогладковская станица Терской области, на левом берегу Терека. Описана в «Казаках» под именем Новомлинской станицы. В Старогладковской жил Толстой в свою бытность на Кавказе в 1851—1854 гг. — Толстая неправильно пишет Старогладовская., Феодор, Епишкин племянник425 Феодор, Епишкин племянник. Епишка — старый отставной казак, у которого в Старогладковской стоял брат Льва Николаевича Николай Николаевич. Н. Н. Толстой изобразил Епишку в главе «Окрестности Кизляра» своего очерка «Охота на Кавказе» (Современник, т. LXI). Л. Н. Толстой вывел Епишку в лице дяди Ерошки в повести «Казаки»., ровесник тебе. Он приехал с Кавказа верхом, на рыжей лошади, в красном башлыке и меховой шапке, с медалями и орденами, седой, сухой и страшный болтун; ломается, рисуется и не симпатичный. Он говорит, что едет к государю проситься на службу в конвой, «где одного нашего убили», как он выражается. «Хочу 3-му царю служить, а двум служил». Он ходил к Алексею Степановичу, и у них шел оживленный разговор о разных кавказских воспоминаниях и общих знакомых. Вчера ездили мы все кататься, и две Тани верхом, а казак в красном башлыке их кавалером, на своей лошади. Странный был coup d’oeil.* вид. Лошадь смирная, ручная, как собака, и он на нее поочередно всех детей сажал.

Нынче Таня спрашивает Дрюшу: «что тебе из Тулы привезть?» Он говорит: «привези папу назад». Очень всех удивил. Прощай, милый Лёвочка, мне грустно, что известий нет.

Конец письма утрачен. Помета Толстой: «Письма в самарское именье, куда Лев Николаевич уехал с сыном Серёжей».

6263

№ 60

1881 г. Августа 6. Я. П.

Вчера послала тебе письмо426 Вчера послала тебе письмо, — оно не сохранилось., милый Лёвочка, из Москвы, но сомневаюсь, что оно дойдет. Взялся отослать его на железной дороге Леонид Оболенский, который ехал со мной, он в Покровское427 в Покровское — имение М. Н. Толстой., а я домой, и который был выпивши и расстроен. Лизе на днях родить428 Лизе на днях родить. В 1881 г. у Е. В. Оболенской родилась дочь Наталья. , а у ней положение ребенка неправильное, вниз ногами; они все расстроены, Лиза боится и все плачет, но Виганд и акушерка утешают, что это ничего.

Дома я нашла всё прекрасно. Дети здоровы, веселы; две Тани и Надя429 две Тани и Надя — Т. А. Кузминская, Т. Л. Толстая и Надежда Александровна Дельвиг (р. 1863 г.), дочь бар. А. А. Дельвига. Толстой писал 2 августа: «Тани, хотя и милые, но напрасно затевают театр. Это не выйдет, и тебя замучает» (ПЖ, стр.145).поют куплеты и учат роли; малышки всё такие же миленькие; Илья, Лёля, учатся, а Маша, по легкости своего характера, лепится уж к англичанке, которая приехала без меня430 англичанке, которая приехала без меня — Carrie; о ней в «Моей жизни» Толстая писала: «новая англичанка miss Carrie, рыжая и добродушно-глупая особа». , третьего дня. Она очень мила, проста, и, кажется, самая подхо́дящая.

Я ужасно утомлена Москвой431 Я ужасно утомлена Москвой. С. А. Толстая ездила в Москву по делам устройства новой квартиры. Толстой писал 31 июля: «Письмо это тебя уже, верно, не застанет, и ты будешь мучаться в Москве, — устраивать это; велишь перемостить полы, залить известью, устлать войлоком — или даже переменишь квартиру, я так воображаю. Разумеется, теперь уж поздно, и ты приняла все муки. Но я, пожив здесь, врозь от тебя, иначе стал смотреть на московское житьё. Смешно сказать — я поверил в него, а главное — понял, как тяжело тебе работать одной. Когда вернусь, буду работать с тобой, и не для того, чтобы только тебе облегчить, а с охотой. Очень мне тебя жаль и тяжело без тебя» (ПЖ, стр.141). , и вся моя жизнь до того стала сложна — спектаклями, Москвой, делами, приученьем Андрюши к англичанке, хозяйством, кройкой и работой и проч., что в связи с беспокойством о вас иногда точно кошмар всё это время.

Я помню, что не надо суетиться, что надо быть спокойной, что все житейские дела ничтожны и тому подобное. Но не я ищу хлопот, а дела меня находят, и так или иначе, но оказывается, что вечно я занята и занята необходимым.

Сегодня ждала от вас известий — и напрасно. Письма не было, и так грустно, что эта тоска только растерянности мне прибавляет. Я помню, что ты и я мы говорили о твоем возвращении около 7-го августа. А в письмах, ни в одном ни разу ты не упомянул о дне возвращения. Хоть бы приезжал скорей; наверное твое кумысное состояние притупляет в тебе всякие чувства; а мое усталое, нервное состояние делает их только острее.

Нет, напрасно я пишу тебе сегодня; 4 ночи я не спала, и письмо мое не хорошо. Очень гадко с моей стороны, что тебе без меня так хорошо, а я зову тебя к себе и домой. Но если б не такое редкое сообщение, то я не звала бы, а то меня беспокойство одолело, а при моей суетной жизни еще душевная суета — просто иногда с ума точно сходишь. А Лиза Оболенская плачет, умереть родами боится, а я бы рада, пусть бы умерла; ни сомнений, ни страху, ни тревог, ни спектаклей, на веки спокойно.

Прощай, Лёвочка, никому кроме милой Елизаветы Александровны не кланяюсь, потому что уверена, что тебя там задерживают все, и за это я на всех сердита. Тебя старательно всё и все от дома отучают и отвлекают; самые нигилисты все отвратительные семьянины. Ты по 13 дней спокойно живешь без известий о нас; а я по три дня с ума схожу. Как странно, что всё так переменилось; авось и я к 50 годам буду так же спокойна, если жива буду. А моя теперешняя жизнь авось меня скоро сожжет.

Соня.

6 августа 1881.

О Серёже моя тревога продолжается, что же он не едет, а пора бы ему нас вспомнить.

Предшествующее письмо от 30 июля 1881 г. не печатаем.

6364

№ 61

26 августа 1881 г. Москва

Милый Лёвочка, не успела написать утром и пишу в 6 часов вечера. Доехала я очень хорошо, потому что спала всю дорогу до Москвы и кондуктор меня разбудил уже, когда подъезжали. Со мной в отделении на другом диване спала севшая в Туле неизвестная, но очень порядочная дама, до самой Москвы. Мы с Иваном поехали к Пете432 к Пете — П. А. Берсу.и застали всех здоровыми; но не приехали они на спектакль, потому что Дженни433 Дженни — гувернантка.была больна, а сегодня лежит от жара и тошноты Натуся434 Натуся — дочь П. А. Берса. .

После того, как умылась и чаю напилась, поехала на свою квартиру. Там очень хорошо, всё готово, только в спальню наклеили обои слишком ярко-голубые. Я ли ошиблась, или не то прислали — не знаю.

Садик расчистили плохо, но сносно; в нем 40 саженей. Краской совсем не пахнет, чисто и светло. Ездила я вчера с Ольгой435 с Ольгой — О. Д. Берс., кое-что купила, вечер провела у Полиньки436 у Полиньки — П. Ф. Перфильевой., которая дала советы, но мало. Там были Истомины437 Истомины — В. К. Истомин с женой. и Петя с женой. К вечеру я утомилась и уехала в 12-м часу. Здоровье было отлично весь день. Перфильевы очень оба любезны и милы.

Сегодня с утра поехала с Петей; прежде поздравила его и Наташу с рождением и именинами, подарила ему ковёр небольшой, а Натусе игрушек, а потом повезла его таскаться по всей Москве. Нынче утром болел и живот, и поясница, рабочие утром не дали спать, но теперь, несмотря на тряску весь день, я чувствую себя совсем хорошо. Сегодня мы накупили пропасть мебели, почти весь дом, без гостиной. Но я нашла магазин, где, почти наверное, закажу гостиную, очень уж надежный старик, хозяин магазина. Кое-что передала, кое-что дешевле, — но я не могу сказать, чтоб я была недовольна покупками.

Завтра займусь посудой, лампами и проч. Но еще ужасно много дела, обойщики еще не принялись за обивку, многое не куплено, ничего не устроено. Я не могу приехать раньше воскресенья вечера, это мне очевидно. Воскресенье надо ехать утром с Петей на Сухареву438 на Сухареву. — На Сухаревой площади в старые годы по воскресеньям бывал большой торг разнообразной мебели. , — только по воскресеньям торг, а простого многое не куплено, без меня нельзя купить, а вещи всё серьезно нужные. Пишите мне и пришлите еще телеграмму в субботу.

Если не выдержу скуки и тоски и беспокойства по вас, то вернусь, как сказала, в 4 часа ночи с пятницы на субботу; лошадей на Козловку всё-таки пришлите. Кончаю письмо, еду в Денежный переулок принимать мебель и всё платить на месте. Одно мне утешение, что для своих всё покупаю, чтоб всем хорошо было.

Целую всех вас, что-то Саша, как ты, Маша и все. Я выношу отлично свои труды. Прощайте, милые мои.

Соня.

Помета Толстой: «Письмо из Москвы в Ясную Поляну. Ездила устраивать квартиру в Денежном переулке в доме кн. Волхонского и кое-что покупать».

6465

№ 62

1882 г. Февраля 3. Москва

Сейчас пришла сверху, из Андрюшиной комнаты, где он спросонок неистово кричал. Когда взглянула там из окна, то увидала прекрасное, звездное небо и подумала о тебе. Какое поэтически-грустное настроение вызвало сегодня вечером, в Ясной, в тебе это небо, когда ты пошел гулять, как бывало. Мне захотелось плакать, мне стало жаль той тихой жизни, я не совладала с городом, и я здесь изнываю, больше физически, может быть, но мне не хорошо. В каком неудержимом водовороте я живу эти дни!439 В каком неудержимом водовороте я живу эти дни! Толстой писал 4 февраля: «Дай бог, чтобы у тебя все было хорошо. Целуй детей. Налажено все хорошо, но, боюсь, масленица возьмет свое и засуетят они тебя. Тане, верно, уж теперь придумалось удовольствие, да и, верно, не одно. А и не придумается, но только лучше для нее и для нас» (ПЖ, стр.151—152).С утра приехала Машенька с Hélène440 Машенька с Hélène — М. Н. Толстая с своей внебрачной дочерью, Еленой Сергеевной, по мужу Денисенко., ели блины, Костенька тут поселился совсем и, боже мой! как он тянет душу своими светскими наставлениями. Стали все стремиться в манеж (экзерцисгауз), няня ушла со двора, маленькие кричат, спать надо укладывать, большие, юродствуя, пристают, кто с деньгами, кто с экипажем. Потом всё утихло; но Андрюша стал приставать: «возьми меня куда-нибудь». Жаль мне его стало, подъехал Леонид Оболенский с Колей441 с Колей. Сын Л. Д. Оболенского Николай Леонидович (1872—1934), был женат на Марии Львовне Толстой, вторым браком на Наталии Михайловне Сухотиной. Умер в Бельгии., взялся меня проводить в балаганы. Поехали мы вчетвером; маленького442 маленького. 31 октября 1881 г. в Москве у Толстых родился сын Алексей, умер 18 января 1886 г.я Арише443 Ариша — Арина Григорьевна Арбузова (ум. 1925? г.), рожд. Дергачева (из дер. Крутовки), жена С. П. Арбузова.поручила, а Мишу — Варе444 Варя — прислуга Варвара Васильевна Суворова, дочь медника В. В. Суворова.. Взошли мы в балаган, где всё представление кукольное и очень мило, и Андрюша остался доволен; покатались на кругом вертящейся какой-то машине и вернулись скоро. Вечером Таня уехала с Лизой445 Таня уехала с Лизой — Е. В. Оболенской., Машенькой, и Hélène, и Серёжа с Леонидом в Малый театр. Я осталась с мальчиками, пришли два Олсуфьева мальчика446 два Олсуфьева мальчика — сыновья Василия Александровича Олсуфьева (1831—1883), жившего по соседству с Толстыми на Девичьем Поле.
В. А. Олсуфьев был трижды женат; от трех жен имел двенадцать детей.
, пили степенно чай; потом графиня Келлер447 графиня Келлер — Софья Васильевна, рожд. гр. Бобринская, жена гр. В. Ф. Келлера. приехала спросить, пущу ли я мальчиков в цирк завтра. Я пустила, а утром они едут в оперу. Долго еще будет этот сумбур. В субботу у Олсуфьевых танцуют, в пятницу Оболенская зовет к себе. Кому платье, кому башмаки, кому еще что. А у меня спазма в горле и груди, так что я говорить не могу, точно давлюсь словами, и ночь не спала от видений и кошмаров... Где граница между видением и виденным сном? Я видела сегодня ночью, и мне не было страшно, женщину в ситцевом платье, ноги босые и башмаки ее шлепали и волочились, когда она подошла к моему изголовью. Я спросила: «кто это?» Она обернулась и ушла в дверь гостиной. И я себе говорила: «ведь я не сплю, кто это входил, не воровка ли?» И еслиб мне сказали утром, что обокрали дом, я бы прямо подумала на эту женщину. И в зале на фортепиано всю ночь кто-то играл, и я опять думала, что дяде Косте не спится и он пошел поиграть. И какая была чудесная музыка! И я наверное не спала и слышала на яву.

Маленький мой всё нездоров и очень мне мил и жалок. Вы с Сютаевым448 с Сютаевым. Василий Кириллович Сютаев (1819—1892), крестьянин дер. Шевелино Новоторжского уезда Тверской губернии. Сектант-проповедник. Общение с ним имело большое влияние на Толстого в период его религиозных исканий; Толстой познакомился с ним в 1881 г. Сютаев бывал у Толстых в доме. О нем см. гл. XIV «Так что ж нам делать?»; см. также: Шохор-Троцкий, «Сютаев и Бондырев» (ТЕ, 1913). можете не любить особенно своих детей, а мы простые смертные не можем, да, может быть, и не хотим себя уродовать и оправдывать свою нелюбовь ни к кому какою-то любовью ко всему миру.

Я думала получить сегодня от тебя письмо, но ты вчера не побеспокоился написать и успокоить меня насчет тебя. Впрочем, чем мне беспокойнее, тем лучше. Скорей сгорит моя свечка, которую теперь приходится очень сильным огнем жечь с двух сторон. Хотела тебе написать: «живи покойно, я рада, что тебе хорошо, мне тоже прекрасно...», но это было бы лганьё.

Мне гадко, мне нездоровится, мне ненавистна моя жизнь, я целый день плачу и если б под руками яд был, я бы кажется отравилась.

Разделять эту жизнь я тебя не зову и опять не лгу. Твое присутствие меня тоже расстроивает, тем более, что я ни тебя не могу успокоить и утешить, ни себя. Прощай.

Датируется на основании слов письма: «завтра [...] утром они едут в оперу», сопоставленных с фразой предыдущего письма от 2 февраля: «мальчики едут в четверг утром в «Фауста», которое не печатаем.

6566

№ 63

1882 г. Февраля 4. Четверг. Москва.

Получила сегодня твое тихое, покорное, но видно, что счастливое по твоему расположению духа — письмо449 Получила сегодня твое тихое, покорное [...] письмо. Толстой писал 3 февраля: «Пишу тебе, душа моя, из Ясной, в комнатке Алексея Степановича,
где мне очень хорошо [...]. Со мной спал на печке Петр Шинтяков. Марья Афанасьевна, Агафья Михайловна пили чай и беседовали вчера, а нынче я проехался верхом, напился кофею и начал заниматься, но не мог много сделать, — голова болит по-мигренному, и чувствую слабость. Я не натруждаю себя и читаю старые Revues и думаю. Упиваюсь тишиной. Посетителей избегаю. — Мне очень хочется написать то, что я задумал. В доме топят в тетинькиной комнате. Перейду только, если будет совсем теплый и легкий воздух. Пробуду я, как бог на сердце положит, и как ты напишешь» (ПЖ, стр.150).
, милый Лёвочка. Нет, не вызываю я тебя в Москву, живи сколько хочешь; пусть я одна уж сгораю, зачем же двум: ты нужней меня для всех и вся. Если я опять заболею, я пришлю телеграмму, тогда уж делать нечего. Наслаждайся тишиной, пиши и не тревожься; в сущности всё то же при тебе и без тебя, только гостей меньше. Вижу я тебя редко и в Москве, а жизнь наша пошла врозь. Впрочем какая это жизнь — это какой-то хаос труда, суеты, отсутствия мысли, времени и здоровья и всего, чем люди живы 450 чем люди живы. С. А. Толстая имеет в виду смысл, вложенный Толстым в его рассказ «Чем люди живы». Рассказ был незадолго до этого опубликован в журнале «Детский отдых» 1881 г., №12, стр.407—434. .

Сегодня мальчики, Илья и Лёля, были в опере, еще Коля Оболенский, Иван Михайлович451 Иван Михайлович — И. М. Ивакин (1855—1910), филолог. Учитель мальчиков Толстых. Позднее служил преподавателем русского языка в Московской третьей гимназии. Ему принадлежат воспоминания о Л. Н. Толстом (подготовлены к печати; подлинник хранится в Литературном музее).и Серёжа. Лёля всплакнул, говорят, когда в Фаусте один убил другого на дуэли. Вечером они были в цирке с Келлер, Лярскими452 Лярские — вероятно, семья Михаила Алексеевича Вонлярлярского, мирового судьи Пресненского участка в Москве., Оболенскими и Олсуфьевыми. Пять лож брали. Завтра утром я везу девочек в цирк и Андрюшу, а вечером на вечер к Оболенским. В субботу на вечер к Лярским: Олсуфьевы отменили свой вечер, Гриша453 Гриша. — Григорий Васильевич Олсуфьев.у них болен и Анна454 Анна. — Анна Васильевна, дочь В. А. Олсуфьева. с флюсом.

К Лярским очень скучно ехать, да и всюду скучно. Сегодня всё шила Маше платье к завтра, устала очень, а Фет болтал весь вечер, а я все шила и шила. Утром ездила за покупками для вечеров же, дорога и погода ужасные; растрясло по ухабам и даже затошнило. Дядя Костя у нас всё, и сегодня помог с Фетом, и было не так одиноко. Прощай, Лёвочка милый, будь здоров. Где ты? т. е. ты такой, какой был когда-то в отношении меня. Такого теперь тебя давно нет.

Прощай, уж 2 часа ночи, а еще дела мне много.

Соня.

Четверг. 4-го февраля 1882.

6667

№ 65—66

1882 г. февраля 6. Москва

Опять половина четвертого ночи, милый Лёвочка, и я пишу тебе. Мы только что приехали с вечера Лярских, где Тане и Илюше было очень весело. Серёжа не поехал, несмотря на мои уговоры. Там танцовали, было очень хорошее общество, Уварова с двумя дочерьми455 Уварова с двумя дочерьми — гр. Прасковья Сергеевна Уварова (1840—1924), рожд. княжна Щербатова, жена известного археолога Алексея Сергеевича Уварова (1828—1884). Ею одно время в молодости увлекался Толстой., Голицыны456 Голицыны — может быть кн. Дмитрий Михайлович Голицын, женатый на Зинаиде Васильевне Ладомирской (1832—1895)., Лобановы457 Лобановы — семья отставного гвардии ротмистра кн. Николая Алексеевича Лобанова-Ростовского (1826—1887), женатого на Анне Ивановне Шаблыкиной, в первом браке — Шеншиной (1837—1914)., Мария Михайловна Волкова с дочерью458 Мария Михайловна Волкова с дочерью — М. М. Волкова, рожд. княжна Голицына (1829—1882); у нее были дочери: Ольга (р. 1861), Мария (ум. 1922) и Екатерина (1864—1913)., Пушкина с дочерью459 Пушкина с дочерью — Варвара Дмитриевна, рожд. княжна Друцкая (1835—1908), жена Ивана Ивановича Мусина-Пушкина (1835—1894). У них дочери: Татьяна (по мужу Веригина) и Елизавета.(жена Ивана Ивановича слепого) и многие еще. Но кавалеры всё гимназисты. Ностиц460 Ностиц — гр. Григорий Иванович Ностиц (р. 1862), студент Московского университета, позднее офицер кавалергардского полка, окончил Академию генерального штаба, с 1912 г. начальник штаба гвардейского корпуса. дирижировал, Таня приехала в восторге.

А я нынче собираюсь утром ехать — мне говорят: граф и графиня Уваровы. Я их приняла, они сидели долго; но она (твоя бывшая пассия) мне не понравилась, ей на зубок попасться — не дай бог.

Ездили мы на коньки к Лазарику461 к Лазарику — каток на Петровке. , и брали Дрюшу и Мишу. Катались дети не долго — очень устали от вчерашних танцев. Илюша курил и пил там пиво в ресторане при коньках, и это очень огорчительно. Единственное ему отвлечение от всяких соблазнов — это вот такие вечеринки, как сегодня.

Завтра едем в манеж утром, с маленькими детьми. Вход им бесплатный, а это вместо прогулки. Вечером приедут Лили Оболенская462 Лили Оболенская — Елизавета Дмитриевна, по мужу Казенбек, дочь Д. Д. Оболенского.и дети Олсуфьевы463 дети Олсуфьевы — дети В. А. Олсуфьева.. Затем играть в игры, позову еще наших Оболенских464 наших Оболенских — семья Е. В. Оболенской, состоявшая из детей: Николая, Марии и Александры. , Леонида детей.

Потом, слава богу, масляница кончится и удовлетворенные достаточным весельем дети, — надеюсь, успокоятся.

Маленькому моему и мне лучше, верно по случаю мороза.

Получила сегодня за обедом твою телеграмму465 Получила [...] твою телеграмму. Имеется в виду телеграмма Толстого от 6 февраля: «Не успел вчера написать; помешали. Здоров. Работаю» (не опубликовано). , за которую спасибо. Надеюсь, что правда, что ты здоров, дай-то бог.

Прощай, Лёвочка, руки дрожат от усталости, 4 уж пробило. Целую тебя. Дети все здоровы.

Соня.

6 февраля, суббота, 1882.

Теперь утро субботы466 Теперь утро субботы, — этими словами начинается приписка Толстой на отдельном листке., 7 часов утра. Я кормила и мучилась тем, что пишу тебе такие дурные письма, как опять вчера467 пишу тебе такие дурные письма, как опять вчера — ср. предшествующее письмо. . Но в 4-м часу ночи бываю так уставши и раздражена. Прости меня, пожалуйста. Распечатала нарочно конверт, чтобы сделать эту приписку. Так естественно, что ты уехал, так законно и нужно тебе это было, и я иногда сознаюсь в этом. Но люди эгоисты, и я тоже.

Всю ночь шел снег и я вижу, что нынче пороша. Жива ли Булька?468 Жива ли Булька? — черно-пегий охотничий понтер Льва Николаевича.

Да, лошадей не стоит теперь распродавать469 лошадей не стоит теперь распродавать. Толстой писал 4 февраля: «Нынче Митрофан продал Балабенка за 65 рублей. За Гнедого дают 110 рублей» (ПЖ, стр.152). , прокормивши всю зиму. На чем же мы ездить будем? Ведь останутся клячи в роде Голубого и только. Гнедого ни за что не продавай и Мужика, а то что же запрягать? Когда приведут из Самары, тогда и продать.

Это я так, между прочим, пишу, я теперь часто сама мечтаю о том, когда я перееду в Ясную.

Прощай, голубчик, ложусь, а то опять разгуляюсь, а нынче опять на вечер. Целую тебя, прости.

Соня.

6768

№ 67

1882 г. Февраля 7. Москва

В первый раз в жизни моей, милый Лёвочка, я сегодня не обрадовалась твоему скорому возвращению470 я сегодня не обрадовалась твоему скорому возвращению. 6 февраля Толстой писал: «Жив буду, то выеду в понедельник или вторник, смотря по работе и известиям от тебя» (ПЖ, стр.153). . Ты пишешь, в понедельник или во вторник ты выедешь: значит, может быть, завтра ты приедешь и опять начнешь страдать, скучать и быть живым, хотя и молчаливым, укором моей жизни в Москве. Господи, как это наболело во мне и как измучило мою душу!

Это письмо тебя может быть не застанет; если же застанет, то не думай, что я очень желаю твоего возвращения; напротив, если ты здоров и занимаешься и, особенно, если тебе хорошо, то зачем же возвращаться? Что ты мне не нужен ни для каких житейских дел — это несомненно. Я всё держу в порядке и в равновесии пока: дети покорны и доверчивы, здоровье лучше, и всё идет в доме, как следует. Что же касается до духовной моей жизни, то она так забита, что не скоро и дороешься до нее.

И пусть будет пока забита, мне страшно ее раскопать и вывести на свет божий, что я тогда буду делать? Эта внутренняя, духовная сторона жизни до такой степени не согласуется с внешней.

Сегодня утром мы были в манеже со всеми детьми, Машенькой и Hélène. Но толпа большая, видели какой-то мерзкий, механический театр и не добрались больше ни до чего. Покатали Мишу и Дрюшу на круглых качелях, измучилась ужасно от толпы и не вышло это. Обедал у нас Дьяков и Машенька и дядя Костя. Дьяков и Машенька взяли Таню в концерт цыган, а ко мне приехали вечером Л. П. Оболенская471 Л. П. Оболенская — Елизавета Петровна, рожд. Вырубова, жена Д. Д. Оболенского.с Лили, двое детей Олсуфьевых и наша Лиза Оболенская с детьми. Играли в petits jeux,* игры ели сладости и очень веселились.

Все наши дети так довольны масляницей, что даже с удовольствием берутся за учение. У нас гостей бывает очень мало и тихо без тебя ужасно. А ты не умеешь себя оградить от толпы, которая на тебя напирает, даже в Ясной на тебя налетели472 даже в Ясной на тебя налетели. Толстой писал 6 февраля: «Вчера я чувстовал себя лучше всех дней, — спина перестала болеть, и я только что взялся за работу, как приехал Урусов. А я только послал ему письмо, в котором тонко намекал, чтоб он не ездил. Он встретил Филиппа у границы и приехал, и я был очень не рад. Утром я занялся, но всё уж не то, и вечер устал ужасно от разговоров. Теперь для меня нет ничего ужаснее разговоров. Он не виноват и очень мил, но я-то наговорился, уж до конца моей жизни не захочется» (ПЖ, стр.152—153). .

Прощай, милый друг, если вернешься, я деспотически буду отбивать от тебя разговаривающих умников. Тогда ты увидишь, как тихо и хорошо можно тут жить.

Сегодня ложусь раньше, авось опомнюсь и отдохну. Жаль, что ты всё не совсем здоров, слаб и без аппетита. Как это деревенский воздух не дал тебе аппетита? Ходил ли ты с ружьем?

Прощай, если не приедешь, напиши, пожалуйста.

Соня.

Воскресенье.

7-го февраля. 1881.

Год проставлен Толстой ошибочно.

6869

№ 69

1882 г. Марта 2. Москва.

После письма.

Сейчас хотела посылать письмо, адресованное в Тулу, и распечатала, чтоб адресовать на Козловку и выразить тебе, главное, свое сочувствие, что ты, независимо от своей воли, замёрз в Москве473 ты замёрз в Москве. — Толстой писал 28 февраля: «Опять все утро ничего не делал и был в самом унылом, подавленном состоянии, но не жалею об этом и не жалуюсь. Как мерзлый человек отходит и ему больно, так и я, вероятно, нравственно отхожу, — переживаю все лишние впечатления и возвращаюсь к обладанию самого себя. Может, это временно, но я ужасно устал от жизни, и мне хорошо отдохнуть» (ПЖ, стр.154). . Я знаю, ты не мог иначе, еслиб даже хотел. Мои просьбы и надежды развеселить и осчастливить тебя — напрасны. Мне очень больно твое состояние, и мне очень трудно всё в жизни помирить. Зачем ты мне столько воли дал?

За лошадей я ни капельки не сержусь474 За лошадей я ни капельки не сержусь. Толстой писал 28 февраля: «Очень меня мучает то, что вышло так, что я тебе навалил заботы о лошадях и Филиппе. Пожалуйста, прости меня за это. Это случилось невольно и, главное, не бери к сердцу, если выйдут какие-нибудь затруднения. Как нарочно, это так случилось. Знаю, что, если ты будешь здорова, то всё сойдет хорошо, а если нет, то очень понимаю, что тебе станет досадно, и совершенно справедливо упрекнешь меня, — ко всем твоим заботам навалил на тебя еще заботу о лошадях, которой ты и не сочувствуешь. Одно помни: что как бы что ни вышло, только бы ты не сердилась — и все будет прекрасно» (ПЖ, стр.155). , боюсь напутать и что-нибудь пропустить, за что извинишь.

Кончаю, иду кормить, кричит маленький.

Прощай, отдыхай, люби меня, не проклинай за то, что посредством Москвы привела тебя в такое положение, целую тебя.

Датируется на основании письма Толстого от 28 февраля (в ПЖ неверно датировано 1 марта), на которое Толстая отвечает настоящим письмом. «После письма» значит: после получения письма Л. Н-ча.

6970

№ 70

3 марта 1882 г. Среда, вечер. Москва.

Сегодня день прошел не так для меня спокойно и благополучно, как те дни. Может быть, мне это и кажется, потому что Агафья Михайловна меня разжалобила надо мной475 Агафья Михайловна меня разжалобила надо мной. Толстой писал 2 марта: «Сейчас Агафья Михайловна повеселила меня рассказами о тебе, о том, каков бы я был, если б женился на Арсеньевой: «А теперь уехали, бросили ее там с детьми, — делай, как знаешь, а сами сидите, бороду расправляете» (ПЖ, стр.155). — Валерия Владимировна Арсеньева (1836—1909), по мужу Волкова, соседка по Ясной Поляне. В 1856 г. ею увлекался Толстой и собирался жениться., и мне даже смешно стало, что в то время, как я читала про себя посланное с Илюшей письмо, Серёжа брат говорил Василию Ивановичу476 Василию Ивановичу. В. И. Алексеев в то время был арендатором нескольких сот десятин в самарском хуторе Толстого. , приехавшему утром, что хорошо Льву Николаевичу, избалованному судьбой и женой — жаловаться, ему есть перед кем грустить, его пожалеют, а вот я скажу: «слаб стал», а жена говорит: «давно умирать тебе пора». Или скажу: «нездоровится», а она говорит: «родимец тебя расшиби».

Но вот мой день: первое, самое унылое и грустное, когда я проснулась, было твое письмо477 первое, самое унылое и грустное... было твое письмо. Толстой писал 2 марта: «Тот побирается, тот в падучей, тот в чахотке, тот скорчен лежит, тот жену бьет, тот детей бросил. И везде страдания и зло, и привычка людей к тому, что это так и должно быть. — Если бы я писал утром, я бы написал тебе бодрое письмо, а теперь опять уныл» (ПЖ, стр.156). . Всё хуже и хуже. Я начинаю думать, что если счастливый человек вдруг увидел в жизни только всё ужасное, а на хорошее закрыл глаза, то это от нездоровья. Тебе бы полечиться надо. Я говорю это без всякой задней мысли, мне это кажется ясно; мне тебя жаль ужасно, и еслиб ты без досады обдумал и мои слова и свое положение, — ты, может быть, нашел бы исход.

Это тоскливое состояние уже было прежде, давно; ты говорил: «от безверия», повеситься хотел. А теперь? Ведь ты не без веры живешь, отчего же ты несчастлив? И разве ты прежде не знал, что есть голодные, больные, несчастные и злые люди? Посмотри получше: есть и веселые, здоровые, счастливые и добрые. Хоть бы бог тебе помог, а я что же могу сделать?

Ну, потом Илья пришел ко мне утром, губы и голос дрожат, Малыш пропал478 Малыш пропал. Малыш — любимый понтер Ильи Львовича.. Мы сделали всё возможное, чтоб его отыскать, мне так самой его жалко стало. Пропал он со вчерашнего вечера, я и не знала. Слава богу нашли, какой-то лакей в Денежном переулке его запер и отдал. Потом поехала скучные два визита сделала: Свербеевой479 Свербеева — Екатерина Александровна Свербеева, рожд. Щербатова (ум. 1892).и Боянус480 Боянус — мать приятелей И. Л. Толстого, жена врача гомеопата Карла Ивановича Боянуса, Ольга Семеновна, рожд. Хлюстина (1837—1910). , и ни ту, ни другую не застала.

Василий Иванович сам к тебе едет, потому о нем ничего не пишу. Он грустен; привез две тысячи, покупал машины молотильные, кажется в Рязанской губернии.

Когда приехала домой, Мишу очень рвало, я испугалась, но он к вечеру повеселел, и здоров, повидимому. Но всё это одно к другому. Теперь у нас сидит Фет и Серёжа — брат и сын — в кабинете, и Василий Иванович. Вот я пишу это письмо со спехом. Учила Машу, кормила Алёшу, говорила с продавцами лошадей и кучерами, а самовар кипит, меня зовут, и я спешу.

О лошадях вот что: Конек привел лошадь и я 160 р. с. отдала. Завтра в 10 часов утра приведут и ту лошадь, и завтра же я отправлю лошадей в Тулу. Разница по справкам оказалась на 5 р. с., около того. А я знаю, тебе хотелось еще раз взглянуть на лошадей, так я их и посылаю. Василий Иванович скажет, когда выслать в Тулу за ними лошадь и человека. Завтра же и деньги отдам за ту лошадь. Так ли я всё распорядилась, и доволен ли ты мною?

Не кончив письма, пошла поить всех чаем. Теперь Фет, наговорившись вдоволь с Серёжей — братом, — ушел. Я всё у самовара разговаривала с Василием Ивановичем. Илюша, выспавшись, пришел тоже к чаю. В гимназию он не ходил, его Малыш с ума свел. У меня было столько мыслей, что едва перо успевало писать всё, что думала и хотела написать; теперь прервала и всё забыла.

Теперь, прервав нить мыслей, буду придумывать, что могло бы тебя интересовать: Таня ездила в школу481 Таня ездила в школу. Т. Л. Толстая брала уроки в Училище живописи, ваяния и зодчества., Серёжа был в университете482 Серёжа был в университете. С. Л. Толстой был в то время студентом-первокурсником естественного отделения. , у Лёли был сильный насморк весь день, маленькие здоровы. Прощай, милый мой друг, как бы утешить тебя, голубчик, я только одно могу, — любить и жалеть тебя, но тебе уж этого теперь не надо. Что же тебе надо? хоть бы знать. Целую тебя и отсылаю, спешу, это письмо.

Соня.

7071

№ 71

1882 г. Марта 5. Москва.

Милый Лёвочка, лошадей я купила, посылаю с Филиппом. Пришли за ними человека или двух: жеребец очень строг. Заплатила я за них купонами за обоих, чему очень рада. Хорошо, что ты не в Москве. Брат Серёжа, Василий Иванович, гости, всё это опять утомило бы тебя и заставило говорить и отвлекло бы от занятий. Серёжа остановился ведь у нас. В Ясной же Василию Ивановичу ты будешь рад, там он один, и разговор вести с ним тебя не утомит. Надеюсь, что ты в лучшем состоянии.

Илюша принес сегодня книгу, у него отметки еще хуже483 У него отметки еще хуже. Илья Львович учился в то время в пятом классе частной гимназии Л. И. Поливанова. ; это просто беда, как он дурно учится. Напиши ему словечко построже.

Посылаю тебе с Филиппом 50 р. с. денег и с Василием Ивановичем 100. Илья сказал, что у тебя денег нет даже на прожиток. Что ж ты так мало взял?

У нас всё хорошо, только Миша что-то кисел, и мне не совсем здоровится: спина болит, вялость ужасная, ото всего устаю и пришлось пилюли принимать, желудок не действует совсем. Очень уж тепло и сыро стало жить на свете, от этого и всем не хорошо эту зиму. Серёжа брат очень жалуется на слабость и нездоровье.

Пишу в 2 часа дня. В 3 часа поеду с Василием Ивановичем делать ему покупки в знакомых лавках, чтоб его полотном не обманули. Кстати и мне нужны скатерти, совсем стали необходимы.

Прислал Бутурлин484 Бутурлин — Александр Сергеевич Бутурлин (1845—1916), симбирский помещик, кандидат естественных наук; был привлечен к суду за принадлежность к сообществу, возглавлявшемуся революционером Нечаевым; по суду оправдан, но подвергся тюремному заключению и ссылке; по отбытии ссылки, 50-ти лет поступил на медицинский факультет, который и кончил. — В 1882 г. Бутурлин содержался в тюрьме.сказать, что его выпускают ежедневно от 4-х до 7-ми домой, и если его хотят видеть, то могут придти. Сказали, что ты в деревне, и, слава богу, что тебя нет. Ты по доброте, может быть, и пошел бы ему сказать слово утешения, а теперь не можешь. Бог с ними, опять, пожалуй, навлекло бы какие-нибудь подозренья. Серёжа хочет идти485 Серёжа хочет идти. Сережа — С. Л. Толстой. , а я его сильно отговариваю, не знаю, послушается ли? Ведь жандарм, приставленный к Бутурлину, верно, будет зорко смотреть и замечать, кто приходит, и простое, доброе влеченье души объяснит по-своему, по-жандармски.

Хотела сегодня отправить лошадей, но Филипп говорит, что опоздали, надо завтра. Пришли, стало быть, за ними в субботу утром, в Тулу.

Мне пришло в голову вот что: не оставить ли в Ясной Урагана, т. е. дорогого жеребца, его вести очень трудно, как бы что не случилось. Из Самары же привести кобыл, и для твоей потехи держать небольшой завод в Ясной. Места довольно; из продажи молодых похуже будем содержать этот небольшой завод, а лучших будем оставлять, и так этот маленький завод может дойти до совершенства.

Это, впрочем, только я так тебе пишу; дело не мое, и я тут не при чем; мне только хотелось бы тебе игрушку устроить, чтоб были у тебя глупые радости 486 глупые радости — «изречение самого Льва Николаевича» (прим. С. А.). , как ты их называешь.

Это письмо, стало быть, тебе доставит Василий Иванович.

Прощай, милый мой, если тебе хорошо, живи и отдыхай; у меня нет никаких в Москве затруднений и волнений; всё идет хорошо и благоразумно. А ты не греши тем, что тоскуешь; это не хорошо, если это не физическое; если болезненное, ты не виноват, а если тоска сердечная, такая, которую и не хочешь изгнать из души, то это неблагодарность судьбе.

Вот, еслиб ты не страдал, как я-то была бы счастлива, я свое счастье вижу и ценю.

Прощай, целую тебя.

Соня.

5-го марта.

7172

№ 72

1882 г. Марта 5—6. Москва

Я тебе по два письма в день пишу, милый Лёвочка; это чтоб ты повеселел. Посылаю лошадей. Аттестаты у Василия Ивановича, и также 100 р. с. денег, 50 дала Филиппу.

Каким радостным чувством меня вдруг охватило, когда я прочла, что ты хочешь писать опять в поэтическом роде 487 Ты хочешь писать опять в поэтическом роде. Толстой сообщал Софье Андреевне в письме от 3 марта: «чувствую, что я отдыхаю и, несмотря на нездоровье, набираюсь сил, и многое лучше, яснее и проще обдумываю. Может быть это мечты и загадыванья ослабевающего, но приходят всё в голову мысли о поэтической работе. И как бы я отдохнул на такой работе. Как задумаю об этом, так точно задумаю о летнем купанье. Но, пожалуйста, и детям этого не говори. С тобой я думаю вслух» (ПЖ, стр.157). . Ты почувствовал то, чего я давно жду и желаю. Вот в чем спасенье, радость; вот на чем мы с тобой опять соединимся, что утешит тебя и осветит нашу жизнь. Эта работа настоящая, для нее ты создан, и вне этой сферы нет мира твоей душе.

Я знаю, что насиловать ты себя не можешь, но дай бог тебе этот проблеск удержать, чтоб разрослась в тебе опять эта искра божия. Меня в восторг эта мысль приводит.

Эту записочку кончаю. Теперь уж ночь, я ложусь сейчас. В зале Серёжа брат с Костенькой восхваляют Каткова488 Сережа брат с Костенькой восхваляют Каткова. В шуточной корреспонденции «Почтового ящика» Толстой писал о брате: «Больной страдает манией, называемой испанскими психиатрами «катковская мания древлероссийского благородства». Признаки общие: больной после принятия пищи испытывает непреодолимое желание слушать «Московские ведомости» и не безопасен в том отношении, что при требовании чтения «Московских ведомостей» может употреблять насилие» (И. Толстой, «Мои воспоминания», 2 изд., 1933, стр.109). — К. А. Иславин служил в то время в редакции Каткова. , и мне и скучно, и противно. Все спят, все здоровы. Василий Иванович тебе о нас расскажет. Приезжай только, когда совсем соскучишься и явится потребность вернуться. Я не жду тебя и рада буду увидать тебя отдохнувшим и бодрым. Посылаю тебе немножко съедобной провизии; боюсь, что ты очень уж по-спартански живешь. Береги свое здоровье, не студись, не голодай, спи хорошенько, и только люби нас.

Соня.

Ночью, с четверга на пятницу

Скажи Василию Ивановичу, что «Детский отдых»489 «Детский отдых» — ежемесячный иллюстрированный журнал для детей, выходил с 1881 г. Издательницей была Наталья Александровна Истомина, редактором — П. А. Берс (первые полтора года), затем знакомый Толстых В. К. Истомин. послан в конце февраля, и тот год, и этого два номера. Петя мне пишет.

Датируется по связи содержания настоящего письма с предшествующим; последние слова настоящего письма: «Скажи Василию Ивановичу» свидетельствуют о том, что В. И. Алексеев уже выехал в Ясную Поляну, почему и относим письмо к 5 марта в ночь на 6 марта; помету Толстой в конце письма «с четверга на пятницу» считаем опиской, вместо «с пятницы на субботу».

7273

№ 73

8 апреля 1882 г. 11 ч. вечера. Четверг. Москва

Милый Лёвочка, сейчас только вернулась, исполнивши твое поручение с письмом о помощи бедному студенту. Пошла я, было, к Сухотину490 Сухотин — Сергей Михайлович Сухотин (1818—1886), камергер, крупный помещик Тульской губ. Служил в л. -гв. Преображенском полку; с 1851 г. был советником Московской дворцовой конторы; доставлял Толстому материалы из архива при писании «Войны и мира». В «Русском архиве» за 1894 г. (№№2, 3 и 4) напечатаны «Из памятных тетрадей С. М. Сухотина». Жена Сухотина — Мария Алексеевна, рожд. Дьякова — развелась с ним в 1868 г. и вышла замуж за Сергея Александровича Ладыженского. Обстоятельства этого развода послужили фактическим материалом для описания развода Карениных в романе Толстого.; там говорят, что все у Фохта491 Все у Фохта. Николай Богданович Фохт, классик, преподаватель древних языков. Умер 30 лет. Был женат на Елизавете Сергеевне Сухотиной, по второму браку Баратынской., который совсем умирает. Велела я ехать к Львовой492 Львова — жена Н. А. Львова, Мария Михайловна, рожд. Челищева., но одумалась и поехала в Конюшки493 В Конюшки. В Конюшковском переулке (на Новинском бульваре) жили Дьяковы.. Вошла к Дьякову, там все Сухотины до одного: муж — Сергей Михайлович, жена, сын с женой494 Сын с женой — Михаил Сергеевич Сухотин (1850—1914) и первая его жена — Мария Михайловна, рожд. бар. Боде (1856—1897); вторым браком был женат на Т. Л. Толстой.. Так их странно вместе видеть. Агония Фохта кончилась и он не умер; явилась опять надежда. Лиза Оболенская тоже там. Ну вот я всё-таки письмо достала, прочла вслух, видела, что все приняли к сердцу, я уверена, что Дьяков поможет тоже, хотя он ничего не сказал. Миша Сухотин взялся завтра же передать письмо спириту Львову495 Спириту Львову. Николай Александрович Львов (1834—1887), медиум любитель. У него на сеансе в первой половине 1880-хгг. был Толстой с Н. В. Давыдовым, П. Ф. Самариным и К. Ю. Милиоти (см. Давыдов, «Из прошлого», М. 1914, стр.287). Посещение этого сеанса дало Толстому исходное впечатление при писании им комедии «Плоды просвещения», в которой Н. А. Львов изображен в лице Звездинцева. , все говорят, что он сделает, что можно, и твои 20 р. с. я там же в конверте оставила.

Другое твое дело — корректуры496 Корректуры. В «Русской мысли» набиралась статья Толстого «Вступление к ненапечатанному сочинению» («Исповедь»). Она не была пропущена цензурой.. Их принесли сегодня, в 8 часов вечера, конверт так велик и толст, что невозможно бросить в ящик, и я завтра посылаю по почте в Ясенки, где ты и получишь в виде посылки. Туда же я положила тесьму для мёбели; передай ее Ивану497 Передай ее Ивану, — вероятно Иван Алексеевич (ум. 1884 г.), шорник. .

У нас все здоровы, и пока довольно тихо. Вчера сбили таки нашу Таню насчет вечера у Хомяковых498 У Хомяковых — у Д. А. и А. С. Хомяковых.. Пришел Всеволод499 Всеволод — В. В. Шидловский., говорил, что последняя среда, что пропасть будет хороших гостей и проч., и проч. Потом пришла Валентина500 Валентина — Валентина Сергеевна Ушакова, по мужу Гордеева, сестра А. С. Хомяковой. , стала просить и умолять отпустить Таню. Так они обе меня просили, что я поколебалась минуту и сказала: может быть, часочка на два. Этим я всё дело испортила, дала Тане легкую надежду, и она начала вечером приставать: поедем, да поедем. Очень трудно было устоять. Но я вдруг опомнилась, вспомнила, что ты этого не желал, что это совершенно противно моим взглядам, и так и не поехала. Таня и поплакала, и посердилась, но дело обошлось почти мирно.

Сегодня я была у своей тёзки501 Были у своей тезки — Гр. С. А. Толстая, рожд. Бахметева, в первом браке бывшая за Л. Ф. Миллером, вдова поэта гр. Алексея Константиновича.Толстой. Эти две таинственные дамы502 Эти две таинственные дамы. Н. Н. Страхов писал Толстому 4—5 апреля 1877 г. о С. А. Толстой-Бахметевой: «Она да еще другая дама, ее приятельница, — большие охотницы до философии, много читают и даже ходили для этого в Публичную библиотеку» (ПС, стр.111). играли со мной в простоту, но мне не понравились. Вот уж нам не ко двору! Бог с ними, я знакомства с ними продолжать не желаю, надеюсь, что они того же мнения обо мне. А будут жить в Москве всю весну и будущую зиму. Вот когда к ним кто попадется, тому плохо будет!

Таня с Ильей на Девичьем Поле у Олсуфьевых503 На Девичьем Поле у Олсуфьевых — в доме В. А. Олсуфьева.
По поводу настоящего письма Толстой приписал к своему письму от 9 апреля: «Сейчас получил твое хорошее письмо. Прекрасно сделала, что не пустила Таню и пока так хорошо у тебя, так же, как у меня. Что даст бог завтра» (ПЖ, стр.164).
. Серёжа выдержал свой первый экзамен, получил пять и счастлив, и доволен. Лёля и Маша бледны, нервны и жалки. Малыши шумны, Алёша мил и качает улыбающейся головкой на тонкой шейке.

Прощай Лёвочка, напиши как здоровье, как нервы, вели мне что-нибудь сделать, и не будь никогда чужой.

Соня.

Толстая пометила: «Из Москвы в Ясную Поляну, куда опять уезжал Лев Николаевич».

7374

№ 74

1882 г. Апреля 11. Москва.
10 апреля. 1882. Воскресенье вечер.

Только что получила твои два письма ра́зом504 Получила твои два письма разом — от 9 и 10 апреля (ПЖ, стр.162—165; датировано неверно)., милый Лёвочка, и совсем ожила опять духом. Всё стало легче, и веселей и ясней. Я беспокоилась и телеграфировала тебе, а теперь раскаиваюсь, как бы тебя не встревожить. Ты очень соблазнительно пишешь о деревне505 Ты очень соблазнительно пишешь о деревне. Толстой писал 10 апреля: «мы пошли в Заказ. Вальдшнепов было пропасть. Дождичек шел теплый. Я два раза промахнулся, а Урусов, кажется, убил двух. Обоих не нашли. Завтра он пойдет искать [...]. Нынче день теплый, с дождичком. Трава так и лезет. Зеленя стали такой яркой, зеленой краски, какой не найдешь у Аванцо» (ПЖ, стр.164). и зеленой травке и вальдшнепах, но всё это недосягаемо, и мне не весело будет без тебя воспользоваться всем этим. Только бледная Маша и малышки жалки в городе.

Я точно сделала что-то очень дурное, что отправила Carrie в больницу506 отправила Carrie в больницу. Англичанка Carrie захворала острым воспалением легких; об этом Толстая писала в письме от 10 апреля.. Но сама она такая всегда, и на этот раз, непонятная: едет и очень довольна, улыбается, всё устроивает. Но она, бедная, очень страдала всю ночь: я до 3-х часов ночи давала ей порошки; в 5 ее проведала, а в 8 проводила в карете с Дуняшей507 С Дуняшей. Авдотья Васильевна Попова, жила у Толстых экономкой около 30 лет.и Сергеем508 Сергеем — С. П. Арбузов. в больницу Екатерининскую, конечно с полного её не только согласия, но даже с охотой с её стороны. Не чувствуя себя в силах за ней ходить, я ее отправила. Девушки отказывались с ней ночевать: страшно, говорят, да и спать всю ночь не дает от стонов. Поместили её хорошо; в палате её, рядом с ней, барышня 17 лет, говорит по-английски, и доктор говорит. Проболеет она дней 12-ть, а потом можно будет её взять; если завтра мое горло будет легче, я проведаю её.

Боюсь, что ты так чувствителен на мои письма, я их так дурно пишу. Сейчас получила ответ на мою телеграмму509 ответ на мою телеграмму. Есть телеграмма Толстого от 12 апреля «Приеду вторник курьерским». — Возможно, что Толстая писала свое письмо два дня. В подлиннике: на твою телеграмму, считаем это опиской Толстой и печатаем: мою. , и осталась недовольна тем, что нет ответа ни на то, здоров ли ты, ни на то, когда приедешь? Я, впрочем, очень спокойно переношу твое отсутствие; только бы письма получать более регулярно, чем сегодня. Твои письма очень хороши, и мне жаль, что ты не во всю пишешь, боясь других.

Андрюша спит со мной, а Маша с Таней; из контор выписала швейцарок, непременно возьму. Были нынче Кити Мансурова с братом510 Кити Мансурова с братом — Екатерина Борисовна, дочь Б. П. Мансурова, у нее было два брата — Павел и Мануил. . Серёжа готовится к экзаменам. Илья поехал обедать к Боянус, а потом с ним в любительский театр. Алёша страшно кашлял ночью. Приехала сейчас Варенька с мужем.

Я глупа и нервы расстроены от бессонной ночи и тревоги с Carrie. Чирков511 Чирков — Василий Васильевич Чирков, врач Вдовьего дома, ассистент Захарьина. денег за Carrie не взял за визит; он ужасно настаивал на больнице. Я рада, что тебе, повидимому, хорошо, и что ты работаешь. Продолжай и о нас не беспокойся. Завтра высплюсь и отдохну, и опять на воздух выйду и опомнюсь.

Ну прощай, милый друг. Леонид ничего о Глазкове не говорил512 Леонид ничего о Глазкове не говорил. Толстой писал 9 апреля: «Нынче еду из Ясенков [...] и навстречу едет тройка хороших мужицких лошадей маленькой рысью, сидят на передке два молодых парня и везут что то странное — мне показалось — цветы, в горшках и все в цвету, розовое, белое. Поровнялся ближе, — ящик черный и весь укладен венками живых свежих цветов. — Что везете? — Господина. — Какого? — Мертвого господина. — Кто он? — Глазков. Везут в именье. Так странно» (ПЖ, стр.162). В следующем письме Толстой сообщил Софье Андреевне: «Урусов много интересного рассказывал и, между прочим, про смерть Глазкова. Ты верно слышала от Леонида [Оболенского]. Это ужасно!» (стр.165) — Иван Иванович Глазков (р. 1823); умер 6 апреля 1882 г., похоронен в селе Покровском-Ушакове Крапивенского уезда Тульской губернии. ; он приехал вечером предложить, не нужен ли он на что-нибудь. Я просила место приготовить в больнице Carrie, что он и сделал, спасибо ему. Иногда очень жаль, что мы не в Ясной, а иногда думаю: всё это хорошо в хорошую погоду, а каково теперь: холод, дождь, всё равно сиди дома; да никого не видишь, тогда тут, пожалуй, лучше. Но устала я, так что-то устала от жизни, что всё равно. Думаю, вот скоро ночь, как хорошо будет лечь. Жаль, что не знаю, когда ты приедешь; всё бы так считала: вот день еще прошел, а там еще, хоть 10 дней, но лучше почему-то знать.

Соня.

В датировке Толстой есть ошибка: воскресенье падало на 11 апреля, а не 10. Исправляем на 11. Настоящему письму предшествовало два других, от 9 до 10 (суббота); их мы не печатаем.

7475

№ 75

Вторник 18 мая 1882 г. Москва

Сегодня всё гораздо лучше, милый друг Лёвочка. Здоровье Лёли стало очевидно лучше. Сегодня он не принимал хинина, лихорадки нет и тик был легче. Но испугал он меня ужасно ночью. Сплю я, вдруг слышу за перегородкой треск и шум. Я думала, он упал с дивана, бросилась к его постели, — она пуста. Вижу я, бежит он в одной рубашке уже в залу. Я подошла, говорю: что ты, Лёля, куда? Вижу лицо его идиотское и он плаксиво мне отвечает: «да туда, сидеть, пустите, я пойду». Тогда я поняла, что это лунатизм и свела его тихонько в постель. Долго после не могла я заснуть, всё трясло меня. Маленькому тоже лучше, меньше кашляет и спал отлично. Сегодня я не устала и не тосковала... Ездила кое-какие дела кончить, больше не поеду, всё сделала. Вчера во время обеда явился Урусов513 Урусов — вероятно, Сергей Семенович Урусов.с Богдановой смотреть дом. Ей, кажется, не хочется купить, страшно, что гнил. Был сегодня Арнаутов514 Арнаутов — Иван Александрович Арнаутов, владелец с 1874 г. дома №21 по Долгохамовническому переулку, который был куплен Толстым в 1882 г., раздушенный и любезный. Говорит, что дом еще покупают, а он уступить не может. Серёжа ходил к Щепкину515 Сережа ходил к Щепкину. Митрофан Павлович Щепкин (1832—1908), публицист и общественный деятель; инициатор проведения в жизнь «городового положения» 1863 г. Читал в Петровской академии политическую экономию; гласный Московской городской думы 1870 гг. Кадет. Сотрудник «Русского вестника», «Атенея», «Московских ведомостей» и «Русских ведомостей». Щепкин содействовал вовлечению Толстого в перепись 1882 г. Держал корректуру «В чем моя вера». Привлекался Толстым при первой попытке создания народного издательства. Щепкин владел типографией, в которой Софья Андреевна печатала отдельные произведения Толстого., не застал, а об архитекторе сказал. Илья сегодня из латыни получил 3 и очень доволен. Вчера вечером у меня таки была с ним история. Он весь вечер сидел в пьяной компании маляров, я его оттуда выгнала и бранила. Он отвечал, а я ему сказала, что считаю своею обязанностью его охранять, беречь и потому он меня может даже бить, если хочет, а я буду всё-таки его охранять до последнего издыханья от того, что считаю ему вредным. Он очень смягчился, и мы простились друзьями. Пили чай en famille:* в семейном кругу Саша, Маша Свербеева с мужем516 Маша Свербеева с мужем. Муж М. В. Свербеевой — Михаил Дмитриевич Свербеев., дядя Костя и я с детьми. Нам было очень приятно. Сегодня Саша с дядей ушли в Нескучный517 Нескучный — Нескучный сад на берегу Москвы реки за Калужской площадью в сторону Воробьевых гор., а Серёжа и Илья ушли с Адамом518 Адам — сын Василия Александровича Олсуфьева. купаться. Понемножку я убираюсь и укладываюсь. Лиза стала привыкать с ребенком и я немного освободилась.

Ах! какие кляксы, я не видала!

Как то вы все поживаете? Счастливые! И я скоро буду счастливая. Саша ходил в Арнаутовский дом и сад и пришел в восторг от сада. Мне принесли огромный букет. Прощайте, мои милые, целую всех, надеюсь, что вы здоровы, что Таня хозяйничает и qu’elle fait la maman.* что она изображает мать. Я ей сегодня купила лент бледно-голубых и розовых. Не нужно ли что к фуляровому платью, Таня, что ты будешь шить из двух? Илья нынче возьмет твое полотно и портфель в Третьяковской галлерее519 Третьяковская галлерея — собрание картин, основанное П. М. Третьяковым (1839—1898).. Саша очень хвалил твой 1-й номер520 Саша очень хвалил твой 1-й номер. Вероятно речь идет о каком-нибудь рисунке Т. Л. Толстой. — В подлиннике С. А. Толстой «твой 1-ый номер» стоит в родительном падеже. . Мы очень приятно живем вместе. Завтра пришлем Тане сестре телеграмму на Козловку. Еще прощай, меня люби и не будь строг.

Соня.

Предшествующее письмо от 17 мая не печатаем. Писано в Ясную Поляну, куда уехал Лев Николаевич с детьми Татьяной, Марией, Андреем и Михаилом.

7576

№ 76

1882 г. Августа 14. Я. П.

Приезжает сегодня Страхов, милый Лёвочка; это очень меня смущает. Третий раз он приезжает в наш дом и не застает тебя, точно нарочно. Так как ты, вероятно, не скоро приедешь, а Страхов пробудет 3 дня, то выйдет очень и очень неловко, и жалко Страхова. А мне даже неловко и увидать его.

Алёша целые сутки опять горел, и весь посинел и побледнел, и жалок, и вял, и меня приводит в смущение. Погода дождливая и унылая, а на душе всё мрачнее и мрачнее, за что меня стоит побить, но я объясняю, себе в утешенье, что я стала болезненна. Здоровье мое, кажется, не хорошо; всё кашель и слабость.

Как-то ты доехал, как здоровье твое? Что Арнаутовский дом? Если я не опоздала написать, то пожалуйста, чтоб прежде перестройки мне показать чертеж архитектора с обозначением, сколько где аршин вышины, длины и ширины.

Вчера в первый раз узнала, что оттиски твоей статьи521